Самая длинная ночь в году, или В объятиях Зверя

Глава 1.

— И финалистками становятся!.. — перекрикивая гул и мужской свист, гремит голос распорядителя конкурса.

Я витаю в облаках, совершенно точно уверенная, что меня в этом списке нет. Осматриваю сверкающий зал небольшого театра и незнакомцев, что пришли поглазеть на девушек в купальниках. Облом, мальчики. И слава всем звёздам, не было такого тура. Хотя Нинка уверяла, что ещё на кастинге меня заставят раздеться. А вот хрен им на весь макияж. Я хоть и решилась принять участие, но точно не горела желанием оголяться. Вообще меня суперприз привлёк. Тур на загадочный остров.

— Виктория Кадьяк! — выхватываю своё имя и удивлённо перевожу взгляд в центр сцены.

Распорядитель с улыбкой смотрит на меня и протягивает раскрытую ладонь. Хочется некультурно ткнуть пальцем в себя. Мало ли, вдруг послышалось. Мужчина просто кивает, будто понимает, почему я мешкаю.

Шумно набрав полную грудь воздуха, натужно улыбаясь, ловлю завистливые и злые взгляды от девчонок в моём строю. Подмигиваю им и гордо выплываю вперёд, к уже собравшимся четверым финалисткам. Я, похоже, последняя. Пятая.

— Поаплодируйте нашим победительницам! — продолжает греметь голос шоумена. И зал взрывается в аплодисментах. Аж оглушает немного и внутренности вибрируют.

Вообще впервые хоть где-то что-то выиграла, хоть меня и зовут Виктория. Обычно я та ещё «победительница по жизни». Именно с кавычками и с иронией.

— Поздравляю, девушки! — обращается уже к нам мужчина. — Вы все проходите в финал, который пройдёт тридцать первого декабря в знаменитом Сосновом бору…

Распорядитель продолжает красочно описывать будущее мероприятие, я вновь витаю в облаках и теперь осматриваю мужчин, сидящих в первых рядах.

Интересно, где эти организаторы массовку собрали? В отряде вдвшников, десантников? Просто весь первый ряд заняли здоровенные плечистые и бритоголовые качки-переростки. Брутальность зашкаливает. И эти мужчины нагло смотрят на сцену. Каждую конкурсантку осматривают слишком плотоядно. Даже пошло, что ли. Передёргиваю плечами и возвращаю внимание на ведущего.

—… Самая оригинальная из вас выиграет дополнительный приз, — меж тем продолжает вещать мужчина, и я понимаю, что что-то пропустила. Дура, блин!

— А что за дополнительный приз? — спрашивает миниатюрная блондиночка.

— Узнаете в Новогоднюю ночь, милочка, — снисходительно улыбается ведущий.

Нас, наконец, отпускают, и мы уходим за кулисы. Девушки весело щебечут, обсуждают будущее масштабное торжество. Одна громким шёпотом и восхищённым трепетом рассказывает товаркам, что на балу будет главный спонсор всего этого мероприятия. Самый завидный холостяк Москвы. Да что там Москвы! Всей России. Богатый, красивый, щедрый, молодой. Просто мечта миллионов.

Вполуха слушая щебет соперниц, стираю влажными салфетками с лица макияж и стараюсь не закатывать глаза.

— Он с нами на остров полетит! — выдаёт фальцетом девушка.

Подозрительно замираю. Что-то мне уже не нравится этот конкурс.

— Зачем ему лететь с пятью девушками на остров? — прищуриваюсь и разворачиваюсь к девчонкам.

— Вот встретишь его и спросишь, — высокомерно отбривает рыженькая участница.

— Я слышала, он жену себе ищет, — продолжает та, первая. — Возможно, и конкурс организовал не просто так. Я готова побороться за его сердце. И вам лучше не стоять на моём пути!

— Глупость какая! — громко фыркаю, заслуживаю сразу четыре злобных взгляда и отворачиваюсь к зеркалу.

— Я вот тоже не понимаю, как ты попала в финал, — хмыкает ещё одна брюнетка и двигает меня. Волосы поправляет, крутится у туалетного столика. — Тебе сколько? Лет сорок?

— Вообще-то двадцать восемь! — поправляю возмущённо.

— Говорю же, старая, — добавляет та и, высокомерно улыбнувшись, поправляет фальшивую грудь.

Ну да, рядом с этими девицами я и вправду старая. Одни восемнадцатилетние дурочки собрались.

В гримёрку заходит представительная дама, что уже проводила кастинг. Осматривает нашу боевую пятёрку, что-то там записывает в папке и раздаёт двухстраничные листы.

— Заполните анкету и можете расходиться. Автобус приедет за вами в семь вечера тридцать первого числа, — сухо и без эмоций вещает женщина и быстро уходит.

Подхватив сумочку, располагаюсь на свободном кресле возле журнального столика и заполняю анкету. Сначала вопросы идут стандартные. Полное имя, адрес, паспортные данные, образование, место работы. А вот дальше начинаются довольно личные вопросы. Семейное положение, сколько половых партнёров, девственница ли?

Мне смешно становится. Похоже, брюнеточка права была, этот мажорчик себе жену ищет. Ради прикола ставлю галочку под пунктом девственница. Я вот точно не собираюсь замуж за первого встречного. И пусть он будет богат, как Крез. Вон пусть с четвёркой малолеток развлекается. А я бесплатно отдохну на острове с тарифом «всё включено».

Дальше вопросы о здоровье. Тут тоже приходится немного слукавить. Потому что здоровье у меня не ахти. Хотя… буду откровенна — я умираю. В прямом смысле. В подробности вдаваться нет нужды. Но это может произойти в любой момент. Бум и всё. Одно радует — мучиться и мучить остальных не буду.

Глава 2

— Ну что? — встречает меня Нинка с горящими глазами.

— Я прошла в финал! — торжественно сообщаю ей и попадаю в крепкие объятья подруги.

— Расскажи мне всё! — требует девушка и тащит меня на кухню. Знает, что меня лучше сначала накормить.

Кратенько рассказываю о последнем этапе. Делюсь своими мыслями. И про миллиардера-спонсора не забываю. Нинка обещает по своим каналам узнать, правда ли про миллиардера. Она ведь меня на этот конкурс красоты заманила.

Остаток дней до часа икс я ношусь по различным бутикам в поисках того самого наряда для маскарада. Кто вообще в наше время устраивает такие балы? Это разве не прошлый век? С другой же стороны, меня захватывает некий азарт. И не хочется быть банальной кошечкой, зайчиком или принцессой. Уверена, остальные финалистки нарядятся во что-то очень вульгарное и эротическое. Чтобы того мачо-спонсора впечатлить.

В полдень тридцать первого декабря Нинка заглядывает ко мне. Осматривает устроенный мной бардак и качает головой.

— Всё ищешь? — вздыхает, закатывая глаза.

— Мне ничего не нравится, — фырчу и шаркая тапками, ухожу вглубь комнаты. — Может, зря я вообще решила ввязаться в эту авантюру?

Разворачиваюсь и обалдело застываю. Лучшая подруга катит перед собой стойку с вешалкой, на котором висит просто дивной красоты платье.

— Будешь ёлочкой, — бескомпромиссно ставит точку Нина и поправляет меховые складочки платья.

— Ни-ии-ин, — растроганно шмыгаю носом. Подхожу ближе и обнимаю самую лучшую подругу на всём белом свете.

— Тише, тише, я напрокат взяла, сильно так не радуйся, — ворчит беззлобно, но обнимает в ответ.

Поблагодарив девушку, я тут же наряжаюсь в изумрудное платье. Оно просто изумительное. Восхитительное. Сногсшибательное. Безупречное. И будто сшито специально для меня.

Придерживая меховую юбку, кружусь вокруг себя. Нинка восхищённо прижимает пальцы к губам.

— У тебя глаза так ярко сверкают, Вик, — шепчет она и, подойдя ближе, поправляет ожерелье с крупными зелёными камнями на шее, тоже подобранное ею.

Это, конечно же, не изумруды и сверкающие стразы на самом платье не настоящие. Но выглядят эффектно и дополняют образ ёлочки. Но мне больше всего нравится ажурный лиф, открывающий мои плечи, ключицы и грудь, закованную в чашечки. Корсет, правда, пришлось очень туго затянуть и в чашечки прилепить двухсторонний скотч, чтобы вся эта меховая конструкция не спала с меня. Я из-за болезни сильно похудела.

— С волосами что-то нужно сделать. И маски не хватает, — замечаю я, придирчиво рассматривая себя в зеркало.

— Чёрт, забыла о маске! — хлопает себя по лбу Нинка и уносится в прихожую.

Подняв чуть платье, чтобы не споткнуться о подол, иду за ней. Девушка копается в безразмерной сумке и вытягивает очень нежную ажурную карнавальную маску с точно таким же, как на платье, камнем-капелькой из зеленого стекляруса в центре.

— А во лбу звезда горит! — гордо цитирует классика девушка и хихикает над своей же шуткой.

— Ты просто фея-крёстная, знаешь? — хмыкаю, забирая маску.

— Ага, если ты не выиграешь их бонусный приз, превратишься в тыкву, так и знай! — грозит Нинка и подталкивает обратно в комнату. — А теперь займёмся волосами.

Время в её компании пролетает совершенно незаметно. Отложив платье до вечера, мы открываем шампанское и под лёгкий алкоголь с шоколадом на закуску марафетимся. Подруга делает мне макияж. Лепит поверх моих почти выпавших ресниц искусственные опахала. К волосам тоже добавляет пряди ненатуральных волос. Завивает всё это дело. И лепит большую заколку-цветок с перьями. Не спорю. Просто наслаждаюсь и предвкушаю будущий бал.

— Ты про спонсора этого не выясняла? — спрашиваю, будто невзначай. Похоже, опьянела и начала фантазировать, как мачо-миллиардер падёт к моим ногам от такой красоты. А что? Небольшой островной роман тоже было бы неплохо закрутить. Раз уж брать от жизни всё, то до конца.

— Вряд ли он полетит с вами, Вик. По моим данным, он сейчас в Альпах.

— Ну и хорошо, — даже не расстраиваюсь. Найду аборигена, если прям захочется новых впечатлений и приключений.

Ровно в семь вечера трезвонит мобильный телефон, и равнодушный мужской голос сообщает о прибытии. Мы спешно прощаемся с подругой. Обнимаю её крепко. Даже не удержавшись, всхлипываю от переполняющих меня эмоций.

— Позвони мне завтра и фотоотчёты присылай, я буду ждать! Поняла? — укрывая мои плечи полушубком, подталкивает к выходу Нинка.

— Не жди, спокойно празднуй Новый год и повеселись тут за меня, — бурчу, подхватывая клатч с телефоном, документами и таблетками.

— Обязательно. Напьюсь за двоих.

Выбежав на мороз, нахожу взглядом представительный тонированный микроавтобус. Водитель мигает фарами, привлекая внимание. Вдохнув полной грудью чистый воздух, шагаю к нему.

Внутри очень комфортно и просторно. Мест свободных много. А из девочек только миленькая блондиночка в костюме Джессики Рэббит, жены кролика Роджера. Образ завершает заячьи плейбоевские уши. И портят весь эффект. Лучше бы не пошлила и так довольно откровенный наряд и сняла этот ободок.

Глава 3

— И победительницей в номинации на самый оригинальный образ этого вечера становится!.. — торжественно и громко вещает ведущий с круглой сцены.

До полуночи остались какие-то жалкие десять минут. Гости вечера собираются возле круглой сцены и с нескрываемым интересом ждут оглашения результатов последнего конкурса на лучший костюм.

Девочки-финалистки, опьянённые вниманием и окружённые мужчинами-качками, нетерпеливо подпрыгивают. Каждая из них надеется урвать бонусный приз. Бросают друг на друга злобно-завистливые взгляды и, не стесняясь, жмутся к новоявленным кавалерам. Напрочь забыв о своих матримониальных планах на мачо-спонсора.

Я же стою подальше от этого красочного праздника, виски потираю. Начавшаяся с час назад головная боль усиливается и ужасно раскалывает черепную коробку. Ударно-духовые инструменты сейчас играют прямо в моей голове и сводят меня с ума. Аж в глазах темнеет. И, кажется, галлюцинации начинаются.

Прогоняю неясные образы, что мерещатся мне с улицы. И отворачиваюсь от окна. Обвожу взглядом битком набитый банкетный зал. Спотыкаюсь об того незнакомца с льдисто-голубыми глазами. Он единственный не смотрит на сцену. Истуканом стоит и на меня таращится. Поймав мой взгляд, дёргает уголком губ в подобии улыбки и салютует бокалом игристого. Закатив глаза, отворачиваюсь к сцене.

Что-то театральная пауза затянулась. Конферансье забирает из рук полуголой девицы запечатанный сургучной печатью конверт. Ещё вначале вечера всем присутствующим, даже обслуживающему персоналу, раздали небольшие листки, чтобы выбрать победительницу среди нашей боевой пятёрки.

— Виктория Кадьяк? — недоумённо читает мужчина и вскидывает голову. Кажется, он сам не верит в мою победу.

Меж тем толпа гостей расступается, и все присутствующие смотрят на меня. Натягиваю улыбку и иду по проходу. Ещё несколько часов назад я фантазировала об этой победе. А сейчас хочется спрятаться от этих взглядов и сбежать в лес. Тут, кстати, недалеко, так как концертно-выставочный комплекс находится в зоне отдыха Соснового бора. Природа вокруг. Густой лес, бурная речка и безумно красивые поля, сейчас укрытые толстым ковром из снега.

— Поздравим нашу финалистку! — громко так объявляет конферансье, как только я поднимаюсь к нему на сцену.

Аплодисменты гремят. Все взгляды скрещиваются на моей персоне. Особенно «радуются» четыре соперницы. Не стесняясь, губы кривят и жалуются на несправедливость своим кавалерам. А эти вдвшники-десантники утешают бедняжек, а по факту нагло лапают. Нет, всё-таки хорошо, что они меня проигнорировали. Я б эти здоровенные руки отгрызла бы по самые локти.

— Поздравляю, Виктория! — привлекает внимание шоумен. — Уже через три минуты ваша жизнь кардинально изменится.

— Благодарю, — лепечу. Мысленно, конечно, фыркаю. Изменится, ага. Ненадолго. Я бы лучше такие изменения на здоровье променяла, но что уж есть.

— Поднимайтесь на сцену, наши финалистки, — зовёт он остальных девиц.

Те, встрепенувшись, быстро пробираются сквозь толпу. И, подвинув меня, окружают беднягу конферансье.

— Внесите шампанское гостям! До Нового года остались считанные минуты!

Всё та же девушка, что с конвертом выходила, теперь идёт с подносом и шестью фужерами игристого. Гостям тоже разносят напиток. Шоумен галантно подаёт мне шампанское. Девушки сами, не дожидаясь, берут фужеры.

Зал медленно погружается в темноту. Раздаётся обратный отсчёт. С каждой секундой в помещении вспыхивают небольшие огоньки и слегка слепят нас.

— Десять, девять!.. — гремит голос мужчины, его подхватывают остальные гости и девочки.

Внутри всё трепещет и дрожит. Мне почему-то страшно становится. В потёмках и неясных тенях вижу непонятные звериные силуэты. Силюсь рассмотреть и грешу опять на галлюцинации. Вот не к месту они сейчас. Как бы я не померла прям под бой курантов. Осталось ведь немного. Уже завтра я буду на тропическом острове загорать с бокалом пина колады.

— Зря ты сюда пришла, пихточка, — среди громких выкриков чудится тихий насмешливый шепот того наглеца. Кажется, галлюцинации начались не только зрительные, но и слуховые.

— Один! — наконец заканчивается отсчёт, и по глазам бьёт слишком яркий свет.

Девчонки, вскрикнув, толкаются. Я же жмурюсь, и от испуга из рук падает фужер с шампанским. Мало того ослепла, похоже, ещё оглохла. Не слышу поздравительных выкриков. Лишь собственное хриплое дыхание. И барабаны в черепной коробке.

— С Новым годом! — вот гремит голос распорядителя.

Распахиваю глаза и таращусь на гостей. Точнее, на смену декораций. Куда-то делась большая голубая ель и украшения. Трёхъярусная люстра и мраморные колоны. Да и помещение как-то резко уменьшилось в размерах. Бревенчатые стены, пол деревянный и вместо панорамных окон — небольшие деревянные рамы. По всему периметру на стенах в специальных вставках горят настоящие доисторические факелы. Отбрасывая причудливые тени и слегка пугая меня.

— Что происходит? — перешёптываются девицы.

— Иди сюда, зайчонок, — зовёт один из абмалов блондиночку в костюме Джессики Рэббит.

Та, оглянувшись на нас, неуверенно идёт к мужчине. Он легко подхватывает за талию и спускает. К слову, сцена тоже пропала, мы стоим на деревянном помосте.

Глава 4

В какой-то момент на меня накатила вселенская усталость. Головная боль отступила, барабаны и прочие духовые инструменты в черепной коробке затихли, даруя немного покоя. Я расслабленно откинулась на спинку своего странного транспорта. Сама себя убедила, что это предсмертные глюки. Мы ведь не знаем, что в посмертии мерещится? Говорят, у кого-то это туннель с ярким светом впереди. Возможно, мой туннель — это лесная тропа. Жаль, конечно, что до острова тропического не дожила. Но что ж, зато ушла из жизни победительницей.

Олень шёл вперёд по чащобе. Было так тихо. Просто замогильная тишина. Ни шелеста, ни шороха, ни курлыканья птиц или рычания зверей. Только скрип полозьев по снегу. Размеренный и тихий.

В какой-то момент мой транспорт громко всхрапывает, выводя из дрёмы, и останавливается. Удерживающие ремни втягиваются обратно в стенки саней. Встрепенувшись, осматриваю избу. Настоящую старорусскую избушку.

— Что ли, всё? Конечная? — спрашиваю у оленя. Рогатый морду поворачивает и кивает. Дожили, общаюсь уже с живностью.

Осторожно подвигав онемевшими телесами, выбираюсь. Платье встряхиваю от зёрнышек риса, монет и цветов. Волосы назад зачёсываю и стягиваю с глаз маску.

Ночь глубокая стоит. Только полная луна освещает небольшой пятачок, где я с санями торчу. Холод пробирается по ногам. Потоптавшись на одном месте и замёрзнув окончательно, решаюсь зайти. Обратно, судя по всему, меня не намерены везти.

Осторожно подкравшись к небольшому окошку, заглядываю внутрь. Ничего не вижу, даже очертаний мебели в комнате. Разворачиваюсь обратно и обалдело застываю перед санями. Олень куда-то испарился.

— Эй! — зову его, вертя головой. — Гад, и ты меня бросил!

Хрипло дышу, матерясь себе под нос, и обхожу избу. Не дойдя пары шагов до двери, замираю. Тишину леса оглашает грозный рёв. Страшный. Он до мурашек, до поджатых пальчиков пробирает.

Подхватываю подол платья и, сорвавшись, бегу. Шуба с плеч слетает, но замёрзнуть не успеваю, толкаю дверь и залетаю в избушку. Хлопаю деревянной дверью и, привалившись к ней, пытаюсь восстановить дыхание.

Прислушиваюсь. Вроде бы тихо. Опять.

Отлипнув от двери, медленно иду вперёд. Заглядываю в одну из комнат. И зажимаю рот ладонью. На деревянном столе кабанья туша лежит. Отвернувшись, иду в другую комнату. Из мебели только большое каменное ложе и поверх брошена шкура неизвестного животного.

Больше комнат нет. Даже санузла не нашла. Хотя, возможно, он где-то припрятан, я особо не осматривалась.

Меня вновь отвлекает звериный рёв, к нему присоединяется волчий вой. А вот и дикие звери. Отличный тур в посмертие, блин. Дом не особо согревает, через щели между брёвнами хорошо так продувает. А я опрометчиво оставила на улице шубу.

Нужно её забрать!

Возвращаюсь к двери и прислушиваюсь. Рывком дёргаю дверь и выбегаю на улицу.

Сани пропали! И шубы нет!

Оббегаю вокруг дома. Может, я просто не помню, где бросила. Понимаю, что и тропы, по которой приехала, тоже нет. Вокруг один лес. И даже борозд от полозьев нет, если вдруг решу просто вернуться по следам.

За очередным поворотом к дому вновь раздаётся рёв. Он намного громче и ближе, чем хотелось бы. Я останавливаюсь как вкопанная. От ужаса и страха замираю и таращусь на здоровенного бурого медведя, что перегородил мне путь.

Косолапый намного здоровее сородичей, которых я видела в местных зоопарках да цирках. Хотя олень тоже был огромен. Логично, что и остальные звери в этом посмертном сне большие.

Зверь принюхивается и своими темнющими глазами прямо в душу заглядывает. Не двигаюсь, даже не дышу. Может, решит, что я ёлка, и мимо пройдёт? Чудится недоумение на морде мохнатого. Он явно не ожидал такой реакции.

Пячусь, себя обнимаю. Уже даже холода не чувствую.

В один прыжок косолапый роняет меня на снег. Благо падение не приносит увечий, так как платье меховое и посадка мягкая. Зверь с громким рёвом подминает под себя и, приблизив морду к моему лицу, обнюхивает. Закрываю руками лицо и задерживаю дыхание.

— Не ешь меня, козлёночком станешь, — заикаясь, блею и сильно-сильно жмурюсь.

За спиной раздаётся новое рычание. Теперь волчье. Жмурюсь. Только волков мне тут не хватало. Медведь, взрыкнув, встаёт на задние лапы. Я так и лежу между его лап. Крохотная, испуганная.

Осторожно повертев головой, замечаю волка размером с быка. Его жёлтые глаза в упор смотрят на меня. Он скалится и порыкивает. Бьёт лапами по заледенелой земле, да так, что мелкие льдинки в разные стороны летят.

Медведь с рёвом перепрыгивает меня и бросается на волка. Схлестнувшись в драке, звери начинают рвать друг друга. Рёв и рычания оглушают, аж птицы с громким курлыканьем в небо срываются.

Вот и звуки леса. Как заказывала, Кадьяк.

Пора уносить ноги!

Подскочив, поднимаю подол тяжёлого платья и бегу. Сначала к избушке, но дверь заперта. Как бы сильно я её ни колотила, она не открывается. Даже не скрипит.

Плюнув на эту шайтан-избушку, разворачиваюсь и бегу в чащобу лесную. Ноги, закованные в ботильоны, вязнут в снегу. Я уже перестаю чувствовать конечности. Даже холода больше не чувствую. Лишь бы сбежать подальше. Лишь бы укрыться.

Глава 5.

Косолапый возвращает меня опять к этой избушке дурацкой. Толкает дверь, и та с лёгкостью открывается. Согнувшись в три погибели, заносит меня и, свернув в комнату, кладёт на шкуру.

— Хорошо, что не к свинье разлагающейся, — нервно выдаю я, подтягиваясь на локтях и отодвигаясь от зверя.

Медведь голову набок склоняет, смотрит в упор. Изучающе, препарирующе.

— Ты меня понимаешь? Ты разумный? — дёргаюсь, ощущая за спиной деревянную стенку, и закусываю губу. Дальше пятиться некуда.

Зверь ничего не отвечает, но скалится. И, схватив лапами за лодыжки, дёргает обратно на середину лежбища. Вскрикнув, вскидываю руки вперёд. А косолапый, запрыгнув на каменное лежбище, подбирается ко мне. Опять нюхает. Медленно и основательно. Горячим воздухом щекочет оголённые плечи и ключицы. Лишний раз не двигаюсь, тихонечко дышу и обдумываю своё дурацкое посмертие.

Меж тем нос косолапого утыкается прямо в промежность.

— Эй! — дёргаюсь я и отпихиваю захватчики ногами. — Понюхали и хватит.

Медведь грозно рычит и острыми как бритва когтями впивается в меховой подол. Миг — и меня оголяют прямо до талии, вырвав с корнем всю нижнюю часть платья. На мне остаётся только кружевной корсет и колготки телесного цвета.

— Изверг! — верещу я, брыкаясь, пихаюсь и всячески пытаюсь вырваться из лап захватчика.

Зверь приходит в ярость. Он разрывает на мелкие лоскутки материю. И начинает крушить комнату. Громким рёвом оглашая всю окрестность недовольством. Кое-как выбравшись, отбегаю подальше и забиваюсь в угол, пока медведь уничтожает всё на своём пути. Каменное ложе раскалывается надвое от силы его удара. Окна разбиваются вдребезги. Даже стены не выдерживают его бешенства, трещат и осыпаются.

Уничтожив всё, что плохо лежит, косолапый уходит в другую комнату и продолжает крушить всё там. Разбив и разрушив почти всю скудную мебель, зверь вырывает с корнем дверь и уходит в лес. Я не решаюсь его окликнуть. Просто обнимаю коленки и сижу в своём уголке ещё очень долго.

Хочется отключиться и прогнать весь этот кошмарный сон другим сном с радугой и единорогами. Я ведь всего лишь хотела полететь на тропический остров. Позагорать напоследок. Выпить пина коладу. А не вот это всё! Мне холодно. Очень холодно. Я практически голая. Зимой. Ночью. В полуразрушенной хижине медведя-фетишиста.

Говорят, замёрзшие люди умирают тихо, просто засыпают и не просыпаются. А что делать, если я уже во сне? В холодном сне! Бороться и проснуться?!

Собрав остатки сил, отталкиваюсь от стены и ползу к валяющейся шкуре. Её он только надвое разорвал. Как раз под мой размерчик. Кутаюсь в неё и кое-как поднимаюсь на ноги. Я плохо контролирую собственное тело. Оно не просто дрожит, а уже трясётся и судорогой сводит.

Медленно иду в прихожую и заглядываю во вторую комнату. Кабана нет. И слава богу. Вокруг одни щепки от стола. Выглядываю на улицу. Тихо, как в лесу. Хотя постойте, я же в лесу. Какая ирония.

Остаться в разрушенной избе или уйти в чащобу лесную? Какие шансы на выживание? Здесь — окоченею окончательно. В лесу тоже окоченею или меня съедят дикие звери. Волки, например?

Кстати о волках. Тут где-то должна быть мёртвая туша зверя. Они ведь дрались.

Укутавшись сильнее в шкуру, выхожу на улицу и осматриваюсь. Волка нет. Может, выжил? Или его, как и свинью, забрал косолапый?

Возвращаюсь в дом. Двухминутная прогулка показала, что лучше переждать до утра. В помещении пусть и холодно, но ледяной ветер не продувает до костей. Эта ночь ведь должна когда-нибудь закончиться?

Подхватив по дороге вторую половину шкуры, добираюсь до своего уголка. Там не так сильно дует. Кутаюсь полностью, словно в кокон. От шкуры, к слову, пахнет довольно приятно. Сосновыми шишками и ёлкой.

Улыбаюсь сама себе. Мне просто наконец-то тепло и спокойно. Закрываю глаза. Кажется, всего на минуту, но когда открываю, надо мной опять возвышается медведь.

— Явился! — с глухим карканьем возмущённо выдаю я. — Если не принёс новой одежды, вали обратно.

Шерстяной недоумённо вытягивает морду и, ворчливо рыкнув, уходит. Всё. Прогнали глюки, можно дальше спать.

Ненадолго. Тишину разрывает мужское стенание. Вяло трепыхнувшись, открываю один глаз. Медведь затаскивает в дом того конферансье. Правда, видок у него потрёпанный. Серый тулуп изорван, кое-где виднеются глубокие раны. Зверь швыряет бедолагу на пол прямо возле моего убежища и грозно рычит, аж слюни во все стороны брызжут.

— Я не знал! — верещит этот недобитый. — Мы всё исправим!

Хихикнув, подбираю ножки к груди, чем привлекаю внимание двоих. Медведь грозно так рычит в мою сторону. Мол, не мешай, женщина, разбираться.

— Прости, продолжай. И от меня пару раз всеки. За то, что отправил вместо курорта в юшкино-кукушкино, — примирительно хриплю, отползая подальше.

— Ты дура? — спрашивает конферансье.

— Сам такой, — обижаюсь я, насупившись.

Медведь его за лодыжку перехватывает и швыряет в единственную уцелевшую стену. Вскрикнув, прижимаю ладони ко рту. Мужчина стекает по стеночке, но живой и совершенно невредимый, правда шатаясь, встаёт на ноги.

— Не гневайся, великий князь! Братья Оками забрали ещё четверых девиц, — выставив вперёд руки, тараторит недоделанный шоумен. Бросает на меня злобный взгляд и приказывает: — Вставай и иди за мной.

Медведь, грозно взрыкнув, закрывает меня.

— Хорошо. Она останется с тобой. А я схожу за девственницами, — примирительно соглашается мужчина. И опять косолапый рычит, лапой сносит бедолагу.

— Так ты поэтому своё жилище разрушил? — возмущённо вскакиваю и упираю руки в боки. — Мясо девственницы захотел, шерстяной извращенец!

Зверь разворачивается ко мне и грозно так предупреждающе рычит.

— Не рычи. Ешь что дают и не вороти нос!

Медведь обалдело плюхается на мохнатую задницу и, склонив голову набок, таращится на меня как на восьмое чудо света.

Пока зверь прибывает в шоке от наглой еды на ножках, мужчина водит руками по воздуху. И между его пальцев появляется жёлтое свечение. Он будто что-то ажурное плетёт. Я даже про зверя забываю и обалдело смотрю на свет. Что-то новенькое в глюках.

Глава 6

— Думай, Вика, и побыстрее, — подбадриваю себя, зажимая рану на предплечье.

Только в черепной коробке полный вакуум. Ни одной стоящей мысли, как выбраться из этой передряги. Во-первых, ночь на дворе. Во-вторых, я полуголая. В-третьих, я совершенно точно не доживу до утра. Замёрзнуть не получилось, шкура чертова хорошо согревает. Но я истеку кровью. Потому что рана не затягивается и кровь не сворачивается. Но из-за стабильной минусовой температуры я перестала чувствовать боль. Это определенно плюс.

Утробная трель умирающего кита отвлекает от дум. Это желудок мой напоминает, что в последний раз мы ели чёрт знает когда. Отлично, есть ещё один пунктик, от которого я могу помереть. Голод.

Надо бы встать и поискать хотя бы воды. Промыть руку для начала. Но сил нет совсем. Любые телодвижения причиняют боль скованному телу.

Грозный рёв за пределами разрушенной избушки подсказывает о прибытии хозяина леса. Через пару минут косолапый заходит в комнату. Вся его морда, лапы и даже часть спины в кровище. Она буквально капает с него, оставляя жуткую дорожку.

— Ты его растерзал, да? — зачем я это спрашиваю, по морде можно прочесть положительный ответ. Но тем не менее зверь взрыкивает.

Он подбирается ближе, склоняет нос к поврежденной конечности. Нюхает и, рыкнув, опять уходит.

— Что и всё? — останавливаю медведя. Хищник замирает, но не поворачивается. — Если есть не собираешься, отведи к людям. Позволь просто вернуться домой. Я не хочу умирать в этой чёртовой берлоге зверя.

Медведь не отвечает и продолжает путь. Кое-как подтянувшись, встаю на ослабевших ногах. Меня шатает, но я подхватываю один из камушков, что осыпались с каменного ложа, и, замахнувшись, кидаю в зверя. Прямо по мохнатой заднице попадаю. Правда, для него это так, как слону дробина. Толку никакого.

Коротко взрыкнув, он разворачивается.

— Я хотела умереть на тропическом острове! — кричу, а по факту хрипло сиплю. — Хотела насладиться последними днями солнца, моря, горячего песка. Верни меня к цивилизации, и никто не узнает обо всём этом. Я никому не расскажу. Даже если и расскажу, никто не поверит. Я просто хотела…

Сил не остаётся, и я стекаю по стеночке обратно в свой уголок. Сквозь пелену слёз мерещится сожаление на окровавленной морде. Но зверь уходит, так ничего и не сделав.

Сквозь разбитый проём окна смотрю на тёмное небо и полную луну. Эта ночь когда-нибудь закончится? Когда будет чёртов рассвет?! Сколько я уже тут нахожусь? Четыре-пять часов?

Мне просто нужно дождаться утра. Утром ведь может прийти помощь? Может быть, вдвшники-десантники помогут? Липовый конферансье ведь сказал, что они приведут девчонок. Значит, могут меня до дома подбросить.

«Или прикопать в лесочке», — дополняет внутренний голос. Вот не вовремя проснулся.

И я совсем не добрый самаритянин. Мне совершенно не жалко девиц. Хочу обмен. Их на меня.

Медведь возвращается опять. Достал уже шастать. Ушёл — иди! Чего вот он опять пришёл? Или ждёт, пока не окочурюсь, чтобы трупик мой оттащить, как того кабана или волка?

— Не дождёшься, мохнатый. Я не умру в твоей халупе! — огрызаюсь я.

Мне кажется, у косолапого опять меняется выражение морды. И опять недоумение. Глупость какая. Закатив глаза, отворачиваюсь.

Меж тем зверь подходит ближе и, разжав лапы, роняет на шкуру, укрывающую мои ноги, какие-то ярко-розовые ягоды, листья, похожие на подорожник, и сухую траву.

— И что с этим делать? Или ты покормить меня решил? Какое великодушие! — с сарказмом выплёвываю и глаза закатываю.

Нетерпеливо рыкнув, он грубо перехватывает поврежденную конечность.

— Эй!.. Перестань!.. Ай!.. Мне больно!

Дёргаю рукой, но зверь рычит и стискивает сильнее запястье, даже царапает когтями, оставляя новые раны. Раскрыв пасть, он грозно ревёт прямо в лицо. Я испуганно затыкаюсь. Кажется, допекла хищника. Сейчас убьёт.

Удовлетворённо грыхнув, косолапый подхватывает ягоды и мнёт, выдавливая сок прямо на рану. Сверху прикрывает подорожником и сухими травами обматывает эту самодельную антисанитарную повязку.

— Давай помогу, — подхватываю свободной рукой один край травинки, так как завязать косолапому мешают лапы.

Быстро закрепляю тугим узлом концы и морщусь. Так как рана под всей этой конструкцией начинает дико печь и зудеть. Тянусь почесаться, но зверь отбивает руку лапой и рыкает. Мол, не трогай, женщина.

— У тебя тоже кровь, — показываю на рассечённую шкуру ближе к плечу. Даже мясо виднеется. И, судя по всему, часть крови, что капает с него, принадлежит ему же. Медведь рычит и, отвернувшись, собирается опять сбежать. Перехватываю за лапу. — Ягоды и подорожник ещё остались. Я не привыкла оставаться в должниках.

И опять у косолапого вытягивает от удивления морда.

— Садись, — хлопаю по деревянному полу.

Зверь покорно падает на мохнатую задницу. На четвереньках подбираюсь ближе и, опершись об его бок, встаю. Проделываю всё то же самое, что и он сделал. Выдавливаю сок ягод на рану. Соединяю шкуру вместе и закрываю листьями. Правда, травы больше нет, чтобы перевязать, поэтому просто держу так.

Ноги подгибаются, и я наваливаюсь на здоровяка. Проворчав что-то на зверином, он чуть смещает корпус, и я оказываюсь сидящей на его нижней конечности.

Как на коленках.

Пришедшая мысль смешит. Хихикаю, продолжая рану зажимать. А зверь ворчит опять что-то себе под нос. Наверное, дурой меня называет. Ну и пусть.

— Значит, ты ешь девственниц на ужин? — спрашиваю, вяло зарываясь в мохнатую лапу.

Ответом мне служит очередное звериное бурчание. Вскидываю голову, заглядывая в морду.

— Обломчик вышел. Я бы сейчас тоже поела. Нет-нет, сиди, — останавливаю медведя поглаживанием. — Эх… если бы не скорая смерть, маячащая над моей больной головушкой, может быть, пошла бы в дрессировщицы. Вон как здорово получается усмирять зверей.

Косолапому явно не нравится то, что я сказала. Он грубо отпихивает меня. Рычит грозно, ещё и толкает, окончательно повалив на шкуру. Демонстративно встряхнув лапой, смахивает прилипшие листья и уходит.

Глава 7

В этом театре абсурда появляется новое действующее лицо. Из чащобы, опираясь на корягу, выходит старец с густой седой бородой и казачьей шапкой. Он доходит до зверей и, тяжело опустившись на одно колено, склоняет голову.

— Пощади моих сыновей, Великий князь, — молит старец, останавливая драку. — Дай нам время до следующего полнолуния. Мы найдём подходящую девицу.

Косолапый скалится недовольно, но прекращает ломать волков. Их небольшой диалог прерывают мужички, выходящие вслед за стариком. Зверь начинает злиться и рычать на новоприбывших.

— Если старик не найдёт девицу, мы приведем тебе его дочь! — со всей серьёзностью заявляет мужик неприятной наружности.

— Не слушай его, князь. Ей всего двенадцать лет! — возмущается старец и, опёршись на посох, поднимается.

Медведь коротко взрыкивает, пихает лапой лежащее чуть в стороне тело первого волка и, развернувшись, идёт в нашу с блондиночкой сторону.

— Пойдём, Аглая, — рыжий волк опять превратился в здоровенного мужчину и зовёт девушку.

Я цепляюсь за блондинку и иду вместе с ней. Авось выберусь из этого чёртового леса. Но косолапого это не устраивает. Он грозно рычит и преграждает нам обеим путь.

— Прошу тебя, отпусти её, — Миро подходит ближе. — Она моя пара!

Медведь недовольно ворчит. Вроде как соглашается.

— Оставь её, Глаша. И иди ко мне.

— Что значит «оставь»?! А я?! Я тут не собираюсь оставаться! — возмущённо перехватываю ускользающие из захвата пальцы блондинки.

— Он не отпустит вас обеих. Ты ему понравилась, — это уже старец вмешивается.

— А он мне – нет! Я же помру тут!

Косолапый опять взрыкивает и, потеряв терпение, рывком дёргает меня на себя. Закидывает опять на плечо и, грозно рявкнув на присутствующих, заходит в избу.

— Выпусти меня! Я не останусь с тобой, — колошмачу мохнатую спину и вскрикиваю от падения.

Этот увалень роняет меня в том же углу, где я всё это время ютилась. Приблизив морду лица, рычит, слюнями брызгает. Благоразумно затыкаюсь, но, скрестив руки на груди, выражаю всё своё негодование мимикой. Только ему плевать, он удовлетворённо фыркает и, развернувшись, уходит.

— Дурдом на выезде, — вздыхаю и, медленно поднявшись, иду к окнам. Посмотрю хотя бы, как моя мнимая свобода тает на глазах.

Мужчин нет. Саней нет. Даже борозд от полозьев нет. Опять один сплошной лес и полная луна над головой.

Вернувшись к своему углу, кутаюсь в шкуру и закрываю глаза. Когда же кончится эта чёртова ночь?! Усталость вновь окутывает меня, и я отключаюсь.

Просыпаюсь от духоты и удушающего захвата. Дёргаю корпусом и пихаю меховое одеяло.

— Хватит меня тискать! — пыхчу возмущённо. Зверь, взрыкнув, перекатывается и смотрит злобно. — Раз оставил меня, одевай и корми. Иначе помру тут раньше срока.

Медведь недовольно мордой кивает в сторону вороха одежды. И, вскочив, уходит по своим звериным делам.

Подползаю к кучке шмотья и, подогнув ноги под себя, принимаюсь изучать принесенные косолапым дары. Много шуб из разных мехов, длинные в пол. Рукавицы меховые, высокие сапоги, обитые мехом. Длинные льняные рубахи, атласные летники, суконные кафтаны, сарафаны с рукавами и без. Вместо белья — тоненькие сорочки, цельные комплекты с кальсонами на резинке.

— Капец, доисторический стиль, — бурчу себе под нос, вертя в руках труселя-шорты до колен с рюшечками. — Интересно, чьи это вещи?

С виду вроде неношеное и пахнет будто новенькое. Отложив в сторону, в первую очередь надеваю длинную рубаху. Сверху шерстяную телогрейку и выбираю шубу потоньше. Меняю свои ботильоны на высокие сапоги. И блаженно расслабляюсь. Наконец-то мне не холодно.

Откладываю в сторону рукавицы, ещё одну пару сапог и пару сменных комплектов рубашек, платьев да кафтанов. Жаль, брюк нет. Было бы вообще шикарно. Но довольствуемся тем, что есть.

Остальные вещи складываю в аккуратные стопки. Из кармана очередного сарафана на деревянный пол с глухим стуком падает нечто непонятное, но тяжёлое. Подхватив его, верчу в руках. Маленький напильник, перевязанный бечёвкой с неровным камушком. Интересная находка, понять бы для чего.

С леса раздаётся громкий грозный рёв, точно не медвежий и не волчий. Пугает меня до чёртиков. Необычная находка падает из рук. Напильник бьётся о камень, и по деревянному полу разлетается сноп искр.

— Доисторическая зажигалка! — осеняет меня. Я вновь подхватываю огниво и прячу в небольшой мешочек, пришитый к рубахе.

Радость от такой полезной вещицы омрачается очередным рёвом неизвестного животного. Он какой-то грохочущий и трубный.

Были бы у меня не отморожены мозги, я бы, возможно, отсиделась в безопасной избе. Тут хотя бы медведь более-менее ручной, не даст в обиду. Но нет. Я накидываю на плечи шубу, подхватываю рукавицы и выхожу на залитую лунным светом полянку.

До рези в глазах таращусь в темень леса. Прислушиваюсь к оглушающей тишине. И вздрагиваю, когда большая тень птицы закрывает единственный источник света. Поднимаю голову на небо, шокировано пячусь, спотыкаюсь о порог и падаю на многострадальную задницу.

Глава 8

Сколько я сижу в этом погребе? Час, может, два. Время будто остановилось. Сначала я кричала, колотила по стенам. Звала грубияна. Потом пыталась сама выбраться. Собирала по всему периметру сена побольше, взбиралась кое-как и толкала люк. Но он даже не скрипнул.

Накатила усталость, и я перестала пытаться. Закуталась сильнее в шубу и слушала храп моего тюремщика.

Благо сквозь щели пробиваются лучи солнца и освещают мою локацию. Живот бурлит от голода. И голова болит от этого бесконечного сюрреалистического места.

Где же я так согрешила? Что мне вместо райского острова подсунули такие условия? Может, вправду умерла?

Встрепенувшись, развязываю повязку из листьев. И, подставив к особо крупной щели между брёвнами руку, смотрю на рану. Точнее на чистую кожу предплечья. Даже шрама нет или красноты, лишь засохшие разводы от крови и розового сока.

Щупаю, тру, давлю. Никаких видимых повреждений. Это точно сон? Или посмертие? Как такое возможно?

Пока осматриваю себя, не замечаю, что храп прекратился. Дверка люка резко распахивается, и косматая голова одного мерзавца склоняется в моё убежище.

— Усвоила урок? — басит он. Поджав губы, киваю. — Давай руку.

Здоровенная лапища спускается ко мне. Кое-как взобравшись на горку из сена, хватаю конечность, и меня, словно пушинку, выдёргивают.

— Выспались, барин? — язвлю, щурясь от яркого света. — Хоть бы представились для приличия.

— Зови меня Гор, — бурчит он и уходит из комнаты.

— Куда вы опять идёте? Даже пленников кормят, знаете ли.

— Как раз иду тебе за едой, не мельтеши, — рычит грубиян и, хлопнув громко входной дверью, исчезает.

Потираю виски и сажусь на единственную доисторическую мебель — каменную кровать.

Мужчина возвращается довольно быстро. Встрепенувшись, бегу его встречать. В одной руке держит несколько тушек неизвестных птиц, во второй — связку с дровами. Молча огибает меня, кидает на стол несколько тушек неизвестных птиц и втыкает в столешницу здоровенный нож. Дёргает ветошью, что висит возле дальней стены и открывает каменную печь. Возле неё скидывает связку с дровами и с чистой совестью возвращается во вторую комнату.

— Вы опять спать? — недоумеваю я, семеня за ним.

— Одежду просила — достал. Еды хотела — принёс. Где-то в вещах поищи огниво. Займись обедом и меня не беспокой! — рявкает неандерталец и устраивается на своём лежбище.

— Ты точно медведь, — бурчу себе под нос и возвращаюсь на кухню. Буду её так звать.

Обхожу квадратный стол по кругу, не зная, как подступиться к этой птице. Но голод не тётка, поэтому скидываю шубейку, встряхиваю плечами и достаю кремень с камушком.

Собираю сено по всей комнате и со своих вещей, закидываю всё это дело в печь и очень долго высекаю огонь. Матерюсь, проклинаю косолапого, того наглеца голубоглазого и Нинку заодно. За то, что уговорила участвовать в этом дурацком конкурсе.

С сороковой попытки всё же получается разжечь чёртово сено. Оно ярко вспыхивает и чуть не затухает, пока я мешкаю с дровами. Но кое-как всё же умудряюсь поддержать огонь. Следующий пункт — поиск нужной утвари, что висит над этой печью. А вот к разделке дичи подхожу основательно. Мне ещё никогда не приходилось потрошить только убиенных животных. Я девушка из двадцать первого века, привыкла получать курицу упакованную, разделанную в супермаркетах.

Заляпав всю себя и кухоньку перьями, пухом и кровью, пихаю добычу на лопату и сую прямо в огонь. Ни тебе специй, ни тебе масла. Даже картошечки нет, чтобы можно было на углях приготовить.

Минут через десять по помещению плывут вкусные запахи поджаренного мяса. Желудок издаёт особо громкий стон, а рот наполняется слюной. Мне бы ещё где-то воду достать. Чайник есть, а воды нет. Можно на улицу выйти, снега набрать. «Главное — не жёлтого», — подсказывает внутренний голос. Но дверь закрыта.

— Гор, — осторожно зову, остановившись возле спящего мужчины. Здоровяк храпеть перестаёт, но не отвечает. — Мне нужно воды набрать. Или снега хотя бы. Выпусти.

— Иди, — бурчит он и, перевернувшись на другой бок, продолжает спать.

Иду. Залипаю на открывшейся красоте в свете дня. Вдыхаю свежий морозный воздух. Насыщаюсь кислородом и даже холода не чувствую. Что ни говори, а природа здесь в первозданном виде. Исполинские деревья с пушистыми кронами и шапками снега. Вокруг белым-бело, аж глаза болят. Небо светло-голубое, без единого облачка. А воздух... Насыщенный и чистый.

Придирчиво осмотрев периметр, нахожу особо большой сугроб и трамбую снег в чугунный чайник. Вернувшись домой, чувствую запах гари и бегу к печи.

— Твою мать! — громко ругаюсь, вытаскивая сгоревшую птицу.

— Так себе из тебя хозяйка, — ворчит за спиной один увалень и почёсывает свой идеальный живот.

— Иди знаешь куда?! — вызверившись, размахиваю лопаткой, чтобы стукнуть по наглой бородатой морде лица. Орудие перехватывают и разламывают пополам.

— В погреб захотела?

— Да плевать! Сама пойду в этот твой погреб, а ты сиди и жди свою девственницу. Захочет ли она становиться твоей невестой? Ты же неотёсанный чурбан, не умеешь с женщинами обращаться!

Глава 9

— Дура ты, Кадьяк! — проклинаю собственную больную головушку.

Потому что только дура попрётся в лес зимой без снаряжения и хоть какой-то навигации. Только дура забудет сказанные блондинкой слова о том, что этот лес зачарован. И только безмозглая дура вообще поведется на лакомый приз в сомнительном конкурсе красоты!

Пыхтя от натуги, перебираюсь через очередной бурелом и устало падаю на снег. Поднимаю голову на красное от закатного солнца небо. Совсем скоро стемнеет, а я так и не нашла хоть какую-то тропку к цивилизации. Благо мне ещё хищники не попались на пути. Так бы весь лес услышал мои истошные вопли.

Нужно, пока не стемнело, найти какое-то дупло, что ли. Где-то же надо переждать ночь? Встряхнув снег с рукавиц, подтягиваю чёртов чугунок. Я слишком упёртая, чтобы стать кормом зверю или пленницей неандертальцу.

Продолжаю путь. Подбадриваю и проклинаю себя, но иду вперёд. Никуда не сворачиваю, часто оглядываюсь, но слежки не замечаю. Не чувствуя усталости, голода и холода, только вперёд! Представляю, что где-то там, за этим лесом, меня ждёт как минимум доисторический город. Должна же здесь быть хоть какая-то инфраструктура и цивилизация!

Взгляд цепляется за нечто необычное в снегу. Подхожу ближе и, чуть раскопав, обнаруживаю разломанные сани. Замечаю кровь и часть платья, принадлежащего одной из конкурсанток. Кажется, в этом была брюнетка.

Задрожав, выкидываю кусок полоза и отползаю. Просто не хочу наткнуться на разорванное тело. И верить в то, что медведь загрыз девушку, тоже не хочу.

Обойдя этот участок, ухожу вперёд. Прогоняю неприятные образы разорванных и мёртвых тел девушек. Но через полкилометра натыкаюсь на ещё одну кучку сломанных саней. На белом снегу отчётливо видны большие капли крови. Но меня привлекает совершенно другое….

Подхожу ближе и, присев, подбираю заячьи уши той блондиночки. Аглаю жалко совсем. Она же такая молодая, невинная и довольно милая. Была…

Я держалась стойкой. За всю длинную ночь и почти всё утро в погребе не давала волю слезам. А сейчас всхлипываю, прижимаю к груди ободок с ушами и реву. Аглая не заслужила такой смерти. А медведь не пощадил. Не отпустил девушку с её вдвшником-десантником.

Последний луч солнца, ярко вспыхнув, уплывает за горизонт. Лес погружается в кромешную темноту. Ледяной ветер громко воет и нещадно бьёт по лицу, предвещая подкрадывающуюся метель.

— Отлично, Кадьяк. Только метели мне тут как раз не хватало! — поднимаю голову к небу.

Волчий вой отвлекает от стенания и нытья. Замерев, верчу головой и смотрю в светящие огнём глаза здоровенного волка. Я считала, что он не выжил в схватке с медведем, но нет. Живой, здоровый и злой. На морде шрамы от когтей косолапого, кое-где шерсть слиплась в крови и засохла. Он явно хочет отыграться на мне.

Зверь в один прыжок сокращает расстояние между нами. Подгибает лапы и, скалясь, кружит вокруг меня. Сглотнув, хватаю чугунок и встаю. Не отрываю взгляда от хищника. Волк принюхивается, продолжает кружиться.

— Я буду отбиваться, — предупреждаю с дрожью в голосе.

Рывком набрасывается. Вскрикнув, падаю на спину и с размаху бью по клыкастой морде своим орудием массового поражения. Зверь отскакивает, мотает поврежденной головой, поскуливает и, чихнув, грозно рычит.

— Могу ещё всыпать! — огрызаюсь, барахтаясь в неповоротливой шубе.

Хищник опять делает выпад, хватает за подол шубы и, мотая головой, как собака, тянет.

— Что ты делаешь? — верещу и размахиваю чайником.

Пару раз попадаю по голове и боку, но зверь не отпускает, взрыкивает и разрывает несчастную одежду. Нашу возню прерывает грозный рёв медведя.

— Гор пришёл, беги, — советую шёпотом. Кое-как вскакиваю на ноги, кутаюсь в остатки шубы и пячусь к дереву.

Волк опять рычит, скалится и бьёт лапами по мёрзлой земле. Вскидывает резко голову, смотрит куда-то за мою спину. Тоже поворачиваюсь и сглатываю. На холме между деревьями на двух лапах стоит грозный медведь.

— Опять драться будут, — вздыхаю я.

Волк подтверждает мои слова. Ловко перепрыгивает через меня и бросается на медведя. Схлестнувшись в очередном бое, хищники забывают про свою добычу. Я же на четвереньках отползаю подальше от бойни, заворачиваю за деревце и, поднявшись, бегу со всех ног.

Обойдя очередное вековое дерево, попадаю прямо на ту самую полянку с избой. Обалдело останавливаюсь и непонимающе кружусь вокруг себя. Как? Я ведь почти весь день шла прямо, никуда не сворачивала и должна быть сейчас в нескольких километрах от этого места?!

Из ступора выводит яростный рык. Кажется, косолапый прогнал волка. Опять. Разворачиваюсь и утыкаюсь прямо в живот медведя. Задираю голову, бесстрашно заглядывая в глаза зверю, и тычу чужими ушами в грудь.

— Ты изверг! Убийца! — кричу, колотя. Толку, конечно, никакого. Ему мои тумаки — так, лёгкая щекотка.

Взрыкнув, хищник подхватывает в лапы, но в ход идёт чугунок. Разок успешно попадаю по морде и на этом всё. Оружие вырывают из ослабевших пальцев. Расплющивают силушкой богатырской и швыряют в сторону.

Нашу ссору прерывает трубный рёв. Мы оба задираем голову к небу и замечаем дракона. Медведь, рыкнув, запихивает меня в избу и уходит в чащобу лесную.

Как бы сильно я ни толкала эту чёртову дверь, выйти не получается. Окна тоже не поддаются моей силе. Устав и психанув, скидываю отсыревшие и мокрые вещи. Переодеваюсь в чистое и сухое. Кутаюсь в новую шубу и иду на кухню. Вновь, с двадцатой попытки, зажигаю огонь в печи. Замечаю на столе горшочек, открываю. Внутри гречневая каша с мясом птицы. Внезапно.

Подхватив деревянную ложку, пододвигаю поближе и набрасываюсь на еду. Жаль, чугунок испортил один изверг. Сейчас бы кипятка глотнуть, внутренности согреть.

Сытно поев, иду в соседнюю комнату. И, взобравшись на медвежье ложе, отключаюсь моментально. Все силы истратила и ничего не добилась. Только зверя разозлила. Теперь, похоже, меня вовсе никуда не выпустят.

Глава 10

— Выпусти меня! — цежу сквозь зубы, рассердившись.

— Уверена, что именно этого хочешь? — спрашивает, опаляя горячим дыханием губы.

— Да! — заставляю собственное тело не реагировать на животный магнетизм, исходящий от этого варвара.

— Врёшь, зараза, — усмехается Гор, оставляет поцелуй на губах и откатывается.

Дёрнувшись, быстро вскакиваю, поправляю задранный подол платья и гордо удаляюсь на кухню. В следующий раз лучше возле печки лечь. Пару шуб постелю или сена побросаю, но к нему больше не полезу!

Пока копошусь с печкой, в очередной раз высекая огонь, Гор благополучно засыпает, оглашая весь лес своим мощным храпом. И почему я не проснулась от этого храпа раньше?

Подхватываю ковшик и иду в прихожую. Осторожно толкаю дверь. Не заперта. Неужели не боится, что опять сбегу? Хотя куда бежать-то? Все дороги приведут вновь к этой избе.

Проворчав проклятья на голову неандертальца, набираю снега и возвращаюсь. Ставлю воду кипятиться и горшочек с остатками еды — греться.

Кое-как умывшись и позавтракав, слоняюсь без дела по кухне. Немного прибираю устроенный бардак и убиваю время. Пару раз спокойно выхожу на улицу и прогуливаюсь вокруг избы. Долго на небо смотрю, никак не даёт покоя ревущий в ночи дракон. Такое диво-дивное хочется увидеть поближе. Даже потрогать, вдруг он тоже разумный.

Гор спит и храпит. Не решаюсь его будить, помню чёртов погреб. В полдень он выходит на крыльцо, сонно почёсывая оголённый торс.

— Выспались, барин? — язвлю, задирая голову. Хоть бы для приличия оделся, я тут в сотне одёжек, в рукавицах, шапке и шубе, а он в одних меховых сапогах да набедренной повязке.

— Ты очень шумная, — ворчит Гор, зевая.

— Простите великодушно, что посмела потревожить ваш сон. Отправьте домой и спите, сколько пожелаете, — огрызаюсь я.

— Меня не будет до заката, — меняет тему мужчина. — Сиди дома и никуда не ходи.

— Разве лес — не твоя территория? Ты же меня быстро найдёшь, если даже уйду, — прищуриваюсь, пытаясь поймать его на лжи.

— У меня дела в деревне. Могу не услышать или не успеть. Не хочешь стать закуской хищникам — послушаешь меня, — отвечает он и, вложив два пальца в рот, свистит.

Верчу головой, выискивая транспорт. Явно же коня позвал. Хотя нет, оленя. Из чащобы лесной на поляну неспешно выходит здоровенный олень. Кажется, тот, что меня сюда привёз.

— А можно и мне в деревню? — подскакиваю к бородачу и, схватив за предплечье, в глаза жалобно заглядываю. — Мне нужны женские штучки. И в дом посуду. Веник бы ещё. Я бы хоть подмела. У тебя очень грязно. Ещё ванну бы, то есть купель. Искупаться хочется очень.

— На какие шиши ты собралась это всё покупать? — с хитрым прищуром спрашивает Гор.

— Ты купишь. Твой дом, твоя пленница, вот и заботься, — скрещиваю руки на груди и вздёргиваю повыше нос.

Здоровяк с полминуты изумлённо таращится на меня, а после оглашает весь лес громоподобным гоготом.

— Ой, дереза! — хохочет он, утирая уголок глаза.

— Ну что? Возьмёшь с собой? — нетерпеливо подпрыгиваю я, не замечая, как сама улыбаюсь.

— Нет. Женские штучки заслужить надо, а метлу, так уж и быть, привезу, — хмыкает проклятый, разрушая хрупкий мир между нами.

— Засунь эту метлу себе в…

— Осторожнее, зараза, — предупреждающе рычит.

— Ты поэтому проклятым до сих пор ходишь, потому что с женщинами обращаться не умеешь. Ну, приведут тебе эту невесту в следующее полнолуние, а ты её напугаешь. В погребе запрёшь. Конечно, она грохнется в обморок и визжать будет. Думаешь, захочет тут остаться? Никаких условий не создал. А мы, женщины, любим комфорт.

Обиженная в лучших чувствах, разворачиваюсь и собираюсь спрятаться в доме. Пусть проваливает. Но на полпути останавливаюсь и опять смотрю на задумавшегося мужчину.

— Слушай, — тяну, опять привлекая внимание. Гор поворачивает голову и бровь выгибает. — Может, сделку заключим? Я помогу тебе завоевать будущую невесту. Расскажу, как ухаживать, а ты создашь мне хоть какие-то удобства. Ты вон магией дом отстроил и всё. О мебели не подумал. О каких-то бытовых мелочах там. Хоть бы туалет пристроил. Невесте-то тоже пригодится, пятую точку не будет в кустиках морозить.

— Я и без тебя знаю, как за девицами ухаживать, — бурчит недовольно.

— Угу, видела уже. Оставил с голой задницей и ушёл в лес. Это хорошо, я живучая оказалась. Другая бы померла прям в первую же ночь, — закатываю глаза и фыркаю.

— Говори, что тебе нужно, — привезу, — тяжко вздыхает Гор.

— Лучше с собой возьми. Я могу что-то забыть, опять ехать придётся. Да и хочется город рассмотреть. Пожалуйста, Гор. Обещаю не убегать и тебе не мешать, — включаю всё своё обаяние и хлопаю ресницами.

— Лады, — нехотя сдаётся бородач и кивает в сторону оленя.

Взвизгнув, подрываюсь, вызывая очередной смех у неандертальца. Мужчина легко подхватывает за талию и усаживает на зверя. Запрыгивает за спиной и, цокнув языком, направляет оленя в чащобу.

Глава 11

До городка мы добираемся довольно быстро. И, как я и думала, здесь полное средневековье. Деревянная застава, деревянные строения. Одинаковые избы да крупнорогатый скот.

При виде нас горожане от мала до велика останавливаются и кланяются. Женщины спешно хватают малышню и заводят в дом. Явно Гора тут боятся и уважают.

Доехав до центральной площади, мужчина останавливает оленя и спрыгивает. Помогает мне сползти и отправляет наш транспорт обратно в лес.

— Рядом будь, — коротко приказывает варвар и широким шагом идёт в сторону большого здания с открытым павильоном.

Следую за ним, придирчиво осматривая то место, где я появилась. Именно из этого павильона меня в сани загрузили и отправили по месту прописки косолапого. Может быть, там есть какая-то брешь между мирами? Или машина времени какая-нибудь.

— Куда мы идём? — уточняю, догоняя мужчину.

— Ты обещала быть тихой и незаметной, — рычит Гор.

— Вот неправда! Я обещала не мешать и не убегать. Но ты сейчас не занят и ответить ведь можешь.

— В ратушу, — бурчит мужчина и глаза закатывает.

— Может, я тебя тут подожду? Погуляю.

— Нет, — обрубает он и с ноги сносит несчастные двустворчатые двери.

— Нормально ты заходишь, — присвистываю и уворачиваюсь от летящих щепок.

К нам спешно выходит бородатый мужчина с посохом, что приходил просить за сыновей-вдвшников. Удивлённо останавливается и опускает седую голову.

— Гой еси, Великий князь, — здоровается старик.

— Как идут поиски? — интересуется Гор, заходя в здание.

Старик подстраивается под его шаг и провожает в просторный холл с длинным П-образным столом и лавками с двух сторон от него. Наверное, тут проводят заседания… бояр там или кто у них тут во главе?

— Сыновья рыщут, до полнолуния найдут, — уклончиво отвечает он. — Хотите собрать Совет?

— Лазарь где? — Гор резко останавливается, чуть не сшибает старика, тот ловко успевает увернуться. А я вот нет, впечатываюсь носом прямо в спину.

— Так уплыл ведь. Оборот назад как, — мужчина удивлённо переводит взгляд на меня.

— Врёшь, Данко, — неандерталец перехватывает старика за грудки и к себе притягивает. — Говори, где ты его прячешь, или пожалеешь. Дочь заберу и не посмотрю, что ей двенадцать.

— Клянусь, Великий князь, не ведаю я, где Лазарь! — басит старик, но испуганным не выглядит, разве что рассерженным.

— Собирай Совет и найдите мне его до заката! — приказывает Гор и отпускает бедолагу.

— Могу я узнать, что он сделал?

— Посягнул на моё, дважды бросил вызов! — рявкает проклятый и как хлопнет кулаком по дубовому столу. Так вся П-образная столешница надвое раскалывается. Вот это силушка богатырская! Я впечатлена.

Старик губы поджимает, кивает и уходит. Через несколько минут в помещение один за другим заходят мужчины. Здоровые, плечистые, среднего возраста. Некоторых уже видела, некоторые совсем незнакомые. Неосознанно вглядываюсь в лица каждого, ищу того, с льдисто-голубыми глазами. Жаль, он в маске был. Не рассмотрела толком ни цвет волос, ни остальные части тела. Хотя нет, габариты у него были поменьше качков-переростков. Высокий, но складный, что ли.

— Иди погуляй, зараза, — басит Гор.

— Благодарствую, — бурчу с сарказмом и, протиснувшись между мужчинами, выхожу на воздух.

Бодро так шагаю к павильону. Сейчас найду нужную брешь и домой сигану. Мне это средневековье не нужно. Последние дни хочется провести с комфортом.

Я тщательно обследую помещение, трогаю стены, взбираюсь на помост и кружусь по нему. Ищу хоть какие-то следы, ведущие к цивилизации. Даже щупаю специальные выемки для факелов в надежде найти нужный рычаг или потайной лаз. Но ничего не нахожу. Павильон совершенно обычный, доисторический и деревянный.

Пока провожу осмотр, из ратуши на площадь выходят десяток-другой мужчин и расходятся в разные стороны. Явно ищут этого Лазаря. Знать бы, кто это и что с ним сделает Гор? Наверняка прибьёт. Настроен он решительно.

— Пойдём, — неандерталец ко мне заглядывает и машет головой. Повздыхав, иду за тюремщиком.

Он приводит меня на рынок на открытом воздухе. Обалдело кружусь, рассматривая прилавки с пёстрыми одеждами, разной утварью и едой. Аж глаза разбегаются от количества товаров.

— Бери, что тебе нужно.

— Мне нужно всё, — вздыхаю, залипая на большой деревянной ванне.

Гор хмыкает и, договорившись с продавцом, приобретает в первую очередь ванну, точнее лохань. Мне хочется его расцеловать. Еле сдерживаю порывы и тычу пальчиком ещё в мочалку и брусок мыла. Жаль, шампуней в их мире нет. Зато есть разные отвары в аптекарской лавке, их мы тоже приобретаем.

Несмотря на свои варварские замашки, Гор совсем не скупердяй. Он молча и без брюзжания покупает всё, на что я указываю. Складывает приобретенное в лохань и несёт в своих мощных богатырских ручищах.

— Может, мы тебе хотя бы рубаху купим? — спрашиваю, остановившись возле лавки с одеждой.

Глава 12

Белогор

— Один раз ты нарушил заповеди оборотней и получил своё проклятье. Вновь пойдёшь против воли мироздания? — спрашивает Лазарь, прижимая к груди свою пару.

Сжимаю челюсть, смотрю на бледную спящую заразу. Почти тридцать оборотов я хожу по этой земле проклятым. Вместе со мной и весь остров проклят вечной зимой. А мой дом — дремучий лес.

— Гор?! — нетерпеливо рычит Лазарь, внимание привлекая.

— Пусть Данко поторопится с медвежьей невестой, — отвечаю, переводя взгляд. — Тогда заберешь свою пару. Возможно, насладишься ей вдоволь. К полнолунию умрёт Зараза. И тебя с собой заберет.

— Это ещё что значит? — напрягается оборотень.

— Больна она, — коротко бросив, разворачиваюсь и выхожу из волчьего логова.

Чешуйчатый вновь появляется в поле зрения. Трубно ревет, пугая население. Голову поднимаю к небу. Высматриваю Огняника забугорного. Ему-то что надо на моей территории? Третий день рыщет змей. Знает ведь, не найдёт, пока я не захочу. Весь остров — закрытая территория и принадлежит мне.

Прикрыв глаза, выпускаю магию, открывая доступ для дракона. Крылатый тут же пикирует вниз и, не долетев до земли, обретает ноги.

— Чего кружишь, Азур?

— Пару ищу, — лениво тянет Огняник.

— Дочь Данко не твоя пара, остальные девки пристроены. Новорожденных нет, — обрубаю бескомпромиссно.

— Не иди против мироздания, Белогор. Отдай её. Иначе не открою больше грани, так и останешься проклятым, — угрожающе тихо цедит чешуйчатый, подбираясь ближе и сверкая змеиными глазами.

— Так тебе Зараза нужна? — хмыкаю я и отхожу в сторону. — Ну, иди, спит твоя пара.

Дракон удовлетворённо кивает и проходит в дом оборотня. Вскинув голову, на солнце смотрю. До заката пара часов осталось. Нужно вернуться в лес, иначе проклятье убьёт.

— Куда лапы тянешь, извращенец?! — слышу, верещит Зараза вредная. — А ты чего явился, прощелыга? Теперь уж точно с тобой никуда не пойду!

Не замечаю, как губы в улыбке растягиваются. Развернувшись, захожу в сени. Вика выскакивает из комнаты и об меня бьётся. Придерживаю за предплечья. Испуганно голову вскидывает и расслабляется при виде меня.

— Я уж думала, ты меня бросил, — обиженно сопит, бьёт по груди и отступает. — Разобрались? Можем домой идти?

— Неужто не хочешь задержаться? — усмехаюсь я, переводя взгляд на хмурого оборотня и дракона, замерших за спиной девчонки.

— Зачем? — зараза головой вертит и неосознанно ко мне ближе подаётся.

— Она не чувствует, — бурчит Лазарь, прожигая ревностью нас обоих.

— Иди к саням, — посторонившись, пропускаю Вику на улицу. Та с укором фыркает и удаляется.

— Я с вами пойду, — упрямо дёрнув подбородком, оборотень сжимает кулаки. — Одну с тобой не оставлю!

— Я тоже! — с рыком подаётся Азур.

— Хотите получить пару — ищите Медвежью невесту! — отвечаю грозно.

— К закату третьего дня открой границы, — соглашается Огнянник. — Я тебе косяк девственниц приволоку. Хоть всех забирай.

— Договор, — киваю удовлетворённо и перевожу взгляд на Лазаря. Этот королобый не отстанет. Упрямый и лихой. — Ночью — зверь, днём — человек. Хочешь быть рядом с парой — примешь мои условия.

— Добро, — цедит сквозь зубы оборотень и, сверкнув злыми волчьими глазами, выходит из дому.

***

Виктория

В себя прихожу в незнакомом доме. Рядом полуголый незнакомец сидит. Замечает моё пробуждение, губы в улыбке растягивает и лезет обниматься. Возмущённо по рукам бью и сползаю с другого края небольшой тахты.

— Ты не чуешь? — хмурится он.

Вопрос повисает в воздухе, так как наше уединение нарушает ещё один мужчина. Тот самый мужчина!

— Ты?..

Скептически прищуриваюсь, позабыв о полуголом товарище. Словно гиена, почуявшая падаль, ближе подбираюсь, осматривая очередного красавца.

— Ты!... — пальцем тычу в хама.

— Я, — кивает негодяй, улыбается коварно, ещё и глазами льдистыми сверкает. — Удивляться будешь позже. Пойдём со мной, Пихточка!

— Домой? На Землю? — подозрительно уточняю, теперь пятясь и ударяясь спиной о каменную грудь первого незнакомца, вздрагиваю. Не спешу доверять мужчине. У него было почти два часа, чтобы предупредить, сказать, как-то выпроводить меня из банкетного зала. А он до последнего тянул. Почему?

— Нет, — качает головой голубоглазый. — Но спасу тебя от зверя.

Меж тем полуголый укладывает наглые ладони на мою талию, посылая тепло через два слоя одежды и согревая изнутри. Необычно так и волнующе, чёрт возьми. Передёргиваю плечами, стараясь сбросить это необъяснимо приятное ощущение. У хама глаза опасно сужаются, он в один шаг преодолевает расстояние и, резко дёрнув меня, задвигает за спину.

Глава 13

Я сбегаю от двух неандертальцев под предлогом «кустиков». Укутавшись в шубу, выхожу на свежий воздух. Обхожу избу, чтобы подальше отойти от окон. Вдруг будут подсматривать, кто их, этих иномирных мужчин, знает.

Обалдело замираю перед небольшим, но совершенно новеньким строением, аккурат сбоку медвежьего жилища. Заглядываю внутрь и усмехаюсь.

Кажется, Гор внял моим словам и построил для своей будущей невесты деревенский толчок. Ничего шикарного. Обычный деревянный короб с выгребной ямой под досками. Лучше, чем морозить пятую точку в кустиках, на снегу и под колючими ветрами.

Надо бы ему про рукомойник рассказать. Если цивилизация не идёт к проклятому, то проклятый пойдёт к ней.

Быстренько посетив сие строение, возвращаюсь в приподнятом настроении в дом. Стряхиваю шубу в прихожей и заглядываю в большую комнату. Гор спит и храпит. Потом поблагодарю.

Заворачиваю на кухню и останавливаюсь на проходе. Залипаю на голой спине новенького. Мужчина голыми руками разламывает дрова и складирует возле печи. Под смуглой кожей бугрятся мышцы и вздуваются вены.

Если Гор весь большой, здоровый и мощный, то Лазарь рельефом берёт. Он тоже высок и атлетически сложен. Оборотень будто чувствует моё вторжение. Подхватывает особо крупное полено и разворачивается ко мне. Одним рывком разламывает надвое. Так, что щепки летят в разные стороны.

— Впечатлена, восхищена, очарована, — бормочу, губы облизывая.

Лазарь прячет усмешку, отряхивает руки и сокращает расстояние. Пячусь, замечая, как азартно загораются глаза мужчины. Он запирает меня у стены. Нависает и давит своей звериной хищной энергетикой.

— Ты так и не представилась, — его голос вибрацией проносится по коже, вызывая непонятные и доселе неизведанные ощущения.

— Вика… Виктория, — эка меня поразил этот образчик мужественности и силы. Аж мозг поплыл куда-то в трусики.

— Виктория, — смакует моё имя.

Большим пальцем смахивает прядь волос, упавшую на лицо. Оглаживает скулу, посылая россыпь мурашек по позвоночнику. Он так близко. Склоняется, зелёными омутами глаз смотрит, заставляя всё нутро трепетать и тянуться к нему ещё ближе. Ещё теснее.

Не знаю, кто из нас первым качнулся, но наши губы сталкиваются в поцелуе. Во мне вмиг вспыхивает пламя и расползается под кожей.

Он целует нежно, губами мои губы ласкает. Едва касается, словно боится меня сломать или испугать. Не верю, что это происходит со мной. Не верю, что я целую мужчину, которого совершенно не знаю. Не верю, что хочу большего. Горячая ладонь ложится на поясницу, прижимает к твёрдому полуголому телу.

Мои руки в его волосах. На носочках приподнимаюсь, зарываюсь в густую шевелюру. Со стоном выдыхаю, открывая рот. Лазарь, тихо рыкнув, толкается языком глубже. Поцелуй сменяется. Добавляются напор и давление. Он подчиняет и приручает. Он лишает воли. И мне это нравится.

Под веками фейерверки из световых червячков взрываются. По венам лава горячими ручейками течёт. Низ живота тянет. Я вся в его руках словно оголённый нерв, трепещу в томительном ожидании.

— Заканчивайте свои брачные игры, — басит за спиной громоподобный Гор.

Дёрнувшись, прерываю поцелуй и больно бьюсь затылком об дверной косяк. Лазарь угрожающе рычит, вскидывая голову и смотря поверх меня. Его ладонь смещается, накрывая пострадавшую часть тела. Пальцы оглаживают кожу головы.

Я дыхание восстанавливаю, не могу глаза поднять выше. Смотрю на то, как дёргается острый кадык, и машинально сама сглатываю.

— Я могу передумать, Лазарь, — цедит проклятый.

— А тебе вообще какая разница? — завожусь уже я. Чего это так разволновалась? Кое-как разворачиваюсь в кольце рук одного горячего мужчины и с вызовом смотрю на здоровяка. — Ты свою невесту ждёшь, вот и жди. А нам не мешай.

— Осторожно, зараза, — тихо так, зловеще-мрачно предупреждает неандерталец и, шагнув ещё ближе, нависает надо мной могучей горой.

— Иначе в погреб отправишь? — выгибаю бровь и скрещиваю руки.

— Его убью, — подбородком машет в сторону молчаливого мужчины.

— Ты мог его вчера убить. Но нет, позволил пойти с тобой и даже остаться. Значит, не можешь.

— Хочешь проверить?

Лазарь будто что-то чувствует. Молниеносно задвигает за спину и низко рычит. Гор его за плечо перехватывает и швыряет в окно. Пробивая хлипкие стёкла, Лазарь вылетает на улицу.

Вскрикнув, хочу побежать следом, но один варвар доморощенный останавливает побег. Перехватывает за предплечье, грубо припечатывает к стене и накрывает ладонью шею, обездвиживая.

— Не испытывай судьбу, зараза, — цедит Гор, задевая губами мои губы.

— Отпусти её, — требует вернувшийся оборотень.

Князь медленно сжимает горло пальцами. Сглотнув, тяжело вдыхаю так необходимый кислород, чувствую, как перекрываются дыхательные пути.

— Гор! — рявкает Лазарь.

— Успеешь? — издевательски тянет проклятый, сильнее стискивая шею. Дёргаю его руку, пытаясь отцепить от себя. Трепыхаюсь, словно бабочка в сачке, толку никакого, конечно же. — Сверну шейку, особо не напрягаясь.

Глава 14

Я надолго застреваю на улице. Просто смотрю в чащобу лесную, в которой затерялся один оборотень.

Со вздохом разворачиваюсь, натыкаюсь на мощную фигуру Гора. Он всё это время стоял за спиной и тоже смотрел вдаль. Мужчина опускает голову, пытливо разглядывая теперь меня.

— Я не убежала, как видишь, — развожу руки в сторону и, обогнув тестостероновую гору, захожу в избу.

— Зачем ты его отпустила? Он ведь не успеет найти лекарей, — басит князь.

— Так будет правильнее и честнее. Да и что могут сделать ваши лекари, если даже современные технологии не справились? — собираю разбросанные по всей кухне дрова и давлю на корню накатывающие слёзы.

Я смирилась со своей болезнью. Не сразу, конечно. Были и отрицание, и торг, и жалость к себе. Но со временем пришло смирение. А тут появляется один красавчик и даёт надежду. Самое опасное чувство смертника. Мне нужно её прогнать. Как и Лазаря. Возможно, если мы не сблизимся и будем вдали, то и сожаления не будет.

— Хороняка, — внезапно обзывается Гор и удаляется из кухни.

— Это что значит? — возмущённо захожу в комнату и упираю руки в боки.

— Он ради тебя за бугор отправится. Море переплывёт. С лап собьётся, рыща лекаря. Хотя мог бы это время провести с тобой. А ты испугалась и решила спрятать голову в сугроб. Потому что так легче, но никак не правильнее, — бьёт словами неандерталец и смотрит неприязненно.

— Да и иди ты, — бурчу обиженно и удаляюсь на кухню. То же мне, жизни учить будет. Сам проклятым ходит и девок портит, ещё и нотации читает.

До полудня я успешно занимаюсь хозяйством. С десятой попытки разжигаю печь. Набираю во всё металлическое снег и ставлю греться. Подметаю пол. В углу за печкой ставлю лохань. Благо Гор восстановил поврежденное окно и можно искупаться в тепле. Закрываю импровизированную ванную ширмой из тряпок.

Приходится немного попотеть и несколько раз сходить за снегом, чтобы хотя бы наполовину наполнить эту деревянную ванну.

Справившись с поставленной задачей, быстро раздеваюсь и, подхватив мочалку вместе с мылом, с блаженством окунаю озябшие кости. Откинувшись на спинку лохани, прикрываю глаза. Что для счастья одной неунывающей попаданки нужно?

Нащупав тонкие невидимки, снимаю фальшивые и изрядно потрёпанные пряди искусственных волос, которые мы с Нинкой добавили к моим для объёма. И ведь за эти дни ни одна не выпала. Скомкав их, бросаю возле лохани, потом выброшу или сожгу в печи.

Долго валяюсь в горячей воде, намыливаю телеса, промываю разными отварами волосы. Не хочу выбираться из своего маленького уединённого рая. Но живот бурлит, напоминая и о другой потребности организма. Поэтому нехотя встаю. Обтираюсь и заворачиваюсь в простыню.

Дёргаю ширму и, вскрикнув, заваливаюсь назад. Гор успевает перехватить за талию и не дать упасть обратно в лохань.

— Ты подсматривал?! — возмущённо упираюсь кулаками в голую грудь.

— Больно надо, — фыркает неандерталец, продолжая удерживать. — Проверял, не утонула ли.

— Меня уже можно отпустить, — передёргиваю плечами, чувствуя через тонкую простынку просыпающуюся часть тела одного верзилы. — И мы вроде договорились, что ты днём одеваешься. Кому мы портки покупали?

— Помыться поможешь? — меняет тему неандерталец.

— Вот ещё! Сам себе помогай, — фыркаю, вкладывая силы и отталкивая. — И вообще, я есть хочу.

— Хочешь есть — заработай, — ставит условие Гор и губы кривит в наглой ухмылке.

— Я уже заработала! Прибралась, полы подмела и печь растопила.

— Это ты сделала для себя, — басит, продолжая прижимать к себе. — Можешь сходить поохотиться. В лесу живности много.

— Ладно. Иди на охоту, а я пока снега растоплю для тебя. Такая помощь подойдёт? — сдаюсь нехотя.

— Годится, — кивает удовлетворённо и, наконец, отпускает меня.

— Кстати, спасибо за толчок! — кричу в спину удаляющемуся здоровяку. — Было бы совсем замечательно, если бы ты ещё баньку пристроил.

— Слишком многого хочешь, Зараза, — бурчит Гор и исчезает с поля зрения.

Варвар доморощенный. Ну и ладно, главное — начало положено. Он вон даже помыться захотел. Уже прогресс. Вылепим из неандертальца нормального человека.

Пока мужчины нет, быстро переодеваюсь в сухое и чистое. Сушу волосы возле печи. Жаль, расчёски нет. Приходится просто подвязать их ленточкой и спрятать под платок, чтобы не мешались и не лезли в глаза.

Немного отдохнув, вычерпываю из деревянной ванны грязную воду. И начинаю вновь таскать снег. Чувствую, к вечеру всё тело будет болеть от напряжения. Проклинаю проклятого князя. Даже представляю, как утоплю его в этой маленькой лохани.

Гор возвращается, аккурат когда я выливаю последний чайник кипятка. Заносит очередную курицу, благо уже ощипанную. Ладно, топить не буду. Взмахом руки выпускает голубовато-белую магию и, создав стол, кладёт дичь на него.

— Спасибо. А я для тебя воду нагрела, — добродушно улыбаюсь, подбираясь к мёртвой тушке.

— Не трогай, опять сожжёшь, — рычит мужчина.

Глава 15

После плотного обеда накатывает усталость. Пока Гора нет, решаю вздремнуть. Укладываюсь на краешке медвежьего лежбища, укрываюсь уголком шкуры и благополучно засыпаю.

Просыпаюсь почти на закате, оттого что один варвар осторожно тянет платок с моей головы. Сонно осматриваю склонившееся надо мной хмурое лицо пленителя. Мужчина очень сосредоточен и пока не замечает моего пробуждения. Стягивает часть платка и смотрит на волосы, даже пальцем их перебирает.

А я невольно любуюсь грубоватыми чертами лица. Чёрными как смоль кустистыми бровями, жёсткими складками между ними. Широким носом, чуть с горбинкой. Острыми скулами, чуть впалыми щеками. Но самое пронзительное — это глаза. Иссиня-чёрные, как ночное небо. Они почти всегда смотрят сурово и властно.

В них спрятаны сила и опыт прожитых лет. Гор не так прост, как кажется. Он скрывает прошлое, мало говорит о будущем и практически ничем не делится. Он — закрытая книга, которую безумно хочется прочесть. Понять. Почему он так ожесточился. Почему его прокляли. Почему его боятся жители.

Если так подумать, эти оборотни могут скооперироваться, собраться всей деревней или даже островом и просто убить Гора, пока он в зверином обличии. Магии у медведя нет. Ведь тот конферансье ранил его.

Меж тем мужчина, обследовав мою жиденькую шевелюру, переводит взгляд, и наши глаза сталкиваются. У Гора очень тяжелая и властная энергетика, но вместе с тем к его силе хочется прикоснуться. Хочется укрыться и спрятаться от страшного мира. Возможно, поэтому я не убежала вместе с Лазарем.

Не знаю, что видит в моих глазах этот неандерталец. Но он медленно склоняется ещё ниже и накрывает мои губы. Не торопится и внезапно даёт мне возможность прервать его. Ждёт.

С тихим вздохом прикрываю глаза и размыкаю губы. Мужчина принимает приглашение, жаром лёгкие наполняет и целует. Проводит языком между губами и с голодным рыком толкается глубже. Он втягивает меня в чувственное противостояние. Заставляет открыться, заставляет прижаться теснее, зарыться в жёсткие волосы.

Я отвечаю ему с неменьшим пылом и жаром. Тянусь, ощущая просто пьянящую потребность. Задыхаюсь, но не прерываю. Наслаждаюсь этим безумием и вздрагиваю, когда он накрывает большой ладонью грудь.

Дёрнувшись, давлю на плечи. Гор легко отстраняется. Смотрит пытливо-возбуждённо, губы облизывает, будто не желает ни капли моего вкуса оставлять.

— Не стоит. Скоро появится твоя невеста, — шепчу, надрывно дыша. — И Лазарь… Я не могу с ним так поступить.

— Зараза, — обзывается опять.

Против воли улыбаюсь. Гор рывком соскакивает и выходит из комнаты.

Последний луч уходящего солнца слегка ослепляет и, ярко вспыхнув, пропадает за горизонтом. Тоже встав, подхожу к окну. Миг — и вместо мужской фигуры предстаёт зверь.

Его оборот выглядит не так, как у тех оборотней, которых уже видела. Тот же Лазарь оборачивался не так быстро. Кости свои ломал, шерстью обрастал. А Гор меняется, покрывшись неким серебристо-голубоватым маревом.

Здоровый бурый медведь громко ревёт, оглашаю всю окрестность своим недовольством. Вокруг него валяется изорванная в клочья одежда. Вот вообще не экономный товарищ.

Пока раздумываю об этой особенности, медведь пропадает в чащобе, и я остаюсь совершенно одна. Со вздохом заправляю постель. Поправляю косынку. Интересно, зачем неандерталец мои волосы разглядывал? Или он думал, я совсем облысела? От этой догадки расхохоталась. Представила, как он обалдеет, если я и вправду обрею голову и предстану поутру в таком виде. Может, тогда потеряет ко мне интерес и не будет лезть с поцелуями? А что, дистанция — наше всё! Иначе ведь не устою, очень уж давно у меня не было мужчины. Примерно восемнадцать месяцев.

Как только я узнала о своём неутешительном диагнозе, решила не заводить никаких отношений. Чтобы не влюбляться, чтобы не оставлять любимого с дырой в сердце. И чтобы самой не сожалеть о принятом решении. Я вправду трусиха… Спряталась в своём коконе и ждала. А время утекало сквозь пальцы.

Тряхнув головой, прогоняю непрошеные мысли и иду на кухню. Топить печь, греть ужин и разобрать свой скудный гардероб.

Время за домашними хлопотами пролетает незаметно. А вот утро наступает по стандартному сценарию. Я опять заперта в медвежьих объятьях одного голого варвара.

Дёргаю плечами, стараясь выбраться из жёсткого захвата. Гор приоткрывает один глаз и смотрит недовольно.

— Ты голый и опять зажал меня, — пыхчу, скидывая наглую конечность, устроившуюся аккурат на груди.

— Ты очень шумная по утрам. Это раздражает, — огрызается мужчина, перекатываясь на спину.

— Как ты меня вообще сюда перетащил? Я ведь устроилась возле печки, — поправив одежду, поворачиваюсь на бок, подкладываю под голову руку и смотрю на мужской профиль.

— Это зверь перенёс, — бурчит он.

— Почему тебя прокляли? — меняю тему.

Мужчина голову поворачивает, смотрит опять рассерженно.

— Расскажи, я всё равно умру и заберу твои тайны с собой, — улыбаюсь примирительно-простодушно.

— Одна оборотница признала во мне свою пару. Я отказался от неё, и она бросилась со скалы в море… — сухо отвечает и губы поджимает. — Её мать — ведьма, прокляла меня.

Глава 16

Вечером, сразу после того как князь, превратившись в медведя, уходит в лес, на меня накатывает дурнота. Голова буквально раскалывается надвое, температура поднимается. И я валюсь с ног прямо на крыльце.

Зачем вообще вышла его провожать, дура! Со стоном сжимаю черепушку, почти слепну и глохну. Кажется, всё. Смерть костлявая пришла по мою душу. И даже Гора рядом нет. Умру в одиночестве. Плакать хочется. И совершенно не хочется умирать. Я ведь смирилась. Но, оказавшись в этом богом забытом месте, захотелось жить. Так отчаянно и неимоверно.

На тёмном небе вспыхивает молния. И тень птицы закрывает луну, что тускло освещает мою локацию. Раздаётся грозно-трубный рёв. Усилием воли задираю голову и мутным взглядом высматриваю большую птицу, что кружит надо мной. Я и вправду практически не вижу, лишь силуэт, неясную тень, что летит прямо на меня.

Очередной блеск молнии ослепляет окончательно. Гром грохочет и искрами рассыпается. Мощный поток ветра бьёт по лицу. Дёргаюсь и переворачиваюсь на бок.

Смотрю, как, ломая несколько вековых деревьев, недалеко от меня приземляется дракон. Трясёт мордой, будто пёс, извалявшийся в луже. Брызгая во все стороны мелкими острыми льдинками. Жмурюсь и, всхлипнув, переворачиваюсь на спину. Явно ведь галлюцинации начались.

Рассматриваю небо с россыпью ярких звёзд и большой луной. Дышу тяжело и совершенно не чувствую холода. Не слышу больше драконьего рычания и сопения. Не слышу больше грома. И не слышу тихих шагов, идущих ко мне.

Вздрагиваю испуганно, когда небо опять закрывает появившаяся фигура. Моргаю, пытаясь рассмотреть нарушителя.

— Привет, Пихточка, — беловолосый мужчина склоняется и подхватывает на руки.

— Ты? — потрясённо тяну пальцы к красивому лицу того хама с льдисто-голубыми глазами. Щупаю его, до сих пор не веря в происходящее. Он не мешает изучать себя. — Но…

Обвожу взглядом полянку, высматривая крылатую ящерицу.

— Тут был дракон…

— Был? — выгибает бровь насмешливо и улыбается широко так, во все свои тридцать два зуба.

— Ты — дракон? — ошеломлённо выдыхаю от пронзительной догадки.

— Я, — кивает негодяй, ещё и глазами льдистыми сверкает, превращая круглый зрачок в узкую змеиную полоску. — Нужно поскорее выбираться. Князь уже знает, что чужак проник в его лес.

— Нет. Не нужно, — морщась, прикрываю глаза. Все силы истратила на удивление. Прижимаюсь виском к плечу нечаянного гостя. — У меня уговор с Гором. Я не буду убегать. И домой не вернусь. Скоро всё кончится. Оставь меня.

— Тебе плохо? Замёрзла? — спрашивает обеспокоенно.

— Замёрзла, — выдыхаю, делиться своими проблемами с почти незнакомцем не хочу.

— Летим со мной, Пихточка. Я согрею.

Нас отвлекает грозный медвежий рёв. Удивительно то, что здоровенный дракон боится косолапого. Это видно по тому, как он весь подбирается, напрягается и к чащобе лесной разворачивается.

— Поздно, — шепчу.

Усиливающаяся боль забирает те крохи сил, что остались. И я проваливаюсь в холодную темноту.

Прихожу в себя в незнакомом, очень светлом помещении. Это точно не медвежья изба. Тут очень тепло, даже жарко. Пахнет травами да кореньями. Осматриваю комнату, замечаю резные стулья, комод, зеркало и женские вещи, висящие на обычных гвоздях.

За стенкой раздаются мужские голоса. Один из них принадлежит Гору. Интересно, это он меня сюда приволок? И «сюда» — это куда? Или пепельноволосый красавчик всё-таки забрал?

Тихо скрипит дверь, прикрываю глаза. Хочу немного подслушать и добыть информацию.

— Такая хворь мне не по силам, — дребезжит старческий голос, приоткрываю немного веки, рассматривая очень худую сутулую старушку. Настоящая Баба-яга с крючковатым носом, острым подбородком. — Я лишь боль могу снять да снадобья приготовить. Они снимут симптомы, но девка помрёт до полнолуния.

— Кому по силам излечить её? — это третий товарищ спрашивает. Тот пепельноволосый красавчик.

Старушка бросает на меня жалостливый взгляд, пожевав губу, ближе к мужчинам подаётся и тихо так, оглядываясь, шепчет:

— Кощею.

Быстро отпрянув, плюёт через левое плечо. Обалдело привстаю на локтях.

— Кощею, который Бессмертный? — выпаливаю, привлекая внимание.

— Тише ты, визгопряха, услышуть! — подскочив, шипит на меня бабка.

— Ответьте, вы про того самого говорите? У которого смерть в яйце? — нетерпеливо перебиваю.

— О проклятом чародее. А где у него смерть, даже он не знает, — понизив голос, бормочет старушка.

— А вы не Яга, случайно? — прищуриваюсь, совсем развеселившись.

— Типун тебе на язык! — натурально плюётся та и, покружив вокруг себя, обиженно уходит.

— Я найду Кощея, — вдруг заявляет красавчик-дракон.

— Погоди, а ты не Горыныч? — останавливаю его.

— Огнянник я! — гордо заявляет.

— Позже побахвалишься. Ты слово дал, оно истекает, — рычит Гор.