Самый темный век

ПРОЛОГ

«Да… Настоящая красота вокруг… Чувствуется ранняя весна», — подумал Максим, бросив взгляд на видневшуюся с высокого моста панораму заснеженного и покрытого плавающими льдинами Днепра. Идя быстрым шагом с тренировки, мужчина невольно засмотрелся на живописную природную картину высоких киевских холмов и речной глади — сверкавшей белыми мерзлыми полями, прозрачными полыньями и отражавшимися в их водах блестящими лучами яркого солнца. Увидев сидевших возле обрывистых промоин страстных рыбаков, он лишь удивлённо пожал плечами. Ни идущая тяжёлая война, ни опасности воздушных тревог, ни возможные штрафы и мобилизации, ни риск оказаться отрезанными на тающей дрейфующей льдине, ни реальная угроза провалиться под воду, похоже, не могли повлиять на этих упрямых «пингвинов-рыбарей»…

Человек спустился по ступеням каменной лестницы и дальше пошёл вдоль берега, выходя к широкому водному каналу, который, словно изогнутая подкова, опоясывал его городской остров-микрорайон. Причём тетивой этого своеобразного лука служил, собственно, сам могучий Днепр. Внезапно мужчина услышал испуганные крики. Ускорившись и выйдя из-за поворота, он стал свидетелем развернувшейся перед его взором трагедии. Трое мальчишек, видимо, тоже решили весело поиграть в лихость, проверяя свою храбрость, — пробуя по очереди перебежать на противоположный берег пролива по подтаявшим кускам больших льдин. Один из подростков как раз провалился и, захлёбываясь, барахтался в воде. Его двое товарищей, растерянно и заполошно вопя, звали на помощь, опасаясь приближаться к ломкому крошащемуся припаю полыньи. Но если летом тут постоянно бывали люди, то сейчас, в эту сырую, холодную, ветреную и промозглую погоду, здесь никто не гулял.

Максим оценивающе огляделся и, не заметив поблизости никакой подходящей палки, бросился к несчастному пареньку, на ходу снимая куртку. Быстро приблизившись, он лёг на лёд и стал аккуратно подползать к держащемуся за край льдины мальчишке.

— Хватайся за рукав! — крикнул мужчина, кинув подростку свою куртку.

Тот попытался перехватить брошенный ему «конец», но ткань выскользнула из его ладони, и пацан ушёл под лёд. Времени на раздумья не оставалось, и мужчина скатился вслед за утопающим пареньком прямо в воду. Дикий холод сковал его тело, намокшая одежда сразу потянула вниз. Разглядев смутный силуэт мальчишки, невольный спасатель схватил его под мышки и рванулся вверх. К счастью, течение вынесло их на свободное ото льда место.

Вынырнув на поверхность и поддерживая задыхающегося подростка, Максим понял, что водой их вытягивает прямо в Днепр. Это означало практически скорую и верную гибель. Сил не оставалось.

Неожиданно дневной свет сменился тенью полумрака — и мужчина увидел, что они находятся под мостом. Заметив свисающую сверху грязную верёвку-тарзанку (привязанную к ржавой лестнице, видимо, когда-то предназначавшейся для технических работ), Максим понял, что это их единственный шанс. И хрипло крикнул мальчишке:

— Я приподниму тебя, а ты хватайся за неё!

Из последних сил он фактически подбросил вверх паренька, и тот таки сумел зацепиться за плотный узел каната. Мужчину повлекло течением дальше, и внезапно он попал в водоворот. Последнее, что успел увидеть, — как к мосту бежали люди…

Воронка омута закружила Максима и потянула вниз. Достигнув дна, мужчина резко оттолкнулся от грунта и попытался всплыть в сторону и вверх. Но намокшая тяжёлая одежда давила, чудовищный холод намертво сковывал тело, а воздуха катастрофически не хватало...

Из последних сил он приблизился к поверхности, но уткнулся руками в потолок твёрдого льда. Изранил в кровь кулаки и голову, лупил ногами в это мутное «стекло» — но тщетно: пробить не удавалось. Мужчина отчаянно пытался найти промоину или более слабую корку. Всё было безуспешно и напрасно.

Спазмы удушья сотрясли горло, вода попала в лёгкие, и в конце концов он захлебнулся. Сознание его померкло, и он умер…

***

…Пребывание в беспамятстве длилось целую вечность. Время будто остановилось. Или, похоже, здесь оно не имело никакого значения и смысла. Либо, скорее всего, его тут попросту не было. Человек (вернее, его духовная монада) ничего не ощущал, не видел и не чувствовал — ни своего тела, ни личности, ни окружающего пространства. И ему отчего-то казалось, что его «я» находится в многокилометровой толще вязкого, бездонного и абсолютно черного, мертвенно-неподвижного океана, сравнимого только с бесконечным мраком космоса, но без звезд. И он заключён в виде личинки в кокон. Глаза открыты, но ничего не видно в этой бескрайней пустоте и сплошной кромешной тьме. Невозможно ни пошевелиться, ни крикнуть… Почему-то чудилось, что рядом, в этом беспредельном и вечном, как немеркнущая ночь, «холодильнике» законсервированы, и будто соседствуют с ним, тысячи других душ, также обретающихся в форме «матрёшек»…

Потом постепенно где-то внутри его существа зажёгся слабый, трепетный огонёк. И первые неясные мысли, как шёпот волн или странных вибраций, сначала возникли словно в глубине естества: «Где я? Кто я?» А затем они начали приходить будто бы извне: «Тебе снова пора начинать жить… Придёшь в мир, отстоящий далеко по реке времени, в век, лишённый света, отрады и любви. Суровые испытания судьбы и бремя большой ответственности возложены на твою долю…»

Он встрепенулся, исступлённо стремясь раздвинуть тягучие оковы морока обречённости, жестко охватывавшие и невыносимо душившие его, вызывавшие страшный ужас. Попытался вздохнуть… И, наконец, первый робкий луч ворвался в его сознание дикой болью…

Глава I. Застывший мир

Лепестки оранжевого пламени отбрасывали причудливые тени на сложенные из здоровенных глыб дикого камня внутренние стены замка. Красивая женщина, одетая в льняное светлое платье и зябко кутавшаяся в подбитый мехом плащ, сидела на длинной покрытой пушистой шкурой лавке, протянувшейся вдоль громадного стола, расположенного посреди главного зала на первом этаже башни-донжона. Она неотрывно глядела на искрящееся, гудящее пламя в камине гигантских размеров, огонь в котором поддерживался слугами днём и ночью. Топлива в бесконечных и огромных лесах, окружавших дом-твердыню, хватало вдоволь. Однако, несмотря на все усилия, хорошо обогреть помещения крепости не удавалось. Вечная сырость от текущих по стенам ручьёв и капающей с крыши воды, пронизывающий холод и неизменные сквозняки, гулявшие по комнатам, являлись, казалось, неотъемлемой частью этого жилища. Причём круглый год. Постоянные попытки законопатить извилистые щели, чтобы сохранить хотя бы немного тепла, всегда терпели неудачу.

Яркие отблески камина да чадящие факелы, прикреплённые на стенах, довольно скудно освещали большой зал. Тем более что лишь одно маленькое узкое окно-бойница пропускало тусклый дневной свет, чего было явно недостаточно для такого солидного помещения. Да и на ночь его наглухо закрывали ставней, чтобы уменьшить веющую оттуда стужу. Хотя свежего воздуха и света было откровенно мало.

Большой лестничный пролёт в два яруса змеёй поднимался через угол вдоль стен, ведя вверх на второй и третий этажи здания. Очень высокие грязные потолки с чёрными от копоти мощными дубовыми балками перекрытий (до семидесяти футов длиной) лишь дополняли эту безрадостную и неуютную картину грубого быта. Примитивная обстановка и видневшееся вокруг варварство ещё более подчёркивались двумя здоровенными мохнатыми волкодавами, которые лежали у огня и, лениво рыча, грызли большие вонючие кости на заляпанном сажей каменном полу.

Женщина горько всхлипнула: в её взоре отражалась не просто глубокая грусть и тоска, а царило настоящее отчаяние. Печаль, уныние и страх, казалось, давно поселились в душе, забирая последние силы и молодость, отнимая смысл беспросветного и жалкого существования. Лишь единственный маленький сын удерживал в ней пока какое-то подобие жизни. Адельгейда тяжело вздохнула и, глядя на пляшущие языки пламени, погрузилась в тягостные воспоминания…

Последние два десятка лет стали настоящим кошмаром. Очень студёные и ледяные зимы длились чуть ли не полгода. Дикие морозы и метели заваливали всё кругом снегами. Лета, казалось, не существовало. Постоянные дожди, пронизывающие ветра и сырая слякоть напоминали позднюю осень, а вовсе не летнюю пору. И даже в самые «тёплые месяцы» людям приходилось кутаться в шкуры. А главное – днём почти не было видно солнца. Небо окутала серая мгла. Практически ничего не вызревало на полях. Разве что трава и корнеплоды давали всходы, обеспечивая этим скудное пропитание населения. Окрестные жители который год ходили мрачные и подавленные, существуя и пытаясь как-то выжить лишь по привычке, полагая, что настал конец времён, не видя никакого будущего ни для себя, ни для своих детей. И такое было везде… во всех известных краях.

Люди угрюмо проклинали убийц богов, уничтоживших свет и наславших хлад и тьму. Теперь христиан и представителей их церкви уже не просто презирали, а по-настоящему боялись и ненавидели. Это ведь они повсеместно насаждали свою религию, проповедуя, что она несёт истинную любовь и является единственно верной, а старые боги – это, мол, порождения зла. Многие правители, народы и племена приняли христианских священников и поставили в своих землях храмы распятому богу, напрочь отринув давнюю веру предков. И что в итоге? Они отреклись от заповедей своих отцов, потеряли свои корни, предали память своих дедов и богов – и те погибли. Небеса заволокло туманом. И теперь люди мучительно умирают от безысходности, живя без света и солнца, страдая от холода, голода и мора. Ну что ж, справедливая расплата. Измена и вероломство заканчиваются так всегда. А уж подобное святотатство – тем более…

***

Женщина испуганно вздрогнула, боязливо оглянувшись и услышав какой-то звук, донесшийся со стороны двери. Но, слава Богам, это оказался всего лишь работник из прислуги, принесший новую охапку дров. Адельгейда обречённо покачала головой: не только угасание природы, холод, слякоть, постоянный недород, нехватка солнечного света и безнадёжное уныние окружающих людей отравляли её существование, но и супружество с графом Леонхардом превратило жизнь в нескончаемую муку.

Сперва брак с молодым и знатным наследником неприступного каменного замка, будущим владельцем солидной марки (насчитывающей почти две сотни подданных), ей самой и её родственникам представлялся очень удачным делом. Ведь такой могучей, а главное — каменной крепости не было на сотни миль вокруг. На многие недели пути, куда ни направься, во все стороны света, не встретишь такого высокого и укреплённого сооружения из камня. Стать здесь полноправной графиней, породнившись со столь давним, влиятельным и уважаемым родом, выглядело очень многообещающе.

Да и Леонхард юной невесте из древнего рода Амалов сперва очень понравился: среднего роста, но статный, с густыми длинными чёрными волосами и тёмными глазами, он был довольно пригожим парнем. Его отец и дед прославились своими удачными походами, независимым и гордым нравом, рачительностью и хозяйственной распорядительностью: пригласив в эти северные лесные края очень умелого и опытного архитектора из центральных земель бывшей Римской империи, который с помощью своих знаний, местной рабочей силы (многие люди приходили наниматься даже издалека и были согласны трудиться буквально за кусок хлеба), а также больших глыб дикого камня, хаотично встречавшихся в здешних местах, возвёл цитадель буквально за два с половиной года. Огромный донжон на холме, окружённый могучими стенами и высокими сторожевыми башнями, вызывал изумление и зависть у всех соседей и врагов.