Сборник рассказов Лайзы

Солёная история

Утро выдалось тёплым. Солнце играло в листьях деревьев, в траве и на ярко-красном капоте автомобиля De Dion-Bouton. Юная девушка вцепилась в руль так, что побелели костяшки пальцев. Она смеялась. Ветер трепал её короткие волосы, остриженные на современный манер. Пассажир про себя молился, хотя и не был набожным человеком.

— Виорика, милая, полегче!

— Не бойтесь, любезный Джордж, это далеко не предел!

Георге Памантеску, крупный землевладелец и друг почившего отца Виорики, имел все основания опасаться за свою жизнь: они ехали по горной дороге вверх, и он, недавно получивший автомобиль из Франции, не был уверен, что девушка легко освоится с управлением. Виорика же быстро разобралась, оценив и напольное расположение педалей сцепления, и переехавший вперёд радиатор, и современный внешний вид автомобиля, который казался Георге несколько агрессивным. Крутанув руль, девушка съехала с дороги к обрыву, остановившись и выбив камни, которые с грохотом сорвались вниз.

— Виорика, мы сломались?

— Что? Нет! Закончился бензин! — Она выпрыгнула из машины и подбежала к самому краю, чтобы сверху посмотреть на весь проделанный ими путь. Блуза с закатанными рукавами, открывающими загорелые руки, широкие кожаные брюки, короткая неровная стрижка, закрывавшая поллица, только подчёркивали природную красоту девушки. Тонкие, аристократические черты лица достались ей от матери, Елены Ипсиланти. А от отца она унаследовала живые проницательные глаза.

— Говорите, бензин, но как же я…

Она повернулась к Памантеску и улыбнулась:

— Джордж, не беспокойтесь. Отсюда меньше мили до замка. Что может быть лучше, чем пройтись пешком в такое чудесное утро? Но… если вы не хотите бросать автомобиль, подождите здесь — я пришлю вам слугу с топливом.

— Я бы составил вам компанию, но…

— Всё-таки Де Дион Бутон прекрасен! — Девушка подошла к машине, любовно разглядывая декоративную облицовку радиатора и фары. — Четыре цилиндра, двенадцать лошадиных сил. Вы подумайте — двенадцать! Мы мчались, как ветер! Но, дорога, скажу я вам, шла вверх совсем под небольшим углом. Дальше так быстро не поедете!

— Я и не собирался.

Виорика рассмеялась:

— Вы милый, Джордж. — Она знала: Георге Памантеску, завидный холостяк, слишком давний друг семьи и никогда не осмелится посвататься к ней или к маман. Знала и бессовестно фамильярничала, злоупотребляя его добрым отношением. — Не вздумайте взять наш бензин и уехать обратно! Вы непременно должны быть на ужине!

— Госпожа Елена устраивает пышный приём?

— Какое там! Мы бедны, как церковные крысы! Держимся на доходах от пансиона, которым занимается Шандр.

— Ваш новый управляющий тот ещё прохвост.

— А, ерунда! — Виорика махнула рукой. Положение обедневшей аристократки её не смущало. Напротив, она находила его в какой-то степени забавным.

— Кто будет на ужине?

— Какой-то надутый индюк. Солевой магнат. Ммм… Господин Николаэ Стурдза.

— Из тех самых Стурдза?

— Возможно. Мне дела нет. А вот маман его приезд почему-то взволновал.

— Я бы посоветовал вам быть с ним поосторожней, милая. Если это Стурдза, о котором я думаю — владелец шахты Салина Турда, у него могут быть на вас свои виды. У вашего отца когда-то были акции этой соляной шахты. У меня самого есть бизнес в Клуже. И этот господин, если мы всё-таки о нём, мой должник.

— У него плохи дела?

— Проблемы с акционерами. Пополнив пакет акций, увеличив долю влияния, он бы, возможно, что-то исправил.

— Опять эти ваши интриги и игры с деньгами…Скучно. А вот за прогулку я вам благодарна. Ваш автомобиль прекрасен — буду называть его… Красным Дьяволом.

— Виорика, это вульгарно.

Она немного отклонила голову, и волосы упали с лица, открыв утреннему свету её смеющиеся карие глаза, оттенённые густыми чёрными ресницами:

— А вы никому не рассказывайте. Это будет нашей тайной.

Георге усмехнулся, не зная, как реагировать. Виорика сделала пару шагов назад, пятясь в сторону дороги:

— Я пришлю кого-нибудь с бензином, Баро или Ружу. Ну, не скучайте! И обязательно будьте вечером. Я познакомлю вас с одной интересной дамой!

Памантеску хотел было сказать, что на сегодня интересных дам с него достаточно, но Виорика Ипсиланти уже убежала по пыльной, залитой солнцем дороге, растворившись дымкой в знойном утре.

#

— Виорика! Где ты была? Я тебя искала!

— Я не скрывалась!

Виорика и Елена Ипсиланти столкнулись в коридоре. Обе не ожидали ни этого случайного столкновения, ни последующей стычки.

— Тебя не было всё утро! И опять одета как мужчина. Каталась на лошадях?

Виорике никак не дано было понять, почему маман не может отличить запах бензина от запаха конского навоза. Или всё это от неё бесконечно далеко? Или она делает вид?

— Теперь я здесь. Что изволите поручить вашей глупой дочери?

Елена вздохнула:

— Ты нужна на кухне. И прошу тебя, переоденься к ужину.

— Да, мама. — Виорика закатила глаза. Женщины и не подозревали, насколько они похожи. Возможно, это и было причиной многих недоразумений. На кухне Виорика нашла несколько растерявшегося Баро, которого Ружа оставила на хозяйстве, убежав с поручением в деревню. Эта цыганская пара прислуживала в замке, сколько Виорика себя помнила. Девушка решила озадачить Баро доставкой бензина и отослала его к господину Памантеску, чему цыган был несказанно рад.

— Что тут у нас? Карпатский суп? Прекрасный выбор! — Виорика подошла к плите.

— Не хватает людей, барышня. Некому прислуживать за столом. Не цыган же ставить, в самом деле! — Пожаловалась Флоря, главная кухарка.

— Я подумаю. Но если никого не найдётся, сами как-нибудь выкрутимся.

— Барышня, попробуйте суп. Хорошо ли посолен?

Направляясь из кухни в гостевое крыло замка, Виорика задумалась о барышне, знакомство с которой посулила Джорджу. Виорика не поняла, что именно привлекло её внимание к этой платной гостье замка. Может быть, что-то в манере держаться. А ещё Виорика, девушка по природе своей любопытная и наблюдательная, заметила, что незнакомка носит два похожих перстня на безымянных пальцах обеих рук. Только возможности разглядеть украшения поближе до сих пор не представилось. Может быть, сегодня… Маман, решив, что гостья украсит общество на предстоящем ужине, пригласила её, и та любезно согласилась.

Разделённая

Ночью попался сложный пациент. Хотя… Что сложного осталось в профессии для Великой Тамао? Но почему дрожат руки, и срочно нужно закурить? Верный признак непростого пациента. Тамао поёжилась, запахнувшись в прозрачный плащ. Подняла голову, оказавшись в потоке рекламы, льющейся с настенных экранов уходящих в серые тучи небоскрёбов. Сложную она провела операцию, или было просто — как отобрать у ребёнка конфетку, Тамао не знает. Не может знать. А погода портится. Мостовую скребут роботы-уборщики, прыгая под ноги, хотя встроенные датчики должны помогать машинкам избегать столкновений. Ветер забирается под одежду, норовит сорвать шарф. Нужно укрыться где-нибудь в баре. Лучше в таком, где не обслуживают люди, чтоб без лишних вопросов — у электронных барменов эту функция отключается. Да, куда-нибудь подальше, где никто не знает, кто она. Пора вызвать такси, но… палец соскочил с дисплея. В носок ботинка ударился робот-уборщик. Тамао выругалась — кто-то пнул букашку ей под ноги. С трудом выуженная из кармана пачка сигарет выскользнула из озябших пальцев и полетела вниз. И всё из-за чего? Дорогу преградила зеленоглазая девчушка лет тринадцати. Она пристально посмотрела на Тамао, с детских губ слетело:

— Это ты убила моего отца?

Спортивная куртка-бомбер, мини-юбка, сникеры на утолщённой резине, коротко-подстриженная чёлка. Они знакомы? Да вроде нет. По крайней мере, они — точно нет. А что насчёт Великой? Девчушка повторила вопрос, подходя ближе. Тамао наклонилась, подхватила упавшую пачку, отступила. Достала сигарету, попробовала закурить. Пальцы не слушались, что для врача прошлого десятилетия было бы немыслимо, и Тамао, уронив сигарету, выругалась ещё раз — плотный бумажный цилиндр с фильтром исчез в челюстях робота-уборщика.

— Ты кто, что тебе надо? — она оглянулась в поисках помощи, но на улице безлюдно, пришлось идти напролом. — Я точно никого не убивала. Не сегодня, по крайней мере.

— Не строй из себя дуру! — девчушка разозлилась. — Именно сегодня. Ночью. Операция. Он умер.

— Так это был твой отец? — Тамао вытащила новую сигарету, поднесла кончик к электронной зажигалке, вмонтированной в кольцо на левой руке. — Люди умирают, такое случается. Он не простой смертный?

— Он чистый.

Чистый — значит, биологически-чистый. Сплошная органика. Человек — без имплантатов, искусственных органов, без выращенных в лабораторной чашке нейронов. Раньше бы сказали — божье дитя. Органический мусор — подумала Тамао. Как и все мы, до того, как пришла новая эра. Или новая мода.

— Такие люди ещё уязвимее. Мои соболезнования, — Тамао отстранила девочку и пошла к стоянке беспилотных такси, но её остановили — девчонка вцепилась в пояс пальто.

— Мне нужна правда!

Тамао, повернувшись, вздохнула.

— У него был особенный повод, чтобы сегодня умереть?

Поход в бар пришлось отложить. Каких бы свободных нравов не придерживалась Тамао, она не заявится туда с ребёнком. Зашли в кафе. Подождали, пока с поверхности освободившегося столика исчезнет надпись: «осторожно, идёт термообработка». Присев, девчушка провела пальцами по всё ещё тёплому стеклу. Тамао обратила внимание на высушенную кутикулу вокруг коротких ногтей. Нужно с чего-то начать.

— Рассказывай. Лучше по порядку.

Девочка подняла глаза. Слизистая воспалённая, плакала всю ночь?

— Вчера папа был жив. Сегодня мёртв.

— Что-то произошло между вчера и сегодня?

— Он встретил тебя.

— Как тебя зовут?

Девчушка на секунду задумалась.

— Юкка.

— Послушай, Юкка. Я — врач. Ко мне поступают сложные пациенты. И да, редко, очень редко, но всё-же — случается, они умирают.

— Он встретил тебя не в больнице. Раньше. Вы были вместе этой ночью. Смотри! — Юкка смахнула с экрана телефона изображение Тамао рядом с каким-то мужчиной за столиком в ночном баре. Тамао смутно припомнила место, но не смогла узнать спутника. Набрала номер заведения, поприветствовала девушку-менеджера. Была она у них вчера? Посоветовали проверить геолокацию, или назвать свой клиентский ПИН. Пролистав приложение, Тамао нашла номер, ей подтвердили — она провела у них почти всю ночь, вплоть до дежурства в больнице. Ей выслали ленту изображений, найденных по совпадению внешности. Показала Юкке. Девочка кивнула, отхлебнув сока.

— Больше не будешь отрицать?

— А ты не слишком спокойная? Я ведь, по-твоему, убийца.

— Признаёшься?

— Это ещё ничего не значит, — Тамао сжала виски пальцами. — Мне нужно время. Подожди.

Воспоминания подгружались медленно. Тянулись, как вязкая конфетка, прилипали к шестерёнкам неповоротливого разума и никак не хотели выстраиваться в общую мозаику.

— Его привезли с огнестрелом. Я уже была в больнице в этот момент. Он попал ко мне на стол… Откуда ты вообще знаешь, что я его оперировала? — Тамао с трудом открыла глаза и взглянула на девчушку, крутившую в руках пустой стакан, раскрашенный оранжевыми подтёками сока.

— Посмотрела в электронном журнале, — Юкка пожала плечами, отставив стакан в сторону, вытерла липкие руки салфеткой, — это не секретная информация.

— А фото?

— Папа прислал. Как думаешь, зачем?

Тамао не знала. И не верила в совпадения. Хотя… Этот бар рядом с больницей. Её участок. Любой огнестрел попадёт к ней. Всё-таки, роковая случайность?

— Так ты вспомнила?

— Нет, — Тамао покачала головой. Она не врала. Действительно, не помнит. Точнее, кое-что помнит, но не всё. Часть её разума принадлежит ей, часть — Великой Тамао. Именно Великая Тамао правила вчера над операционным столом. Именно она боролась за жизнь этого человека с фото. Что она чувствовала, что думала — Тамао не знает. Их личности распараллелены. Уже довольно давно.

Будущее. Переполненный рынок труда. И, вместе с тем, ужасающий дефицит кадров. Миллионы иждивенцев — стать одной из них, выбрать жизнь паразита? Есть наименьшее из зол. Можно пожертвовать половиной мозга, выпотрошить из костяной коробки ненужную неокортекс и… слиться с базой данных, стать рентгеном, ощущать клеточные мембраны. Изувечить своё тело, чтобы подключаться к датчикам, телеоператорам, хирургическим манипуляторам, чтобы иметь прямой доступ к лаборатории — проводить опыты на вкус. Иметь вкус. Имплантаты в мозге подключены к медицинской базе. Она — только контур человека. Врач, хирург, вирусолог — разделившая своё «Я» на две части. На рабочую и исходник. На сложную личность великого учёного и ошмётки. Добровольное распиливание, чтобы не сойти с ума. Слишком непросто, чтобы вываливать это на тринадцатилетку.

Зойка

Спецкурс и лектор вымышлены полностью, все совпадения, если они есть, являются случайностью

“Мир быстро меняется. Река времени течёт непрерывно и уносит вас вверёд. Но вам приходится тащить с собой груз воспоминаний, камнем висящий на шее. И этот камень потянет вас вниз”, — голос Анастейши гудит низко, трубно, успокаивающе. Зойка качается в такт словам. Пока её не прерывает резкий стук. Это в окно. Вспомнилась шутейка о том, что чувствуешь, когда стучат в окно на четвёртом этаже.

Должно быть, птица. Посмотреть бы, но в темноте не разберёшь. Зойка скинула наушники и свернула плейлист. Как мама это слушает? Анастейша — ведущая курса “Сама себе в помощь”, несомненно, обладает разными талантами. Усыпляющим — определённо. Зомбирующим — само собой.

Прозрения не наступило. А может оно и не наступит, если скачивать пиратский, ворованный у правообладательницы курс? Надо денег заплатить, чтобы помогало?

Скорее всего, когда платишь деньги, лучше проникаешься этой чушью. Иначе — зря, что ли, потратился?

Маме Зойкиной помогало и бесплатно. Просто она уже на их волне. Примерно так думалось Зойке. А ещё — больно ли птице? Что там у птиц с нервными окончаниями?

Заорала Леська. Проснулась. Надо идти кормить. А где Серёжа? Зойка вышла в гостиную, служившую маленькой сестре комнатой. Точнее, под детскую кроватку был отведен угол, ближе к батарее. У стены диван. Справа телевизор, стол и старый ноутбук с вечно открытой крышкой. Корпус треснул, и теперь закрывать её опасно. Отвалится ещё. Так и стоит ноут, пугает недалеких маминых подруг глазком видеокамеры.

Мама с товарками всё порываются заклеить этот глазок чем-нибудь. Пару раз Зойка открывала бесплатные наклейки из супермаркета, кусочки скотча, лейкопластырь. Зубоскалила:

— От кого прячетесь? Боитесь, что большой брат узнаёт, какие вы пельмени покупаете? Я и так скажу — которые по акции!

У Зойки есть идея как-нибудь засинхрить камеру с ноута со своим телефоном — была бы у них бесплатная видеоняня. Можно сидеть в своей комнате и поглядывать со смартфона на спящую Леську. Но Зойка так и не придумала как это сделать. Рассказала маме, но та не оценила. И прилепила очередной скотч.

Леська смешно причмокивала, мусоля бутылочку. Внезапно, после очередного мозговыносящего курса от Анастейши, мама вдруг заявила, что она — женщина, личность, и тоже имеет право на сон и отдых. А ещё на свою жизнь, своё тело и что-то там ещё. Зойка привычно не стала дослушивать. Потому что значило это одно — мама перестанет кормить Леську грудью и больше не поднимется к ребенку ночью.

В их заваленной хламом трёшке целых две спальни — Зойкина и мамина. Но Леську всё равно оставили в гостиной, как в самой теплой комнате. Мама, раньше спящая на диване — ушла к себе. Зойка, не особо смыслящая в уходе за младенцами, решила, что так, наверное, можно. Но спала теперь беспокойно. Хорошо, есть Сережа. Он добровольно поселился в гостиной на диване.

Сережа — мамин хахаль. Слово хахаль Зойке не нравится. Какое-то оно неприличное. Как и слово ухажёр. Пожалуй, лучше — сожитель. Ведь он теперь как раз и живёт с ними вместе.

Скорее всего, Серёжа и есть отец Леськи. Иначе, что он тут забыл? С появлением Сережи Зойке стало немного спокойнее. Хотя поначалу они ссорились. Мама игнорировала. У неё саморазвитие и третий глаз. Новая жизнь и открытие себя. Приличная работа в эти планы, интересно, входит?

Мама Зойки и Леськи — кассирша в магазине. Есть в этом несомненные плюсы. Просрочка. Просрочку выдают персоналу. К счастью, мама хорошо готовит. По крайней мере, знает, как приготовить просроченное и не отравиться. Полезный навык. Наверное.

Самое главное, за чем неустанно следит Зойка — наличие детской смеси. Четырехмесячную Лесю уже вроде как можно прикармливать какой-то едой — но Леся еду не ест. Зойка пробовала давать кашу, толченое в молоке печенье, яблоко — безрезультатно. Всё выплевывалось с диким ревом.

Смеси стоили дорого, расходовались экономно — о чем Зойка страшно переживала. Но надписи на этикетке о важности расписания и вреде перекорма её, вроде как, успокаивали.

Сережа в этом важном процессе не помогал. Полусонная Зойка, заслышав детский плач, просыпалась, скидывала с кровати босые ноги, нащупывала на холодном полу стоптанные тапки и шла на кухню. Там она как-то разводила смесь и топала к Леське. Сережа неизменно сидел рядом с кроваткой. Диван был разобран, но не застелен. Мамин сожитель так и спал, как бомж, без постельного белья и в одежде?

Ноутбук включен. Экран мерцает слабым светом. Сережа что-то тихонько поёт.

— Уже поздно, все спят, и тебе пора спать

Завтра в восемь утра начнётся игра. (1)

— Что это? Красиво, — Зойка помогла Леське, сунула в рот выпавшую бутылочку.

— Что-то совсем светлая сегодня, там что, вода? — забеспокоился Сережа.

— Вода. Жарко ей, вот и проснулась. Пить хочет.

— А если есть? — испереживался Сережа.

— Тогда надейся, что она сейчас попьет водички, наполнит желудок и до утра этого не поймет.

— Смесь закончилась? Сбегать утром?

— Нет, не надо. Я сама.

— А в школу?

— Завтра воскресенье. А ты что не спишь?

— С Леськой сижу.

— Завтра утром ты будешь жалеть, что не спал, — внезапно выдала Зойка. Это же из какой-то песни.(2) Знакомое что-то.

— А что у Леськи в руках? — Зойка выхватила свои таблетки. Ей давно прописали, но она не пьёт. Спать от них хочется.

— Ты же сама давала. Вместо погремушки. Гремит, правда, плохо, — начал оправдываться Сережа.

Плохо гремит, потому что баночка почти полная.

— Я давала, когда они были в пластиковую плёнку запаяны. А если крышку открутит? — Зойка забрала баночку и проверила крышку. Затянуто вроде, но всё равно опасно.

Зойке тоже давно пора спать. Но утром она пожалела не о том, что поздно легла, а о том, что так и не смогла уговорить маму сменить замок.