Прошла долгая неделя с тех пор, как я узнала, что, возможно, в моей крови спокойненько спит фираен.
Мысль о ее пробуждении волновала и будоражила воображение. Особенно сильно она воздействовала на маленького Товли.
Мелкий сразу же заявил о моей обязанности, как старшей сестры, летать с ним на спине над поместьем как минимум три раза в неделю. Точный график наших с ним вылетов он, конечно же, обещался предоставить сразу, как только появятся мои крылья.
А на мои откровенные протесты и намеки о его немалом весе, он лишь закатывал глаза. Громко цокал языком и как прирожденный итальянец размахивал пальцами, возмущенно повторяя:
— Я создан из пыли, тыковка! Я легок, как пушиночка. Для тебя это будет легче легкого.
Мне оставалось лишь кидать в него снисходительные взгляды. Так как я прекрасно знала, что «пушиночка» он только на словах. Мы спорили с братом еще некоторое время, после чего я шла в кабинет к отцу ставить на себе новые эксперименты.
Но как бы мы не старались с волшебником пробудить сей неизведанный фираен, на протяжении пролетевших семи дней у нас это никак не получалось. И предположений относительно наших неудач было несколько.
Либо папина магия оказалась столь сильна, что выписала бедняжке рецепт на круглогодичный сеанс анабиоза без права незапланированного прерывания процедуры, либо мы явно делали что-то не так….
И осознание сей правды немного расстраивало.
Абсолютное ничего внутри меня не откликалось на призыв.
Не открывало сонный глаз с логичным вопросом: «Где я? На кой леший вы меня будите, уважаемые?».
И в голове ни разу не возникало едва заметного намека на чей-то рокот. А ведь мэтр Эвлин каких только заклинаний не насылал на мою тушку. Если бы коснувшаяся меня магия могла оставить после себя блестящий след, то я бы искрила, как напрочь свихнувшаяся гирлянда.
Первым делом в ход было пущено самое привычное для отца заклинание. Но в тот раз волновались все страшно. Нервозность считывалась в каждом из присутствующих.
Она проявлялась в матушкиных пальцах, то и дело сжимавших ткань юбки, пока мэтра наблюдала за нами, устроившись в большом коричневом кресле возле открытого окна.
Читалась в широких глазах младшего брата. Товли полулежал на коврике рядом с камином и бессознательно дергал себя за светлые кудряшки.
Нервозность помогала подпрыгивать папиным бровям, когда он готовился выпустить в иномирянку свою магическую ленту.
И с легкостью считывалась в моей улыбке, кривившей рот из-за чрезмерного напряжения.
Наконец, Эвлин де Бурегун сделал глубокий вдох и решился.
Произнес заветные слова и с его пальцев выпорхнула тонкая полупрозрачная нить сиреневого оттенка. Витиевато взлетела вверх, а затем плавно опустилась с потолка и мягко коснулась моего плеча…
Все вмиг замерли.
Я, Синтия, Товли и сам волшебник превратились в безмолвные статуи.
Мне даже показалось, что каждый из нас затаил дыхание.
Мы ждали.
Ждали.
Ждали…
И дождались того, что кислорода в легких стало существенно не хватать…
Однако, помимо этого, ничего другого не произошло….
Я не превратилась резко в драконицу, а из моего горда не выступил столп пламени и не долетел до потолка.
Все осталось прежним.
К концу второго дня волнение соскользнуло с наших плеч, словно плащ, который был куплен впопыхах и теперь оказался нам не по размеру, да к тому же совершенно не желал выполнять наложенных на него задач.
А сегодня клонился к закату уже седьмой день наших безуспешных экспериментов.
Синтия, что-то напевая себе под нос, вязала у того самого окна, возле которого сидела вчера, позавчера и позапозавчера.
Товли расхаживал в одном из своих любимых амплуа. То есть изображал невысокого, но чрезвычайно важного старца. Убрав руки за спину, он безостановочно наяривал вокруг меня круги.
Мелкий мог неожиданно начать качать головой, затем он со всей щепетильной серьезностью поправлял кудряшки и пытался ввести странную моду говорить: «Кхм, кхм, кхм, в чем же разгадка».
Волшебник меж тем временами неловко поглядывал то на жену, то на сына, но притом упрямо не хотел сдаваться и прекращать попытки разбудить вялый фираен. Чему я, признаться, в тайне сердца была несказанно рада. Видимо, если бы я и вправду была их с Синтией дочерью, то упрямством определенно пошла бы в отца.
Маг, казалось, не знал слов: «усталость», «забудем», «прекратим». Он непрерывно рылся в библиотеке, находил все имеющиеся на Иллоте заклинания пробуждения, а потом тут же кидался ими в меня. Через тря дня это стало настолько привычным делом, что я уже даже не реагировала. Спокойно сидела с книгой в руке, когда ленточка вновь и вновь прикасалась к плечу и порой на автомате тихо шептала ей: «Да-да, приветики, будем знакомы.».
Однако, заметив на пятый день, как папа вымотался, я рискнула предположить, что, возможно, срок годности этого самого фираен истек. Вдруг мои знания дравейского - это лишь остаточные явления, а сама соня давно ушла из моей крови к своим предкам на пмж.
Рои Сагури
Поместье Золотых Драконов
Сиятельный стоял на крыше родового замка и наблюдал за неспешным движением белоснежных облаков. Он вспоминал, как любил подниматься сюда еще в детстве, с восхищением обращать взор к небу и под крики няни пытаться подняться к солнцу.
Магические сети Оскара де Вишара всегда очень вовремя оборачивались вокруг его рук и ног. Как раз в тот самый миг, когда столкновение с холодной землей казалось неизбежным.
Упрямство Сэйгарда рои Сагури не желало понимать, отчего следует ждать до десяти лет, ведь он уже в три года мог с легкостью проявить свои крылья, а затем зачарованно любоваться ими в широком зеркале, расположенном в главной зале.
Отец был вечно занят делами, потому к мальчику с самого детства был приставлен маг, изъявивший желание заняться воспитанием маленького дракона.
Мать, в свою очередь, предпочитала уделять драгоценное время себе, балам и драгоценностям, кои приобретались ею в каждом сезоне. Ее утомляли непрекращающиеся любопытные вопросы сына о драконах и их особенностях, и она, потрепав его несколько раз по светлым волосам, негромко просила няню забрать ребенка. Ее тихая просьба всегда долетала и до ушей мальчика, но он считал неуместным просить ее провести с ним еще хотя бы полчаса. Для него было настоящим счастьем, если вдруг он оказывался в ее покоях чаще, чем через день-два.
Осознать и признать отсутствие должного интереса матери к своей персоне юному Сэйгарду мешал слишком плотный график занятий, включающих множество дисциплин.
Когда ему исполнилось десять лет, он смог, наконец, без угрозы встретиться лицом к лицу с матушкой землей, взмыть в свой первый раз к манящим душу облакам. В тот день он вернулся домой лишь к ужину. Счастливый, молчаливый и будто бы возмужавший.
Он, как и положено, поприветствовал отца и учтиво склонил голову при виде матери. Беседа прошла на удивление слажено. Родители поздравили его с успехом. Отец усмехнулся, вспоминая, что и сам в свое время потерял счет времени при первом полете. Мать милостиво позвала навестить ее покои после окончания трапезы и не сумела сразу поставить кубок с медовым вином на стол, получив любезный отказ из уст сына. Она лишь раз удивленно моргнула, но вслух не произнесла более ни слова.
Одиночные полеты постепенно меняли личность Сэйгарда.
Трезвая и беспристрастная рассудительность зверя сильнее проявляла себя, оказавшись в небе. Она помогала наследнику рода золотых драконов постепенно раскрывать глаза и видеть истинную сущность окружающих его людей, событий и предметов.
Прорезая крыльями облака, он неожиданно различал новые грани, которые ранее совершенно не замечал. Или же – не желал. Глядел с иного, холодного ракурса, помогающего найти, быть может, и не всегда приятные, но все же более верные ответы на мучившие его до сих пор вопросы.
В десять лет он сбросил с себя одежду ребенка и наравне с умением летать стал юношей. В четырнадцать он впервые познал близость с женщиной.
Отец все чаще стал интересоваться делами и успехами сына. Стал звать своего наследника в свой кабинет и посвящать в дела рода. А с течением времени начал спрашивать мнения сына по тому или иному вопросу.
Приглашения же матери Сэйгард принимал через раз, в угоду обоим.
С принцем они впервые повстречались на тренировке, когда им было лет по двенадцать. Вместе с другими отпрысками драконьих семей они стояли на учебной площадке и ждали появления инструктора.
Сейчас уже никто не мог бы вспомнить из-за чего началась та драка, но они с Тристаном душевно разукрасили в тот день лица друг друга. И, кажется, именно с тех пор, когда их обоих, отчаянно сопротивляющихся, привели к королю, Сэйгард рои Сагури снискал особую благосклонность его величества Имрана.
Правитель с усмешкой разглядывал маленького наследника рода Золотых драконов, который бесстрашно заявил ему прямо в лицо, что он нисколько не жалеет о содеянном поступке, так как королевский отпрыск повел себя с ним неподобающе дерзко, а он не потерпит подобного к себе отношения ни от кого, будь его противник хоть трижды наследный принц.
Наказание постигло обоих драчунов. Монарх не пощадил ни одного из них. Однако никто так и не выяснил, в чем именно заключалась карательная мера.
Лишь двое приближенных к королю стражника знали, кто именно ранними утрами одной бесконечно долгой недели чистит конюшни его величества.
Юноши еще пару раз обваляли друг друга в навозе, но каждый раз спешно отскакивали в разные стороны при звуке приближающихся шагов своих надзирателей. А через неделю они так сдружились, что их уже невозможно было разлучить ни жестокими угрозами, ни самой сладкой просьбой.
Сэйгард без раздумий мог отдать за друга все, чем владел, и не сомневался, что Тристан поступил бы точно так же.
Рои Сагури всеми силами пытался найти выход из ситуации, когда принц неожиданно потерял голову от служанки принцессы Вайлетти, но так и не смог ничего придумать, кроме как запретить другу впредь посещать концерты троллей, переодевшись в модного конюха.
— Ну, я же ей почти не врал, Сэй. — с затаенной грустью в глазах усмехался Трис, — Ты же сам прекрасно разделял со мной некоторые темные вехи моей биографии.
— Ты про те, что были покрыты отменным навозом? — иронично отвечал ему друг. — Я бы предпочел их забыть, словно страшный сон.
А сейчас наследный принц точно так же пытался помочь ему, Сэйгарду. Теперь дракон ясно понимал, отчего его высочество так сильно раздражался и впервые за долгое время по-настоящему злился на Сэя, когда полгода назад сиятельный пытался невзначай затронуть тему той девушки. Ведь они оба прекрасно понимали, что она никак не может составить пару принцу. И даже ее роль в качестве фаворитки виделась довольно сомнительной.
Все обитатели поместья де Бурегун с особым трепетом ожидали прибытия семейства Мудэй. Однако, нельзя не отметить, что вместе с тем, мы столь же сильно желали их немедленного отъезда. Трое из нас уж точно.
Товли несколько раз невинно заявлял, что видел престранный сон. В нем сутулый кучер кареты, в которой к нам на всех порах мчались наши дорогие гости, слегка сбивался с пути. Затем, проморгав нужный указатель, тот самый незадачливый кучер сворачивал не на ту дорогу. И дальняя родня была вынуждена объехать наше уединенное жилище, сделав большущий крюк. Разумеется, все во сне мелкого происходило по исключительной роковой случайности, но при том положительно безвозвратно отдаляло гостей от нашего дома.
— Мэтра Синтия, разве сон с четверга на пятницу не вещий? — заканчивая свой рассказ, спрашивал Товли. — Вдруг он сбудется?
Матушка в ответ гладила его по золотистым кудрям и, пряча улыбку, негромко говорила:
— Милый мой, я совершенно не разбираюсь в расшифровке снов. Но все же, мне кажется, будто сон твой не сбудется.
— Ах, как жаль. — расстроенно вздыхал малыш и, спохватившись, немедленно добавлял. — То есть я хотел сказать, как же славно, что он не сбудется...
Мне оставалось только молча наблюдать.
Я выяснила, что родители ничего не знали о том бестактном поведении, которое одна из Мудэев ранее проявляла к их ребенку. Мелкий ни за что не желал открыть им правду. Он считал, что сообщать Бурегунам о подобных обзывательствах со стороны «всяких невоспитанных дегенераток» ниже его достоинства. И взял с меня слово, что я тоже им ничего не скажу.
А когда я спросила, откуда у него вдруг познания в таких словах, как «дегенератка», ведь до сих пор он ни разу не употреблял подобных выражений, мелкий хитро хмыкнул.
Он повертел головой, проверяя нет ли кого поблизости (хотя, мы оба прекрасно знали, что он в любой момент времени лучше всех в доме осведомлен о том, кто и где находится), и тихо признался, что этому слову его научила Валли. Затем серьезно поднял вверх указательный палец и снова взял с меня слово, не сдавать ни его, ни странную Валли.
— Это плохое слово, — именно так, как обязана была бы сказать старшая и в меру строгая сестра, заявила я. — О чем только думала эта Валли?
— Я знаю, что оно плохое. Валли тоже мне об этом говорила. И она…, — виновато вздохнув, он признал, — Она не специально меня ему научила. Просто я однажды случайно подслушал один ее разговор. Она общалась с каким-то другом по камню связи. Правда, я не уверен, что они до сих пор с ним дружат… Тот юноша точно сильно провинился перед Валли. Она ругала его со страшной силой, прямо ууух, — с улыбкой до ушей рассказывал маленький шпион, — А потом она назвала его стукачом-дегенератом! Я как услышал, не смог сдержаться и начал громко смеяться, так забавно это у нее прозвучало. Валли, заметив меня, тоже рассмеялась, и даже не стала меня ругать. Но, когда я сказал, что надо бы начать называть Ильму дегенератушечным репеем, Валли как-то резко перестала смеяться и серьезно сказала, что таким плохим словом нельзя называть хороших людей. А Валли мне никогда не врет. Она не такая.
— Хочешь сказать, что после этого ты ни разу Ильму не назвал этим плохим словом? — на всякий случай уточнила я.
— Нет, конечно. — покачал головой братец, — Ильма хорошая, хоть и любит часто важничать. — он задумался и лукаво добавил, — И она очень потешная, когда визжит.
— Товли… а может, все же расскажем родителям о том, что Мудэи…
— Нет, тыковка. Ни за что! — он насупился, сверкнул своими голубыми глазами и скрестил руки на груди, показывая тем самым, что обсуждение данной темы закрыто.
Но я ясно видела, что молчит он лишь потому, что не желает расстраивать маму с папой.
А со мной он поделился, так как, по его же словам, я относилась к той категории лиц, с которой были позволительны такого вот рода откровения. (при классификации учитывались возраст и мозги испытуемых — Товли важно намекнул, что второй пункт намного весомее первого)
И несмотря на то, что я совершенно не дотягивала в некоторых областях до великого библиотечного ума некоторых маленьких уникумов, он великодушно закрывал на это глаза. Как благородно с его стороны, не находите?
Я вот тоже так считала. А мои пальцы еле сдерживались, чтобы не накинуться на гения, и не наградить щедрость его души отменной щекоткой.
— Дивас Мудэй плохая девушка, — коротко резюмировал мелкий. — Мне она совсем не нравится. Лучше бы к нам Валли снова приехала. — и мечтательно вздохнул.
— Кстати, а кто вообще такая эта твоя Валли?
В комнату при моем вопросе вошел отец и ласково взглянул на нас с Товли.
— Самая красивая на свете принцесса, — засиял мой информатор, а я, кажется, ощутила первый в своей жизни сестринский укол ревности. Довольно, должна заметить, чувствительный укол. — С ней очень весело, и она всегда со мной играет в догонялки. — четкий камень в мой огород.
— Она воплощение абсолютного безумства, бесстрашия и острого ума, — улыбнувшись, подтвердил волшебник, — И к тому же совершенно очаровательная леди. Она твоя дальняя кузина, Эль. Не сомневаюсь, когда вы познакомитесь, то обязательно поладите.
Я кивнула и сделала мысленную пометку – не забыть узнать подробнее у мамы про эту странную девицу.
День прибытия мудэйских гостей наступил.
Они приехали до обеда. С шумом ввалились в прихожую и выглядели довольно… неприятными. Поглядывали на нас свысока. А потом с перекошенными лицами требовали немедленно уделить им внимание и сыпали просьбами, смахивающими на распоряжения.
Глава семейства, Касмит, оказался худощавым мужчиной, похожим на безнадежно лысеющего кузнечика. Одет он был в серые прямые брюки, лиловую рубашку и ярко-синий пиджак. Редкие седые волосы, как остатки былой роскоши, украшали его чуть вытянутую голову. Маленькие темные глаза смотрели на собеседника с надменным прищуром, а рот кривился в подобии снисходительной улыбки.
Супруга Касмита, Жависия, отличалась гораздо более выдающимися формами. Объемное тело дамы было обернуто в голубое платье с многочисленными рюшами, которые тянулись по всему низу юбки. Необъятный океан и его волны…
Яркий и броский макияж плотной штукатуркой лежал на лице. Толстые синие стрелки, розовые губы и хайлайтер на всю поверхность лица, шеи и декольте. Видимо, в здешних краях существовала доселе неведомая для меня мода на броский макияж.
И образ дочери семейства Мудэй запальчиво подтверждал мои догадки.
Ни на Синтии, ни на Ильме я ни разу не замечала следов косметики. Наверное, поэтому с интересом и скрытым в душе ужасом рассматривала приезжих женщин.
Если мне скажут, что без подобной пронзительной раскраски меня не примут ни в одном доме столицы, я без сожаления останусь сидеть в поместье Бурегунов на ближайшие веки вечные.
В моей квартире на Земле, в шкафчике ванной комнаты лежала небольшая тканевая косметичка. В ней смело можно было найти парочку помад, купленных в порыве: «Ах, какой сочный цвет» -, и так там и оставленных. Но что касается теней, то при их нанесении я обычно старалась придерживаться принципа уместности.
Всегда брала в расчет время суток и любила подчеркнуть и выделить достоинства, а не безвкусно насыпать на веки блестки, чтобы в глазах окружающих нещадно искрило при моем появлении. Но что-то я отвлеклась от изучения гостей.
Дивас не унаследовала всех округлостей матери, потому преследовала принцип «даешь-много-рюшек» и предпочитала декольте, не оставляющее простора для воображения. Небольшие глаза, точь-в-точь как у отца, и большой рот, передавшийся от Жависии, придавали лицу девушки несколько отталкивающий вид. Однако, судя по выражению этого самого лица, дочь Мудэев уже давно, еще, должно быть, в раннем детстве огласила себя самой привлекательной и очаровательной девой на всем белом свете.
После жеманных приветствий, коими нас сполна наградили гости, словно это мы к ним пожаловали, а никак не наоборот. Они сразу же изъявили желание отдохнуть у себя в комнатах.
— Надеюсь, комнаты для нас уже готовы и нам не придется ждать? — Жависия обратилась к отцу с таким снисходительным тоном, с таким высокомерным взглядом, что у меня вмиг негодующе заскрежетали зубы.
Я, конечно, не ожидала семейства, рассыпающего радугу вокруг себя (особенно после рассказа Товли). Но какие-то элементарные понятия о культуре поведения у них должны были присутствовать?
И это рядом с ними я боялась опозориться?
Теперь я сполна осознала, что имел в виду Товли, и почему никто не желал волноваться вместе со мной.
Да как ей не стыдно обращаться к магу первых ступеней как к какому-то владельцу постоялого двора?
Но самое страшное было даже не это. А страшно было то, что папа и не подумал рассердиться и тут же поставить эту размалеванную дамочку на место. Наоборот. Он радушно заулыбался и гордо закивал:
— Конечно, все давно готово, дорогие наши гости. Отдохните после долгой дороги, а потом мы все вместе пообедаем. Моя милая супруга так старалась и наготовила множество вкусных угощений к вашему приезду.
— А блюда из овощей предусмотрены в меню? — сморщила нос милая дочурка интеллигентного семейства. — Желательно зеленые. Я на радужной диете. Сегодня день зеленого.
— Эмм… — мама моргнула и даже на минуту растерялась, но затем приветливо сказала, — Из зеленых овощей есть зеленый фаршированный перец и огурцы...
— Только перец и огурцы? — с кислым лицом отреагировала Дивас. — И это все? Так я не смогу нормально поесть и набраться сил перед дорогой…
— Ах, доченька, — тут же кинулась к ней Жависия, — Может, сегодня сделаешь перерыв в своей диете? Ты же уже влезаешь в то очаровательное платье…
— Маменька! — визгливо вскрикнула дочь, — Как вы можете такое предлагать после того, как я приложила столько сил! К тому же я не раз просила папеньку написать заранее о моих предпочтениях в еде. Разве сложно приготовить блюда из зеленых овощей? Это проще простого!
— Конечно, это не сложно, Дивас. Я могу быстренько приготовить рагу из брокколи, пока вы с семьей будете отдыхать, — вмешалась в разговор хозяйка поместья, которая и так приготовила очень много всего.
Но откуда ей было знать, что некоторым подавай исключительно зеленые овощи.
Дивас снова нахмурила рот.
— Брокколи… Хммм…я их не очень-то люблю. А есть парттой?
Парттой был местным овощем. Дорогим и редким. По вкусу он напоминал батат, только по виду был круглым, как редька, и темно-зеленым.
Сэйгард рои Сагури
Королевский дворец
Зал Тысячи Кинжалов
— Всех наших коз перебили! — в очередной раз возмущенно воскликнул Лотрин Семольс, поправляя чересчур тугой плоенный воротник, поверх которого висела толстая золотая цепь.
Если портные пытались с помощью камзола серого цвета и намеренного сужения кроя придать вельможе статности, то получилось у них весьма дурно.
Пухлые пальцы, обтянутые перстнями, опустились к деревянному столу и перевернули лежащий перед Лотрином листок. Речь без помощи подсказок не значилась в рядах достоинств того, кто уже целых пятнадцать минут жаловался его высочеству на бесчинство, связанное с уничтожением его мелкого рогатого скота.
Каждый последний день месяца в Зале Тысячи Кинжалов устраивался нидран. Решения на нем принимались наследником престола. Таково было особое распоряжение короля Имрана.
Любой житель Аэрвайна имел возможность попасть на справедливый суд принца, если успевал вовремя подать соответствующее прошение.
Наиболее важные вопросы, касающиеся политической жизни государства, рассматривались непосредственно его величеством, а те, что не могли быть переданы королю, поступали к наследнику. Таким образом принц помогал отцу в делах, а также готовил себя к ответственной роли избранного владыками будущего правителя.
— Вот так легко и просто он нагрузил меня мелочёвкой. — усмехался как-то Тристан в разговоре с Сэйгардом.
Возле дверей Зала Тысячи Кинжалов, на низеньком круглом столике из белого камня, возвышался большой кувшин. Сосуд был сделан из самого прочного лидейского фарфора, по форме птицы-справедливости мартеш, а вокруг него лежала щедрая россыпь круглых приплюснутых камушков.
По окончании слушания каждый, кто обращался на нидран, был обязан остановиться возле мартеш, взять один из камушков и кинуть его в открывающийся клюв птицы.
Все камни были серыми, гладкими, совершенно идентичными между собой. Однако их цвет менялся сразу же после того, как они заглатывались темным зевом сосуда.
Изменения зависели от эмоции горожанина и того, насколько он остался удовлетворен свершившимся судом.
Если житель Аэрвайна был доволен вынесенным принцем приговором и считал, что вердикт справедлив, то камушек в кувшине приобретал белый цвет, в противном случае – он становился черным. А в виду того, что изменения происходили лишь после того, как камушек попадал внутрь сосуда, никто не опасался честно высказать свое мнение.
На следующее утро после собрания кувшин оказывался в кабинете короля вместе с протоколом по всем рассмотренным за предыдущий день делам.
Сэйгард рои Сагури знал наверняка, что за все время с тех пор, как Тристан начал проводить нидран, количество черных камней ни разу не превышало количества белых и никогда не делило с ними равенства.
Несмотря на веселый нрав, к каждому собранию Тристан подходил с исключительной серьезностью. Он внимательно изучал каждое дело и всегда принимал взвешенные решения, которые, может и не всегда нравились обратившемуся на нидран горожанину, однако никогда не могли быть названы несправедливыми или вздорными.
Обладая своими прекрасными ораторскими способностями, наследник умело расставлял акценты, задавал решительно меткие и притом не всегда очевидные для всех окружающих вопросы, а затем оглашал достойный приговор. Чем вызывал стойкое восхищение присутствующих на суде граждан. Которое без всякого сомнения вскоре разлеталось по всей столице.
Однако иногда решение откладывалось на пару дней, так как требовались дополнительные материалы для вынесения окончательного вердикта.
Временами привилегия принимать участие в суде переходила к рои Сагури. Как, например, сейчас, когда они оба, и наследник и сиятельный, понимали, что без мнения представителя драконьего рода не обойтись.
— Все двести девяносто пять коз съедены! — бегающим глазам Лотрина наконец посчастливилось найти на листке нужное число. — А их несчастные кишки и головы беспорядочно валяются на кустах. Моих дорогих коз съели драконы! Наши поля представляют собой жуткое зрелище! Куда не посмотри, везде кровь, кости и следы чудовищного преступления. Всем известно, что весной молодые драконы способны на…эээмм… — нервный взгляд метнулся в сторону бесстрастной фигуры сиятельного и голос пострадавшего слегка просел, — Необдуманные поступки… Поэтому я лишь прошу справедливого суда, ваше высочество. Не надо никого наказывать… Пусть виновные в данном злодеянии всего лишь полностью возместят понесенные моей семьей убытки!
— Благодарю за ваше обращение, Лотрин Семольс. — величественно улыбнулся Тристан.
Его отец никогда не имел дурной привычки кого-то благодарить. А благодарить своих же поданных он считал безрассудной тратой слов. Потому он бы обязательно недовольно скривился, словно отведал ядовитых грибов, если бы услышал каким именно образом его наследник начинает разговор с каждым, кто пришел на нидран, чтобы пожаловаться на свою судьбу, а также заведомо бесстыжего соседа.
— Присаживайтесь.
Семольс, напротив, засиял, как и многие до него, услышавшие первые слова самого наследного принца.
Дорогие читатели,
Я вчера долго пыталась объяснить нейросети, как представляю Сея, но у нее оказался свой взгляд на вещи. Очень упрямый, должна признать.
Мы не достигли с ней стойкого консенсуса, но некоторые образы из того многообразия, которое было сгенерировано, я бы хотела вам показать.
Если какой-то из образов вам понравится, напишите, пожалуйста, в комментариях, мне очень интересно узнать ваше мнение
Итак,
Сэйгард Рои Сагури :
1

2

3

4

5

Я блаженно засопела. Мне снился поистине прекрасный сон. В нем золотой дракон кружил…
— Ох, какая же она шумная, когда просыпается. — с обманчивым недовольством прозвучал голос одного знакомого мальчишки и бессовестно оборвал приятные грезы. — Наконец-то приходит в себя! Может, мне похлопать ее по щекам, мэтр?
Пришлось открыть глаза и кинуть в одного активиста похлопываний предупреждающий взгляд. Активист нисколько не смутился, только расплылся в широкой улыбке.
А я обнаружила себя лежащей на диване, все в той же гостиной комнате, где еще недавно с предвкушением и страхом стояла возле раскрытого окна и смотрела на небо, ожидая, когда же один широкоплечий сиятельный явится ругать меня за коварное бегство…
— Ну, как ты себя чувствуешь, тыковка с крылышками? — Товли нависал над моим лицом и заглядывал в глаза с таким рвением, будто пытался добраться до внутренних органов.
— Хорошо, — сипло вырвалось из горла.
Отец с матерью также были рядом. Но, в отличие от мелкого, они вежливо соблюдали некие понятия о дистанциях. Синтия сидела на стуле и бережно держала мою ладонь. В ее взгляде читалось беспокойство.
Гораздо спокойнее остальных членов семьи выглядел волшебник. Как только я поднялась и села, он участливо протянул мне стакан воды, который я с благодарностью приняла. Сделала несколько маленьких глоточков и вернула хрустальный сосуд магу.
— Я долго спала? — обратилась ко всем присутствующим сразу.
— Очень! — воскликнул Товли и схватился за кудряшки.
— Нет, — Синтия мягко улыбнулась, — Минут десять, не более того, Эль.
— Я применил легкую форму сонного заклятия, дочка. — чуть смущаясь, признался мэтр Эвлин, — Подумал, если сработало в тот раз, то вполне может подействовать и в этот. Но, если ты все еще слышишь зов дракона, дай мне знать, как можно скорее. Я погружу тебя в сон на более долгий промежуток времени.
Синтия окинула его недовольным взглядом и досадно шепнула:
— Чуть что не так, всех сразу в сон вгоняешь. Неужели нет иных методов, Эвлин? Не усыпляющих…
Чародей пожал плечами. Кажется, самого папу все вполне устраивало.
Я постаралась сосредоточиться и прислушалась к своим внутренним ощущения.
Никаких теплых волн, ни намека на рычание, полное отсутствие сумасшедшей эйфории и немедленного желания взлететь к облакам. Совершенная тишина там, где я отчетливо слышала стук чужого, но такого, по странности, родного сердца.
Почему-то именно эта тишина неожиданно тоскливо кольнула. Легла неприятным осадком на все остальные мысли. Встряхнув головой, я попыталась отогнать гнетущее нелепое чувство. И как можно бодрее улыбнулась родным.
— Ничего нет. — произнесенные два слова, как и нежелательные мысли им предшествующие, причинили секундную, но вполне ощутимую боль.
Да что со мной такое?
Немедленно прекрати хандрить!
Мне следует радоваться и облегченно выдыхать. К поместью, вроде бы, больше не летит ящер. И он не потащит меня в огонь, из которого иномиряне не выходят розовощекими и довольными жизнью гражданами.
Они, если верить словам отца и скудной информации из книг, которые удалось прочесть — а на эту тему, как назло, сведений катастрофически мало — оттуда вообще никогда не выходят. Поэтому мне, определенно, надо поднять вверх два больших пальца, а не превращаться в лужу печали.
— Значит, мы не увидим настоящего дракона… — среди родных был кое-кто, кто не разделял восторга.
— Если он прилетит, то захочет меня съесть. — не знаю, кого именно из нас двоих я пыталась убедить.
Наверное, все же себя.
— Эммм, тыковка. Очевидно, появление крыльев никак не повлияло на развитие твоих мозгов… — Товли окинул меня снисходительным взглядом и важно заметил, — Драконы не едят людей. — потом последовал протяжный вздох и обреченный выдох, — Вот вроде столько книг читает… а никакого толка… Беспросветная невежественность, мэтр... — и сказав это, он сразу же намеренно отошел на несколько шагов. В целях собственной безопасности.
Но щекотать его я не собиралась.
Кажется, мы все слишком переволновались за это утро, потому что дружно выдохнули и засмеялись.
*
На семейство Мудэй сон так же повлиял исключительно благоприятно, так как к ужину они спустились менее снобически-настроенными и даже ни разу не были замечены в хамском фонтанировании своими пожеланиями.
А когда мать с дочерью в чересчур порывистой форме похвалили мамину стряпню, я не выдержала и подозрительно покосилась на отца. Уловила, что не я одна обратилась к нему с немым вопросом.
Синтия исподлобья смотрела на мужа, затаив в уголках губ улыбку. Лукавую и понимающую. Все же, она хорошо знала своего супруга и, кажется, я тоже потихоньку начинала улавливать особенности каждого члена своей новой семьи.
Отец в ответ глядел на нас совершенно невозмутимо. Мол, не понимаю ваших этих ухмылок, дамы. К чему они? И для большей убедительности он добавил:
Сэйгард рои Сагури
Дворец Его Величества
Тайные площадки королевского сада
— Ты уверен, что пребываешь в добром здравии, друг мой? — неспешно потягивая вино из золотого кубка, поинтересовался его высочество.
Затем Тристан лениво приоткрыл свой правый глаз и слегка повернул голову к сидевшему рядом с ним дракону.
День неумолимо приближался к концу. Фиолетовая полоска горизонта растворялась в мутно-розовом мареве. Легкий ветер шелестел листьями деревьев и подкидывал вероломные ребусы не умеющим слышать ответы горожанам. Две маленькие птички важно чирикали, устроившись на земле, чуть поодаль от стола, за которым сидели двое мужчин.
Наследник протянул руку, отложил бокал и взял с одной из тарелок аппетитную мягкую булку. Оторвал небольшой кусок и кинул воробушкам мякиш. Те, вздрогнув, на миг прервали свое важное чириканье. Недоверчиво покосились на принца, но все же приняли угощение.
— Твоими молитвами, Тристан. — проигнорировав пристальный взгляд друга, рои Сагури налил себе еще вина.
— Тебе не стоит полагаться только на них, Сэй. — хмыкнул его высочество и, закрыв обратно теперь уже оба глаза, еще более расслабленно откликнулся на спинку резного кресла с мягкой обивкой.
— Неужели, посещая Песнопения, его высочество не удостаивает своего верного раба хотя бы одним словом?
— Если бы я вспоминал тебя лишь одним словом… — принц принял задумчивый вид, а затем по-мальчишески, задорно хмыкнул, — Хочешь узнать, как бы оно звучало? Я убежден, что оно совершенно естественно отзовется в твоей темной душе.
— Буду премного благодарен, — без всякого энтузиазма ответил ему сиятельный, — Если данное слово останется для меня вечной загадкой.
Принц громко рассмеялся.
Служанка, появившись бесшумной тенью, заменила опустевшую вазу с фруктами на новую, а вместе с ними принесла новый кувшин вина и тарелку малойских сладостей.
Из-под полуопущенных ресниц Тристан проследил за удаляющейся фигурой, выждал еще несколько минут и нетерпеливо спросил:
— Ты так и будешь сидеть, словно попросил у Нихара золото, а тот взял и в очередной раз помочился на тебя? Или расскажешь мне, наконец, что произошло? — однако друг даже не взгляну на него. — Его Высочество, между прочим, велел тебе предоставить ему полный отчет этим же вечером. Вечер плавно перетекает в ночь, а ты все молчишь.
— Коз растерзали несколько молодых волколаков. — последовал спокойный ответ сиятельного. — Драконы, как я и говорил ранее, не имеют к делу никакого отношения. С волколаками я разобрался. Их глава принес свои глубочайшие извинения и расплатился сполна золотом. На следующей неделе они переберутся в дальние северные границы леса, потому подобных инцидентов больше не стоит опасаться.
— И?
— На этом все, ваше высочество.
— Да ты скажешь наконец, что случилось? Не прикидывайся моим кузеном. Я и так трачу слишком много моральных сил во время разговоров с ним. Так почему ты вернулся один? Она прогнала тебя? Снова не приняла?
— Нет.
— Что «нет»?
— Вы задаете слишком много вопросов за раз, ваше высочество. Я не поспеваю за широтой вашей мысли.
Тристан почесал подбородок, недобро сощурился и лениво заявил:
— Решено. Завтра же издам указ, чтобы впредь на все Песнопения вы, сиятельный рои Сагури, являлись вместе со мной. Я более не способен наслаждаться изумительным таинством без вашего общества. Нахожу крайне несправедливым лишать вас столь дивной услады, способной подарить душе незабываемые мгновения спокойствия.
Минуту они сверлили друг друга глазами. Дракон недовольно зарычал внутри Сэя, а вот улыбка принца стала только шире.
— Ты не посмеешь.
— И кто же мне запретит? — ласковым голосом поинтересовался наследник престола. — Побежишь жаловаться моему папочке? Его сыночек снова посмел тебя обижать. Ай-ай-ай. Какое-то недостойное поведение… для наследника рода драконов.
— Ведешь себя, как избалованный ребенок.
— А ты как плоская задница Нихара. Из-за тебя меня скоро нарекут истинным защитником коз, и я таким и останусь в памяти потомков. Плакала вся моя нажитая великим трудом репутация. Ты хоть представляешь, что мне завтра устроит твой любимый король? Эта славная картина отчетливо предстала пред моими очами еще до того, как я велел тебе отправиться и разобраться с козами. Но как видишь, ради тебя, Сэй, я пошел на достаточно прискорбный шаг. И что я получаю взамен? Ты молча уничтожаешь мои лучшие запасы космийского вина и выглядишь так, будто по моей вине тебя лишили зверя. А я такого не припомню. Если здесь сейчас и есть пострадавшая сторона, то это, определенно, я.
— Не кипятись, — Сэйгард улыбнулся. Но в его улыбке не было следов сожаления или чувства вины.
Слухи о необычном поведении принца и сиятельного во время заседания нидрана успели долететь и до его ушей, хотя вернулся он не так давно и почти сразу направился искать Тристана.
Принц явно приукрашивал действительность. Судя по вскользь пойманным разговорам, произошедшая сцена никак не умаляла достоинств наследника, а, напротив, привносила ему новых блестящих очков в глазах народа.
Как только прижимистое семейство Мудэй покинуло поместье де Бурегун, а именно, в тот самый миг, когда их карета выехала за пределы белоснежных ворот, мы с родными расслаблено выдохнули и вернулись к своим экспериментальным будням.
Меня заботливо усадили на мягкий диван, снабдили травяным успокаивающим чаем — а-то мало ли, вдруг буйная драконица снова решит очнуться — и даже дали вкусный пирожок с вишневым вареньем. А затем попросили, как можно подробнее описать все эмоции, которые я испытывала до того, как ненароком пробудила спящий в крови фираен.
Получалось, что мы максимально близко подошли к той самой эмоции, которая требовалась для проявления драконицы. Однако было несколько обидно осознавать, что катализатором послужило не нечто воздушно-ванильное и по девичьи-прекрасное, а банальный скрипучий гнев…
— Дело в том, — смущенно проговорила я, опустив глаза и стыдясь собственного поведения, — Что меня немного расстроило то, как эти люди вели себя по отношению к вам…
— А меня много-много, — тут же вмешался Товли.
Я улыбнулась мелкому и признала:
— Да, честнее сказать, сильно расстроило. Их надменный тон, заносчивое озвучивание пожеланий, да и сама манера держаться. Казалось, будто они не в гости приехали, а заглянули к нам, чтобы раздать нелепых поручений. Мама приготовила целый пир, а этой некультурной, видите ли, парттой подавай! Ну не наглость ли! Наблюдение за всем этим бескультурьем будто всколыхнуло что-то внутри меня. Разбудило горящий комок негодования, вспыхнувший в груди. Прошу вас, не сердитесь на меня. Но я считаю, что никто не смеет так ужасно обращаться с вами. — мои щеки заалели, но я все же разрешила себе им признаться, — Никто не имеет права так жутко вести себя с теми, кого я люблю всем сердцем. С теми, кто стали для меня настоящей семьей, и кто совершенно не заслуживает столь дурного к себе отношения!
— Доченька моя, дорогая. И мы тебя очень любим! — дрогнувшим голосом воскликнула Синтия вместо того, чтобы назвать меня эмоционально нестабильной идиоткой, пугающей дальних недо-родственников. А затем подсела ко мне, заключила в крепкие объятия и нежно поцеловала в щеку. — Мы с Эвлином и сами можем за себя постоять. Поверь мне. — она хитро улыбнулась. — Но мы так редко общаемся с нашими друзьями и знакомыми, что стараемся лишний раз не обращать внимания на незначительные человеческие слабости.
Я удивленно покосилась на матушку.
Мне кажется, назвать хамство «незначительными слабостями» - это чересчур гуманно. Особенно для «мудэйских» представителей человеческой расы. Но спорить я не стала.
— Да, я знаю. Я тоже не желала создавать сложности. Оно как-то само собой всколыхнулось внутри меня. Возникло странное ощущение, будто по телу проносится теплая лава, а потом в голове прозвучал недовольный рокот. Ну а дальше вы и сами знаете.
— А, по-моему, было здорово. Особенно тот прекрасный миг, когда Мудэи попытались сбежать и дергали дверную ручку, — с довольной улыбочкой произнес Товли, — Но мэтр Эвлин не позволил им удрать. — и мелкий с искренним обожанием взглянул на отца.
Чародей самодовольно хмыкнул, потрепал своей мощной рукой малыша по голове, а затем задумчиво спросил:
— И что же за эмоцию мы ищем? Как вы считаете? Неужто это простой гнев?
Братец сразу принял важный вид и поправил кудряшки.
— Сложно так сразу сказать. Но, вполне возможно, что сиятельный наполнял яйцо эмоцией гнева, мэтр. Всем известно, — он кинул снисходительный взгляд в мою сторону, — И Эль, возможно, тоже, об этом помнит, что темные чувства могут одарить их носителя более острой силой…
— В этом ты, несомненно, прав, Товли. — задумчиво проговорил отец, присаживаясь в свое любимое кресло
Он покрутил указательным пальцем в воздухе. В ту же секунду на одной из верхних полок шкафа зашуршала одна из книг. Проворно выскользнув со своего места обитания, она торопливо встряхнула с себя пыль, метко попав на голову удачно оказавшегося поблизости Товли, а затем медленно поплыла к магу.
— Но между тем тыковка не похожа на гневливую истеричку, — братец одарил сомнительным комплиментом и подошел чуть ближе.
Он внимательно меня осматривал в своей нарочито профессорской манере. Да так, будто собирался сказать что-то на редкость умное.
— Не похожа, — согласился волшебник, открывая древний фолиант.
— Вот на бестолковую…да. Но бестолковость не эмоция, мэтр, а состояние чьей-то иномирной души…
Я взглядом посоветовала всезнайке внимательнее следить за собственной речью. Его моя молчаливая угроза порадовала, но отойти на пару шагов он все же не забыл.
Признаться, меня версия Товли немного расстроила. И я сейчас не про тонкие намеки о бестолковости его сестры.
Получалось, тот красавчик, которого я посчитала главным маньяком в логове извращенцев, много лет пичкал яйцо вовсе не всепоглощающей страстью или бесконечной тягой делать людям добро, а подкидывал примитивный и противный гнев?
Серьезно, ему ничего другого в голову не пришло?
Ума не хватило?
А выглядел благородным и воспитанным малым. Не зря говорят, что внешность обманчива. И влюбляться стоит в поступки, а не в эти синие, бездонные, манящие в них утонить глаза. Стоп, о чем это я?
Не каждый день маг, долгое время проживающий вместе с женой вдали от столицы – практически отшельник – удостаивается высокой чести получить послание от сиятельного представителя драконьего рода.
Оттого он никоим образом не ожидает прочесть в одном таком, свалившемся на нашу семью, письме сомнительного счастья, что некий крылатый отпрыск лелеет надежду на встречу с волшебником первой ступени.
(Встреча, насколько указано, касается таинственного и строго конфиденциального дела. Сугубо личного характера, никак не связанного с государственными заботами.)
И тут же, не отходя от кассы, этот любезнейший чешуйчатый переговорщик вежливо интересуется, не будет ли мэтр де Бурегун столь любезен, чтобы согласиться принять его у себя в имении.
Конечно, не в тот же день, и даже не на следующий. А скажем так, дня через три-четыре, ближе к концу недели.
И просит отца по возможности прислать ответ как можно скорее.
Проявляет тактичность, давая папе время на раздумья, не правда ли?
Сразу видно, пишет не абы кто, а исключительно культурный человек. Хорошо воспитанный индивид. В письме, надо заметить, не было обнаружено ни одного повелительного наклонения или командного тона, все в рамках приличий.
И все бы было ничего...
Если бы не громадное «Но»!
Без него, видимо, даже в другом мире не обойтись…
Итак, «но» заключалось в том, что этим самым, неожиданно воспылавшим невиданным желанием повидаться с магом драконом был не кто иной, как главный маньячелло шалтай-болтай общества. Владелец поместья, в чьей роскошной ванной комнате я оказалась, переметнувшись на Иллот прямиком из собственной квартиры.
Тот самый Золотой дракон, от которого я сбежала.
Мой поцелуйный совратитель!
То есть я хотела сказать – не мой.
Оговорилась из-за вполне понятного всем волнения.
Если обойтись без использования запутывающих местоимений, то письмо пришло от Сэйгарда рои Сагури.
Красивое у него имя, согласны? Но это меня, конечно, совершенно не интересует. Ни его имя, ни глаза, похожие на океан, ни руки, ни губы. Мне этого добра и даром не надо. Я так решила.
Но, должно быть выражение моего лица ясно сообщало о творившемся в душе замешательстве, которое сразу же заметил отец.
Волшебник ободряюще улыбнулся и пояснил, что получать подобного рода послания для мага высшей ступени не является чем-то удивительным. Пугаться раньше времени совершенно не стоит.
Именно чародеев, достигших значительных результатов, в первую очередь и с большим удовольствием нанимали на работу в качестве семейного колдуна. Или же частенько обращались к такому магу за отдельным советом либо помощью. Конечно, за отдельную плату.
Похожие письма когда-то пачками поступали отцу. Но потом все постепенно осознали, что маг не намеревается возвращаться в столицу и последнее такое послание, по прикидкам мэтра, приходило ему лет эдак десять тому назад.
Те, кто были заинтересованы в найме папы, давно уже бросили свои попытки вытащить волшебника из уединения и нашли себе других чародеев. А не именитым соискателям маг имел право отказать в письменной форме. Это не считалось чем-то зазорным, не прибавляло отцу очков снобизма, а получившим отказ оставалось лишь вздохнуть и смириться с решением волшебника.
Однако даже я, со своим пока что не полным набором знаний о правах и порядках здешнего мира, понимала, что между представителями ихинов имеются различия. Часто – довольно существенные.
Одно дело - дать вежливый отказ дворянину, у которого осталось только имя и пара петухов, и совсем другое – отклонить прошение о встрече представителя одного из самых могущественных драконьих династий, к тому же приближенного к его величеству.
Как только отец зачитал нам троим, смиренно ожидающим на диване, некоторые части письма, у меня в душе всколыхнулось сразу несколько эмоций. Причем, диаметрально отличающихся между собой.
Адекватная часть меня твердо объявила, что надо рвать когти. И она была довольно убедительна. Навязчивая бегущая строка, жирный шрифт, толпа восклицательных знаков – все, как положено.
Выдирать на себе волосы не входило в обязательный лист, но вот спешно паковать чемодан и попросить матушку уехать вместе со мной на некоторое время в ближайший маленький городок, чтобы там переждать приезд-отъезд сиятельного – казалось вполне здравой мыслью.
Но существовала и неадекватная часть. Причем, списать все на недалекие выходки фираен я не могла. Ведь буйная драконица все еще спокойненько спала. Оттого я упорно отказывалась верить, что могу быть настолько глупа.
Однако… никогда не стоит себя недооценивать.
К собственному прискорбию, получалось, что разум местами выходил из строя, так как на долю секунды я в полной мере позволила себе окунуться в мечты наивной простушки из какого-нибудь любовного романа и безмерно им обрадоваться.
Представила, как синеглазый драконейшество придет-прилетит – нужное выбрать – и при виде меня сразу же сойдет с ума от счастья. Потом мучительно медленно подойдет, встанет напротив, его сильная рука окажется на моей талии, и вот он уже склонился надо мной, как хищник над добычей, а в следующий миг наши губы сольются в сладком поцелуе…
Несмотря на то что родители меня всячески успокаивали, я все же еще несколько раз предлагала мой, не побоюсь этого слова, гениальный план побега в ближайший – или немного дальний – городок с дальнейшим залеганием на дно.
Поднимала вопрос ненавязчиво и деликатно. Совсем как Товли, когда он упоминал приезд Мудэев. Однако восторгающиеся скрывались и никак не желали появиться. Отчего – мне было не понять.
Все только и делали, что бросали на меня снисходительные взгляды.
Мол, ну что ты такое говоришь, тыковка? Мы же уже все обсудили. Решили. Волноваться не стоит.
Так почему ты продолжаешь нервничать?
Выпей вот успокоительный настой, поспи, почитай книжку, погуляй в саду.
Какой еще побег? Снова ты об этом.
Прекрати, пожалуйста, себя изводить.
Расценивай это как прекрасный шанс осознать, что никакой дракон тебе не страшен, - настаивал отец.
Я кротко кивала, а про себя думала: «Ну да, ну да. К нам всего-то приезжает тот самый дракон, которого я кинула, вызвав бешенство зверя, но бояться не стоит.»
Вы спросите, откуда я знала про бешенство?
Так я отчетливо помнила выражение лица сиятельного, когда он ворвался в комнату и застал меня, нерешительно застывшую возле открывшегося портала.
По-хорошему, не стоило тогда мешкать. Следовало проявить больше мужества и сразу шагнуть в проход. Но откуда же я могла знать…
Колебалась. Стояла и считала ворон … Вот и досчиталась.
С течением времени я все сильнее убеждалась, что мне явно что-то подмешали в ту воду, в которой я вновь-родилась.
Иначе как объяснить тот факт, что даже ужас при воспоминании о свирепых синих глазах наследника рои Сагури ничуть не мешает мне думать о том, насколько горяч и невообразимо прекрасен он был в ту минуту.
Наглоталась всякой бяки, вот и снится после того случая эдакое…романтично-бесстыдное.
О снах, в которых мы летали на пару вместе с сиятельным, и которые порой заканчивались вовсе не невинными поцелуями в щечку, я стыдилась рассказывать матушке. Отцу - тем более! Чтобы решиться на подобное откровение, все семь владык этого мира должны были полностью выжечь из меня всякий стыд.
Я предпочитала относиться к бесстыдным грезам с философской точки зрения. Воспринимать их, как побочный эффект фарнифистости-или-как-то-там, который со временем ослабнет и уйдет.
Правда, мысль, что Сэйгард перестанет навещать меня в царстве грез приносила нерациональную грусть. И в тайне сердца я надеялась, что сны останутся со мной еще на годика два или пять...
Итак, мой грандиозно-прекрасный план бегства отвергли. А увозить меня надолго из поместья признали рискованным шагом. Но зато посчитали необходимым вывезти попаданку в ближайший город на прогулку, раз у нас в запасе имелось несколько дней.
Ближайшим к родительскому имению городком считался Пирейс.
Буквально две недели назад я и сама загорелась желанием в нем побывать. Особенно сильно хотелось посетить воскресные ярмарки, которые красочно описывала Ильма – мой удачно завербованный личный городской шпион.
Но матушка на тот момент все еще переживала и уговаривала повременить с выездами. И я согласилась. Не хотелось показаться нахалкой, не обремененной понятиями благодарности. К тому же ей, наверняка, было виднее, готова ли иномирянка показаться среди других граждан Иллота или следует утихомирить свой пыл.
Однако судьба внесла корректировки.
К нам должен был пожаловать мистер дракон. И матушка неожиданно сама настояла на поездке. Тут-то и выяснилось, что ее предыдущие опасения относительно моего выхода в свет оказались отнюдь не беспочвенными. Стыдно признать, но первая же трудность возникла при элементарной посадке в карету.
Если мэтра учтиво приняла помощь отца и грациозно впорхнула внутрь, то я проявила чудеса неловкости, громко напевая гимн неуклюжести. И это все, несмотря на бережные старания отца оказать мне помощь.
Стоит ли упоминать, что мой прелестный братец хохотал чуть ли не до слез, наблюдая со стороны и держась за живот, который, с его слов, готов был лопнуть от такого потешного зрелища.
Когда я наконец села, мои щеки пылали краской стыда. Родители милостиво щебетали, что ничего страшного не произошло.
Да-да, совсем ничего, просто слон попытался протиснуться в посудную лавку.
Мама ласково заверила, что мы обязательно потренируемся, когда вернемся обратно домой.
Я послушно кивнула, ощущая себя неуклюжим маглом в мире волшебства.
Попаданки в книгах, которые я читала на Земле, в первые же дни учились варить сложные зелья, обретали невиданные способности, приручали сильнейших фамильяров, влюбляли в себя всех имеющихся в новом мире мужчин, а я не могу с первого раза подняться в карету…
Прелестно…
Потрясающе…
У меня нет слов.
Сиятельный бы мной гордился. Какой же отменной фарнифси наградили его владыки. Подобрали особь самого лучшего качества!
Невоспитанному дракону пришлось поменять свои планы из-за каких-то важных государственных дел и теперь он практически не оставлял нам времени на подготовку к его приезду.
Я предполагала, будто всю ночь накануне прибытия Сэйгарда, не смогу сомкнуть и глаз. Начну ворочаться и играть в скачки тахикардии. Но папа, видимо, чем-то тайно меня поил. Спала я как младенец и видела исключительно приятные сны. С рои Сагури в главной роли.
И вот, наконец, день Х настал.
– Милая, держи. Оно почти готово, – обратился ко мне волшебник, протягивая маленькую склянку.
Бело-молочная субстанция тягуче покачивалась за стенками прочного стекла. Маг создал зелье, чтобы на всякий случай скрыть запах моего тела.
И это не повод думать, будто я не моюсь с тех самых пор, как попала в особняк Бурегунов.
Конечно, в первый день я категорично отвергла предложение Ильмы, но после проводила ванные процедуры регулярно. Потому люди рядом со мной не прикрывают платками носы и не теряют в ужасе сознания. Уточнять на этот счет у Товли бессмысленно, все сказанное мелким – ложь и провокация.
Однако кожа каждого человека имеет свой неповторимый аромат. А обоняние драконов не хуже, чем у собак.
И припомнив, что некий тесный контакт между нами с сиятельным все же имел место, следовало быть на чеку.
Да, как ни прискорбно, пришлось сознаться в поцелуйном распутстве. Под покровом ночи я очень тихо и в исключительно сжатой форме – без упоминания фейерверков, вспыхнувших в животе - рассказала тайну матушке. На всякий случай.
К великому счастью, она не стала будить весь дом разочарованным визгом: «Бесстыжая! Ах, ты ж иномирная срамота! Пошла вон, прочь от меня, прочь!».
Мама лишь нежно погладила оступившуюся дочь по голове и, вздохнув, тепло произнесла: «Ах, милая моя, девочка. Надеюсь, поцелуй с ним останется для тебя светлым воспоминанием».
А потом ей пришлось поведать эту маленькую позорную деталь и папе.
Тогда-то и решили скрыть запах дэсеи. Полностью изменить его было нельзя, но волшебник знал, как максимально приглушить и запрятать его под другим ароматом. Иначе существовала нежелательная вероятность, в которой дракон, явившись в поместье, смог бы почувствовать сбежавшую невесту.
– Тебе осталось выбрать цветок или, например, фрукт.
Дверь папиного кабинета открылась и мэтра с беспокойством заглянула внутрь.
– Вы еще не готовы? – поинтересовалась она.
Мы с чародеем разом посмотрели на часы. Время было раннее. А приезд дракона ожидался только к ужину.
– Не волнуйся, дорогая. Нам осталось определиться с ароматом для снадобья-покрывала. Как только Эль его выпьет, я почищу весь особняк и сад от настоящего запаха нашей девочки.
– Такое чувство, будто от тыковки воняет нечистотами, и мы боимся, что у дракона начнется мигрень, – весело улыбнулся Товли, вбежавший внутрь вслед за Синтией. – Эля, нарекаю тебя избранной вонючкой!
– Товли. – хозяйка строго посмотрела на мелкого, и он пристыженно вжал голову в плечи.
Но молчать смог только минуты три.
– А можно она будет пахнуть матушкиными вкусными булочками с вишней? – широко раскрыв свои глаза-озера, малыш состроил самое искреннее, самое трепетно-волнительное выражение лица.
Аромат был выбран и последующее время пролетело, как метеор.
Бугушка подобрал для меня платье, а Ильма помогла уложить волосы.
И вот мы с матушкой чинно сидели в гостиной. Она ласково улыбалась, молча поддерживая дочь. А я размышляла, что еще пару таких визитов сиятельного, и зависимость от папиных успокоительных настоек мне обеспечена.
Сердце в груди, несомненно, волновалось и подпрыгивало. Но, к счастью, никоим образом не пыталось вылететь в открытый космос, когда карета драконейшества въехала в ворота и остановилась возле крыльца.
По правилам – снова вспомним неугомонного ученого Ираклейна – именно глава дома вместе с сыновьями (если таковые числились в наличии) или иного рода родственниками исключительно мужского пола (что было подчеркнуто) (мои личные наблюдения: Ираклейн сексист, но я без претензии) должен был встретить важного гостя. Проводить его в дом, развлечь светской беседой и пригласить к столу.
Воображение рисовало, как Товли стоит рядом с волшебником, приняв свой любимый важный вид, а глаза малыша так и искрят от переполняющего его любопытства.
Угадайте кто за последние двадцать четыре часа чаще всего упоминал сиятельного?
Подсказка: не я, не матушка и не мэтр.
В прихожей послышались мужские голоса. Слух отчетливо вычленил его голос, и сердце на секунду замерло.
Матушка, тревожно следившая за реакцией своей иномирной дочери, участливо кивнула. Я ответила ей тем же и натянула на лицо дежурную улыбку приветливости.
Шаги приближались.
Пульс отсчитывал: раз-два-три…
В гостиную вошли мужчины.
Мы с мэтрой синхронно поднялись со своих мест, и я тут же опустила глаза, стараясь даже не смотреть в сторону гостя. Пальцы нервно сжали ткань юбки. Боязнь, что меня могут узнать, скользнула холодными щупальцами по позвоночнику.
Ужин проходил довольно спокойно.
Сиятельный оказался личностью немногословной и, как мне показалось, сдержанной. Во всяком случае, он не был обвешан золотыми побрякушками и не вел себя как тот, кто уверен, будто мир крутится исключительно вокруг его золото-чешуйчатой персоны.
Он даже учтиво отказался от предложенного ему места во главе стола.
Опять же, привет уже хорошо известному нам Ираклейну. Правила разработанного им этикета прямо-таки лебезили перед всеми, кто мог за пару секунд облачиться в тело гигантской ящерицы.
Но, к чести приезжего, гость не страдал от звездной болезни. Или же делал вид, будто данная зараза не коснулась его статного тела.
Он ограничился скромным местом по левую руку от отца и вел вежливый диалог на самые общие темы.
Красноречие определенно не являлось его сильной стороной. Рои Сагури предпочитал короткие и емкие фразы, без лишней воды. Задавал вполне невинные и дежурные вопросы. И не пытался никого уличить в обмане.
Но было кое-что, что все же смущало меня. И этим чем-то был взгляд сиятельного. Я ощущала его на себе, даже не поднимая головы. Явственно чувствовала, как начинало покалывать кожу на лице. Затем исследующий огонь неспешно спускался к плечам и легкими касаниями скользил по рукам.
Мне оставалось продержаться еще немного, пока не закончится ужин. А потом, я в любой момент могла сослаться на недомогание, подняться в свою комнату и выдохнуть, оставив высший свет его драконейшества в обществе родных.
Тщетные попытки по запихиванию в себя маленьких кусочков еды прервал смех рои Сагури.
Он умеет смеяться?
Никогда бы не подумала…
Сэйгарда позабавила шутка отца, связанная с прошлогодней ярмаркой и я, все это время непрерывно смотревшая в тарелку, как на самый интересный после пола предмет, поддалась искушению.
Звук чужой радости заворожил. Прозвучал чересчур приятно. Знаю, звучит, нелепо. Совершенно нерациональное объяснение. Но все же его искренний смех заставил меня исподтишка поднять на него глаза...
И немедленно пожалеть о содеянном. Потому что в ту же самую секунду, стоило мне убедить себя в том, что я исключительно незаметно понаблюдаю за мистером ящером, он поймал мой взгляд.
Синие глаза сверкнули. В них таилось нечто обжигающее и вместе с тем пленительное. Он словно подталкивал меня в теплую волну предвкушения, а затем накрывал стыдом разоблачения.
Я чувствовала себя застигнутой за бесстыдным преступлением прямо средь бела дня.
Сиятельный перестал смеяться. Мужественное лицо вновь стало серьезным. А потом он вдруг улыбнулся мне уголками губ. И легонько кивнул.
Ираклейну следовало бы прописать еще парочку пунктов и запретить золотым драконом улыбаться. Во всяком случае одной мужской особи уж точно. Улыбка делала Сагури до невозможности совершенным.
Мои щеки примкнули к сторонникам свекольных оттенков и как бы не гипнотизировали синие глаза, насколько бы прекрасны они не были, я все же заставила себя вернуться к разглядыванию бесспорно вкусной котлеты, которая все еще находилась в целости и сохранности.
Стол ломился от разнообразия блюд и ароматных подливок. Сиятельный не упустил случая сделать комплимент хозяйке поместья.
– Матушка, и правда, очень вкусно готовит, – не остался в долгу Товли, умело ковыряющий в тарелке картошку, словно собирался перемолоть ее в пыль.
– У тебя, наверняка, есть любимые блюда? – обратился к нему дракон.
– Конечно! – оживился малыш, – Матушка делает лучшие кругляши из кабачков. А еще я обожаю ее сдобные сладости. Кстати, Эли тоже их любит. Чтобы вы понимали, рои Сагури, они настолько вкусные, что сестрица порой за раз может съесть сразу три булочки. – меня сдали сразу. С цветастыми потрохами. Без зазрений совести.
Пришлось снова оторваться от созерцания обожаемой тарелки. Только теперь я предупредительно смотрела на того, кто сидел напротив меня.
«Младший брат, немедленно замолчи, иначе тебя ожидают неприятные последствия» – именно так расшифровывался мой взгляд.
Потом мельком перевела глаза на мужчину рядом с ним.
Мистер драконейшество с еще большим интересом поглядывал на дочь Бурегунов. Должно быть, оценивал и мысленно прикидывал, могут ли в меня уместиться разом три булочки. Но озвучивать ничего не стал. И в лице не поменялся. Ни одной эмоции. Ни насмешки, ни ироничных ухмылок. Плюсик ему в карму.
Они продолжили беседу с Товли.
Сиятельный разговаривал с малышом, как с равным и тот, видимо, совсем потерял голову от оказанного ему внимания и чести, потому что к тому времени, как ужин приближался к своему логическому завершению, мелкий облачился в свое любимое амплуа умудренного жизнью многовекового старца и, пылая искренним любопытством, спросил:
– А вы… ваше сиятельство… Позволите ли поинтересоваться… Случается ли так, что, когда вы превращаетесь в дракона… то в свободные от государственных дел часы… катаете на спине маленьких мальчиков?
– Товли! – немедленно шикнула на него матушка. – Что за вопросы!
Братец сразу сдулся под нашим тройным осуждающим взглядом. Вжал голову в плечи и, стараясь не смотреть на представителя золотых драконов, очень тихо произнес:
Мы с матушкой сидели на бархатном диванчике в маленькой гостиной и пили чай из фарфоровых чашек. Когда мужчины ушли, мы молча переглянулись и также молча решили, что мне нет необходимости сразу же скрываться в своей комнате под предлогом плохого самочувтвия.
Товли честно высидел с нами почти десять минут, но нисколько не впечатлённый светским диалогом, который мы вели, сослался на какие-то важные исследовательские дела и попросил разрешения нас покинуть.
– Милый, я надеюсь, твои важные дела никак не связаны с подслушиванием разговора отца и сиятельного? – сделав глоток, со всей серьезностью уточнила матушка.
Малыш принял вид глубоко оскорбленного пилигрима, чьи светлые помысли были грубо попраны. Мотнув головой из стороны в сторону, он прискорбным голосом отчеканил:
– Никак нет, мэтра.
– Хорошо, тогда ступай.
Но вместо того, чтобы тут же убежать, Товли вдруг приблизился к Синтии, понизил голос до шепота и невинно сказал:
– Но если вы настаиваете и намекаете…
– Никак нет, – подражая его предыдущему ответу, строго сказала мама. А затем негромко добавила. – Смотри, чтобы папа и уважаемый рои Сагури случайно не застали тебя возле двери отцовского кабинета.
Мелкий понимающе кивнул. А потом унесся прочь из комнаты, как маленький буйный вихрь.
Хозяйка поместья проводила его фигуру ласковым взглядом, а потом вновь вернулась к нашей беседе.
– Чувствую, Эвлин с рои Сагури еще не скоро освободятся, – вздохнув, шепнула она и мельком взглянула на часы.
Я неосознанно последовала ее примеру. С тех пор, как чародей с драконом заперлись в кабинете отца прошло почти два часа. Но ни один из них ни разу не вышел из комнаты.
Любопытство внутри меня росло как на дрожжах, а мысль, что сегодняшним вечером его так и не удастся утолить несколько расстраивало.
– Видимо, мы сегодня не сможем дождаться новостей. – тихо озвучила мои мысли супруга мага, – Не пора ли нам в таком случае начать готовиться ко сну. Думаю, рои Сагури великодушно нас простит, если мы не пожелаем ему удачной дороги. Твой отец сделает это за нас.
– Да, матушка, вы правы.
Закончив с чаепитием, мы вдвоем поднялись на второй этаже. И держась за руки, направились в мою комнату.
Внизу мы старались беседовать исключительно на общие, ничего не значащие темы. Ни в одной книге не говорилось, будто драконы обладают исключительным слухом, но у отца имелась своя теория на этот счет. Оттого он не раз до приезда рои Сагури предупредил нас не рисковать и исключить любые подозрительные темы бесед, пока дракон не покинет поместье. И сейчас, находясь на втором этаже, мы чувствовали себя более защищенными. Нам обеим хотелось поговорить по душам, но папины запреты не позволяли сделать это в полной мере. Потому мы пошли обходными путями.
– Как ты, моя милая? Как себя чувствуешь? Не было ли каких-то необычных ощущений… из-за болезни?
Я сразу поняла, что именно имеет в виду Синтия.
– Нет, матушка, не переживайте, все хорошо. И ужин, как мне показалось, прошел довольно неплохо.
– Как я могу не переживать. – сказала мэтра, усаживаясь рядом со мной на кровать. Она немного помолчала, а потом практически одними губами добавила, – Он же нравится тебе, я права?
– С чего вы так решили? – я постаралась, чтобы в голосе сквозило только возмущение. Но покрасневшие щеки не желали прикрыть мое волнение.
Мама в ответ ласково погладила мою ладонь, и я убедилась, что провести ее мне не удалось.
– Мне показалось, ты его тоже заинтересовала. Независимо от того… была в тебе болезнь или нет…
– Почему вы так думаете?
Нельзя сказать, что мы полностью нарушали указания отца. Мы шептались очень и очень тихо. Да мы сами еле слышали друг друга, дракон бы точно не смог нас подслушать.
Синтия пристально взглянула мне в глаза. Создавалось стойкое ощущение, будто она видит меня насквозь.
– Он слишком часто смотрел на тебя, милая. – шепнула она. – Смотрел так, как смотрит мужчина на заинтересовавшую его девушку. И будь на моем месте другая мать и другие обстоятельства. Я имею в виду твою болезнь…то несомненно она бы испытала радость. Но…
– Он вам совсем не понравился? – вопрос вырвался сам.
Я прекрасно понимала, что она говорит о другом. Но все же для меня имело большое значение, каково ее первое впечатление о сиятельном. То же касалось и отца.
Синтия задумчиво улыбнулась.
– Напротив. Он прекрасно воспитан. Учтив. Видно, что блестяще образован и умен. Ему неведомым образом удалось узнать про мои любимые конфеты. А я их уже лет пять не могла заказать. – мэтра внимательно посмотрела на меня, вздохнула, – К тому же возмутительно хорош собой. – на моих губах бессознательно возникла совершенно глупая улыбка, и Синтия, снова вздохнув, спустила меня на землю, – Но, дорогая моя девочка, по правилам драконы не могут заключить брак с девушкой, пока она не ступит в огонь… А мы с папой не знаем, можно ли тебе после перенесенной болезни…
– Я и не хочу становиться его супругой. – упрямо шепнула я.
Остановившись напротив раскрытого окна, наследник рода золотых драконов всматривался в забаву теней, играющих под мощными ветвями деревьев в саду. Воздух наполнялся звуками цикад. Ночь величаво вступала в свои права. Луна ярко сияла.
Рои Сагури намеревался уехать еще три часа назад, но вместо этого он стоял в выделенной ему комнате для гостей и бесцельно прислушивался к шорохам чужого дома.
Сняв с себя вместе с одеждой всю накопившуюся за день усталость, мужчина принял горячую ванную, а затем обнаружил, что его вещи висят на дверце шкафа, а рядом с ними пижамный комплект, идеально подходящий ему по размеру. Все чистое и свежее.
Когда он облачился в приготовленный для него наряд, чуть приоткрытая дверца шкафа закрылась. Многозначительно скрипнув.
Заговоренный, понял Сэй, усмехнувшись. Только искреннее проявление эмоции, которую избрал для своей магии де Бурегун позволяло оживлять неодушевленные предметы.
Чары волшебника обволакивающим шлейфом ощущались на всей территории поместья. Сэй понял, что не ошибся с выбором, когда карета въехала в белоснежные ворота.
Этикет, расписанный неким Ираклейном, которого они вместе с Тристаном считали величайшим брюзгой и занудой, не позволял преодолевать большие расстояния в обличие дракона, если на то не имелось чрезвычайно веских оснований. Также дурным тоном могло быть расценено его желание приехать верхом на коне.
Пришлось смириться и трястись в магкарете половину дня. Столько же времени он намеревался потратить на дорогу обратно и в тот же вечер вернуться в столицу.
Но существовало кое-что, что заставило его поменять планы и неожиданно для себя самого принять предложение хозяина остаться на ночь.
Незримое тепло, связывающее особыми нитями жителей поместья, сумело каким-то чудом коснуться и гостя. Не зря мэтр де Бурегун избрал для своей магии такое, как считают певцы и поэты, непостижимое и неподвластное разуму чувство, как любовь.
Оно ощутимо пронизывало все пространство дома.
Каждый уголок, каждый предмет, каждая деталь были пропитаны ею. И именно она плескалась между членами семьи, вызывая в уже далеко не маленьком сердце наследника золотых драконов затаенную в самой глубине души ноющую печаль.
Его семья была иного склада. И ему никогда не доводилось испытывать ничего подобного. Мать ни разу не смотрела на него теми глазами, которыми Синтия смотрела на маленького Товли. Несмотря на то, что ребенок был соткан из магии.
Драконье зрение различало сверкающие нити, но никак не могло понять из чего именно слеплен мальчишка. Нечто удивительно невесомое и практически невидимое переливалось в нем ярким светом любви, которую щедро влил в него отец.
Сэйгард бывал во многих домах столицы. Приближенная к королю должность частенько обязывала его совершать официальные приемы в дома знати. Там он также порой встречал ее присутствие. Улавливал легкий след или наблюдал момент неминуемого изменения, которое ожидает многие пары, прожившие бок о бок не мало лет…
Но супруги де Бурегун, отдалившиеся от общества почти двадцать лет назад, сумели не просто сохранить некий шлейф или же едва уловимый флер. Нет. Они полностью напитали пространство своим чувством и заставили его сиять самыми теплыми красками, подарив его также своим детям.
Дракон вспомнил, как однажды, в доме одного знатного лорда-целителя сын хозяина, мальчик лет семи, небрежно заикнулся Сэйгарду о желании полетать на его спине. Но то, как именно была сформулирована просьба, чуть было не подарило ребенку возможность остаться на всю жизнь заикой… А вот его отца точно наделила лишней головной болью.
Рои Сагури верил, что дети прекрасно осознают свои поступки, а наглость, надменность и чрезмерную избалованность не прощал никому. Ни молодым леди, что порой моментально теряли весь свой шарм, стоило им лишь на пару мгновений открыть очаровательные рты, ни юным надменным аристократам, считающим, что полные кошельки золота, запрятанные в погребе их семьи, дают им право всегда и во всем получать желаемое.
После того случая Сэйгард на протяжении года получал письма с извинениями от рода Лукаси и раболепные уверения целителя всегда прийти на помощь в случае надобности, в благодарность за то, что сиятельный не наказал его сына за излишне дерзкий язык.
Товли, в отличие от многих детей в столице, не смотрел на него со страхом или скрытым надменным высокомерием. Мальчик светился абсолютным и истинным восхищением. И всячески пытался подражать своему отцу во взрослых манерах при встрече на крыльце. Это стоило ребенку больших трудов. Улыбка порой разрывала его рот, затем исчезала под вымученной строгостью, а через пару минут вспыхивала вновь.
Интересно сколько уже лет прошло с тех пор, как ему каждый год исполняется пять лет…
Мало кто среди магов Иллота отваживался создать человека. Последствия часто оказывались плачевными или выходили из-под контроля чародея. Поэтому только волшебники, избравшие чувство любви и подобные ей эмоции, могли получить разрешение у огня для совершения попытки.
До того, как поехать к мэтру, Сэй навел о нем кое-какие справки, и знал, что Бурегун давненько не ездил в столицу. Оказалось, что они учились с Оскаром в одной академии и были когда-то хорошими друзьями.