Самозванка

Глава 1

Телефон брякнул где-то в комнате, но сейчас я не могла оторваться от работы. Время сдачи заказа неуловимо приближалось, а чёртов макет не собирался в единое целое. Вскоре по ящику — очередной розыгрыш поездки в Новый Мир. Блин, как всегда хочется всё и сразу. В общем, я понимала, что сообщение мог прислать только мой сладкий мальчик, так старательно метящий в мои постоянные рабы. Наверное, сидел с секундомером, чтобы в назначенное время отправить задание, хмыкнула я. Но сейчас мне было совсем не до него, да и подождать ему будет даже полезно. Однако внизу живота уже заныло от предвкушения просмотра того, что наснимал мой суслик.

Не знаю почему, но я прозвала парнишку сусликом с первого раза. Хотя ничего общего во внешнем виде с этим животным он не имел: высокий, довольно крепкого телосложения, можно даже сказать, прокачанный во всех нужных местах. Молодой, симпатичный, с вечно пунцовыми щеками и трепещущими губами, он всегда вызывал во мне бурю эмоций. Я как-то считала сусликов милыми застенчивыми зверьками, и, возможно, потому наградила раба этим прозвищем — ведь он так забавно смущался при каждом нашем общении.

Мы познакомились с ним на одном из тематических форумов девять месяцев назад. Я просто поставила лайк на одном из его комментариев. Меня чем-то зацепил стиль его общения, и очень быстро мы перешли на личные сообщения. Парень оказался новичком в вопросах БДСМ-игр, но очень жаждал попробовать себя в роли саба. Одним словом — суслик. Назвать себя опытной доминой я тоже не могла, но интерес имела. На том и сошлись, и вполне неплохо практиковали онлайн-сессии.

Минутная стрелка бежала со скоростью секундной, во всяком случае, так мне казалось. В 17:30 я кровь из носа должна была отправить заказ клиенту, чтобы не нарваться на неустойку. К тому же заказчик попался психованный и привередливый козёл, которого не устроили два предыдущих макета сайта гребаных гробов. Делал он их из какого-то запатентованного уникального материала, который способствовал разложению трупов буквально за день. Гробы стоили как крыло от космического корабля, но аренда земли на несколько лет выходила ненамного дороже. Короче, оставались ещё на Земле противники кремации с какими-то своими религиозными заморочками, которые согласны были платить бешеные бабки за захоронение усопших родственников по старинным традициям. Психованный клиент верил в удачное маркетинговое будущее своего товара и обратился ко мне за этим самым маркетингом — к бедной несчастной дуре, берущейся за всякую халтуру. Вот уже неделю я просыпаюсь и засыпаю с мыслями о трупаках и их последнем пристанище, и о том, каким таким волшебным образом преподнести всю эту хрень с наногробами целевой аудитории. Вероятно, потому что все жители Земли бредили Новым Миром и возможностью попасть туда, я и сочинила неплохую рекламную кампанию для покойничков в этой тематике. Остаётся поставить лишь жирную точку во всём этом г... и наконец-то сдать заказ. Мужик решил сэкономить — раскрутку доверил какому-то хакеру, хотя я могла всё сделать и через официальные каналы, но, естественно, дороже. Что ж, как говорится: баба с возу — кобыле легче! Тем более нервов потрепано было изрядно, и без раскрутки никаких денег не захочешь.

Работу я свою не то чтобы любила, но, скажем так, умела получать от неё удовольствие. Если бы не халтура, которая хоть и приносила неплохую финансовую поддержку, но заставляла напрямую общаться с заказчиком. А вот тут-то и возникали проблемы. Как правило, мне попадались какие-то придурки, не желавшие прислушиваться к мнению профессионала. А спецом я действительно была, о чём свидетельствовало портфолио с реализованными проектами. В конторе я фонтанировала идеями и создавала лишь общие наброски, не вдаваясь в технические подробности, а тут же приходилось делать проект от начала до конца. А это было слишком изматывающим для моей творческой натуры. Поэтому я и не ушла во фриланс.

В 17:25 я наконец-то нажала заветную кнопку «Отправить», а в 17:40 мой счёт пополнился на пару тысяч баксиков. Что означало — заказ принят, можно выдохнуть. Деньги, конечно, невелики, но хватит на то, чтобы заплатить по счетам на пару месяцев вперёд. Можно даже наконец позволить себе несколько дней отпуска на орбитальной станции, мечтательно подумала я. В общем, настроение стремительно улучшалось.

— Телефон, ты где? — отправляясь на поиски, я попутно собирала скопившийся мусор по углам своей крохотной квартирки. Да уж, порядок мне только снится.

Выходные пролетели мимо меня, заниматься уборкой совершенно не хотелось. Телефон отозвался из-под кучи грязных вещей, сваленных на кровати, с голосовым предупреждением, что шоу начнётся через 15 минут.

Шмотки всё-таки надо отправить в стирку, иначе мне попросту нечего будет надеть завтра на работу. Быстро разделавшись с ненавистными делами, я таки успевала приготовить себе ужин, который, в принципе, был бы одновременно завтраком и обедом.

Только сейчас я почувствовала зверский голод, но, как оказалось, дома с продуктами беда. В шкафу нашлись три искусственных яйца и пакеты с сухим подобием овощного рагу. Каким таким ветром надуло всё это богатство в мою кухоньку, я не помнила. Вчера питалась заказанной пиццей, а всю рабочую неделю — в конторской столовой. Вообще я редко покупала продукты, потому что получалась откровенная гадость.

И дело не в том, что я не любила или не умела готовить, просто натуральные продукты стоили космических денег. Заменители тоже разнились по цене, и были довольно-таки неплохие и недорогие полуфабрикаты из разряда «просто добавь воды» или «подогрей в духовке». Но последний раз продуктовый заказ я делала месяцев пять назад, а на тот момент у меня было туговато с деньгами. Видимо, с тех пор на полках и пылилась дешёвая хрень, которую в здравом уме есть не станешь.

Чертыхнувшись, я дала голосовую команду телефону для заказа пиццы в очередной раз. Он же пискнул в ответ, что время ожидания — 20 минут. На радость, в холодильнике также нашлась банка синтетического пива и начатая пачка снеков со вкусом копчёных колбасок. На безрыбье и рак — рыба, как говорила наша ночная воспитательница в школе.

Глава 2

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда разыгрывали последний шар, хотя было понятно, что мой билет не выиграл ещё несколько ходов назад. Но всё равно отвечать не хотелось — шоу ведь ещё не закончилось.

После пяти неудачных попыток дозвониться телефон ненадолго умолк. Однако через несколько минут зазвонил вновь.
—Господи! Ну почему именно сейчас! — взмолилась я. По телеку как раз началась рекламная пауза, давая мне возможность избавиться от навязчивого звонка.
—Госпожа Алиса Сомова?! Доброго вечера! — раздался немного нервный мужской голос. — Меня зовут Сэмуэль, и я представляю интересы Елизаветы Сомовой. Ваша родственница скончалась, и мне необходимо передать вам пакет важных документов, касающихся вашего наследства.

Мужчина выпалил всё это на одном дыхании, без единой запинки.

Первой мелькнула мысль, что хмель в голове играет со мной дурную шутку. Какая родственница? Какое наследство? С семи лет я полная сирота. Единственный ребёнок в семье, где родители погибли в авиакатастрофе. Мама с папой работали экспертами в Совете по сохранению природного наследия. Их вертолёт разбился на подлёте к Грин-Сити. Как-то неправильно сработало защитное поле, из-за чего машина просто врезалась в невидимую стену. Единственная близкая для меня родственница скончалась через месяц после катастрофы. Бабуля (папина мама) не смогла смириться со смертью сына и умерла от сердечного приступа. С тех пор моя жизнь кардинально изменилась.

Я помню женщину, возникшую на похоронах бабушки. Испуганному ребёнку она запомнилась страшной и злой тёткой, которая привезла меня в закрытую школу... Весь мой мир рухнул в одночасье: не было любящего окружения, не было дома, не было ничего, что связывало бы меня с прежней жизнью. Как полагалось, родители назначили опекуна из числа родственников на случай своей преждевременной кончины. Уже будучи взрослой, я таила обиду на маму с папой, потому что они доверили мою судьбу сестре отца. Я никогда ранее не видела её — как, впрочем, и после того злосчастного дня. В школе не было и дня, когда я не ревела бы в подушку по ночам. Мне казалось, что меня попросту забросили в ад за какие-то грехи. Мой детский разум выстраивал ужасные причинно-следственные связи, в которых я винила себя за гибель родителей. На протяжении нескольких лет я считала: будь я хорошей девочкой, ничего подобного со мной не случилось бы. В подростковом же возрасте пришло осознание, что мир — говно и населён гадами. С каждым днём во мне всё больше зрела ненависть к тётке, ведь именно её стараниями я оказалась в интернате без возможности во второй раз обрести семью.

— Госпожа Алиса? Нам необходимо решить достаточно много вопросов за короткий промежуток времени... — сквозь пелену воспоминаний услышала я голос поверенного.
—Если учитывать дату кончины родственницы, вы не особо-то торопились. Как вас там...? — Почему-то я испытывала резкую неприязнь к звонившему мужчине. От моей нелюбезности он, видимо, ещё больше занервничал, и голос его буквально задрожал:
—Госпожа Алиса, я уполномочен лишь сообщить вам необходимую информацию, передать документы и...
—И собирались решать много вопросов, если я правильно поняла вашу речь, — вновь перебила блеющего, не хуже моего заказчика, мужика. — Сегодня я не намерена решать ни один! Вы отвлекаете меня от более важных дел.
---Почему-то казалось, что ничего хорошего от новостей о наследстве ждать не стоит. Тётка умерла семнадцать лет назад, о чём меня поставили в известность в кабинете директора школы. Также выяснилось, что опекуном теперь становится администрация учебного заведения, так как в документах Елизавета Сомова никого, кто бы мог претендовать на опекунство, не указала. Она лишь подписала стандартный договор, по которому в случае её смерти все денежные средства на моём счету перечисляются школе на моё же обучение и содержание до двадцати лет. Также было предусмотрено, что после получения специальности в мою собственность переходит квартира площадью семнадцать квадратных метров и единовременная стипендия в размере тысячи баксов. Вот такую «заботу» проявила моя «великодушная» тётушка, которую я видела всего раз в жизни. Верить в свалившееся богатство было попросту глупо, тем более по истечении стольких лет. Скорее возникали мысли о какой-то подлости, и на ночь глядя совершенно не хотелось об этом думать.

— Думаю, завтра вечером мы могли бы созвониться и обсудить все ваши вопросы. Мой рабочий день заканчивается в семнадцать часов, после я смогу уделить вам время, — сказала я так, но подумала: «А может, и не буду вообще тратить его на тебя!» Если бы возникли какие-то вопросы с налоговой, то вряд ли бы этим занимался поверенный. А что ещё могло всплыть спустя такое количество лет, я даже не представляла.
—Госпожа Алиса, я вынужден просить вас уделить мне немного времени сейчас, а завтра приступить к оформлению документов, — не унимался мой собеседник. — Госпожа Елизавета скончалась тринадцать месяцев назад. Именно такой временной промежуток необходим, чтобы совершить перелёт до Земли. Средства связи начали работать два дня назад, но, к сожалению, я смог получить доступ к вашим данным только сегодня в 18:15. Приношу глубочайшие извинения, что вынужден отвлекать вас от важных дел, но боюсь, бюрократический аппарат на Земле замедлит процесс вступления в наследство. — В голосе мужчины слышались нотки паники и беспокойства. Он старался говорить быстро, вероятно, боясь, что я могу отключиться. — Я не являюсь гражданином Земли и не могу покинуть борт корабля, что осложняет ситуацию. Поэтому, госпожа, вам нужно прибыть в космопорт самостоятельно и предоставить генетический материал для подтверждения родства с госпожой Елизаветой Сомовой.
—Я хочу видеосвязь, — теперь мой голос прозвучал странно. В реальность происходящего верилось с трудом, мне просто необходим был зрительный контакт с собеседником. Весь его монолог мог означать только одно: если чувак не врёт, то он прилетел с другого конца галактики, а именно из Нового Мира.

Глава 3

Сознание вернулось внезапно, как удар током. Не физический толчок, а внутренний разряд, выдернувший меня из безвременья анабиоза. Первым всплыло правило из памятки: «Креосон обязателен в положении на животе». Невыносимая поза. Я с детства ненавидела даже лежать на животе, не то что спать. А тут — целый год. Это изначальное, мучительное противоречие между комфортом и выживанием стало моим первым осознанным ощущением в Новом Мире.

Инстинктивно мне захотелось выбраться из капсулы, но вбитая инструктажем дисциплина заставляла лежать смирно, пока система сканировала показатели тела, возвращающегося к жизни. На Земле креосон был рискованной медицинской процедурой, вызывавшей споры учёных. Здесь — рутиной. Вспоминать, каких душевных сил мне стоил этот полёт, я не хотела бы никогда. Только горсть успокоительных и низкий, умиротворяющий голос Сэма помогли пережить тот день, когда я узнала, что большую часть пути проведу в искусственном сне. Помню свою истерику, его терпеливые, почти отчаянные уговоры. Бедный Сэм не ожидал такой бури и уж тем более не был готов к моему отказу лететь. Наверное, меня просто накрыло, а креосон оказался последней каплей. Ему пришлось умолять меня довериться технологиям Нового Мира, снова и снова, как ребёнку, объясняя, что земные достижения несравнимы с их методами консервации, что их модули уже более века позволяют путешествовать без старения и атрофии. Я также узнала, что на корабле можно пройти любой образовательный курс — и мне предложили изучить реальную, а не лубочную историю Нового Мира. Оказалось, мы на Земле пребывали в блаженном неведении...

Само пробуждение сладким не было. Как выяснилось, атмосфера Энтара для земных лёгких — чужая и агрессивная. Модуль готовил мой организм к новым условиям во время полёта, однако на протяжении нескольких месяцев мне предстояло принимать лекарства для полной адаптации. Перед тем как отпустить, умная машина впрыснула в вену первую порцию препаратов.

Криокамера плавно повернулась, возвращая моё тело в вертикальное положение, и сообщила, что я готова к жизни за её пределами. С тихим шелестом крышка отъехала, позволив сделать первый самостоятельный вздох.

Ощущение было странным, почти пугающим. Воздух казался густым, обжигающе чистым, его не хотелось выдыхать. Мои лёгкие, привыкшие к частым, коротким вдохам земной атмосферы, теперь работали медленнее и глубже. Я узнала из курса, что у обитателей Нового Мира замедленный метаболизм — отсюда и их долголетие, до ста сорока лет. Я уже менялась.

Мной овладело странное, двойственное чувство — вихрь эйфории, накрывающий островки ледяной тревоги. Вроде только вчера уснула несмышлёным котёнком, а проснулась опытной пантерой. Невольно усмехнулась: «Пантера!» Но осознание свалившихся на меня благ, помноженное на год виртуального обучения, действительно дарило головокружительное ощущение силы, которой я ещё не умела управлять.

Мой модуль находился в одном отсеке с ещё пятью. Время пробуждения было разным, с интервалом в час. Наше короткое знакомство перед стазисом давало мне чувство лёгкого превосходства не только над этими людьми, но и над всеми пассажирами корабля. Год назад Сэм подробно рассказал мне о каждом. В основном это были участники программы «Новый Мир — новая жизнь», счастливчики, выигравшие в лотерею. Их нам предстояло высадить на первой аграрной планете системы, где они, как правило, становились фермерами. Также среди пассажиров были три гения в области генетики. Виэнтарная система развивалась стремительно, и её технический прогресс давно опередил земной, во многом благодаря политике правящей двадцатки, веками привлекавшей лучшие умы щедрыми грантами и свободой.

Среди всех я находилась на самом верху социальной лестницы. Моя тётка вошла в историю как величайший генетик. Она, сделав немало открытий ещё на Земле, благодаря им и попала сюда. И совершенно непонятно, как сумела охомутать самого Геана Вануату, председателя правящей двадцатки. История гласила, что они относились друг к другу с огромной нежностью и, несмотря на одержимость Елизаветы наукой, создали счастливую семью. Теперь её наследство открывало мне двери не просто в Новый Мир, но и давало в нём значительное влияние. Выходя из модуля, я каждой клеткой осознавала: Алиса Сомова уже никогда не будет прежней.

Каюта была просторной, и поначалу я не заметила Сэма, притаившегося в углу. В его пытливом взгляде читалась настороженность и... страх? Наши глаза встретились — и нам обоим всё стало понятно. Теперь я знала, что означает татуировка на его лице. Парень, уловив это, медленно опустился на колени, смиренно склонив голову. Ледяной повелительницей я сделала несколько шагов в его сторону.
—Почему сразу не сказал, что ты раб?
От моего резкого голоса он вздрогнул, как от удара, согнувшись ещё сильнее.
—Простите, госпожа. Господин Вануату, отправляя меня на Землю, дал чёткие указания. Я не смел самостоятельно рассказывать вам о Виэнтарной системе, — сдавленно проговорил он.
Сэм стоял недвижимо, словно скала. Я кожей чувствовала исходящее от него напряжение, и это, как ни странно, мне нравилось. Нравилось ощущать своё превосходство. Нравилось, что это не игра. Нравилось тягучее жжение во всём теле от хлынувшего адреналина. НРАВИЛОСЬ!

Указательным пальцем я приподняла его голову, заставив взглянуть на меня. Затем не удержалась и очертила ногтём контур татуировки на щеке. В его светло-серых глазах плескались страх и паника, но ни один мускул не дрогнул на лице.
—Кто твой хозяин?
Я сама была шокирована тем,насколько холодно прозвучал вопрос.
—Я принадлежал госпоже Елизавете, — его голос был спокоен, чего нельзя было сказать о взгляде. — Вы наследуете всё её имущество.
—Ты давно проснулся? — Резко сменив тему, я улыбнулась.
От перемены моего настроения он едва заметно вздрогнул.
Что ж, раз он мой раб, никуда не денется. Все вопросы потом.
—Мой модуль, как и всех членов экипажа, был отключён вчера вечером, госпожа.
—Ммм... Надеюсь, ты подготовил мою каюту? Я хочу принять душ и выпить кофе в саду.

Глава 4

То, что среди присутствующих за столиком в саду я была единственной женщиной, смущало, но укромный уголок, утопающий в зелени и благоухании экзотических цветов, действовал умиротворяюще. В первые дни полёта я считала его самым прекрасным местом во Вселенной, сейчас же понимала — это лишь блёклый намёк на великолепие, ожидающее меня на Энтаре. Низкий стол из полированного черного дерева был сервирован с изысканной простотой: тонкий фарфор, серебряные приборы, в центре — плавающие свечи в хрустальных чашах. Воздух был густым и сладким от аромата ночных орхидей.

Капитан Борис, восседавший во главе стола, казался воплощением гостеприимства. Его коренастая фигура в белом мундире выглядела монолитно и надежно.
—Надеюсь, вино к вашему вкусу, Алиса? — спросил он, подливая мне в бокал густую рубиновую жидкость. — Энтарийское, с одного из высокогорных виноградников. Там почва вулканическая, придает особый минеральный оттенок.
—Божественно, — ответила я, делая небольшой глоток. На языке раскрылся сложный букет — терпкость, затем сладость спелых ягод и долгое, дымное послевкусие. На Земле я не пробовала ничего подобного.

Помимо Ефремова и его старпома , компанию за ужином составили двое генетиков, оказавшихся ужасно скучными собеседниками. Они, как и я, прошли ускоренный курс адаптации во сне и теперь пребывали в лёгком ступоре, их взгляды блуждали по саду с выражением тихого ужаса. Поэтому основным рассказчиком выступил капитан. Его бесконечные байки о космических просторах, черных дырах сначала занимали, но к концу вечера, после третьего бокала вина, стали напоминать назойливый фоновый шум.

Идиллию нарушило растущее, как опухоль, понимание: капитан не собирается возвращать мне Сэма. Более того, у меня сложилось стойкое впечатление, что он делал это умышленно. В течение вечера он трижды ловко уводил разговор от темы раба, когда я пыталась её поднять — то предлагал попробовать новое блюдо, то рассказывал анекдот, то спрашивал мое мнение о живописи Энтара. Его уловки были изящны, но цель очевидна — затянуть момент и наслаждаться своей маленькой игрой. Каждый его взгляд, каждая небрежно брошенная фраза словно проверяли меня на прочность: «Справишься ли, земляночка? Сумеешь ли по-настоящему владеть тем, что получила по праву?»

Когда генетики, наконец, отбыли в каюты, а старпом, изрядно хвативший виски, начал клевать носом, я поняла — момент настал. Ужин подошёл к концу, и пора было прощаться. Что ж, раз капитан не торопится, заберу своё имущество сама.

— Борис, у меня к вам небольшое дело, — мило улыбнулась я человеку, стремительно теряющему моё расположение. Внутри всё сжалось в тугой, трепещущий комок, но голос, к моему удивлению, прозвучал ровно и уверенно.

Капитан оторвался от созерцания содержимого своего бокала. Его взгляд, чуть затуманенный алкоголем, прояснился, в нем вспыхнул быстрый, как молния, интерес.
—Алиса, милая! Я к вашим услугам, — радостно воскликнул он, салютуя почти допитым фужером. Его улыбка была ослепительной, но в уголках глаз собрались лучики напряженных морщинок.

— Мне нужна не помощь, а чтобы вы прекратили договор временного владения моим рабом, — твёрдо, тоном, не терпящим возражений, заявила я и, выдержав паузу, чтобы слова обрели нужный вес, добавила: — Надеюсь, именно это вы и планировали сделать по завершении этого приятного вечера.

Борис продолжал улыбаться, но блеск в его глазах потух, выдав досаду. Он поставил бокал на стол с чуть более громким, чем требовалось, стуком.
—Безусловно, я верну вам вашу вещь, но приостановить договор смогу только на Энтаре, таков закон. В космосе не заключаются и не расторгаются сделки, — елейность в его голосе теперь откровенно расходилась с истинными эмоциями. Он определённо рассчитывал оставить парня себе, хотя бы на оставшиеся дни пути.

— Но сегодня истекает срок, указанный в документе, — уже не так уверенно произнесла я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Говорить непринуждённо давалось с трудом. Внутренне я понимала: по своему новому статусу наследницы я имела право требовать, и мне не могли отказать. Но нарастающая истерика, смесь гнева и унижения, сдавливала горло. Я — хозяйка, а у меня пытаются отобрать мою собственность!

— О? — притворно удивился Борис, разводя руками. — Таких тонкостей я, признаться, не помню. Бумаги, бумаги… Но будьте уверены, что бы ни значилось в этом скучном договоре, я не претендую на этого раба. Он ваш по праву, а все эти формальности — лишь пыль на ветру.

С этими словами он слегка, почти по-театральному, поклонился. Продолжать этот разговор не имело смысла — он уводил его в сторону, прячась за ширму бюрократии. Выпив с капитаном на прощание по бокалу шампанского и обменявшись парой ничего не значащих фраз о погоде на Энтаре, я, наконец, смогла вырваться.

Выйдя в коридор, я прислонилась к прохладной стене, пытаясь отдышаться и заглушить дрожь в коленях. Первая битва за то, что принадлежало мне по праву, была выиграна. Но какая цена? Ощущение, что я только что вела переговоры с лисой в курятнике, не покидало меня.

И вот, на повороте коридора, ведущего к моей каюте, меня ждал он. Сэм. Заметив моё приближение, он вытянулся в струнку, его поза выражала готовность мгновенно исполнить любой приказ, раствориться в немом ожидании. В свете мягких бра его фигура казалась ещё более монументальной и в то же время хрупкой в своей абсолютной подчинённости.

Он был высок, а его плечи, мощные и широкие, говорили о силе, но не грубой, а какой-то отточенной, выверенной до миллиметра. Вся его фигура, от идеально гладкой лысины до прямого стана, напоминала не живое существо, а античное изваяние, созданное не для выражения души, а для воплощения функции. В нём не было ни одной случайной, смягчающей черты — ничего, что напоминало бы о личностях, увлечениях или мечтах. Он был лишён всего этого, как скальпель лишён узоров.

Я увидела её во всей полноте. Татуировку.

Если бы не знала её истинного значения, я бы, пожалуй, сочла её красивой. Сложный, гипнотический узор, где геометрическая точность микросхем переплеталась с плавными линиями, напоминавшими древние сакральные символы. Он начинался на его черепе, охватывая левый висок, и спускался вниз, как черная река, полностью поглотив левую половину лица, скрыв ухо, очертив скулу и линию челюсти. Узор продолжался по шее, уходил под воротник униформы, и можно было без труда догадаться, что он покрывает всю левую часть торса, плечо и руку до самой кисти. Линии были идеально четкими, черными, матовыми, будто вплавленными в саму кожу.

Глава 5

В космосе сложно определять время суток, особенно после годового креосна, выдергивающего тебя из потока жизни одним рывком. Но наш корабль был сконструирован с изящной поправкой на психологию. В жилых помещениях — имитация окон, за которыми медленно менялось освещение, подчиняясь ритму Главной планеты, Энтара. Часы показывали семь утра, и искусственное солнце светило уже довольно ярко. Открыть глаза, не щурясь, было сложно. Я лежала, пытаясь поймать обрывки снов, но память выдавала лишь холодный ожог ледяных струй душа и горячее дыхание на своей ладони.

После вчерашнего алкоголя, усиленного лекарствами, голова была тяжелой, а во рту — пустыня. Но вставать было надо. Я не позволила себе валяться, подчиняясь похмелью и смятению. Прямиком направилась в ванную. Вода — мой единственный неизменный якорь. Контрастный душ, с ледяными иглами, прошивающими кожу, и почти обжигающими струями, возвращающими чувствительность. Я стояла, закрыв глаза, и ловила себя на мысли: я уже не считаю вдохи. Легкие сами нашли новый, непривычно медленный ритм. Надежда, слабая и робкая, шевельнулась внутри: а ведь мой организм, похоже, принимает эти изменения.

В мозгу отозвался легкий, почти вежливый импульс. Медицинский чип. Напоминание о таблетках. Он, как и всегда, был настроен на мои биоритмы и исправно выполнял свою работу. Вот только вчера он не выполнил свою главную, земную функцию. Он промолчал. Когда мои пальцы скользили по коже Сэма, когда его дыхание обжигало мне ладонь, когда по телу разлилось томление, противное и сладкое, — чип, страж моей земной добродетели, безмолвствовал.

Эта мысль ударила с новой силой, заставив схватиться за стенку душевой кабины. Я выросла в мире, где само понятие тела было опутано стальными тисками запретов. После Великой Техногенной Катастрофы, едва не отбросившей человечество в каменный век, новая земная религия — «Синтез Разума и Плоти» — провозгласила тело храмом. Не даром, а именно храмом — холодным, стерильным, открытым лишь для одной-единственной, благословенной цели: продолжения рода в рамках официального, одобренного государством и церковью брака.

Секс до брака был не просто грехом. Он был преступлением. Социальным самоубийством. Анафемой. Наш медицинский чип, вшиваемый при рождении, был не только лекарем, но и соглядатаем. Он регистрировал малейшие гормональные всплески, несанкционированное возбуждение, скачки давления и пульса, характерные для интимной близости. Любая попытка переступить порог «храма» без соответствующего разрешения в базе данных вызывала бы немедленный сигнал в Моральном Комитете. Последствия — от публичного порицания и аннулирования социального рейтинга до принудительной «терапии».
Телесный контакт сводился к минимуму.
Именно поэтому для моего поколения виртуальная реальность стала единственно возможной формой близости. Полное погружение в мир фантазий, где чип был бессилен. Где можно было чувствовать. Где можно было дышать полной грудью. Где можно было владеть и подчиняться. Моё увлечение БДСМ родилось именно там, в цифровых лабиринтах, где я была не Алисой Сомовой, законопослушной дизайнершей с чипом-надзирателем, а Госпожой, чьё слово — закон. Суслик был частью той, виртуальной жизни. Моим милым, застенчивым, таким податливым мальчиком, с которым мы вместе исследовали границы допустимого в мире, где не было никаких границ. Это была игра. Прекрасная, захватывающая, но игра. С безопасными словами. С возможностью в любой момент выйти из системы и оказаться в своей стерильной, безопасной квартире, где единственным напоминанием о страсти был сухой остаток возбуждения, которое приходилось глушить медитацией или транквилизаторами.

А тут... этот человек на коленях. Его реальная, живая кожа под моими пальцами. Его настоящее, прерывистое дыхание. И оглушительная, зияющая тишина в месте, где всегда должен был раздаваться предупредительный звонок. Чип молчал. Будто его вовсе не существовало. Эта тишина внутри моей собственной головы была пугающей, шокирующей и пьянящей одновременно. Я была еретиком, впервые переступившим порог храма с грязными сапогами, и с удивлением обнаруживающим, что внутри нет ни гнева, ни кары. Лишь свобода. Свобода, от которой кружилась голова и подкашивались ноги.

Вытеревшись и завернувшись в халат, вышла из ванной. Я была готова к завтраку, к новому дню, к попытке разобраться в себе и в своих правах на этого странного, податливого раба. Решила по пути в сад заглянуть в капитанский мостик — уладить формальности с переходом Сэма, как и планировала.

Но, проходя по коридору мимо служебных помещений, я услышала приглушённые звуки. Сначала неясный гул голосов, потом — отчётливые шлепки, сдавленные стоны, грубый смех. Дверь в один из отсеков была приоткрыта. Любопытство, тревожное и необъяснимое, заставило меня заглянуть внутрь.

Картина, открывшаяся моему взору, была словно удар под дых. Трое мужчин трахали в рот раба, причём пытались засунуть сразу несколько членов. Ещё двоим он дрочил руками.
—Отличная соска! — прокряхтел один из них. — Ты подготовил свою дырку для нас?
После этих слов они резко повернули и загнули парня раком.Из его ануса торчал небольшой силиконовый хвост-крючок, который нелепо болтался при каждом движении. Среди всех присутствующих я ранее видела только двоих: старпома и Сэма.

То, что имели моего раба, я поняла с первых же секунд, но поверить в происходящее смогла лишь спустя какое-то время. Секс вживую, да ещё такой извращённый, я видела впервые. Тошнота, подкатившая к горлу, не давала трезво оценить ситуацию.

Пошлые шутки, оскорбления, шлепки и толчки сыпались на Сэма без перерыва. В новой позе его уже имел в зад здоровенный мужик, а другой пытался пристроиться спереди. Остальные ожидали в очереди, поглаживая свои члены. Периодически отвешивая ему увесистые пощёчины, мужики продолжали своё грязное дело, а Сэм безропотно всё сносил. И почему-то именно эта его покорность окончательно свела меня с ума.

В тот момент, когда я вошла в комнату, козёл, трахавший парня, обильно кончил ему на лицо. Первым меня заметил именно он.

Глава 6

Вернувшись к себе, я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь заглушить дрожь в коленях. Тишина каюты давила на уши, но в голове стоял оглушительный гул. Перед глазами снова и снова всплывали отвратительные картины: обнаженное, перепачканное тело Сэма, его пустой взгляд, грубые руки, хватавшие его... Тошнота подкатила к горлу, и я сглотнула, пытаясь подавить рвотный позыв.

Всего несколько часов назад я с замиранием сердца разглядывала его в коридоре, отмечая красоту его черт, позволяя себе думать, что этот мужчина — нет, эта вещь — могла бы стать моим первым... опытом. Моим первым реальным прикосновением в этом новом мире, где чип молчал и всё было можно. Я ощущала тогда на своих пальцах тепло его кожи, представляла, каково это — провести рукой по его мощным плечам, прикоснуться губами к тем самым пухлым губам...
А теперь они, были испачканы. Бархатная кожа, которую я хотела ощутить, была исполосована следами побоев и липкой, чужой грязью. Как я теперь смогу к нему прикоснуться? Как я вообще смогу смотреть на него, не испытывая приступа брезгливости? Мысль о том, чтобы позволить Сэму дотронуться до меня, вызывала физический спазм. Он был осквернен на моих глазах. И по моему недосмотру.

Чувство вины сдавило горло, горячее и острое. Я — его хозяйка. Я должна была защитить свою собственность. Вместо этого я позволила этому случиться. Нет, я сделала так, чтобы это случилось, своей пассивностью, своей глупой верой в формальности. Я предала его. Предала те крошечные ростки доверия, что мелькнули в его глазах, когда Сэм умолял меня взять его с собой. Мысль о том, что бы оставить его на корабле промелькнула в создании.

Мне стало душно. Комната поплыла перед глазами. Я закусила губу, пытаясь взять себя в руки, но паника, черная и липкая, уже поднималась из глубины души, смешиваясь с отвращением и стыдом. Дыхание сбилось, сердце заколотилось где-то в висках. Я не могла дышать. Я не могла думать. Только обрывки мерзких образов и давящее осознание собственной никчемности.

И тогда в мозгу раздался короткий, пронзительный, абсолютно безэмоциональный импульс. Чип. Он не подавал сигнал тревоги, нет. Это было напоминание. Констатация факта: «Эмоциональные показатели достигли критического порога. Нейрохимический дисбаланс. Требуется медикаментозная коррекция».

Импульс повторился, настойчивый и четкий, как удар метронома. Он не унимал панику, а лишь фиксировал ее, как система диагностики фиксирует неисправность. Это был приказ. Действовать.

На автомате, с дрожащими руками, я подошла к панели с медикаментами. Пальцы сами нашли нужный картридж, сами приложили его к порту на запястье. Едва слышный щелчок, знакомое легкое жжение...

И — тишина. Не мгновенная, а плавная, как наступающие сумерки. Острая, режущая боль вины и отвращения потеряла свою жгучую остроту, превратившись в смутный, отдаленный дискомфорт. Дрожь в руках утихла. Дыхание выровнялось. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

Когда искусственное солнце в «окнах» начало гаснуть, окрашивая сад в сиреневые сумерки, в дверь постучали — тихо, почти несмело.
—Войди.

Дверь бесшумно отъехала, впустив Сэма. Он был чист, одет в просторную одежду из мягкой ткани, скрывавшей следы недавних побоев. В его руках он бережно нёс поднос.
—Госпожа, я принёс вам ужин.

Он пересёк порог и, как и положено, опустился на колени, протягивая поднос на вытянутых руках. Я смотрела на его склонённую голову, и где-то глубоко, под слоем лекарственного спокойствия, шевельнулось что-то острое и колючее. Но это было уже не так больно. Я видела перед собой лишь свою собственность, функциональную и исправную. Ни больше, ни меньше.

— Встань, Сэм, — прозвучало ровно. — Поставь поднос на стол.

Он на мгновение замер, будто проверяя, не ослышался ли, затем с той же плавной, отточенной грацией поднялся и выполнил приказ. Лекарство делало свое дело — я могла наблюдать за ним без прежней тошноты, почти как за предметом мебели, вернувшимся после ремонта.

— Ты… как ты себя чувствуешь? — спросила я из вежливости, отламывая крошащийся кусочек хлеба.

Он застыл по стойке «смирно», опустив глаза.
—Благодарю за вашу заботу, госпожа. Функционирую в пределах допустимой нормы. Медкапсула устранила последствия инцидента.

«Последствия инцидента». Сухо. Без эмоций. Идеально. Его абсолютная, почти механическая покорность была именно тем, что мне было нужно сейчас. Это означало, что я тоже могу двигаться дальше.

— Хорошо. Завтра мы прибываем на Энтар. Будь готов к высадке ровно в семь утра.
—Слушаюсь, госпожа.
—Ты ведь был на Энтаре раньше?
—Да, госпожа. Я находился в собственности госпожи Елизаветы семь лет.

Семь лет. Значит, для него это было возвращением. Эта мысль не вызвала никакого отклика. Лекарство надежно гасило все лишние мысли.

— Иди, Сэм. Отдохни.
—Приказаний на утро нет, госпожа?
—Нет. Просто будь готов.

Он склонился в безупречном поклоне и бесшумно исчез за дверью. Чувство вины окончательно отступило, растворившись в холодном прагматизме. Что сделано, то сделано. Главное — извлечь урок. Сэм был моей собственностью, моим активом. И его исправное функционирование было в моих интересах.

Дверь каюты госпожи бесшумно закрылась за спиной Сэма. Он сделал несколько шагов по пустому коридору и замер, прислонившись лбом к прохладной стене. Глубокий, сдерживаемый вздох вырвался из его груди. Внешне — идеально спокоен. Внутри — все еще клокотало. Медкапсула залатала кожу, но не могла стереть память тела. И поверх физической боли — ее голос, полный брезгливого разочарования: «Такую преданность ты мне обещал?»

Он сглотнул ком в горле, заставив мышцы лица расслабиться. Ничего. Это не имеет значения, — пронеслось в голове обрывком. Сэму было запрещено думать об этом. Его долг — служить. Все остальное — слабость. Он оттолкнулся от стены и тем же размеренным шагом направился к своему посту, оставив за спиной призрак того, кем был когда-то.