Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную

Глава 1

Амелия

Я стою перед зеркалом в слишком пышном свадебном платье. Молочный атлас сливается с моей кожей, будто я уже часть таинственного ритуала, но внутри всё скручено в тугой узел. Церемония через полчаса, а у меня все еще трясутся руки, но не от волнения. От тревоги, которая ползёт по спине, как ледяной паук.

Всё слишком идеально. Слуги суетятся, жрицы уже готовят священный круг, даже небо над горами драконьих кланов сегодня светло-голубое.

Я дышу.

Медленно, глубоко, как учили служанки, чтобы корсет не пережимал рёбра. В зеркале передо мной отражается незнакомая девушка в превосходном платье. Её губы подрагивают, а пальцы впиваются в кружевной подол, оставляя крошечные затяжки на шёлке.

— Госпожа, вы…, — Астра замирает над моей головой с гребнем в руках.

— Я в порядке, — лгу, чувствуя, как в горле застревает ком.

Я не в порядке. Совершенно не в порядке. С того самого момента, как обнаружила письмо на листке пергамента. То самое, что сейчас лежит у меня в корсете под самым сердцем. Без подписи, без печати. То, что было случайно найдено под моей дверью, как плевок судьбы.

“Если хочешь знать, с кем делишь своего дракона, иди в старую беседку у южного сада. До церемонии ещё есть почти час”.

Я не должна идти. Всё тело кричит, чтобы я выбросила это письмо в огонь. Уничтожила. Превратила в прах, но ноги уже несут меня по вымощенной дорожке. Подол платья цепляется за каждый камень, каждый куст.

Меня никто не останавливает. Все заняты подготовкой к браку, который должен объединить два древних рода. Мой и его.

Я самая последняя из крови Лаврейн. Он великий лорд Джонатан. Дракон в человеческом обличье, страж древних рубежей. Наша свадьба не по любви, а скорее по расчету. По крайней мере, так считает он. А я… я все еще свято верю, что те месяцы что мы провели вместе не пустое слово и не уговор. Точнее, хочу верить.

Я добираюсь до беседки и слышу, как сердце гулко стучит в ушах.

Бах. Бах. Бах.

Как же громко.

— Прошу, не нужно так сильно. Если он услышит… если узнает, что я прибежала сюда наплевав на собственную гордость….

Я прижимаюсь к колонне и осторожно выглядываю.

Джонатан стоит в беседке, окутанной паутиной зеленого плюща. У него статная выправка. Широкие плечи. Слишком широкие для обычного человека. Острый взгляд, от которого тело мгновенно бросает то в жар, то в холод. Он как всегда держится уверенно. Даже сейчас, когда его никто не видит, кроме нее...

— Ты в своём уме? — слышу знакомый голос. Женский. До боли родной. — Ты должен был отказаться. Она же моя сестра! Пусть и сводная, но всё же. Ты выбрал меня, Джонатан. Твое сердце принадлежит мне.

— Я не выбирал ни ее, ни тебя. Нас выбрали договоры, Эмма. Я не могу нарушить их сейчас. Всё будет кончено после свадьбы. Ты знала правила этой игры и согласилась с ними.

— Но, Джонатан… как же так…ты же клялся, что найдешь способ, — её шёпот режет воздух, как нож.

— Ты знаешь, что все не так просто.

Я замираю. В груди всё обрывается. Сестра. Эмма. Моя младшая, упрямая, с глазами, как у нашей матери. Она в обтягивающем зелёном платье. В том самом, что я видела у себя в гардеробе, и которое она утащила вчера без капли стыда. А он... он касается её щеки. Нежно. Слишком нежно, для прикосновения к моей сестре. Он скорее касается ее как женщины.

— Не верю. Ты говорил мне другое, когда был у меня в комнате позавчера ночью. Когда твое имя томно срывалось с моих губ… Или ты уже забыл? — её голос дрожит. — Ты лгал мне? Или все еще лжешь ей?

Джонатан молчит. Его профиль каменный. Потом он отводит глаза. Эмма делает шаг назад, и теперь я вижу следы их любви на её шее.

Я замираю, чувствуя, как сердце колотится где-то в висках.

Скажи что-нибудь. Отрицай. Обернись и увидь меня. Но он просто вздыхает и притягивает Эмму ближе.

— После церемонии, — его слова падают мне под ноги, как окровавленные гвозди. — Я улажу это недоразумение, когда все закончится. Ты же понимаешь, что сейчас ни к чему наводить суету?

— Хорошо, любимый. Я готова подождать.

Эмма приободряется. Ее руки обвивают его мощную талию, но он не двигается. Продолжает смотреть прямо перед собой, словно это она сегодня невеста, а не я.

Я не чувствую, как из моих рук выскальзывает букет. Не слышу, как роскошная ткань платья цепляется за куст. Только понимаю, что больше не могу дышать. Всё, что от меня осталось, сгорело за одну секунду.

— Госпожа! — до меня доносится голос служанки Астры. Она всегда ходит за мной, как тень. — Госпожа, вернитесь! У нас нет времени! Что вы…

Я не отвечаю. Смотрю на эту пару влюбленных, а потом разворачиваюсь и бегу. Через сад, через каменный мостик. Прямо к воротам. Сзади кто-то кричит, зовёт, пытается остановить. Но я бегу, потому что если не побегу — упаду. А если упаду — сломаюсь навсегда.

Я не знаю, куда держать путь. Только знаю, что больше никогда не буду той, что стояла в зеркале полчаса назад.

Астра догоняет меня уже у внешней дороги.

— Я с вами, госпожа. Я… Я не могу оставить вас одну, — запыхавшись с трудом произносит она и хватается за моё испорченное платье. — Если сбегать, то только с достоинством, не так ли?

Я не отвечаю. Я просто бегу дальше.

Впереди только дорога, холмы и тени гор. И одна из них скрывает развалины, откуда, как позже скажут, никто давно не возвращался.

Но в тот момент мне всё равно. Пусть бы я исчезла. А лучше начала бы жить заново, но подальше отсюда. Подальше от этого места. Подальше от жениха-предателя.

Глава 2

Амелия

Я бегу.

Воздух рвёт лёгкие. Каждый вдох словно глоток раскалённых углей. Белоснежный шёлк платья теперь бурый от грязи, клочья ткани цепляются за колючие ветки, оставляя за мной след, как окровавленную тропу. Ветви хлещут по лицу, колют ноги. Сбитые до крови босые ступни предательски скользят по влажной земле. Мир вокруг словно затаил дыхание, только гул в ушах и сердце, бьющееся где-то в горле, не дают забыть, что это реальность. Это не сон.

Я слышу его шаги позади себя. Тяжёлые, размеренные, неспешные. Джонатан не торопится. Он дракон, который всегда уверен, что добыча уже в его когтях. Я слышу его дыхание. Глухое, ровное, пугающе спокойное.

Не то что мое. Рваное. Сбивчивое. Переодически срывающееся на хрип.

— Остановись, — его голос обжигает спину. Низкий, с лёгкой хрипотцой, той самой, что заставляла меня дрожать вчера вечером, когда его губы скользили по моей шее. Теперь в нём нет ничего, кроме ледяного раздражения.

Я резко оборачиваюсь. Волосы растрёпаны. Мокрое от слёз и пота лицо исцарапано, платье порвано, руки дрожат. Грудь судорожно вздымается, но я замираю.

Зато Джонатан. Он как всегда прекрасен. Проклятая красота драконьей крови.

Высокий, с плечами, которые не скрыть даже роскошным камзолом. Его тёмные волосы, обычно собранные в безупречный узел, теперь рассыпались по плечам, будто чёрные крылья. Резкие скулы, будто высеченные из мрамора, нос с лёгкой горбинкой, доставшийся ему в наследство от какого-то далёкого предка-варвара.

И глаза... Золотые. Драконьи. С вертикальными зрачками, которые меня всегда завораживали.

Только сейчас в них нет ни капли раскаяния. Лишь холодное раздражение, будто я непослушный щенок, сорвавшийся с поводка.

— Ты не имела права подслушивать, — говорит он, и его длинные пальцы сжимаются в кулаки. На одном из которых фамильный перстень с рубином. Мой подарок на свадьбу.

— Не имела? — мой голос хриплый, рвущийся из груди вместе с болью. — А для кого это предназначалось? Для моей сестры? Для той, с кем ты переспал накануне нашей свадьбы?

Его губы искривляются. Не в улыбке — в гримасе.

Он приближается. С каждым шагом его тень удлиняется, как будто поглощает остатки света. Его лицо спокойное, глаза — равнодушные и в них нет ни капли раскаяния.

— Ты же не думала, что у нас с тобой всё всерьёз? — произносит он тоном, будто обсуждает погоду. — Это изначально был брак по расчёту. Ты — выгодная партия. Я — представитель рода, которому нужно усиление. Мы оба знали, на что идём.

В груди что-то ломается.

Я вспоминаю его руки на моей талии месяц назад, когда мы танцевали на балу. Его шёпот: “Ты сияешь ярче всех звёзд”.

Ложь. Всё ложь.

— Ты целовал меня, — вырывается у меня. — Ты говорил...

— Говорил то, чего от меня ждали, — он пожимает плечами и солнечный луч скользит по серебряным застёжкам на его мантии. — Разве ты не понимала?

Он говорит это без гнева, без злобы. Просто правда. Его правда.

Сердце сжимается. В груди пусто, как в выжженной чаше. А ведь я…

Я понимала. Где-то в глубине души я понимала, что все это лишь слова, но…

Но я также помню, как он неделю назад сам принёс мне книгу по древним рунам. Как его пальцы дрожали, когда он поправлял прядь моих волос.

А может, мне просто хотелось в это верить?

— Ты использовал меня, — шепчу я.

— А ты все еще веришь в сказки, — отвечает он.

— Ты взял меня за руку. Сказал, что всегда будешь рядом, что моя магия — огонь и она обязательно пробудится. Ты тогда даже улыбнулся, — я глотаю воздух, словно в последний раз. — А теперь? Получается, что всё это было ложью?

— Ты выглядела слишком растерянной. Я подбодрил. Всё просто.

Все просто. Для него возможно, да. Для меня — это были искры. Словно он дал мне надежду. Прикоснулся к самому сердцу, а теперь просто стряхивает меня, как пыль с мантии.

— Ты предал, — тихо слетает с моих губ.

Внутри меня… что-то движется. Шевелится. Вибрирует, словно пробуждается древнее. Я чувствую жар, идущий от кончиков пальцев, как будто под кожей полыхает свет. Магия. Моя магия.

Он не знает. Никто не знает. Я хотела рассказать… в ту последнюю ночь, под луной, в саду. Когда его губы оставили на моих теплые следы, а сердце верило, что всё по-настоящему. Но я не сказала. Побоялась. Решила, что сделаю это позже. А теперь… теперь это моё преимущество.

Он делает шаг ближе. В его глазах снова этот пронзительный холод.

— Ты не посмеешь сбежать, Амелия. У нас гости. Представители Совета. Ты опозоришь не только себя, но и весь свой род. Ты думаешь, тебе сойдёт это с рук? Твои родители. Простят ли они тебя после этого?

Я смотрю ему в глаза. Пустые, отстраненные. Такие, какими я еще никогда их не видела. И впервые мне плевать.

— Мне плевать на твой род, Джонатан. Плевать на чужие мнения. На гостей. Ты предал меня. Всё это время ты врал, глядя мне прямо в глаза.

— Не говори, что ты правда думала, что я тебя полюбил? — он приподнимает бровь и в его голосе откровенное изумление, будто я сказала нечто особенно глупое.

— Да, — вырывается из меня. — Хоть на миг… я надеялась.

Он смеётся. Звонко. Заливисто. Смех, в котором нет тепла, только насмешка и жестокость.

— Боги. Амелия, ты так наивна. Это лишь документы. Обязательства. Союз. Я — дракон. Ты — полукровка. У нас разные судьбы. Мы — из разных миров. Очнись.

Снова удар. Глубже. Сильнее. Но рядом с болью появляется нечто другое. Гнев. Пламя. Сила.

Мои ладони светятся. Сначала слабо, потом ярче, ослепительно.

Джонатан застывает.

— Что...

Я не даю ему договорить.

Свет взрывается вокруг нас волной, сбивая его с ног. Он падает на колени, ослеплённый, впервые за всю нашу жалкую историю.

Он вскрикивает, прикрывая глаза и его крик больше похож на рычание. Оглушающее, пугающее до дрожи в коленях, но я уже бегу.

Срываюсь с места, как стрела. Сквозь кусты, по мокрой земле, по корням, которые цепляются за ноги, словно хотят остановить. Сердце колотится. В ушах шумит, всё тело пылает, но я бегу. Прочь от него. Прочь от лжи. Прочь от девушки, которой я была минуту назад.

Визуал Амелии

Давайте знакомиться!

Амелия. Еще довольно юна, но уже столкнулась с несправедливостью.
Все считают, что ее дар никогда не проявится, но она обязательно докажет всем, что они ошиблись.

Визуал Джонатана

Красавчик, предатель, дракон и еще много всего, что пока мы о нем не знаем))

Ох, он совсем не так прост. Будем разбираться в его личности. Да и не только в личности, но и в поступках. Так ли все на самом деле, как кажется на первый взгляд, или есть что-то еще?

Глава 3 

Амелия

Разорванный шлейф свадебного платья цепляется за сухие ветки, как жалкие попытки прошлого удержать меня. Каждый клочок белоснежного шёлка, остающийся на колючках — кусочек той Амелии, которой больше нет.

Воздух обжигает лёгкие. Сердце бьётся так бешено, что кажется вот-вот разорвёт грудную клетку.

Не оглядывайся. Не останавливайся. Но я всё равно слышу его.

Запах дыма и дорогих духов. Тяжёлые, размеренные шаги. Его шаги.

Джонатан не бежит. Дракон никогда не суетится за добычей.

Я влетаю в полуразрушенные ворота больницы, и мир меняется.

Воздух здесь густой, пропитанный запахами ржавчины от рассыпающихся металлических коек. Горькой полынью, проросшей сквозь трещины в плитке. И что-то сладковатое. Может, старые бальзамы или эфирные масла.

Свет фильтруется через разбитые витражи, рисуя на стенах кроваво-красные узоры. Будто сама больница кровоточит воспоминаниями.

Я прижимаю ладонь к груди, пытаясь унять дрожь. Я не могу вернуться домой. Джонатан прав. Мой отец холоден, как лёд, и его слова уже звучат в моей голове, как приговор, от которого нет спасения:

— Ты предала весь наш род. Ты пятно на нашей честной фамилии. Вернёшься, и тебя ждут розги и изгнание. Я избавлюсь от этого позора, как от грязной плесени...

Я слышу их в каждом шорохе, в каждом шепоте ветра, в каждом звуке, что проникает сквозь расшатанные стены. И понимаю, что если я вернусь — меня уничтожат. Не только физически, но и морально. Сделают так, чтобы не осталось ни малейшего следа от той беззаботной девушки. Сделают так, как будто меня и не было вовсе.

Впереди темные коридоры, испещрённые трещинами на стенах и облупившейся краской, где обломки старой мебели и разбитые бутылочки с лекарствами рассыпаны по полу. Где-то вдалеке скрипит половица. Еле слышный, но тревожный звук, словно сама больница вздыхает и плачет от забвения.

Здесь словно застыл миг, когда ушла жизнь, оставив пустоту и тени. Стены хранят память о тех, кто когда-то здесь страдал и исцелялся. Лампы давно погасли, а на полу лежат пожелтевшие бумаги с записями о лечении, забытые дневники врачей и магов. В каждом углу прячется мрак, а воздух словно плотной пеленой обволакивает, заставляя каждое движение звучать громче.

Но для меня это — убежище. Холодные каменные стены кажутся одновременно чужими и знакомыми. Пугающими и успокаивающими. Я чувствую, как в этом забвении оживает часть меня, которую давно пытались задушить.

Я останавливаюсь перед зеркалом в раме из чёрного дерева. Моё отражение пугает.

Растрёпанные волосы, в которых застряли листья. Следы слёз, смешавшиеся с пылью на щеках. Глаза... Боги, мои глаза горят неестественным золотистым светом.

Моя магия.

Она просыпается, как зверь, долго спавший в клетке. Я чувствую её под кожей. Тёплую, пульсирующую, голодную.

— Ты слаба, — шепчет голос в голове, похожий на материнский.

— Ты недостойна, — это уже отец.

Но есть и третий голос. Тихий. Мой.

— Ты — пламя.

Я вдруг вспоминаю слова Джонатана. Те самые, что он сказал мне в день моего совершеннолетия.

— Ты — пламя. Оно проснётся. Я уверен в этом.

Ирония? Или... пророчество?

Но надежда не умирает. Где-то глубоко внутри, за стенами отчаяния, просыпается пламя. Оно горит тихо, но уверенно, напоминая мне, что я не одна. Что даже в самой темной тьме есть свет. Что можно найти новый дом не там, где тебя ждут розги и предательство, а там, где ты сможешь стать собой.

Я касаюсь холодных каменных стен, провожу рукой по облупившейся штукатурке и ощущаю на пальцах шероховатость забытой истории. В этих стенах кроется эхо моих страхов, моих надежд, моей боли и моего будущего.

И я понимаю. Я не просто беглянка. Я искательница. Искательница нового пути, новой жизни и новой силы.

Моя магия начинает просыпаться, струиться по венам, как живой огонь, пульсируя и обещая перемены. Она не просто часть меня, она моя защита и оружие, мой якорь и крылья одновременно.

Я не могу вернуться домой. И это страшно, но одновременно освобождает.

Я — пламя, которое не позволю затушить.

Я встаю, вытягиваюсь и, несмотря на дрожь в коленях и страх, смотрю в мрак коридоров, которые теперь будут моим убежищем и началом.

Здесь, среди теней заброшенной больницы, начинается моя новая история.

Глава 4 

Амелия

Я остаюсь одна.

Тишина здесь особенная — не мертвая, а словно затаившаяся. Как будто старое здание прислушивается к моему дыханию, подстраиваясь под его ритм.

Мои колени подкашиваются, когда я ступаю в полуразрушенный приемный покой. Грудь вздымается так сильно, что кажется, ребра вот-вот треснут. Я прижимаю ладонь к солнечному сплетению, чувствуя, как сердце колотится, словно пойманная птица.

Лучи заходящего солнца пробиваются сквозь разбитые витражи, рассыпаясь по полу разноцветными бликами. Пылинки танцуют в этих лучах, как золотистые мошки летним вечером.

Я делаю шаг. Половицы поскрипывают, но не проваливаются. Будто сама больница подобрала для меня самые крепкие доски.

— Боги, я чуть не умерла… чуть не сошла с ума от этой гаммы чувств, разрывающей мою душу. Он меня предал. Растоптал. А я… я впервые решилась на отчаянный шаг и вот я здесь.

Пальцы сами собой тянутся к шее, где ещё остались следы его вчерашних поцелуев. Теперь они жгут, как клеймо.

Он целовал её теми же губами. Говорил ей те же слова. Смеялся над моей наивностью...

В горле встаёт горький и невыплаканный ком. Я сжимаю веки, но перед глазами снова и снова всплывает картинка. Ее руки на его бёдрах, её пальцы в его волосах...

— Как я могла не заметить?

Воздух в больнице внезапно становится густым, как сироп. Я хватаю ртом эту тяжёлую влажность, чувствуя, как запах плесени и старых лекарств въедается в лёгкие.

Я не могу... Дышать...

Руки дрожат. Всё тело дрожит. Я падаю на колени перед рассыпавшейся аптечкой, и осколки стекла впиваются в кожу сквозь тонкую ткань платья. Физическая боль сейчас для меня как блаженное отвлечение. Что-то живое. Что-то настоящее во всей этой лжи.

Пусть болит. Пусть кровоточит. Это лучше, чем...

Снаружи раздаётся треск веток. Лёд пробегает по спине. Джонатан. Это он. И он пришёл за мной.

Нет-нет-нет, только не сейчас...

Я забегаю в одну из пустых палат и вжимаюсь в стену, чувствуя, как шершавая штукатурка царапает обнажённые плечи. Где-то в глубине коридора что-то звякает. Может, старый капельник, может, что-то похуже.

Дверь распахивается с оглушающим грохотом, будто сюда вошёл самый настоящий дракон, а не человек".

— Амелия, я знаю, что ты здесь. Ты закончила свой спектакль? — его голос бьёт по нервам, как плеть.

Я поднимаю голову. Смотрю в стену прямо перед собой. Он не знает. Не знает, что я здесь. Всем телом еще сильнее вжимаюсь в угол.

Джонатан стоит на пороге, залитый багровым светом заката. Его обычно безупречные волосы растрепаны, на лбу блестит испарина. Впервые за всё время он выглядит... человечным.

Нет. Не позволяй себе жалости.

Я сижу в своем укрытии, боясь даже пошевелиться. На мгновение мне кажется, что я вовсе перестала дышать, боясь привлечь его внимание. Он делает шаг. Второй.

— Амелия! — его голос разрезает гнетущую тишину, но кажется, он не видит меня. — Прекрати играть со мной в эти игры.

Я отсюда вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки. Я вижу, как золотые глаза вспыхивают. Сначала гневом, потом... чем-то ещё.

— Выходи, — он делает шаг вперёд, и половицы скрипят под его весом. — Не заставляй меня...

Я продолжаю молчать. Он проходит мимо, и я выдыхаю.

— Да чтоб тебя, Амелия!

Его лицо искажает гримаса ненависти. Сжатый до белых костяшек кулак ударяется о стену, и по больнице проносится волна вибрации.

— Я найду тебя, Амелия. Во что бы то ни стало найду, и тогда мы с тобой все равно поговорим, — добавляет он чуть тише, но от этого не менее устрашающе.

Я слышу его шаги. Они приближаются. Тепло в теле превращается в жар. Жар в огонь. Мои руки начинают светиться. Я поднимаю ладонь, и золотые искры танцуют между пальцев, но он проходит мимо палаты, а следом захлопывается дверь. Вздрагиваю, и все свечение тут же растворяется.

Он не увидел меня. Не нашел. Не почувствовал или…

Или только сделал вид, но теперь это уже неважно.

Я позволяю себе упасть на пол, чувствуя, как магия отступает окончательно, оставляя после себя страшную усталость.

Где-то в глубине коридора скрипит половица.

Больница живая.

И она запомнила этот момент.

Только когда все окончательно стихает, я поднимаюсь на ноги. Выхожу из своего укрытия и обращаю внимание на то, что не видела до этого.

Приемное отделение представляет собой круглый зал с высоким потолком. Когда-то здесь висела люстра, но теперь её остатки лежат в углу. Я делаю шаг, и камин в стене неожиданно вспыхивает ровным пламенем, словно я нашла какую-то потайную кнопку и случайно нажала на нее.

В углу стоит кресло с вылезшей набивкой. Касаюсь его рукой, удивляясь, насколько оно на самом деле мягкое. Старый плед на спинке пахнет лавандой, будто его только что вынули из сундука.

Я иду дальше. По коридорам с потрескавшейся краской. Здесь повсюду полки с лекарствами, аккуратно завешанные паутиной, как кружевными занавесками. На дальней стене тикают часы, но их стрелки застыли ровно на пяти.

Заглядываю сначала в одну палату, потом во вторую и так далее, замечая, что все они абсолютно одинаковые. Обычные комнаты с двумя койками. Они застелены чистым, хоть и пожелтевшим бельём. На тумбочках стоят подсвечники с застывшим воском, который когда-то стекал причудливыми наплывами, как застывшие слезы.

— Ну наконец-то! — внезапно раздается сиплый мужской голос откуда-то из-под кровати.

Я наклоняюсь, чувствуя, как сердце набирает обороты.

— Ты куда полезла? — фыркает на меня рыжий кот с одним выцветшим глазом. — Решила проверить, насколько здесь пыльно? Сразу скажу, что настолько, что легкие к вечеру забиваются так сильно, что дышать становится труднее.

Он тычется влажным носом в мою ладонь, оставляя следы пепла. Но его шерсть... Она тёплая, как свежеиспечённый хлеб.

— Мы ждали тебя, знаешь ли. Я даже сомневался, что дождемся, но…

Глава 5

Амелия

Я просыпаюсь от того, что по щеке ползет теплый солнечный зайчик.

Какой странный сон…

На мгновение я даже забываю, где нахожусь. Потолок над головой не мой. Не привычный белый с позолоченными фресками, а пугающий, с потрескавшейся штукатуркой, сквозь которую проглядывают деревянные балки. Но...

Я выспалась?

Это осознание приходит первым. Впервые за несколько месяцев с этой подготовкой к свадьбе, с этой суетой, я просыпаюсь без кошмаров, без привычного предрассветного пробуждения от тревоги. Я потягиваюсь, и древняя койка отвечает довольным скрипом.

Я поднимаюсь на ноги. Босые ноги ступают на холодный пол и тело мгновенно покрывается мурашками. Солнечные лучи рисуют золотые дорожки на полу, высвечивая танцующие пылинки. На тумбочке стоит любезно оставленный кем-то стакан воды с веточкой мяты.

Откуда? Делаю глоток и приятная свежесть помогает взбодриться. Я смотрю на себя. На мне странная сорочка, от которой пахнет пылью и медикаментами, а вот моё свадебное платье... аккуратно сложено на стуле. Оно все в неровных, рваных стежках, ткань то тут, то там сшита невпопад, словно кто-то совершенно неумелый пытался его починить.

Я делаю шаг в пустынный коридор и слышу, как где-то, словно метроном, размеренно капает вода. За окном чирикают воробьи, устроившие гнездо в водосточной трубе. Снизу доносится... напевание? Должно быть, это тот вчерашний доктор.

Я улыбаюсь, чувствуя себя на удивление хорошо и свободно. И тут...

Воспоминания. Они бьют наотмашь. Больно, прямо в области солнечного сплетения и настолько сильно, что я на долю секунды понимаю, что не могу сделать вдох.

Ее руки на его бёдрах. Её смех. Высокий, торжествующий. И его слова, брошенные глядя мне прямо в глаза:

“Ты же не думала, что у нас всё всерьёз?

Сердце сжимается, как в тисках. Я хватаюсь за шершавую стену, чувствуя, как комната вращается. Лампы внезапно начинают мерцать синим огнём. Окно с грохотом распахивается. Где-то вдалеке звенит разбитое стекло.

— О, Боги! Тише, тише, Амелия! — доктор Альберт материализуется прямо из стены, поправляя свое пенсне. — Ты же нам так всё здесь разрушишь!

— Будто есть что разрушать, — ворчит кот, появляясь вслед за доктором и отряхиваясь. Его единственный глаз смотрит на меня с укоризной. — Девочка, ну ты же не на балу. Держи свои бушующие эмоции при себе.

Я глубоко вдыхаю, сжимая кулаки.

— Простите. Я… просто воспоминания и…

— Ничего, ничего, — доктор машет прозрачной рукой. — Все проходят через нечто подобное. Ты скоро со всем разберешься и научишься общаться с этими стенами. Пойдём, я лучше покажу тебе твои новые владения.

Он ведет меня по коридорам с вытянутыми арками окон, в которых ещё сохранились фрагменты витражей. На дверях выцветшие таблички с названиями отделений: “Процедурная”, “Аптека”, “Кабинет главного врача”.

У последнего мы останавливаемся чуть дольше. Доктор внимательно смотрит на табличку. Проводит по ней прозрачными пальцами, и я вижу, как облупившаяся краска осыпается на пол, словно он действительно смог ее коснуться.

— Ох, были же времена! А как здесь кипела жизнь, — вздыхает он так тяжело, что мне становится его жаль.

— Только не начинай свою старую песню о главном, — ворчит тут же кот, шоркаясь о мои ноги и прикрывая глаза от наслаждения. — Идем, Амелия. Здесь еще есть что посмотреть, кроме этого кабинета.

Мы идем вперед и местами пол под нашими ногами покрыт слоем опавших листьев, видимо, их заносило ветром через разбитые окна.

Мы входим в столовую. Здесь повсюду длинные дубовые столы, покрытые толстым слоем пыли. Буфет с осколками посуды, среди которых чудом сохранилась несколько чашек. На одной из стен огромное пятно от пролитого вина или чего-то похожего, превратившееся в абстрактную картину.

— Боже, Амелия! Вы же еще не видели какой чудесной красоты у нас сад! — выкрикивает доктор, вскидывая руки вверх, и его пенсне слетает с кончика носа, но в ту же секунду оказывается там вновь.

Доктор ведёт меня к заржавевшей двери.

— Прошу любить и жаловать! — торжественно выкрикивает он и толкает дверь вперед. — Наше... э-э-э... место для прогулок.

Я выхожу и замираю. Заброшенный сад. Когда-то это место было определенно прекрасным, но сейчас…

Каменные скамьи теперь почти полностью скрыты под плотным слоем плюща. Фонтан в виде дракона не работает. Его металлические трубки покрылись ржавчиной. Вода в нем давно не течёт, а в чаше устроилось гнездо дроздов. Аптекарский огород, где буйно разрослись лекарственные травы, смешался с сорняками, но в этом запустении есть и странное очарование.

Розы проросли сквозь трещины в плитке, создавая причудливые узоры. Старая яблоня согнулась под тяжестью плодов. Скорее всего, зимних, еще кислых, но съедобных. В дальнем углу стоит каменная беседка. Её крыша обвалилась, но внутри...

Я подхожу ближе. На полу беседки кто-то недавно разводил костёр. Пепел ещё тёплый.

— Ага! Я так и знал! Я же говорил тебе, а ты не верил! — доктор хлопает в ладоши, глядя на кота, пока тот намывает свою лапу с полностью отстраненным взглядом. — Значит, Мартин всё ещё жив!

— Кто? — я поворачиваюсь к нему.

— Наш... э-э-э... постоянный пациент, — он нервно поправляет пенсне. — Не волнуйся, он вполне безобидный. Немного... э-э-э... колдует по ночам. Надеется, что рано или поздно он найдет ритуал, который поможет ему избавиться от нас.

Кот фыркает:

— Безобидный, как зубная боль. Но место для костра в этот раз он действительно выбрал хорошее.

— И действительно. Лучше, чем в больнице посреди главного зала. Хотя бы нет вероятности того. что он нас всех отправит на тот свет раньше времени.

— А зачем ему избавляться от вас? И вы же вроде как уже… призрак? — спрашиваю неуверенно, боясь обидеть этого причудливого доктора.

— Ох, что только не придумают эти сумасшедшие! А что до моего состояния, то я предпочитаю, чтобы ко мне все же обращались по имени, — смеется он.

Глава 6 

Амелия

Мои пальцы дрожат в сантиметре над выцарапанной надписью, когда внезапно.

БА-БАХ!

Из куста роз напротив вылетает... что-то бесформенное, бледное, с грохотом падая прямо на каменную скамью.

— Опять не вовремя! — раздаётся жалобный голос кота.

Я отскакиваю в сторону, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, пытаясь прорваться сквозь преграду в виде моей грудной клетки. Передо мной садится мужчина. Нет, он не страшный, а скорее жалкий.

Осунувшееся тело и слишком бледная кожа, словно он никогда не видел солнечного света. На голове — старомодный ночной колпак с помпоном. Глаза впалые настолько, что сквозь кожу можно разглядеть едва ли не сам череп. На месте левой руки у него культяпка, а в правой он держит деревянный протез, который, скорее всего, сделан им самим. Уж слишком он неровный, потрескавшийся, а местами уже и поеденный какими-то жуками.

— Эй, доктор! — кричит он хриплым голосом. — У меня опять рука отвалилась! — он судорожно поднимает протез вверх. — Доктор Альберт! Где мой пластырь?!

Кот вздыхает:

— Это и есть наш известный Мартин. Прошу знакомиться. Наш вечный пациент, желающий от нас избавиться и при этом постоянно молящий о помощи.

— Рада знакомству, — слегка киваю и Мартин вдруг замечает меня. Его глаза расширяются. Он подходит ближе. Осторожно касается моей руки, словно она нечто опасное.

— Ну вот! Опять он за свое! — вздыхает доктор. — Мартин, прекрати вести себя столь невоспитанным образом. Она абсолютно живая и, скажу на опережение, совершенно не имеет ничего общего с призраками.

— Правда? — он смотрит на меня с нескрываемым удивлением.

— Правда.

— Значит, новая сиделка?

— Я не…

— У меня болит! Посмотрите. Вот здесь! — он вытягивает свою культяпку, а следом протягивает свой протез. — Он опять отпал и все болит.

Доктор Альберт качает головой:

— Мы пробовали все — эфирные масла, заговоры, даже экзорцизм один раз. Ничего не помогает. Он безнадежен. Я считаю, что ему просто нравится приходить сюда и постоянно просить о помощи.

Я невольно улыбаюсь. В этот момент Мартин вдруг застывает:

— Ой! Я забыл! — он ныряет головой в карман старого камзола и начинает что-то там искать. — Ага! Вот! — он вытаскивает... ржавый ключ. — Это, скорее всего, предназначалось для вас! Там внизу…, — он указывает на треснувшую плиту. — Мое лекарство! Точнее, не мое. Ваше. Нет, их. Хотя… скорее все же мое, от вас, но не для них!

Кот резко бьёт его лапой по колпаку:

— Хватит нести чушь, кожаный мешок. Не в обиду, дорогая Амелия, — тут же исправляется он. — Там ничего нет! Если бы было, то мы бы с доктором уже давно…

— Да как же! — выкрикивает он и тут же принимается двигать камень справа от меня.

— Он окончательно сошел с ума. Ей, Богу, сошел!

Но Мартин с нечеловеческой легкостью передвигает тяжеленный камень, открывая нам крошечную замочную скважину.

— Откуда…

Любопытный нос кота тут же оказывается рядом. Нюхает. Изучает.

— Ну вот! Я же вам говорил, а вы все “сумасшедший!”

Он осторожно вкладывает ключ в мою ладонь.

— Прошу. Это только для вас.

Смотрю на серебряный ключик в своей руке. Его металл приятно холодит кожу.

— Ну же, Амелия! Мы все с нетерпением ждем того, что там спрятано! — произносит доктор, и я вставляю ключ. Щелчок и…

Как по волшебству земля под нашими ногами постепенно раздвигается, открывая вид на довольно просторную комнату.

— А я о чем говорил! Этот ключ всегда принадлежал ей! — кричит он, но я уже спускаюсь вниз по винтовой лестнице из холодных и бездушных камней.

Это похоже на аптекарский склад. Сотни банок с травами, аккуратно подписанные выцветшими чернилами. Медные дистилляторы, блестящие, будто их только что почистили. Полки с пузырьками, где жидкости странного цвета переливаются сами по себе.

Воздух здесь пахнет как весенний луг после дождя, что довольно странно для заброшенного помещения. В углу стоит кровать с балдахином из живых хмельных лоз. На стене — портрет усатого мужчины в очках с подписью: “Профессор А.З. Дубовик, главный травник”.

— Ох! Это же прямо как я! — смеется доктор, касаясь прозрачной рукой портрета. — Только на лет так двести помоложе.

Я улыбаюсь и уже подхожу к центральному столу. На нем лежит открытая книга с пометкой:

“Для пробуждающегося дара Амелии Лаврейн. Настойка из корня мандрагоры и лунной росы. Принимать на растущую луну.”

Я касаюсь страницы и внезапно вспоминаю.

Маленькую девочку в этом же подвале, так похожую на меня. Женщину с мамиными глазами, что учила различать травы и... страх. Чёрный, липкий. Как кто-то кричал сверху...

— Так вот где твоя бабушка прятала свои секреты! — доктор Альберт хлопает себя по лбу, отчего его пенсне падает прямо сквозь тело.

Мартин вдруг начинает дрожать.

— Ой! Опять начинается! — его тело пульсирует, превращаясь в подобие гигантского пузыря — Прощайте! Меня зовут на тот свет! Точнее, с того света. Или… уже неважно! Всего вам хорошего!

ПУФ!

Он, как ошпаренный, выскакивает на улицу и исчезает, оставив в воздухе запах лаванды и легкое недоумение.

Кот мурлычет, глядя ему вслед.

— Примерно так всегда и выглядит наш обычный вторник.

Я беру в руки найденную книгу. Кожаный переплёт, тёплый, будто живой. Где-то в глубине больницы тихо звонит колокольчик...

Кто привёл меня сюда? Какие тайны хранят эти стены? И почему я чувствую, что была здесь давным-давно?

Приглашаю вас в новинку нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/PV8I