Посвящаю своей двоюродной сестре. Моя девочка растёт, влюбляется...
***
(Прим. Автора: Сарказм можно узнать по растянутым гласным)
Я призраком смотрю на свой труп. Знаете, я должна плакать, молить меня вернуть, кричать, рвать на себе волосы… Не-а. У меня возникает лишь желание поржать. Была бы смерть другой, а тут… Тут потерянный случай. Так умереть могла только я. Простейшая простуда: кашель и хлюпанье носом. Хлюпнула так, что подавилась соплями и умерла.
Я снова прыснула. Не, серьёзно, как?!
Слышу чьи-то шаги, дёргаюсь. Я жутко дёрганый параноик. С моими-то старшими братьями…
Передо мной стояло… нечто. Некое облачко газа. Облачко так облачко. Я только за.
— Ты первая, кто так смеётся. — Сказал…о облачко.
— Так?
— Ага. — Облачко, э-э-э, подлетело поближе. — Просто. Пойдёшь?
— За незнакомцами не хожу.
— Без меня.
— А что так? И куда?
— Туда, куда пойдёшь.
— Ну ладно тогда, Капитан Очевидность. — Я начала разминать свои кости, только потом понимая, что я как бы призрак.
Я ушла красиво, не прощаясь. По-английски.
***
Скажу честно: три старших брата — весело. Особенно, когда один заботится о тебе, второй пытается тебя убить, а третьему просто пофиг. С такими родственниками однозначно станешь отбитой, и уже ничто в этом мире не сможет тебя смутить.
Вообще, старший брат или сестра означает, что ты так или иначе будешь донашивать их одежду, начиная лет с трёх-шести, если не раньше. Так как у меня были только братья, то именно с раннего детства я познала всю прелесть штанов, толстовок и кроссовок, став видом «Пацанка Обыкновенная».
«Пацанка Обыкновенная» означает выбритые виски, кепка козырьком назад, джинсы, безразмерные кофты и пошлые шуточки.
Так как я четвёртый и младший ребёнок в семье, то тотального контроля от родителей не наблюдалось. Правда, наученные братьями, мама и папа знали, как учить и наказывать.
Как-то даже получилось (стараниями родителей), что я-естественник стала писателем. Скажи мне об этом, когда я была подростком, я бы заржала. Долго и истерично. Никогда не дружила со своим родным русским языком, а на литературе гоняла балду.
И вот, мне двадцать шесть годиков, я довольно популярный автор книг для подростков и девственница. Последнее исходит из того, что я асексуал, то бишь отношениями не интересуюсь. Это всё опять же вытекает из братьев, которые на примере с детства показывали все ужасы жизни с мужчинами.
Два дня назад я заболела, а теперь умерла.
Снова истерично хихикаю.
***
Бывала ли у вас такая херня, когда что-то происходит, но ты не понимаешь что? У меня её коне-ечно же не было. Даже сразу после запоздалой истерики. Кто-то где-то шептал, что-то было в руках, почему-то заднице бывало мокро (мне было стрёмно и я визжала). Слишком много неопределённых местоимений.
Да я даже глаза открыть не могла! Хоть и пыталась каждый раз, когда просыпалась (утро, день, вечер, ночь? Какое вообще сейчас число?)! Через некоторое время мне это удалось-таки. Я подняла свои веки…
… и сразу же зажмурилась.
Всё слишком… слишком… Всё просто слишком: ярко, огромно, странно. Ничего-о необы-ычного.
***
Женщина, зачем ты суёшь мне эту игрушку под нос? Я издаю булькающие подобия словам в четыре месяца, что тебе ещё надо? Сестре вон сунь. Или себе в жопу. Я не играю с тех пор, как мои братья разорвали моего зайца! Одёргиваю себя. В прошлой жизни. В этой у меня сестра-близнец, мать, отец и кот.
Быть ребёнком насто-олько легко, что я даже кайфую. Это са-амое лучшее, что могло случиться со взрослым сознанием. Ты пьёшь грудное молоко, не можешь контролировать свои походы в туалет, а молодые родители везде и всюду. О, а ещё один очень важный пункт: не ты выбираешь себе имя. Банко! Я Банко. Хорошо хоть не консервная. Вот сестра Хару! Упорная, упрямая и так далее, а вот я литературная девочка. Да даже папа у меня Акихиро, а мама Эми! Но нет, блин, будешь банкой. Мне о-очень нравится это имя.
Собственно, пора создавать планы на жизнь. Сперва идёт детство. Детство я уже прошла, второго мне не надо (братья та-акие хорошие! Они совсем-совсем не издевались). Затем идёт учёба. Я была хороша во всех предметах, особенно в естественных науках, но, тем не менее, я плохо знаю японский. Его подтянуть, сдать школу экстерном, а потом наконец-то начать работать. Начать писать! Я ведь так и не отдала в издательство заключительную часть моей трилогии. Надеюсь, её найдут и опубликуют…
Я зависла. А это тот же мир? Просто было бы ну о-очень классно встретиться с братьями… Не надо откладывать такое в долгий ящик. Как получу доступ к интернету, так сразу проверю.
Давайте вернёмся к планам. В детский сад я пойду по трём причинам: я не ходила в детский сад в прошлой жизни и мне интересно; там я смогу находить нужную мне литературу; нужно объяснить свой интерес к учёбе.
— Ан-чан, ну помоги!
Хару восемь лет, она учится в третьем классе младшей школы Намимори. Мне тоже восемь и я пашу, как проклятая, уча эти дурацкие иероглифы, чтобы закончить-таки самую престижную старшую школу в Намимори — Мидори. Моя близняшка на меня равняется, хочет туда поступить, но такая привилегия есть только у тех, кто попал в двадцатку лучших учеников младшей школы. Именно поэтому сестра отвлекает меня от со-овсем ненужных дел, дабы я ей помогла разобраться со всем.
Хер тебе. Я занята.
— Ну, Ан-чан! Тут сложно!
У меня дёргается глаз. Девочка, ты совсем тупая или мне просто кажется?
— Банко!
Вздрагиваю. Чёрт возьми, она уж точно от меня не отстанет… Ка-ак же легко было отучи-ить её называть меня Банко. Насто-олько легко, что это заняло целый месяц.
— Дорогая моя, я тебя, конечно, люблю, и я со-овсем не занята, и могу помочь тебе со всем-всем!
— Правда?!
— Нет.
Сестра надулась, а я вернулась к иероглифам.
***
В этом мире была одна забавная вещь: соулмейты. В каком-либо возрасте на правом запястье появляется имя твоего соулмейта. В каком: зависит от желания человека найти этого самого соулмейта. Либо же при встрече. Либо просто так. Имя может быть оформлено любым почерком, цветом, размером, но, когда соулмейт умирает, то имя чернеет. Это та-ак оригинально и неожи-идано. Если же его ещё нет на свете, то имя белое, написанное печатными буквами. Например, на запястье отца чернеет имя моей матери.
Мне-то на этих дурацких соулмейтов пофиг, а Хару походила в школу, да и загорелась идеей найти его. Приходит она сегодня такая радостная домой, задирает рукав рубашки, да тыкает мне в нос немного кривую, но уверенную серебристо-зелёную, как расцветка Слизерина, надпись «Хаято».
Я попросила меня с ним познакомить.
— Мне интересно, хватит ли у него терпения быть с такой ми-илой и скро-омной тобой, сестрёнка.
Хару снова надулась. Обидчивая она какая-то.
***
Сестра закончила первый триместр, а я радостная заполучила аттестат. Сколько же я за него воевала, сколько бумажек мне пришлось подписать, со сколькими людьми я поговорила, и вот, наконец-то! Двадцатое июля! Муа-ха-ха-ха-ха! Я гений! Хотя нет, я просто попаданец.
В любом случае, можно начать писать рассказы (пока маленькие) и подумать, чем себя занять. Ох, мне будет та-ак скучно сидеть дома целыми днями! Так скучно, что я да-аже писать не смогу.
Хару смотрит на мой аттестат восхищённо… Дорогуша, а где же зависть? А ненависть? Или эта та особая связь близнецов, в которую я коне-ечно же верю, стебясь над сестрой?
В любом случае, надо заняться чем-то, кроме писательства. Рукоделием, например. Это во-овсе не для того, чтобы мои руки начали расти из пра-авильного места.
***
Почему я такой дрищ?
Симпатичный глист в скафандре. Не, ну что это за ручки-палочки и ножки-веточки? Я так на своего брата-анорексика из прошлой жизни похожа! Нет, что вы, анорекси-ия, это совсем не плохо! Нет никаких проблем с органи-измом, здоро-овьем и тому подо-обным…
Надуваю щёки. Сдуваю. Почему я похожа на бурундука? Это семейное? Мне же не передадутся гены хомячкоподобных родителей?
Если быть честной, то я оказалась довольно милой. Карие глаза разных оттенков, в зависимости от освещения; каштановые волосы. Я похожа на маму. А вот сестра пошла в папу. Те же серые глаза и чёрные волосы.
Снова оглядываю своё тельце оценивающим взглядом.
Надо будет заняться спортом.