Сарабанда для скрипки и шпаги

Пролог

Пролог

Сумрак медленно опускался на город, как бархатный занавес, преграждая путь последним лучам багрового диска, исчезавшего за морем. Солнце, уступая своё место ночи, уходило за горизонт, оставляя после себя охристое свечение, переливающееся золотом и пурпуром. Летний воздух, пронизанный запахом жареного перца и пряным дымом, поднимавшимся от очагов, словно обнимал каждого прохожего лёгким, но ощутимым теплом. Невидимый художник, наносивший последние штрихи на своё изысканное полотно и щедро рассыпавший свои краски на Альмерию, явно искал гармонии между светом и тьмой. На горизонте лучи, отразившись от золотистых дюн, медленно угасали, надвигаясь на вечернюю прохладу. В этот час тени становились длиннее, и узкие улочки наполнялись ароматом свежеприготовленных кушаний и звуками, разносимыми ветром…

Глава 1. Драка в таверне

Затерявшись среди пыльных улочек Альмерии, под тихой сенью старых масличных деревьев пряталась таверна с вывеской «Гроздь морских ветров». Там жизнь текла своим чередом, останавливаясь лишь под звуки фламенко и звон бокалов. Внутри, на дубовых скамьях, собирался разношерстный люд, чтобы забыться в звуках струн и хмельных напитках. Грубо обструганные столы и скамьи, покрытые следами времени и въевшимися в дерево пятнами, были заняты посетителями, каждый из которых нёс с собой свой кусочек мира. Все, кто искал утешения в вине и компании, - заезжие путники, моряки, торговцы, крестьяне, ремесленники, странствующие музыканты, - все они были здесь едины в пылу вечерних бесед.

Таверна была сердцем Альмерии, что билось в унисон с морским приливом, и в сердце том кипели не меньшие страсти, чем среди волн во время шторма. В полутёмной комнате, тускло освещённой свечами и несколькими масляными лампами, закреплёнными по углам на каменных стенах, витал шум разговоров, смеха и приглушённых споров. Здесь, под низким, будто нависавшим над головами, сводом, украшенным массивными балками из потемневшего от времени дерева, собирались те, кого манило sandunga[1] - веселье, разрывавшее тишину ночи. За стойкой стоял хозяин таверны - человек с широкими плечами и густыми усами, который зорко следил за тем, чтобы каждый посетитель получил свой кувшин вина и порцию новостей.

На стенах плясали тени, добавляя таинственности и без того загадочному месту. Свет дрожал под порывами вечернего ветра и играл, отражаясь в полупустых кубках с вином. Каменные стены в следах от кинжалов и шпаг, покрытые выцветшими гобеленами с изображением бескрайних полей, прекрасных дам и матадоров в алых плащах, хранили память о многих поколениях, которые находили здесь убежище от бурь жизни. Воздух был пропитан запахами вековых пиршеств, терпким сладковатым ароматом вина, табака и ещё чем-то неуловимо волнующим — возможно, то был запах опасности, который так притягивает жаждущих испытать свою судьбу. Здесь, в сердце Альмерии, родилось не одно приключение.

Здесь была особая атмосфера напряжения и ожидания, где звуки пятиструнной гитары смешивались с гулкими голосами и стуком каблуков. Здесь людские жизни вязались в морские узлы, судьбы сходились, выстраивая сложный узор, как линии на ладони или нити на старинном ковре. Утопавшая в полумраке таверна была полна людей. Все они словно сливались в единое целое в огненном танце, где каждый взмах рукой казался пропитанным страстью.

Среди посетителей особенно выделялись цыгане. Их костюмы, пестревшие всеми цветами радуги, были украшены вышивкой и блёстками. Мужчины были одеты в короткие куртки с пышными рукавами и облегающие штаны с бахромой и носили широкополые шляпы, их волосы были стянуты в тугие узлы или свободно падали на плечи. Женщины, в длинных юбках с многослойными оборками, которые языками пламени кружились вокруг них, с гривой чёрных волос под гребнями, сверкавшими в тусклом свете свечей, убранные цветами, были похожи на ярких птиц, готовых вспорхнуть в любой момент. Наряды их мерцали в свете светильников, будто звёзды на ночном небе.

Зазвучала гитара в руках Хардани, старого цыгана, сидевшего в углу, у камина, — в пальцах его была сила, способная подчинять себе время. Он играл, словно в последний раз, и звуки его струн, точно молнии, рассекавшие ночное небо, заставили всех слушателей затаить дыхание. Мелодия, полная страсти и тоски, казалась протяжным криком его души…

Посреди зала, на импровизированном возвышении, которое служило сценой, начиналось представление, способное разогнать мрак и напитать душу огнём. Там в безумном танце кружилась цыганская девушка по имени Окан - как свет, вырвавшийся из-под земли. Её ярко-алое платье, расшитое золотыми нитями, сверкало, как пламенное облако. Волосы её, чёрные, как смоль, были уложены в замысловатую причёску, убранную алыми розами. В ушах, переливаясь в такт её танцу, звенели крупные золотые серьги; на шее её, отражая блики свечей, сверкало ожерелье из янтаря. Каждое её движение, каждое постукивание каблучков об пол отзывалось в сердцах зрителей, поднимая волну напряжения. Взгляд её был полон огня, и казалось, что одной её улыбки достаточно, чтобы воспламенить весь зал...

Звуки гитары струились по залу, услаждая слух и наполняя сердца ритмом, которому невозможно было противостоять. Танцовщица с грацией дикой кошки перемещалась по сцене, и казалось, что пол трепещет под её ногами. Взгляды собравшихся были прикованы к ней, как мотыльки, привлечённые светом пламени.

Вокруг неё вился Кидико - цыганский танцор. Движения его были резки и стремительны, как удары молнии. Страсть и огонь, с которыми он исполнял танец фламенко, казалось, могли вызвать бурю, и каждый шаг, каждое движение рук отзывались в сердцах зрителей, заставляя их замирать от восторга.

В таверне «Гроздь морских ветров» было шумно и многолюдно, и за глубокой красотой вечера скрывалось напряжение, которое уже витало в воздухе, как невидимый враг... Ритм кастаньет утопал в волнах гитарной сарабанды. Одна из струн под рукой Хардани внезапно лопнула, оставив в воздухе тихое эхо жалобной мольбы.