За всю мою долгую жизнь мне только однажды приснился кошмар. Это когда в детстве заболела то ли корью, то ли ангиной. У меня ночью поднялась высокая температура, и мне приснилось, что на меня падает печь. Я закричала от ужаса.
Высокая температура при простудных заболеваниях и гриппе в зрелые годы у меня не поднималась. Да и гриппом я уже не помню, когда болела последний раз. Даже КОВИД обошёл стороной, хотя в селе нашем он погулял хорошо, отправив на погост пятнадцать человек.
И вот меня в семьдесят лет, как предвестие приближения конца, настигла странная болезнь с высокой температурой. Температура, ни с того, ни с сего, подскочила вечером, дойдя к полуночи до тридцати девяти и пяти десятых. Сбить её ничем было невозможно, чего только ни глотала. Вызвала фельдшера, та влепила мне укол и ушла. Даже наблюдать не стала.
А во сне меня кошмарило.
Я очнулась в луже…
Я очнулась в надвигающихся сумерках в грязной тёплой луже. Навзничь, на спине, с адской головной болью. Как только не захлебнулась? К горлу подкатывала тошнота. «Нужно развернуться, а то захлебнусь собственной рвотой», – возникла мысль. Я бултыхалась в этой луже, пытаясь перевернуться и выбраться из неё.
Проснулась утром в мокрой постели и мокрой ночнушке, хоть выжимай. Вот тебе и лужа. Температура спала до нормальной. Целый день я занималась домашними делами: готовила завтрак-обед-ужин, кормила курочек, убирала в погреб морковь. Уже заморозки начались. Позвонила дочь, справилась о моём самочувствии – ей сообщила фельдшер. Кстати, она утром справилась о моём состоянии.
Из головы не шёл сон. Меня цепляла одна странность – головная боль и тошнота? Во снах не бывает, каких либо, ощущений. Нет звука, боли, нет реакции обоняния и осязания. То, что сон, как и бывает у стариков, не цветной, объясняло кажущиеся сумерки.
Вечером снова резко поднялась температура. Глотать таблетки не стала, а сразу вызвала фельдшера.
А ночью я опять бултыхалась в луже. В этот раз информации и ощущений было больше. Запахи – лужа была вонючей. Мне удалось выбраться из неё на траву и упасть в изнеможении, постанывая от головной боли. (Состояние было, как с глубокого бодуна, какое мне за всю долгую жизнь довелось испытать однажды по молодости и дурости. Да-а-а, «удовольствие» получила ещё то.)
Оглядеться по сторонам я физически не смогла – от головной боли ломило глаза, и открыть мне их полностью не удавалось. Но какие-то шорохи и нечаянный вскрик потревоженной птицы я, прежде чем отключиться, уловить успела.
Утром, сменив постельное бельё, забросила с ночнушкой в стиральную машину. День прошёл в домашних хлопотах. Посадила чеснок. Приходила проведать дочь. Она принесла молока, помогла с посадкой чеснока, набрали ей калины. Куст у меня во дворе растёт шикарный. Приезжали из поликлиники, взяли анализ на КОВИД. И весь день меня беспокоил сон. Слишком странный. В сновидениях не бывает звуков и запахов. А тут лужа с амбре, и сон завершился звуками. И опять головная боль, да ещё с ломотой в глазах.
Приближения ночи я уже боялась. Третья может оказаться последней, фатальной – не выгребусь из лужи, захлебнусь. После ухода фельдшера закрылась на засов и отрубилась моментально на подлёте к подушке. И началась третья серия с продолжением.
Здравствуй, родная лужа… Начинаю привыкать. Даже, вроде, вонит меньше.
Но что-то было не так…
Совсем иные ощущения. Нет, лужа та же самая… Что-то в воздухе… предчувствие какое-то… напряжение.
Желудок стянуло спазмами. Я с неимоверным усилием развернулась на четвереньки, едва не нырнув лицом в лужу. Меня тут же вывернуло.
«Нужно выбираться из этой лужи. Где же у неё берега?». Мысли текли вяло, пробиваясь сквозь такую же сумеречь, какая окружала меня. Сумерки снаружи и сумерки в голове. Поползла на четвереньках в сторону. Угадала – вылезла на траву. Упала навзничь. Всю трясло. Не от холода. Было очень тепло. Трясло от слабости. Тело слушалось плохо, словно не моё.
«Божечки, Божечки! Да что же это со мной?». В голове, пытаясь пробиться, синхронно долбились сразу четыре дятла в разных направлениях – в виски, затылок и темя.
Развернулась на спину и уставилась в небо, затянутое тучами.
Немного передохнула и отползла от дороги подальше, приглядываясь к окружающей действительности. Обнаружила, что нахожусь на опушке леса, а дорога уходит в этот самый лес. Лужа растеклась по грунтовой дороге во всю ширь и даже больше, в длину границы определить не представляется возможным.
По ощущениям того, что жижа в луже была очень тёплой, а под руками я чувствовала сочную траву, пришла к выводу, что стояло лето.
«Странно… Вчера была осень, а сегодня лето. Или просто резко потеплело? Но не настолько же?».
Я обхватила голову руками, простонала. Послышался грохот телеги, скрип колёс и топот копыт. Из леса неспешно выезжала бричка-двуконка. Я поползла за ближайший куст. На бричке, гружёной мешками, похоже, что с зерном, сидели два мужика. Они медленно проехали по луже.
- Ну, и гдесь она? – пробасил один.
- Так туточки должна лежать. И как мы не углядели, что она свалилась? – ответил тенор.
Утром встала как обычно – в начале восьми часов. Раньше-то и делать нечего. Затопила печь и, вроде бы, все дела. Заварила быструю кашу, заправив сливочным маслом, навела кофе «три в одном». Кофе не готовый в пакетиках, а растворимый забелила молоком и подсластила чайной ложечкой сахара. Мой обычный завтрак.
Потом меня потянуло в зеркало глянуть. Словно там что-то новенькое покажут. Ничего нового не увидела. Пигментные пятна не сошли, морщины, сделавшие лицо похожим на печёное яблоко, не расправились, седина никуда не девалась, но и спину не сгорбатило.
- Ну, и что ты хотела увидеть? – спросила себя вслух.
- Это я хотел увидеть, – не громко прозвучал мужской голос, не понятно откуда.
Я заозиралась, выглянула из спальни. Никого. Да и в квартиру никто тихо войти не мог – дверь у меня без хлопка плотно не закрывается.
- Надо же, показалось, – произнесла вслух, но к зеркалу подходить не стала – накатил страх.
- Не показалось, – снова прозвучал мужской голос. – Ты вообще к зеркалу не подходишь, а я хочу тебя увидеть.
Дожилась – слуховые галлюцинации начались. А там и до шизофрении с раздвоением личности недалеко. Не хватает только в психушку попасть. Благо далеко ехать не надо – в нашем же райцентре, ну не совсем в самом селе, а в двух километрах от него, психдиспансер находится.
Я села в зале на диван, откинувшись на спинку и обхватив голову руками.
- «Божечки, Божечки! Что это сейчас было? – попыталась обдумать. – Показалось? Но уж слишком ясно было сказано. И голос мужской, такой явственный, баритонистый. Интересно, а как раздвоение личности начинается? Я знаю, что есть такое психическое заболевание – раздвоение личности. Это когда человек сам с собой разговаривает, но словно с другим человеком. Но не думаю, что вот настолько разными голосами – женским и мужским. Или вполне возможно? Но я-то с этим голосом не разговариваю».
- А, может, поговорим? – предложил голос. – Мне уже молчать надоело.
- Нет, – ответила резко и, хлопнув себя по губам, замерла. – «Божечки, Божечки! С кем я разговариваю? Не надо отвечать. Это точно – раздвоение началось».
- Мяу? – Симка вскочила мне на колени и заглянула в лицо своими зелёными глазищами.
- Симочка, – прижала кошку к груди. – Си-моч-ка-а, не ладное что-то со мной, – всхлипнула.
- «Всё с тобой ладно» – снова прозвучал тихий мужской голос.
- Вот, Симочка, слышишь? Нет, ты не слышишь. Это со мной шизофрения говорит. Раздвоение личности, называ-а-ае-е-ется-а-а, – заревела я в голос. – И я, как личность, раздвоилась на совсем противополые личности. Хи-хи, – вырвался нервный смешок сквозь слёзы. – Как в частушке: я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Кардинально радикальное раздвоение, – я снова разрыдалась.
- «Да успокойся ты!» – раздражённо произнёс мужской голос.
- А-а-а-а! Божечки, Бо-оже-ечки-и! Это у меня в го-ло-ве-е-е! Точно, раздвое-ение-е-е-э-э-э!
Симка, фыркнув, соскочила с колен, но не убежала. Жалостливая она у меня. Села напротив и смотрит.
- Вот, Симочка, дожилась твоя хозяйка до палаты номер шесть*.
- «Успокойся же, женщина! – пристрожил в моей голове мужской голос. – Не раздвоилась твоя личность, вполне целостная. Я не часть твоей личности, твоей сущности. Я совершенно другая сущность».
- А-а-а-а! Ай-яяй! – с визгом вскочила с дивана и забегала по квартире, хватаясь за голову. – Божечки, Бо-же-чки-и! За какие такие мои грехи? Сгинь, нечистая сила!
- «Женщина, прошу тебя – сядь. Давай поговорим спокойно» – увещевал меня голос.
Побегав, поистерив, я всё-таки немного успокоилась. А куда было деваться? Не фельдшеру же звонить, чтобы психиатра вызвала? Мне было и страшно до жути, и в психушку попасть не хотелось.
- Я готова к диалогу, – произнесла дрожащим голосом, усаживаясь на диван, вытирая фартуком слёзы и просмаркивая шмыгающий нос.
- «Так-то лучше, – проворчал голос. – Только ты говори мысленно, так я легче воспринимаю твою речь. А то гудит в голове, как в пустой бочке. И терпеть не могу женских истерик, неадекватных выплесков».
- «Я не истеричка, – возразила мысленно. – Просто ситуация неестественная. И мне очень страшно», – призналась.
- «Я понимаю. И для меня ситуация непривычная и неприятная. Но нам с тобой надо как-то привыкать к сосуществованию. Как уже сказал, я совершенно другой человек, лишённый своего тела. Я вынужден был искать прибежища в чужом теле. Моё погибло и восстановлению не подлежит. Оно осталось в другом мире».
- Божечки, Бо-ожечки! – всплеснула я руками и хлопнула по коленям. – Так ты иномирец? А-а-а-а, – зажав рот двумя ладонями, старалась погасить вырвавшийся крик. – Уф-ф-ф… оух… – приводила я себя в чувство. – «Надо же, иномирец. Такое точно шизофрения выдумать не может. А сюда-то как попал?».
- «Так ты и принесла», – усмехнулся.
- Я-я-а-а?! – взвизгнув, подскочила с дивана. – Я-а?! – развернувшись, вперила взгляд туда, где сидела, надеясь увидеть своего собеседника. Но, увы. Возвращаться на место не решилась, осталась стоять. – «Как это я? Когда? Я что? Побывала в другом мире и не заметила?» – мысленно вопрошала.