Счастливы вместе

От автора

Добрый день, дорогие читатели!

Приветствую вас в своей новой книге. Эта история задумывалась как дилогия. Но в итоге стала однотомником. Дописав до определённой главы, я поняла, что это и есть закономерный финал этой пары. Публикация глав регулярная, каждый день в 7 утра. Книга будет бесплатной.

Всем спасибо за интерес к моему творчеству.

Визуал героев (и ещё много всего интересного) есть в моём телеграмм-канале.

Ваша Мари ❤️

Глава 1

За окном назревает глубокая осень. Слезливый ноябрь. А внутри моего кабинета тепло и уютно. И круглый год зелено! Притащила из дома цветы, а они разрослись, забросали плетьми весь стеллаж. Словно в джунглях сижу, а не в гинекологии! Я — врач-гинеколог со стажем. Вообще, акушер-гинеколог. Но меня зовут акушерствовать только в серьёзных случаях, когда плод не рождается сам. Благо, таких случаев на моём веку было не так уж и много. Ведь не одна я здесь - доктор. В нашей клинике несколько очень ответственных докторов, в том числе и мужского пола. Один из которых — мой брат.

Эту клинику, ещё много лет назад, когда нас с брательником не было в планах, основал наш дедуля. Отец перенял от него управление, когда окончил медицинский ВУЗ. А теперь «ЦПСиР им.Бузыкина» возглавляет Бузыкин младший. Для меня он — Володька! Для других — Владимир Валентинович. Ему всего тридцать семь. И он младше меня на три года. Но иногда мне всерьёз кажется, что это он — старший брат, а я — младшая.

Свою работу я очень люблю. Уже сбилась со счёта, сколько рожениц видела, скольких лечила, скольким внушала, что роды — это не больно. Ага, как бы ни так! Сама я рожала уже дважды. Старшему, Севке, этой осенью было семнадцать. А Сонечке, младшенькой в марте будет четырнадцать. Обоих рожала в стенах нашей клиники. Севку — сама, а вот Соня у нас «выходить» не хотела. Пришлось стимулировать. Помню, боялась! Рыдала. Тогда ещё папа был здесь. Он собрал всех врачей отделения возле меня. Пригрозил всех уволить, если что-то пойдёт не так. А я так хотела, чтоб Ромик пришёл...

Помню, как он убеждал, что «партнёрские роды» - это за гранью его понимания. Что он будет рядом... ментально. Что будет сидеть за дверьми. А потом оказалось, он был на работе. Так случилось! Он просто не знал, что меня увезли. Точнее, что меня увели, прямо из кабинета, в рабочее время. Из молодого врача, коим была на тот момент, я превратилась в пациентку. Так что, в стенах этой клиники вся моя жизнь.

Слышу стук. Отвечаю:

- Войдите! - поправляю халат.

В дверях появляется девушка. Темноволосая, юная. Несмотря на погоду, одета довольно легко. Короткое платье, колготки ДЕН двадцать. Про себя усмехаюсь: «Придатки застудишь, дурында! А тебе ведь ещё рожать».

- Здравствуйте, - кивает.

Я отвечаю:

- Садитесь.

Она занимает небольшой стульчик возле стола. Я сожалею, что нет медсестры. Сегодня одна, без поддержки! И целая стопочка карт с именами, по левую руку. Беру её паспорт. Намётанным глазом уже замечаю: на ней нет кольца. Навряд ли первичный визит. Скорее всего, уже не девственница! Заметно по косвенным признакам. К примеру, походка, округлость фигуры и взгляд.

«О, да ты далеко не девственница, милая», - я изучаю анализы.

- Впервые у нас? - уточняю, желая начать разговор.

Пациентка смущается. Немудрено! Девять с половиной недель. А колечка-то нет! Вероятность, что папа ребёночка в курсе тает с каждой секундой. Стоит взглянуть на то, как она теребит край вязаной юбочки, и сразу становится ясно - одна.

- Да, - отзывается коротко, - Мне вашу клинику порекомендовали. И вас персонально.

- Да что вы? - киваю, - Приятно услышать! Могу вас заверить, что выбор вы сделали правильный. Ведь вы же решили рожать?

Она смотрит, но быстро отводит глаза:

- Я ещё не решила.

«Ну, вот», - я гашу раздражение, - «Снова здорово!». Очередная «безмуженка», как называет таких моя подруга Алёнка. Она принимает в конце коридора. Вот у кого не забалуешь! Прямолинейна, как рельса. Правду-матку рубит с плеча. Я не умею так. Я — деликатная.

- Первый аборт, - я вздыхаю, - Ведь вы нерожавшая?

- Нет, - подтверждает она.

«А глаза-то какие красивые», - непреднамеренно залюбовавшись, я вызываю волну покраснения юных, нетронутых возрастом, щёк.

- Ещё чуть-чуть, и малыш начнёт проявлять себя, двигаться. К настоящему моменту у него уже сформированы пальчики рук и ног, - говорю.

Вижу, ресницы дрожат. Она вот-вот заплачет. Нужно дожать! Убедить. Ведь задача моя — спасти жизнь, пускай даже ещё не рождённого чада.

- Родители есть? - уточняю я.

- Мама, - сглотнув, отвечает она.

Я смотрю на её медицинскую карту. Кривицына Зоя, всего двадцать три года от роду. А на вид и не скажешь! Лет двадцать, не больше.

- Ну, вот! Она знает? - мой голос не докторский, нет. Доверительный, мягкий.

Я как гипнотик, пытаюсь её заболтать. Увести от губительной мысли. Ведь я не могу запретить! Вот решит она сделать аборт, я обязана дать ей подумать, а после — направить к другому врачу.

В нашей клинике, как это ни странно звучит, жизнь не только дают, но и отнимают. Ненавижу аборты! Сама бы я никогда... Ни себе, ни другим! Но - их право.

- Не знает, - кусает девчонка губу. Та становится алой.

На ней нет косметики, только природная яркость. Брови тёмные, глаза цвета жжёного миндаля.

«Красивый ребёнок получится», - думаю. И тут же пытаюсь представить, каким мог быть папа. Такая кому попало не даст! Хотя... Могли изнасиловать. Отморозков хватает! В подобных случаях даже я не спешу отговаривать делать аборт.

- Ну, а контакт был по обоюдному согласию? - на правах «дамы с опытом», тороплюсь уточнить.

- Что? - поднимает глаза.

- Не насилие? - формулирую я.

Она удивляется:

- Нет! Что вы? Мы любим друг друга.

- Ну, тем более! - я выдыхаю, - Так что надо рожать.

- Всё не так просто, - мотает она головой, отчего шоколадные пряди спадают на лоб. Она убирает их за уши.

- А просто никогда не бывает, - я пишу в её карточке дату, анамнез, диагноз. Беременна. Что тут сказать...

- Он женат, - усмехается Зоя. И этот короткий, но горестный смех, вынуждает меня прекратить выводить закорючки на плотной бумаге.

Я смотрю на неё, но уже другим взглядом. Кто бы мог думать? Такой ангелочек на вид. Неприступная, скромная, юная! Вот такие и пудрят мозги нашим глупым мужьям. И в груди нарастает болезненный спазм. Я его прогоняю, сглотнув.

Глава 2

Я была ровесницей Соньки, когда впервые увидела Рому. Он — на два года старше меня, старшеклассник, спортсмен, гордость школы. Кто бы сказал мне тогда, что я буду его женой, посмеялась бы! Где уж мне? Кроме прыщей, лишний вес. Кроме стеснения, комплексы! Наши папы дружили. А мамы общались, и часто, как сейчас говорят «тусили» парами. То на одной из квартир, то на другой. И меня, «потому, что я девочка», оставляли присматривать за малышнёй. У меня — младший брат, а у Ромки - сестрёнка. Сам же он уходил с пацанами гулять. А мне было обидно...

Потом он надолго пропал. Точнее, отцы разругались, на время. И встретились снова, когда умерла моя бабушка. Там, на похоронах, всё сложилось иначе. Мне было двадцать, ему — двадцать три.

- Ого! - только и сказал Окунев, увидев меня со спины.

Я — вся в чёрном. И волосы гладко зачёсаны. К этому возрасту сбросила лишнее, стала повыше. Кожа разгладилась, грудь подросла.

Он тоже подрос. Хотя, куда уж больше? Волосы вьются копной, зачесал их назад. На лице ровно стриженный ёжик щетины.

- А я познакомиться собирался, - сказал он, неловко кусая губу.

- Знакомы, - отрезала я, с холодной решимостью прошествовав мимо него.

После этих похорон как-то всё и срослось. Не сразу, конечно! Сперва мы встречались. Но оба знали как будто, что всё решено. Что нам предначертано быть вместе. Свадьбу играли пышную! Наши папы устроили «батл», кто кого переплюнет. У одного — своя клиника. Другой производит лекарства, владеет сетью аптек. Платье было дизайнерским. Торт, лимузин. И поездка на море.

Пожалела ли я? Не скажу! Наш брак был счастливым, по крайней мере, первые несколько лет. До тех пор, пока Ромка был верен. Пока он не взял руководство «Ленфарм» на себя. И, в то время как я разрывалась между вечно орущей Сонечкой и пятилетним Севкой, мой муж у себя в кабинете приходовал шлюх...

В «Базилике» снимаю одежду, повесив за дверью кафе, в небольшом закутке. В столовой клиники тоже неплохо готовят. Но разговаривать там, на глазах у коллег. Ну, уж нет! Выглянув из-за ширмы, я вижу её. Сидит спиной к выходу, смотрит в окно. Интересно, о чём она думает? И ведь не ушла!

Бросив взгляд на часы, выхожу. До приезда Окунева не так много времени. Так что, не будем терять ни минуты!

- Ну, что? Заказала уже? - уточняю, садясь.

Бросив сумочку возле себя, раскрываю меню.

Зоя краснеет, смущается:

- Нет. Я... Я наверно, не буду.

- Так! Не выдумывай! Давай поедим? На голодный желудок нервничать вредно. Потому и голова кружится, что ничего не ешь, - журю я её, словно дочку.

Пробегаюсь глазами по списку меню:

- Тебе рыбу полезно есть. Любишь рыбу?

Зоя тянет рукава своей кофточки. Уже так натянула, что не видно ладоней. Одни ноготки.

- Наверное... Да, - пожимает плечами.

«Особенно, окуней», - усмехаюсь уже про себя. Жаль, что в меню нет блюда из окуня. Ну, ничего! Скоро он сам, собственной персоной, нагрянет сюда. Вот же, будет умора!

Официант, подошедший к нам вовремя, принимает заказ у меня. Я беру: себе — суп-пюре из грибов, стейк под соусом. Ей — горбушу с пюре из картофеля. А ещё — облепиховый чай нам обеим.

- Ну, рассказывай! Как познакомились? - я кладу на колени салфетку, готовлюсь услышать рассказ.

Зоя смотрит затравлено. Точно, придумала? Ах ты, мелкая врушка! Вот я и раскрыла тебя. Сейчас начнёт сочинять небылицы про то, как он встретил её, гуляющей в парке. Подобрал обронённый ею томик стихов. Как они посмотрели друг другу в глаза, и влюбились...

- Я покупала лекарства для мамы в аптеке, - начинает она, глядя в стол.

«Неплохое начало», - киваю. Можно продолжить про маму, смертельно больную. Для которой мой Окунев раздобыл крайне редкий, и баснословно дорогой препарат.

- А там как раз лампы меняли, - продолжает она.

- Так, - с интересом, подперев рукой щёку, я слежу за сюжетом. Когда же появится он, наш герой?

Зоя, слегка усмехнувшись, словно вспомнила что-то, смотрит мимо меня, на окно.

- На меня лампа упала. Эта, как её? Люминесцентная. Прямо на голову! - она трогает лоб, - Вот тут даже ссадина была небольшая.

- Это хорошо, что небольшая, - хмурюсь я озабоченно.

- Ну, а Рома, он..., - улыбается Зоя. Улыбается так, словно видит его.

Я даже слежу за её взглядом. Уж, нет ли там мужа? Не приехал ли он раньше времени? Где-то, в глубинах сознания, прячется страх. А что, если правда? Вот сейчас он войдёт в эту дверь. Мерзавка подастся к нему. И они сольются в поцелуе. А я останусь сидеть, дура дурой! И чего затевала спектакль?

«Нет», - машу головой. Уж чего-чего, а этого Ромик себе не позволит. Целоваться со шлюхой у всех на виду. Не его амплуа! Он у нас — потихушник.

- Он как раз приезжал по каким-то делам, - продолжает она свой рассказ, - И увидел меня на полу.

- На полу? Даже так? Без сознания? - оживляюсь, желая услышать подробности. Была бы писателем, я бы уже настрочила роман «Похождения Окуня». На обложке должна быть рыбина. Пучеглазая, как и герой.

- Нет, я в сознании была, - возражает Зоя, - Просто ещё поскользнулась вдобавок. Потянула лодыжку.

Рукой под столом она тянется к той самой лодыжке. Словно чувствует боль... Нет! Это я чувствую. Это у меня так сжимается сердце, что пи́сать охота. Сколько раз доводилось узнать? До сих пор не привыкну...

- Бедняжка! Надеюсь, не сильно? - с тревогой шепчу.

Она улыбается:

- Нет, пустяки. Только Роман Ярославович... Рома, он... В общем, он всех отчитал! А потом даже хотел до травмпункта подбросить.

- Подбросил? - киваю.

Зоя, как будто не чувствует фальши в словах, отвечает:

- Конечно! Хоть я и противилась. Он у вас очень заботливый, благородный такой. Сказал, что это на его совести. Ну, что так вышло! Что он компенсирует всё.

- Надеюсь, не обманул? - с недоверием фыркаю я, - Он просто часто снимает кольцо, холостым притворяется. Вот я о чём.

Глава 3

В этот день принимаю других пациенток. Теперь в каждой чудится Зоя! Её глазки «оленьи», наивные, скромные. Её личико, где нет ни одной, даже самой крохотной морщинки. Её губы, совсем без помады…

Стираю свою.

В кабинет осторожно стучат. Стук знакомый до боли. Кричу:

- Приём окончен!

- Разве? – внедряется голос Левона в измученный мыслями мозг, - Как жаль, - он заходит.

И я даже сейчас, спустя столько лет нашей близости с ним, трепещу, предвкушаю…

С Мамедовым мы познакомились, когда я вышла из декрета. После рождения Сонечки. К тому времени он уже полтора года у нас отработал. И был на хорошем счету! Помню, задел меня локтем. Я торопилась, а он изучал чью-то карту.

- Простите! – отвлёкся.

- Ничего, - я потёрла плечо.

В столовой он сел за стол, вместе с Володькой. Я после спросила у брата:

- Кто такой этот новый брюнет?

А Леон был брюнетом. Таким жгучим, горячим! Что женщины таяли, словно пломбир, стоило взгляду глубоких, пронзительных глаз, задержаться на ком-то из них. А они задержались на мне… Так надолго! Что я ощутила, как низ живота горячеет, слабеет, зудит.

- Что, понравился? – хмыкнул Володька. Он тогда ещё не был главой нашей клиники. Так, рядовым врачом. Но уже проявлял инициативу, - Левон про тебя тоже спрашивал.

- Серьёзно? – смутилась.

- Женат! – спешно добавил Володька, - Впрочем, - взглянул на мой безымянный, - О чём это я?

Я потёрла кольцо и подумала: «Чёрт с ним! Ещё не хватало ославить себя на всю клинику. Водить шашни с женатым. Ведь я не распутная баба?». Оказалось, распутная…

Как-то раз мне пришлось задержаться. Но не потому, что работы было много. Просто… Поссорились с мужем! Не хотела идти домой. Решила, пускай он побудет один, поревнует.

«Вот только к кому?», - промелькнула печальная мысль. И стоило ей появиться, как в мою дверь постучали. Вот также, настойчиво, но осторожно. Словно с опаской, боясь быть отвергнутым мною, вошёл он… Мамедов Левон. Темноглазый, высокий, с глазами, которые смотрят не на тебя, а в тебя. Просто внутрь! И как бы ты не заслонялась, от них не уйти.

- Простите, Маргарита, я вам помешал? Проходил мимо, вижу, свет горит в кабинете. Решил, что вы здесь, - низкий бархатный голос, под стать, произнёс моё имя, как ласку.

Я одёрнула кофточку. Халатик уже был повешен в мой шкаф.

- А я здесь… Заработалась! – бросила взгляд на свой стол, где лежал мой смартфон. На экране которого стыдно горела страничка соцсети.

- За вами приедут? – спросил он.

- Что? – удивилась я, - Нет! Я сама. На машине.

- Вы водите? – застыл он у двери.

- Вожу, - усмехнулась, - Правда, не слишком люблю это делать! Сегодня, к примеру, хотела оставить машину, пройтись.

К слову, тогда было лето. Но в августе ночи уже не такие горячие, как в июле. А та ночь была горяча! И даже дома, лёжа в постели, я вспоминала горячие руки Левона. То, как он жадно сомкнул свои губы вокруг ореолы соска. То, как трогал меня под одеждой.

Мы переспали в тот вечер. Мне было так стыдно потом! Но, однажды войдя в мою жизнь и… в меня, он повторял это снова и снова. И с каждым разом наш секс становился всё более близким, понятным. Как само собой разумеющееся! Как потребность в еде, мы нуждались друг в друге. Несмотря ни на что. На жену, которую он привёз в Петербург из Батуми. На его семилетнего сына, Артурке тогда было семь. На мою Сонечку, всего лишь на год его младше. И уж тем более, на Окунева, чьё мнение на тот момент тревожило меньше всего…

- Я разве вам позволяла войти? – изображаю саму неприступность. Встаю, оправив халатик и вздёрнув лицо.

Левон приближается, на ходу избавляя себя от халата. Неспешно, зазывно снимая его. Я испуганно пячусь.

- Левон! Ты закрыл кабинет? – позади меня стол.

Он, опомнившись, быстро идёт, закрывает замочек:

- Так соскучился сильно, забыл обо всём!

И опять… Его руки на теле. Щетина царапает кожу, дыхание жаром горит на щеке.

- Моя дорогая, скучал! Я безумно скучал, - шепчет он, раздевая, сжимая попутно всё то, что пока недоступно ему в голом виде.

- Левонушка, Лёва, ммм, да, - раздвигаю я ноги, давая ему всю возможную власть над собой.

Он вторгается! Крик гаснет в страстном объятии. В сладком, влажном цветке наших губ. Он внутри. Я – его. И плевать на другое. Пускай Окунев трахает шлюх! Пусть рожает детей. Мне плевать! Я уйду от него. Я уйду, чтобы стать Маргаритой Мамедовой.

Мы давно так решили с Левоном. Что разведёмся вдвоём. Он с Тамарой давно не живёт и не спит. Мы с Ромуликом тоже живём как соседи. Дети? Мой старший подрос. А у Сони сейчас на уме одни шмотки, косметика и пресловутая женская дружба. В идеале, конечно, хотела дождаться ещё, пока дочь подрастёт. Всего-то пять лет до её совершеннолетия. Мы с Левоном ждём дольше! Уже семь лет нашей тайной любви.

Но раз так получилось. Раз Окунев решил «сострогать» себе новых детей, то пусть катится к той, кто дороже меня. Пусть берёт её в жёны! А я? Наконец-то начну всё с нуля…

- Русалочка, ты чем-то расстроена? – трётся Левон о мою покрасневшую щёку.

Я у него и Русалочка, и Ариэль, и Незабудка, потому, что «забыть не могу». Вот только Марго, Маргаритка называть себя запрещаю! Так называл меня Окунев. Так можно только ему.

- Да так, пациентки тяжёлые. Все норовят сделать аборт, - отвечаю, ища свои трусики. Нахожу на полу. Зацепились за ножку стола. И решаю засунуть их в сумочку. Не надевать же теперь!

- Ты не сможешь их всех убедить, моё солнце, - Левон благодарно целует меня, - Но попробовать стоит.

- Одну убедила не делать, - вздыхаю. Конечно, опять вспоминаю про Зою. Вот именно ей стоит сделать аборт. Хотя… Зачем уж теперь? Пусть рожает.

- Вот видишь! – смеётся Левон, поправляет одежду.

Я ныряю ладонью под полу рубашки. Мешая её застегнуть. Поросшая волосом грудь, как ковёр, шерстяная и мягкая. Так охота заснуть у него на груди. И проспать там всю ночь. А наутро проснуться, увидеть его, ещё сонного, тёплого. Прижаться неистово, дать ему повод себя отлюбить…

Глава 4

Алёнка всё-таки затащила меня к себе в гости. По дороге купили пирожных, сыр и бутылку вина. Ещё одна, с её слов, есть у них дома. Квартира Алёнкина с Гошей, просторная. Кроме родителей, в ней живут дети. Двойняшки – Степан и Семён. Своих крестников я до сих пор не могу отличить друг от друга. Даже стыдно бывает!

Алёнка у нас – баба крупная. Ростом сто семьдесят восемь сэмэ. Мясистая, с формами, как племенная кобыла. Накрывает на стол, режет сыр. Я пока открываю вино механическим штопором.

- Соня у Люськи ночует сегодня, так что могу не спешить, - информирую я.

- Вот и отлично! – кивает Алёнка, - Бери пример с дочери, заночуй у подруги.

- Да ну! – отрицаю я, - Севка вернётся, меня не найдёт. Что подумает?

- Он взрослый уже! – обернувшись, кивает Алёнка. Ставит на стол натюрморт.

Пробка с громким «Чпок!» покидает бутылку:

- Ага, девушка есть, - говорю.

- Приводил? – уточняет Алёна.

- Да нет! Он стеснительный. Сонька видела их во дворе, доложилась.

Мы садимся за стол. Подруга, разлив по бокалам вино, произносит:

- Итак, за что пьём?

Я размышляю недолго:

- За детей! Своих и чужих.

Алёнка хочет возразить мне, но машет рукой:

- За детей!

Её волосы собраны в аккуратную ракушку на затылке. Она даже зимой не носит шапок, предпочитая им капюшон. А моя волосня растрепалась от вязаной шапочки. Голова – моё слабое место! Так что и шапок – набор.

- И что? Ты планируешь с ним развестись? – подпирает она рукой щёку.

По дороге сюда я уже рассказала ей тезисно всё, чем «порадовал» день. О Романе, чья малолетняя шлюшка приходила ко мне на приём. О Левоне, который меня огорошил. Правда, не знаю, какая из двух новостей задела больнее.

- Ой, Алён! Представляешь, сначала обрадовалась даже, когда узнала про это. Ну, про эту Зою его! Думаю: «Господи, вот он и знак долгожданный». Подам на развод, пусть живёт со своей вертихвосткой. А потом…

Вспоминаю Левона, его виноватый, растерянный взгляд. И в этот момент понимаю, что боль от его новостей оказалась сильнее.

- Ты Левону ещё не сказала? – вопрошает подруга.

- Про что?

- Про развод.

- Нет, - усмехаюсь, - Зачем? Для него этот факт уже не имеет значения. Замужем я, или нет. Мы расстались.

- Это ты так решила! – стремится Алёнка меня поддержать, - А он нет! Вот увидишь, придёт.

- Как придёт, так и уйдёт, - говорю, откусив сырный ломтик, - Он с женой переспал!

- Вот скотина! – сокрушённо вздыхает подруга, - Как он мог?

Я бросаю в неё куском сыра:

- Алён, ну ты что, издеваешься? Мне же больно!

- Прости, дорогая, - берёт меня за руку, - Просто звучит так смешно.

Она улыбается.

- Мне не смешно, - я ворчу.

- Так, давай, - наливает вино по бокалам. Бутылка уже опустела на треть, - За что пьём?

- За всё хорошее, что осталось позади, - я, вздыхая, смотрю на вино, - А впереди у меня одинокая старость.

- Ой, ну всё! Началось! Прекращай! – возражает Алёна, - Мы тебе мужика найдём, покрасивше Левона. И побогаче Окунева. Ты у нас девушка в самом соку!

- Да, да, да, - отвечаю с унынием, - Разведёнка с прицепом.

- С каким прицепом? – щебечет подруга, - Севка вон твой уже взрослый. Гляди, скоро сам женится. А Сонька! Да такому прицепу кто угодно рад будет. Красотка, вся в мать!

- Да, сейчас очередь выстроится из мужиков, готовых взять меня в жёны, - в отличие от подруги я смотрю на жизнь здраво.

- А знаешь, может и к лучшему, что так всё сложилось, - мы пьём.

- Что именно? – хмыкаю.

- Ну, - продолжает подруга, - Наконец-то ты будешь свободна от всех обязательств. А с Левоном… Я, честно сказать, не верила в то, что вы будете вместе.

- Почему? – хмурю брови.

Алёнка, сняв свитер, оставшись в одной нижней маечке, машет рукой:

- Он поборник традиций! Грузин. Он и жену себе выбрал грузинку. А у них так не принято! Разводиться, брать в жёны другой национальности женщин.

- А! То есть брать в жёны не принято, а спать – это запросто? – поражаюсь я логике.

- Ну, ты видела эту Тамару? – распускает Алёнка ракушку из тёмных волос, пока я, следуя её примеру, снимаю мохеровый кардиган. Бросило в жар от вина, и охота раздеться.

- Нет, а ты? – тороплюсь уточнить.

- Нет, - пожимает плечами подруга, - Но уверена, что она красотою не блещет. Вот он и влюбился без памяти! В русскую. Светловолосую, стройную, яркую.

- Доступную, лучше скажи, - усмехаюсь, отпив из бокала.

- Не доступную, а обделённую! Это разные вещи. Он обделён был любовью, и ты. Ну, вы друг другу восполнили эту нехватку, - философски вещает подруга.

Я вспоминаю, как мы… восполняли друг другу нехватку любви. И внизу живота так предательски ноет! Как хочется, даже сейчас, нарушая зарок, снова отдаться такой первобытной, пылающей страсти. Какая была между нами все эти семь лет. Смогу ли сдержаться? Сдержать обещание больше его не впускать…

- Да, поигрались и хватит, - болтаю в бокале остатки вина, залпом выпив, даю свой бокал Лёньке, чтобы наполнить.

Это одно из Алёнкиных прозвищ. Забавно же? Лёнька – Алёна. Она и не против! Зовёт меня Туся. Ритуся. Мы знаем друг друга давненько. Ещё с института. Отучились, потом пригласила Алёну сюда, на работу, в отцовскую клинику. Она принимала мои роды, я принимала её. Так что, какие секреты? У нас друг от друга их нет!

- Ну, а что тебе дальше мешает с ним спать? – пожимает она плечами.

- Принципы, Лёнь, принципы! – я хватаю бокал, - Как представлю, во-первых, как он спал с женой. Во-вторых, что у них будет общий ребёнок.

Теперь все мечты о совместном разводе рассеялись в дым. Он скоро станет отцом, а я буду любовницей. Увести из семьи многодетного папу? Ну, нет! Чем же я в этом случае, лучше той Зои? Это та – беспринципная дрянь! А я тоже дрянь. Только с принципами.

В голове чуть шумит. И становится легче. Будто винные токи блокируют боль. Алёнка достала вторую бутылку, а я открываю плейлист на смартфоне. Теперь у нашего застолья есть музыкальный фон. И череду тостов сопровождает плаксивая песня Татьяны Булановой о том, что любовь не проходит.

Глава 5

Нашу квартиру купили родители. Это был их совместный подарок на свадьбу. Жильём они нас обеспечили, а ремонт уже делали сами. Так что, я всё обустроила здесь на свой вкус! В гостиной огромный диван, для семейных застолий. Стол-трансформер, который мы превращали то в шахматный, то в обеденный, то в пеленальный, в зависимости от периода жизни семьи.

А было время, и мы собирали на нём большой яркий пазл. Картина изображала табун вороных, скачущих по берегу моря. Я помню, как Севка выкладывал самого мелкого из лошадей. А отец приговаривал:

- Это все мы. Это мама, а вот он и я! А это - наш мелкий.

- А это? - тыкал пальчиком маленький Сева в ещё одну лошадь, что была даже мельче его.

- А это, - Окунев-старший смотрел на меня из-под тёмных бровей, - А это твоя сестрёнка.

- Сестра? - удивлялся сынуля.

- Окунев, что ты несёшь! - толкала я мужа.

- Ну, ты же родишь мне дочурку? - шептал он мне на ухо.

- Никого я тебе не рожу, - отвечала я сдержано.

Даже сейчас этот пазл продолжает висеть в коридоре. Как нарисованный нами самими, семейный портрет...

Я вхожу. Окунев в зале. Сидит на излюбленном месте. Большое, обитое серым велюром, за столько лет, это кресло уже приняло форму его крепкой задницы. Он включает звук громче, когда я вхожу.

Муся шевелит ушами. Её место силы - диван. Наша кошка, по меркам семейства кошачьих, уже старше нас. Ей семь лет. А это - умножить на семь, на секундочку! Муся у нас, несмотря ни на что, хороша. Ясноглазая. Шёрстка на зависть! А полосочки так расположены, словно кисточкой кто-то провёл.

- Ну, и где ты была? - вопрошает супруг, резко выбрав режим mute среди кнопок на пульте.

Я опираюсь на дверь. Нет желания с ним говорить, а придётся. Алкоголь развязал мне язык:

- А с каких это пор я должна объясняться?

- С таких, - цедит он, вырастает из кресла.

Ромке всегда говорили, что он похож на Александра Домогарова. Просто вылитый киноактёр! Ага. Только я не актриса. Не ту он себе выбрал в жёны. Не ту...

- Я задал вопрос, - говорит, бросив пульт рядом с Мусей. Та от такой фамильярности в шоке. Она у нас — дама серьёзная. Спуску не даст никому!

Когда мы купили собаку, то Муся мгновенно дала осознать новобранцу, кто главный. Первые дни удивлённо взирала с дивана на эту диковинку. Бублик мотался по залу, гонял свой любимый резиновый мяч. А когда он решил привлечь Мусю, она зашипела на пса, как змея. Тот сбежал за диван. Просидел там весь вечер. Пока Муся сама не толкнула к дивану излюбленный Бубликом мячик.

Я опираюсь спиной о косяк:

- Отвали, моя черешня! Я спатки, - оттолкнувшись, иду в направлении спальни.

Но Окунев сзади шипит:

- Проститутка.

Я замираю, как будто хлыстом по спине получила.

- Что, скажешь, не прав? - яростно требует он, - Сколько их у тебя, любовников?

Усмехаюсь болезненно:

- Любовницы у тебя! Это ты, мой дражайший супруг, ебёшь всё, что шевелится. А у меня нет любовников. У меня есть любимый. Он только один. Много лет.

Сзади звучит его смех.

- Докторишка? - с презрением фыркает Окунев.

Он в курсе про доктора. Знает Левона в лицо. Помню, когда он узнал, что я сплю с ним. Не знаю уж, кто «подсобил»! Может, даже из клиники кто-то шепнул ему на ухо? Только Окунев вместо того, чтобы «рвать и метать», пригласил моего кавалера на ужин.

Я тряслась, ожидая услышать, что он пригрозил ему разоблачением. Ведь Мамедов женат! Но, напрасно. Левон позвонил, изложив мне беседу с супругом.

- И всё? - уточнила я, - Даже как-то обидно.

Окунев выяснил, всё ли в порядке у Левона со здоровьем, нет ли каких-нибудь отклонений интимного плана. Попросил предоставить анализы, если он будет и дальше «общаться» со мной. А ещё уточнил, насколько Левон любвеобилен. Да, так и спросил:

- Есть ли другие любовницы? Или только одна?

Левон же сказал ему - я не любовница.

- Ты любимая, - так он меня называл.

Но теперь это слово «любимая» звучит у меня в голове как издёвка. Ведь кроме всего, он меня убеждал, что давно нет интима с женой. Что он любит меня, ожидая, когда его сын подрастёт. И что, кроме меня, в этом мире ему не нужна ни одна из огромного множества женщин. Уж если одно оказалось враньём, почему должно быть правдой всё остальное?

- Не смей его так называть, - бросаю я через плечо. Даже смотреть на него не хочу, так противен!

Окунев хмыкает. Я продолжаю:

- Левон — заслуженный доктор наук. Да он столько людей излечил, что тебе и не снилось!

- Хорошо он устроился, у тебя между ног, - усмехается муж, - Он хотя бы руки моет перед тем, как залезть к тебе в трусики?

- Какой же ты гадкий! - не разжимая зубов, говорю.

- А ты просто ангел, моя дорогая! - глумится Ромулик, - Я-то хоть трахаюсь без любви. А ты умудрилась влюбиться! Ну, что ж? Поздравляю! Взаимно?

- Представь себе, да, - отвечаю с нажимом.

Хотя... Теперь уж не знаю, насколько взаимно. Да и влюбилась ли? А может быть, то была страсть?

- Ну, смотри, мой цветочек, моя Маргаритка, - он подходит, желая коснуться, - Будет больно, когда он отвергнет тебя.

Я сжимаю кулак. Так бы врезала ему по физиономии! Вот только и он в долгу не останется. Знаю ведь, может ударить. Хотя и, ни разу не бил...

Ускользнув, уцепившись рукой о косяк, я иду до супружеской спальни. Думаю, Ромик отстал. Ведь сказал уже всё, что хотел? Нет, едва ли отстанет! Плетётся за мной, продолжая под нос напевать что-то, вроде романса:

- Я вас любииил, любовь ещё быть мооожет, в моей душеее угасла не совсееем...

Я открываю дверь спальни, включаю ночник. Оказавшись внутри, собираюсь закрыться.

- Маргоша, так кто это был? Кто-то трубочку взял и назвался твоим любовником, слышишь? - появляется Окунев.

- Это муж подруги был. Я попросила его подыграть, - говорю. Подобно цапле стою, задрав ногу. Алкоголь уже рассосался по венам. Но лёгкий дурман в голове не даёт удержать равновесие.

Глава 6

С утра открываю глаза. Вижу розы. Где-то с сотню изящных бутонов как будто глядят на меня, не желая будить. Я трогаю нежный цветок. Сколько время? Ещё даже семи нет! Где он умудрился раздобыть цветы в такой ранний час? Да ещё и положить на постель так, чтобы я не проснулась. Хотя... Окунев может!

Я сладко тянусь, задевая букет. Тот шелестит упаковкой. Он способен на подвиги. Может пригнать Лимузин к окнам дома. Надуть пару сотен шаров. Выложить клумбу в ближайшем к нам сквере моим именем. Там до сих пор расцветают петунии в форме имени Рита.

Все восхищаются! Со стороны это выглядит так, будто он меня любит. А на самом же деле, владеет мной, держит в узде. Хотя, я добровольно дала ему вожжи.

Между ног до сих пор неприятно зудит. Теперь образуются микротрещинки, из-за которых какое-то время я не смогу заниматься любовью нормально. Окунев знает! Потому и устроил подобный «сюрприз». Надеюсь, что член у него тоже теперь не в порядке. Хоть бы он треснул по швам от избытка гормонов!

Я встаю, умываюсь. Из кухни доносятся запахи. Окунев встал спозаранку. Готовит. Когда возвращаюсь в Сонькину спальню, чтобы взять смартфон с тумбочки, он уже там. Сидит на постели, над деревянным подносом. На подносе: кофейная чашка, конфитюр, круассан, шоколад... И шкатулочка. Красного бархата.

Я застываю в дверях:

- Ну, и что?

- Рит, прости! - тянет Окунев.

Мне трудно понять, как он может вести себя так, будто вообще ничего не случилось. Но ведь может! А я не могу.

Отвечаю ему:

- Ты прощён.

Подхожу и беру телефон. Собираюсь уйти. Он хватает меня за запястье:

- Присядь.

Я вздыхаю.

- Присядь, ну прошу, - просит Окунев.

На запястье остались следы его «ласк». Он подносит к губам мою руку, целует:

- Прости, моя радость. Цветочек мой, Рит?

Я привыкла. И сердце не ёкает. Это раньше я плакала, верила. Только с годами ему стало всё проще заслужить моё прощение. Да и прощение ли это, на самом деле? Сказать - не значит, простить.

Он открывает коробочку, там на подложке, браслетик.

- Я решил выбрать россыпь камней. Не знал, какой предпочесть.

Золотая канва обрамляет цветные кристаллы. Как ассорти из конфет, они аппетитно блестят на свету всеми гранями.

- Очень красиво, - шепчу, подставляя ему свою руку.

- Красивая ты, - надевает он, щёлкнув застёжкой, словно браслетом наручников, с нежностью трогает пальцы, - Марго.

Позабыла ли я о разводе? Навряд ли. Заставить меня передумать мог только Левон, с его «радостной новостью». А уж никак не попытка супруга загладить вину.

Я хотела уйти, много раз. Но всегда мне что-то мешало. Помню, когда была маленькой Соня, мы поссорились сильно. Даже разъехались. Окунев три месяца прожил на съёмной, пока я не пустила обратно, в семью. Соня мало что понимала, но очень скучала по папе и плакала. Однажды она заболела, простыла. И теперь уже плакала я! А Окунев как-то собрался, нашёл препарат. Дело в том, что дочка — аллергик. И не каждый подходит! Он сидел с ней всю ночь, обнимал и рассказывал сказки. Откуда только фантазии столько взялось? А наутро болезнь отступила. Но теперь уже он заболел...

Когда мы разъехались, Севка уже ходил в школу. Как-то раз он спросил:

- Мам, а вы с папой расстались?

А я испугалась его перепуганных глаз, и ответила:

- Нет, что ты, милый? Просто взрослым иногда нужно отдыхать друг от друга.

Он потом долго спрашивал нас:

- Вы уже отдохнули? - а Ромка косился в мой адрес. Мол: «Ты что наплела ему?».

После очередной интрижки с одной из своих секретарш, я застукала Рому с поличным. Глупо очень! Он взял телефон, когда я позвонила. А после забыл отключить разговор. Связь длилась, пока он общался с любовницей. Я услышала даже их секс. Точнее, начало процесса. Воркование двух голосов, один из которых был Ромкин.

Мне было так больно тогда, что развод показался единственной видимой мерой. Я собиралась подать документы. Но у приятеля Ромки, случился обширный инфаркт. Он сильно страдал, ездил к другу в больницу! Я тогда не смогла объявить о разводе, решила - потом. А потом всё срослось, отболело. На фоне всего эта тема казалась пустячной.

- Обещай мне, когда я умру, ты не станешь по мне горевать, - выдал Окунев. То, что друг был ровесником, сильно его подкосило. Он стал думать о смерти, следить за здоровьем, даже пить перестал. Но «цугундер» продлился недолго.

- Конечно, буду! - заверила я.

- Ты не должна, - убеждал меня Окунев, - Ты должна выйти замуж повторно. Обещай мне?

- Да, да, - гладила я его голову, а себя убеждала, что с этих пор всё изменится в лучшую сторону. Вот только, увы...

- Севка спит? - я вздыхаю, смотрю на часы.

- Я сам разбужу его, ешь, - опускает глаза на поднос, - А то кофе остынет!

Я наблюдаю, как муж поднимается. В брюках, свободных, в отличие от тех, что он носит обычно. Домашние лучше сидят! В футболке навыпуск, которая тоже идёт ему больше, чем этот «рубашечный стиль». Носки на нём разного цвета. Он вечно бросает их в кучу, а потом достаёт наугад.

- Приятного аппетита, - желает мне Окунев.

Я уязвлёно молчу. Не прошло! До конца не прошло. Но. Решаю не тратить впустую продукты. Беру с тарелочки булку и мажу её, сперва маслом, потом уже — джемом. Кофе с корицей. Всё как я люблю.

На браслете мерцают цветастые камушки. Левон никогда не дарил мне подарков. По крайней мере, таких! Тот подарок, что он преподнёс, так и лежит в кабинете. Это чайный презент. Чашка с сердцем и надписью «Sweety» и набор шоколадных сердечек, в каждом из них были нежности, вроде: «Любимая», «Сладкая», «Лучшая в мире».

«Ерунда», - скажет кто-то. А я до сих пор не доела их все, и храню этикетки от каждой.

После завтрака, я собираюсь. Севка на кухне ест то, что сумел приготовить отец. Окунев, к слову, неплохо готовит! Он делает это на скорую руку, но всегда получается вкусно. Даже простая яичница выглядит так, будто её приготовил шеф-повар.