Счастье моё невозможное

Вместо пролога

"Наш Янкель был по мненью многих,

судей решительных и строгих,

хоть не учён, но не педант.

Имел счастливый он талант

без принужденья в разговоре,

с ученым видом знатока

коснуться до всего слегка.

Хранить молчание в важном споре,

а так же он бесил всех дам огнём нежданных эпиграмм…"

Надпись на открытке от друзей Яну Горовицу в день двадцатипятилетия.

От автора: История будет о любви. Очень разной. Родительской, детской, страстной, нежной, долгой и скоротечной.

ЧАСТЬ 1

Часть 1. О БЕДНОМ ГУСАРЕ ЕВРЕЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО...

"Еврей, севший на лошадь, перестал быть евреем..." И.Бабель

Глава 1

1.

Родители учат детей разговаривать,

дети родителей учат молчать. (еврейская мудрость)

​​​​​
Зря Пашка это затеял. От Янека Горовица ещё никто не убегал. Тем более, с его имуществом. Конечно, Пашка позавидовал, когда Янек сказал, что у него есть медаль.

- Дедова, небось? - недоверчиво хмыкнул и утер нос кулаком.

- Скажешь тоже! Стал бы я дедовы трогать! Моя! Личная!

И Янек гордо предъявил медаль "Родившемуся в Ленинграде". Серебряную с голубым. Его персональную. С гравировкой имени, фамилии и даты рождения. Она шла в комплекте с дерматиновой папкой синего цвета, зеленой книжечкой свидетельства о рождении и письмом Ленсовета с пожеланиями родителям "вырастить достойного строителя коммунизма".

Тут Пашка и не сдержался. Тащить всё, что плохо лежит, было у него в крови. Отец сидел уже третий раз. Старший брат недавно тоже ушёл по перваку на малолетку. Пашка, если не случится чуда, продолжит семейное дело.

Но медаль лежала у Янека в ладони, а не абы где. И такой наглости он, конечно, не стерпел. Догнал. Отобрал. Бить не стал. Не умел. Только зло сверкнул на Пашку чёрными глазищами.

- Вот не дам тебе больше котлету.

Это для вечно голодного Пашки почище тумаков будет. Били его регулярно. То мать, то бабка. И отец, когда не сидел.

- Больно надо, - сплюнул Пашка почти по-взрослому, - Правда что-ли, ты в Ленинграде родился?

Это была правда правдивая. Янек Горовиц действительно родился в "колыбели революции". И жил там аж до пяти лет.

Мама Янека после школы собрала чемодан и двинулись из Куйбышева поступать в Ленинградский политехнический. Поехали вдвоём с подружкой. Кто кого за собой потащил, плохо помнилось.

- Маня, куда тебя несёт? Ну какой Ленинград? Там холодно и темно. Ехала бы в Одессу. Там у тёти Ривы жила бы.

- Представляю, мама, что сказала бы тётя Рива на такое "здрасти" . Что-то вы с отцом в Одессу не торопитесь.

- Так то мы... То две большие разницы.

Бабушка и дедушка Янека попали в Куйбышев во время войны. Бабушка приехала в эвакуацию. Дед потом после госпиталя нашёл своих. Так и остались. Квартиру от завода получили. Паркет и балкон, а не закут какой-нибудь.

В институт мама Янека поступила. И подружка тоже. Дали общежитие. Страшное, конечно. Убогое. Но другого нет.

Через два месяца после начала учёбы Мария Фридман увидела в коридоре его. Волнистые тёмные волосы. И глаза, что пропасть не жалко.

- Машка, дура, он же старый!

- Ирка, ты не понимаешь, я же не варить его собираюсь. Ты видела, какие у него руки? А глаза?

- Я узнавала. Он историю КПСС ведёт. Но слухи ходят всякие. Что он со студентками... Но зато точно не женат.

- Ой, а что ж ему с пенсионерками что ли? - Маша махнула рукой.

Занятия по истории КПСС уже на втором курсе Аркадий Львович Горовиц вёл интересно. Ну или так казалось. Маше в нём нравилось всё. И то, как он расхаживает перед доской. Как поправляет массивные часы на запястье. И как оглядывает студентов. Пристальный тёмный взгляд красивой яркой девушки Аркадий Львович пропустить не смог бы. Даже если бы хотел.

Скандал случился совсем не сразу. Кто-то их сдал ректору. Маша подозревала, что её подружка и сдала. Всех возможных последствий это разоблачение не имело. Мария Фридман была совершеннолетней. И Аркадий Львович женился на свой студентке раньше, чем дело дошло до парткома.

Глава 2

2.

Бог не может быть везде одновременно —

поэтому он создал матерей.

Нельзя сказать, что родители были рады зятю почти ровеснику. Но приличный человек. С жилплощадью и должностью. Позже выяснилось, что Маша таки беременна. Пришлось ей перейти на вечерний. И заканчивать институт уже с сыном на руках.

Когда Янек родился, Маша наглядеться на него не могла. Кто сказал, что лягушонок? Сами Вы жаба! Самый лучший её красивый мальчик. Вот и их соседка по коммуналке блокадница Вера Яковлевна, съездив к племяннице, которая недавно родила, сказала Маше: "У неё, конечно, хороший ребёночек. Но наш Янечек лучше!". Ещё бы! Одни глаза чего стоят!

Именно тогда, гуляя с коляской в чахлом скверике, именуемом по-ленинградски садиком, она и придумала своему сыну всю его дальнейшую жизнь. В деталях и красках.

Как он вырастет. И будет играть на скрипке. Рояль уж очень громоздкий. Большая сцена. Полный зал. Взрослый Янек во фраке и в белой бабочке. Кланяется. А потом несёт ей ворох букетов.

Или нет. Не так. Вот идёт она по улице. А ей встречаются знакомые. И говорят, какой её Янек замечательный доктор. Тоже хорошо.

А потом он женится. Не сразу, конечно. На скромной девочке. Из хорошей еврейской семьи. Чтобы родители - приличные люди. И сама девочка умела бы всё. Правда, даже в мыслях любая девочка уже виделась ей не подходящей для Янека.

Мечты разбивались об реальность. Маша хваталась за них, как за спасательный круг. Мысли о прекрасном будущем для неё и её мальчика не давали уйти на дно. Держали и давали силы просыпаться каждый день.

Янек много болел. То кашлял, то сопливил, то расшибался. Хорошо, что Вера Яковлевна выручала. Бегала за ним по первой просьбе в садик. Забирала его к себе в комнату, пока Маша с мужем были в институте. Помогала так, как родные не помогали. И всё приговаривала Янеку на ухо, что он самый лучший. И нечего быть, как все. Ничего хорошего их этого не выйдет.

Янек рос в комнате-пенале, которую когда-то выгородили из большой комнаты господской квартиры. За фанерной стенкой жили родители. Барство. Целых полторы комнаты на трех человек. Вера Яковлевна занимала одну, но большую комнату в самом конце длинного коридора. Рядом с коммунальной кухней. Маша подозревала, что когда-то квартира принадлежала её семье целиком, а после уплотнили.

Муж совместный быт осваивал с трудом. Ему, блокадному ленинградскому ребёнку, многое было не понятно в поведении жены. Он всё время мерз. Ей было душно. Тоненькая красивая девочка, смотревшая только на него, стала смотреть таким же взглядом на сына. Ребёнок оказался не тихой милой куклой, а неугомонным, бойким и шумным. Но узнавать в мальчишке свои черты было отрадно.

Рассыпалось всё как-то банально. Если кажется, что муж пахнет чужими духами, то это не кажется. А если к этому добавляется ещё и алкоголь, то совсем тошно.

Мария была девочкой провинциальной, но гордой и с принципами. Обнаружив, что её годы идут вперёд, а второкурсницам по-прежнему восемнадцать, она собрала вещи и сына и уехала к родителям. Для начала в отпуск. Муж, как было ею задумано, мириться не приехал. Каяться не спешил.

Глава 3

3.

Бог защищает бедняков,

по крайней мере, от грехов дорогостоящих.

Образ отца истаял быстро. Как весенний грязный снег на крышах гаражей вдоль железной дороги, по которым они с Пашкой носились весной. Остались только обрывки воспоминаний.

Склоненная кудрявая голова над шахматными деревянными фигурами на доске. Чёрный король с обломанной короной. Это Янек его погрыз. И массивные часы с металлическим браслетом на запястье.

Как отец закатывал рукава рубашки, берясь что-то починить в доме. Ведь, кажется, умел и делал всё.

И последний раз, когда Янек ждал, что он придёт. Но напрасно. Мама тогда сердилась и тянула его за руку. А Янек просил подождать ещё чуть-чуть.

Из трех моделей поведения в стрессе: замри, беги, бей, у Яна Горовица напрочь отсутствовала первая. Замри - это было точно не про него.

Воспитательница детского сада, которой нравился маленький черноглазый живой мальчик, называла его непоседа-Янек. Хорошее было время. Если бы не тихий час - цены бы ему не было.

Учительница, которой не нравился ученик, не умевший усидеть пятой точкой на одном месте, называла только по фамилии. Иногда смачно добавляя слово "бестолочь". Несмотря на его совсем небольшой рост, она усадила Яна на последнюю парту. Но ему с галёрки было даже удобнее. Никто не трогал особенно.

Мама приходила на родительские собрания всегда с гордо поднятой головой. Выслушивала про очередные проделки Янека.

Дома Янеку, конечно, влетало. Сначала от усталой мамы. Про "её сплошное расстройство". Потом от деда. Про то, что "мужик сказал, мужик должен сделать" . А потом сверху от бабушки. Что если не будет как следует стараться, "поедет к бабе Риве в Одессу, будет на Привозе ботинки чистить" .

Чистить ботинки Янек, конечно, совсем не собирался. Перспективы Пашкиной родни тоже не улыбались. Но он точно не знал, чего бы хотел в жизни. Двор у них был разношерстный. Часть квартир отдельные, а часть - коммунальные.

Янек среди местных мальчишек занимал достойное место. Не как Илюша, которого все называли "притырочный". Тот мог горланить полчаса снизу "Мама! ", а когда его мама таки выглядывала в окно: "Ну, что ты хочешь?, говорил: "Мама, позови папу".

И не как лопоухий Мишка, у которого мамаша всё время врала. Легко и непринуждённо. Безо всякого умысла и цели.

Когда Янека попросили помочь её Мишке по математике, она остановила их у подъезда и так, чтобы все слышали, сказала: "Миша, иди возьми в холодильнике курицу, поешь и иди помогай Янеку с математикой" .

Янек предложил другу подождать, пока тот будет есть ту курицу.
- Ты с ума сошёл? У нас дома только хлеб и килька.
Ели они в тот день пирожки с капустой, что нажарила Янекова баба Рая.

Жили все приблизительно одинаково бедно. Мамы и бабушки шили-перешивали вещи. Что-то вязали себе и детям. Деликатесы в доме водились по большим праздникам, когда деду, как фронтовику, полагался "продуктовый заказ". Палка сырокопченой колбасы, шпроты или даже икра, горбуша в банке, сгущёнка, венгерский горошек и болгарский консервированный перец.

Особым деликатесом была жареная картошка с томатным соком. Трехлитровые банки стояли в ряд на полке в магазине. Картошку упоительно жарила бабушка, а потом Янек и сам научился. Брать ломтик, макать его в сок и только после этого класть в рот - вот это было удовольствие!

Глава 4

4.

Прочитав в газете,что Марадона подписал

контракт с клубом на пять миллионов,

Рабинович велел сыну бросить мучить скрипку

и пойти поиграть в футбол…

Учитель физкультуры Анатолий Викторович Лебедев, которого все в школе звали просто "Конус" за форму лысины, уже давно приметил этого мелкого темноглазого пацана из четвёртого класса.

Как воробей, ей богу. Мелкий, жилистый. Но побежит - и никто его догнать не может. Так ногами перебирает, как пропеллер от вертолёта. Техники никакой. Только мелькают в воздухе разбитые мальчишеские коленки и острые локти.

- Горовиц! Иди сюда!
- Что, Анатолий Викторович?
- В субботу за школу побежишь. Шестьдесят метров и потом ещё восемьсот. Сможешь?
- Смогу.
- Давай сейчас один круг в своём темпе. Только локти вдоль туловища двигай, - Лебедев засек время.

Так Янек впервые в жизни выиграл. Да не что попало. А районные соревнования. Хотя на старте ужасно стеснялся своих дешёвых черных тренировочных штанов и кедов с грязными шнурками. Но обойти ребят, которые были явно крупнее, было особым удовольствием.

Он был не в курсе ни одного из нормативов. Просто слышал, как "Конус" орал на старте: "Давай, Янек!", и побежал, постепенно набирая скорость, оставляя за собой соперников. А перед ним была белая полоска дорожки стадиона и ветер в лицо. Красота!

- Горовиц! - окликнула его в коридоре староста класса подлиза Спиридонова.

Янек нехотя обернулся. Потом завязал шнурок на кедах и только после этого подошёл.
- Чего тебе, Спиридонова?
- Ты будешь теперь за спортивный сектор отвечать.
- Тебе надо, ты и отвечай.
- Вредина ты, Горовиц! И зазнайка! А ещё чемпион!
- Некогда мне, Спиридонова. Или тренировки, или общественная жизнь.
- Ты ж пионер, Горовиц. Общественное должно быть выше личного.
- А за школу бегать, это разве личное? Я ж не себе выигрываю.

Спиридонова отстала. Накапала, конечно, классухе. Та нажаловалась Лебедеву. Но "Конус" был твёрд. Не Спиридонова же районные соревнования выигрывает.

Правда, попытки Янека зафилонить домашние задания по случаю подготовки к городским стартам, тренер пресек сразу.
- Хорошо учиться - обязательное условие.
И Янек покорно таскал с собой учебники, чтобы успеть прочитать нужные параграфы.

Самым преданным болельщиком оказался Пашка. Он сидел на самом верхнем ряду стадиона, пока Янек нарезал по нему утренние круги. Лузгал семечки, что взял в местной торговки бабы Любы "на попробовать". Кутался в тоненькую куртку не по размеру. И с умным видом щелкал секундомером, невесть откуда притащенным.

- Ворованный? - кивнул на "луковицу" Янек.
- Ты чо! Батин! Он же спортсмен у меня.

Пашка сплюнул сквозь зубы, как бы подтверждая, что серьёзен, как никогда. У Янека так плевать не выходило. Он не стал спорить. Пашиного папашу он знал исключительно как чемпиона по "литерболу". Но раз друг сказал, то значит, спортсмен. Всякое в жизни бывает.

Мама к его занятиям спортом относилась скептически. Полагая, что если бы спорт был полезен, то приличные еврейские дети занимались бы именно им. А не музыкой, к примеру. Но Янека не удалось пристроить ни к одному музыкальному инструменту. Заставить его что-то делать против воли было невозможно, а догнать - нереально. Оставалось смириться и периодически охать на эту тему.

Дед же, напротив, хвалил внука за успехи.
- Давай-давай, тренера слушай. Делай, что говорит. И через "не могу" делай. Толк он от одних способностей не возникает. Чтобы результат был стоящий, иногда тысячу раз надо повторить, как надо.

Глава 5

5.

Наставляй юношу согласно пути его,

и он не уклонится от него

и когда состарится. (еврейская мудрость)

Летом в жизнь приходили обычные мальчишеские радости. Загнать Янека домой было нереально. Вся жизнь была во дворе. Футбол. Гитары с тремя блатными аккордами у ребят постарше. Домино и починка всем коллективом многострадального жигуленка у мужиков.

Ещё был велосипед. С зеленой покоцанной рамой. Давняя мечта Янека. Своего у него не было. Чей был этот, непонятно. Но катались на нём всем двором. Потом все вместе подтягивали цепь и ровняли "восьмёрку" на переднем колесе.

Бабушка готовила пирожки и выдавала внуку сразу кулёк. Они с Пашкой успевали схомячить это на двоих раньше, чем выходили из двора. Путь лежал на пустырь. Там были отличные огромные пни. В них они, насмотревшись кино "Одиночное плаванье", бросали ножи. Иметь свой ножичек было делом чести любого куйбышевского пацана.

Тут Пашка поначалу лидировал. У него получалось ещё и ловко крутить ножичек между пальцами. Но когда дело дошло до мишени из фанеры, которую они специально раскрасили гуашью, Янек явно попадал ближе к середине.

Зато он никогда не играл в ножики на деньги. Хотя Пашка звал. Тому удавалось добыть иногда целый рубль. Матери не отдавал. Покупал им с Янеком по мороженому. Для друга не жмотился, тем более, что Янек всегда делился. Сдачу прятал в тайник.

Тогда же Янек впервые сам проявлял фотопленку, превратив ванную в фотолабораторию. Увеличитель ему отдал сосед. А фотоаппарат "Vilia" у Горовица был давно. Бабушка подарила. Его он в руки никому не давал.

Фотографировал всё подряд. Людей во дворе. Машины. Деревья. Пашку, сидящего на дереве и плюющего сверху шелухой. Его мелкую сестрёнку Таньку. И дворового пса Дозора.

Пёс вообще-то был не ничейный. А дяди-Федин. Дядя Федя был местным дворником. Жил в служебной квартире на первом этаже.

Янек рос обычным советским подростком. Национальный вопрос обходил его стороной, насколько это возможно.

Но родственники так или иначе появлялись на его горизонте. Взрослые в разговорах иногда переходили на идыш, но Янек их всё равно отлично понимал. И мамино горестное "шлимазл" тоже. В школе было достаточно учителей евреев. После эвакуации многим некуда и не к кому было возвращаться в Минск, Киев, Одессу, Смоленск.

Иногда дед брал Янека в тир или в биллиардную. Именно дед Давид научил его стрелять из воздушки. Опыт у деда был фронтовой, который , как известно, не пропьешь, пара сбитых фрицев стрелком-радистом на Пе-2. Правда, из пулемёта. Но Янек науку усвоил. Целился спокойно. Вдох делал легко. Курок спускал уверенно.

В биллиардной ему было позволено смотреть, как играют взрослые. И пробовать потихоньку самому. Дед, опять же, не столько рассказывал, сколько показывал. Так доходчивее.

Как и всем, Янеку хотелось иметь собаку. Как у Электроника. А ещё лучше - овчарку. Но собаку Янеку не разрешили. У бабушки аллергия. Приходилось тискать Дозора. Тот принимал внимание с благодарностью. И команды все знал. Янеку казалось, что в глазах собаки он может прочитать всё, о чем тот думает.

Глава 6

6.

Издали все люди неплохие.

На осенние каникулы Янека взяли с собой в Одессу на свадьбу к родственникам. И тогда Ян впервые услышал, что он "горе еврейского народа". А ведь ничего не предвещало.

В огромный банкетный зал приехали чинно. Кудри свои Янек причесать, правда, не дал. Но оделся в лучшее. Мама с бабушкой при параде. Дед дома остался - ему в смену на завод. Не до праздников.

Родственников оказалась тьма тьмущая. На восьмой "тёте Мире" и девятом "дяде Боре" Янек перестал пытаться сопоставить, кто и кому кем приходится. В общем и целом он представлял себе их генеалогическое дерево примерно до третьего колена. Знал поимённо тех, кто погиб в Одессе в румынскую оккупацию и тех, кто был на фронте.

Троюродных братцев Леню и Эдика даже видел до этого, возможно, трижды в жизни. То, что они младше его на год, давало преимущество по умолчанию.

Первый день Янек еле пережил. Пока все ели и говорили тосты, было ещё нормально. Янек, сидя между мамой и бабушкой не мог сбежать, но утешал себя скорой перспективой торта. Сладкое он любил. А торт на свадьбе, где все из штанов выпрыгивают, чтобы показать, кто круче, просто обязан быть вкусным.

Торт ожидания не совсем оправдал. Всё-таки бабушка пекла вкуснее, не жалея сгущёнки и какао.

На второй день все собрались там же. Стало совсем кисло. Кормили нормально. Но скучно было невероятно. Взрослые разговоры, про Фиму ГазВода, имевшего прозвище по своему месту работы в павильоне "Соки-воды" , который пристроил своего младшего в армии недалеко от дома хлеборезом, на чьей свадьбе, собственно, и гуляли. Жених вместо казармы вкусно кушал торт и танцевал с невестой.

Или про тётю Мину, у которой имелся какой-то волшебный рубщик мяса на Привозе. И про совсем дальнего родственника, которому за взятку поставили диагноз "шизофрения", чтобы он был не годен к службе.

Рядом с папой жениха пританцовывал мужик в военной форме с погонами подполковника с нарядной дамой наперевес.
- Фима, мне ж за связь с тобой или полковника дадут, или посадят, - шутил.

Обсуждали взрослые и, как говорили в новостях, "международную обстановку".

Янек все думал о том, что если бы хотя бы половина того, чем все родственники хвасталась друг перед другом, было правдой, то в стране давно был бы коммунизм.

Все дети были, как один, талантливы, просто вундеркинды. И только его мама на вопрос: "А на чем играет ваш Янек? ", чуть не ответила: "На моих нервах!". Но вовремя сдержалась. И поведала, что Янек таки чемпион по бегу. Это почему-то мало впечатлило.

Чтобы как-то себя развлечь, Янек сходил на разведку. Что тут где. Внизу был обнаружен УАЗик. Внутри сидел злой сержант. По всему видно, голодный. Янек сгонял до стола. Вынес бедолаге бутербродов и ситро.

Этажом выше банкетного зала оказался большой детский магазин. Хвостом за Янеком туда увязался и толстый на радость своей бабушке Эдичка. В руках держал взятый со стола пирожок.

Когда все гости снова поели и выпили, начались танцы. Бабушкина двоюродная сестра, которую все звали почему-то просто Сарочка, хотя весила она дай боже на полноценную Сару, вытащила на сцену свою внучку. Якобы юное дарование. Внучка пела. А её бабушка от восторга притоптывала ногой в такт. С огромным энтузиазмом. Всем своим немалым весом.

Янека не хватило надолго. Раздражало ещё то, как бабушкина сестра смотрит в их сторону. С превосходством. Мол, вот какие у меня дети! Дочь скрипачка, внучка - певица будущая. Не то что вы - халамидники*.

И если бы всё ограничилось одной песней, Янек бы и не возражал. Поёт, так пусть. Ему не жалко. Но ровно через одну мелодию его четвероюродная сестра снова появилась на сцене. А её бабушка принялась притоптывать в такт. Всё выразительнее.

Восторгов родственников по поводу вокала Янек не разделял. Поэтому решил использовать данные разведки. В магазине, на счастье, уже начали завозить новогодний ассортимент. Идея неугомонному Янеку пришла быстро. Хлопушки - дело копеечное. Разобрать - пара минут.

В следующий заход восторгов по поводу пения своей внучки, бабушкина сестра притоптывала всё так же бодро. И на серную головку хлопушки наступила так, как надо. С нужным усилием. Грохот, искры, дым... Следовало ожидать, что сдадут Янека эти двое - Ленечка и Эдичка, только минуту назад просившие дать им тоже бросить хлопушку. А сейчас тыкающие в Янека пальцами.

- Аз ох ун вэй! Мишиге коп!** - орала родственница из-за дымовой завесы.

- Киш мири ин тухес унд зай гезунд !*** - не остался в долгу Янек. Да ещё и так, что слышали все. Его слово просто обязано было быть последним.

Мгновенно протрезвевший подполковник вытаращился на Янека.
- Будущий диверсант растёт... Дай только бог, чтобы наш...

- У всех дети как дети! А у меня... горе еврейского народа, - причитала мама.

Подполковник разглядывал Янека, будто впервые увидел. Парень явно соображает, дай бог каждому, никого и ничего не боится. Это будет совсем не удивительно, если его слова сбудутся.

*оборванцы

**Ох, горе! Сумасшедший!

***Поцелуйте меня в зад и будете здоровы.

Глава 7

7.

На этом свете меня огорчает только одно – то, что нужно становиться взрослым.

​​​Антуан де Сент-Экзюпери

До восьмого класса Янек учился, как все. Не лучше, не хуже. Очень старался слушать учителей. Хотя с каждым днем выдерживать эту нудятину становилось всё невыносимее.

На тринадцать лет он получил от бабушки с дедом в подарок часы. Его персональные. Наручные. Механические. На тонком мальчишеском запястье под школьной синей формой они смотрелись элементом взрослой жизни. Когда он одернул манжету рубашки над часами, мама как-то странно посмотрела на него, а потом вдруг всхлипнула и отвернулась.

Дед тогда философски заметил, что тринадцать лет - это большая дата для мальчика. * Ян не очень понял, почему именно тринадцать. До вручения паспорта было ещё три года. Но сам семейный праздник был, как обычно, с тортом и скромным угощением.

Только вот разговоры за столом стали более напряжённые. Перебирали всех родственников по всем возможным линиям. Кто и где сейчас живёт. И теперь вместо Черновцов и Киева проскакивали Хайфа и Нетания, а потом ещё Сан-Диего и Сан-Хосе.

Янек почему-то представлял этих "Сан-Хосе" и "Сан-Диего" не городами, а дядьками - латиносами в смешных ярких мексиканских шляпах с широченными полями.

Говорили ещё что-то про климат, явно лучше, чем в Куйбышеве. Дед ещё пошутил, что не зря Куйбышев раньше назывался Самара, что почти как Самарра - бывшая столица Израильского царства.

Тогда же вышел скандал с учительницей русского языка, поставивший жирный крест на всех усилиях Янека по отношению к учёбе.

К сочинению по "Герою нашего времени" Ян Горовиц подошёл со всей серьезностью. У него ушёл целый вечер, который вполне можно было провести с большей пользой для себя, и четыре тетрадных листа в линейку. Когда тетради с проверенным работами раздали, в конце сочинения стояла размашистая красная двойка.

Янек озадаченно посмотрел на оценку. Потом проверил, его ли это тетрадь. Сомнений не было. Сочинение на четыре листа было в наличии. И вот такое... Без отметок об ошибках.
- Ирина Тимофеевна, можно вопрос? - попытался быть вежливым расстроенный Янек.
- Чего тебе, Горовиц?
- За что у меня в тетради стоит "два", а в сочинении не отмечено ни одной ошибки?
- Я работу, написанную таким почерком, даже читать не буду. Ты на одной ноге стоял, а второй писал? Мыслитель нижних конечностей? Только бегать хорошо получается?

Янек насупился. Удар по самолюбию был будь здоров. Отвлекла от этого разговора подготовка к областным соревнованиям.

Ребята постарше, выслушав горестный рассказ младшего по команде, дали совет, который Янек использовал при первой же возможности. В следующей сданной на проверку тетради было написано коротко: "Вы не читаете. Я не пишу."

Спорт стал занимать всё время Янека. И в лёгкой атлетике успехи были неоспаримые. Горовиц немного, но вырос. Скорости выросли вслед за ним.

На весенних каникулах он поехал на соревнования по лёгкой атлетике в Москву. Большой город, как-то придавивший морально почти всех друзей по команде, очень впечатлил Янека. Огромное количество людей и машин. Жизнь! Энергия! Это не затихающие к восьми вечера рабочие кварталы теперь уже Самары.
Они вернулись домой к концу каникул в отличном расположении духа. Привезли командный кубок. Общая победа ощущалась как-то даже острее, чем индивидуальные достижения.

Утром первого учебного дня у Янека было замечательное настроение. Ещё накануне в поезде они травили с пацанами школьные байки. Мысль о том, как обычно с размаху всем телом плюхается на стул химоза Эдита Вацловна, посетила голову Горовица по касательной. Но план созрел, они ещё до Самары не доехали.

Разбор четырёх хлопушек много времени не занял. Четыре ножки учителского стула были отлично заминированы. Эдита Вацловна впорхнула в класс, насколько позволяло её объёмное тело. И привычно упала на стул.

Хлопок. Дым. Шок. Крики. Кто это сделал, учительница ни минуты не сомневалась.
- Горовиц!!! Дневник!
"Хотел взорвать класс" (зачёркнуто)
"... школу" (зачёркнуто)
"... Эдиту Вацловну Гинзбург"

Но в школу никого не вызвала, сказав, что знания её предмета были-таки продемонстрированы.

Мама, прочитав это послание во всю страницу, снова запричитала. Янек покорно выслушал весь её обычный репертуар. Бабушка тоже подливала масла в огонь. Перспектива чистки ботинок на Привозе была, видимо, самой страшной её фантазией относительно будущего внука.

Дед слушал молча.
- Папа, и что ты молчишь? Как мне растить этот шлимазл, скажи? Какое у него будущее? Как у его Пашки, чтоб он был здоров?
- Мам, ну Пашка-то тут причём? - вставил слово Янек.
- А при том, что скажи спасибо, в милицию тебя не сдали. Папа, сделай что-то уже! Что из него вырастит? Диверсант? Тот вояка на свадьбе напророчил, чтоб у него звезды с погон попадали!

Дед дал Янеку показательный подзатыльник.

- Только я не понял, зачем химичку-то? Со своими же у тебя нейтралитет. Чего не литераторшу? - спросил, когда они остались наконец вдвоём. - Тебе стрелять надо тренироваться, - произнес примирительно, - Пошли в тир, будущий диверсант, пока открыто.

*13 лет - у иудеев возраст религиозного совершеннолетия.

Глава 8

8.

Шахматы - отличный вид спорта. Ходишь сидя и пытаешься обхитрить соперника.

​​​"Замри" в репертуаре Горовица существовало, только когда он готовился сделать нужный кадр, делал вдох, чтобы метнуть нож в мишень, выстрелить из воздушки в тире по три копейки за выстрел, ну и перед ударом по шару на бильярде.

Нравилось ему эта точность. Щелчок - и потом будет память. Отпечатается на плёнке момент, который никогда уже не повторится. Бросок - и нож полетит так, как ему велели мышцы его кисти. Нажал на курок, и пулька со звоном бьёт в чёрное окошко мишени, та падает с грохотом. Удар кием - и шары на зелёном поле столкнуться с ярким звуком и покатятся ровно так, как он рассчитывал.

"Беги" он освоил быстро и качественно. И использовал как безотказный метод ухода от конфликтов. А ещё это повышало самооценку и его рейтинг в глазах одноклассников. Угнаться за ним некоторые ещё пытались. Но всегда безуспешно.

Особенно радовало, когда это были хорошо экипированные ребята постарше и пофактурнее. Янек к своим четырнадцати всё так же оставался мелким и жилистым. "Ни кости не вырастил, ни мяса не наел," - сетовала бабушка.

Рано или поздно нужно было бы освоить "бей". Тем более, что кино с Брюсом Ли уже крутилась в видеосалонах. И пацаны постарше тоже махали руками во дворе, издавая странные звуки и копируя актёров.

Ограниченный контингент советских войск из Афганистана вывели. Появились в городе "афганцы". Они и раньше приходили из армии. Но как-то открыто себя не проявляли. Вернулся "из-за речки" и сын дяди Феди. Аж майор-пограничник. Комиссованный по ранению. Он наблюдал за этими мальчишескими "Кия!" с усмешкой.

Новость, что сын дяди Феди открыл секцию карате, и туда берут всех желающих старше 12 лет, облетела окрестные дворы быстрее, чем Гагарин вокруг Земли.

Пацаны потянулись на тренировки стройными рядами. Правда, надолго хватило не многих. Оказалось, что никто не собирается учить их разбивать пяткой кирпичи прямо на первом же занятии. Что нужно терпение.

Янек, который терпеть не мог быть как все, никуда поначалу не пошёл. Но тренер увидел его сам. Сначала во дворе. Горовиц бросал нож в мишень с разворота. Вообще-то, он вовсе не собирался выпендриваться. Но Пашка нахвастал пацанам, мол, Янек умеет круче, чем вы. Пришлось подтверждать. А то считали бы друга треплом.

Следующий раз Алексей Фёдорович Симонов, отставной уже майор, увидел чернявого парня на стадионе, где сам бегал по утрам. Попробовал догнать. Но этот нахал только прибавил скорость. Значит, не заливали пацаны, что Янек Горовиц - чемпион по бегу. Бежал он действительно быстро и технично. Не догонишь. А ведь ещё подросток.

- Эй, парень, стой! Поговорить надо!
Янек на следующем круге сделал перерыв. Подошёл. Глянул снизу вверх на массивного тренера. Симонов протянул пацану руку. Тот пожал. Неожиданно крепко.

- Я видел, ты ножи метаешь.
- Умею немного. Дед показал.
- А кто дед?
- Был стрелком-радистом. На заводе пока работает.
Симонов соображал. Отца, значит, нет.
- В секцию чего не пришёл?
- А должен был?
- А чего по-еврейски вопросом на вопрос отвечаешь?
- Так, непонятно. И я еврей, - Янек насупился, приготовился нахамить.
- Аааа, - Симонов озадаченно почесал затылок, - Приходи. Из тебя толк выйдет. Если хочешь, конечно. И с ножами... С двух рук научу. У меня там, - он мотнул головой, - на том берегу, был такой "экипаж еврейский боевой". Все, слава богу, целы. Придёшь?

Янек напрягся, соображая, про какой он берег.* Потом дошло. Оглядел мужика с ног до головы. Ничего так. Нормальный вроде. Можно верить.

- Посмотрю. У меня вот секция лёгкой атлетики, - Янек кивнул на свои кеды, - а кимоно я не знаю, где брать.
- Не надо ничего. Обычные штаны тренировочные. И босиком. Жду. В восемь, - и тренер снова первый протянул ему ладонь.

О том, что он теперь будет занят в восемь вечера по понедельникам, средам и субботам, Янек сообщил матери.

- Ох, вей из мир! Карате? Скажи мне, горе моё, зачем еврею карате? Ты ж не японец и не китаец!

- Маня, замолчи уже свой рот! - перебил её дед, - Пусть он учится драться! Поверь, еврей он или не еврей, но иногда надо ударить раньше, чем ударят тебя.

*граница между СССР и Афганистаном проходила по реке Пяндж.

Глава 9

9.

Молодость и мудрость редко пересекаются. Но только старики могут показать молодым дорогу.

Карате оказалось полной противоположностью бегу. Это было и про "замри" тоже. Но из уроков физики Янек знал, потенциальная энергия превращается в кинетическую. Надо сначала замереть, а потом удар будет точным. Нет, на разминке они тоже бегали. Но это другое. Только чтобы мышцы чуть разогреть.

- Хорошо. Стой. Стопы в пол впечатай. Земля тебя держит, не уронит. Оттолкнись от неё. Она большая, в ней силы много, - приговаривал тренер, - Руку выноси в одну точку. Не болтай ей в воздухе. Представь её. И резко бей.

Янек пытался сконцентрироваться. В воздухе точка "ловилась" плохо. Это злило. Неудачи явно выводили из равновесия. Тогда на плечо ложилась большая ладонь тренера.
- Нормально всё. Дыши. И ещё раз.

Симонов всегда сам держал черную кожаную "лапу" с красным кружком, чтобы Янек бил точно в цель. И приглядывался к парню.

Лексикон у Горовица был обширный. Дворовыми словами владел виртуозно. За словом в карман не лез. Отбривал только так. На подлете. И всегда оставлял за собой последнее слово. Иногда на своём языке. Но так произносил свой "ихес-тухес", что сомнений в смысле не оставалось.

Через месяц Янек уже вполне прилично падал не только на мягкий кожаный мат, но и на пол, и грамотно ставил блоки руками.

- Падать и вставать - это главное. Количество падений должно быть равно количеству подъёмов! Голова нам нужна, чтобы думать! Блокируй! Береги мозги!

Тренер видел, как легко Ян утрачивает интерес к тому, что уже освоил. И как жадно поглащает новое. С ровесниками в паре Горовицу стало скучно. А вот соперники покрупнее - это, видимо, грело самолюбие.

Ребята в раздевалке говорили, что то, что показывает Алексей Фёдорович, это не карате вовсе. А боевое самбо. Которое для гражданских вообще-то запрещено. Но никто не мог это ни подтвердить, ни опровергнуть.

По весне пришла посылка из Одессы. В коробке были тонкие вафельные пресные листы. Так бывало каждую весну. Но почему-то не в одно и то же время.
- Так Пейсах же, - произнёс дед, откусывая мацу.

Деда Давида Исаковича не стало рано утром. Приходил какой-то человек в чёрной шляпе, когда бабушка выпроваживала заплаканного Янека в школу.

Обратно после уроков он бежал домой бегом. Словно боясь не успеть. Головой ещё не до конца понимая, что произошло. Во дворе, не видя ничего перед собой, врезался в тренера.

​​​​​​- Что случилось? - Симонов держал Янека за плечи, тот поднял на него глаза. Нет, слез сейчас не было. Но ясно, что беда.

- Дедушка Давид....
- Ясно. Пошли.

Бабушка опешила, увидев на пороге Алексея Фёдоровича. Тот сунул ей в карман красную бумажку *.
- Ох, нет, молодой человек...
- Возьмите. Не побрезгуйте, - выдохнул Симонов, - Что помогать?

*10 рублей

Глава 10

10.

Миллионы снов, и луна в облаках,

Миллионы слов на любых языках,

Это словно падать с большой высоты,

Это всё ты, это всё ты.

Это было похоже на взрыв. На затмение. На ураган. На попадание пули со смещенным центром. В глаз, потом в мозг. И в сердце на разрыв. Сразу. Без подготовки. Без возможности даже глотнуть воздух, чтобы спастись.

В зал после тренировки каратистов пришли гимнастки. Уселись стайкой на лавочки. Захихикали, разглядывая парней в белых кимоно. Тоненькие. С длинными шеями и гладкими прическами. В чёрных гимнастических купальниках. А у этой кудряшки пушистые вокруг лица. Глаза- вишни. Будто неземная вся. Особенная.

Янек застыл на вдохе. Замер. Глаза работали, как узкофокусный объектив. Видел только её. Остальное размыто. Неважно. Несущественно.

Удар он пропустил. Зато видел, как она ахнула, приложив узкие ладошки к щекам.
- Янек, морду вытри, герой! - тренер дал платок, посмеиваясь.

А Горовиц был сейчас готов всем бошки пооткручивать, кто смеет смотреть на это чудо и ещё и ржать аки кони. Чтоб не марали даже взглядом. И мыслями не смели касаться.

Подумал, что это хорошо, что бабушка недавно ему сшила самое настоящее кимоно. Брала на вечер посмотреть готовое, как скроено и где прострочено. Где-то добыла льняную жёсткую ткань. Шила на машинке, качая педаль ногой и откусывая нитки. И сделала. Янек сам пришил на грудь красную эмблему клуба с иероглифом. И пояс у него уже не белый, как у новичков, а уже темно-коричневый. До недавнего времени приходилось брать кимоно на выступления в клубе. Теперь же он смотрелся почти принцем.

В тот день Янек даже пройти мимо не смог. По стенке и в раздевалку. Куда ж потному к ней... То, что девчонки со своих тренировок тоже выходят, хоть выжимай, даже не думал. Всё земное вообще было не про неё.

Теперь это была еженедельная пытка. Ждать, когда в конце их тренировки распахнется дверь, и войдет она. Усядется в уголочке, вытянув вперёд ноги до самых носочков, и будет смотреть, как он работает в паре. Держать концентрацию становилось на пятьсот процентов труднее. Глаза хотели смотреть только на неё.

Её звали Дина. Дина Дашкевич. Английская спецшкола. На год младше него. Янек уже узнавал. Её имя даже произносить вслух было не обязательно. Оно звучало в голове звонким колокольчиком. Ди-на... Ди-на... И все мысли улетали в небо.

Парни в раздевалке ржали. Советы давали. От нормальных до ниже пояса. Янек скрипел зубами. Они, конечно, придурки. Но обидеть его здесь точно никто не хочет. А её... Её он не даст никому обидеть... Пусть только взгляд косой кинут.

- Горовиц, у тебя растяжка ещё, - напомнил тренер.
- Да, сэнпай. *

Янек покорно пошёл к шведской стенке. С растяжкой у него получалось хуже, чем хотелось бы. Остальное удавалось почти играючи. Координация, сила. А вот шпагат этот треклятый... Он встал боком к стенке. Закинул одну ногу на планку не очень высоко.

Тут случилось то, чего он совсем не ожидал. Вдруг подошла Дина. Встала напротив него в паре метров к той же стенке. И тоже положила ногу на планку. На одну выше, чем у Янека. Глянула на него из-под длинных тёмных ресниц.

Янек с трудом устоял. Коленка вдруг сама затряслась. Но сил хватило. И он аккуратно переложил ногу на один уровень с Диной.

Она хмыкнула. Улыбнулась уголком рта. И в одно движение переместился ногу ещё выше.

Янек понимал, что предел его возможностей близко. Но показывать себя слабаком - нет уж! Хоп. Его нога тоже там же.

Неизвестно, чем бы их дуэль закончилась. Её позвали.
- Дашкевич, нечего глазки строить. Начинаем тренировку!

Глава 11

11.

Победители и влюбленные

никогда не болеют

Цезарь

Сразу было ясно, что Дина - "птица не его полёта". Мама преподаватель политологии в университете. Папа какой-то чин в горисполкоме. Она сама - вополощение давней маминой мечты. Скромная девочка из приличной, даже очень приличной семьи.

Где она и где он. Безотцовщина. Мама - инженер-плановик в "почтовом ящике", а бабушка - кассир в местном доме культуры. Халамидник. Как есть... Сарочка, чтоб ей вкусно не кушалось в её Америке, права.

Но когда тебе всего-то семнадцать, разве есть мысли, “что ты можешь ей дать"? Хватило бы смелости просто в глаза ей смотреть. За руку взять. Дрожать как осиновый лист, когда твоя ладонь совсем близко от её руки. А они просто бредут из спортзала по парку. Не замечая ни дороги, ни погоды, ни людей вокруг.

Янек перчатку не надел. Но апрельского накатившего на город холода совсем не чувствовал. Его пальцы горели огнём. И до Дининой ладошки были какие-то жалкие сантиметры. Она чувствовала то же самое. Это Янек знал. И сомнений не было.

Когда она вдруг сделала шаг чуть в сторону, обходя камешек, руки вдруг встретились. Коротнуло обоих. Щеки вспыхнули. Пальцы сцепились, спаялись. Дина тихо охнула. Янек сцепил зубы и зажмурился. Такие яркие были ощущения.

У Яна на носу были выпускные экзамены. Пять предметов. Два письменно: математика и русский. Три устно. Янек выбрал физику, химию и информатику. Учителя, конечно, присвистнули. Мол, куда спортсмен такие серьёзные предметы. Но химичка неожиданно его поддержала. И помогала готовиться. Информатику пришлось учить прямо в школе. Там было десять чахлых компьютеров. А с физикой помогал, как ни странно Пашка, учившийся годом младше. И не то, чтобы он сам что-то понимал. Но терпеливо проверял Янека, когда тот по памяти проговаривал определения и формулы, с умным видом перелистывая страницы учебника.

Перед экзаменами полагались ещё военные сборы. Полоса препятствий, марш-бросок и зачёт по метанию гранаты.

Военрук раздал хэбэшные полевые комплекты. Велел пришить подворотнички. Кирзачи, портянки. Всё это надо было принести утром к нулевому уроку.
Домой Янек после уроков не попал. Пообедал в школьной столовой. И со всем скарбом пошёл на тренировку по карате. Время до тренировки ещё было.

Симонов посмотрел на его поклажу. Усмехнулся в усы.
- Надевай.
- Зачем?
- Надевай, сказал.

Янек оделся. Ощущения были странные. Форма села на него так, будто на его плечах ей самое место. У Горовица пальцы подрагивали, пока застегивал.

Неловко переступил босиком. Как наматывать портянки, он не знал.
- Сюда смотри внимательно, - тренер присел на корточки перед учеником, - Вот этот край сюда. Потом наматываешь. Закрепляешь. Понял? Пробуй.

Намотать правильно получилось уже со второго раза. Симонов кивнул.

Потом пришло время ремня. Майор затянул правильно. Видно было, что сам волнуется.

- Вот так. Чтоб, когда всё на себя навесишь, не терло, - одобрил, - А то знатоки там все...,- вроде как сам себе, - Всё. Давай. Переодеваться. Время.

Дома Янек снова достал форму. Сел пришивать подворотничок, отобрав это дело у бабушки.
- Ты мне говори, как надо. Я должен сам.
Пришил. Снова оделся.
- Вэй из мир! Янкеле! Форма! Видел бы дед! Давид, ты его видишь? - бабушка подняла глаза к небу.
- Ох... Янкель..., - мама стояла в дверях, - взрослый ты какой.

Вот если бы метали ножи, а не гранаты, Янек совсем не волновался бы. Всё, что бегом - это он легко. Даже с полной выкладкой. Это он ещё всем пацанам перед стартом велел портянки правильно перемотать.
- Скажите, полковник, вы где набрались таких знаний? - пошутил Серёга Матвеев.

"Полковником" Янека прозвали за непримиримый характер, как у героя Валентина Гафта в фильме "О бедном гусаре замолвите слово". Горовиц "пулям не кланялся, начальству тоже".

- Ты мотай давай. Старт скоро. Вон, левую переделывай. Натрет. А зачёт по последнему человеку.

Добежали они все. В норматив уложились. Правда, толстого неуклюжего Пафнутьева пришлось под задницу заталкивать на "стену" и потом на себе тащить до финиша.

Рухнули на землю. Ещё гранаты. Это у Горовица слабое место. Потащились на рубеж. Три попытки. Лучшая в зачёт.

Первую Янек бросил плохо. Вторую лучше, но не тот результат.
- Горовиц, соберись! - орал военрук.
- Полковник, где ваша мотивация? Представь, что воооон в тех кустах сидит наша русичка, - Матвеев умел подобрать в нужное время нужные слова.
Янек зло сощурился. Размах. Бросок. Граната просвистела в сторону кустов на три метра за границу оценки "отлично" .

- Зачёт, Горовиц!

Глава 12

12.

Ударил первым я тогда,

так было надо...

Тренеры снизили нагрузку, чтобы он мог готовиться к экзаменам. А у него в голове был туман. Ди-на... Ди-на... Ощущение её ладошки в его руке. Ничего больше.

Только однажды он был у неё дома. И одет был прилично. И разговаривал вежливо. То, что у Дашкевичей оказалось дорого-богато, не стало неожиданностью. Родители Дины глянули на него мельком. Вернее, это Янеку показалось, что они его толком и не разглядели.

Май вдруг одарил ярким солнцем и летним теплом. Ещё пару недель назад кутались в шарфы. А теперь можно было загорать на Волге на пляже. Играть в волейбол на песке. "Последний звонок" позади. Впереди экзамены и скорая свобода от школы.

Янеку бы догадаться, что не просто так Дина беспокойно оглядывается. Не смотрит в глаза.

В понедельник всё было как всегда.
Конец тренировки. Пришли гимнастки.

Дина прошла мимо, задев худеньким плечиком.
- Осторожнее будь, - шепнула, ещё больше бледнея. И глянула снизу вверх на Янека так, что у того сердце замерло.

Хотелось схватить её за плечи, затрясти. Узнать, что случилось. Но она прошла на свое место, старательно больше на него не оборачиваясь.

Возле зала ждал Пашка. Курил. На карате он не ходил. Говорил, что у него терпелки и дыхалки не хватит. Но Ян ему, конечно, показывал азы.

На самом деле Пашка по вечерам помогал грузчикам в мебельном. Зарабатывал копейку, чтобы сестре хоть что-то из шмоток купить. Сам донашивал за братом.
- Это что у тебя? - Янек кивнул на круглые палки, торчащие из Пашкиной сумки выше его головы.
- Это карнизы. Брак. Мне разрешили взять. А то у нас занавесок нет. Оборвали всё. Хочу сделать - пояснил хозяйственный Пашка.

Возле парка встретили одноклассника Горовица - Серёгу Матвеева. Тот из бассейна ехал. Втроём двинулись в свой район. К физике готовиться. Стемнело.

Им дали уйти довольно далеко от зала. Видимо, чтобы свои на помощь не прибежали. Их было пятеро. Двое загородили дорогу. Двое обошли со спины. Один остался в трех шагах позади своих.

Кино, не кино. Гоп-стоп? Не похоже. Что с них брать? Мокрые плавки Матвеева? Парни намотали ручки спортивных сумок на руки и встали спина к спине. Больше им, пожалуй, и нечем было отбиваться. Не тапочками же для душа.
- Едрена-батона, - сквозь зубы процедил Пашка, сплевывая окурок на землю.

Щелчок раскладного ножа было слышно ясно. В свете фонаря блеснуло лезвие.

Нож из руки одного из нападавших Пашка сбил одним ударом того самого круглого карниза. Достал, как саблю из ножен.

Будь у Пашки и Янека ножи, может, и натворили бы они глупостей.
- Ходу! - Пашка заорал, как умалишенный, и размахивая карнизом, кинулся вперёд.
Янек с Серёгой за ним, пользуясь паузой.

Прорвались и сшибли с ног того, что стоял отдельно. Помчалась со всех ног. Остановились и отдышались уже в своём дворе.

- Ох, Пашок, ну ты, блин, смесь ниндзи с д'Артаньяном! , - истерически ржал Матвеев, - Повторить можешь?

Как Пашка ни пытался ещё раз ловким движением дёрнуть длинную палку из сумки, не выходило.
На всех накатил хохот. Адреналин выходил.

Янек весь вечер думал о том, что это такое было. И при чем тут Дина? Выходило, что она знала. И никакой этот не гоп-стоп. Не будь рядом Серёги с Пашкой, лежал бы он сейчас где-нибудь под забором. Против пятерых и с ножом даже с его навыками шансов практически не было. И это чудо, что они прорвались.

Глава 13

13.

Ничто так не взрослит, как предательство.

Борис Стругацкий

То, что Дина тут очень даже причём, сидело в голове и отравляло существование. Или не сама Дина. Логики в этом не было никакой. Он и за руку-то её брал всего несколько раз. Ну, сумку нёс с тренировки. В волейбол играли на пляже. И всё! Ничего больше не позволил себе.

В среду Матвеев ждал Горовица внизу возле лестницы. Янек всё не появлялся. Тогда Серёга поднялся в зал. Сел в уголочке на лавочку. Досмотрел тренировку.

Янек не торопился выходить из зала, поглядывая на дверь. Думал, Дина всё-таки придёт. Хотя, нет. Он чувствовал, что она не придёт. И она не пришла. Её привычное место заняла другая девочка.

- Что, полковник, вы сегодня не в духе? - попытался пошутить Серёга.

Вместо Дины в зале появились двое в милицейской форме. С оружием. Как последнее время стала ходить милиция. И тот самый кент, что в драке стоял отдельно.

Янек ещё раз посмотрел на него. Видел. Он видел его до этого. Возле вишневой понтовой девятки. Теперь вопрос в том, по их ли душу эта цыганочка с выходом. И тут интуиция не подвела.

- Эти? - сержант кивнул на Горовица с Матвеевым.
- Да, это они, - подтвердил. Он явно постарше. Хорошие джинсы. Кроссовки.
- В чём дело? - подошёл Симонов.
- Вот, товарищ пришёл с заявлением. Избили его вот эти двое. Ограбили.
- Много взяли?
Сержант сверился с бумажкой.
- Восемьсот рублей. Избили вот, - сержант махнул рукой в сторону синяка на роже у парня.

Янек точно помнил, что этому по роже целенаправленно не давал. Сбил с ног - да. Может, Пашка своей палочкой-выручалочкой двинул.
- Как фамилии? - выступил вперёд второй сержант.
- Горовиц.
- Матвеев.
Сержант дёрнул уголком рта.
- Матвеев, имя и отчество?
- Сергей Юрьевич.

Милиционеры отошли в сторону, тихо между собой поговорили, кивая на Серёгу.

- Алексей Фёдорович, позвоните отцу, пожалуйста, - Матвеев уже диктовал Симонову рабочий номер майора милиции Матвеева Юрия Павловича.
- Сейчас наберу. Ничего, пацаны, разберёмся. Я рядом буду, - Симонов пошёл в тренерскую звонить.

Видно было, как дёрнулся "потерпевший" . Побледнел. Сцепил пальцы.

Дядя Юра Матвеев был на месте минут через десять. Как его старый жигуль второй модели осилил такой забег, не ясно.

Сначала майор Матвеев разговаривал с одним из сержантов в тренерской. Янек дёргался. За него вступиться, если что, особо некому. Разве что, Симонов.
- Пацаны, топайте сюда быстро, - позвал их в тренерскую сержант.
- Заходите, - Юрий Павлович расположился за столом. - Рассказывайте, как оно было.

Выслушал версию ребят. Крякнул. Глянул на сержанта. Тот только плечами пожал, мол что я мог сделать, если заявление.
- Пишите заявление. Всё пишите. И про нож.

Пришлось скрипеть мозгами, вспоминая те несколько минут в деталях.

Ещё минут через пятнадцать они уже сидели в Матвеевских жигулях. "Жертву ограбления" заталкивали в милицейский бобик. Но уже не на пассажирское сидение. А в "обезьянник" сзади.

Следующие дни были похожи на дурдом. В милиции все стояли на ушах. В школе срочный педсовет. Готовили им характеристики.

Завуч, тряся мелкими кудряшками, вопила, что она всегда подозревала, что Горовиц бандит. А Пашка тот вообще потомственный. Слово взял Анатолий Викторович Лебедев. Он оглядел коллег.

- Во-первых, вы тут что-то перепутали. Что говорят документы? Что наши ученики умело противостояли банде из пяти нападавших. Или вы испугались, что у их главного мама в ГОРОНО? Во-вторых, когда надо было отчитываться о спортивных успехах, Горовиц всем был хорош. Кубки его весь коридор занимают. И в третьих. Про Павла Быкова. То, что у него отец с братом сидят, ещё не делает его плохим человеком. Он один дом тащит. И сестру. Мать с бабкой пьют. Кто из вас дома у них был? Ну? Что затихли?

В учительской действительно стало тихо.
- В общем, так, - Лебедев увесисто хлопнул по столу ладонью, - Я пацанов тут мордой об стол возить не дам. Нормальные пацаны. Хорошие.
- И я не дам. Помогать буду, сколько есть сил, - вдруг поднялась Эдита Вацловна.
- Согласна, - историчка Валентина Ивановна подала голос, - Это мы их должны защищать.

В результате характеристики в милицию всем написали приличные. Но нервов эта ситуация попортила вагон.

Сторона нападавших упорно настаивала, что ножа не было. Просто хотели попугать.

У "жертвы" свой блат был. В результате разошлись каждый при своём интересе. Желая поскорее забыть о существовании друга друга, если бы такое было возможно.

Глава 14

14.

Сталь закаляется покорно,ее расплющивает молот, ее из пламенного горна бросают в леденящий холод. И в этой пытке многократной рождается клинок булатный…

Экзамены Янек сдавал, как в горячечном бреду. Выныривая иногда на поверхность. Злой. Дерганый. Резкий. Будто кожу содрали. Всякое прикосновение - боль адова.

Её имя ещё звучало в голове, тревожным колоколом, а не радостным перезвоном, как раньше. Он оказался не подходящей партией. Даже близко чтобы не подходил. Кто так решил? Она сама? Хотелось верить, что нет. Не могла это быть игра. Или могла? Кто ответит? Кто решил, что должно с ними быть так, а не иначе?

Пожалуй, сейчас, попадись ему этот "потерпевший" , он мог бы и убить голыми руками. Но зачем? Ради чего? Ради неё ещё мог. А так... Только мараться. В сердце была воронка диаметром три метра. И туда засасывало всё. Эмоции, чувства, мысли.

Мама с бабушкой жались по углам. Не знали, как и чем помочь.
- Янкеле... Поешь, пожалуйста, - бабушка готовила то, что он любил. Но еда не лезла.

Хватило ума не трогать в доме стекла. Но дверь в шкафу он таки пробил кулаком. Не кирпич, конечно, только толстая фанера. Об кирпичи хотелось головой биться.

На все экзамены ходил, как в бой. Вместо оружия - одна ручка. Даже шпаргалки не писал. И всё же на сочинении снова нарвался на конфликт. Хотя вообще даже ни разу не пытался. У него на такие инициативы сил не было.

Ассистентка на экзамене в открытую объявила, что он списывает. Горовиц взорвался. Это было настолько напоказ и несправедливо, что он не утерпел.

- Хотите проверять шпоры - проверяйте у претендентов на медали. Вы же их тянете, - кивнул на нервно тасующую свои листы Спиридонову. Той завуч минут пятнадцать назад положила на парту исписанный лист.

Педагог не угоманивалась. Будто провоцируя на скандал.
- Полковник, молчи, - шипел Матвеев.
- Давайте спорить, - не выдержал Янек, - На деньги. Сто баксов. Если найдёте у меня шпаргалки. Если такие деньги у вас, конечно, есть.

Это было его откровенное хамство. Он знал, что бьёт по больному. Но и для него сумма была гигантская. Половина дедова наследства. Честь важнее денег. Пачкать себя подозрениями он не позволит.

Учительница пошла пятнами. К такому повороту событий она оказалась не готова.
- Ну, что? Обыскиваете?
- Сядь, Горовиц! И только попробуй списать!

Когда они уже вышли с экзамена, Серёга подошёл к Янеку.
- Янкель, вот ты чего полез на рожон? Она ж специально! Они тебе такое бы написали, что даже в приличную тюрьму с такой характеристикой не возьмут. Держись, брат. Как там у царя Соломона было написано?
- Всё проходит и это пройдёт, - выдохнул Янек, садясь на школьное крыльцо.

Если бы он курил, то сейчас было бы самое время затянуться.

Вечером сказали оценки. Напротив его фамилии стояла четвёрка.

На математику пришёл уже готовый к провалу. Но к середине работы в голове прояснилось. Завуч-математичка сидела тише воды. Написал. Сдал.

Вечером в списке снова была оценка "хорошо".

Информатику написал, вообще не заметил, как. Это было дело новое. Ему поставили пять за уверенный ответ.

Физику оттарабанил, как по писаному. Не зря Пашка с ним всё почти наизусть выучил. Задачка попалась за седьмой класс. Повезло. Прямо перед тем, как Янеку войти на экзамен, в коридоре про эту задачу рассказывал Пафнутьев. Четыре.

На химии Эдита Вацловна встала рядом с его столом, пока он готовился.
- Всё знаешь? - спросила едва слышно.
Янек кивнул.

По химии "отлично". Всё. Выдох.

Его б воля, не пошёл бы ни на какой выпускной. Но ради мамы и бабушки надел купленный в коммерческом магазине новый серый костюм. И галстук завязал.

На торжественную церемонию вручения аттестата пришел Симонов. Встал у стены, сложив руки на груди. И громче всех хлопал, когда директор произнесла: "Аттестат о полном среднем образовании вручается Горовицу Яну Аркадьевичу".

Мама с бабушкой, одетые в лучшее, утирали слёзы. Янек покорно дал себя сфотографировать. Сначала одного с аттестатом. Потом он в середине, мама с бабушкой с двух сторон. Потом он с тренером. Фотографии потом разлетелись в разные концы страны и света. "Наш Янкель совсем взрослый", - писала мама родственникам.

На пьянку не пошёл, хотя пацаны звали. Боялся дел натворить по пьяни. Тогда никакой дядя Юра не отмажет.

В школе тоже выдохнули. Всё же у них это было взаимно. Школа не очень-то жаловала Янека. Он терпеть не мог школу.

И всё. Завод у пружины кончился. Стало всё равно. Что за окном лето. И что жизнь где-то идёт. Организм исчерпал резервы. Ни на каких морально-волевых уже было не выехать.

Глава 15

15.

Нужно обязательно хоть раз в жизни полюбить, иначе вы так и будете думать,что это прекрасно.

Поступать Янек не стал. Просто никуда не понёс документы. Хотя ещё зимой мысли, что надо получить высшее образование, были.

Звонок в дверь квартиры. Кто это? Пашка обычно не звонит, тарабанит по привычке. Потому что у него в квартире звонка нет.

Янек отложил Пикуля в сторону, соскреб себя с дивана. Потащился открывать.
На пороге стоял Симонов.

- Ну, и как это называется, боец?
- Лето, товарищ майор.
- Что, совсем тухло?
Янек кивнул.

- Вы проходите, - сообразил, что держать тренера на пороге по меньшей мере невежливо. И потом, интересно, зачем он пришёл, - Чай будете? Бабушка пекла с яблоками пирожки.

- От чая не откажусь. И от пирожков тоже, - Алексей Фёдорович разместился на табуретке. В крохотной кухне стало тесно. - Чем занимаешься?
- Ничем. Читаю.
- Что читаешь?
- "Соловецкие юнги", "Моонзунд", "Честь имею".
- Пикуль? Нравится?
- Не нравилось бы - не читал.
- Не дерзи, - осадил Янека Симонов, - Я с миром. Ни одна девочка на свете, даже самая прекрасная, не стоит загубленной жизни.
- Это неправильно. Женщина должна стоить больше, чем жизнь мужчины.
- М-да... Хорошо. Переформулирую. Эта конкретная девушка не стоит того, чтобы ты себя зарыл. Надо пережить. Встать. И дальше пойти. Помнишь, с чего мы тренировки начинали?
- Встать столько раз, сколько упал?
- Верно. И потом, ты сейчас думаешь, что такая вот ситуация только у тебя. Помнишь, я как-то тебе говорил, что у меня был еврейский экипаж?

Янек снова кивнул. Он помнил их первую встречу с тренером, будто это было вчера.

- Ну, так вот. Их было трое. Лева, Хаим и Мойша. Такая вот весёлая компания из Одессы. До армии они даже знакомы не были. Я когда их увидел первый раз, вообще не мог понять, что эти трое в армии-то делают. Интересно?

Янек налил чай. Достал пирожки. Уселся напротив. Решил, что никакая информация лишней не будет. И если уж тренер решил что-то рассказать, а делал он это не часто, значит оно того стоит.

- Лёва..., - Симонов взял пирожок, - Слушай, а вкусно! Ну, так вот. Лёва - мастер спорта по стрельбе. Снайпер. Гибкий, как кошка. Ходил бесшумно. Тоже несчастная любовь. Застукал свою зазнобу на пляже с другим парнем. Чуть не утопил обоих. В Америке теперь живёт. Где-то на ранчо учит туристов стрелять.

Симонов взял ещё один пирожок.

- Хаим, значит. Такой, знаешь, коренастый парень. Разряд по дзю-до. Мама в универсаме работала. Папа закройщик в центральной ателье. Сам учился в медучилище. Влюбился. В женщину на восемь лет старше и с ребёнком. Говно со всех сторон до небес кипело! И женщина там себя некрасиво повела. Ушёл в армию санинструктором.

Янек отхлебнул чай. Примерил ситуацию. Ребёнок? А каково ребёнку-то было? Сначала мать с отцом, получается, ссорились. Потом у матери парень. И ним не вышло... И у Хаима проблемы были, пожалуй, не меньше, чем у него.

- Женился потом через год после дембеля. На другой, - среагировал тренер на удивлённый взгляд Янека, - Я был на свадьбе в Одессе. То ещё зрелище!
- Могу себе представить, - буркнул Горовиц, - Опыт есть.
- Там тоже на свадьбу явились друзья жениха прямо в афганке? И распугали весь местный бомонд?
- Нет, я там взорвал тётю Сару.

Симонов расхохотался.
- Серьёзно? Взорвал? Чем?
- Новогодней хлопушкой, - пожал плечами Янек, мол, чего тут удивительного.

- М-да, думал я, что ты на Мойшу похож. Но, получается, ещё больше, чем мне казалось. У того, правда, была только мать. Бабушка умерла. Дедом он звал вообще соседа по коммунальной квартире. Я, честно скажу, когда эта команда прибыла, я спросил старшего, где он взял это убожество. А парень, метр с кепкой в прыжке и на роликах. Но крепкий, зараза. В теннис оказывается играл. После курсов ДОСААФ водил всё, что движется. И тоже, представляешь, любовь-морковь, завяла ботва. Этот духов рвал. А не тётю Сару. Тоже в Америке сейчас. Мать увезла. Так вот, эта команда всегда на боевых выходах была, а не на кухне сидела. И целая в полном составе вернулась.

- Моя тоже хотела, - вынырнул из своих мыслей Янек.
- Чего?
- Мама. В Америку. Но там у нас прямых родственников нет. Только в Израиле. А там опять стреляют. Мама туда не хочет.
- А ты?
- Я не думал пока. Мама хочет. Бабушка говорит, что уже один раз эвакуировалась. И теперь тут помирать будет. Получается, что не один я - "горе еврейского народа"?
- А кто тебе такое сказал?
- Вообще-то, мама. Но там на свадьбе один военный был. Так он сказал, что я будущий диверсант. Шутил так, значит.

- Хм, шутил, говоришь? Может и не шутил. Поглядим. Тебе когда восемнадцать? В январе?
- Да. Четырнадцатого.
- Я думаю, не стоит тебе эти месяцы дурака валять. Поговорил тут со своими. Во-первых, тебя возьмут в спорт школу вести детские группы. Это какие-никакие деньги. А во-вторых, на курсы кинологов можно пойти. Мой отец говорил, тебе собаки нравятся. Будешь готовый "гавчик".
- Кто? - не понял Янек.
- Инструктор службы собак. Ещё говорят "хвост". Ну, как? Годится план?

Глава 16

16.

На абсолютную и бескорыстную любовь способны только дети и собаки.

С августа Янек начал работать тренером. Оказаться "по другую сторону" было интересно. Он разглядывал мальчишек у себя в группе. Неужели он тоже был таким? Вот точно же не был.

- Встали в планку! - командовал он, - Животы втянули, задницу опустили. Горизонтально стоим!

И сам вставал перед всеми учениками. Если сам не делаешь, ни за что тебе мальчишки не поверят. Это Горовиц знал по себе. Не бегай с ними Конус по три километра, не стой майор Симонов спарринги, не ценил бы и не уважал бы он так своих тренеров.

Теперь уже он был сенпай. 1 дан чёрный пояс. И к нему обращались по имени и отчеству. Звучало очень странно. Но горящие глаза мальчишек, глядящие на него с надеждой и восхищением, давали невероятную энергию.

Первую зарплату принёс маме с бабушкой. Уже новыми деньгами. Те почему-то плакали.

Чувствовал, что снова не оправдал их надежд. Мама, понятное дело, хотела, чтобы он получил высшее образование. Сам для себя Янек этот вопрос не закрыл. Скорее, отложил. А там, глядишь, станет понятнее, на кого учиться.

Вопрос с Диной закрылся в августе. Девочки-гимнастки обсуждали, что Дина с родителями уезжает в Америку. И её английский лорд тоже. Что ж... Скатертью дорога. Сравнение её кавалера с лордом всплыло случайно. Услышал песню Розенбаума.
"Ей же нужен английский,
С иголочки, лорд
Или тот, что в «Мгновеньях» играет."
И чем отличается английский лорд от гусарского полковника?

Вот и сложилась картинка. Только он никак не мог понять, зачем он-то ей понадобился. Для чувства власти? Для разнообразия? От скуки? Или правда чувствовала всё то, что в её глазах отражалось? А потом вдруг испугалась потерять благополучие. Или родители популярно объяснили её перспективы рядом с ним.

Вот и приплыли. К вполне взрослому вопросу: "Что он мог ей дать?"

Может, и хорошо, что ничего между ними не успело случиться. И без этого было худо.

Кто говорит, что время лечит? Янек чувствовал, что это не правда. Время не лечило его от потерь. Особенно от тех, которые он не мог внятно объяснить. И понять, что же он сделал не так. Эти потери разъедали изнутри, как ржавчина.

Вот и ещё одна "дырка" добавилась. На допризывной комиссии, ещё в пятнадцать лет, врач, глянув в его дело, как-то мельком бросила военкому: "Странно, обычно еврейские семьи - крепкие." И ведь не собиралась его задеть или обидеть. Но расковыряла рану.

Чем он такой неправильный? Что в нем не так, что они предпочли жизнь без него? Что им не нужна оказалась его любовь. Сначала отцу. А теперь и девочке с именем-колокольчиком.

Ситуацию можно было, как выражался Пашка, запить. Кстати, Пашка не пил вообще и совсем ничего, крепче кефира. Янек себе не позволял алкоголь, потому что теперь ходил заниматься со служебным собакми. А там не то что спиртным, тройным одеколоном пахнуть было нельзя.

Глава 17

17.

Собаки, как и люди, бывают глупыми и умными, но люди не бывают, как собаки, всегда и до конца преданными.

Им преподавали всё. От физиологии до психологии. Несколько раз возили на стрельбище. Дали пострелять из пистолета и автомата. Это, конечно, не воздушка в тире.

Служебные собаки - особое дело. Хоть и не новое совсем. Показывали и учебные фильмы о разных методах подготовки собак для разных целей. Эти методы не всегда отличались гуманностью как к самим собакам, так и к "моделям". От исторических кадров, снятых немцами во время второй мировой, Янека тошнило потом неделю. И была мысль больше в питомник не ездить. Он не сможет быть с собакой жестоким. А то, что творили с людьми тренированные рвать человека на части собаки, долго снилось по ночам.

Позже стало ясно, что жестокость и не потребуется. Пограничные собаки, хоть и очень разные, но тренируются очень медленно. А значит, радикальных методов можно избежать.

Сначала были только теоретические занятия. Группа совсем небольшая. Всего семь человек. У всех, как и у Горовица, приписка в погранвойска. Но у остальных ребят был опыт содержания своих собственных собак. Янек осваивал всё с нуля. Чем кормить. Как мыть.

К самим собакам пока не допускали. Дали посмотреть, как работает предыдущая группа. Там ребят было только четверо.

Отрабатывали задержание в разных вариантах. Невозможность взять оружие - овчарка виснет на кисти руки. Удержание на месте стоя. Собака держит пасть в районе паха нарушителя. Сбивание нарушителя с ног. И удержание лёжа. Янек очень остро представлял себе, что сейчас чувствует тот парень, что в "дрескаче" - специальном стеганом пальто, изображающий нарушителя. Когда зубы овчарки рядом с горлом.

"Жужи", как называли служебных собак, были очень разные. Каждая со своим талантом. Одна больше годилась для охраны. Другая - для поиска.

Оказалось, что спецслужбы используют не только образцово-показательных немецких овчарок, но и вполне внешне декоративных пуделей, спаниелей и даже шпицев. На таких никто никогда и не подумает. Гуляет себе милый старичок с такой собачкой. И подозрение не вызывает. А овчарка - это ещё и немного моральное давление.

Янек непроизвольно сравнивал тренировку детей и собак. Выходило похоже. Сказал. Дождался выполнения. Похвалил. Много слов, оказывается, не нужно. И детям достаточно красноречивого взгляда.

Янек шёл мимо школы. Той самой. Английской и блатной. Это была его личная форма мазохизма. Но деваться некуда. Другой дороги нет. И каждый раз нужно идти здесь. Иногда ему даже мерещилось, что это Дина идёт впереди с подругами. Сложно ли это? Ещё как! Но он переживёт. Должен пережить.

На площадке гуляла группа продленного дня. Мальчишки стайкой залезли на поваленное дерево. Довольно высоко. Среди ребят Янек узнал своих учеников.

Под деревом, размахивая руками и призывая мальчиков спуститься, бегала воспитатель ГПД. Её вопли не имели никакого эффекта. Янек нахмурился. Нет ничего плохого в том, что парни на дереве. Но эта женщина несёт за них уголовную ответственность. Если сейчас кто-то полетит вниз - она в тюрьму может сесть. Её волнение понятно. Он подошёл ближе.

- Парни, - окликнул своих.
Те обернулись, узнали тренера. Замахали руками, загалдели, как птенцы.
Янек только поднял вверх брови. Примерно так, как это делал Симонов, когда был кем-то недоволен. Потом махнул рукой, мол, всем вниз.

Мальчишки посыпались с дерева, как горох. Воспитательница благодарно заохала.
- Вот спасибо! А я кричу-кричу. А толку ноль. Вот что значит - мужское слово.
Янек только улыбнулся.

Глава 18

18.

Есть только миг между прошлым и будущим,именно он называется жизнь...

К вопросу о личной жизни Янек предпочитал не возвращаться. Особенно в обсуждении с мамой и бабушкой.

Если бабушка только говорила, что всё ещё наладится, то мама предлагала практические способы выхода из ситуации. Её деятельная натура требовала выхода.

- Янкеле, надо тебя с приличной девочкой познакомить. Вот я знаю у Звавичей...
- Не надо.
- Что, не надо? Хорошо, не надо Звавичей, их девочка может и ленивая. Давай познакомим с дочкой Эхтмана. Там у Якова такая девочка! Ох, вэй! Очень-очень приличная.
- Мама, не надо приличных и кошерных. Мне уже лучше неприличные. Меньше нервов. И дешевле обойдутся.
- Вот что за горе на мою голову!
- Мама не надо брать дурное в голову, а тяжёлое в руки. Голова ещё пригодится.

Он уже хотел было посоветовать маме самой с кем-то наконец познакомиться. Но вовремя промолчал. И без того она огорчается. А через несколько месяцев их с бабушкой надо будет оставить одних. Тут, конечно, Пашка присмотрит. И Симонов, если что вдруг, прикроет.

И ведь странное дело, как только Янеку стало совсем не до девушек, они начали буквально виснуть на нем. То, что он нравится девчонкам, оказалось полной неожиданностью. Считавший себя гадким утенком Янек вдруг оказался в центре женского внимания.

Особенно старалась инструктор по аэробике, которая вела вечерние женские группы. Бывшая спортивная гимнастка с узкими бёдрами, широкими крепкими плечами и чуть длинноватыми руками. И сказочным именем Василиса. Как её сокращать, если что вдруг, Янек никак не мог понять. Не Вася же!

Она ходила вокруг Горовица кругами. Смотрела пристально. Внимание к себе привлекала. И, кажется, то, что Янек оставался равнодушен ко всем этим "танцам с бубном" вокруг своей персоны, вызывало только больший азарт и желание добиться цели.

Впрочем, после новогодней тренерской вечеринки Янек уже не особо сопротивлялся.
Биологическая и механическая составляющие процесса были освоены, а потом и закреплены. Не единожды. Девушка оказалась опытная и настойчивая. Только вот ни поэзии, ни музыки Янек в этом процессе не обнаружил. Эстетики особо тоже. Что ж, может когда-нибудь ему это и удастся. Пока ощущений достаточно. А любовь... Что это вообще такое? Помешательство? Химическая реакция? Неспособность здраво мыслить?

На курсах близились экзамены. Призыв был уже вот-вот. На свое восемнадцатилетие Янек получил от мамы с бабушкой часы. Надел так, чтобы циферблат был на внутренней стороне запястья. Так дед носил ещё с войны.

Глава 19

19.

Дефицит - он и в армии дефицит.

За весну у Янека было аж три медицинские комиссии. Районная, городская окружная. Больше даже не врачи, а какие-то тесты с огромным числом вопросов. Потом всё. Сборный пункт. И вперёд. Голове было прохладно без привычной густой шевелюры.

Группу свою детскую оставил на другого тренера. Мальчишки не удержалась, повисли на нем все одновременно. Обещали писать ему в армию. Кто-то даже смахивал слёзы. Янек очень старался улыбаться. Но это было совсем не просто.

С вечера накануне заходил Анатолий Викторович. Потом Алексей Фёдорович заглянул. Оба тренера руку Янеку пожали. Ну и велели оставаться собой. Сказали, что верят в него.

Маму и бабушку дома обнимал коротко. Никаких проводов. Пытался смотреть на них строго, когда обе начали всхлипывать. Бабушка всё же шептала что-то на идыш, когда он уходил. И, конечно, сунула с собой еды. Янек сначала отнекивался. Но взял. И не пожалел. С пацанами поделился.

Пашка только, дурак, докараулил, пока автобус не двинулся из ворот военкомата. Бежал рядом, подпрыгивал до окна. Ладонь к стеклу припечатывал. Орал.

Пацаны в автобусе порадовалась. Янек был горд, что его так провожают. Поездом их команду привезли аж в Екатеринбург. Туда уже приехали "покупатели".

- Так, бойцы, кто у нас "хвост"? - высокий сухощавый прапорщик оглядел новобранцев.
Парни засмеялась.

- Я - "хвост", - поднялся Янек.

Лицо у него было серьёзное, ржач стал громче.
- Отставить смех! Фамилия!
- Горовиц.
- Что закончил?
- Самарскую ШСС*.
- И диплом есть?
- Да, есть.
- Не "да", а "так точно" . Привыкай. Ты в армии.

- Этот мой! Пусть только попробует Василенко его перехватить! - крикнул дежурному, - Мне без "хвоста" велено не возвращаться! Дефицит.

После такого диалога все вокруг притихли. На Янека смотрели теперь уважительно.

Прапорщик уже искал личное дело Янека.

Нашёл. Открыл. Почитал. Ещё раз внимательно посмотрел на потенциальную "покупку".

- Горовиц! Ко мне.
Янек подошёл.

- В Дальнереченск поедешь. Там своя ШСС. Формально положено так. Все готовые инструктора там сначала. И кто со своей собакой. Там устав, строевая, огневая подготовки. Потом откомандируем на заставу . Если там есть, с кем работать, то будешь эстафету принимать. Или вернёшься в питомник за новеньким. Понял? Инструкторы для заставы на вес золота. Но особо нос не задирай. Хотя тебя, судя по анкете, голыми руками не возьмёшь. Да, Ян Аркадьевич?

- Так точно, товарищ старший прапорщик.

Из Екатеринбурга до Дальнереченска ещё трое суток. Уже в форме. Поездом до Хабаровска на сухпайке, потом военным вертолётом.

Сопровождающий старший прапорщик передал Янека начальнику Школы служебного собаководстве, как трофей.
- Вот, смотрите. Я его Васильченко не отдал.
Горовицу было приятно чувствовать себя ценным призом. Но это ж только начало.

*ШСС - школа служебного собаководства

Глава 20

20.

Привет с тех мест, где нет невест.

Где плац стучит под сапогами.

Где молодость затянута ремнем

и девушки считаются богами...

Жизнь в армии здорово прочищала мозги. Не оставляла времени и сил на анализ и переживания.

Жизнь по жёсткому распорядку поставила организм в рамки. Подъем, зарядка, завтрак, занятия, обед, занятия, ужин, отбой. Свободного времени минимум.

Через три недели он уже был под присягой.

В Школе служебного собаководства, хоть и армия, но без дуростей. Всё подчинено делу. Никого просто так копать "отсюда и до обеда" не заставляют.

Спецов берегут. Но и спуску не дают. А с собаками плохие люди работать не приходят. Среди инструкторов почти нет экземпляров с неустойчивой психикой. Их, говоря языком питомника, выбраковывают. Собаки не врут. Но и собакам не соврешь.

А начальство оказалось адекватное. Со снабжением, конечно, беда. Офицеры сами без довольствия. А собак надо кормить. Причём одной кашей не обойдёшься. Нужно мясо. Овощи. Лекарства специальные.

Поэтому начальник школы договорился с колхозом. Бартер. Солому брал в вольеры, мясо, овощи. Солдаты и офицеры работали в поле. Помогали с ремонтом фермы. Не артачились. Надеяться можно было только на себя.

Жена начальника сообразила. Завела кур и кроликов, сделала огороды на задах полигона.

- Ох, мать, будет нам с тобой "по самые не балуйся", если какая проверка, - качал головой начальник, обходя всё это хозяйство.
- А мальчиков, детишек и собачек проверяющие будут кормить? Или тебе отвечать? - парировала "мать", которой самой-то тридцать лет только недавно исполнилось.

Посадили капусту, картошку, морковь. Ягодные кусты. Жены офицеров всё лето варили, солили, мариновали всё, что где выросло. Щавель, крапиву, ягоды. Всё потом шло на общий стол. Питались семьи тоже в столовой. В местном сельпо было давно шаром покати. Офицерские положенные в довольствие продовольственные пайки тоже шли в общий котёл вместе с солдатскими и собачковыми.

В столовой перловка с курицей, значит, у собачек тоже она. Начальник с женой едят салат витаминный, значит, у собачек сегодня морковь свежая. Плюс к каше на костном бульоне.

Янек про себя отметил, что собак никто ни разу не назвал грубым словом. Только "собачка". Изредка - "жужа".

У него, кроме ухода за "детским садом" - щенками до четырёх месяцев, была ещё огневая подготовка и марш-броски в полной выкладке. Учили, как правильно передвигаться с оружием. Как позицию для стрельбы выбирать. Погранцы в окопах не сидят. И служба у них боевая каждый день. Стреляют не по мишеням и не в тире или на полигоне, где противник всё же учебный.

Впервые Янек застегивал на себе настоящий "лифчик". Подсумки на три рожка, карманы для гранат, на поясном ремне штык-нож, фляга с водой и саперная лопатка. Сразу вспомнил науку Симонова, как ремень застегивать. А сзади ещё рюкзак десантника.

Про то, что опасность реальна, всё время говорили офицеры на занятиях.

Собак учили, как передвигаться на любом виде транспорта рядом с инструктором.

Увлекательно было наблюдать, как тренируются конные инструктора в паре с собаками. На седлах впереди - специальное место для собачки. Она должна лежать там, даже если лошадь идёт в галоп.

В последние два месяца в учебке Янеку дали выбрать питомца. Его реально трясло, пока ходил и выбирал из подростков того самого. Кто будет рядом.

На самом деле Горовиц знал, кого выберет. Ведь даже бросая жребий, человек точно знает, чего он хочет. Чтобы выпал орёл или решка. Янек хотел в напарники восьмимесячного Тима. Того, что заглянул ему не в глаза, а в душу.

На заставу в Забайкалье на стык трех границ России, Монголии и Китая, Горовиц прибыл в звании младшего сержанта. На поводке у него был его лучший друг.

Глава 21

21.

Служи по уставу - получишь честь и славу.

До заставы Янек с Тимом добирались почти трое суток. Сначала всех, кто ехал по заставам, привезли в Хабаровск. В грузовике отсидели себе задницы. Но так умотались, что спали все на полу вповалку. Инструктора и собаки вместе. Тим собственнически поворачивал морду к своему инструктору. Ложился спиной ко всем остальным. Обнимал одной лапой.

Хорошо, что остановки делали по собачьему регламенту. В данном случае отношение "как к собаке" было точно лучше, чем как к человеку. На собак была рассчитана и вода, и отдых.

В Хабаровске разместились отдельно. Хоть и называли места, где живут "хвосты", кошарами, но там всегда народу меньше, чище и комфортнее. Инструктора жили рядом с собачьими вольерами, а не в казарме.

Из Хабаровска АН-24 их закинули в Могочу.
- Грузимся, бойцы, пока погода, - орал, перекрикивая шум винтов, сопровождающий, - Как говорят тут, бог создал Сочи, а чёрт Могочу.

С Янеком уже летело только двое ребят с собачками. Псы вели себя прилично. Понимали, что началась служба. Только от звуков работающих двигателей всё равно жались к ногам.

А вот из Могочи вертолётом добрались до Борзи. Уже оттуда Горовица с другом забирал зампотех с заставы. Прапорщик Нестеров. Хмурый немногословный мужик. Янеку после двух фактически бессонных ночей тоже было не до разговоров.

Нестеров за всю дорогу сделал только одно лирическое отступление. Кивнув на указатель "Нерченск".
- Декабристов сюда сослали. На рудник. "Во глубине сибирских руд... " - это здесь.

Когда подъехали к воротам заставы, Янек смотрел во все глаза.
- Даурский погранотряд. Двенадцатая застава "Шахалинор", - объявил Нестеров и лихо, будто не провел за рулём много часов, подрулил к штабу.

Выгрузились.
- Дежурный! Принимай груз, - крикнул прапорщик куда-то внутрь.

Выбежал солдат с красной повязкой, стал вытаскивать из багажника ящики.

- Егоров, это в клуб, что просили. Остальное в гараж я сам отдам. Давай, боец, пошли в канцелярию. Сдам твоё дело.

Нестеров зашёл в кабинет с табличкой "Начальник заставы майор Васекин М. Б.".
- Давай, боец, заходи.

Янек переступил порог. Тим дисциплинированно сел рядом. Слегка качало после долгой дороги. Но перед начальником, аж целым майором, хорошо было бы стоять ровно. Стал докладывать по форме. Как учили.

Начальник, пока он докладывал, рассматривал их пристально. Чуть сощурившись. Потом стал листать дело. Страница за страницей. Потом назад. И снова. Выражение лица у него было странное.

- Дежурный! - крикнул после подробного изучения.
Снова тот же боец с красной повязкой.
- Младший сержант Егоров...
- Егоров, старшину Науменко ко мне. Рексом!
- Есть, старшину рексом.

Янек прикинул, что речь, видимо, всё же о собаке по кличке Рекс. Интересные у них тут выражения. Старшина - старший прапорщик, судя по погонам.

- Товарищ майор, разрешите? - появился на пороге кабинета действительно быстро. И явно бегом.
- Сядь, Петрович, и посмотри сюда - потыкал пальцем в документы, - Внимательно смотри.

Прапорщик листал дело. Брови у него ползли вверх. Он то и дело поглядывал на стоящего перед ними Янека.

- Вы, товарищ майор, хотите сказать...
- Никого тебе этот боец, - майор кивнул на Янека, - не напоминает?
- Ну... Честно говоря, после еврейского экипажа у нас таких больше не было.

У Янека аж глаза распахнулись.
- Товарищ майор, разрешите вопрос, - выдал он вслух.
- Ну, давай свой вопрос, боец.
- Вы ведь сейчас про экипаж? Это про Хаима, Лёву и Мойшу? - сначала сказал, а потом сам испугался, что не попал.

Но выражения лиц у майора и прапорщика были такие, что сомнений не осталось. Попал!

- Тогда вы, наверное, знаете майора Симонова Алексея Фёдоровича, - осмелел.

- День перестал быть томным, да, Петрович? Садись, боец. И откуда такие познания?

Пришлось рассказывать. Как тренировался у Симонова. Как в ШСС попал по его рекомендации. И как тренер сказал, что он ему напоминает бойца из еврейского экипажа.

- М-да... А говорят, чудес не бывает, - почесал затылок старшина, - Но ведь Мойша же! Один в один! Батя - глаз-алмаз!

- Симонов уже знает, где ты служишь?
- Нет, товарищ майор. Пока не сообщал.
- Ну, телеграмму дай матери. Скажи, чтобы тренеру адрес обратный показала. Он был начальником этой заставы. Потом Афган. А ты у нас, я так понимаю, с позывным Мойша теперь, - рассмеялся майор, - За старшиной в расположение шагом марш! Петрович, бойца на довольствие. Собачку определите сначала. Всё, что полагается. И обувь нормальную для "хвоста". Ноги не казённые. Сутки отдыха. Потом дела у Юрченко принимать. У него до приказа три недели всего. * Свободны!

*время до демобилизации ​​

Глава 22

22.

Крепче дружба - легче служба.

Застава совсем небольшая. Всё на виду. "Хвост" с дипломом только один - сержант Юрченко со своим Вестом. Им до дембеля три недели. И поедут домой в Томск. Остальные двое учатся на ходу.

Розыскных собак вместе с Тимом стало три. Это редкость. Обычно одна-две. Ещё три - сторожевые. Но так даже лучше, когда уйдут Юрченко с Вестом - не нужна будет срочная замена. Тим в собачнике прижился. И это было хорошо. Не хватало ещё с самого начала собачий конфликт улаживать.

Горовиц присматривался. И к нему тоже присматривались. Особенно на учебных занятиях. Янек всё никак не мог для себя решить, как правильно. Показывать всё, что умеет? Или придержать? Ну не промахиваться же специально. Хотя тут были штык-ножи. Они тяжёлые. Это не фитюлька Пашкина.

Янек крутил в ладони нож. Искал центр тяжести. Старшина Науменко смотрел на него, усмехаясь в усы. Прикидывал, может этот щуплый еврейский парень себя проявить, как боец? Или только как "хвост"? То, что по собакам он неплохой спец, Юрченко уже доложил. Не страшно на такого собачник оставить.

Замах. Бросок. Нож в центре мишени.
- Горовиц, ещё раз! Левой.
Янек взял нож в левую руку. Переставил ноги. Замах. Бросок. Чуть хуже. Но всё равно девятка.
Вокруг бойцы стояли. Всем уже интересно.

- Вот же ж, Мойша! Только не говори, что с двух рук можешь.
- Не скажу, товарищ старший прапорщик.

Янек взял два ножа. Покрутил, прикидывал их на ладонях. Сделал три шага спиной к мишени. Разворот. Бросок. Оба ножа в девятки.

- Вот тебе, Татарин, и "хвост", - пихнул плечом младшего сержанта Егорова здоровенный ефрейтор.

Боец с русской фамилией и именем младший сержант Ярослав Егоров имел позывной "Татарин". А его приятель - ефрейтор Акимов - "Слон". Хотя ходил, зараза, абсолютно бесшумно. Скорее, как кто-то из семейства кошачьих. Но габаритов был действительно внушительных.

К вольерам с собаками, слава богу, никто бесшумно подойти не может. Но манера Акимова неожиданно и без единого звука вырастать за спиной первое время заставляла Горовица нервничать.

Ещё больше он разволновался, когда пришёл черёд занятий по армейскому рукопашному бою. Стало ясно, что Симонов таки учил их не только карате. Про чёрный пояс и первый дан было сказано в личном деле. Но абсолютно квадратный два на два прапорщик Синегрибов с позывным "Кингконг" это личное дело, ясное дело, не читал.

Чувствовать себя слабаком не хотелось. Понтоваться тоже не в его правилах. Парни все уже с подготовкой. Нового призыва вообще он один.

Против Янека поставили бойца чуть выше него ростом. Хорошо ещё, что не Акимова. Горовиц отвлёкся на то, что у соперника глаза разного цвета.

- Самара, давай! - болели остальные за своего товарища, а не за салабона.
Янека, понятное дело, задело. У него тут пока друзей не образовалось. Только Тим. Надо хоть потом спросить, это парень тоже из Самары?

Горовиц подавил злость. Сейчас стоило с холодным умом бороться. Дёрнул соперника на себя. Тот потерял равновесие. Упал под действием собственного веса. Поднялся. Потряс головой, как собака. Двинулся на Янека ещё раз.

- Мойша, давай! - узнал голос "Татарина".

- Клади его! - это уже "Слон".

Это было, ёлки-палки, приятно. Янек чуть не расслабился от радости. Ему прилетело ногой по коленям. Устоял. Нырнул под соперника. И таки уронил его, сев сверху.

Поднялся. Подал руку. Помог бойцу встать.
- Ну вот, а говорили, ты "хвост"! - пожал ему руку соперник, - Я Илья Самарин.
- Ян Горовиц. Я-то думал, мы земляки. Я из Самары.
- Почти. Ульяновск. Недалеко совсем. Ты где так научился? Каратист что ли?
- Было дело.

Подошли Егоров и Акимов.
- Костя, - Акимов протянул Янеку свою здоровенную ладонь.
- Ярослав. Я дежурил, когда ты прибыл, - Егоров и Горовиц тоже обменялись рукопожатием, - Слушай, а ты не в курсе, почему Батя Петровича вызвал по твою душу? Да ещё и рексом?
- Могу предположить. Но это не моя история.
- Надо полагать, Мойшей тебя Петрович и окрестил, - хохотнул Самарин.

Янек, который про позывные слышал много, предполагал, конечно, что у него будет какой-то героический позывной. Но тут уж не отвертишься. Мойша, значит Мойша. Уже и любопытство разбирало на него живьём посмотреть, на этого парня. Жаль, что тот в Америке. Но, может, ещё увидятся. Жизнь она такая...

Глава 23

23.

Кто любит, тот умеет ждать,
А ждать умеет только мать!

(из солдатского фольклора)

Очень быстро демобилизовался Юрченко. Долго не мог отойти от вольеров. Обнимал каждого пёселя.
- Ты, Мойша, береги их. Витамины не забудь. Прививки в марте.
- Я помню.
На самом деле сержант про прививки напоминал уже раз в пятый за сегодня, хотя это ветврачи отслеживают. Так волновался перед отъездом. Собакам тоже передавалось его настроение.

Вест лаял, прощаясь со своими собачьими коллегами и с заставой, где прослужил вместе с хозяином полтора года. Те дружным хором заливались в ответ. Горовиц еле их угомонил. Бойцы утром жаловались, что собачник не дал заставе спать.

Они как-то сразу стали понимать друг друга без слов. Такие совсем разные. Горовиц, Акимов и Егоров. Самарин немного отдельно. Васекин назвал их трио "Дружба народов", хотя Егоров с Акимовым, вроде как, оба русские. Но яркая близкая к восточной внешность Ярослава и взрывной характер очень подходили к позывному. Татарин и есть. Если шапку с волчьим хвостом и на коня - готовый воин-завоеватель.

На "Шахалиноре" был едва ли не лучший в округе учебный полигон. Там их гоняли и в хвост, и в гриву несмотря на погоду. Янек вспомнил добрым словом и учебку, где инструктора должны были бегать на одной скорости с собакой, и Конуса, дай бог ему трижды быть здоровым.

Бегал он сейчас с полной выкладкой не хуже, чем школьником за область. Егоров с Акимовым сдуру поначалу пытались держаться сразу у него за спиной. Как положено. Выдыхались в разы быстрее. Не признавались. Но Янек слышал по дыхалке. Пока тревоги учебные, пришлось соответствовать их темпу. Но было понятно, что если собака рванет, он побежит быстрее группы.

Правда, стреляли лучше Егоров и Акимов. Косте так вообще равных не было. Сибирский охотник. Снайпер.

На отрядных и окружных соревнованиях их тревожная группа брала призы. Горовиц с Тимом выступали ещё и отдельно.

Несколько раз Горовиц выступал не как "хвост". Васекин с хитрым лицом выставил его в рукопашном бою с бойцом с соседней заставы.

- Ты, Васекин, издеваешься? У тебя, что, приличных никого нет? Только "хвост"?

- А ты не торопись с выводами. Не кажи "гоп", пока не перепрыгнул. Чтоб у тебя все такие "хвосты" были, как Горовиц.

Вокруг ринга все орали так, что уши закладывало. Весь "Шахалинор" скандировал: "Мойша! Мойша!". Соседи хмыкали. Но не долго. Янек положил их бойца на одиннадцатой секунде. Никто так и не смог понять, куда ударил.

- Ну? Что? Съел? - потирал руки довольный Васекин.

- Ты этого ниндзю где взял?

- Где я взял, там нет уже. С тебя бутылка.

Пограничные сутки наступили ровно в 20.00. Новый наряд заступил на охрану государственной границы.

Вечером в казарме почему-то не было Егорова. На вопрос, где Яр, Костя плечами пожал.

Янек пошёл проверить кошару. Он сегодня там ночует. Тим крутился в вольере волчком. Лез мордой в руки, словно что-то сказать хотел. Горовиц проверил замки, свежая ли вода. Погладил каждого пса под ревнивое молчаливое согласие Тима. Каждой собачке, даже сторожевой и розыскной, нужна порция неформального внимания.

Тим свою порцию требовал с добавкой.
- Ну, что... Что ты мечешься?

А пёс будто указывал на дальний угол, где была каморка дежурного. Почти личный кабинет, типа тренерской. Две кровати, стол, лампа. По-походному. Но Юрченко обжился. В дальнем ящике стола был кипятильник и литровая кружка. Великое богатство. Формально даже инструкцию не нарушал. Кипятильник полагался по описи. Но не такой, а на ведро. Чтобы можно было сделать тёплую воду для собак. На такую стаю чайником из столовой не наносишь. Были здесь и ножи, миски. Доделывали собачий рацион всё равно на месте.

Янек шагнул в темноту каморки. И понял, что там кто-то есть. Поведение Тима стало понятным. Получается, что это Ярик. На совсем чужого Тим уже лаял бы так, что уши заложило. Горовиц зажёг лампу. Принюхался. Егоров спал, явно приняв на грудь приличный литраж. Из кармана торчал конверт. То, что в письме, можно было, в принципе, и не читать. И так ясно. Не он первый. Пришла беда, отворяй ворота. Виолетта, мать её за все места.

Девушку Егорова звали Виола. Или Вета. Ярик хранил в тумбочке цветное фото. Куколка, конечно. Светленькая, глаза огромные. И они вместе - очень красивая пара. Когда Ярослав уходил в армию, конечно Вета обещала ждать. И писала ему длинные письма своим красивым почерком. Письма для солдата - это важно. Неважно от кого. От родных, от друзей. Особенно ценно - от любимых, конечно. Видимо, таки завяла ботва, как выражался Симонов.

И вот теперь у друга явно беда. Янек скрипнул зубами. Женщины! Что ж вам надо-то от мужиков? Чтобы он всегда сидел рядом и заглядывал вам в рот? Чтобы можно было жить без забот? Для чего вам мужики? И не приходит в голову, что им тоже больно.

Янек был зол. Впору самому напиться. Это ещё вопрос, что Яр пил и где нашёл. Но самое главное, как вернуть его в казарму, чтобы дежурный по заставе не спалил. Иначе сидеть Татарину на губе* трое суток. Не надо быть пророком Исайей. Благо, до отбоя время есть.

Когда уже после отбоя дежурный пошёл проверять личный состав, дневальный в расположении доложил, что Егоров в кошаре.

Офицер не поленился, дошёл до собачника. Собаки начали лаять, пока он был ещё метрах в пятидесяти. Когда зашёл внутрь, в каморке Горовиц и Егоров в четыре руки паяли клёпки на шлейках для собак. Горовиц натягивал кожаную шлейку, Егоров тыкал туда паяльником. Дымина! Гарь! Вонища!

- Вы чего, днем это сделать не могли?

- Товарищ лейтенант, я вечером заметил. Разболтались. Завтра тогда собак работать нельзя. Сорвут всё. Вот попросил Егорова. Мы скоро закончим, - объяснил старший "хвост".
Лейтенант пошёл на обход территории.

- Ложись. Он не придёт. В казарме твой духан и без собак почуют.

- Всё равно доложат.

Глава 24

24.

"Опять тревога,

опять мы ночью уходим в бой.

Когда же дембель,

я мать увижу и дом родной…
"

Срабатывания сигнальной системы - не такое уж редкое дело. Особенно по китайской границе. Монголы поспокойнее.

Конопля и всё, что из неё делают малополезного для организма - это очень прибыльный бизнес. Ради огромных денег , понятное дело, и существует разветвленная сеть из поставщиков, курьеров, сбытчиков, посредников, охранников.

Каждый, кто имеет возможность, торопится заработать на этом. Пока не поймали. Ключевое слово "пока". Потому что проскочить границу и остаться незамеченным - шанс минимален.

На каждую такую сработку, когда на заставе в каморке дежурного сначала раздаётся характерный щелчок, потом истошно завывает сирена, выезжает на место тревожная группа с собакой. Застава поднимается в ружье. К месту срабатывания выдвигается ещё и "заслон", чтобы перехватить нарушителей, если те успели уйти вглубь территории.

Действия бойцов автоматические, выработанные десятками учебных тревог и срабатываний системы по разным причинам. Какое-то внутренне чувство всегда позволяет отличить настоящую тревогу от учебной. И почти звериное чутье, присущее вовсе не каждому, даст возможность уловить, какая настоящая тревога опасна, а где срабатывание системы не принесёт проблем.

Уходящий на дембель призыв уже успел намечтать себе феерическую встречу дома. Альбомы были готовы и подписаны, адресами все давно обменялись. Егоров собирался по дороге домой в подмосковный Королев выйти в Перми - у него там жила прабабушка. Акимов ехал к родителям в Новосибирск. С намерением перебираться потом в Москву. Ближе к Ярославу.

- Мойша, мы тебя через полгода будем в Москве встречать. Придумаем там, чем зарабатывать. В столице все деньги и возможности. Твои таланты не должны пропадать. Институт, опять же, - Акимов мечтательно закинул руки за голову, вытянулся почти во весь рост.

Он всю службу страдал, что стандартные койки не по его размеру. - Это тебе хорошо, - кивал на Янека, - ты хоть в койке помещаешься!

Егоров был хмур. Его внутренний "жопометр" чуял неладное. С ним уже не раз случалось, что просыпался за несколько секунд до сирены.

Откуда-то из угла казармы уже раздавался богатырский храп. Туда полетел тапок.

- Ой, мужики, не рано ли мы расслабились, - выдал Татарин куда-то в пространство.
- Так отбой был, - отозвался Янек.
- Мужики, кончай трепаться! Спать охота!

Резкий вой сирены поставил жирный крест на планах поспать. Уже уснувшие с трудом выдирали себя из мягкой воронки сна. Как говорится, солдата по тревоге "поднять-подняли, разбудить забыли". Чистый автопилот.
- Мляяяяя! Не учебная?

Тревожная группа Егоров старший, Акимов, Горовиц, собиралась быстрее остальных. Одним движением впрыгнув в штаны, намотав не до конца просохшие портянки, вставляли ноги в обувь. Потом на бегу застегивая китель, летели к оружейке. Янек, схватив оружие и натягивая на ходу лифчик, помчался за Тимом. Дежурный вывел ему собаку уже в шлейке и без намордника. Тим дёргал хвостом.

Грузились в "буханку". За рулём Самарин. Егоров вперёд. Акимов со своей винтовкой, именуемой в народе "веслом", и Горовиц с Тимом сзади.

Выдвинулись, подпрыгивая на всех неровностях. Но тут уж не до деликатности. Самарин и так водил виртуозно. Ещё и фары выключил. Как дорогу при одной только луне видел - непонятно. Добрались до ровного места, откуда только на своих двоих. Самарин остался на связи в машине.

Рванули, пустив Тима вперёд. Мойша помчался практически вровень с собакой. Спустить собаку он имеет право, только установив зрительный контакт с нарушителем. В такой темноте какой, к бесу, контакт?

Татарин и Слон - сзади. Оружие в руках. Отрыв увеличивался.

Темень. Только сердце бухает в ушах. Увидеть нарушителей удалось только потому, что ветер усилился. Разогнал облачность. Луна висела фонарём. Силуэты с оружием отпечатались на сетчатке.

- Стоять! Оружие на землю! - одним движением спустил собаку с поводка.

Тим прыгнул по дуге с более высокой точки. Лапами ударил в грудь нарушителю. Повалил. Встал, оскалившись. Зарычал.

Оружие в руках второго Янек видел отчётливо. И тот явно не собирался с ним расставаться. Осторожно пятился подальше от собаки, стоявший над горлом его подельника.

Преимущество у Мойши было - более высокое место. И доли секунды на обдумывание.

Резко стало светло. Татарин на бегу дёрнул шнур осветительного патрона.

Нарушитель замешкался. Янек прилетел ему ногой в солнечное сплетение.

Здоровенный бандит сложился пополам. Повалился на спину. Сгруппировался, издав звериный рык. Сбил Горовица на землю ударом по ногам. Накинулся сверху. Рукояткой пистолета задел по касательной по голове.

Янек боковым зрением видел, как дотянулся до оружия второй нарушитель. Будто в очень сильно замедленной съёмке. Но Тим, стоило тому поднять ствол, вцепился зубами ему в кисть. И парой секунд позже взвыл. Бандит ранил собаку ножом.

На самом деле времени прошло всего несколько секунд. Ровно столько, чтобы Егоров и Акимов добежали.

Нарушителю с ножом, попытавшемуся бежать, Акимов выстрелил в ногу. Здоровенного амбала скручивали вдвоём с Егоровым.

Красная ракета в небо. *

*нарушитель

Глава 25

25.

Друзья познаются в беде...

И чем сложнее беда, тем точнее идёт сортировка.

Янек побледнел. Больно было адски. Но из боли его выдернул не то вой, не то всхлип. Тим!
- Татарин, санпакет!
- Вижу, Мойша, вижу. Сейчас. Он его пырнул, падла! Терпи, мальчик. Сейчас поможем.
- Мойша, ты как? - издали крикнул Акимов, не сводя оружие с нарушителей, - Заслон близко.

Топот бегущих товарищей был сейчас лучшей музыкой.
- Слон, хватай жужу и в отряд - скомандовал старший заслона - прапорщик Серегин.
- Я сам, - потянулся было к собаке Янек.
- Сам ты давай до машины доберись. Татарин, к машине, попробуйте ближе подогнать.

Ярослав рванул вверх по склону к месту, где оставили Самарина с машиной.

Акимов бежал, держа на руках Тима. Носилки сооружать уже некогда. Только время терять. До машины метров четыреста. Взрослая овчарка весит тридцать с лишним килограммов. Но Слон нёс. Его оружие тащил Горовиц, из последний сил перебирая ушибленной ногой. Голова кружилась.

- Это корыто опять не заводилось - кивнул Татарин на развороченный в порыве ярости блок зажигания.
Оттуда торчали соединенные наживую провода.

До ветеринаров было километров тринадцать.

Егоров прыгнул за руль, выжимая из "буханки" максимум и даже больше. Матерился и молился одновременно: "Отче наш..".

Акимов смотрел куда-то в небо, ища там поддержки. - Господи, помоги! - одними губами.

Светофор, как перекрестили Илью Самарина, насиловал рацию, пытаясь вызвать отряд.

Янек одной рукой держал на коленях голову Тима, другой зажимая ИПП* кровоточащую рану. И готов был сейчас быть сам истыканным ножом, только бы друг был жив. Собачьи глаза, полные надежды, будто успокаивали. Но слезы горячими неконтролируемыми потоками лились по щекам.

Губы шептали что-то бессвязное: "Авраам иш эа-хэсед, Ицхак нээзар би-гвура, Яаков клиль тифэрэт, у-тэватэль мэ-алейну коль гзерот кашот вэ-раот..." , - это он слышал от бабушки. Она шептала над ним, когда маленьким он болел. Дальше Мойша не помнил и клял себя, что так и не выучил ни одной путной молитвы ни на одном языке.

Сквозь свою молитву Янек слышал, как Илья в "матюгальник" пытается связаться с отрядом. Но судя по мату, ничего не выходило.

Машину швыряло по выбоинам. Янек только крепче держал Тима. Что сейчас сказать Татарину, вцепившемуся в руль едва ли ни зубами? Он должны добраться. Должны успеть.

Метров за тридцать до КПП отряда Слон высунулся на половину туловища в окно и заорал: "Трехсотый! Рексом! Ветслужбу!" Сверху добавил матерную тираду, чтобы ускорение было максимальным.

Дежурные, до этого мирно кемарившие, забегали, как ужаленные, стоило Слону, всему в крови, выпрыгнуть из машины.

Вызвонили санчасть. Им навстречу уже бежал молоденький солдатик-ветеринар.
Пытались убедить Мойшу пойти в санчасть.
- Тима сначала! - упёрся Горовиц, - Я в порядке.

В этот момент у него перед глазами поплыло. Всё же по голове его приложили знатно. Едва не рухнул под ноги к Татарину.

- Мойша, надо к доку.
- Потом. Я в норме.
- Ни хрена ты не в норме! Сотряс точно! - положил Горовицу на плечо ладонь Акимов.
- Слон... Я не пойду. Пока с Тимом...
- Пойдёшь, - Егоров смотрел серьёзно, - Вот Тима прооперируют. Он меня спросит, где Мойша? Я ему что отвечу? Что ты без сознания? Вали в санчасть. Это приказ. Я пока радисту местному рыло начищу.

- Может, рация не добила. Аккумуляторы-то дохлые, - еле разговаривал Янек.
- Сам ты дохлый, Мойша! Будешь, если сейчас же в санчасть не сдристнешь! Эфир у него был занят чем-то... И сейчас к нему придёт северный пушистый зверь.

*ИПП - индивидуальный перевязочный пакет

Глава 26

26.

"Настоящая жизнь в городе начинается тогда, когда в него входят военные. "

На станции "Даурия" в поезд садились сразу четыре пограничника. Егоров, Акимов, Самарин и Горовиц. Янек ехал в отпуск. Ребята - домой. На дембель.

После инцидента с задержанием нарушителей и ранением служебной собаки в отряде был большой кипиш . Проверяющих понаехало.

Отправив-таки практически силой Горовица в санчасть, Акимов и Егоров начистили рыло отрядному радисту. Били молча. Даже не матерились. Жаловаться тот не решился, себе дороже. У него был занят эфир, пока тревожная группа пыталась связаться с отрядом.

После он получил по уже битой морде ещё раз. Майор Васекин лично выдал порцию. На русском народном живописав, как все долгие тринадцать километров его бойцы везли раненого пса к врачам.
- Такие, как ты, потом про дедовщину рассказывают. А ты правду скажи... Сможешь? Как ты тут развлекался... Пока группа... Мать твою...

Тревожная группа в полном составе получила от командования медали "За отличие в охране государственной границы". У всех на кителях красовались ещё и значки "Отличник пограничной службы" второй и первой степени. А у Горовица специальный знак "Инструктор службы собак".

В таком парадом виде они и грузились в поезд. Проводница всяких погранцов навидалась разных. Но эти были явно не в юбилейных значках.

Радость от отпуска Янеку отравляло две вещи.
Во-первых, он оставил Тима в госпитале. Опасности для жизни уже не было. Ветеринар сказал, что "собака под списание с розыскной". Это означало, что оставшийся срок службы Тим проведёт, как охранник. Это, конечно, губило собаку. Но собачья пенсия - в восемь лет. И только тогда её предлагают забрать тому инструктору, который с ней работает последним.

Во-вторых, Янека беспокоило зрение. Он совсем не первый раз получал по голове. Но теперь у него рябило в глазах на периферии. Сам под комиссование, слава богу, не попал. Должен был вернуться на заставу и дослужить до начала лета, когда придёт замена.

Пока ехали, думали, кому можно будет дать на лапу, чтобы Тима выкупить на пенсию раньше срока. Со своими деньгами у всех было одинаково туго. Но пацаны обещали поскрести по сусекам. Глядишь, все вместе справятся. Не оставлять же друга ещё шесть лет на цепи сидеть.

Сюрприз с появлением дома явно удался. Янек позвонил в дверь. Открыла бабушка, уронила половник из руки. Мама выронила телефонную трубку.

Обе кинулись на шею сильно повзрослевшему, возмужавшему и прилично раздавшемуся в плечах Янеку.

- Янкеле! Мой мальчик! - мама кончиками пальцев гладила пробивающуюся к вечеру щетину, а потом и висящие на груди награды.

Глянула обеспокоенно, - Янкеле? Что-то было опасное?
- Всё хорошо, мам, - Янек обнял её как никогда нежно.

Бабушка заметалась по кухне.
- Маня! Что ты стоишь тут, как памятник добропорядочной матери? Ребёнок голодный! А мы ничего не готовили!
И принялась доставать из холодильника кастрюли.

После уселась напротив внука на уголочке стола. Смотрела, как Янек ел.

- Давид! Ты видишь? Ты видишь нашего воробушка? - шептала бабушка, глядя вверх.

Утром, отоспавшись и побрившись, Янек снова надел форму. Пошёл сначала в школу к Анатолию Викторовичу. До спортзала добрался не сразу. Ему страшно обрадовалась химичка Эдита Вацловна. Стала расспрашивать, уважительно поглядывая на медаль.

Из кабинета высунулась завуч-математичка. Глянула удивлённо.

- Вот, Валентина Макаровна, смотрите! - химичка ткнула пальцем Янеку в грудь, - Герой наш ученик! Ясно Вам?

​​​​Лебедев расплылся в улыбке, едва увидев своего ученика. Они обнялись. Класс, построенный на урок, разглядывал Янека с любопытством. Кто-то из ребят ещё помнил его школьником.

- А слабо показать, как ты сейчас бегаешь? - запальчиво кинул один из старшеклассников.
Янек улыбнулся. Тренер кивнул.
- Давай челночный бег с отягощением. Восемь повторений, - предложил Янек парню и кинул верхнюю одежду на скамейку, - И заметь, ты в кедах, я в берцах. Тренер, дадите старт?

У Горовица была мысль поддаться. Не макать же пацана носом при всем честном народе. Но с другой стороны - нечего было нарываться. За свои слова мужчина должен уметь отвечать.

Глава 27

27.

— Как мне наградить лучшего полководца Рима?
— Отпустите меня домой.

(из фильма "Гладиатор")

Следующим пунктом обязательных визитов была спортшкола. Янека потряхивало уже метров со ста. Пока шёл по ступеням, совсем разволновался. Постоял. Подышал.

Медленно поднялся к залу. Снял бушлат. Остался в кителе. Поменял шапку на зелёный берет.

Из зала выпорхнула стайка гимнасток. Они его узнали. Разглядывали удивлённо и откровенно. Янек чуть приподнял подбородок. И взгляд не отвёл. Пусть смотрят. Ему стесняться нечего. Он снова подышал, отгоняя морок. Это давно не его история. Даст бог, отпустит однажды сердце из клещей.

Прошли из мужской раздевалки ребята-каратисты. Лет по пятнадцать. Забавные. Как восьмимесячные щенки. Ещё играются. Но строят из себя взрослых. М-да... Вроде бы времени прошло не так много. А будто целая жизнь.

Янек тихонько положил одежду в углу на скамейку. Возле той самой шведской стенки, где он когда-то растяжку тренировал. Картинки в голове мелькали быстро. Очень яркие. Будто ему снова семнадцать, и в голове звенит имя-колокольчик.

Симонов не сразу понял, куда направлены взгляды всей группы. Куда-то ему за спину. Обернулся.

Господи! Янек! Это его Янек Горовиц стоит и улыбается во весь рот.

И приглядываться не нужно, чтобы понять, что у него на кителе. "Граница"*. Её за хрен моржовый не дают. И как сейчас сделать так, чтобы никто не видел слёз в его глазах.

Горовиц вытянулся по стойке "смирно". Чётким строевым шагом, как на параде, промаршировал к тренеру. Вскинул правую руку к виску в воинском приветствии.
- Товарищ майор, сержант Горовиц прибыл в краткосрочный отпуск. Разрешите присутствовать на тренировке.

​​​​- Ну, здорово, боец!
- Здравия желаю!
- Дома сказки будешь рассказывать, - добавил тихо, показав глазами на "границу", - Краткосрочных не дают. Мне потом доложишь в подробностях.

Янек кивнул.
Они наконец обнялись.
- У меня тренировка. Поучаствуешь?
- А можно?
- Становись рядом.

Множество глаз, наблюдающих сейчас за ним в том числе и в щелку входной двери, Янек ясно чувствовал.

После тренировки вышли вместе.
- Куда ты сейчас?
- Хочу к деду на кладбище попасть, пока не поздно. В форме, вот, показаться.
- Он бы тобой очень гордился, Янкель.
- Мойша. Это мой позывной, тренер.
- Хм, Васекин понял, да?
- В первый же день. Он и Науменко. Видели бы вы глаза Васекина! И я больше не слышал, чтобы он старшину к себе рексом вызывал. Они и окрестили.
- Разрешишь пойти с тобой?
- Конечно, Алексей Фёдорович.

Через железные ворота с шестиконечной звездой. Белый остроконечный памятник.
- Здравствуй, дед. Я вот... Служу. И часы, знаешь, так и правда удобнее, - Янек покрутил браслет. Часы были надеты циферблатом на внутреннюю сторону ладони.

С кладбища пришли домой к Горовицам. Бабушка уже наготовила, как на свадьбу. Янек понял, что соскучился. По бабушкиному ласковому взгляду. По домашней еде. И даже по маминому недовольству.

В дверь затарабанили.
- Твой Пашка, чтоб он трижды здоров, - отвлеклась бабушка от очередной порции котлет на сковородке, - Помогал. Заходил. Лампочку чинил.

Всё это Янек знал из маминых писем. Бабушка ему сама не писала. Только добавляла всегда внизу маминого письма пару слов крупным почерком вроде: "Служи честно, мой воробушек!" или "Дед смотрит на тебя и улыбается."
- О, привет, герой! - заорал с порога Пашка. В руках у него была бутылка водки.
- Ты ж не пьёшь, - удивился Янек.
- Так то не пить. То обмывать. А это две большие разницы! Весь двор говорит, что Янкель герой, раз с медалью.
- Тише ты. Такие всем дают, - зашипел Янек на друга.
- Ага! Ври больше! Дядя Федя твою медаль опознал. У майора такая же, - горячо зашептал Пашка.
- Бабушке с мамой про мои геройства знать не обязательно. Пойдём на кухню. Алексей Фёдорович у нас. Ждём ещё Матвеевых. Серёга с дядей Юрой должны подойти.
- Понял. Не дурак. Котлеты? - принюхался Пашка, обожавший котлеты Янкелевой бабушки ещё с раннего детства.
- Баба Рая, можно мне котлетку. Обещаю, что аппетит не испортится, - крикнул Пашка ещё из коридора.

Дождались Матвеевых. Накрыли стол в гостиной.

Медаль в рюмку. Обмыли награду. Пашка пригубил символически. Даже глотка не сделал. Очередь дошла до третьего тоста. Симонов встал. Встали и Янек с Матвеевым старшим. Пацаны тоже поднялись. Мама с бабушкой непонимающе смотрели на это. Мужчины молча выпили. Каждый думал о чем-то своем…

*«За отличие в охране государственной границы»

Друзья, огромное вам спасибо за тёплые слова и поздравления!

Глава 28

28.

Пускай подлец из грязи в князи вышел.

Пускай глупца ласкает двор и знать..

Но честь - она всего превыше!

Умри, гусар, но чести не утрать…

Уже когда все разошлись, Янек с Симоновым ещё сидели на кухне.

- Мам, иди. Отдыхай. Я сам помою и уберу.

- Янкеле, ну как же...

- Иди. Мы недолго.

Янек еле выпроводил маму. Конечно, она догадалась, что его версия про то, что "такие медали давали всем, кто в учениях участвовал", не совсем правда. А скорее, совсем не правда. Уж очень строгое было лицо у Симонова, когда мужчины эту медаль обмывали. И слишком бережно к ней относился Янек.

Она ещё покрутилась возле кухонной двери. Но сын с тренером говорили едва слышно. Слова не все понятные. Будто и не по-русски. Зоопарк какой-то. То слон, то хвост, то кингконг.

- Я в школе был. У Анатолия Викторовича, - делился Янек, - Математичка в коридор выползла. Чуть глаза не выронила. Если бы не тренер, не пошёл бы туда. Только снова чувствовать себя ненормальным каким-то.

- Ненормальным? Ты-то? Ещё историю про "близнеца" своего хочешь?

Янек кивнул. Он уже и сам сросся с этим парнем. Таким же "неправильным", как и он сам.

- Нас после Афгана перевели на курорт в Одесский погранотряд. Застава прямо над пляжем в Лебедевке. И вся компания тоже туда же. Васекин, Науменко и эти трое из ларца, одинаковы с лица. Только к Лёве и Хаиму родители приезжали так часто, как могли. Они пообеспеченнее. А к Мойше мать добраться не могла. Поручили нам как-то сопроводить в Одессу секретчика со сломанной шифровальной машиной. Мойша с мной поехал, хоть такая возможность с мамой повидаться. По пути Мойша из первого телефона-автомата за две копейки звякнул домой. Мы доехали до отряда, потом до мастерской. Ну и водитель в туалет захотел. С кем не бывает. Мойша и сказал, тормози на углу, я тут отсидел десять лет. И мы втроём к нему в школу зашли. Ну дальше — картина маслом… Мойша в "афганке", в лифчике и с автоматом. Стволом вверх, чтобы детей не пугать. В машине же это добро не бросишь. Одна мадам-учительница, чуть его увидев, практически по стенке сползла. Другая сменила траекторию и забыла, куда шла. Я вообще не понял, чего это они. Мы потом в гости к его маме зашли. Она тоже, вот, как твоя, стол накрыла, охала, плакала. И проговорилась. Эти дамы-учительницы, встретив его мать в магазине вот буквально за неделю до этого, додумались спросить у неё, сколько лет дали её сыну. Представляешь? Вот так маму своего ученика и спросили! При этом обе еврейки! И в то же время, когда из мы их той школы выходили, выбежала простая тётка. Повар из школьной столовой. И Мойше в руки суёт кулёк с пирожками. Оказалось, мама его одноклассника. Они обнялись. Она его как родного расспрашивала. А ты говоришь: ненормальный, неправильный! Что люди говорят, это только слова. И это о них самих. Не о тебе. Люди разные. В одной и той же ситуации один пнет, другой подняться поможет. Понял? Ты иди своей дорогой. Лучше скажи, что со зрением?
- Что, так заметно?
Симонов хмыкнул. Он-то за всю службу таких случае видел не один десяток.

- Сотряс? Периферия?
- Да, рябит.
- Сильно тебя приложили?
- Так-то вроде не очень. Сознание не терял.
- Ну, будем надеяться, что организм справится. Если скажу поберечься, ты ж всё равно не послушаешь.

Через сутки пришло три абсолютно одинаковых денежных перевода. Пацаны собрали немного денег, чтобы было, на что вывезти Тима.

Из отпуска мама с бабушкой отпускали его сложнее, чем в призыв. Янек терпел. Обнимал обеих. Успокаивал. Напоминал, что в конце весны уже вернётся. Вот только не сказал, что вместе с собакой.

Причина, по которой ему не дали в детстве завести свою, никуда не делась. У бабушки аллергия. Максимум, кого можно - пуделя. Они не аллергенные. А тут взрослая овчарка. Которая ест больше, чем они втроём. Но решение, что Тима он заберёт любой ценой, было уже принято.

Янек летел назад самолётом до Читы. Оттуда ещё местным поездом. Потом шесть часов автобусом. Это лучше, чем трястись почти пять суток пассажирским. И с деньгами спокойнее.

В госпитале Тим встречал его с такой мордой, будто его тут били. Осунувшийся. Ещё с бинтом вокруг туловища.

Горовиц сунулся в вольер. Грязно. Вода не свежая. Злость вскипела моментально. Мысль лихорадочно работала. Стало ясно, что собаку он тут не оставит ни минуты. Солдат, работающих в ветсанчасти, захотелось придушить собственными руками. Вспомнился начальник Дальнереченской ШСС и его жена, сами евшие ровно то, что давали солдатам и собачкам.

Открыл вольер, вывел Тима. Тот лапы поставил на плечи своему инструктору, облизал лицо, потёрся щекой о плечо Янека.

- Пойдём. Поможешь. Если что - покажешь зубы.

Янек зашёл в каморку. Тима усадил на пороге. Дежурный по собачнику лежал на койке, закинув ноги в сапогах на железную спинку. Горовиц одной рукой за обе ноги скинул солдата на пол. Тот заорал матом. Янек сел сверху, сделал удушающий.

- Я тебя, падаль такая, сейчас заставлю из всех собачьих мисок воду выпить! Рапорт на тебя, тварь, лежать будет сегодня у начальника ветслужбы и у начальника отряда. Думаешь, дальше ЗабВО ехать некуда? Десять минут тебе, чтобы вольеры привёл в порядок. Своего забираю.

Отпустил. Боец кашлял, ползал по полу. Но в драку не полез. Тим встал. Сделал два шага в его сторону и показал зубы. Весьма убедительно.

Глава 29

29.

Не имей сто рублей...

Тима на Шахалиноре любили. Васекин сам приходил проведать. Науменко где-то добыл большие кости - раздал сам всем собачкам, чтобы никому не обидно. Ясное дело, никто розыскную собаку на цепь охранником сажать не стал. Тим маялся без дела. Янек выводил его потихоньку на полосу. Но, конечно, не в полную силу. Просто размять лапы и воздух понюхать.

Великое счастье, что прибыл новый призыв. И бойцов шесть человек, и новый "хвост" из Дальнереченска уже с новой собакой. Горовица никто с руководства собачником не снимал. Но в тревожной группе он больше инструктором не бегал.

Сто дней до приказа. Масло за завтраком - отдать молодым. Бриться налысо Янек не стал. По зиме в Забайкалье такую традицию мало кто соблюдал. Время поджимало.

Через Науменко осторожно разузнал, что делать, чтобы Тима комиссовали по ранению. Начвет упёрся. Видно, скандал и проверка, которые последовали за рапортами Горовица, попортили ему нервов. Мойше ходить предлагать начвету денег за собаку было не по рангу. Ходил Петрович. Вернулся из отряда злой. Назвал сумму. Янек молча отсчитал сколько надо из своей заначки.
- Мойша, ты банк что ли в отпуске ограбил?
- Никак нет, товарищ старший прапорщик. Пацаны прислали. Татарин, Слон и Светофор. Ну и Симонов добавил.
- Богатый ты парень! На друзей.
- Дед говорил, что если бог взял деньгами, то это не проблема, а расходы.
- Мудрый у тебя дед. Деды они вообще мудрее нас.

За два дня до отъезда у Янека поднялась температура. Трясло в ознобе так, что зуб на зуб не попадал. А ехать предстояло пять суток. Аспирин из санчасти принёс новый "хвост". Он же сделал чай. Янек слышал, как из вольера рвётся Тим.
- Выпусти моего, пожалуйста, - попытался подняться Горовиц, но голова была чугунная.
- Я с ним выйду, не волнуйся, - откликнулся напарник.
Тим продолжал долбить лапами вольер.
- Выпусти. Сейчас сам поговорю.
Тима привели в каморку.
- Ну, что ты? Морда... Скоро поедем. Волнуешься? Ты не бойся. Там все хорошие, - гладил Янек морду друга, чесал Тима за ушами.

Вдруг пёс прыгнул прямо на кровать к инструктору. Совсем не по уставу.
- Ох, ты... Тяжёлый же!
Но Тим уже вытянулся вдоль тела Янека и обнял его лапой. Так и пролежал почти двенадцать часов, пока инструктор спал, никого не подпуская.

Правдами и неправдами через кассиршу на станции Даурия удалось выкупить купе в вагоне СВ от Читы до Екатеринбурга и такое же от Екатеринбурга до Самары. Наглость - второе счастье. Но риск того стоил. По правилам Тим должен был ехать в почтово-багажном вагоне да ещё и в контейнере. Янеку по воинскому требованию полагался плацкарт. Но кто платит, тот и едет. Такой вот вид справедливости. Собачий билет и справка от ветврача были. Никто не докопался.

Благо, народу на этом маршруте не слишком много. Но чтобы солдат-пограничник с собакой в СВ ехали, такое начальник поезда первый раз видел.

Пока ехал, форму Горовиц снял. Надел парадную только когда до прибытия остался час. Тим заволновался. Пять суток огромного количества новых запахов и новых людей позади. Впереди всё совсем новое.

Глава 30

30.

Товарищ-верь! Взойдет она!

Звезда пленительного счастья!

Приказ подпишут и тогда

из этих длинных списков части исчезнут наши имена!

(Солдатский блокнот)

Чувство, что он вернулся домой, было очень острым. Пожалуй, гораздо ярче, чем когда в отпуск приезжал. Сейчас ясно ощущалось, что сам он изменился очень сильно. А этот такой уютный мир - нет. Он просто ждал. Таким же, как и был два года назад. Даже соседское белье, сохнущее за неимением балконов во дворе на верёвках, было то же самое.

Появление этой пары во дворе не пошло незамеченным. Первым их заметил дядя Федя, мирно подметающий дорожку.

- Свой, - коротко сказал Янек.

И ему даже показалось, что Тим кивнул, мол, понял. Этот дядька с метлой - хороший. Метла - не оружие. Но есть из его рук я всё равно не буду.

- Ну, привет, геройский пёс Тим. Лапу дашь? - дядя Федя присел и протянул ладонь. Тим с достоинством подал свою лапу.

Потом их увидел сосед из их подъезда - дядя Саша.
- Нина! - закричал он свой жене, - Нина, бросай всё! Ставь тесто! Наш Янек из армии пришёл!

Когда Янек зашёл в подъезд, то его едва не сбила с ног выбегающая навстречу и на ходу вытирающая руки об фартук бабушка.

- Янкеле! - она упала внуку на руки. Обняла, что есть силы.
Тим наклонил голову. Но не пошевелился.

- Свои, Тим, свои..., - Янек обнимал бабушку за плечи, - Ну, не плачь, ба. Я всё. Пришёл. Вернулся.
- Ой, Янкеле... А как же? - бабушка разглядывала Тима.
- Ба, это моя собака. Он со мной служил. Это не просто пёс. Это боевой товарищ, понимаешь?
- Как же не понимать, Янкеле! Я понимаю. У нас в доме два голодных ребёнка! Вот, что я понимаю. Как зовут? Тим? Тоже дитё. Хоть и собачье. Теперь тоже наш мальчик.

Было слышно, как этажом выше открылась дверь.
- Рая, радость-то какая! - шлепая тапочками, уже спускалась по лестнице тётя Нина.
- Радость, Нина! Счастье! Янкеле наш - герой! И собака у него геройская. Ставь свои пироги, Нинка! Надо праздник. Надо стол. Сейчас Мане на работу позвоним. У меня в заначке есть кое-что. Очень приличное. Как раз отличный повод. У нас артисты были на гастролях. Подарили. Я берегла.

Бабушка ринулась на кухню, как в бой.
- Янкеле, что ест наш Тимочка? Мясо? У меня есть кости на бульон.

Янек не знал, куда себя деть. И куда деть Тима. В их крохотный квартире большая собака сразу занимала всю кухню. Миски пришлось пристроить на балконе. Пока тепло - нормально. Там же лежанка из старой Янкелевой куртки.

Мама примчалась с работы так быстро, что наверное, могла бы сейчас выиграть олимпийский забег.
С порога повисла на сыне. И разрыдалась.
- Мой Янкеле! Мой мальчик! Вернулся!

Глазами проверила, не появилось ли ещё какой-то медали. Не попал ли её Янкель ещё в какую-то опасную ситуацию. Из Симонова за все эти месяцы ей только и удалось вытащить, что сын участвовал в задержании нарушителя и была ранена его служебная собака.
- Мама, ша. Я тут. Никуда не денусь. Я живой. Целый.
Но мама плакала, пока не промочила форму насквозь.

Дом постепенно наполнялся людьми. Кто-то приходил, кто-то уходил. Стол занял всю большую комнату. Каждый что-то приносил с собой. То банку солёных грибов, то компот из вишни. Янек обалдевал от такого количества внимания. Тим притаился у него в ногах. Соседи, оба тренера, какие-то тётушки с работы бабушки и мамы. Причём с дочерьми. Серёга Матвеев. И даже одноклассник Пашка Пафнутьев, попавшийся Матвееву случайно по дороге.

- Что, полковник, подвиги свои расскажешь? - Матвееву прошлый раз подробностей получения медали не перепало.

Напротив сидел Пашка с сестрой Танюхой. Янек не видел её два года. Ей уже пятнадцать. Смотрит на него пристально их-под совсем светлых ресниц. Не надо бы, чтобы так смотрела. И стоит сказать об этом Пашке. Только подростковой любви сейчас и не хватало для полного комплекта.

- Янкеле, почему Тимочка не кушает? Я положила, - беспокоилась бабушка, - Ты не переживай, я супрастин уже выпила. Ничего от собачки пока не будет.
- Так команды не было. Он не возьмёт еду, пока я не разрешу.
- Ой вей! Разве можно ребёнку не давать кушать?
Янек улыбнулся. Бабушка не меняется. А вот у мамы такое лицо, будто его ждёт если не геволт*, то весьма серьёзный разговор.

*скандал

Глава 31

31.

Чем отличается еврейская мама от террориста?

С террористом можно вести переговоры.

Мама далеко вокруг да около ходить не стала. Дождалась, когда бабушка уйдёт на кухню. Сложила руки на груди, что ничего хорошего не предвещало. Хуже было бы, если бы в бока уперла.

- Ну и что ты думаешь за псину? Где она будет тут? Если места в квартире два раза плюнуть. А ест она, как два бегемота. Может, отдашь в питомник? Там у них все условия. Не мыть же её в нашей ванной. У бабушки, ты знаешь, аллергия. И как мы её будем откачивать?

- Мама... Ты сейчас говоришь очень странные вещи. Во-первых, это не она. Это он. Тим. Во-вторых, мы с ним будем летом на даче в сарае. Там тепло. А осенью поедем в Москву к ребятам. Я тебе про них рассказывал.

- Куда? - глаза у Марии Давидовны стали ещё больше, - Куда ты поедешь, горе моё? Ты только что приехал. Надо устраивать нормальную жизнь. Познакомиться, наконец, с приличной девушкой. Что скажут соседи? Что мой единственный сын спит в сарае, как последний халамидник?

- Мам, собаку я никуда не отдам. Можешь даже не тратить свой запас слов. А на то, что скажут соседи, мне вообще не интересно.

- Собаку таки да. Пусть. Только что он будет есть?
- Кашу будет. Что я буду есть, то и он.
- Вот ещё не хватало, чтоб мой сын ел, как собака! А нормальная жизнь как же? Ты будешь ходить знакомиться с девушками вместе с собакой?
- А кто тебе сказал, что я буду знакомиться с девушками?
- Ой, вот только не говори маме, что из этих...
- Из каких я "этих"? Мама, я из нормальных. Но эту "цветочную выставку" из приличных, что ты сегодня соорудила на скорую руку, можешь больше не устраивать!
- Янкеле... Но Инночка такая девочка хорошая. Бабушка доктор.
- Нам нужен доктор, мама? У нас полная районная поликлиника докторов!

Они оба не заметили, как в дверях появилась бабушка.
- А ну-ка замолчали свои рты оба! - сказала она тихо.
Но её услышали.
- Маня, не ковыряй мальчику мозги чайной ложкой. Это вредно. И тебе, и Янеку. Ложкам тоже вредно.
- Но мама, собака...
- Мама знает, что говорит. И за собаку слушай меня сюда. Это тебе не дворняга. И не болонка. Это друг. Товарищ. Боевой товарищ нашего мальчика. И он будет кушать, что нужно.

- Он не хочет найти себе наконец приличную девушку из еврейской семьи.
- Думаешь, у нашего мальчика будут проблемы, если он захочет таки жениться? Я тебя уверяю, что все твоих Эхтманы и Козицкие будут ещё в очереди стоять! Можно подумать, у нас тут каждый с медалью! Так, чтоб не со школьной. Янкеле, а Тимочке таки дали медаль?
- Знак отличия дали.
- Вот, Маня! У нас даже собака с отличием! А у этих только аттестат.

И бабушка внушительно посмотрела на дочь, всё ещё сверкающую глазами.

- Янкеле, теперь ты. Не надо делать маме нервы. Это нехорошо для мамы. А маму, мы тебя всегда учили, надо беречь. Мама не троллейбус, следующей не будет. Если ты хочешь жить пока на даче, то будь добр потратить что-то на позвонить и сказать, что ты жив, здоров и сыт. И приехать раз в неделю, чтобы ты был ещё и чистый. Я сказала всё. И мы идём спать.

Глава 32

32.

Теперь я знаю в вашей воле меня презрением наказать…

Мамина идея с питомником, но в несколько ином виде, показалась Янеку вполне разумной. Там можно было заниматься с Тимом и оставлять на некоторое время без проблем. Потому что передвижение по городу в обществе служебной собаки вызывало некоторые неудобства. К городу Тим был ещё не приучен. Это требовало времени и дополнительных тренировок.

Овчарки в возрасте быстро превращаются из грозных служебных в ласковых домашних собак. Но Тим ещё молод. Сил много. Ему нужны впечатления и общение. На обычной собачьей площадке из нескольких гнилых досок ничего не выйдет.

Янек как раз оставил Тима ненадолго в питомнике. Вышел знакомой дорогой. Ему самому тоже сейчас приходилось заново привыкать к городу. То, что ему в спину смотрят, понял сразу. Резко остановился. Обернулся. Танька не успела спрятаться.

- Иди сюда, - позвал её насколько смог строго.

Таня как-то порывисто с прискоком двинулась ему навстречу. В глазах плескалось что-то, подозрительно напоминающее отчаяние. Рывком сделала последние два шага, повисла у Янека на шее и впечаталась губами в его губы.

- Обалдела?
- Янечек, не кричи. Они услышат. И не оборачивайся, пожалуйста, - зашептала. Чувствовалось, что руки на его шее держали "замок" очень крепко.
- Быстро и чётко рассказывай, кто они, и почему ты тут устраиваешь цирк. Иначе придётся действовать другими методами.
- Я сказала девочкам в классе, что у меня парень из армии пришёл, - быстро заговорила Танька.
- А до этого ты им врала, что у тебя этот парень есть, просто он в армии, - тут же догадался Янек.

Танька кивнула. Глаза у неё уже были на мокром месте.
- И сейчас они сидят вот на той автобусной остановке и делают вид, что едят мороженое?

Танька заморгала часто-часто.

- Как ты догадался?
- Ты забыла, где я служил. Что ещё врала?

Тут Татьяна покраснела в цвет заката.

- Мне самому догадаться? Давай-ка предположу... Ты сказала, что у нас всё серьёзно. Так?

По тому, что красный цвет стал мгновенно багровым, Янек понял, что попал в точку.
Танька так и висела у него на шее, сопела ему в подбородок и в левое ухо. Сил поднять на парня глаза у неё не было.

- Ты понимаешь, что ты уже наговорила на уголовную статью.
- Как? За что?
- Да не тебя, дурочка с переулочка. Меня. За совращение малолетних.
- Нееет! Я не хотела.
- А что хотела? Показать подружкам, что уже взрослая? Тань, я ж тебя знаю ещё с тех пор, как ты в коляске во дворе спала. Ты мне как сестра. Поняла?
- То есть этой обезьяне Василисе можно с тобой по углам обжиматься? А мне даже помечтать нельзя? - Таня не сдавалась.
- Нельзя! Тань, есть вещи, которые в пятнадцать лет нельзя. Они для взрослых.
- Как ты с ней можешь это... Бррр.
- Тань, я с тобой это даже обсуждать не буду. Пошли, руку давай, домой провожу.
- Может, обнимешь? - ещё торговалась Татьяна.
- Нет. За руку. Достаточно будет. Могу показательно сейчас по жопе дать.
- Ну, Янечек!
- Пошли быстро. У меня дел полно. Подружкам потом скажешь, что поссорились и расстались. Можешь, так и быть, даже мне залепить по лицу. Типа, ты меня бросила, такую сволочь. Заметь, я мог бы тебя и не прикрывать.
- Дааа? Ладно, Янечек, тогда я буду с Витьком Дмитриевым встречаться.
- Вот напугала-то! Встречайся. Кто тебе запретит? Но можешь его заранее предупредить, что если он тебя обидит или руки распустит, куда не следует, мы с Пашком ему эти руки оторвем. А Тим - всё остальное. Ясно?

Танька насупилась, обдумывая слова Янека. На самом деле ей Дмитриев тоже нравился. И сам Витек её уже три раза на дискаче на медляк приглашал. Но она уже всем наврала с три короба про Янека. Подробности знала из его писем Пашке. Она их у брата стащила и жадно читала по ночам, представляя, что Янек пишет ей. Признать, что всё это неправда, было равносильно самоубийству. И если бы выгорело с Янеком, это было бы роскошно. Парень - герой с медалью. Шикарно же! А Дмитриев - глиста на палке. Но отжимается больше всех ребят в классе.

Глава 33

33.

Анекдот:

Объявление на пограничном столбе: «Товарищи Нарушители! В связи с нехваткой патронов предупредительные выстрелы в воздух больше не производим!

Буквально через неделю после дембеля Горовицу поступили предложения об индивидуальных тренировках. Очевидно, Симонов его посоветовал желающим. Это было отличной новостью. Платили сразу с рук на руки. Весьма прилично. Цель уроков простая - самооборона. В разговоре проскочила даже идея сделать школу телохранителей. Но Янек в хранении тел мало разбирался. Если уж браться, то делать качественно. Иначе это может стоить кому-то жизни.

К вечеру ближе Янек с Тимом отбыли в свой сарай. Стало совсем тепло. И если бы не комары, то было бы вообще замечательно. Янек не успел соорудить на плитке ужин. У забора притормозила девятка. Первой реакцией - нож в руку. Но неожиданно радостное виляние хвостом Тима сначала. А потом и знакомые голоса. Сердце подпрыгнуло.

- Мойша, открывай! Свои!

У калитки стояли Татарин и Слон. Улыбались оба шире некуда.
- Ого! Мужики! Какими судьбами?
- Куда ж мы без тебя, Мойша? Праздник не в праздник!

Тим без команды бросился к друзьям. Обычно сдержанный Акимов подхватил пса на руки. Примерно так, как он тащил его раненого. Закружил. Зацеловал морду. Был облизан собачьим языком. Но только шире улыбался.

- Тим, собака ты наша! Морда ушастая! Мы скучали!
- Мойша, принимай гостинцы. Мы тут к празднику заготовили.
Егоров открыл багажник.
- Вы ограбили ликеро-водочный завод?

Двадцать восьмое мая - День пограничных войск. Повод снова надеть форму. Утром Янек понял, что поправился. На бабушкиных харчах - совсем не удивительно.

Мужики после ночёвки в спартанских условиях тоже привели себя в порядок. На Тима натянули зелёную майку-тельняшку. Поехали в город всей командой. Благо - суббота. Сначала к Симонову.

Это для Горовица он - тренер. А для Егорова с Акимовым - легенда. Бывший начальник Шахалинора.

Мужики представились по уставу. Потом пожали руку майору. А после уже и обнялись все вместе. Симонов звал вечером "культурно посидеть".

Потом, конечно, Янек представил друзей маме и бабушке. Обе старались, как могли. Накрывали стол. И слушать не хотели, что ребята где-то что-то уже ели. Это все не в счёт.

- Янкеле, а почему Тимочка без медали? - беспокоилась бабушка, - Вы все такие нарядные, а наш мальчик без награды?

Это было справедливое замечание. Янек прикрепил знак отличия на ошейник. Вместе с медалями за все армейские соревнования. Уж если форма - то у всех.

Впервые в жизни Янек обратил внимание, сколько же у них в городе бывших пограничников. В питомнике половина инструкторов. Вот тот дядька, что каждое утро стоял на остановке возле школы и ждал автобус. Обычно в шляпе и с портфелем. А сегодня в зелёной фуражке. И мясник из магазина на их улице, и неожиданно - дядя Вахтанг, который ремонтирует обувь в мастерской на углу.

Теперь они были как братья. Поздравляли друг друга. Спрашивали, кто где и как служил. На кители Янека, Костика и Ярослава смотрели серьёзно. Понимая значение каждого знака отличия. И уж тем более - медалей. Хлопали по плечам.

Ни одному не пришла в голову мысль фамильярно потрепать Тима по загривку. Тот вышагивал рядом с хозяином и командой с чувством собственной важности. Люди вокруг наконец были привычного цвета и формы одежды. И тревожная группа в полном составе. Никто руками в морду не лез. Лапу Тим подавал по команде.

Вечером наперебой рассказывали байки. Но больше слушали майора. Узнавая среди героев и своего командира Васекина. И старшину Науменко. И тот самый знаменитый еврейский экипаж. Наконец стало понятно, откуда у друга такой позывной. Долго смеялись над посещением школы. А над приходом на свадьбу в афганке, Татарин прикололся, что, мол, нужно ввести это в традицию.

- Ты что дальше-то думаешь? - уже ближе к ночи Ярослав явно не просто так спросил.
- Татарин, если есть что предложить, излагай.
- Вот ты, Мойша, вечно так. Вопросом на вопрос.
- Просто если тебе есть, что предложить, так я про это одно дальше думаю. А если нечего - я думаю дальше что-то другое.
- Мы тут со Слоном бизнес решили мутить. С машинами. Сейчас стоящая тема - из Германии тачки гонять. Ты ж водишь.
- Вожу, конечно.
- Ну вот... Мастерскую взяли в аренду. Потихоньку починяем там.
- Хорошее дело. Но ведь это не всё? - прищурился Янек.
- Тебя не проведёшь, - подал голос Акимов, - мы помыслили, надо нам учиться. Но так, чтобы полезно для дела. Ты про это не думал?
- Думал. Но это из серии "сапожник без сапог". Сейчас компьютеры везде будут. Это перспективы хорошие. Учиться бы надо. Компьютера только нет, - развёл руками Янек.
- В общем так. Мы думаем в этом году поступать. Пара месяцев есть до экзаменов. У нас в этом году льготы. Надо пользоваться. Ты как? Рискнешь?
- Пара месяцев... Кто не рискует, тот, как известно, не пьёт шампанское.

Глава 34

34.

Твои добренькие дедушка и бабушка,это не те люди, которые вырастили меня…

Когда я просил пять центов у твоего деда, он мне рассказывал, как он шел в школу по снегу в мороз вверх по холму причем туда и обратно,без туфель…

Бил Косби

Принятое решение сразу взбодрило. Когда видишь цель, уже плохо замечаешь препятствия. Для поступления нужно было сдать математику не ниже, чем на оценку "хорошо". Средний балл аттестата был весьма приличным. Дальше работали армейские льготы. И не воспользоваться шансом было бы действительно глупо.

Пришлось взять из дома школьный учебник, ручку и тетрадь в клетку. Янек прорешал задачи из раздела "Для повторения" без особого труда. На первых мозги ещё чуть сопротивлялись нагрузке. Но через час уже наладилось.

Осталось обозначить маме и бабушке сроки отъезда. Экзамены были в середине июля. Жить Татарин звал к себе. Это было большой поддержкой. Снять квартиру в столице да ещё и с огромной собакой - проблема. Вернее, проблема в деньгах, конечно.

Симонов идею с поступлением горячо одобрил.
- Надо учиться. Ты молодой. Спорт всегда с тобой будет. Сможешь заработать. За своих тут не волнуйся. Пригляжу.

Янек готовился к разговору с мамой и бабушкой неделю. В пятницу, как обычно, приехал к своим.

- Янкеле, что стряслось? - мама с порога прочитала всё на его лице.

Янек подумал, что такой себе из него диверсант, если мысли видно с первого взгляда.
- Мам, всё отлично. Мне оказывается положены льготы для поступления в институт. Один год. Ты же всегда хотела, чтобы у меня было высшее образование.
- Что, прямо вот уже?
- Что, уже?
- Ты едешь прямо сейчас?
- Нет. Через десять дней. Приедет Тат...Ярослав на машине. Заберёт нас.

- Янкеле, у нас будут гости? Твой друг? Тот красивый восточный мальчик? - из кухни появилась бабушка.

Стало ясно, что она-то уже всё слышала. Вот, кто у них в семье диверсант!

- Ба, Ярослав - русский. У него бабушка татарка.
- Бабушка татарка, значит, и мальчик тоже.

Янек понял, что спорить не нужно. Это сейчас совсем не важно. А вот что думает бабушка по поводу его планов - это как раз главное.

- Янкеле, мальчик, возьми тот большой чемодан, - выдала бабушка без паузы, - зимнее не бери. Приедешь ещё. Но нельзя, чтобы ты выглядел в институте как халамидник. Вот тот костюм, что покупали на выпускной - очень приличный. Наденешь его на экзамены, - и бабушка с деловым видом стала открывать шкафы, - Хотя нет, надень форму и медаль. Пусть они там у себя удивятся. Каждый день у ним не приходят поступать пограничники.

Янек перевёл взгляд с бабушки на маму. Та прикрыла ладонью рот и широко распахнула глаза от удивления. Впрочем, было чему удивиться. Сам он тоже ждал криков и упрёков.

- Мама, какой чемодан? Ты слышишь? Наш Янкеле собрался в какую-то Москву. Он только что приехал. Ну можно же как-то потом. Вот и деньги люди ему платят здесь хорошие. А там все чужие.

- Вспомни, Маня, что ты нам с отцом говорила, когда ехала в Ленинград, - оторвалась бабушка от разглядывания Янековых вещей в шкафу, - Ты тогда сделала, что хотела.
- И что из этого вышло? - горестно всхлипнула мама Янека.
- Что вышло? Вот - мальчик наш. Разве мало? Разве того не стоило?

- А вдруг и он там...
- Маня, вот, что? Что он там такого, что страшное? Учиться будет? С друзьями вместе. Мы с тобой не на другой планете живём. Котлеты всегда можно довести в Москву горячими, если правильно укутать каструльку.

Мама снова всхлипнула. Янек обнял её за плечи.
- Мам, ну ты же сама хотела. Чтоб институт. Чтобы я не шлимазл был какой-то. А человек с образованием.

Уже усаживая Янека и Тима в машину приехавшего специально Егорова, мама, конечно, расплакалась. Бабушка суетилась, устраивая собаку на специально сшитой лежанке. И пятый раз напоминала, "чтобы мальчики не забыли покушать котлеты и овощи обязательно с хлебом, а Тимочке там водичка и мясо".

Глава 35

35.

Добрым словом и пистолетом, добьешься больше чем просто добрым словом.
Аль Капоне

В Москве всё оказалось не так страшно, как казалось. По правде говоря, это была и не совсем Москва. Тихий пригород. Город космических заводов и НИИ. Королев, бывший Калининград. Там у Татарина была своя собственная квартира. Родители и младший брат жили отдельно не очень далеко.

Казалось, они снова вернулись на заставу. Вот только теперь ни повара, ни прачки им не полагалось. Что сами состряпали, то и ели. Чем проще, тем сытнее, как выяснилось. Стирать, слава богу, не в проруби. Стиральная машинка. Запустил, вынул, посушил, погладил. Уборку тоже не забывали. Ничего такого, с чем мужчина не мог бы справиться.

Заодно разогнали во дворе всю алкашню, которая повадилась собираться ночью на детской площадке под окнами домов и выяснять между собой отношения на повышенных тонах.

Сначала просто попросили из окна. Логично, что в темноте их никто не разглядел, а потому - не прислушался. Пришлось влезть в штаны и идти разговаривать лично. Предельно вежливо. Просто Костик взял охотничье ружье. Ярик - бейсбольную биту. Янек с Тимом тихо встали чуть в стороне. Алкаши ретировались с рекордной скоростью.

Утром мужик из того же подъезда горячо благодарили парней, что навели наконец порядок.
- Так вы-то сами почему не сказали им ничего? - задал наивный вопрос Акимов.
Мужик только плечами пожал.

По вечерам сидели на маленькой кухне. Курили. Обсуждали, что и как можно сделать, кроме как просто пригнать машины и перепродать. Как в перспективе это можно будет масштабировать. Татарин со Слоном уже сделали две ходки в Польшу и Германию. Янек только-только получил в Самаре свой первый загранпаспорт. Маме даже не сказал от греха подальше.

Рассудили, что каждый будет заниматься своей стороной бизнеса углубленно. А общую часть будут тянуть вместе.

В институты подавать документы ездили по очереди. Чтобы не оставлять Тима одного в квартире. Для собаки очередная смена обстановки - стресс. Но присутствие рядом знакомых людей значительно облегчало адаптацию.

Приняли всех. Но на совсем разные специальности. Акимов, что считалось пограничникам "по профилю", поступил на юриспруденцию. Егоров в Финансовую академию. Ему пришлось сдавать больше предметов, чем остальным. Янека приняли на новую для гражданских вузов специальность "информационная и компьютерная безопасность". До этого года подучить её можно было только там, куда Горовица точно бы не взяли по пятому пункту**, несмотря на службу в погранвойсках и наличие награды. Впрочем, туда Янек и не рвался. Ему нравилось, что в будущей профессии есть слово "безопасность". За компьютерным технологиями явно было будущее.

Янек приободрился, когда увидел в списках поступивших не только себя, но и порядочное число еврейских ребят. Похоже, что прав был один известный еврей, сказавший: "Кто владеет информацией, тот владеет миром." *

*Натан Майер Ротшильд

**п.5 анкеты "национальность", не взяли бы Янека в Высшую школу КГБ.

Глава 36

36.

Деньги - это только средство, чтобы сделать любимых чуть счастливее.

Деньги появились. Неожиданно много. Так, что они не сразу поняли, на что им такие суммы. Все трое были приучены жить по средствам. Но голову чуть было не унесло. Мозги вправил родной дядька Ярослава - Володя.

Разговор вышел долгий. С одной стороны, откладывать жизнь - глупо. Она может оказаться не такой уж длинной. И молодым ребятам хочется насладиться ею в полной мере. Чтобы шмотки, тачки, развлечения. А с другой, промотать по-гусарски любые суммы в Москве - нет проблемы. Хоть за вечер можно всё спустить. А если строить бизнес не на один день, чтоб просто хапнули и разбежались, а сделать так, чтобы детям досталась более обеспеченая жизнь, чем им самим, тут надо было думать головой.

Володя знал, что говорил. У него самого уже семья. Четверо детей. Большая квартира. Он архитектор. Работает с семнадцати лет. Дело шло к тому, что старший сын со временем войдёт в семейный бизнес.

Ребята в свои двадцать с копейками, конечно, так мыслить ещё не могли. Где они, а где семьи и дети? Но к сведению приняли.

Егоров предложил деньги в рублях не хранить. Ему виднее.

Время по-прежнему было лихое. Желающих до чужого добра много. Поэтому разрешение на оружие они втроём получили почти сразу. Сейф смонтировали. Хмурый участковый пришёл их проверить. На пороге его встретил Тим.
- Ясно всё с вами, погранцы. У вас тут что-то взять - без шансов.

Янек себе купил компьютер. Сразу завёл туда учёт всей их работы. Детали, машины, контакты.
- Мойша, твой системный блок надо хранить в сейфе, а не стволы, - серьёзно заметил Ярик.
- Да, на счётах было бы безопаснее. Поднял их, и ни одна налоговая не найдёт, - хохотал Костя.

Серьёзная личная жизнь первым нарисовалась у Акимова. Его однокурсница Надя едва доставала Костику до плеча. Но внешность обманчива. Хрупкой пепельной блондинке с длинной косой прочили карьеру адвоката. У Акимовских родителей были на сына свои планы. Оказалось, что не только еврейские родители озабочены тем, чтобы сыночек женился на правильной девочке. Слону сватали в его сибирском городе дочь директора цементного завода. Сам Костик с таким династическим подходом был категорически не согласен. В Сибирь собрались лететь все вместе. Татарин и Мойша в качестве заслона. Одна проблема - не с кем было оставить Тима.

- Вот так, три папы - одно дите на всех, - веселились Надя.
- Ребят, что вы выдумываете, - Володя появился как нельзя вовремя, - Мои давно клянчат собаку. Тим у нас, вроде, всё и всех знает. Пусть побудет. Не проблема. Сколько нужно.

Всю семью Ярослава Тим действительно уже знал. Янек никогда таких семей не встречал. Их с Костиком приняли так, будто они родные дети. Поэтому Тима Янек спокойно оставил с Володиным семейством.

К родителям Костика они с Надюхой пошли вдвоём. Ярик с Янеком остались в гостинице. По-хорошему объяснить, что Акимов женится на любимой девушке, а не на родительской протеже, не получилось. Акимов-старший орал на сына и потенциальную невестку так, что даже у воинственной смелой Нади на глазах появились слезы. Костик не удержался. Зажал своими лапищами Наде уши. И выдал вслух свое мнение по вопросам династических браков. С лексикой не церемонился. Собрал в одну кучу всё, что знал сам и что слышал от Мойши - большого специалиста по этой части.

В гостиницу вернулись быстро. Застали друзей в самом начале ужина. Не успели доесть. Обиженная потенциальная родня сработала быстро. Ужин ребятам очень хотели испортить специально обученные люди. Акимов успел только затолкать Надю под стол. Втроём управились быстро. Нападавших сдали милиции. Мастерство, как говорится, не пропьешь. Правда, поняли, что всем стоит возобновить тренировки, бросить курить и снова бегать утром кросс.

Свадьбу Акимовым соорудили своими силами при помощи родителей Нади. Из родни Костика была только мама, да и то по секрету от мужа. Приехал из Ульяновска Илья Самарин.

Когда в середине торжества, ровно в 20.00, до этого одетые в хорошие костюмы Егоров, Горовиц и Самарин появились в камуфляже, а рядом гордо шагал Тим в зелёной тельняшке и берете, Акимов захохотал. Друзья принесли телеграмму: "Приказываем Слону выступить на охрану границы новой семьи. Быть жене опорой. Беречь и любить. Ждём слонят." И подписи - Батя, Петрович, Кингконг. Троекратное "Ура!" в честь семьи Акимовых Тим сопровождал трёхкратным "Гав!".

Глава 37

37.

Два одесских эмигранта рассматривают статую Свободы. Один говорит:
— Шо не говори, а это таки памятник моей тете Соне. Только она могла выйти встречать гостей в ночнушке и бигуди с примусом в одной руке и с квитанциями за квартиру - в другой!

На всю оставшуюся жизнь
Запомним братство боевое...

Бизнес рос. И выстоял в дефолт. Не зря деньги хранили в долларах. Спасибо Егорову и его чутью.

Учиться было интересно ещё и потому, что знания тут же применялись по назначению. Горовиц поглощал информацию в немыслимых количествах. Он и не думал, что может работать по восемнадцать часов с перерывами на сон и выгул Тима.

Появление первых наёмных рабочих стало началом нового этапа. Оказалось, что можно заказать автовоз. И не ехать за машинами втроём. В ремонтные мастерские тоже взяли мастеров. До этого справлялись сами под руководством Ярослава. Но контролировать всё и всех приходилось.

Внешность и улыбка Янека часто вводила людей в заблуждение. Мастера быстро поняли, что Ян не просто улыбчивый парень. Документы он изучал дотошно. Детали замечал быстро. Порядок наводил несколькими ёмкими словами.

Они с Ярославом разъехались по разным квартирам. Янек снял себе крохотную двушку в пятиэтажке. Очень похожую на самарскую.

Ему очень хотелось как-то побаловать маму и бабушку. Подарить им что-то такое, чего они бы сами себе никогда не позволили. Решение отправить их в гости к родственникам в Америку с перелётом через Париж пришло неожиданно. Бабушка в разговоре обмолвилась, что Париж - это мечта. А мама упомянула Сарочку, давно живущую по ту сторону океана и звавшую в каждом письме в гости. Янек, ничуть не сомневаясь, оплатил визы, билеты и все расходы. Плюс отель в Париже на три ночи.

- Сыночек, а что, тебе не на что больше потратить деньги? Это ж умереть, какая сумма! - мама разглядывала цветные бумажки билетов.
- Мама, не волнуйся, не на последние. И даже если бы и так. Я решил.

- Если Сарочка тайно надеялась, что "эти халамидники" не приедут и не посмотрят своими глазами на её хваленый Брайтон, то вот ей шиш! - бабушка Рая составляла список американских родственников и параллельно писала список гостинцев, - Она таки думала, что наш Янкеле - шлимазл. И пусть она себе думает, что хочет. Только разве её внук Боря таки может отправить её в Парыж? Маня, запиши в список вещей тот аппарат, что Янкеле привёз тебе на день рождения!

- Какой аппарат?
- Можно подумать, что у тебя склероз! Тот, из которого фотографии сразу вылезают. Чтобы ни Сарочка, ни её Сема, пусть они будут здоровы в свой Америке, не подумали, что мы с тобой не были в Парыже! Давид, ты видишь? Ой вей!

Янек и Ярик провожали их в Шереметьево. Горовиц вёл их под руки. С одной стороны мама. С другой - бабушка. Обеих потряхивало. Егоров вёз за ручки чудо-чемоданы на колёсах с кодовыми замками. Тоже подарок Янека. Там ехали подарки. Бабушка до последнего сверялась со своими списками. Было важно никого не забыть.

Пока родные были в отъезде, Янек нанял рабочих и сделал ремонт в кухне, коридоре и ванной самарской квартиры.

Через две недели тем же составом они встречали путешественниц. Обе вышли в Прилёт обалдевшие от перелёта. Загорелые.
- Ну и слава богу, мы дома, - выдохнула бабушка Рая, - Янкеле, возьми у мамы чемодан, а то она добровольно с ним не расстанется. Очень удобная вещь! Там все с такими!
- Как съездили? - поинтересовался Егоров.
- О, спасибо, Яричек, съездили и приехали. Потому что не просто так мой Давид говорил, что там хорошо, где нас нет.

Уже дома у Янека рассказали подробности. Сначала, конечно, про Париж. Как катались три круга в экскурсионном двухэтажном автобусе. И слушали экскурсию.

- Представляешь, сыночек, и по-русски можно было слушать, и по-английски. И даже по-китайски. А на Эйфелеву башню мы еле живые залезли. Я маме говорила, что не надо...
- Как это не надо, Маня? Вот что бы я потом сказала Давиду? Что меня наш внук отправил в Парыж, а я не смогла по лестнице залезть? И потом Сарочка аж слюной подол закапала, когда фотографии смотрела. Я столько удовольствия не имела с тех пор, как Янкеле её взорвал тогда на свадьбе. А как она узнала, что ты дал денег, чтобы мы там обследование прошли, подпрыгнула так, что своим задом чуть не проломила свой же хлипкий пластиковый стул.

- И как они там? Что там Брайтон? - Янеку и правда было интересно.
- А что Брайтон? Грязно и шумно. Над головой метро. Внизу все те же, что на Привозе. Только спикают так, что не разберёшь. То ли французский, то ли нижегородский, то ли идыш, то ли инглиш. Покупала сыр, а продавец меня спрашивает: "Вам послайсить или целым писом?" * - смеялась мама Янека.

- Сарочка с мужем на пособии. Это Сёма в Одессе был гройсэ пурыц, а там - еле-еле поц. Дети - как свадебные лошади. Морда в цветах, жопа в мыле. Улыбаются всё время. Внуки учатся. На бухгалтера и медсестру. Я на что ты учишься зазубрила наизусть! Сарочка уже и не выговорит такое!

- Что сказали врачи?
- Сарочка нас повела, где она там лечиться. Мы так душевно провели время! Пока Маня в кабинете терапевта была, я в коридоре беседовала с мужчиной-доктором. Из наших. Такой приятный мужчина. Расспрашивал, откуда мы. Они, оказывается, были с мамой и братом в Куйбышеве в эвакуации. Я похвасталась, что мой внук Янкеле служил пограничником. Его друзья по службе называют тебя Мойша. Доктор кому-то позвонил, и сказал, чтоб быстро в офис. Приехал его зять. Такой приятный молодой человек.

Янек напрягся.
- Ба, а как зовут этого молодого человека, ты знаешь?
- Конечно! Ты думаешь, я общалась с незнакомыми? Я помню, что ты меня предупреждал. Мы сначала с ним познакомились. Доктора зовут Лев. А молодого человека...
- Миша.
- Мойша...

Янек был озадачен. Он почему-то был уверен, что это тот самый. "Близнец". Но мало ли в Америке бывших советских пограничников.

Глава 38

38.

„В семье дети и собаки всегда знают все, особенно то, о чем не говорят.“ — Франсуаза Дольто

Нет, оно конечно понятно, что когда люди женаты, то случаются дети. Они случаются даже, когда люди совсем не женаты. Это Янек знал точно. И делал всё, чтобы его такое здрасти не посетило. Но что Слон теперь папа, доходило с трудом.

Даже когда они уже обмыли пяточки новорождённого Сергея Константиновича Акимова, Янек ещё это не осознал. Слонёнок, блин, родился! Его брат теперь отец. Эта мысль плохо помещалась в голове. Как это: быть отцом?

От отсутствия понимания было почему-то грустно. И как-то маетно на душе. Интересно, о чем думал его собственный отец, когда он родился? Был ли он для него самым красивым и лучшим мальчиком на всем белом свете, как вот сейчас Серёжка для Надюхи и Костика? Смотрел ли он на него с такой нежностью и надеждой? Прыгал ли он от нетерпения под окнами роддома, пытаясь разглядеть в том кульке, что жена показывала из окна, лицо сына?

Мелкий Серёжка оказался забавным. Пах как-то интересно. Тим подошёл и лизнул ему пятку. Серёжка фыркнул в ответ. Кажется, они поняли друг друга.

Янек совсем недавно вспомнил про своё увлечение фотографией. Купил новую "тушку" к уже цифровой камере и отличный объектив. Нащелкал мелкого Слоненка во всех видах. В смешной голубой шапочке с ушками. Они ещё поржали, что надо было купить с большими и круглыми. И в крохотных вязаных пинетках. Будто на пупса, а не на живого человека.

- Слон, глянь, какие у Серёжки кулаки. Ух! Уже сейчас видно бойца, - разглядывал фотографии Ярик.
- Мальчики, прекращайте тут! - вмешалась Надежда, - Вот вырастет, сам решит, чем захочет заниматься.

- Точно, Надь, вырастит и сам решит, что единоборства - это его! - хохотал Янек, - Или ты рассчитывала на шахматы? В нашей-то компании!

Следом младенец появился в семье Володи Орлова - дядьки Ярослава. Вот только у них это уже пятый ребёнок. Девочка. Юленька. Её даже никто по-другому и не называл.

Ярик попросил Горовица прийти на выписку с фотоаппаратом. Родственники суетились. Радовались. Бегали дети. А Янек снимал. Смотрел чуть со стороны на это огромное дружное семейство.

Вот Володя и Жанна. Он яркий восточный красавец. Она - светленькая и кудрявая. Старшие дети - двойняшки Игорь и Ксения. Очень похожи на родителей. Совсем уже взрослые. Школу заканчивают. Если бы Егоров не проговорился, что ребята приёмные, Янек ни за что не догадался бы. Ну, разве что, разница в возрасте с родителями всего семнадцать лет. Но чего только не случается.

Следом ещё пара двойняшек. Мальчишки. Тоже разные. Светленький Тимур и тёмный - Артур. Бабушка Валия. Тоже верховодит всем семейством. И все слушаются. Совсем как его бабушка Рая. Потом ещё родители Ярика. Тётя Оксана с дядей Димой. Их младший сын Влад. Родители Жанны. Её младшие сестры. И всё это словно единый организм. Монолит.

И вот теперь девочка. Вроде бы, обычный младенец. Но её и почти такого же мелкого Серёжку Акимова даже сравнить нельзя. Юленька сразу оказалась средоточием всеобщей любви и внимания. И сама, как бы странно это ни звучало, будто излучала любовь.

- Янечек, подержи Юленьку, пожалуйста, - Жанна хотела завязать шнурок, а ближе всех стоял Горовиц.

- Жан, я боюсь.

- Так у вас же там Слонёнок есть один на всех. Неужели, не держал?

- Так то Слонёнок... А это... Она как..., - Янек не мог подобрать нужное слово.

- Давай. Попробуй. Дети не хрустальные. Тебе понравится носить её на руках, вот увидишь. Руку под голову. И под попу. Вот так, - и Жанна осторожно подала Янеку хлопающую серыми глазами Юленьку.

Семейство Орловых-Егоровых имело интересную традицию. После нового года они собиралась все вместе. Огромной толпой. Обменивались подарками и поздравлениями. Чтобы не ходить в гости по десять раз. Называлось это - "доедаши". Хотя готовили для этого специально кучу вкусного. Янек вместе с Тимом и Акимовы в полном составе тоже были приглашены.

Горовиц не упускал шанс пофотографировать детей. Володя говорил, что надо ловить момент. Дети быстро меняются и растут так, что глазом не успеваешь моргнуть, а они школу заканчивают.

Тим во всей этой толпе, как ни странно, отлично себя чувствовал. Внимания ему было много. К этим людям он уже привык. Двух новых детёнышей обнюхал. Мальчик смешно фырчал, а вот девочка сгребла в кулачок шерсть у него на загривке. Тим позволил. Пусть. Ничего плохого не делает. Он лизнул её ладошку.

Глава 39

39.

Анекдот:

Ребе, если я оставлю все свои

мильены синагоге, я попаду в рай?

Туве, я не обещаю, но попробовать можно.

Когда часто задаёшь себе какой-то вопрос, ответ на него приходит почему-то в тот самый момент, когда всё уже. Не нужно. Заросло. Зарубцевалось.

- Янкеле, тут тебе на днях письмо пришло, - бабушка протянула конверт, - Я решила Мане не показывать. Вдруг что...

У своих в Самаре Янек бывал регулярно. Благо, есть где и с кем оставить Тима. А иногда и его с собой привозил.

Конверт был с надписями латинскими буквами. Адресат - Yan Gorovits. Обратный адрес израильский. Хайфа. Ком возле горла встал такой, что не вдохнуть. Видимо, и бабушка догадалась. У Янека поплыло перед глазами. Не хватало ещё слёз! Он ещё даже не открыл.

- Мальчик мой, хочешь, я?
- Нет, ба. Сам. Я сам. Спасибо. Хорошо, что ты маме не показала. Мы потом ей как-нибудь... Потом.

Руки подрагивали, пока вскрыл конверт. Письмо было по-английски и по-русски. Одинаковый текст. Сообщалось, что Аркадий Львович Горовиц ушёл к праотцам три месяца назад, оставив всё свое имущество и денежные средства единственному законному сыну Яну. Слово "законному" почему-то царапнуло больше всего. А что, были и незаконные? Или это просто казенная формулировка? Подпись и контакты израильского адвоката по наследственным делам.

- Выброси, ба. Не надо мне это всё. Я сам заработаю и себе, и вам с мамой.

Комок в груди стал пульсировать. Слёзы потекли. Когда он плакал в последний раз? Когда вёз Тима в госпиталь. Но сейчас-то почему так больно? И откуда эти предательские слёзы? Янек стукнулся затылком об стену. Чуть легче теперь.

Мысли в голове металась с дикой скоростью. Он пытался поймать за хвост хоть одну. Всё это время отец о нем помнил. И все эти двадцать лет он оставался его единственным сыном.

Был ли хоть один шанс прожить эти двадцать лет по-другому? Зная, что он сын для своего отца. Вот такой же, как Татарин для дяди Димы. Такой же, как Серёга Матвеев для дяди Юры. Такой же, как Володины сыновья. И как Слонёнок для Акимова.

Сослагательного наклонения в жизни нет. Так всегда говорил Симонов. Это повторяли и все командиры Янека. Ни одну ситуацию не переиграешь. А "жопой все думать умеют".

Прапорщик Синегрибов, он же Кингконг, приговаривал: "Что батька хреном не заложил, то мы кулаками уже не вобьем!" Получается, что в том, каким он вырос, есть и отцовская часть. Пусть недолгая. И он её почти не помнит.

И вот отца у него больше нет. Никакого. Осталась только вот эта бумажка. И какое-то там имущество. И шансов нет. Не в этой жизни точно.

- Янкеле, мальчик..., - бабушка тихо сидела напротив всё это время. Конверт не выпускала из рук, - Ты не спеши. А плакать сейчас можно. От этого ты не будешь слабый.

Янеку потребовалась неделя, чтобы прийти в себя. И он был благодарен бабушке, что она не выбросила конверт и ничего не сказала матери.

Помог Симонов. Тот, кто был ему фактически отцом все эти годы после смерти деда.

- Мы родителей не выбираем. И они нас, знаешь ли, тоже. Вот такие мы друг другу достались. Уж, как есть. И ты до гробовой доски Ян Аркадьевич. Твой отец мог оставить всё синагоге. Или еще кому-то. А оставил тебе. Может, и хотел признать какие-то свои ошибки. Потому что ты то перед ним точно не в долгу. Может, хотел хоть напоследок стать для тебя маленькой ступенькой к лучшему. Так потрать с толком. Чтоб, когда свои дети будут, ты для них тоже такой ступенькой стал.

- Мужики, у меня новости, - выдал Янек Татарину и Слону, как раз считавшим бюджет на открытие офиса, - У нас есть немножко еврейских денег на хорошо пожить.
- Мойша, ты ограбил Московскую хоральную синагогу?
- Нет. Как оказалось, мой отец из преподавателя истории КПСС переквалифицировался в религиозного еврея. Он умер недавно.

Ярослав и Костя замерли. Слова сочувствия произнести не успели.
- Так вот, он оставил мне денег. В шекелях и долларах. Предлагаю жахнуть на офис.
- Мойша, ты уверен? Это ж твои..., - Татарин вертел в руках листочек с суммами.
- Никогда ни в чем я ещё не был так уверен.