Сдавайся, босс!

Глава 1

Карты пообещали мне досадную бытовую неприятность в ближайший час.

Я недовольно нахмурилась, и внимательнее посмотрела расклад. Но таро продолжили упрямо утверждать, что таки-да, ждет меня подлянка.

— Лида, ты на работу опоздаешь, если сейчас же не выйдешь!

— Сейчас, мам, — крикнула я, и закинула в сумочку запасные колготки и влажные салфетки — таро и ведьмина чуйка подсказали, что все это может мне сегодня пригодиться.

Я осмотрелась вокруг. Что еще захватить с собой в офис? Так. Мне обещана бытовая неприятность, хмм… Присев, я достала из нижнего ящика тампоны — ну мало ли, вдруг начнутся не по расписанию.

— Лида, ну сколько еще тебя ждать? Ты там опять гадаешь?

— Крашусь. Секунду, ма, — завопила я, а руки снова потянулись к таро.

Надо еще раз погадать. А то сердечко бьется в зловещем ритме, предчувствует неладное. Да и попа горит — а это наипервейший признак неприятностей, и не бытовых, а вселенского масштаба.

Дверь резко распахнулась. Я поймана с поличным.

— Я так и знала! Опять карты. Лида!

Я состроила виноватый вид, жалобно посмотрела на маму, и это как всегда сработало. Морщинки на ее переносице разгладились, мама насмешливо фыркнула.

— На выход. Папа тебя уже двадцать минут ждет в машине. Всё, Лида, гадальный салон закрывается. Арбайтен!

Я покивала, дождалась пока мама отвернется, и закинула в сумочку колоду таро.

— Возьми, по дороге перекусишь.

— Ну мам.

— Бери! — любяще рявкнула мама, и всучила мне пакет с вишневыми слойками. — Куртку застегни. И шапку надень.

— Пока, — крикнула я из подъезда, и понеслась по ступенькам вниз.

Блин, уже 8:35!

— Опаздываю. Гони, командир! — с этими словами я ввалилась в папин УАЗик.

— Не бои́сь, успеем.

Я с вожделением посмотрела на слойки. Они теплые еще, а вишневая начинка, наверное, горячая до сих пор, сладкая, вязкая. Какое наслаждение — слопать бы вкусняшки, вот только расклад сделаю. Один. Честное слово.

Я дала себе обещание, мысленно задала вопрос, и принялась раскладывать таро на коленях в поиске ответа.

— Опять ты со своей херомантией.

— Пап, это не хиромантия, это…

— Это херня, — проворчал он. — Бабка тебе голову задурила. Потомственная ведьма, дар у нее, тьфу! Зря мы тебя ей летом привозили, лучше бы по музеям и галереям водили, раз тебе так картинки нравятся. Любовалась бы нормальными, а не дурью этой.

Я обиженно выпятила губу, и погладила «отшельника», которого папа картинкой обозвал. И ахнула победно. Ну вот и случилась мелкая нагаданная подлянка!

— Дурь, говоришь? Смотри, па, — я ткнула пальцем в бедро. — Я перед выходом в раскладе увидела бытовую неприятность, и видишь что? Колготки порвала. Я знала, что так будет!

— Картой зацепила, вот и порвала. Углы-то у них острые.

— Ничего подобного! — с жаром заспорила я, но по упрямому виду папы поняла — его не убедить.

Главное, в коммунизм папа до сих пор верит, а в дар мой — нет. Говорит, сказки это. Не то что коммунизм, да, пап? Я закатила глаза, перестала вести с папой мысленный диалог, и вернулась к картам.

Ну-ка, родимые, что ждет меня? Почему мне так волнительно? Может, дело в давно ожидаемом и справедливом повышении?

С каждой новой картой мой положительный настрой испарялся. Я с недоумением смотрела на старшие арканы: Верховная Жрица, Отшельник… Король Мечей? А ты кто такой? И тузов-то сколько, а в сочетании с пентаклями получается полная задница! Вот не зря она у меня горела.

В гневе я снова пробежалась глазами по раскладу, и кинула поверх закрывающую карту. Шут. Просто прелестно. Восторг, блин, и феерия.

— Чего пыхтишь, ребенок? Сломанный каблук нагадала? Или карты предсказали тебе прыщ? — фыркнул папа.

А вот мне не до смеха, потому что увидела я полную и беспросветную… ну, ту самую, которая горела огнем. Задницу!

— Па, уволят меня. Какой-то Король Мечей меня вышвырнет из-за гадкой бабы, представляешь? — ткнула я пальцем в карты, но папа на них даже не взглянул. — Но начальник мой, Толик, он Король Кубков. И он повысить меня должен. Не понимаю.

Я еще раз проверила карты, и убедилась — ошибки нет, уволят. Обидно как! Я с начала второго курса в нашей студии дизайна работаю, сколько клиентов именно я привела! Пришла — штат был 8 человек, а сейчас почти 80, вот как мы выросли. Это же моя заслуга.

И вообще, у меня ипотека! Это же злодейским Сатаной нужно быть, чтобы уволить человека с ипотекой.

— Па! — возмущенно потребовала я у отца поддержку, но он продолжил черство вести машину.

Бросил только:

— Вот будешь бред на работе болтать про гадания свои, тогда точно уволят. Дурочка. И мы с мамкой твоей дураки, послушались тещеньку. Ребенку полезно в деревне лето проводить, свежий воздух, природа, — неудачно спародировал папа бабушку. — И вот, ребенку уже двадцать пять лет. Сидит, ерундой страдает из-за фантазий, которые бабка в голову вбила. Чтоб моей любимой теще на том свете икалось, — выплюнул папа сердито, и добавил: — Царствие ей небесное.

— Бабуля вообще-то живая.

— А я заранее желаю ей всего хорошего.

Папино ворчание я слушать перестала. Они с мамой никогда в мой дар не верили. А ведь именно я предупредила папу, что ему нужно машину поменять. Он не послушал, и чудом цел остался, зато вместо старенького «мерса» у родителей теперь надежный УАЗик. И что гараж нужно приватизировать я предупреждала. Разумеется, услышана я не была, и гаражи снесли как самострой.

— Ладно, ежик, не дуйся. А помнишь, ты говорила что карты показывают наиболее вероятный прогноз на будущее. Но вероятность же не стопроцентная. Говоришь, уволят? А ты сделай так, чтобы не уволили. Придумай что-нибудь, ты же умненькая. Вся в меня.

— Придумаю. Пусть только попробуют меня уволить. Я им такое устрою!

— Диарею? — хохотнул папа.

Я благодарно чмокнула его в щеку. Папа лукаво подмигнул мне, свернул во дворы, чем сократил дорогу до офиса на добрых десять минут, которые пришлось бы простоять на светофорах. И на парковке я оказалась в 8:57. Успеваю! И даже по дороге смогу впихнуть в себя завтрак. Энергия мне пригодится.

Глава 2

— Я твой комп включила. Привет, — Томка подошла ко мне, наклонилась, и нахально откусила от остатка слойки. — Умм, вишнёвая магия. Тетя Маша готовила? А еще есть?

Я молча протянула подруге пакет с завтраком, и обернулась.

Король Сволочей — в смысле, тот самый из лифта — как раз нырнул в кабинет нашего босса. И как это понимать?

— Том, ты Толика видела сегодня?

— Я десять минут назад пришла, у него свет в кабинете уже горел.

— А наши что-нибудь обсуждали? Ты же с бухгалтерией накоротке, они вечно раньше всех новости узнают. То-ом, — протянула я.

Подруга дожевала мой завтрак, нахмурилась и дернула подбородком.

— В бухгалтерии сейчас главная тема — это выбор между караоке и фаер-шоу на корпоративе. Но тебя же не эти сплетни интересуют. Лида, что случилось?

К нам подошла Яна, кивнула приветливо, и встала рядом. А я выдала:

— Короче, девочки, я ехала в лифте с одним мужиком. Он сейчас у Толика в кабинете.

— И-и-и? — протянула Томка, и вздернула брови.

А Яна глаза закатила.

— Офигеть. К Толику пришел клиент. Вот так новость, хоть сейчас на первые полосы мировых СМИ. Лида, блин, я думала, вы что-то интересное обсуждаете. Типа оргии в бухгалтерии. Тьфу на вас.

— Погоди, — придержала я Яну за локоть. — Девочки, я сегодня гадала…

— Начинается! — дружный стон.

— … и увидела свое увольнение. И уволит меня не Толик, а вон тот козел, который сейчас как раз с Толиком разговаривает.

— А если это просто клиент? Или приятель Толика? — осторожно вставила Яна.

— А если это конец света? — парировала я. — А если у Толика выгорание, он решил всё бросить, и теперь нашим кругом ада рулит этот… вишнёво-рубашечный?!

Одна меня жалеет, как раненого гуся, вторая — тихо угорает. А зря.

— Вот увидите. Это не клиент. И если вы думаете, что увольнение грозит только мне, то вы переоцениваете степень своей незаменимости.

Яна с Тамаркой переглянулись, и Янка пропела:

— Сдавайся, ведьма — Ночной дозор.

Вот заразы! Я сымитировала цыганочку: всплеснула руками, откинула волосы и закатила глаза как героиня оперы. Подруги захихикали, а я скомандовала:

— Арбайтен!

Мы принялись за работу. Я залипла в нейросетях в поиске идеи для логотипа, но боковым зрением отслеживала подозрительную активность у кабинета Толика.

Король Мечей до сих пор там. Может, если как следует помагичу, повидло проступит сквозь его рубашку и устроит мистическое изгнание злодея?

Я сбегала в уборную, надела новые колготы, и вернулась в кабинет.

— Этот, из кабинета Феликсовича не выходил? — спросила я у Томки.

— Не-а.

Гадство!

А если Король Мечей не просто клиент, а супер-важный клиент, а я ему вишнёвое пятно в самое сердце? И как раз из-за этого меня и уволят?

АААААА

— Девчат, — раздалось надо мной гундосое, — есть салфетки?

Над моим столом своей не самой богатырской фигурой возвышался Сева из айти-отдела.

— Дайте салфетки или вату, — он шмыгнул носом, из которого потекла струйка крови.

— Севка, опять кофе пил? Ну сколько можно! — принялась Тамарка распекать нашего бедолагу, пока я рылась в сумочке в поиске салфеток.

Протянула их Севе. Он открыл, и поморщился.

— Они на спирту. А детские есть?

Я почувствовала, как во мне проснулась древняя ведьма с усталой душой.

Вытащила из сумки пачку тампонов.

— Устроит?

— А что это? — взял Севка пачку.

Я со стоном рухнула лбом на ладонь, а Томка, хохоча, принялась объяснять Севе что такое тампоны, и как их можно использовать в решении его проблемы.

И именно в этот момент появился он.

Король Сволочей собственной персоной.

Насмешливый взгляд — на меня.

Ещё более насмешливый — на Севу, раскрывшего упаковку тампонов как несмышлёный енот.

— Дамы, — улыбнулся гад, обращаясь к бедолаге-айтишнику.

Севка покраснел, и как ядовитую змею бросил тампоны на мой стол.

— Это не мое. Это ее, — пробурчал он.

— А я как раз к ней, — кошачий тон, как будто мы в каком-то фильме нуар.

Ко мне? Ну да, к кому же еще. Вот сейчас меня и начнут увольнять. А у меня даже слоек нет, чтобы вишневым повидлом в наглую морду бросить.

Яна привстала над перегородкой. Тома уши навострила. И Сева продолжил алеть лицом как красна девица, застуканная на сеновале.

А этот гад просто развалился на стуле рядом со мной, как у себя дома. И ноги раздвинул. Ну вы знаете. Как мужчины любят делать, чтобы женщин выбесить.

— Чем могу быть полезна?

— Я еще в лифте сказал, чем ты можешь быть полезна, — он пальцем поскреб по пятну от повидла. — Но для начала неплохо бы извиниться.

— Я извинилась.

— Нет. Ты назвала меня падлой.

Он улыбнулся, как будто я призналась ему в любви.

Я это вслух сказала?

Я могла.

И правильно. Но извиниться надо. Пусть, неискренне, но если вспомнить, что говорили карты про увольнение — я обязана состроить из себя кающуюся грешницу, извиниться перед гадом, и даже слезинку пустить, чтобы трогательнее выглядеть.

— Сами виноваты. Надо было лифт придержать, я же просила, — выпалила я.

Боже, Лида. Нет.

— И… извините, — добавила я через силу. — Напишите на стикере номер карты, я переведу деньги на химчистку. Стирать я не буду. Жена вам пусть стирает.

— Это подкат? Я не женат.

— Я не удивлена, — парировала я.

Да что же это такое! Почему я никогда не могу заткнуться, когда это необходимо?!

— Извините, — второй раз дался мне проще.

Он уставился на меня, с тем самым выражением лица, с каким хищник наблюдает за прыгающей лягушкой.

А я тоже глаз не отводила.

Высокий, зеленоглазый, с подстриженными висками и выражением лица "я всегда прав". Папа такой тип мужчин называет балерунами.

Короче, сразу понятно, что передо мной сволочь.

— Что-то еще?

— Жду очередную колкость. Они у тебя и вместо извинений, и сразу после. Жги.

Глава 3

— Бумаги подписаны, осталось уладить последние нюансы с юристами. Завтра я передам все дела Котову и, — лучезарно сообщил Толик, расправив плечи так, будто собирался не на Пхукет, а на пьедестал почета, — улетаю. Ну и чего вы такие кислые?

Коллектив вяло моргнул. Местами — даже дружно.

Я оглядела офис. Не кислые. Просто обреченные. Одна я переживаю за судьбу человечества, а они сидят, будто их переводят не под новое руководство, а на новый тариф мобильной связи.

— Хоть бы поздравили для приличия. Ладно. Котов — мужик нормальный, сработаетесь. Я ему всех вас прорекламировал. Такие дифирамбы пел, будто тост зачитывал на юбилее. — Толик ржал один. Коллектив вежливо изобразил отклик.

Предатели.

— Я же говорила, — прошипела я Яне.

— Лид, я вспомнила. Слухи о продаже ходили еще в сентябре.

Тома согласно закивала, как пластмассовый пудель на торпеде.

— Почему я не в курсе этих слухов? Девочки, я же с утра вам говорила. Гадала я, и…

— Лид, брось. Были слухи, я думала, что это просто сплетни и продажи компании не будет. Забыла про них. А ты где-то услышала, что сделка совершена. Погадала, прочитала карты как тебе было удобно, и выдала это нам как откровение свыше. Ау! — Янка взвизгнула от моего щипка.

Замолчала. Надулась. Я тоже, но хоть душу отвела.

Тома отодвинулась от греха подальше.

Тягомотная планерка закончилась с тем же энтузиазмом, с каким люди выходят из налоговой.

— Лид, задержись на минуту, — попросил Феликсович, дождался, пока коллеги выйдут, и спросил: — Лид, а ты не хочешь объяснить, что произошло между тобой и Котовым? Ты, он, лифт, его рубашка?

Вот же мелочный гад этот Король Мечей!

— Нажаловался?

— Нет. Это я сам поинтересовался, не нужна ли ему помощь. Подумал, на рубашке кровь. А он только усмехнулся и сказал, что пережил боестолкновение с одной дерзкой барышней. Ну, я и решил камеры глянуть. Объяснишь?

— Недоразумение. Мы его уладили, — я почувствовала себя на ковре у директора школы после очередной хулиганской выходки.

Толик хмыкнул.

— Ладно, Лид, иди. Но с Котовым постарайся быть ласковее.

— Вы на что намекаете?!

— Не на то, что ты подумала. Степан — парень позитивный, шутит, улыбается. Но это фасад. Я его полтора года знаю: если начнет работать по-настоящему, мало не покажется. — Он понизил голос. — Я ему, кстати, предложил рассмотреть твою кандидатуру на повышение. Всё зависит от тебя.

— Спасибо.

— Будь ласковой кошечкой с ним. Мяу.

— Анатолий Феликсович!

Мы оба рассмеялись.

До обеда я ушла в работу с головой и наконец довела до ума логотип для мебельного дома: советский стиль, капля безумия и парадоксальная элегантность. Отправила клиенту.

В кафе пошли втроем. Я пыталась продумать план, как не вылететь с работы. Но в голове крутилась та чертова рубашка.

А девочки устроили парад тщеславия:

— Оцените степень моей фартовости: я записалась к Лебедевой на макияж для корпоратива! У нее на месяцы график расписан, но появилось «окно». Вау, скажи́те?

— А мне скоро доставят платье от Сони Рикель, которое я урвала за бесценок. Серёга рухнет, как только меня увидит.

— Рухнет, но не признается. Надо брать быка за рога. Или напоить. Или приворожить. У нас ведь своя штатная ведьма есть. Лид! Приворожишь?

— Я приворотами не занимаюсь, — отмахнулась я.

— И после этого ты называешь себя ведьмой? — хохотнула Яна.

— Я не ведьма. Просто у меня дар. Наследственный.

— Ну да, и гримуар от бабы Нади.

— Девочки, — я сердито топнула ногой, — у меня жизнь рушится, у меня ипотека, на носу увольнение, а вы с приворотами ко мне пристали! Лучше бы посоветовали, что делать! Подруги, блин.

Я гордо влетела в кафе, скинула куртку и упала за стол. Почувствуйте драму.

А может… купить Котову рубашку? И бутылку коньяка. Не «Remy Martin», но «Ной» сойдет. Появляюсь, молча вручаю. Он — ошарашен, я — ласковая кошечка. Не увольняй меня, властный босс, мяу.

— Ты выглядишь так, словно планируешь убийство, — Томка восхищенно уставилась на меня.

— Хуже, — мрачно сказала я, представляя как прыгаю вокруг Короля Мечей как помойная кошка.

Может, ну ее, работу эту? Что, новое место не найду?

Блин, нет! Это нечестно! Я 7 лет этой компании отдала! Я квартиру специально рядом купила! Я люблю свою работу, люблю это место. Здесь все родное, и фиг этому Котову удастся меня выжить!

— Ладно, Лид, прости. Просто я реалист, и не верю во все это сверхъестественное, — Янка покаянно погладила меня по руке.

— Но ты же помнишь, — встряла Тома. — Когда Лида сказала поменять рейс до Питера? Мы её послушались, а тот рейс задержали на три часа.

Я кивнула Томке, почти простив за утреннее предательство.

— Допустим, — сдалась Яна. — Так что карты тебе показали?

— Что уволит меня Котов. Ради какой-то женщины.

— Роман заведет, наверное. С кем-то из наших, кто тайно тебя надолюбливает. Подговорит Котова уволить тебя, и…

— Приворожи его, — оборвала Томку Яна.

У них в глазах загорелись огоньки, как у котов, учуявших валерьянку.

— Кого приворожить?

— Нашего нового рабовладельца. Котова.

— Не вариант, — отрезала я. — Фу такой быть.

— Лид, но так Котов тебя точно не уволит. Ну как можно прогнать женщину, в которую влюблен? Яна права, приворожи его.

— Или ты не умеешь, и все твои слова про дар — это ложь? А может ты струсила? — подколола Янка. — Не справишься с банальным приворотом?

— Да мне приворот сделать — раз плюнуть! — возмутилась я.

Вот только стремное это дело. Мораль и принципы даже в подростковом возрасте запрещали мне использовать дар таким образом. А совесть поддакивала: нельзя.

— Ну вот и сделай. Приворожи Котова, и крути им как твоей душе угодно. Он не то что не уволит — он тебя на свое место посадит. Если справишься, — Яна не была бы Яной, если бы не съехидничала напоследок. — Ты же справишься?

Глава 4

Проблему трясущихся коленок я решила кардинально.

Плиссированная юбка — короче, чем моя терпимость к начальству. Блузка — розовая, с завязками на талии. Волосы уложены, ресницы — драматик, настроение — боевое.

Получилось дерзко.

Севка от меня взгляда оторвать не мог, и его не моя прекрасная душа манила.

— Дать тебе тампон?

— Опять кровь течет? — Сева быстро прижал ладонь к носу.

— Слюни, — тихо рявкнула я. — Хватит пялиться на меня!

— А нечего так одеваться, — буркнул он обиженно, но зато отвернулся.

Может и нечего. Но у меня план! И пока Толик пел соловьем и представлял нас Королю Мечей, я пыталась понять, получится у меня или нет. Потому что на приворот я так и не решилась.

Но что может помешать мне попытаться очаровать Котова натуральным способом? Отражение в зеркале и мужские взгляды констатировали — ничего. Улыбнусь ему, ресничками взмахну. Рубашку эту идиотскую подарю, купила уже. И даже коньяк!

«Поплывет» как миленький. А я динамо включу: сближаться с Котовым не стану, но и четкий отказ он не получит. Сколько смогу — буду им крутить, а потом он переключится на другую. Я останусь при должности, он — как хочет, и все довольны.

Я ли не молодец? Я ли не умничка?

— Спасибо, — я приняла от Толика сертификат в ювелирный в качестве прощального подарка.

Парни хлопали нашего вечно молодящегося босса по плечу, и тоже благодарили за подарки. А Котов… пялился, почти как Севка недавно. Но Севка на грудь, а этот — на ноги и, почему-то, живот.

— Кстати, — Феликсович вернулся ко мне, и облапил за плечи, — наша Наталина скоро уезжает поближе к детям, и на ее должность я рекомендую эту красоту. Лидия Лебедь. Лучшего арт-директора вам, Степан, не найти. Сам воспитывал!

Вот хвастун!

Котов снова посмотрел на мой голый живот, и слабо кивнул. Но кивнул же! Ура?

— Рад знакомству, — сказал он. — Будем работать эффективно. Лидия, зайдите ко мне через полчаса.

*****

В офисе царила тревожная тишина. Даже кофемашина бурчала с опаской. Подруги окружили меня, и не давали покоя уже двадцать минут.

— И чего ты такая спокойная? — наконец, возмутилась Янка. — Блин, Лид, зачем он вызвал тебя? Теперь и я верю в твое дурацкое гадание. Ну что ты молчишь, ты же еще вчера с ума сходила из-за грядущего увольнения!

Я загадочно улыбнулась.

— Приворожила? — глаза Тамарки загорелись. — И поэтому ты в дзене?

Если честно, я не в дзене, а в ужасе. Но подругам я это не показывала из принципа, и чтобы беду не накликать.

— Девочки, все будет хорошо, — сказала я лениво.

— Так приворожила ты Котова, или нет? Том, она глаза опустила, ты видела? Не приворожила она его! Струсила?

— А я и без приворота Котова в себя смогу влюбить!

— Уверена?

— На все сто.

— Вот и проверим. С приворотом или без — Котов должен на тебя запасть, срок — месяц. Томка, ты свидетель.

Я перевела возмущенный взгляд с Яны, подбившей меня на спор, на Тому. Но обе они неумолимы.

А может, это и к лучшему. Теперь мне деваться точно некуда. Ну не могу же я упасть в грязь лицом. Мужчина бы простил мне несдержанное слово, но подруги никогда этого не спустят. До старости будут припоминать.

— А хорошо, месяц так месяц, — я протянула Янке ладонь, и Тома разбила нашу сцепку.

— Я буду за тебя болеть, — сочувственно сказала Тома.

А Яна искренне добавила:

— Я тоже. И болеть, и помогать. Но лучше бы ты Котова просто приворожила, раз говоришь, что это работает.

Работает, конечно. Бабуля знает про привороты все, и меня учила. Даже в тетрадочку нужные слова записала для меня. Но совесть, зараза!

Кстати, совесть, по словам бабушки, для женщины — явление лишнее. Раз мужики о совести позабыли, то нам, женщинам, давно пора избавиться от этого рудимента.

В чат пришло сообщение:

«Лидия, зайдите».

ААААААА!

— Удачи. Сшиби этого сноба с ног своим обаянием.

— Да! Пусть он с рук у тебя есть! — поддакнула Томка.

Я взяла пакет с рубашкой и коньяком и, стуча каблучками, пошла к кабинету начальства.

Только бы коленки не дрожали…

*****

В кабинете я сидела, скрестив ноги и улыбаясь.

Я — самая обаятельная и привлекательная! — твердила я мысленно мантру.

Или как там говорилось в старом фильме?

Котов молча разглядывал мой подарочный пакет с рубашкой и коньяком.

— Подкуп? Или покаяние?

— Это... жест вежливости.

— Я бы предпочёл рабочие идеи.

Вот же сухарь.

— Но подарок принимается, — добавил он неожиданно, убрав пакет в ящик. — Итак. Вам поручается подготовить презентацию для крупного клиента. Моего друга, кстати. Новый бренд, «La prima» если слышали о нем, запуск через неделю. Если справитесь — продолжим работать. Не справитесь — не обижайтесь.

Эй, а как же очарованность моей неотразимостью? Как же намеки на «познакомиться поближе»?!

— Вы часто даёте испытательный срок людям, которые случайно облили вас повидлом?

— Только тем, кто называет меня "падлой" при знакомстве.

Мы обменялись взглядами. Серьёзно. Без улыбок. Потом я всё же не выдержала:

— А вы не думали, что это была метафора? Символическое воззвание ко вселенной. Тантрическая мантра о сущности бытия. У нас тут в маркетинге всё глубже, чем кажется. Сплошная метафизика.

— Пока я вижу только повидло и шизотерику. Покажите, что ещё есть, кроме этого. Например, деятельность. Желательно, интеллектуальную.

— Вы только меня удостоили подобной чести?

Степан лениво улыбнулся — ну чисто как я, когда перед подругами хорошую мину при плохой игре строила.

— Вызов принят?

— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос? — я начала закипать.

— Идите, Пупок, — он протянул мне папку с информацией о новом бренде.

— Лидия, — поправила я.

Степан оглядел мой живот, и усмехнулся.

Глава 5

До конца рабочего дня Котов по одному вызывает в кабинет моих коллег.

— Ну! И что он сказал? — шепотом бросаюсь на Томку, как репортер на министра.

Она пожимает плечами:

— Просто познакомился. Спросил, что бы я хотела изменить в компании, а что — сохранить.

Какая милота. Почти как мой первый психолог на приёме.

Я жду. Наивно. Что Котов и мне, как остальным, предложат словесный чаек с вопросами и «расскажите о себе». И скажет, что испытательный срок — это гадкая шутка.

Ага. Щас.

Естественно, я ничего подобного не дожидаюсь.

Подозрения начинают чесаться где-то в районе правой лопатки. Я достаю карты.

— Миленькие мои, родненькие... Ну хоть вы скажите, что будет, — шепчу, перетасовывая колоду.

Звуки карт обычно меня успокаивают. Такие отрывистые, глухие, как приятные обещания. Но не сегодня. Сегодня карты — как инспектор с выездной проверкой. И у них явно ко мне вопросы.

Сплошные жезлы. А в компании Башни и Дьявола...

— Та-ак! — бормочу. — Это что, страстный конфликт?

А может, интим? Скандал? Пожар? Сначала ссора, а потом интим?

— Не-не-не! Я не готова к такому виду тимбилдинга! — чуть не выкрикиваю, но осекаюсь — мимо проходит Котов, и странно на меня смотрит.

Карты упрямо намекают на огненный Армагеддон, и я понимаю: что бы ни случилось — спокойного вечера не будет.

Когда добираюсь домой, немного похожа на параноика-курьера. Оборачиваюсь каждые пять метров, двери в подъезд открываю локтем, и даже залипаю на соседского кота — вдруг шпион?

Пока переобуваюсь, звоню бабуле:

— Баб Надь, а если в раскладе выпадают Туз Жезлов с Башней и Дьяволом — это точно не к лотерейному выигрышу?

— Опиши все, как было, — строго говорит бабушка. Я перечисляю карты, их порядок и то, как именно они на меня смотрели (с осуждением, между прочим, прямо как баба Надя на выпуск новостей).

— Либо блуд, причем не по твоей воле, либо пожар, — заключает баба Надя.

— Прекрасно. Люблю, когда в жизни выбор.

— Чего кислая такая?

И тут я, как настоящий взрослый человек, решаю не держать всё в себе — и на десять минут превращаюсь в телефонную версию "Дорогая, мы все потеряли!". И выкладываю всё: и испытательный срок, и Котова, и судьбоносный коньяк, который не сработал.

— Разве это справедливо — к остальным он как боженька, а мне угрожал увольнением?!

— Где ты справедливое начальство видела? Значит так, — баба Надя вздыхает. — Достань его волосы.

— Это чтобы вуду-куклу сделать? — спрашиваю кровожадно.

— Приворот! — обижается бабуля. — Только не липкий, а мягкий, на нити. Возьмешь его волосы, добавишь воск, рис, толстую красную нить, и нужна его ношеная одежда…

— Мамочки. Я не собираюсь его привораживать!

— Почему?

— Потому что мне совесть жить мешает.

— А я тебе что говорила? Совесть для женщины — как третья титька. Красивая, но ни к чему.

— Спасибо за образ.

— А если хочешь сильный приворот — достань кровь.

И тут я представляю: захожу в офис с иголкой, делаю "случайный укол шприцем в шею" и бегу с пробиркой в закат.

— Я подумаю, — говорю дипломатично.

— Только не ходи сегодня по подворотням. И будь аккуратна с электричеством. Я у себя розетки уже проверила, сейчас Машке позвоню — скажу, чтобы своего бабуина от плиты отогнала.

— Этот бабуин — мой папа!

— Вот и соболезную, — говорит баба Надя и отрубается.

Теперь я хожу по дому, как спецназовец в лагере потенциальных диверсантов. Проверяю розетки, выключаю все, кроме холодильника, и не сушу волосы феном — пусть сохнут, как сохнет моя вера в адекватность жизни.

Перед сном пишу бабе Наде:

«Ба, всё тихо. Ни блуда, ни пожара. Ура!»

А она отвечает:

«Ещё не вечер. Дверь проверь».

Вот за что люблю свою бабушку — она умеет навести ужас одной фразой.

Я вскакиваю, проверяю дверь, потом подпираю её табуреткой — так, на всякий случай. Всё-таки с дьяволом шутки плохи. И с маньяками тоже.

Наконец засыпаю.

И просыпаюсь от звона телефона. Глаза в кучу не собираются, но отвечаю:

— Да?

— Лида… беда, — это мама. А на фоне — гул, крики, шум. — У нас... квартира сгорела!

— Что?!

— Молния ударила. Два этажа выгорели. Мы живы, но всё сгорело — и документы, и вещи.

Я бегаю по комнате в поисках джинсов, пытаясь одновременно успокоить маму, понять, что происходит, и не выронить телефон.

— Мам, садитесь в такси. Приезжайте ко мне. Всё обсудим.

Пожар. Сгоревшие документы. Безумие.

Остаток ночи я провожу в режиме МЧС. Мама рыдает. Отец бродит как лунатик и находит утешение в заказе трусов на Ozon. Я — в выдаче одежды из своих запасов.

На утро мама просыпается с новыми слезами, рассматривает фото пожара и повторяет:

— Мы теперь нищие...

А я теперь не только ведьма на испытательном сроке, но и мать-защитница для погорельцев.

Я пишу Степану:

«Извините, опоздаю. У нас был пожар».

И в офис прихожу в одиннадцать. Жутко стрессующая и невыспавшаяся, непричесанная, в штанах с вытянутыми коленями — подарок прошлого сезона от отчаяния и нехватки времени.

— Привет, — машу коллегам и топаю к кофемашине.

Дайте мне кофе, и никто не пострадает.

И когда я слежу за кофейной струйкой, кто-то сжимает мое плечо.

И в эту секунду я готова:
— убить,
— уволиться,
— или влюбиться.
В зависимости от того, кто это.

Глава 6

Сонная, растрёпанная и душевно надломленная, я вздрагиваю от чужого прикосновения.

— Ты жива? — шепчет Сева. — Выглядишь как зомби с глянца. То есть как будто тебя из могилы выдернули, но ты всё ещё в брендовой майке.

— Спасибо. Именно это я и хотела услышать перед началом трудового дня.

— Ты не в курсе? У нас сейчас корпоративная гулянка. То есть, неофициальное знакомство с новым директором, — Сева выразительно кивает в сторону переговорки, из которой доносятся смех, звон посуды и звуки, подозрительно напоминающие... диджейский сет?

— Что? Сейчас же утро!

— Да-да, госпожа ведьма. Там, кстати, блогеры. И камеры. Так что лицо расправь, пижаму — сними, или хотя бы причешись. Я предупредил.

Прежде чем я успела его придушить, Сева уже растворяется в общем веселье, оставляя меня наедине с чашкой кофе и нервным тиком.

Блогеры? Камеры? Простите, а нафига?

И почему не вчера, когда я была бомбастик?!

Сегодня моя юбка, к сожалению, отсутствовует. Вместо неё — джинсы "я-прошла-в-них-Въетнам", майка с надписью "Not today, Satan", и хвост, который я завязала на макушке по пути в метро — подружившись с ветром и отчаянием.

И, конечно же, вишенка на торте: огромные тени под глазами и выражение лица "я видела пожар, и он был у меня дома".

Я осторожно заглядываю в переговорку, чтобы понять, смогу ли я отсидеться мышкой.

В помещении вижу стойку с закусками, поют птички, сияет кофе-арт, фоново что-то вещает ведущий с микрофоном и кольцом для селфи, а сотрудники смеются, едят мини-круассаны и втираются в доверие к Котову.

Который, между прочим, одет в темную футболку и пиджак, держал бокал, что-то язвительно рассказывает и выглядит как главный герой телешоу про то "как стать успешным и выжить в офисе, если ты не дебил".

Коллеги влюбленно смотрят на Котова. И я почти не осуждаю их. Естественно они продажные душонки, но понять ребят можно: им не назначен испытательный срок.

Тут ко мне подходит Янка.

— Ты чего как бомжиха? — шепнула она. — Они тут всех снимают. Придёт новая подписота, начальство хочет хайпа, репутации, медийности. Короче, улыбайся и излучай свет. Или притворяйся творческой личностью. Им простительно выглядеть как городские сумасшедшие.

— Спасибо, душа моя. У тебя нет запасного комплекта одежды? — спрашиваю с скрказмом.

— Нет, но есть пудра и резинка. И, кстати, — она заговорщицки понижает голос, — Котов на тебя уже смотрел. И не как на обугленную ветошь, а... как на ветошь, в которую он готов заворачиваться.

Я с сомнением смотрю в сторону Котова, и отмахиваюсь от слов Янки. Этот кошак всех взглядами облизывает, будто валерьянки нажрался.

Всё становится ещё веселее, когда мне звонит бабушка.

— Внучка. Я ночью шейку бедра сломала, сейчас в больнице, выписываюсь. И приезжаю к тебе.

— Что? Когда?!

— Вчера упала. Сегодня поняла: боль, нога — не туда, кость — не там. Врач говорит — гипс, я говорю — «в жопу ваш гипс», я к Лидочке!

— Бабушка, ты не можешь ехать одна с переломом!

— А у тебя, между прочим, дар. Вот и используй его, чтобы меня встречать. Через два часа буду. Всё, чмоки. И налей мне настойки, я заслужила.

Я зависаю. Честно. Просто стою, как вкопанная. А когда разворачиваюсь — врезаюсь в кого бы вы думали?

Правильно. В него.

— Доброе утро, Пупок, — говорит Котов, ухмыляясь. — Выглядишь... как будто ночь провела в аду, но победила всех чертей.

— Почти. Ад сгорел.

— Это ты его сожгла?

— Пока только квартиру родителей. Но то была молния.

Он молча смотрит на меня, и я впервые вижу в его лице не сарказм, а что-то похожее на сочувствие. Но оно длится всего-то три секунды.

— Ты идёшь?

— Куда?

— Интервью. Блогеры хотят "живых сотрудников", а не офисных зомби. Ты — живее всех. Залетай.

— Я? В таком виде?!

— Да. Ты как будто всю ночь гонялась за сатаной по свалке. Это харизматично. Это вайб. Это то, что нужно народу.

И тут он хватает меня за руку — осторожно, но крепко — и ведет в сторону импровизированной съёмочной зоны.

— Я отказываюсь! — вскрикиваю. — Это против всех моих прав!

— Тогда расскажи об этом камере, — с усмешкой бросает он.

И вот я стою. Свет в лицо. Камера. Микрофон. Сзади пиарщица с планшетом кивает: "улыбайтесь, будьте собой".

Котов рядом, вальяжный, лениво усмехающийся.

— Расскажите о вашей работе, — просит оператор.

Я смотрю в камеру, потом на Котова, потом снова в камеру. В мыслях кавардак, думаю то о пожаре, то про испытательный срок, то про бабулину ногу и прочий жизненный писец. И, абсолютно искренне, выдаю:

— Моя работа — как бывший. Ждёт, когда я вернусь, но сам делает вид, что счастлив.

Котов чуть не захлебывается своим латте. Камера зависает на моем лице. А в углу комнаты Янка хватается за живот от смеха.

— Если я делаю вид, что работаю — не мешайте. Это тоже труд, — выкрикивает подруга, хихикая. — Это тоже Лидкин перл.

— Идеально! — визжит пиарщица. — Это мем. Это заголовок! Это — душа бренда!

Котов качает головой, но уголки его губ предательски подрагивают.

— Ну что, Пупок, — говорит он. — Кажется, ты только что продала нас публике лучше, чем любой рекламный ролик.

— Без макияжа, зато с душой, — бурчу я.

— Хм. Это, пожалуй, девиз всей этой кампании.

Он делает шаг ближе, склоняет голову и шепчет:

— Кстати. Бабушку привози. Ей, чувствую, найдётся работа в нашем креативном отделе.

Подслушивал?

— Она ведьма.

— Тогда точно привози. У нас кадровый голод.

Мы синхронно фыркаем.

— Кстати, как продвигается работа? — спрашивает он, когда я уже ухожу.

Я оглядываюсь. Щёлкаю пальцами, как ведьма в сериале.

— Я уже начала. После сдачи проекта вы будете грызть локти от зависти к моему таланту. И вам придется меня повысить.

Котов смеётся.

А я выхожу из переговорки и натыкаюсь на сообщение от мамы:

Глава 7

Утро начинается с того, что я обжигаюсь о чайник, роняю телефон в кошачий лоток (у меня нет кота, а вот у бабули есть) и пытаюсь спрятаться в кладовке, потому что на кухне мои родители, бабушка, кот по имени Колчак, и какой-то дед.

Да, дед. Вчера она упала, сломала шейку бедра, и проведя в больнице всего пару часов, познакомилась с мужчиной. И сегодня — притащила бойфренда ко мне. Точнее, он сам притащился, но по приглашению бабули.

С аккордеоном, блин!

— Это Виктор Петрович. Мы с ним теперь зажигаем свечу жизни, — заявляет бабушка, пока я в панике ищу на кухне хоть что-то, что не пахнет бальзамом «Звёздочка».

— Виктор Петрович, вы же диабетик, — строго говорит мама, отбирая у него пятый зефир.

— А еще я рок-н-ролльщик по жизни. Нам зефирки не страшны, — гогочет в ответ дед, и подмигивает.

Мне.

Я жую бутерброд, на коленях держу открытый ноутбук, и работаю над порученным мне проектом.

— Я вам точно не в тягость?

— Не выдумывай, Виктор. Я же сказала — живи сколько хочешь, тем более тебе негде. Да и нам в доме мужик нужен, — кокетничает бабуля.

Мой папа с намеком кашляет, но бабушка отказывается признавать в нем мужчину.

— А хотите я вам Дэвида Боуи сыграю? Песню про майора Тома! — слышу залихватское.

А потом звуки аккордеона.

Со стоном утыкаюсь в экран ноута лбом.

— Дэвид, прости, мы всё продоблали, — всхлипываю.

Работать невозможно! Ни вчера, ни сегодня у меня не получилось взяться за проект.

Воображение и ведьминская чуйка рисуют картины моего будущего, далекого от успешного успеха: меня увольняют, я не могу платить за ипотеку, и в итоге меня еще и выселяют. И не одну. Вместе с мамой, папой, бабушкой, Колчаком и этим Виктором Петровичем.

Я буду вокзальной гадалкой. Виктор Петрович — примется играть на аккордеоне в переходах. Мама замотает Колчака в тряпье, как младенчика, и будет стоять на паперти. А папа пусть станет наперсточником!

— Нет, это невозможно, — я захлопываю ноут, ведь Виктор Петрович взялся за исполнение Нирваны.

Хватаю рюкзак и, не успев допить кофе, вылетаю из квартиры с криком:
— Я опаздываю! Всем пока!

На входе в офис мне присылают ссылку на TikTok. Там я. Вчерашняя. Легендарная.

«Работа — как бывший», — моя уставшая физиономия, в обнимку с микрофоном.

Ну и кринж. Я выгляжу как бездомная. А в комментах:

«Она что, спала на полу IKEA? Такая имбовая гик-герл»

«У неё взгляд как у человека, который перезапускал роутер душой»

«Это я, когда учитель спрашивает, готова ли я отвечать»

Значит, я — мем. До кучи.

Кофемашина не работает, что не добавляет мне радости жизни.

Я сажусь за рабочее место, включаю комп, делаю вид, что поглощена делом века — хотя документ с проектом открыт, конечно, пустой.

Котов буквально телепортируется ко мне.

— Доброе утро, Пупок, — начинает он, как ни в чём не бывало. — Ну что, креативный взрыв уже произошёл?

Я вжимаюсь в кресло.

— Взрыв? Уже три. Мозга, терпения и кофемашины. Всё по графику.

Он кидает взгляд на мой рюкзак.

— Что это? — Котов замечает пару шмоток, которые я бросила в рюкзак еще дома, на психах и желании сбежать.

— Нуу... — я делаю максимально уверенное лицо, — подумываю устроить себе ночевку в спа-отеле.

— А работа над запуском бренда на какой стадии? — мурчит этот чеширский кот

На терминальной.

— Работа движется бурными темпами. Думаю, вы будете в шоке от того, что я готовлю.

— Люблю культурные шоки, — хмыкает он, и пренебрежительно трогает пальцем колоду таро на моем столе. — Особенно когда они не связаны с бубнами и прочей шизотерикой.

Я молчу.

Он делает шаг ближе и как бы невзначай бросает:

— Раз ты такая быстрая и продуктивная… поедешь со мной в Питер.

— Простите?

— Командировка. Скоро начинается бизнес-форум, а это — связи. И мне нужна креативная голова.

— У меня тут семья, бабушка с гипсом и новым мужчиной...

— Вот именно, — спокойно парирует он. — Ты всё равно живёшь с персонажами турецкого сериала в одной квартире. Рассматривай поездку как эвакуацию. Или как возможность доказать, что твой проект не только в твоей голове существует.

— А если не поеду?

Он делает вид, что задумался.

— Возьму… Кристину, например. Я смотрел ее портфолио — вполне достойная кандидатура на повышение.

Кристина — кандидат на повышение НА МОЮ ДОЛЖНОСТЬ?! Кристина — попавшая в наш отдел через диван Толика? Она?!

— Я поеду, — выдыхаю я. — Конечно. Чего не сделаешь ради любимой работы.

Котов кивает.

— И любимого босса. Отлично. Билет уже есть. Поезд — через три часа. Поехали за вещами. Я за рулём.

Я думала, он просто заберёт меня, но нет. Котов вваливается в мою квартиру — и попадает в театр абсурда.

Папа чистит мандарины для бабушки. Бабушка обсуждает с мамой рецепты солений, а Виктор Петрович молча ест суп из кружки.

— А у нас гости! — радостно орёт мама, будто это бабушкин жених, а не мой шеф. — Ой, какой неожиданный визит. Кофе? Чай? Варенье?

— Не откажусь ни от чего, и можно без хлеба, — глаза Степана весело блестят, клянусь, он еле сдерживается чтобы не расхохотаться в голос. — Степан, — представляется.

Я наблюдаю за сценой знакомства, но не участвую в ней, хотя вроде бы должна, как хозяйка этого дурдома. Но моя помощь Степану не нужна, чувствует он себя явно в своей тарелке. Ему даже не приходится подстраиваться под мое семейство — это они подстраиваются.

И как у Котова получается так поставить себя в любом обществе? И ведь он везде как рыба в воде.

Мама усаживает Степана на стул, квохчет вокруг него. А бабуля заботливо отряхивает воображаемые пылинки с его пиджака. И — тут я беззвучно ахаю — она дёргает у него прядь волос. Степан вздрагивает.

— Седой волосок увидела, — шепчет бабуля и суёт волосы в карман.

Глава 8

Полки напротив. Два комплекта белоснежного белья, два одинаковых подголовника, две бутылки воды и неловкость, которую можно резать пластиковой ложкой от РЖД-ужина.

Я стою в проходе как кукла на батарейках, зависшая в момент экзистенциального кризиса. Потому что это не купе с друзьями, не плацкарт с дедом в трусах и дошираками, и не бизнес-зал аэропорта. Это персональный, замкнутый, обшитый деревом вагон-капкан.

А напротив меня, на нижней полке, как у себя дома, развалился Степан Котов. Футболка задрана, и приоткрывает пресс (точно намеренно), локти — на подушке, непростительно длинные ноги вытянуты. Выглядит так, будто собирается позировать для «Men’s Health».

Это-то и смущает.

— А вам, я вижу, здесь комфортно, — говорю я, надеясь, что сарказм перебьёт дрожь в голосе.

— Как в гробу, — философски замечает он. — Тесно, уютно. Одно отличие — более оживлённая компания.

Он улыбается, а я делаю вид, что очень занята расстановкой вещей, хотя у меня их на две пары трусов и книжку.

— Пупок, если тебя напрягает моя компания, можешь занять верхнюю полку, — благородно предлагает он.

Верхние полки — багажные.

Каков джентльмен, вы только посмотрите!

— Конечно. Я как раз мечтала о верхней полке. Атмосфера горного туризма и разбитых локтей, — я сердито плюхаюсь на свою полку.

— Вижу, ты из тех, кто не терпит снизу наблюдать за мужским доминированием.

— Я из тех, кто предпочитает нижнюю полку. Без подтекста.

Он смеётся. Мне хочется выкинуть его за борт, но борт тут герметичный и поезд набрал ход.

Через десять минут Котов поднимается, берёт полотенце и направляется в душ. На ходу бросает:

— Надеюсь, ты не застенчивая.

— Я? С чего бы?

Дверь закрывается, и я немного расслабляюсь. Сама не понимаю, откуда во мне весь этот запас смущения и нервов. Я уже собираюсь спрятаться в мир медитации и белого шума, как дверь снова открывается.

На пороге появляется Котов. В одном полотенце. Узком. На бёдрах.

По-моему, это харрасмент. Точно-точно, это он!

— Вы серьёзно?! — вырывается у меня.

— А что? Душ на два отсека, можно расслабиться. Ради этого люди и берут вагон СВ, Пупок. Чтобы чувствовать себя как дома, а не как на приеме покойницы-Елизаветы. Не желаешь тоже освежиться?

— Я... Я уже освежена вашим видом, спасибо.

Разумеется, ни в какой мир медитации я не отправляюсь. Сижу, и напоминаю себе, что взрослая, давно и безнадежно не невинная, и мужиков видела в разных состояниях, в том числе и без одежды.

Но, надо признать, таких мужиков я не видела.

Ох, не согрешить бы! Этот — точно готов к подобному фитнесу, стоит мне намек подать, и… и не надо. Потому что после подобного грехопадения быть уволенной будет вдвойне обидно.

Босс тяжело вздыхает.

— Пупок, а давай в карты сыграем. На раздевание, например. А то скучно сидим.

— Фу! Это омерзительно! — я хватаю свою колоду и прижимаю к груди. — И оскорбительно! Вы вообще знаете, сколько лет этой колоде?

— Выдержанная, как хорошее вино?

— Она не для игр. Она чувствует, когда к ней лезут с грязными помыслами!

Он прикладывает ладонь к сердцу.

— Приношу официальные извинения вашей девственной колоде. За нее ты оскорбилась больше, чем за себя. Тогда давай по-другому. Погадай мне, Пупок.

— Лида, — поправляю.

Я смотрю на Котова с подозрением. Но глаза у него — весёлые. И чуть-чуть усталые.

Я вздыхаю, достаю колоду и начинаю тасовать. Кстати, давно нужно было раскинуть расклад именно на Степана — врага нужно знать как можно лучше.

Делаю коротенький, для затравки.

— Вы любите контроль, не терпите дилетантов и не умеете быть один.

Он моргает.

— Так... Интересно. Дальше.

— И у вас запущенный синдром «всех спасать, но при этом никому не верить».

— Это ты из карт или из моей биографии в соцсетях?

— Из карт.

Он смотрит на меня внимательно. Тяжело. Не издевается. Просто смотрит.

— А ты? — спрашивает. — Что у тебя с доверием?

— У меня всё в порядке.

— Значит, ты врёшь.

— Я на вас гадаю, а не на себя, — ворчу.

Котов отмахивается от моего намека не лезть мне в душу.

— Лида, ты не только меня, ты себя описала. Особенно про доверие. У тебя на лице это написано. А за иронией ты прячешься, так?

— Ирония — это мой способ дышать. Не всем же быть язвительными барсами, как вы.

Он усмехается.

— Барс — это лестно. Спасибо. Но все что ты сказала, можно было узнать по моим интервью, соцсетям, или вывести из личного общения. Карты для этого не нужны.

Ах, не нужны?!

— Сейчас сделаю расклад на ближайшие часы! — угрожаю.

Тасую, выкладываю пятерку, и вкладываю весь свой дар — не подведи, зараза!

— Поломка, опоздание, срыв планов, — чеканю.

Котов долго смотрит на покрывающую карту. Потом поворачивается к окну. И в этот момент поезд резко тормозит.

Я хватаюсь за поручень. Котов не падает только потому, что держится за мою полку.

— Это что сейчас было?

— Похоже... — я медленно поднимаюсь, — незапланированная остановка. В чистом поле.

Он встаёт, открывает дверь. За окном — ничего. Поле. Тишина.

— Совпадение, — хрипло говорит он.

— Да, да. Разумеется. Я просто ведьма, предсказавшая поломку локомотива.

— Ну если уж ведьма, так идём пить чай на свежем воздухе. До суда всё равно далеко.

Думала, из поезда нас не выпустят, но никаких проблем не было. Проводница лишь попросила не уходить далеко.

Мы выходим, сидим на ступеньках, держим стаканы с чаем. Я смотрю на пейзаж, а Степан на меня.

— Оказывается, я отвыкла от природы в мегаполисе. И от мошек, — хлопаю себя по ноге.

— Если ты так всё видишь, — Степан не желает беседовать о природе и погоде, — скажи честно, ты тоже думаешь, что я самовлюблённый урод?

Я делаю глоток и улыбаюсь.

— Нет. Самовлюблённый — да. Урод — нет. Вы просто человек, который слишком привык ко всеобщему обожанию.

Глава 9

Утро встречает меня тишиной и бешеным стуком собственного сердца. С минуту я прислушиваюсь, стараюсь уловить хоть один звук.

— Козлина, — заключаю я, и встаю.

Проверяю, все же. Несмело заглядываю во вторую спальню. И конечно же, Котова в ней нет. Ни следа того, что он вообще здесь ночевал.

Он и не ночевал.

Пошушукался вчера с той амазонкой, а мне лишь сказал:

— Тебе 10 минут хватит, чтобы собраться?

— Вы меня выгоняете?

— Приглашаю, Пупок, — хохотнул Котов. — Собирайся, и поехали. С приятелями тебя познакомлю, город покажу.

В коридоре я услышала, как амазонка стучит ноготками по шкафу, и с изумлением уставилась на Степана — он серьезно решил, что я соглашусь быть третьей лишней? Или он решил, что третья — вовсе не лишняя, а… кхм, дополненительная?

— Я останусь. У меня болит голова.

И как Котов ни пытался меня переубедить — я холодно стояла на своем.

— Ладно, ночью вернусь. На всякий случай речь повтори, завтра будешь мне подсказывать. Вдруг забуду.

Я отгоняю воспоминания о вчерашнем дне, закончившемся ночью, когда Степан так и не явился ночевать. И сержусь. Аж кулаки сжимаю от раздражения.

Часы упрямо показывают, что мне пора собираться на форум. Но я все жду, что Котов явится. Угу, из тумбочки выпрыгнет, как клоун из шкатулки.

— А если он не придет? — спрашиваю у отражения, пока наношу макияж.

Через десять минут я уже наматываю круги по комнате, одетая в деловой костюм и паранойю. До начала форума всего три часа. Я в боевом настроении, только макияж всё портит — стрелки вышли кривыми, как моя самооценка. Подправляю. Успокаиваюсь. Почти.

Потом вспоминаю, что Котов — гад, и обида вновь прыгает мне в лицо, как кошка, которую забыли покормить. И желание сделать что-то эдакое толкает меня под задницу в сторону комнаты босса.

— Сам виноват! — шиплю его пустой кровати.

Наклоняюсь над его брошенным рюкзаком, мысленно обещая себе, что ничего дурного я не планирую.

Да, я ворую его ношеную после поезда футболку.

Да, этот ингредиент есть в привороте.

Но я вовсе не собираюсь привораживать Степана! Это я так, из желания сделать пакость.

Диарею на него нашлю.

*****

Когда я после всех очередей вхожу в конференц-зал, суматоха продолжается. Пока налаживают оборудование, я стою в углу и зубрю речь. И иногда мысленно осыпаю Котова ругательствами — сначала я ждала его на улице, потом выискивала здесь, на огромной площадке.

Сердце стучит, ладони мокрые. Мамочки! А что мне с этой речью-то делать? Я же должна была лишь красиво рядом постоять, и пару реплик вкинуть!

Звоню Томке, и жалуюсь на свою горькую судьбу.

— Он точно придёт, ты зря переживаешь. Ваше выступление — не первое. Босс, наверное, контакты налаживает, а ты его не замечаешь.

— Знаю я, какие он контакты налаживает. Если он не придёт, я убью его, Том. А тебе придется ехать сюда, и помогать мне прятать труп.

Уфф. Все рассаживаются, ведущий — знаменитый актер и юморист, у которого хорошо бы взять автограф — приветствует гостей, уместно подшучивает, и разряжает атмосферу. Но со мной это не срабатывает, мое состояние — предынфарктное.

А затем начинаются выступления. Первыми идут гиганты и монополисты рынка.

Котова все еще нет.

А затем… объявляют название нашей компании.

В отчаянии, как перед виселицей, я оглядываюсь — спасет меня кто-нибудь?! Увы. Коленки дрожат, и хотят в отпуск, но я иду к сцене. В этот момент вся моя надежда на апокалипсис. Честно, я не против, чтобы огромный метеорит вдарил по этому местечку. Все что угодно, чтобы не выступать перед огромной толпой!

Но мир жесток. Апокалипсис не наступает. Микрофон вручают мне в руки, и вызубренная речь вылетает из головы.

Спаси-и-ите!

— Доброе утро! Или день. Или вечер — зависит от того, сколько кофе вы уже выпили. Я — Лидия Лебедь, специалист по маркетингу в компании... эм... в компании с классным названием, но я сейчас так волнуюсь, что даже оно кажется мне новым.

В зале раздается легкий смешок.

Я импровизирую, рассказываю о нашей компании. А когда запинаюсь, ведущий — серьезно, теперь я влюблена в него! — пытается спасти меня от провала. Как, например, сейчас:

— Лидия, мне всегда было интересно узнать о внутренней кухне маркетинга. Поделитесь?

— С радостью! Наш последний слоган мы придумали в три часа ночи на кухне, когда у дизайнера была истерика, а у меня — полусонный приступ прозрения. Мы объединили оба состояния и получили "Нам не всё равно, но не всегда сразу".

Смех. Хлопки из зала. И меня несет дальше:

— И да — данные. Мы любим цифры. Правда, однажды я перепутала показатели вовлечённости с уровнем сахара в крови. В общем, отчёт был сладкий, но неточный. Больше так не делаю.

Да я в ударе! Я больше не психую, я наслаждаюсь всеобщим вниманием, и расхаживаю по сцене, позабыв о натертой мозоли.

— В завершение хочу сказать — креатив должен жить. Даже если он рождается в кабинке туалета, или из сплетен у офисного кулера, главное — чтобы он работал. И если вдруг вы вспомните сегодня только одну мою фразу, пусть это будет: "Маркетинг — как бывший: иногда раздражает, но без него скучно." Спасибо!

Овации заставляют меня улыбнуться еще шире. Как же обидно, что на выступление отводится всего 10 минут. Я, конечно, успела и о компании рассказать, и себя показать, но… мало. Еще хочу!

— Это было круто! — Гарик пожимает мне руку.

— А можно сделать с вами селфи?

В толпе снова смех. Упс, я сказала это в микрофон. Гарик подмигивает, но минуту мне уделает, и с чувством выполненного долга я ухожу со сцены счастливая… почти.

Потому что замечаю Котова.

Он стоит в проходе, в костюме, но вместо рубашки на нем майка. В руках два кофейных стакагчика, вид как обычно расслабленно-нахальный. Мой босс — тот еще сибарит.

Глава 10

— Оставайтесь на своих местах, если не хотите лежать мордами в пол, — слышу резкое.

Все пространство квартиры быстро заполняется людьми в форме. Наглыми до жути. Ведут себя так, будто мы — парочка маньяков.

— Мужики, чо случилось? Хоть объясните. Сидел с девушкой, у нас романти́к, все на ма́зи, а тут вы. Облом мне организовали.

Я с гневом смотрю на этого романтика. Котову в это время что-то растолковывают, предъявляют. Обвинения? Он еще и преступник?

— Они по твою душу? Ты что, кого-то убил, пока был в загуле? — шепчу.

— Только чью-то репутацию, пару раз, — пожимает плечами Котов. — Не бойся, Пупок. Я разберусь.

И Котов снова переключается на главного из этого отряда правосудия. А остальные в это время весьма шумно роются в наших комнатах.

— Георгий Валентинович здесь проживает? — хмуро спрашивает главный.

— Он уехал, — говорит Котов. — Я — его друг. Мы с коллегой — временно здесь, на время форума.

— Ага, «временно». Давно мы вас ловим, товарищи сектанты.

— Кого — вас? — обалдеваю я.

— Сообщество «Лестница на Луну» — так вы себя называете?

— Это название или диагноз? — Котов ржет, а мне не до смеха.

Нас обоих заталкивают в мою комнату. Один из полицейских поднимает подушку — и, конечно, обнаруживает таро.

— Так, а это что у нас?

А это — доказательство «сектанства».

— Это... — Ох, конечно, врать нехорошо, но я не хочу проблем! — Это для тренинга. Коучинговые практики, метафорические образы, всё такое...

— И это тоже «тренинг»? — второй вытаскивает из моего кошелька амулет в виде глаза Гора.

Котов хмыкает.

— Это сувенир из Турции, — пищу.

Обыск продолжается. В моих вещах находят много интересного, в вещах Степана — ничего. Скучный он тип. За исключением того, что держит в друзьях главу тоталитарной секты, и притащил меня в его логово.

Наши честные признания в том, что мы не опасные сектанты, а лапочка-маркетолог и директор — не слушают.

— Всё. Оба — в отделение.

— Это надолго? Нам можно взять что-нибудь с собой? — вздыхаю.

— Берите, — махает рукой старший. — Только без трюков. Все равно обыщем.

Собираемся мы под присмотром. Степан даже выбивает разрешение позвонить тому самому Гоше, который и разрешил нам остановиться в его доме. Но трубку он не берет.

А еще, на него уже заведено дело — это я слышу краем уха.

Мы выходим на лестницу под надзором оперов, понятых и любопытных соседей. Бедняги-ОМОНовцы тусят без дела, и разочарованы — они ожидали, что в квартире будет больше опасных элементов. А тут мы.

Я чувствую себя героиней шпионского фильма... только без навыков, оружия и мега-интеллекта.

— Котов... — шепчу, пока мы спускаемся. — А если нас реально обвинят в сектантстве?

— Я скажу, что ты адепт луны, а я — её тень.

— Ты вообще умеешь быть серьезным?!

На улице пасмурно и ветрено. У подъезда стоит серебристая «Гранта», водитель — с лицом человека, которого не удивит даже вторжение марсиан.

И тут Котов замедляется, оборачивается ко мне, и очень быстро шепчет:

— Валим отсюда.

— Что?

— Я побегу налево — ты направо. Через пять шагов. Очень быстро, Лида! Увидимся на перекрестке за палаткой с шавермой. Готова?

Я не готова! Но кто бы меня слушал!

Раз — два — и Котов резко дёргается, толкает плечом одного из сопровождающих. Тот, что конвоировал меня подается вперед, вслед за Котовым, и я с ужасом понимаю, что выполняю распоряжение своего босса, и бегу.

Как и он.

Мамочки!

Я несусь прочь, как школьница от ЕГЭ, попискиваю от ужаса азбукой Морзе: точка-тире-точка-тире-точка-точка-точка.

— Стоять! — слышу крики и мат.

Петляю как безумная белка, и в итоге за киоском «Шаверма по-царски» врезаюсь в Котова.

— Ты! — шиплю.

Он залихватски откидывает прилипшие ко лбу прядки волос, и подмигивает мне. А потом роется в своем рюкзаке, достает толстовку, и накидывает ее на меня.

— Волосы под капюшон, — командует. — Не снимай его.

На себя, поверх футболки Котов надевает белую рубаху, и повязывает голову банданой.

— Я же сказал, что разберусь. Сейчас на вокзал, и домой.

— А эти… — я неопределенно машу рукой.

— Не будут нас искать. Кому нужны какие-то убогие сектанты, Пупок? Но если бы нас сейчас увезли в отдел — могли бы на несколько суток закрыть, а оно нам надо? Правильно, оно нам не надо. Все, погнали.

Погнали — громко сказано. Сначала мы двигаемся перебежками, а когда добираемся до людного бара, Котов просит у одного из вышедших на перекур телефон, и вызывает такси.

Через семь минут мы оба на вокзале. Я дрожу и смеюсь одновременно.

— Капец! Котов, ты знаешь, что просто обязан выписать мне премию. Огромную премию!

— Какая меркантильность от столь духовной особы. Ближайший поезд до дома — через двадцать минут. Успеваем. Сейчас куплю билеты.

Но и до отправления поезда мы тоже прячемся, полицейских здесь предостаточно. Но нас, видимо, не ищут. В итоге мы заходим в поезд одними из последних, и проходим в плацкартный вагон.

Поезд трогается. Наши места — боковушки у туалета. Люди уже распаковывают курочку, упакованную в фольгу, и заваривают дошираки.

— Уф, — шумно выдыхаю, когда Питер остается позади.

— Успокоилась?

Я вытягиваю руки, пальцы все еще подрагивают.

— Ну ты и неженка. Неужели ни разу не убегала ни от кого?

— Не от полиции же! А ты что, убегал?

— Всякое бывало, — Котов дарит мне ностальгическую улыбку, и неожиданно берет за руки. — Дыши, Лида, — командует.

И я дышу. Фиксируюсь на его прикосновениях — Степан неслабо массирует мои пальцы, сминает ладошки, и греет их о свои. Из-за этого неожиданного и заботливого массажа я успокаиваюсь. Босс отлучается на несколько минут, и возвращается с кофе и шоколадками.

Я его почти люблю, и всё-всё прощаю!

Пью, закусываю кофе «Твиксом», и умиляюсь от того, какой хороший у меня босс. И мужик — красивущий как грех. И вообще…

Глава 11

Мы идём по стремной дороге, как два героя неудачного роуд-муви: один в пиджаке с рюкзаком наперевес, вторая — в шёлковой блузке, надетой наизнанку. Шлёпанцы скользят по мокрому асфальту, а небо грозит нам мрачной синевой, и даже россыпь звезд складывается на небесах в одно неприличное слово нам в напутствие.

Одновременно с рассветом мы видим вдали село.

— Нам нужно где-то отдохнуть, — бормочет Котов, щурясь. — Желательно — не в хлеву.

— Ты хочешь отель? В селе Гусевка? Ты еще скажи — с континентальным завтраком.

— Лида, у тебя есть лучший план?

— Да. Умереть от стыда и переехать в Нижний Тагил под новой фамилией.

На удивление, в селе есть цивилизация. Одинокий магазинчик под вывеской «Продукты и ремонт телефонов» открыт, как портал в другой мир. Мы входим. Воздух внутри пахнет колбасой, фиалками и влажной картошкой.

За прилавком дородная женщина с волосами, свернутыми в конструкцию, напоминающую разваливающуюся булочку с маком, смотрит на нас с неподдельным интересом.

— Вы откуда такие красивые явились?

— Мы… гуляем, — хором отвечаем мы с Котовым. — Поход у нас, а мы от группы отбились, и заблудились.

— Вот оно чё, — говорит она философски.

Я в очередной раз мучаю смартфон, но безрезультатно: одно деление связи есть, но толку от него ноль, я даже яндекс-карты открыть не могу.

— Нам бы отдохнуть не помешало, телефоны зарядить, поесть, — осторожно говорю я. — Может, у вас есть какие-то варианты?

— Клавдия Ильинична может сдать вам свою баню. Только не топленую. Батракам в прошлом году сдавала, у остальных мест нет, сами на головах друг у друга сидим.

— Баня. Идеально. Мы обожаем минимализм, — говорю я.

— Ну ждите, тогда. Ильинична обычно к открытию в магазин подходит.

— А как она выглядит?

— Как звучит — так и выглядит, — смех у продавщицы красивый, девичий. — Вы ни с кем ее не перепутаете.

Ждать нашу будущую квартирно-банную хозяйку мы решаем на улице. Я с жадным любопытством рассматриваю окружающий меня антураж, и он абсолютно не схож ни с городским, ни даже с пригородом, в котором я часто бывала у бабушки. Здесь — натуральное село, я будто на сто лет назад телепортировалась.

— Ой, какая, — наклоняюсь над дворняжкой, ткнувшейся в мои икры мокрым носом.

— Жулька, фу! — дребезжащий окрик.

— А вот и Ильинична. Ну надо же, — Котов давится смехом, — она и правда выглядит ровно на свое имя-отчество.

— Клавдия Ильинична… — я обращаюсь к старушке, но она отмахивается, и заходит в магазин.

Мы с Котовым переглядываемся. Но решаем подождать, и снова попытать счастья, когда Ильинична выйдет из сельпо. И она выходит, и сама направляется к нам, размахивая прозрачным пакетом с пряниками.

— Это вам, чтоль, банька моя понадобилась? Кто такие будете? — прокурорским тоном начинает она.

А я так устала, что отдаю право договариваться Степану. Я — всё, сдулась. Не пустит нас Ильинична — лягу прямо здесь, посреди дороги, и запрещу себя с места сдвигать как минимум 4 часа.

Котов не подводит. Он обаятельно улыбается, и заливает Ильиничне про поход, в котором мы заблудились, и очень желаем разблудиться.

— Мы вам заплатим, разумеется. Но нам очень нужно отдохнуть, привести себя в порядок, и зарядить телефоны. И сегодня же мы уедем, как только я смогу позвонить другу.

— Телефоны? — хихикает Ильинична. — Зарядить — пожалуйста, а позвонить не получится.

Прозвучало это зловеще. Я уже готова заорать в голосину, и ногами затопать — ну что еще нам приготовила судьба? Бабулю-маньячку? Деревню людоедов?

— П-почему? — то что Котов внезапно принялся заикаться, порадовало мое сердечко, значит не меня одну все это задолбало.

— Дык эту бандурину, которая сигналы передает, наши мужики снесли. Неча нас тут облучать, и шпионить за нами. Надо звонить — есть нормальный русский домашний телефон, а не эти ваши коробочки мракобесные, — Ильинична понизила голос, и добавила: — Через них вас рептилоиды отслеживают. И американцы.

— Американцы — это беда, — у Котова такое замороженно-суровое лицо, какое бывает у людей, когда они старательно пытаются не заржать.

Я тоже киваю и поддакиваю. Рептилоиды, американцы, смартфоны — всё это злое зло. В подтверждение этого я перестаю крутить телефон в ладони, и убираю его в задний карман.

Но Ильиничне это не нравится. Она прищуривается:

— А вы точно эти… как вы сказали?

— Маркетологи.

— Точно они? — Ильинична упирает руки в бока. — Меня не проведешь! Не похожи вы на пролетариев! А ну говорите правду, кто такие! Зачем вам телефоны? Вы что, опять хотите эту свою вышку нам воткнуть? От компании связи к нам приехали, чтобы народ дурить?!

— Милая Клавдия Ильинична. Только никому, тссс. Я из ФСБ, майор, а Лидочка — моя помощница. Мы тут… сектантов ловим, — Степан приобнимает старушку, и снова принимается заливать ей в уши сюжет то ли из нашей суровой реальности, то ли рентвшную страшилку.

Но мы, наконец-то, куда-то идем. И, о чудо, Ильинична разрешает нам отдохнуть в своей бане, и даже еду и чай нам приносит, проникнувшись уважением к «майору ФСБ» — отважному ловцу сектантов. А еще дает наводку на подозрительных типов, которых мы клятвенно обещаем проверить.

В баньке пахнет копчёной щепой, старая скамейка качается под нами, как лодка, а из окна видно яркое солнышко. У Котова в руках кружка с надписью «Лучшему рыбаку 2009 года».

— Ну что, — он отпивает и кривится, — с побегом справились. Теперь бы не умереть от дизентерии.

— Котов, ты не мог придумать что-то другое? Не про ФСБ и сектантов? У меня на слово «секта» уже аллергия.

— Только это в голову пришло, — кается. — Ладно, Лид, всё уже позади. Минут 10-20 отдохну, и пойду к Ильиничне в дом — звонить приятелю. Он приедет, и отвезет нас домой.

Аминь.

— Ты знаешь, — я укутываюсь в бабушкин плед, который нам выдали вместо постельного белья, — в моём списке "Что я никогда не сделаю" раньше было: "спать в бане с мужчиной, с которым только что сбежала от полиции".

Глава 12

— Она пошла с ними. В лес. — Деревенская женщина, у которой мы только что покупали домашние яйца, сует руку в фартук и смотрит на нас как на безмозглых горожан. — Девчонка ваша. Рыжая такая, Аленка. Я думала, вы с ними.

— С кем — с ними? — Котов уже разворачивается, как будто готов нестись в чащу прямо в кедах.

— С сектантами. Они вчера привезли каких-то кукол, факелы, веников навязали, и чучело еще. По мне, так это всё от лукавого.

— Какого ещё лукавого? — я хватаю Котова за рукав. — Нам туда. Срочно.

Когда мы отходим от сельпо, мальчишка начинает шмыгать носом.

— Иди домой. Мы скоро вернемся.

— Нет! Я должен был присматривать за сестренкой. Это я виноват. Бабушка тоже в лес убежала, как я буду дома сидеть?

Котов, подумав, кивает. Соглашается с ребенком.

А вот нифига!

— А бабушка тебе что сказала? — спрашиваю строго, и пацан еще горше вздыхает. — Дома сказала сидеть?

— Попросила к вам зайти, и Аленку ждать. За ограду — ни-ни.

— Вот и иди домой!

Мальчишка, источая укоризну, понуро плетется к дому. От Котова тоже исходят флюиды осуждения в мой адрес.

Да ну вас! Р-р-развели бардак!

Мы сворачиваем с просёлка, перескакиваем через коряги, и внезапно Котов, запыхавшись, бормочет:

— Напоминает школьный поход. Только без тушёнки и гитары, зато с оккультистами.

— Замолчи. Где они?

Вокруг — лесная прохлада и спасающий от жары тенёк. Котов подает знак, и мы идем дальше. И я начинаю проникаться тревогой за незнакомую мне Алену — здесь не место для маленьких детей. Тем более, в компании сектантов.

И я начинаю испытывать то, что не ощущала раньше — страх. Я чуть ли не взвизгиваю от резкого окрика странной птицы, и иду вслед за Степаном.

И вдруг мы слышим. Ветер приносит обрывки фраз, шорохи, и какой-то томный, распевный голос. Тихонько подкрадываемся, и различаем:

— … пусть луна и солнце откроют путь между мирами. Прими в жертву это дитя, и даруй нам всемогущество. Да свершится сделка пролитием крови чистой и непорочной, и…

— Мамочка! — пищу. В голове картинки одна страшнее другой: девочка с промытыми мозгами, жертвоприношения, ритуальный танец под «Гробы любви».

— Там! — Котов указывает на просвет между деревьями.

— Всем руки за голову! Стоять смирно! Лечь на землю! Сложить оружие! Работает ФСБ и ОМОН! — благим матом ору.

Мы прорываемся сквозь ветви — и влетаем прямиком на... съёмочную площадку.

Серьёзно. Здесь установлено несколько камер. Вокруг — стремные землянки полукругом, на земле — пентаграмма, утыканная факелами. А посреди нее какой-то хмырь в мятом плаще, и мелкая рыжая девчонка в платье и венке из пластиковых черепов и полевых цветов.

Молодой парень в кожанке жует шаверму и орёт:

— Стоп, камера! Кто это вообще?!

— Мы... родители. В каком-то метафорическом смысле, — Котов моргает, переводя взгляд с камеры на девочку, — которая, между прочим, должна была есть борщ в деревенском доме, а не скакать по лесу с оккультистами.

Вот только оккультисты не очень тянут на оккультистов. С виду — питерские фрики, из тех, кто по ночам на Невском отжигают. Хотя, некоторые из них ну очень странные: взрослая деваха, например, держит в руках куколку, утыканную иголками; парень с татушками и пирсингом на лице обнимается с чучелом. И еще этот в балахоне… мамочки, у него же нож! Или это кинжал?!

— Да вашу ж мать! — вызверяется Котов, и добавляет еще несколько выражений, которые я предпочитаю не запоминать, чтоб нечаянно не ляпнуть их при маме. — Что вы здесь устроили?

— Это курсовая работа! — пирсингованный оставляет чучело в покое, и подходит к нам. — Нам нужно было снять что-то атмосферное! Я написал сценарий, это артхаус, и это гениально. Жанр — русский ужас, фольклор и хтонь. Вдохновлялись «Маяком» и Тарковским!

— Ага, а еще группой ВКонтакте — «Тёмные ритуалы и вызов богини Иштар», да?

Пирсингованный краснеет.

— Вы не подумали, что кто-нибудь вызовет полицию?! — Котов размахивает руками. — Что вас примут за новую «сеть» или что вы тут жертву приносите?

— Мы написали в администрацию, у нас всё согласовано!

Я психую, даже ногой топаю на этих кретинов.

— С кем согласовано? С зайцем в шляпе? А ребенка зачем в это втянули? Иди сюда, маленькая. Я тебя к бабушке отведу, — подманиваю я мелкую Аленку. — Нельзя детей снимать без разрешения от родителей. И воровать их нельзя. Даже ради шедевра в духе Тарковского.

Аленка неожиданно выбегает из пентаграммы, и походит… не ко мне, а к девахе, которая куклу иголками нашпиговывала.

— Ма-ам? — пищит она.

Та приобнимает Алену, и надменно изгибает брови, адресуя этот жест нам.

— Вы ее мама?

— Да. А это — папа, — кивает она на пирсингованного и татуированного.

Девочка кивает.

А я сажусь прямо на землю и хрипло выдаю:

— Дурдом. Я — всё, заносите следующую, а меня выносите. Или вызывайте психиатра. Или чай налейте. Или чего покрепче.

— Я, кстати, взял с собой термос, — Котов садится рядом, вытаскивает из рюкзака пластиковые кружки и добавляет с абсолютно серьёзным лицом: — На случай, если придётся врываться в шабаш.

— Ты чудовище, — говорю, прихлёбывая чай. — С фляжкой.

— Я предусмотрительный чудовище.

В это время раздается ор, мат, на съемочную площадку врывается и Клавдия Ильинична:

— Верка, паразитка! Зачем Алёну из хаты свела? И ты, иродище, здесь?! Сектанты богомерзкие!

— Мама, я актриса, а Вадюша — режиссер и сценарист, сколько раз можно повторять? Не сектанты мы.

— Он — Сатана! А ты — дура. А ну верни Алёну, живо!

Мы попиваем чай, и наблюдаем за воссоединением семьи. Интересно, а драка будет? Если будет — ставлю на Клавдию Ильиничну.

Котов хохочет.

— Знаешь, Лида, когда ты сказала, что умеешь предсказывать будущее, я не думал, что однажды проснусь в подозрении в причастности к культу, побегу в лес за ведьмами, а потом буду пить чай среди студентов, играющих шаманов.

Глава 13

Парочка — я имею в виду Степана и смуглую брюнетку а-ля Кармэн — загрузились на заднее сидение, и мне пришлось сесть рядом с хмурым водителем.

— Я Лида, — жалко пищу.

— Даня.

— А я Снежана, — голос девицы с заднего звенит радостью.

Мы со злобным Даней одновременно кривимся. И он заводит машину.

Духи предков, мы возвращаемся в цивилизацию! К освещенным улицам, к круглосуточным доставкам, к интернету!

— … ну нельзя же так, Степочка. В прошлый раз мы еле тебя у полиции отбили. Вечно ты встреваешь во всякое нехорошее, — сюсюкается Снежана.

Мур-мур-мур, вы еще поцелуйтесь. Фу, какая гадость. Бу-э.

— Снежка, да я ж не виноват.

— В прошлый раз ты тоже говорил, что не виноват.

— Я и не был!

— Ну да, — хихикает.

— Я невинен, аки младенец. И вообще в тот раз я в белом пальто просто мимо проходил.

— В белом пальто, угу. Конь ты. В пальто, — к своему ужасу, я слышу звонкий чмок. — Дал каждой девке свой адрес, а очередность посещения квартиры не установил. И не сообщил им, что отношения не эксклюзивные. И вот, сижу я дома, и слышу вопли по соседству. Выхожу — мордобой, в волосы друг дружке вцепились, перья летят, и ты рядышком стоишь в чем мать родила, самое сокровенное наволочкой прикрываешь. Кстати, насчет « в чем мать родила»: Степка, тебя мать в муках рожала не для того, чтобы ты таким дурнем вырос!

— Снежка, — шикает на нее Котов, и в машине сгущается тишина.

Я сижу так, словно палку проглотила, и даже почти не дышу. И вздрагиваю от внезапного мягкого прикосновения к плечу.

— Лида? — голос у Снежаны нежный, сочувственный. — Лида, вы не слушайте меня. Я часто глупости говорю. И вообще, я соврала сейчас, просто Степу дразнила и забылась. Никаких женщин со Степой я не видела, и никто из-за него не дрался. Он и правда «белое пальто». Со всех сторон положительный мужчина.

— Девственник в пятом поколении, — веско добавляет Даня, он же водитель.

Я фыркаю. Водитель получает от Снежаны звучный шапалах.

Тишина держится недолго. Снежана снова принимается распекать моего босса, только шепотом, а не во весь голос.

— Да я же объяснил уже! — психует Котов. — Это случайность.

— Сектанты, полиция, побег, приключения в этом колхозе имени Ильича — всё это случайность? Степ, не смеши. Ты настоящий магнит для неприятностей. Черная метка. Я бы на твоем месте уже к батюшке бежала на отчитку.

— А чо я-то сразу? Может, дело в Пупке, то есть в Лиде? Точно в ней, — слышу я к своему возмущению. — Вы думали, вы маркетолога везете? Да щаз! У меня есть штатная ведьма. Карты, привороты, амулеты, и прочая магия. Пупок, ты на нас беду наслала своим черным колдовством.

— Шеф, ты обалдел? — я даже оборачиваюсь к сладкой парочке.

— А ты не перекладывай со своей головы на мою, здоровую. Слышала, что Снежка сказала? Дуй на отчитку, Пупок, и бросай свою херомантию. Все что с нами случилось — из-за твоей шизотерики, послушай умного человека.

Я прикладываю к уху ладонь, делаю вид что прислушиваюсь, и качаю головой, мол, никаких умных людей я не наблюдаю. И отворачиваюсь.

Даня ведет машину, и бормочет что-то себе под нос. Я прислушиваюсь, и с ужасом различаю латынь.

Сектанты?

Опять?!

А можно лучше рептилоиды, а не сектанты?

— … scapula, clavicula, antebrachium, humerus, — Даня замечает мое внимание, и поясняет: — Студенческая привычка. Когда что-то или кто-то бесит — вспоминаю названия костей.

— Я думала, вы демона вызываете.

— А чего его вызывать? Он уже в машине, — язвит наш водила, и я согласно киваю.

Но любвеобильная Снежана приобнимает Даню за шею, и воркует:

— Данечка шутит. Они со Степой лучшие друзья. Лида, а вы правда умеете гадать?

Я важно киваю. Даня опять принимается бормотать на латыни свои экзорцизмы. И в итоге, хоть Снежана мне и крайне неприятна, незнамо каким образом она раскручивает меня на расклад. Мужики, понятное дело, громко вздыхают, и всем видом демонстрируют нам презрение.

А я на кураже.

Я сейчас такое нагадаю этой шал… этой простит… этой падшей женщине! Карты — они все видят. Сколько мужиков у нее было, сколько будет, кто на сердце, и что на душе. Пусть «Степочка» услышит, да и «Данечке» не помешает прозреть!

Вместо гадального столика мне выдают картонный зеленый сдэковский конверт, валявшийся в бардачке, и я раскладываю таро. И глазам своим не верю.

— Ну. Что там?

— Вы замужем.

— Разумеется, — смеется Снежана, и нежно гладит нашего водилу по щеке.

Для себя я кидаю дополнительные карты справа. Они говорят, что Снежана знала только мужа, хоть и были в ее прошлом темные эпизоды.

— А еще что-то карты говорят? О будущем?

— У вас есть ребенок. Сын.

— Это вам Степа сказал? — голос Снежаны скучнеет.

А вот мой босс хрипловато и пришибленно отвечает:

— Я Лиде ничего не говорил. Офигеть.

Я отмахиваюсь от очередных уколов недоверия, и победно говорю:

— И вы ждете еще малыша!

Тут даже водитель на миг поворачивает ко мне голову, а Снежана позади в ладоши хлопает и пищит:

— Этого даже Степа не знал. Никто не знал, кроме нас! Вау!

— У вас девочка будет.

Впервые за поездку мне радостно. И будто груз с души упал. Вовсе Снежана не развратная шаболда, крутящая с одним мужиком на глазах у другого своего мужика. Вполне милая девушка, и к боссу своему я теперь ясно вижу ее отношение — дружеское, умилительное, как к брату. Только не как к старшему брату, хотя Степан и взрослее ее. А как к младшему и непутевому братишке.

Я задействую весь свой дар, карты мне помогают, и отвечаю на все вопросы Снежаны — и на громкие, и на заданные на ушко и шепотом.

Потом Снежана просит остановить машину, и отлучается в кустики. Вернувшись, мы меняемся с ней местами, и я сажусь на заднее сидение. Через полчаса в кустики просится Степан, которого я показательно игнорирую — это ж надо так меня ранить, и упрекнуть что все беды из-за меня!

Глава 14

Они уехали.

Они. У. Е. Ха. Ли.

Я стою посреди дороги с щенком в обнимку. Дрожу от рева и холода, даже накинуть нечего. Вещей-то нет. Мои — в рюкзаке, который уехал с машиной. Вместе с моими деньгами, документами и верой в человечество.

Плакать я быстро устаю.

— Что ж, найденыш, — говорю я щенку, который выглядит так, будто тоже не ожидал такого поворота, — кажется, нас бросили. Графом будешь?

Граф, бывший двортерьер, а ныне гордый представитель породы «морда как у прокурора, лапы как у табуретки», вздыхает. Или зевает. Он сам не уверен. Наверное, не такую хозяйку он желал — чтобы найти ее, и продолжить бомжевать на пару.

Я жду минут десять. Потом ещё десять. Слишком сильна во мне вера в порядочность людей, пусть даже порядочностью там и не пахнет.

— Представляешь, Граф, он сказал, что все беды из-за меня!

— Р-ряв?

— Мой босс, — поясняю я пёселю. — Босс — это такой человек, как бы тебе сказать? Короче, эксплуататор. Но тебе не понять, собаки не ходят на работу. Везет вам.

— Р-р-руу, — тихонько подвывает собакен, и дрыгает лапками.

Но отпускать его боязно, еще убежит. Если я совсем одна останусь, рехнусь от страха.

— Из-за меня, ты только послушай! Не из-за его «гениальности» мы влипли, а из-за меня. Мол, дар у меня проклятый.

— Р-ра! — это Графское подгавкивание сильно смахивает на согласие.

Я замолкаю, и задумываюсь. А если это правда? Если я что-то нехорошее притянула в свою жизнь? Котов точно тянет на «нехорошее», а следом за ним в мою жизнь трамвайчик с проблемами въехал, и посмотрите, где я оказалась!

В лесу кто-то протяжно взвыл, даже щенок в моих руках панически задергался. Как и я сама, только мне не к кому на ручки залезть.

— Мамочки, — пищу, и снова начинаю шмыгать носом.

Вокруг ни огонька. Некуда бежать, даже самой паршивой деревеньки тут нет.

— Господи, да брошу я гадания. Брошу! И даром своим тоже пользоваться не буду, только вытащи меня отсюда! — шепчу, и вижу свет в конце тоннеля. То есть, свет фар. И слышу звук мотора. — Ой, это я погорячилась, — добавляю торопливо.

Вскоре ко мне приближается фура. Я машу ей так, что даже подпрыгиваю. А ну как мимо проедет! Но она притормаживает, из окна высовывается усатый дядька, и до меня доносится непередаваемый аромат копченой рыбки.

— Здрасьте. До города не подкинете? А то я тут… вот.

— К бабушке в лес пирожки несла? — юморит.

У меня на остряков уже аллергия, но я давлю милую улыбку.

— Можно и так сказать. Так подвезете? Из меня хороший собеседник, соскучиться вам не дам. А если разрешите телефон подзарядить — то и на бензин подкину, не обижу.

— Ну запрыгивай. Тоже не обижу, — склабится. — А тебе куда надо, кисуля?

О, нет.

Я пячусь, прекрасно поняв намек.

— А вообще, знаете, я лучше здесь мужа подожду. Он через минуту подъедет. Со своими братьями.

— Да не бойся ты! — гогочет дальнобойщик. — От дурного клиента сбежала? Садись. Я и сам тебе приплачу за путь-дорогу. И завтраком накормлю. Эй, ну чего ты, я же не маньяк, чего пятишься, дура?

Того! Маньяк тоже не стал бы говорить, что он маньяк!

— Уезжайте, а то прокляну, — рявкаю. — Будете после этого не девушек в кабину зазывать, а парней. А то и вовсе ишаков. Хотите? Так я устрою!

Граф начинает рычать. На удивление в тему. Дядя хмурится, что-то бурчит. Я на стреме, и уже готовлюсь драпать в лес, но дальнобойщик сплевывает, закрывает окно и уезжает со смачными матерками в мой адрес.

— Умница, — чмокаю найденыша в мокрый нос. — Защитник мой! Твой рык мы монетизируем, и разбогатеем.

Проходит, по моим ощущениям, тридцать лет. На деле — примерно полтора часа. Я медленно бреду по дороге, то и дело запинаюсь в темноте.

Машина появляется резко — виляя, тормозя. Та самая, блин, машина. За рулём в этот раз Котов.

Выходит, улыбается.

— Ну с возвращением, Сивилла!

Сивилла, мать твою. Знаток античной мифологии на мою голову.

Я и не думаю подходить к машине, и Котов сам приближается. Осторожненько. А я волком на него гляжу.

— А это кто?

— Оборотень, — гаркаю недружелюбно. — В полнолуние я его на тебя натравлю. Готовься.

— Пупок…

— Я Лида! Лидия Лебедь! Это так сложно запомнить, или у тебя в голове только анатомические подробности сохраняются? — вот теперь я наступаю на Степана. — Ты меня здесь бросил. Одну. Черт знает где. Да меня чуть маньяк с собой не утащил!

Котов криво улыбается, и неуверенно выдает:

— Ты еще и маньяка успела найти? Он хоть живой? Эй! Да пошутил я! — Котов отскакивает от моего пинка. — Лид, садись в машину. Мы же не специально тебя оставили. Даня ходил отлить, я спал, Снежка отрубилась. Отъехать успели далеко, а потом Даня заметил, что тебя по дороге потеряли. И мы сразу назад поехали. Я тебе звонил! — заканчивает босс свою речь обвинением.

Видеть его не могу. И слышать тоже. Поджимаю губы, сажусь в машину, и тут же попадаю в объятия Снежаны.

— Прости, Лидочка. Какое счастье что ты цела. Мы с Даней так переживали за тебя. Он после смены, не выспался, и сразу за руль сел. Вот и не заметил, что ты вышла. Извини нас. Ой, лапочка какой. Это кто у тебя такой симпатичный?

Мне хочется плакать, смеяться и поджечь что-нибудь. Но вместо этого мы дружно переводим тему на Графа, и сюсюкаемся с ним, чтобы не разругаться вдрызг. И дальше едем без приключений.

Город встречает нас серым предгрозовым небом. На дорогах пробки, в голове — вязкая обида.

— Далеко ещё до твоего дома? — спрашивает Котов, как будто забыл, где я живу.

— Если это намек, высади меня где угодно. Сама дойду. Мне не привыкать.

Он замолкает. Хорошо. Потому что ещё одно «да ты не злись, зато какое приключение», и я вызову дух Мацунаги Хисахидэ. Этот средневековый японец, как я читала, был знатоком эстетически-жестоких казней недругов.

Мы доезжаем до моего подъезда. Снежана и Даня спят в обнимку. Я открываю дверь, выхожу. Щенок на руках. Господи, ну куда мне еще в этот дурдом животное? Но Граф теперь мой боевой собрат, — успокаиваю я себя.

Глава 15

Было утро. Был кофе. Была я — слегка помятая, но решительная. А потом не стало… золота. И моих сбережений, которые я полезла проверять как временно безработная Кощеиха.

А их и нет!

— Где мои серёжки?! — ору, уже стоя в штанах, которые с девятого класса зову «на худшее».

— Какие именно? — невинно хлопает глазами бабушка.

— Сапфировые. Те, что папа маме дарил, а потом она мне отдала.

— А, эти… — бабушка мнётся. — Ммм. Наверное, переложила. Или Колчак унёс. Он любит блестящее.

Я снова открываю ящик тумбочки. Там, где хранились все мои драгоценности и наличные заначки.

Пусто. Совсем.

Затем смотрю на Колчака, но кошак занят важным делом — хвост трубой, спина выгнута, бандюга утробно рычит и пытается тонко намекнуть Графу, что двортерьерам, хоть и титулованным, здесь не рады.

— БАБУЛЯ?!

— Ну что ты орёшь? Ты же ведьма! Найдёшь! Карты кинь. Или на кофейной гуще погадай. Я, между прочим, тебе всё детство это показывала, а ты плохо мою науку учила. Вот поэтому и ограбили.

— Ограбили? — цепляюсь я за бабушкину оговорку.

Она кидает тапком в Колчака, потом с гневом смотрит на свои бедра. Перелом не позволяет бабушке встать и навести здесь порядок. Или убежать от моего праведного гнева.

— Ба!

— Ну… Петрович, наверное взял. Да и аккордеон куда-то делся. Подозрительно.

Я сажусь. Молча. Вижу перед глазами небо, звёзды, галактики, ипотечный договор. Всё одновременно.

Пожар — галочка.

Ограбление — галочка.

Увольнение — галочка. И полный абзац.

— Ты же в людях разбираешься. Ну как ты могла ворюгу в дом притащить? А говорила, что Петрович — хороший человек!

— Он хороший. Дурак просто, — бабуля быстро кидает четверной расклад, и констатирует: — И украденное он обязательно вернет. С процентами. Но не скоро.

А мне сейчас нужно!

Я качаю головой, и понимаю, что от бабули я сочувствия не дождусь. Да я и сама хороша, до того взмыленная была что не подумала спорить, когда бабушка привела в дом бомжа с аккордеоном, а затем и вовсе укатила в кошмарную командировку.

Но понимание пониманием, а поныть — никто не отменял

— Мам! — я врываюсь на кухню. — Петрович нас ограбил!

— Угу, — она даже не удивлена. — Я тебя ждала, чтобы в полицию идти.

— Вот прямо сейчас и пойду. Ой, то есть… — не договариваю, потому что вспоминаю.

Я отвожу глаза. Блин. А как мне в полиции-то появляться? Меня же прямо в отделе арестуют как беглянку от ареста.

— Наверное, не надо в полицию. Бабуля сказала, что Петрович вернет украденное. Но не скоро, — говорю, и сама не особо в это верю.

Папа вздыхает. Мама хватается за голову. Бабушка философски замечает:

— А ведь он мне нравился. Такой интеллигентный. Говорил, что работал бухгалтером на мясокомбинате. Вот и объяснение, почему он столько утащил. Когда придет возвращать украденное — с лестницы спущу негодяя. Как раз перелом срастется.

Я отмахиваюсь от бабулиных слов, снова бегу в спальню, чтобы оценить ущерб. Он колоссален! На карте у меня, конечно, осталось кое-что, но то слезы а не деньги.

А жить на что?

А ипотека?

А родителям новую мебель на что покупать?

Я начинаю паниковать. По-настоящему. Потому что прекрасно понимаю, что быстро я хорошую работу не найду. И даже плохую, но высокооплачиваемую.

После обеда раздается дзинь-дзинь. Новое сообщение.

Групповой чат.

Яна: «Лид, ты реально уволилась??? Тут Котов объявление сделал, мы все офигели»

Тома: «Скажи, что это шутка!»

Яна: «Ты… ТЫ СВОИМИ РУКАМИ ВЫКИНУЛА СЕБЯ ИЗ ОФИСА!»

Тома: «Зачем?! Надо было приворожить Котова, и всё!»

Яна: «Ты — глупая ведьма. Нет, даже не ведьма. А ведьмиха!»

Я: «Девочки, я уволилась, потому что ТАК РЕШИЛА! У меня все под контролем»

Яна: «Лучше бы ты решила продемонстрировать свой дар, и приворожила мужика, вместо того чтобы творить фигню. Признавайся, психанула и накуролесила?»

Не отвечаю. До вечера смотрю вакансии, обзваниваю знакомых из рекламной сферы, и унываю все больше. А в чатике творится абсолютное безумие, девочки не успокаиваются.

Эти дурынды даже к Котову, как оказалось, подходили и требовали меня вернуть!

Не выдерживаю, и спрашиваю с надеждой:

Я: «И что он сказал?»

Вижу, как девочки одновременно набирают сообщения, потом этот статус пропадает. И снова печатают… и опять этот статус исчезает… и опять, и опять блин! Но ответа так и нет.

Я: «Я поняла, не парьтесь»

Тома: «Лидочка, мы это так не оставим. Я не представляю офис без тебя, ты просто обязана вернуться. Приходи завтра, и мы вместе подойдем к Котову, хорошо?»

И тут... снова дзинь. Приходит уведомление о доставке.

«Курьер оставил заказ у двери».

Открываю. За дверью маленькая коробочка с ленточкой и открыткой. Почерк — деловито-язвительный:

«Уход ведьмы из офиса — это как снятие порчи. Чувствую лёгкость.

Но тоска будет. Минуты три.

Удачи на свободе, Пупок.

С уважением, недостойный тебя избалованный говнюк, С. Котов.»

В коробке — шоколад в форме черепа, лосьон с надписью «от выгорания и идиотизма», и… моя визитка, испачканная повидлом и аккуратно заламинированная.

— Вот именно что С.Котов! Скотина! — я швыряю коробку на диван, а Колчак пугается и срывается с места, а следом за ним и Граф решает, что компания агрессивного кошака ему милее чокнутой хозяйки

Телефон опять разрывается от сообщений, но я никому не отвечаю. Смотрю на сумку в углу. Там — аккуратно сложенная рубашка Степана. Которую я «совершенно случайно» забрала в Питере.

А в шкатулке — завёрнутый в фольгу локон волос, выдранный бабушкой. Да и остальные ингредиенты имеются.