Сборник рассказов

Письма

Переезд закончился накануне вечером. Картонные коробки, запах свежей краски и непривычная тишина старого дома, где соседей слышно только по шагам за стеной. Алексей сидел на подоконнике, пил чай и рассматривал двор, тихий и замкнутый, словно маленькая шкатулка, где всё лежит на своих местах: старые клёны, обшарпанные скамейки, ряды почтовых ящиков у подъезда. Внизу, среди одинаковых металлических дверок, один ящик выделялся — облупившаяся синяя краска, криво прикрученная дверца и ржавый замок. Даже цифры на нём были едва различимы.

— Этот уже лет двадцать как не открывали, — сказала утром соседка с первого этажа, перехватив его у выхода. — Ключи где-то валяются, но, по-моему, он вообще к ничьей квартире не относится.

Вечером Алексей обнаружил на полке в кладовке горсть старых ключей. Среди них — тонкий, с витой головкой, будто из другого времени.

Замок в старом ящике щёлкнул сразу, без сопротивления, словно ждал именно его. Внутри лежал один-единственный конверт. Бумага пожелтела по краям, но надпись была чёткой: «Алексею Морозову». В правом верхнем углу — дата отправки: 12 августа 2035 года.

Он машинально посмотрел на календарь в телефоне — сегодня было 12 августа 2025-го. Секунда заминки, потом он вскрыл конверт.

Почерк был аккуратным, но чужим.

«Завтра не садись на автобус 53. Найди причину — любую. Доверяй мне».

Ни подписи, ни обратного адреса.

Алексей хмыкнул. Дата могла быть шуткой, а странное предупреждение — розыгрышем. Но в глубине что-то зацепилось: откуда бы кто-то знал его имя и новую квартиру?

Он положил письмо на стол и решил, что утром всё забудется.

На следующий день Алексей вышел из дома чуть позже обычного. План был простой: дойти до остановки, сесть на 53-й автобус и доехать до центра, где его ждали на собеседовании.

У остановки уже толпились люди. 53-й подъехал, двери распахнулись, и поток пассажиров начал втягиваться внутрь. Алексей сделал шаг — и тут к его ногам скатилась жестянка из ближайшей урны. Кто-то задел её, и банка покатилась прямо на проезжую часть.

— Держите! — окликнул его подросток в толстовке и протянул руку, в которую была зажата его же папка с документами. Видимо, она едва не выпала из рюкзака.

На секунду он задержался, поблагодарил парня, а за это время двери автобуса уже закрылись. Водитель тронулся, и 53-й медленно покатился вперёд. Алексей пожал плечами и решил дождаться следующего.

Через минут десять в паре кварталов от него раздался вой сирены. Мимо на огромной скорости пронеслись две «скорые», за ними — полиция. Люди на остановке переглянулись: кто-то сказал, что автобус врезался в грузовик. Маршрут — тот самый, 53-й.

Алексей почувствовал, как холодная волна прошла по спине. Он снова вспомнил конверт и дату, нарисованную в углу.

Вечером он вернулся домой и, почти машинально, открыл старый ящик. Внутри лежал новый конверт. Дата отправки: 19 августа 2035 года. На этот раз текст был длиннее:

«В субботу не открывай дверь до трёх часов дня. Даже если это кто-то знакомый».

Он положил письмо на стол, долго смотрел на него и подумал, что, возможно, вчерашний день был не случайностью.

Суббота выдалась на редкость тихой и унылой. Дождь тянулся с утра, и Алексей пил кофе, уткнувшись в старую книгу. Часы показывали 12:47, когда раздался звонок в дверь.

— Алексей? — голос был знакомым, чуть хрипловатым. — Открой, это Костя.

Костя был его давним другом, с которым они не виделись полгода. Алексей уже шагнул к двери, но взгляд зацепился за конверт на столе.

«Не открывай дверь до трёх часов дня. Даже если это кто-то знакомый».

Он замер. Сердце стучало чуть быстрее.

— Костя? — он почти шёпотом повторил имя. — Что ты здесь делаешь?

— Проездом, решил заглянуть. Открой, дождь льёт, — в голосе друга мелькнуло раздражение.

Алексей сделал шаг назад.

— Слушай, давай встретимся позже. Мне сейчас неудобно.

Пауза за дверью была долгой, слишком долгой. Потом звук шагов — медленный, размеренный — и тишина.

В 15:05 он всё-таки открыл. На площадке было пусто.

На следующий день, листая новости, он замер: в ленте было фото Кости. Под заголовком: «Задержан мужчина, подозреваемый в вооружённом нападении. Инцидент произошёл вчера около двух часов дня». Время совпадало до минуты.

Той же ночью он не выдержал и пошёл к ящику. Замок снова поддался без усилий. Внутри лежал третий конверт.

Дата отправки: 2 сентября 2035 года.

«Ты все сделал правильно. Следующий конверт придет через десять лет.»

Алексей вернулся в квартиру и положил конверт в ящик стола. Впервые за всё это время он почувствовал не любопытство, а холодный страх — не только за себя, но и за того, кто эти письма пишет.

***

Время оказалось упрямым и незаметным.

Те, кто возвращаются

Портовый городок всегда жил медленно. Здесь дни тянулись, как приливы: утром запах водорослей и мокрых досок от причалов, днём гул рынка, к вечеру — пустые улицы, где только редкие шаги гулко отдавались в тишине.

Андрей прожил здесь всю жизнь. Почти всю. Несколько лет он провёл в столице, пытаясь «устроиться», но в итоге вернулся в дом родителей, которые к тому времени уже умерли. Жил один, работал в мастерской у старого Кузьмича — чинил лодки, красил борта, менял прогнившие доски. Работа была тихая, почти медитативная, и в ней не было места сюрпризам.

Первые странности начались в середине апреля. Утром, спускаясь к причалу, Андрей увидел человека, который стоял у складов и курил, прислонившись к стене. Лицо было смутно знакомым, но он прошёл мимо, не придав значения.

А вечером услышал в баре разговор рыбаков — кто-то видел Николая Лежнева. Того самого, что утонул три года назад, когда их баркас налетел на камни в тумане. Николай был весёлым парнем, любил петь под гитару, и его смерть долго вспоминали на пристани.

— Да как утонул, если вот он, живой? — упрямился худой Пашка из рыбколхоза. — Стоял у сетей, узлы вязал, я сам видел!

На следующий день Андрей увидел Николая сам. Тот шёл по набережной в той же куртке, в которой был в последний раз, с капюшоном, обтягивающим мокрые волосы. И шагал мимо, не оглядываясь, будто никуда не пропадал.

Андрей хотел окликнуть, но язык словно прилип к нёбу. Было что-то в его походке — слишком ровной, без привычного покачивания, слишком отстранённой.

Вскоре разговоры о «вернувшихся» стали обычным делом. На рынке спорили о том, кто видел бабу Зину, умершую прошлой зимой, возле её дома. В лавке говорили, что Пётр Капров снова торгует рыбой, хотя его похороны были пышными и дорогими. Никто не мог сказать, откуда они берутся и куда исчезают по ночам.

Город реагировал странно: одни боялись, другие делали вид, что ничего особенного не происходит. Но все знали одно — «вернувшиеся» не менялись. Они выглядели так же, как в день своей смерти или исчезновения, носили те же вещи и возвращались на те же места, где проводили время при жизни.

Вечером Андрей стоял у окна и смотрел, как в свете фонаря мимо проходит женщина в длинном тёмном пальто. Лицо скрывала косынка, но походка показалась знакомой. Он вспомнил её — Марина, работница библиотеки, погибшая в пожаре семь лет назад. Она шла к старому зданию библиотеки, от которого остались только чёрные обгорелые стены. И, как Николай днём, прошла мимо, не обернувшись.

Той ночью Андрей долго не мог уснуть. Он не знал, что хуже — поверить, что умершие возвращаются, или объяснить всё случайным сходством. Но где-то глубоко внутри он уже понимал: это не совпадение.

На третью неделю «возвращений» город стал говорить тише. Люди перестали спорить на площадях и перешли на шёпот у подъездов, как будто громкий голос мог спугнуть хрупкое равновесие. На пристани работали молча: сети сушились на вбитых в землю кольях, чайки лениво пролетали низко, не рискуя пикировать к рыбе, — и от всего этого стояла та странная, ватная тишина, в которой любой посторонний звук кажется чужим.

В полдень Андрей вышел из мастерской — принести с пристани банку смолы и пару новых шурупов. Солнце было бледным, по-весеннему неуверенным. На пирсе, где в штормовую пору всегда скапливалась пена, сейчас лежала ровная полоска влажного песка. Он уже собирался свернуть к складам, когда заметил у дальнего причала фигуру в короткой куртке и синих джинсах.

Фигура сидела на корточках у самой воды, держа ладонь над гладью, — как мальчишка, который дразнит рыбу. Сердце Андрея дернулось узнающей болью. Так у воды сидел только один человек — его старший брат Степан. В тот самый день, когда шторм перевернул их лодку.

Андрей пошёл быстрее. Подошёл почти вплотную и остановился, потому что слова застряли. Степан поднял голову. Он был таким, каким остался в памяти: светлые волосы, коротко стриженные, тонкий шрам на скуле, узкая улыбка, от которой у Андрея в подростковом возрасте всегда таяло упрямство. И — не постаревший ни на день.

— Стёпа, — сказал Андрей и не узнал свой голос: он прозвучал глухо, будто из-под палубы. — Это ты?

— Я, — просто ответил Степан. Встал, отряхнул колени. Движение было точным, отрепетированным, как у человека, который сто раз делал это в той же одежде.

— Где ты был? — Андрей сделал шаг, но остановился. — Все думали…

— Знаю, — перебил Степан мягко. — Я пришёл на время.

Он сказал это так спокойно, что на секунду показалось — речь о кратком отпуске из соседнего города. Но в этой спокойности была щель, в которую сквозило холодом.

— Пойдём домой, — Андрей указал подбородком в сторону улицы. — Мама… — Он осёкся. Слова «мама ждёт» сами пришли, хотя уже много лет, как её могила заросла полевыми цветами. — Там чайник, хлеб… поговорим.

Степан чуть покачал головой.

— Не сегодня. Я сейчас — тут. — Он коснулся ладонью ржавого поручня причала, как будто показывал, что «здесь» важнее, чем «там». — Вечером пойду к дому. На лавку. Как раньше.

Андрей выдохнул неровно.

— Сколько «на время»?

— Немного, — ответил Степан. — Сколько хватит.

Он смотрел не на брата, а чуть в сторону — на линию, где вода соприкасается с досками. И Андрей вдруг заметил деталь, которую до этого пытался не замечать у других «вернувшихся»: когда ветер тронул огуречные листья на соседней лодке, тени качнулись на досках, а тень Степана — нет. Она лежала рядом с ним, как рисунок, который забыли сдвинуть.