Сдавайся, это любовь!

Пролог

Пролог

Я распахнула глаза от навалившегося неуправляемой лавиной ужаса. Стала хапать ртом воздух, будто кто-то сжал шею. В горле пересохло, голова трещала, как полено в камине. Кое-как поднялась в кровати и пошатнулась от внезапного головокружения. Странная музыка, крики и гомон заглушали все мысли, я словно в вакууме зависла, отчаянно пыталась прийти в себя, но ничего не выходило. Чистый лист, где есть я, гудящая голова и холодные скользкие простыни. Чёрт… Что за комплект такой с охлаждающим эффектом? Я притянула край простыни к лицу, вдохнула густой аромат ополаскивателя для белья и подзависла. Не тот запах… Я люблю засыпать и просыпаться в облаке свежести, оттого и меняю бельё раз в три дня, а этот аромат мне незнаком.

Меня словно парализовало! По позвоночнику побежала ледяная волна страха, а руки затряслись мелкой дрожью.

Пыталась осмотреться, но моя густая грива спутанным занавесом лежала на лице. Пальцами постаралась разделить сбившиеся в войлок пряди, волосы цеплялись за кольца, больно оттягивая кожу. Давно надо было подстричь гриву, а мне всё жалко было. Вот теперь, Люсенька, наслаждайся этими шторами, из-за которых ни черта не видно.

— Блииин! — зашипела я и, устав сражаться с ветряной мельницей, подхватила всю копну и задрала вверх единым занавесом…

До того, как зрение смогло сфокусироваться, позволив воспаленному мозгу проанализировать окружающую обстановку, я почувствовала движение за спиной. Матрас стал подозрительно проминаться, а белоснежные простыни, в которых я была завёрнута, как мамин голубец, стали натягиваться, сползать, открывая мне собственную наготу. Я машинально бросила волосы и схватила уползающий край ткани, инстинктивно пытаясь прикрыться.

Нет, теперь прикрыта, конечно, но опять ничего не вижу!

— Доброе утро… — прошелестел тихий, сонный и явно МУЖСКОЙ голос за спиной.

Я не то что вздрогнула. Да я подпрыгнула на кровати, слыша лишь дикое биение собственного сердца. Обернулась, но бесполезно это было, потому что ни черта не видела. А убрать шторку с глаз было попросту нечем! Одной рукой я сжимала обнаженную грудь, второй держала клочок простыни, опасно потрескивающий от натяжения. В голове зашуршали бредовые мысли, нехотя пробирающиеся сквозь густую пелену похмелья.

Так… Вчера я была с подругами в баре. Потом? Что было потом?

Где я?

Что делать?

Отпустить простынь или грудь?

Чёрт… Никогда не думала, что встану перед столь сложным выбором. Если отпущу грудь, то смогу поднять занавес волос, а если отпущу простынь, то покажу свою бразильскую эпиляцию какому-то мужику!

Докатились, Курочкина, просыпаемся хрен знает где… Дальше что? Панель? Алкоголизм?

Понимала, что не шевелюсь и дышу через раз, что выгляжу сейчас полной идиоткой, но ничего не могла сделать. Меня словно парализовало, я вновь и вновь прикидывала все за и против, но не могла решиться: пирожок или тити? Тити или пирожок?

Чёрт, как сложно! Мамочка! Ты же заставляла меня учить геометрию, а не метаться между двумя вариантами, где один абсурднее второго.

— Ты же в курсе, что я тебя вижу? — снова раздалось за спиной.

Этот нахал ещё и посмеивался! Затащил в свою берлогу, опоил чем-то, раздел… И смеётся? Сквозь пылающий гнев я пыталась вспомнить этот голос. Он был мне смутно знаком, но картинка всё никак не складывалась в голове.

— Ты кто? — по комнате полетел мой испуганный шепоток.

— Твой подарок, малы́ша. Я твой подарок…

— Чёрт, — зашипела я и, отпустив простынь, откинула волосы назад. Но лучше бы я этого не делала. В ворохе скомканных простыней и раскиданных по кровати подушек лежал охренительный красавчик.

Мамочка... Мамочка моя… Что происходит?

Я уже вовсе забыла про то, что оказалась голой. Судорожно растирала глаза, практически выколупывая песок осыпавшейся туши, чтобы рассмотреть лицо моего «подарка». Курочкина, что за жеребец? За такие подарки потом карму ещё полжизни отмаливать приходится, а в следующем перевоплощении и вовсе быть муравьём, или крысой придётся родиться. Б-р-р…

— Только не говори, что ты ничего не помнишь, — рассмеялся он, лениво потягиваясь. — Не огорчай меня.

Боже… Боже… Соберись, Люсенька… Да я забыла ко всем чертям, что лицо собиралась рассматривать! Честно! Прошу это зафиксировать под протокол!

Мои глаза сами заскользили по широкому развороту плеч, будто выточенным из камня мышцам рук, плеч и словно нарисованному торсу. Подушечки пальцев запекли, желая лишь одного - вновь и вновь пересчитывать кубики пресса.

Не подарок, а шоколадная конфета без обёртки, ей Богу! Во рту всё пересохло, кровь заиграла драм-н-бейс в ушах, и я уже ничего не слышала. Тыщ-тыщ-тыщ… Как кошка облизывалась на сметану. И это не фигурально…

— Людмила Аркадьевна, — протяжно протянул он моё имя, и весь хмель мигом слетел… Меня словно в прорубь бросили, а перекрестить и вытащить забыли!

Дёрнула головой и зашипела, падая грудью на кровать, чтобы сохранить хоть какие-нибудь остатки гордости. Отчаянно сгребала простынь, пытаясь прикрыться, но эта долбаная ткань отказывалась подчиняться, потому что была во власти мужчины…

Он сжимал край, медленно накручивая его на внушительный кулак. Смотрела, как сильные мужские пальцы перебирают шелковистую ткань, и готова была капать слюной. И я так засмотрелась, потеряв бдительность, что и не заметила, что ползу к нему, как раненый зверь – на лассо.

Потянула носом, ощутив, как облако тонкого мужского парфюма поглощает меня с каждым вдохом. Сама того не понимая, застонала от дерзости одновременно чего-то сладкого, как шоколад, и свежего, как морской бриз.

Слабачка! А ну соберись!!! Возьми себя в руки и прекрати вести себя как мышь, дуреющая от губительного аромата сыра. Это ловушка!

— Людмила Аркадьевна… — вновь зашептал парень за мгновение до того, как моя голова оказалась практически вжатой в его торс.

Ну ладно… Не совсем торс. И не совсем вжатой… Я просто опустила подбородок на бугор, прикрытый ворохом простыни. И что-то мне подсказывало, что с твердостью его агрегата всё отлично. Хотя… Проверить бы, конечно…

Глава 1

Глава 1

— За свободу!!!! — голосила моя подруга Аннушка Лисицына, отплясывая на столе ночного клуба. Она поливала сверху всех шампанским, думая, что веселее ничего быть не может. Дурочка, но ничего, завтра протрезвеет, и пройдёт, а теперь пусть резвится, лишь бы не плакала.

— Ань, давай уже спускайся, — я гоготала так, что стоять могла, только вцепившись руками в барную стойку. Бармены аплодировали, улюлюкали и подначивали мою подругу вовсе снять платье. Но Лисица хоть и была в дровинушку, но честь свою блюла, как матушка завещала, чем огорчала собравшуюся толпу мужиков.

— Пошлю его на … небо за звёздочкой! — горланила она уже в сотый раз одну и ту же песню, от которой тошнило не только меня, но и весь бар «Чёрная вода». Диджей в последний раз вместо ста рублей содрал с неё пятьсот, за моральный ущерб, очевидно. — Никаких больше мужиков! Курочкина, я тебе слово даю! Вот те … крест.

— Зарекалась девка не е**ться, за**алась девка зарекаться, — я вовремя подхватила Аньку за щиколотку, стянула с лакированной поверхности и потащила к нашему столику, потому что всё это время она бесплатно сверкала труселями за чужим. Вернее, на чужом. — Прошу прощения, джентльмены. Больше вас не потревожим.

Я подмигнула ошалелым мужикам, одному даже протёрла ладошкой покрывшуюся испариной лысину и скрылась в толпе.

— Ань, это всего лишь развод, а не миллион, выигранный в лотерее, прибереги феерию для более существенного повода! — я еле дотащила её до нашего дивана, где дожидались нас подруги. — Ника, этой разведёнке больше ни-ни! Или сами пойдёте её честь караулить.

— Эх, чёрствая ты стала, Курочкина! Сама-то уже три развода пережила, а мне порадоваться не даёшь нормально, — Анька села рядом со своей сестрой Машей, звонко чмокнула ту в лоб и снова стала размахивать свидетельством о разводе, как белым флагом капитуляции.

— Вообще-то два, но зришь в корень, — признаться, настроение было дерьмовей некуда, и сколько бы я не заливала его шампанским, легче не становилось. Надо было дома остаться, хотя… Не обмыть развод очередной подруги – грех. А у меня своих полно, этот явно лишний.

— Люсь? — Ника откровенно грохнула челюстью. — Кура на ощип?

— Это ещё кто кого ощипывает, — я осушила бокал и кивнула официанту, взмахнув пустой бутылкой. — Он же за последний год только тратит! То стартап какой-то замутил, прогорел, естественно, а Люся долг его возвращала банку. В прошлом году в совместную закупку шмотья из Китая ввязался, дальше догадаетесь. А сейчас он курсы кулинарные оканчивает у какого-то звёздного повара, шефом всея Руси стать желает или ресторатором, я уж не помню. Да он всё желает, кроме как работать на дядю. Короче, эта содержанка с увядшим на фоне неудач либидо меня уже достала. Знаете, вот все говорят, как сложно найти любовь, а я считаю, что сложнее не убить её.

— Чё, прям увяло? — Анька даже смеяться перестала, только изредка икала, то и дело припадая губами к пустому бокалу.

— Пустыня Сахара…

— Так заведи себе кого-нибудь, для плотских утех, — Ника заиграла бровями. — Давай, Курочкина, вижу тебя, как облупленную! Рассказывай…

— Да завела, вот только на душе кошки скребут каждый раз, когда возвращаюсь домой. Вижу это недоразумение в семейниках, которые без ума и памяти строчит ему маменька, и прям стыдно становится. А трусы ещё в рисунок такой гаденький. То ли рябина, то ли календула… Хрен их, чокнутых подпольных аптекарей, разберешь! — я почти выхватила бутылку из рук официанта, зубами вытащила пробку и стала разливать по бокалам. — Он смотрит мне в глаза и душу выворачивает. Меня ноги домой не несут уже, придумываю дела, встречи, забиваю выходные активностью, а потом, выжатая как лимон, снова плетусь в понедельник на работу.

— Чё, прям не взбалтывает твою чернильницу своим пёрышком? — зашептала Аня.

— Да он уж и забыл, где та чернильница находится, я только пятна оттирать в туалете успеваю и порнушку, вклеенную в сканворды выбрасываю, конспиролог хренов. А он, падла, новые кладёт! И ведь не стыдно… А я вот знаю, что его либидо убивает. И трусы эти парашютами, чтобы кокушкам дышать было чем, и матушка, освоившаяся в моей гостиной. Она ж из своего мухосранска раз в два месяца приезжает, а живет потом все полтора.

Я только сейчас поняла, насколько взвинчена. Одно лишь упоминание о моем весёлом семействе вызывает мигрень и заставляет трезветь. Но проблема в том, что пока они оккупировали мой дом, трезветь не хочу Я!

— Люсь, ты ж у нас бой-баба, прихлопни этого таракана, и адьёс, амигос! В чём проблема? — Машка выдохнула облако кальянного дыма, смеясь, как Ника кашляет и руками разгоняет его.

— Солдат ребенка не обидит. Слышали фразу? Так вот, я — солдат! — взмахнула бутылкой и завопила: — Боженька, ну где все мужики-то нормальные? Ну, хоть одного бы! Одного! Хочу сильного, смелого, горячего настолько, чтоб прикуривать можно было… И член чтоб прямой был крепкий, как стрела индейца! Я буду очень хорошей девочкой… Клянусь. Аминь!

И как раз в момент, так сказать, воссоединения с Богом, из моей руки вылетела бутылка.

— Ой… Мамочки!!! — верещали девки, пока мы, как заколдованные, отслеживали траекторию полёта.

Объект вроде опознанный, так красиво летящий, но, сука, опасный для жизни… Да и остатков шампанского жалко. Пока мои пьяные мысли судорожно перебивают страх, бутылка теряется из виду, но зато слух взрывает звон бьющейся посуды и отборный мат…

Мужские голоса возмущённо бухали, а мне вдруг зябко как-то стало. Я начала отчаянно хохотать, делая вид, что Вероника отлично пошутила, игнорируя дичайший ужас на лицах подруг и огромные блюдца ошеломленных глаз, направленных мне за спину.

— Гражданочка, не вы потеряли? — горячее дыхание ошпарило шею. Вдоль позвоночника вальсом пошли мурашки, а мелкие волоски стали дыбиться и щекотать кожу.

Глава 2

Глава 2

— Гражданочка, не вы потеряли? — горячее дыхание ошпарило шею. Вдоль позвоночника вальсом пошли мурашки, а мелкие волоски стали дыбиться и щекотать кожу. Застыла ледышкой, судорожно думая, что делать дальше.

— Я ничего не теряла, — пожала плечами и спрятала правую руку под стол, потому что в ладони осталась этикетка. Предательница! Что, тоже не могла улететь вместе с бутылкой? — У других поспрашивай, милочек.

— А-а-а-а… Вы, девчат, гадали, что ли? Как там… Суженый-ряженый, да? — чувствовала, как мужчина то приближается, едва касаясь чувствительного участка шеи губами, то ведёт кончиком носа по кромке волос. Вроде, по-хорошему, развернуться бы и втащить ему по морде, а ссикотно. Ладно, отсижусь, а он сам исчезнет, если внимания не обращать. — Так там сапожок бросали, милая. А не тару из-под шампусика.

— Ой! Правда? — я фальшиво улыбнулась и дёрнула головой в его сторону. — Жив, здоров? Тогда не мешай шаманить, отпугнешь ещё нормального мужика, а мне позарез, может, надо.

— Вот это тебе повезло, красавица, — как-то не по-доброму зашипел мужчина.

Спинка дивана скрипнула, качнулась, и внезапно рядом со мной опустилась чья-то задница. Признаться, мне было так стыдно, что я даже глаза поднять не могла. Тупо пялилась ему в пах. Идиотка. Курочкина, ну какая же ты идиотка…

— Вот он я, гроза твоих эротических снов и, без лишней скромности, идеал всех идеалов. Забирай, малы́ша, владей и пользуйся на своё усмотрение. Приветствую, барышни. Показания, кстати, давать будем или по классике жанра пойдем, в несознанку?

— Показ-з-з-ания? — загудели девчонки, сбившись кучкой испуганных воробушков на противоположном диване.

— Тяжкие телесные, не иначе.

— Чего??? Да на тебе ни царапины! — взвыла я, с силой закрыла глаза, надеясь, что всё само как-нибудь рассосётся. Как прыщ. Бля, да кого я обманываю? Ни один нормальный человек не ждёт этого самого рассасывания. Антинаучный факт.

— А как ты это поняла, когда все время пялишься на мой член? Может, помочь? А то фантазия твоя уже по швам трещит. Ты только скажи, я с радостью предъявлю орудие для профосмотра, — он снова нагло вторгся в моё личное пространство и шумно вдохнул. Подцепил выбившийся из хвоста локон и стал играть им, явно призывая меня повернуться. А вот фиг тебе! — Тут и аморалкой попахивает… Щас немного протрезвею от твоего охренительного взгляда и даже статью вспомню.

— Что-о-о? — такого хамства я уже терпеть не могла.

Ну почему мне встречаются одни придурки? Я взвыла и распахнула глаза… Чёрт! Лицо незнакомого мужчины было всё в крови, густые струи медленно стекали с волос по виску и расплывались пятном в густой щетине. Огромные серые глаза сверкали фейерверком, вот только что за ними, понять я никак не могла. Какая-то бескрайняя мгла, в редких бликах которой поигрывало пламя. Смотрел в глаза, вроде, а казалось, что раздевает. Ощущала его липкий, похотливый взгляд по всему телу. Он словно ласкал меня, ощупывал, изучал. Ощущала себя шоколадным кексиком на витрине кондитерской, а он диабетик, которому остаётся только облизываться.

— Ну, малы́ша, как извиняться будем? Чур, я не люблю классику, скучно от неё мне, и в сон тянет. Придумай что-нибудь этакое…

— Пошёл ты! — не знаю, откуда во мне столько злости взялось. Внутри всё заклокотало, и я, не жалея ладоней, долбанула ими в его крепкую грудь, но на этом силы меня и покинули, а руки предательски согнулись в локтях. Я буквально впечаталась в его лицо. Губами ощущала вязкую влажность на его щеке, сдаваясь дикому ужасу от осознания, что я ранила человека! Но внезапно носа коснулся какой-то до боли знакомый запах. Сама от себя не ожидая, вытащила язык и так смачно лизнула щёку незнакомца! Медленно скользила от уха по самой кромке его челюсти, наслаждаясь любимым вкусом КЕТЧУПА!

— Ах ты, шутник недоделанный!

— Значит, не извинишься? — его серые глаза стали темными, как ночное небо. Зрачки увеличились, а из голоса пропала вся звонкость. Мужчина так нагло опустил обе руки мне на талию, удерживая в своих объятиях. А я смотрела в его глаза и дурела. Это было похлеще, чем пузырьковое шампанское. Мозг плавился, тело млело, а вдохи становились тяжелыми от отсутствия какого-либо расстояния между нами. — Подумай ещё разок.

— Я ещё раз могу только послать…

— А тебе не говорили, малы́ша, что язык у тебя острый, как лезвие ножичков для метания?

— Так и ползи отсюда, мальчик мой, по-пластунски, чтоб не зацепило ненароком! — понимала, что не стоит вот так разговаривать с незнакомцами. Но ничего с собой поделать не могла! Тонула в тумане его блядских глаз, периодически слизывая солоноватый соус с губ. Щетина царапала кончик языка, но я продолжала… Как кошка, лакомилась сметанкой из хозяйского блюдца, подкрадываясь к его губам всё ближе и ближе… Как адреналинщица, наслаждалась этим мгновением.

— Но ты же прикроешь меня от свистящих пуль? Буду в тылу, а ты – в коленно-локтевой, к примеру? Повернись-ка буквой ЗЮ, я тебе любовь вонЗЮ…

Да я даже возмутиться не успела его хамским эротическим фантазиям! Коленно-локтевая? Это которая в народе «раком» называется?

Нет, он, конечно, похабник конченый, но какой же красивый! Грудь внезапно завибрировала, сердечко как шальное забилось, а дыхание превратилось в рваные стоны. Это что, маму вашу, желание?

Хочу мальчонку этого распутного?

Хочу. Желательно голого, и в кетчупе.

Но моим эротически-кулинарным фантазиям завершиться было не суждено, потому как этот гадёныш буквально впился в меня адски грубым поцелуем! Его твердый язык мгновенно развел мои губы, лишив возможности дышать. Это был не поцелуй! Этот мавр просто трахал меня своим языком на виду у всех. А я поддавалась…

Вдыхала опьяняющий аромат мужского тела, поддавалась его ласкам и тряслась, как лист осиновый. Слышала удивленное присвистывание Лисицыной, вздохи Ксюши и Ники, а также всеобщий гомон, что плотным кольцом замкнулся вокруг нашего столика. Вот только проблема в том, что повышенное внимание, кажется, имело обратный эффект. Этот наглец все усиливал напор, и я уже чувствовала его горячие ладони на своих ногах…

Глава 3

— Люся! Что это было? — Вероника подпрыгивала от нетерпения начать меня пытать. Да что Вероника… Во взгляде каждой из подруг пылал немой вопрос «какого хрена?», а я бы знала…

Сама от себя в шоке. И от смелости, и от реакции тела. Я, словно изголодавшаяся львица, впитывала касания незнакомого мужчины! Как озабоченная, наслаждалась поцелуем, пыталась надышаться его ароматом и млела от сумасбродного напора. Давно мне такие крепкие орешки не попадались. Очень давно… И что греха таить, интересно было так, что аж сердце заходилось, как ненормальное.

Боже! Что я несу?

Отмахнулась от подруг, давая понять, что диалога ждать не стоит, и припала лицом к холодной стекляшке автобусной остановки, за которой мы прятались, ожидая такси.

И ведь хорошо, что спрятались, потому как следом за нами вылетела шумная группа парней. Они громко смеялись, травили какие-то шуточки, и лишь вышедший последним был спокоен и серьёзен. Мой взгляд просто прилип к тёмному силуэту, но он будто услышал мои мысли, ловко вложил в губы сигарету и щёлкнул зажигалкой. Секундная вспышка озарила его лицо, и я затряслась…

Триггер, ей Богу! Меня словно в ледяную прорубь окунули, а по телу стала гулять неконтролируемая волна тех нелепых, внезапных и совершенно неуместных эмоций. Кожа запылала от воспоминаний о его наглых и жадных касаниях. По шее побежали мурашки, вторя его дыханию, а мысли превратились в оливье…

Моё сердце снова сделало кульбит, упало на дно матки, отрикошетило к лёгким, осушило горло и вернулось на место от одного только взгляда на него. Я не шевелилась, срослась с ограждением, рассматривая его с ног до головы. Вроде ничего особенного: джинсы, белая футболка и косуха, а выглядел, как Бред Пит на красной дорожке. И эта походка его вальяжно-блядиная, и бесстыже-охренительный голос, в котором вибрировала сексуальная хриплость, всё в нём было, как с картинки. Нет… Всё в нём было, как из горячего фильма для взрослых, где он, отвязный хулиган, разбивает сердце милой скромницы.

— Распущенный мерзавец, — шептала я, откровенно пялясь на его задницу. Боже… Это ж издевательство!

— Кто ж его распустил? — безмолвно хохотала Ника, пританцовывая на своих красивых, но неудобных шпильках.

— Распускают носки и слухи, Курочкина, а он просто распутный, — Анька рухнула лицом мне в спину, лишь бы не рассеяться в голос.

— Распущенный он, что, не видно? — кусала губу, старательно отворачиваясь от пытливых взглядов подруг, чтобы лишнего не показать. — Всё! Решено! Распущенный мерзавец! И не спорьте со мной. Вы вообще слепые, что ли? Не видели, как он меня домогался?

— Это ещё кто кого, Курочкина…

— Ой, а понравился, да? Сердечко тук-тук сделало? И уже на свекровь в гостиной наплевать, и на парашюты в рябину, да? — Ника передразнивала меня, корча моську. — Чего тогда стоишь? Иди, давай, пройди мимо, шикани своей зачётной задницей, Курочкина, сделай вид…

— … что просто мусор выносила! — не удержалась Анька, вставила свои пять копеек, а потом со всей дури укусила за плечо, хороня смех.

— Дуры, бабы, ей Богу!

Но я даже понять ничего не успела, как у тротуара с визгом тормозов остановилась полицейская машина. Яркие вспышки мигалок разрезали темноту, лишая нас отличного укрытия. Анечка зашептала и потащила нас за мусорный бак, чтобы уж точно не нашли. А когда я отдышалась и всё же выглянула, то у входа в клуб уже никого не было. Исчез… Как появился, так и растворился.

— Так ему и надо, придурку! — меня вдруг словно отпустило, смех щекотал горло и ласкал губы, что ещё так отчетливо помнили нежность его поцелуев. Странный… Как буран. Внезапно накрывает, и ты уже в его плену без права на какое-либо сопротивление. Да какое там может быть сопротивление? Со стихией не спорят…

— Люсь, телефон, — Мишина вышла из укрытия первой, аккуратно подходя к краю дороги, чтобы убедиться, что мы одни.

— Алло, Марьяна Дмитриевна? — я чуть язык не проглотила. Моя «сочная» клиентка просто так в три часа ночи звонить не станет. Для этого же повод нужен. Оттого и беспокойно вдруг стало.

— Людмила Аркадьевна! Я в полиции!

— Где?

— В пятнадцатом отделении, на Фрунзе…

— Я знаю, где это, но что вы там забыли?

— Я мужа уби-и-и-ила… — взвыла Купатова.

— Чёрт! Так, чтобы я больше не слышала этих слов, Марьяна Дмитриевна. Буду через двадцать минут, и до этого я бы советовала ни с кем не разговаривать.

Хмель в один миг растворился, в кровь выбросило дозу адреналина, а мозг со скрипом стал проворачиваться, пытаясь понять, какого хрена произошло?

— Люся! — Анечка размахивала рукой, придерживая открытую дверь такси. — Давай шустрее.

— Чёрт, девки, придётся покататься, — я плюхнулась на переднее сиденье и явно удивила сонного водителя адресом полицейского участка. Мужчина подозрительно осмотрел нас, но с места тронулся.

— Люсь? Ты его знаешь? — холодные пальчики Лисицыной стали гулять по моей пылающей шее. — Давай, колись. Это и есть твоя таблетка от Кура? Да?

— Девки, я его впервые видела, и, дай Бог, больше не увижу!

Эх… Что я там говорила Анечке про зарок? …

Пустые ночные улицы встречали нас мигающими сигналами светофоров, влажным после дождя асфальтом и тёмными безликими зданиями. Я заставила себя переключиться, потому что по голосу Марьяны было понятно, что это далеко не шутка и не розыгрыш.

Чёрт… Кого привлекать? Я же не занимаюсь «уголовкой»! Семейное право — вот, во что я погрузилась в последние годы. Нет, «уголовка» — дико интересно, но опасно и не так доходно, потому что больше двух дел просто никак не вывезти в одиночку, а вливаться в компанию таких же повёрнутых, как я, больше не хотела. Хватит… Мне моя работа нравится. И если Купатова и правда вляпалась по самые гланды, то придётся искать подходящего специалиста.

Я быстро расцеловала девчонок и влетела в сонный полицейский участок. Тёмные коридоры отражали цокот моих шпилек и дикий храп из окошка дежурного. Я провела мокрыми ладонями по платью, наивно пытаясь удлинить его, чтобы хоть немного потрудилось скрыть мою задницу. Постучала, вовремя ловя улыбку оттого, как мужчина, распластавшийся на стуле, подскочил.

Глава 4

— Какого чёрта? — зашипела я за мгновение до того, как меня сделали немой.

Мужские губы обжигающим оловом обрушились на мои, сильный язык в привычном жесте раздвинул губы, ворвался в рот, начиная свой блядский танец, уничтожающий последние крохи надежды на непопранную честь.

Поздно…

Даже сейчас, когда ещё не поздно выбежать из этого кабинета, всё было понятно. Эта ночь, как началась с полыхающего адского пекла в его взгляде, так и закончится она ожогами от по-мужски грубых, рваных касаний. Или не поздно?

Но ответить я так и не успела, потому как именно в этот момент щёлкнул дверной замок, а я пораженчески застонала…

Крепкие руки уверенно, нагло и безапелляционно опустились мне на задницу, сжали и играючи подняли, пришпиливая к шероховатой поверхности стены с такой силой, что воздух из лёгких вылетел.

Безумие! Это мне снится! Точно снится!

Его бёдра разместились между моих ног, и я уже ощущала каменную эрекцию, которую не могла скрыть даже джинса. Он вырвал из рук куртку и сумку, бросая их на пол, задрал мои руки вверх, растягивая как струну.

Я оказалась пленницей в тёмной комнате, не в силах найти в себе ни одного здравого аргумента, чтобы сказать: «СТОП!». Он играл на мне, как на музыкальном инструменте, спускался поцелуями вниз по шее, чередуя с больнючими укусами, что микровзрывами оставались на коже.

Я не чувствовала себя, своего тела, превратилась в сжатый комок нервов, готовый взорваться в любую минуту. Он знал, что делает. Двигался методично, подталкивая меня, безвольную, возбужденную и совсем неадекватную женщину к краю пропасти.

«Люся, очнись! Дура ты тупорылая! Очнись!»

Орала… Вопила… Но ещё громче я стонала, когда его губы опустились в ключичную впадину. Он словно изучил инструкцию к аппарату советского машиностроения «Люсинда», совершенно точно остановившись на одуряюще чувствительной точке. Меня словно молния поразила. Я не могла дышать, думать, сопротивляться. Хрипела, впивалась ногтями в его руку и елозила задницей, требуя большего.

Распутница!

Да… Ещё какая!

Ещё, мальчик мой… Ещё!

Я просто плыла по волнам. Смаковала жгучие эмоции, умирала от его касаний, и хмель возвращался. Забыла и о том, что мы в полицейском участке, и о том, что знаю я этого красавчика не более часа. Ладно-ладно… Не знаю я его! Совершенно не знаю! Чёрт… Что это тогда? Безумие? Похоть?

— Не думай, малыша. Не думай… — прохрипел незнакомец, приподнимая меня выше, оказавшись лицом прямо напротив груди. Его бесстыжий и такой горячий язык стал разводить ткань платья, пробираясь к вершине груди. Дёрнул подбородком, оставляя пекущий след от щетины, и громко застонал, накрывая нежную кожу соска.

Взвыла от пламени, что неистово вспыхнуло между ног. Это было слабо похоже на привычное возбуждение, меня словно засасывало в воронку цунами, где чувства обострялись до максимума. Я будто и не ощущала подобного никогда, а девочка я уже не маленькая… Познала и радость, и горечь симуляции. Но ТАКОЕ… Меня буквально колошматило, зуб на зуб не попадал, ладони взмокли в его руке и стали медленно выскальзывать, но незнакомец не обращал на это внимания. Лишь сильнее пригвоздил бёдрами к стене.

Но прошибло меня другое… В руках абсолютного незнакомца мне было спокойно. Я ощущала себя в коконе безопасности, реальность стала плыть, растворяться, размывая все проблемы и мысли. Это похоже на волшебный ларчик иллюзиониста, в котором находится только то, что ему нужно. И сейчас ему нужна Я!

— Это что за подарок? Где я так сегодня нагрешить успел? — он оторвался от груди, чтобы затянуться, и в тусклом свете тлеющей сигареты я увидела его абсолютно одурманенный взгляд. Он чуть щурился, рассматривая меня, скользил по губам, шее и вновь и вновь затягивался… А я продолжала висеть, как на распятье. Руки ныли, хотелось прикоснуться к его груди… Слабачка? Ещё какая… Мне не нужен был свет, чтобы лапать глазами поджарое тело. Он как элитный жеребчик, на который капают слюной все коллекционеры. И я капала… Висела в плену его рук и капала.

Мужчина сделал последнюю затяжку, всё это время напряженно о чём-то размышляя, а потом щелчком отправил окурок в кадушку с каким-то плешивым фикусом. И теперь ему ничего не могло помешать.

Губы вновь обрушились на меня. Втягивал, играл, покусывал и кружил…

— ОЙ! — взвизгнула я, ощущая его руку на заднице. Сильные пальцы грубо отодвинули нитку белья. Медленно заскользили по коже, а ощутив влажность меж складочек, он вдруг громогласно захрипел. Я, как зверёк загнанный, дышать перестала.

— Малы́ша, — прошептал он. — Кто ты?

Говорил, а сам скользил по припухшим складочкам. В темноте видела блеск его глаз, наглую ухмылку, больше похожую на оскал. А когда его пальцы накрыли клитор, я и вовсе заскулила. Чёрт… Курочкина, очнись!

— Товарищ капитан, по делу пришла, — на выдохе выдала я. Это надо прекращать, пока поздно не стало…

— Да ты что? И что за дела у нас с тобой? — хмыкнул он и с грацией и резвостью хищника развернулся, растягивая меня на холодном столе. Наглым образом закинул мои ноги себе на плечи и навис надо мной. Он щёлкнул чем-то, и кабинет осветила желтая тусклая настольная лампа. Свет… Словно мало ему было ощущать, он ещё и видеть хотел!

— Купа-а-а-атова, — простонала я имя своей клиентки, ощущая, как его ладонь вновь накрывает меня. Пальцы легко заскользили, разнося сок моего возбуждения, а на лице заиграла охренительная улыбка.

— А-а-а-а… Вот оно что? — вроде в глаза смотрел, а всё равно лапал!

Глазами прямо ощупывал, откровенно трахал, никого не боясь. Его пальцы перестали кружить и дразнить, стали двигаться ритмично, быстро, пропуская клитор между. Грубая кожа лишь слегка касалась комочка нервов, а казалось, что он везде! Нависающий мужчина топил меня в океане своей крышесносной энергии. Меня просто крутило, вертело, как на сломанной карусели. Не могла дышать! Не могла!

Глава 5

— Тогда на моих условиях, — крякнул он, и по ногам заскользили мои трусики. Он взмахнул рукой, как дирижёр, и потряс красным кружевом. — Примета у меня такая: «Женщина в трусах в стенах моего кабинета – к беде!» И ещё… Ты себя не трогаешь…

— В смысле?

— А в прямом, гражданочка. Тебя трогаю только я, — капитан выпрямился и опустился на стул, разводя мои ноги в сторону ещё шире. Подхватил за щиколотки, скинул туфли на пол и поставил мои ступни себе на колени. — Давай, товарищ адвокат, вещай…

— Нет, это ты вещай, ка-а-пит-т-тан… — заикаясь, начала я, а когда дёрнула рукой, чтобы вытащить ткань, прижатую грудью, он громко зашипел.

— Я сказал, не трогать!

— А тебя не смущает, что я тут титьками сверкаю?

— А тебя только титьки смущают? — рассмеялся он и откинулся на спинку кресла.

Ах так… Ну ладно… Любитель посмотреть? Смотри, гад такой…

— За что задержана Купатова? — я прикусила нижнюю губу и, сделав вид, что поправляю волосы, коснулась шеи. Пальчики застыли под ушком, а потом двинулись ниже…

Незнакомец присвистнул, растянулся в абсолютно обезоруживающей улыбке и вновь откинулся на спинку кресла. А я продолжила путешествовать пальцами по собственному телу. Не закончил он… Закончу я!

— Доиграешься, малы́ша… — прохрипел и закурил. Взгляд его пристально следил за движением руки. Он то свистел, то шипел, демонстрируя сумасшедшую выдержку. А когда я коснулась груди, и вовсе зарычал. Глаза его вспыхнули каким-то опаснейшим пламенем, а меня вновь подбрасывать начало. Пальцы дрожали, а по шее заскользила капелька пота. Пробежалась по платью, укладывая руку на свои складочки, и тихо засмеялась, потому что моему незнакомцу было не до смеха. Я замерла, выжидая, пока он поднимет взгляд.

— Я жду, товарищ капитан…

— Она сама явилась, — капитан стал медленно разводить свои колени, на которых стояли мои ступни, открывая меня ещё сильнее для себя. Съехал по спинке ниже, очевидно, приготовившись к просмотру увлекательного фильма для взрослых. Вот только… Вот только во взгляде его играло сомнение. Он что, считает, что не смогу?

Ха! Ха! И ещё раз ХА!

— Почему?

— Муж приехал, чтобы договориться об условиях развода, — мужчина взял меня за запястье, словно подталкивая. И я заскользила. Развела набухшие складочки и стала медленно играть с клитором. Он говорил… Говорил… Я стонала… И останавливалась только когда он замолкал. — Он в травмпункте сказал, что сам упал с лестницы, а эта дура примчалась в участок с чистосердечным.

— Тогда я заберу её? — еле произнесла я, бродя по то-о-оненькой грани бездны. Казалось, ещё шажок, и я улечу. Эмоции накрывали волнами. Но усиливались они, только когда я открывала глаза, наблюдая за ним. Такой большой, красивый и откровенно желающий моего оргазма.

Я готова была взорваться на миллион частичек не от собственной ласки, а от его взгляда. Искала внутри хоть намёк на смущение, сожаление и стыд… Но нет! Мне было мало! Нарочно изводила себя, оттягивала момент, лишь бы не останавливать это безумие, что творилось между нами. Казалось, ещё чуть-чуть, и воздух заискрится от напряжения.

И в момент, когда я всего на секунду прикрыла глаза, всего на одну грёбаную секунду, мою ладонь скинули, а в меня резким толчком вошли пальцы.

И в этот момент я полетела… Белый потолок стал кружиться, силы покинули меня, а дыхание превратилось в крик раненой птицы. Он не затыкал, а я, даже если бы очень хотела, не смогла контролировать себя. Извивалась на его пальцах, ловя последние отклики оргазма, кусала губы, хрипела, а из глаз неконтролируемым потоком стекали слёзы…

— Сука, ты кто такой? — захрипела я, не в силах даже подняться.

— Секс – не повод для знакомства, — его голос раскатом грома прозвучал в тишине кабинета. — Но для тебя, малыша, так и быть…

Я даже отдышаться не успела, как взметнулась в воздух и опустилась на его колени. Руки слабыми ленточками легли на красивые мужские плечи, ощущая жар кожи. Вдыхала одуряющий аромат и чувствовала, как внутри всё снова сжимается и закручивается в тугой канат.

— Кирилл, — прошептал он, прежде чем впиться своими губами, забирая остатки воздуха. — Давай быстрее говори своё имя, а то я не сплю с кем попало.

— Лю-ю-ю-ю-ю-ся, — завывала я, слушая, как скрипит молния на ширинке его джинсов. Он губами вложил мне в рот золотистый квадратик презерватива, пока, приподняв меня одной рукой, стягивал джинсы. У меня было несколько секунд, чтобы одуматься… Могла! Могла развернуться и броситься вон из кабинета, но кого я обманываю? Никуда я уже не уйду… Никуда.

Дёрнула край фольги, достала резинку и смело опустила голову.

— О-о-о-ох… — пришло моё время присвистывать. Блядь… Что я там просила? Прямой красивый член? Люся, лучше бы ты пару лямов попросила, потому что Боженька в этот вечер явно тебе благоволит. Опустила презерватив на гладкую розовую головку и стала медленно растягивать, ощущая, как его ствол подёргивается, как каменеет в моих руках, и стонала, слыша его хриплый протяжный стон. Мой, мальчонка… Сегодня ты мой!

— Малыша, — Кирилл с жадностью схватил меня за бёдра, впиваясь пальцами до боли, и резко опустил на себя… Чёрт!

Сильные руки подбрасывали меня, а потом резко опускали… Он губами забирал мои стоны, хрипел и повторял их, а я вновь отправлялась летать. Кирилл всё делал сам, управлял моим телом, как опытный кукловод, то откидывал назад, чуть меняя угол вхождения, то укладывал руку на лобок, с силой впиваясь в кожу, то ускорялся, вколачиваясь, как отлично смазанный поршень. А я подыхала… Стонала, глотала раскалённый воздух и завывала диким волчонком, умирающим от жажды. И он вновь и вновь утолял её качественным и мощным сексом.

Сука… Как там его? Чибисов?

— Ах… — вновь и вновь голосила я, ощущая его внутри себя. Он растягивал меня изнутри, давая насытиться охренительным чувством наполненности. Я извивалась, задавала темп, смотря этому распущенному мерзавцу прямо в глаза, а он с удовольствием подстраивался. Зарекалась, Люсенька… зарекалась? Убежала, а потом сама в капкан угодила! Сама! Так стони теперь. Извивайся и наслаждайся тем, что иногда приходится проигрывать.

Глава 6

Кирилл

— Да ладно! — Мой друг и сослуживец Ярослав Монин даже с кресла вскочил, будто эмоции ему не давали спокойно сидеть на месте. — Ты серьезно, Лёха?

— А мне какой резон врать, Моня? — Лёха Генеральчик растёкся по своему стулу, вальяжно покачиваясь. Смотрел ещё, гад, на меня в упор глазищами своими зелёными. Допрос они, видите ли, затеяли, распиздяи местного разлива. — Это ты у Чибисова спроси!

— Чибик, че, правда, саму Курочкину подцепил в баре? — Моня в два шага пересек кабинет и сел рядом на подоконник, где я встречал очередное утро, смакуя утренний кофе и сигаретку. — Она в прошлом месяце на меня рапорт накатала! Процессуальные нарушения и бла-бла-бла… Я задержал подонка одного, а он детдомовский оказался, так она за него мне чуть глотку не перегрызла!

— Ну, кто-то же за них должен грызть глотки сытым и счастливым? — смотрел в голубое небо, лишь бы не выдать заинтересованности. Вот так, да… Кура в мою сеть угодила… Сама Кура…

— Тебе, Кирилл, надо было побои снять, вот это она у нас поплясала бы! — не унимался Монин, смакуя упущенную возможность на месть. Он шарил рукой по моей голове, то ли шишку искал, то ли зияющую рану. Придурок… Не там ищет. Не там…

— Это что… — Генеральчик, видимо, сильно разозлился, что я ему не рассказал, как Людмила Аркадьевна Курочкина, она же заноза в заднице, очутилась в моем кабинете ночью. Поэтому и полощет меня сейчас с откровенным упоением обиженного мальчика. Ну, пусть поиграет… — А ровно за две секунды до столкновения с хорошо опознанным летающим объектом в виде пустой бутылки наш бывший майор Чибисов говорил абсолютно крамольные вещи!

— Какие? — вспыхнул Моня и стал потирать ладони.

— Жаловался на депрессию!

— Да ну нах…

— Да-да… Говорит, опостылели ему однотипные девы, заморское чудо ему подавай, да такое, чтоб не скучно было, — Лёха откровенно зубоскалил. Рисковый… Видимо, таблетку какую-нибудь волшебную проглотил, оберегающую от переломов. — Ему, оказывается, хочется ТАКОГО… Чтобы кровь кипела, мозг на атомы расщеплялся и член дыбился, как после виагры.

— Так у меня есть, если что, — ржал Монин. — Я вчера в баре барыг скрутил, а они ради фана вместо экстази толкали виагру!

— А кровь закипает? — я допил кофе, затушил сигарету и спрыгнул с подоконника.

— Не знаю… — Моня растерянно дёрнул плечами.

— Узнаешь, тогда и приходи.

— А на тебе и проверим, друг, — Моня хлопнул мне по плечу, заискивающе заглядывая в глаза.

— На себе пробуй, придурок. Только потом не плачь, что стручок твой ссохся.

— Кирилл, ты че злой-то? — Ярик скинул свою противную улыбоньку и отошел от меня, очевидно, вспомнив о самосохранении. — Гвоздь к себе вызвал?

— Кто есть Гвоздь, Монин? — голос любимого начальника заставил парней подскочить со своих мест и выправиться, как алые паруса.

— Колесо проколол я, — сдернул с вешалки куртку и развернулся к Николаю Ивановичу Гвоздеву, так сказать, фасадом. — Здравия желаю.

— Чибисов, вот что ты за жук навозный? — с ходу начал босс. Он словно готовился к этому разговору и был уже заряжен задолго до него, поэтому и пятнами красными пошёл ещё с порога. — Тебя б отстранить за несоответствие!

— Отстраняйте, — я сгреб со стола лопатник, корочки, ключи и сигареты. — Что ж вы меня постоянно пугаете-то?

— А тебя если не пугать, Чибисов, ты ж город беспределом накроешь!

— Кому-то беспредел, а по мне, товарищ полковник, реальные действия, — стиснул челюсть и сделал шаг, чтобы обойти «полкана» справа, но тот быстро среагировал и выставил руку.

— Майор… Кх-кх… Капитан Чибисов, это что за неуважение к старшим по званию? — старик сверкал не только звездами на погонах, но и злобой в поблекших глазах. Морщинистая рука, лежавшая на моем столе, заметно подрагивала, бряцая золотым браслетом часов по облупленной столешнице. Сука…

— Никак нет…

— Что – нет?

— Все нет, товарищ полковник. Взяток не беру, по заказу папенькиных сынков не сажаю в педагогических целях и за зелененькие потом не отпускаю. Поэтому никак нет…

— Разрешите уйти? — Проблеял Монин и, схватив Генеральчика, стал позорно покидать поле боя вдоль стеночки.

С Гвоздем ссориться никто не хотел, помня, что скоро сезон отпусков, а этот педрила чуть что, сразу лишал не только премии, но и морского воздуха и горячих телочек на дискотеке. Когда дверь хлопнула, Гвоздь расслабился и отошел на безопасное расстояние.

— Кирилл, — старик вздохнул и опустился в кресло Генеральчика, выкатившись так, чтобы перекрыть мне все пути отхода. — Ну, походишь в капитанах, шум стихнет, и вернем мы тебе звание. Забей… Не первый же раз!

— А кто мне девственность вернет? — сквозь зубы процедил я, не прекращая зрительную дуэль с некстати раскаявшимся начальником. Сука гибкая! Да у него же вместо позвоночника пластилин, потому что других объяснений его врожденной способности так ловко прогибаться перед «денежными мешками» у меня нет. Интересно, а кокушки он себе обсосать сам уже может? А что… Годы тренировок.

— Чибисов, мать твою! — завопил Николай Иванович и снова вскочил со стула. — Ты мне кровь сколько будешь сворачивать? Почему дело Карытина до сих пор не закрыто? Почему за две недели я только и слышу от тебя «разбираемся», «ведутся следствия», «оперативная разработка», «недостаточность доказательной базы»? Где результат? Где? Ты ж бульдог, так куда делась твоя хватка?

— Мою хватку вместе с просветами на погонах сдуло,— гукнул я и обошел старика. — Так что вы за своими тоже смотрите, товарищ полковник. Зверьё лютует нынче.

— Кирилл, ну не мог я послать Орлова. Ты знаешь, кто он? Знаешь, в чьи кабинеты ногой дверь открывает? Я ж блоха для него!

— Вот и живите с этим. Вы – блоха. А я болт клал на его счета и волшебную ногу, что дверь открывает, ясно? Его сына я все равно посажу, так и знайте, а мешать будете, уволюсь. А потом все равно посажу! Ферштэйн? — знал, что перегнул палку. Но ничего не мог поделать. Я звонко цыкнул, отчего полковник аж вздрогнул, а после вышел из кабинета, махнув дежурному на прощание.

Глава 7

Люсинда

Тук-тук-тук-тук…

Я всячески игнорировала этот противный изводящий душу стук, даже голову накрыла подушкой, а сверху ещё и одеяло уложила для полной тишины. Но без толку… Казалось, что стоят прямо надо мной и капают на металлический поднос: кап-кап-кап… А мне всего лишь нужно было выспаться. Хотелось провести один, всего один гребаный день в своей квартире так, как хочется, чтобы без любопытных взглядов и посторонних. Но нет… Судя по шуму из кухни, там была развёрнута бурная деятельность, а ведь сегодня только пятница.

И добила моё несостоявшееся уединение мелодия входящего сообщения. Я лениво стянула с тумбы смартфон и тихо застонала, уткнувшись носом в экран:

«Людмила Аркадьевна, вечернее совещание отменяется. ЧП».

Зорин, мой бывший однокурсник и по совместительству «физиотерапевт», а также таблетка от стресса, возбудитель, оргазмитель – всё в одном лице, решил слить наш регулярный секс по пятницам. Но это даже к лучшему, потому что я ещё не придумала, как теперь смотреть и ему в глаза.

Бля… Люсинда, завести любовника от любовника – это, конечно, мощно, но попахивает расстройством личности.

Я усмехнулась и стала воображать своих мужиков в виде одной гигантской матрёшки. Один за другим деревянные чеплашки раскрывались, являя новые, вернее – уже давно забытые лица, в ком я когда-либо надеялась увидеть ту самую опору из женских сказок. Её, конечно, найти за три официальных брака и несколько недолгих связей так и не удалось, сведя вереницу прожитых вместе дней в унылое действо заезжего театра. Нет, не театра. А контактного зоопарка, потому как карма у меня, очевидно, быть второй половинкой зверинца. Я успела побывать и Барановой, и Козловой, а теперь вот Курочкина. Весь паспорт измарала, а успокоения так и не нашла, хотя выходила за каждого по любви.

Ах! Если бы они хоть трахались, как горячий капитан Чибисов…

Я сама не поняла, как мои мысли уплыли не в том направлении. И вот я уже дышу, как загнанный тореадором бычок, а низ живота наливается тяжестью свинца. Сука… Да кто ты, мать твою, такой? Исчезни из моей головы! Прочь!

Секс – он и в Африке секс, думала я ещё до недавнего времени. Но нееет… То, что произошло со мной вчера, было за гранью нормальности. Собственное тело предало и само бросилось в руки этого наглого красавчика. Он будто мысли мои читал, причем те, которые я самой себе стыдилась озвучить!

Этот мужчина был одним жирным кэшбеком, собранным со всех, кого мне приходилось встречать. Он как образцовый отличник с доски почёта! Даже трахается, как именитый порноактёр: в глаза смотрит, а взгляд его живой, беснующийся, и если он и прерывал зрительный контакт, то чтобы видеть, как наши тела сливаются воедино. И от этого мою башенку сносило ещё сильнее…

Это какой-то новый уровень, где на тебя не наваливается стокилограммовая туша, чтобы побыстрее сделать положеную тысячу фрикций и излиться спермой, тут другое. Он как гурман… Впитывал каждое мгновение, каждый мой стон и жадно ловил смущенный взгляд.

Вот это был настоящий секс, в котором, чтобы возбудиться, тебе не нужно тайком стимулировать себя. Здесь просто достаточно его пылающего взгляда и кривой ухмылки, за которыми скрыто не пренебрежение, а похоть. В носу все еще стоял яркий аромат его парфюма, свежесть геля для душа и дурман его сигарет. Я будто до сих пор пьяная, до сих пор крайне возбуждена и способна лишь вновь и вновь прогонять события прошлой ночи.

Прислушивалась к себе, пытаясь найти стыд и сожаление. Но глухо. Мне определенно понравилось, и это именно то, что было необходимо в тот момент. Не стыдно перед собой, а вот ещё раз утонуть в его блядских глазах цвета мокрого асфальта я бы не хотела. Там же Марианская впадина, без шанса на выживание. Знаем мы таких вот борзых, молодых и до эмоций ненасытных, от них остаются шрамы, ожоги и разодранное в клочья сердце.

Нет, никаких Чибисовых. Лесом… Все лесом.

Тук-тук-тук…

Сука! Да что за утро!

«Дело закрыто, обсуждений по данному делу больше не будет».

Я быстро напечатала ответную эсэмэску, отправила Зорину и вырубила звук. Уж слишком стремительно увеличивается количество мужчин, которым мне становится стыдно смотреть в глаза: муж, любовник, а теперь ещё и мент этот… Чёрт… Муж…

Встречи с Курочкиным становились всё невыносимее, но меня выручала работа. В силу адовой загрузки, всё чаще приходилось задерживаться допоздна, а про выходные я вообще молчу. Если муж не уезжал на дачу к матушке, то мы могли и вовсе не пересечься. Я электровеником оббегала маникюр, косметолога, эпиляцию, встречалась с подругами и, если оставалось время, заезжала к родителям.

Так и жили.

Я старалась не смотреть на него взглядом, полным разочарования, а он создавал видимость бурной деятельности, чтобы сильно не бесить перманентной безработицей. А ведь ещё каких-то четыре года назад всё было иначе.

Всё, Людмила Аркадьевна, поиграли в счастливую семейную жизнь, и хватит.

Тук-тук-тук…

— Сука! — сбросила самодельную звукоизоляцию и вскочила с кровати. — Девять утра! Всего девять утра, а собственная квартира уже пытается убить меня звуками. Это же пытки, которые, между прочим, запрещены международным правом!

Накинула халат на плечи и, бурча себе под нос проклятья, выбежала в коридор.

— О! Родственница! Ты болеешь, что ли? Чего отощала-то, как вобла сушеная, — кого-кого, а Зиновия, старшего брата моего мужа, я совершенно не ожидала здесь увидеть. Он абсолютно пошло хлестнул резинкой своих трусов по мохнатому пузу, мазнул по мне взглядом, полным отвращения, и скрылся в ванной, хлопнув дверью у меня перед носом. — Я быстро, не гунди только, а то сейчас опять затянешь песню про личное пространство и прочую хрень. А я, между прочим, родственница, у брата в гостях нахожусь. И в нужник могу ходить, когда приспичит, а не когда ваше юридическое величество позволит…

Глава 8

Кирилл

— Как не вовремя!

Я щурился и массировал виски, чтобы снять напряжение. Признаться, если б не Гера, то я сегодня и вовсе не выходил бы из дома. Сидел на кухне, смакуя вторую чашку кофе, и тупо смотрел в небо.

В современном мегаполисе уже почти не осталось квартир, из окон которых видно голубое покрывало. Просыпаясь, ты видишь пылающие огоньки чужих жилищ и монолитные стены холодных высоток. Будь моя воля - застроил бы нашу гигантскую территорию одноэтажками. А что? Площадь позволяет! Чтобы люди чаще смотрели наверх.

После разговора с Гвоздём остался неприятный осадок, конечно. Но я не барышня кисейная, переживу.

Брякнул фарфором о каменную мойку и стал собираться. Гера ждать не любит, а я терпеть не могу опаздывать.

И когда я уже был готов, телефон взорвался звуком полицейской сирены:

— Кир, ты что там Гвоздику наговорил? — друг орал так, что пришлось убрать телефон от уха подальше.

— Моня, тебя это не должно волновать. Ты остался при своих звездах, выдыхай. А мне осточертело то звездопад хвалебный ощущать, то заморозки. Я им что – игрушка для битья? Хотят – по верхней головке гладят, а хотят – нижнюю сжимают в тисках?

Я бегом сбежал по лестнице и рванул в сторону парковки, отчаянно жмякая пульт сигнализации.

— Так ты и про субординацию ничего не слышал, друг. Тоже ангела-то тут из себя не строй, хотя бы при мне. Да будь я на месте полкашки… Эх, но я не на его месте, а ты мне друг, поэтому внимай и не перебивай, — Ярику, очевидно, было не до шуток, оттого и тон голоса стал таким серьезным, трескучим. — Короче, брат, слушай меня: Гвоздик сказал, что на этой неделе к нам приезжает какой-то хер с лысой горы. И, между прочим, поговаривают, что старик будет его готовить вместо себя.

— Очень интересно, спасибо, дружище, за свежую сплетню. Я ахнуть должен был в какой момент? — психанул и, закрыв машину, пошёл за дом, где у гостиницы всегда толпились таксисты. Нажрусь! Точно нажрусь!

— А то, что ты берёшь себя в руки и вновь становишься любимцем Гвоздика. Ты же понимаешь, что означает приехавший чужак?

— Понимаю, Ярик, но ничего с этим поделать не могу. Я все равно нарумяню задницу старика рухнувшим планом раскрываемости. Пусть и его головку помассируют как следует!

— И кому ты сделаешь хуже? Себе? Ты Гвоздя-то еле перевариваешь, а представь, что будет, когда какой-то хуй засланный появится в нашем царстве закона и порядка? Все, Чибисов, выдыхай. Он урод, согласен. Но пора занять его место!

— Ты у Блиновской не подрабатываешь, Моня? Очень воодушевляет. И Генеральчик тоже умом тронулся, кстати, так и передай! — крякнул я и отрубил звонок.

То, что Гвоздь вызвал какого-то уникума из области, я был в курсе. Не понравился дедушке наш разговор. Рассердился дедушка. И решил меня носом ткнуть, что повышать статистику умею не только я. Ну что ж… Посмотрим.

— Моня, — я снова набрал друга. — А ты не знаешь фамилию новой звезды?

— Звериная какая-то, точно помню. То ли Медведев, то ли Овчинников, а может, и Козлов…

— Баранов? — внутри будто струна лопнула. Я выскочил из такси, подъехав к бару, где меня уже ждал Керезь.

— Может, и Баранов. Завтра узнаю…

Я сжал в ладони трубу с такой силой, что чехол хрустнул.

— Нажрусь…

План был у меня четким, продуманным и не единоличным, как оказалось, потому как Лёвка Доний, увидев меня, свернул горлышко коньяку.

— Ты-то меня поддержишь, брат? — Лёва криво усмехнулся и наполнил для меня бокал, даже не дождавшись ответа.

— Что, Лёва, тоже жопа? — я скинул кожанку и плюхнулся в кресло, махнул Керезю, сидевшему за барной стойкой с какой-то силиконовой блонди.

— Ещё какая, Кирилл. У меня в офисе крыса, представляешь?

— А ко мне в офис закона и порядка тоже едет крыса, — я опрокинул рюмку и зажевал лимонной долькой. — У тебя что? Бабки?

— А в том-то и дело, что нет… Вообще крысы странные пошли. Воруют базу, уводят клиентов, методично смазывая мою шею маслом, чтобы вздернуть было легче.

Лёвка Доний был отвязным балагуром и оптимистом, поэтому видеть его в столь подавленном состоянии было максимально странно. Я даже завис, не понимая, что и сказать.

— Так давай задушим тварь? Пока меня не уволили.

— Во-первых, надо найти её, а во-вторых, Кирилл, твоя морда уже примелькалась. Спалимся…

— Есть у меня один должник, он нам и поможет. Генеральчику поручу, он ищейка что надо, да и харя его незнакомая. Только тряхнуть твой муравейник нужно, понимаешь? Пусть начнётся небольшая паника, тогда и выбивающихся из строя легче искать.

— Что ты предлагаешь?

— Сместить фокус внимания, пусть задёргается, начнёт проявлять инициативу. Поверь, когда в гнездо залетает чужой дрозд, владелец гнезда появится сам, — я опрокинул ещё одну стопку по горячим следам и только тогда откинулся на мягкую спинку, чтобы попытаться расслабиться.

— Здравые мысли глаголишь, Чибисов. А у тебя в чем жопа?

— Так в том же… Только дрозд уже летит в моё уютное гнёздышко. И стучать он будет ой как знатно, чтобы кресло тёплое занять.

— Как сказал один мудрый и немного датый мудрец, — заржал Лёва и со всей своей богатырской дури треснул меня по плечу. — Смести фокус внимания с этого дрозда на себя.

— Засранец ты, Лев Саныч, засранец… Стоп! А Гера куда намылился? — я обернулся как раз в тот момент, когда разъярённый Керезь выскочил из-за приватного столика в углу зала и рванул к выходу.

— Это что за Ветер перемен тут разыгрался? — Лёва вдруг скинул маску задумчивости, а на лице его заиграла такая мечтательно-влюблённая лыба, что даже смешно стало. Но ненадолго… Потому как из беснующейся толпы выплыла моя новая, но пиздец как хорошо знакомая Людмила Аркадьевна Курочкина.

Моя челюсть сбацала рядом с Лёвкиной, а глаза должны были выпасть и покатиться следом за шикарной женщиной.

Глава 9

— Зорин, я всё тебе сказала уже!

— Нет, ты объяснись, Людмила. Получается, просто попользовалась мной? И всё?

— Зорин, я терпеть не могу мужских истерик и искажения фактов. Ты можешь молоденьким девчонкам эту чушь втирать, а мне не стоит. Пользовались мы обоюдно, на заранее оговоренных условиях. Не так?

Я стоял за колонной, медленно попивая коньяк, но почему-то алкоголь был пресным, безвкусным, и даже отрезвляющего жжения я не ощущал. Мой мозг был сосредоточен на разговоре, что уже выходил за все рамки приличия.

Бля… Кого я обманываю? Просто этот эмоциональный трёп дико раздражал меня.

К бабке не ходи, Курочкина трындела со своим ёбарем, которого отправила в отставку. Ну, огонь-женщина, это при живом-то муже? Хотя кто бы говорил… Но у меня есть алиби – я не знал, что она замужем. А вообще, с замужними я ни-ни…

Так вот, этот холёный перец меня уже изрядно достал своим нытьём. Он не обращал внимания на любопытствующую толпу, и на алые от смущения щёки Милы, ему просто хотелось утвердиться, пусть и за счёт репутации женщины, что ещё недавно грела его постель. Права Мила, тряпка он.

Спасти?

Хм… Вопрос.

Пока мой мозг взвешивал все плюсы и минусы, ноги уже несли к повздорившей парочке.

— Ты обиделась, что я перенес совещание? — эх… явно не о совещании он говорил, придурок. Да весь его вид просто кричал о том, что эта женщина ему не чужая. Он словно нарочно накалял обстановку, чтобы она прогнулась под давлением общественностью. Но Курочкина не так проста…

Она была в гневе! Казалось, что в любой момент из её ноздрей вырвется пламя, чтобы спалить горе-любовника. Она хоть и румянилась, но продолжала стоять на своём.

Ладно, Людмила Аркадьевна, спасу.

В благодарность за один из крутейших трахов в моей жизни. Вроде все как всегда, а ведь до души ментовской пробрало и до сих пор не отпустило. Смотрю, а яйца аж вибрировать начинают. Магнетическая какая-то. Сильная. Яркая. Бомба с отложенным стартом, который ты никогда не сможешь предугадать.

— Милок, — я довольно нагло уложил руки на её талию и впечатал спиной себе в грудь с такой силой, что Мила выронила стон. Она вскинула голову, и я вновь обжегся о её горящие глаза. Зелёные, как у ведьмы, с яркой чёрной радужкой. Зрачки расширились, губки-бантики распахнулись, транслируя полную растерянность. — Пойдем, сладкая, там конкурсы начинаются.

— Кирилл… — только и смогла выдавить она, но покорно кивнула и развернулась к сцене.

Я отпустил её, позволив на мгновение затеряться в толпе коллег, а сам резко развернулся, сгребая за грудки этого очкарика.

— Ты кто?

— Зорин…

— Слушай, Зорин, ещё раз свой взгляд забудешь в её сиськах, я забуду, где твой хер зарыл. Ясно? А если и найдешь, то будешь свой хер по кусочкам собирать и слезами омывать. Я достаточно красочно описал перспективу?

— А ты кто?

— Недостаточно, очевидно, — усилил хват, цепляя пальцами ворот так, чтобы пидорский накрахмаленный воротничок, застегнутый на все пуговицы, впился в его горло. — Что ж ты, ботан, непонятливый-то такой?

— Все! Все! — он жалобно застучал кулаками по моей груди.

— Не отсвечивай…

Я бросился в толпу и вовремя, Милка уже со всех ног бежала в сторону женской уборной, но что – я зря тридцать три балла набрал на квалификации? Догнал, схватил негодницу и уже в отработанной манере потянул на себя.

— Милок, ну куда же ты?

— Чибисов, — зашипела она мне в шею. — Ты следишь, что ли?

— Нет, это ты постоянно мне дорогу перебегаешь.

— Спасибо за улаженный скандал, но это ничего не значит. Отпусти… — девушка упиралась руками мне в грудь, но чем отчаяннее она пыталась вырваться, тем крепче я прижимал её к себе. Ладонью удерживал её голову, заставляя склониться к плечу.

— Что ж ты вспыльчивая-то такая? Откуда в тебе столько огня, Людмила?

— Меня Люся зовут, — прошептала она и со всей дури вонзила свои зубки в шею.

— Люся, так Люся. Только я буду тебя называть Милкой, как шоколадку, — платье из тонкого шелка провоцировало меня. Я как придурок щупал свою добычу, водил по силуэту, аккуратно скользил по рукам и всё время дышал… дышал… Обворожительно-сладкий аромат. Точно, шоколадка…

— А ты всегда идешь в столкновение, да? — когда я ослабил хват пальцев, Мила чуть откинула голову, чтобы полоснуть взглядом своим злющим.

— А так жить проще. Идешь против толпы, и тебя постоянно дубасят, врезаются, хамят… А когда ты по течению плывёшь, то никогда не ожидаешь, когда по яйцам прилетит. Поэтому да, ты права, — она не отводила взгляда, позволяла насытиться ласковым пламенем, что изредка вспыхивал в расширяющихся зрачках. — Лоб в лоб.

— Люда! Конкурс! — чьи-то цепкие руки схватили Курочкину за локоть и потащили прямиком на сцену. Я хотел было разжать пальцы, но Мила явно что-то задумала, потому как схватила меня за футболку и звонко рассмеялась.

— Тогда пора столкнуться, Чибисов! Пора, сладкий мой, как шоколадка!

Мамочки родные! Да что это за женщина? Огнище…

Я покорно шел за ней, упиваясь ошалевшим от возбуждения и предвкушения взглядом, покорно позволил втянуть майора… капитана полиции в абсолютную авантюру.

Но было феерично!

Я будто вновь вернулся во время, когда мне восемнадцать, весь мир у моих ног, а впереди уйма мест, возможностей и разврата!

Последним мы и занимались… Отчаянно, самозабвенно и весело. Люся хохотала, как девчонка, крепко держала меня за руку и перебрасывалась острыми фразочками с Лёвкой, выбежавшим с девушкой на сцену почти сразу за нами.

— В тему конкурс, да? — ржал Доний, взглядом показывая Курочкиной на выданный перед финальным конкурсом реквизит в виде яйца.

— Хана тебе, Доний! — Милка с такой яростью полоснула большим пальцем себе по горлу, что страшно стало даже мне. — Чибисов, если мы просрём этот конкурс, то я твои кокосики тоже отчекрыжу. Усёк?

— Неа. Милочек, а мне что с этого выигрыша? Я открыт для переговоров.

Глава 10

Не буду врать, смотрел вслед убегающей со сцены Милке не без удовольствия. Даже улыбку свою не сдерживал. Перекатывался с пятки на носок, пытаясь унять захлёстывающее возбуждение. Но не физическое. Нет… С каменным членом я могу справиться, а вот со взрывающимся мелкими пузырьками мозгом — нет. Не умею. Не было у меня подобного. Я себя ощущаю пломбиром, на который налили газировку: пенюсь, шиплю и растекаюсь бесформенной массой. Занятно. Весело. Но пипец как неудобно.

— Кир, ты что устроил? — Доний ржал так, что казалось, сейчас на сцену рухнет без сознания. — Курочкина тебе этого не простит. Смертник ты, Чибисов. Смертник…

— Всё равно со мной уедет!

— Ой ли…

Эх… Я даже представить себе не мог, что мои неаккуратно сказанные слова окажутся пророческими.

Мы с Лёвкой вернулись за свой столик, но, не сговариваясь, мониторили часть зала, откуда виднелись двери уборных.

— Ты её знаешь? — Доний плеснул мне водки и затянулся кальяном.

— Ага, она в меня бутылкой пульнула в баре, еле увернулся. Решил наказать безбашенных горе-алкашек, а там Люся-я-вся-томлюся. Она меня чуть не угробила, а смотрела так, будто это я её в темном переулке подкараулил с монтировкой наперевес. А потом оказалось, что она так мужика себе загадывала нормального. Как думаешь, я нормальный? — хохотнул и опустошил бокал, но спасительной горечи так и не почувствовал.

— Давай будем сдержаннее с формулировками, — снова заржал Лёва, стекая по дивану. — Я тебе больше скажу, Чибисов, ни от тебя, ни от Люсьен нормальностью даже не пахнет. Она знаешь какая? — если бы я своими глазами не видел, как тот облизывается на Веронику Ветер, то решил бы, что он втюрился в Милку по самые тестикулы, настолько было у него блаженное выражение морды. — Люська – стена. Понимаешь? Такая надёжная, несущая. Как говорит Царёв, на таком фундаменте простоит целый дом, даже когда вокруг бушует буря.

— Да она сама буря, Лёв.

— Это да, — закивал Доний. — И ей нужна такая же глыба, монолит, понимаешь? Поэтому тут не про нормальность вовсе. А про умение жить, как на вулкане, и чилить с холодным «русским белым». Но это неважно сейчас, — друг пульнул под потолок густые кольца дыма и злорадно захихикал. — Она выбрала тебя. Помнишь сказку про Царевну-лягушку? Вот. Поздравляю, Чибисов, ты — лягуха, в которую угодила стрела Люськи Курочкиной.

— Козёл ты, Доний, — я бросил в хохочущего друга горстью фисташек и закурил. — А всё сказочки читаешь.

— Да я серьёзно. С ней же можно связываться, только если не боишься быть раздавленным.

— Абьюзерша? — ржать пришла моя очередь, как только представил домострой «по системе Курочкиной».

— Да нет. Ну, вот взять последнего её мужа…

— Последнего?

— Третий, кажется. Или четвёртый… — задумался Лёва. — Третий. Да. Три раза я лично её из ресторана воровал, пытался в почти игровой форме предотвратить Армагеддон, так сказать. Не удалось…

— Вор и рецидивист, значит?

— Отставить ментовской юмор! Последний официальный у нас Мишаня. Нормальный вроде мужик был, мы с парнями его даже пробивали: ни алиментов, ни обременений. Кристалл! И бизнес у него был, и деньга водилась. И вроде счастливы были, а потом ХОП! И в домохозяйку превратился. Хрен его знает, что там у него произошло, но схлопнулся его магазинчик, да так, что Люся долг выплачивала ещё год. Сама, от помощи отказалась. Упёртая, как единорог из красной книги.

— В смысле? — я давненько не слушал сплетню вот так, взахлёб. Сопоставлял полученную информацию с тем, что уже сумел пробить сам об этой горячей незнакомке, но что-то плохо получалось. Признаться, была мысль, что она своими «леваками» разбавляет унылую бытовуху с каким-нибудь щекастым банкиром, но… мимо. Выходит, и в горящую избу? И коня…

— В коромысле. Она ж года три впахивает, как лошадь ломовая. Тащит и свою ипотеку, и его вечные скитания за смыслом жизни. Жалко, конечно. Но это чувство Люся презирает. Да и сама разберется, это от первого сложно было уйти, а уж с третьим… вслепую найдет дорогу в загс.

— А что с первым? — я максимально сконцентрировался, чтобы не выдать эмоций.

— Да он её после развода больше года терроризировал. Люся продала машину, потому что все ДПС тормозили её, как по расписанию. Изводил, как чёрт последний. Пока Ника нам не пожаловалась, тогда Мирон уже вмешался. А потом Баранова сослали в жопу мира за какую-то провинность, насколько я знаю. Дальнейшая судьба его неизвестна, хоть мы и одноклассниками были.

— Урод, — прошипел я и на мгновение закрыл глаза.

Люся сказала Зорину, что ненавидит мужские истерики, а я терпеть не могу мужскую подлость и желание самоутвердиться, показать собственную мифическую важность за счет женщины. Ушла — значит, либо не твоя, либо ты ни хуя не сделал, чтобы она была с тобой как за каменной стеной. Это моё убеждение. А остальное — отговорки и чушь современной свободы слова.

Нельзя воспитать ни мужика, ни бабу. Нет, ну женщину можно запугать, забить и заставить поверить, что жить по твоим правилам — это норма. А потом обычно вот такие «ломальщики» спокойно находят более молодую жертвую, а бывшая пытается дальше жить. Вот только правила уже давно вызубрены… А реальность уже другая. И тогда она находит точно такого же утырка, спокойно выдыхает и начинает зубрить уже другие правила, но все так же прилежно и наизусть. Поэтому если на пути встречаются одни больные, то можете себя поздравить. Экзамен по «теореме о мудилах» вы сдали на отлично. Что сказать, годы тренировок…

А с мужиками ваще все просто. Он либо твой, либо нет. Можно бесконечное количество раз прощать измены, обиды и медленно сгорать от неутихающей тревоги в сердце, но по факту… Ты его таким выбрала и живешь дальше, лелея надежду приручить. Но он не приручится, не выучит, где его «место», не завяжет блядский член на бантик. Поэтому Лёва мне может сколько угодно говорить про встроенный в Курочкину каток, потому что ни одна женщина не захочет раскатать СВОЕГО мужчину, а ни один мужчина не позволит выгнать «каток» из депо…

Глава 11

Люся

Я распахнула глаза от навалившегося неуправляемой лавиной ужаса. Стала хапать ртом воздух, будто кто-то сжал шею. В горле пересохло, голова трещала, как полено в камине. Кое-как поднялась в кровати и пошатнулась от внезапного головокружения. Странная музыка, крики и гомон заглушали все мысли, я словно в вакууме зависла, отчаянно пыталась прийти в себя, но ничего не выходило!

— Доброе утро… — прошелестел тихий, сонный и явно МУЖСКОЙ голос за спиной.

Я не то что вздрогнула. Да я подпрыгнула на кровати, слыша лишь дикое биение собственного сердца. Обернулась, но бесполезно это было, потому что ни черта не видела. А убрать шторку с глаз было попросту нечем! Одной рукой я сжимала обнаженную грудь, второй держала клочок простыни, опасно потрескивающий от натяжения. В голове зашуршали бредовые мысли, нехотя пробирающиеся сквозь густую пелену похмелья.

Так… Вчера я была с подругами в баре. Потом? Что было потом?

Где я?

Что делать?

Отпустить простынь или грудь?

Чёрт… Никогда не думала, что встану перед столь сложным выбором. Если отпущу грудь, то смогу поднять занавес волос, а если отпущу простынь, то покажу свою бразильскую эпиляцию какому-то мужику!

Докатились, Курочкина, просыпаемся хрен знает где… Дальше что? Панель? Алкоголизм?

Понимала, что не шевелюсь и дышу через раз, что выгляжу сейчас полной идиоткой, но ничего не могла сделать. Меня словно парализовало, я вновь и вновь прикидывала все за и против, но не могла решиться: пирожок или тити? Тити или пирожок?

Чёрт, как сложно! Мамочка! Ты же заставляла меня учить геометрию, а не метаться между двумя вариантами, где один абсурднее второго.

— Ты же в курсе, что я тебя вижу? — снова раздалось за спиной.

Этот нахал ещё и посмеивался! Затащил в свою берлогу, опоил чем-то, раздел… И смеётся? Сквозь пылающий гнев я пыталась вспомнить этот голос. Он был мне смутно знаком, но картинка всё никак не складывалась в голове.

— Ты кто? — по комнате полетел мой испуганный шепоток.

— Твой подарок, малы́ша. Я твой подарок…

— Чёрт, — зашипела я и, отпустив простынь, откинула волосы назад. Но лучше бы я этого не делала. В ворохе скомканных простыней и раскиданных по кровати подушек лежал охренительный красавчик.

Мамочка… Мамочка моя… Что происходит?

Я уже вовсе забыла про то, что оказалась голой. Судорожно растирала глаза, практически выколупывая песок осыпавшейся туши, чтобы рассмотреть лицо моего «подарка». Курочкина, что это за жеребец? За такие подарки потом карму ещё полжизни отмаливать приходится, а в следующем перевоплощении и вовсе быть муравьём, или крысой придётся родиться. Б-р-р…

— Только не говори, что ты ничего не помнишь, — рассмеялся он, лениво потягиваясь. — Не огорчай меня.

Боже… Боже… Соберись, Люсенька… Да я забыла ко всем чертям, что лицо собиралась рассматривать! Честно! Прошу это зафиксировать под протокол!

Мои глаза сами заскользили по широкому развороту плеч, будто выточенным из камня мышцам рук и словно нарисованному торсу. Подушечки пальцев запекли, желая лишь одного – вновь и вновь пересчитывать кубики пресса.

Не подарок, а шоколадная конфета без обёртки, ей Богу! Во рту всё пересохло, кровь заиграла драм-н-бейс в ушах, и я уже ничего не слышала. Тыщ-тыщ-тыщ… Как кошка облизывалась на сметану. И это не фигурально…

— Людмила Аркадьевна, — протяжно протянул он моё имя, и весь хмель мигом слетел… Меня словно в прорубь бросили, а перекрестить и вытащить забыли!

Дёрнула головой и зашипела, падая грудью на кровать, чтобы сохранить хоть какие-нибудь остатки гордости. Отчаянно сгребала простынь, пытаясь прикрыться, но эта долбаная ткань отказывалась подчиняться, потому что была во власти мужчины…

Он сжимал край, медленно накручивая его на внушительный кулак. Смотрела, как сильные мужские пальцы перебирают шелковистую ткань, и готова была капать слюной. И я так засмотрелась, потеряв бдительность, что и не заметила, что ползу к нему, как раненый зверь – на лассо.

Потянула носом, ощутив, как облако тонкого мужского парфюма поглощает меня с каждым вдохом. Сама того не понимая, застонала от дерзости одновременно чего-то сладкого, как шоколад, и свежего, как морской бриз.

Слабачка! А ну соберись!!! Возьми себя в руки и прекрати вести себя как мышь, дуреющая от губительного аромата сыра. Это ловушка!

— Людмила Аркадьевна… — вновь зашептал парень за мгновение до того, как моя голова оказалась практически вжатой в его торс.

Ну ладно… Не совсем торс. И не совсем вжатой… Я просто опустила подбородок на бугор, прикрытый ворохом простыни. И что-то мне подсказывало, что с твердостью его агрегата всё отлично. Хотя… Проверить бы, конечно…

— Чибисов, мать твою! — завопила я, ужаснувшись от собственных мыслей, вскочила с кровати. Рванула дверную ручку, сама не понимая, куда и зачем бегу. Квартира была незнакомой, но на удивление светлой, современной и даже кристально чистой.

— С матушкой уже хочешь познакомиться? — хрипло засмеялся он. — Не рано?

— А ну быстро говори, как я очутилась у тебя?

— Меня Кирилл зовут, малы́ша, если вдруг ты забыла, — снова засмеялся парень, откидываясь на пышные подушки. Он идеальным Аполлоном лежал на переливающемся сатине, абсолютно не стесняясь наготы. И взгляд у него был такой въедливый, исследующий…

— Мне пофиг, как тебя зовут, ясно?

Я сайгаком плясала по незнакомому пространству, вторя обезумевшим мыслям.

Сбежать?

Отведать свой «подарок»? Или я уже отведала?

Нет, всё же бежать…

— Ты территорию метишь, Люсь?

— Где мои вещи, Чибисов?

— Какие вещи, малы́ша? — он заиграл бровью, а потом быстро выпутался из кокона простыней и встал.

Я захныкала, как маленький ребёнок, пытаясь найти то, чем можно прикрыться и не смотреть на его откровенно выдающееся хозяйство! Но не могла…

Его «орудие» словно магнитом притягивало мой взгляд! Такое… такое… аппетитное? Чёрт, да что же я несу? Я как городская чумачечая голяком плясала по коридору, пока не напоролась на зеркальный шкаф… Эх! Туда и спряталась.

Глава 12

Урок первый…

— О-о-у… — наигранно заскулила Люся и закатила глаза. — Это что, пятьдесят оттенков Чибисова?

— Нет, это повышение квалификации, Людмила Аркадьевна. Буду заполнять все ваши пусто́ты… Вернее, пробелы в знаниях, — её щеки вмиг стали пунцовыми, а сама она затрепетала, громыхая наручниками по перекладине турника. — Тебе ж в детстве не втемяшили в твою прелестную голову, что у чужих дяденек конфетки брать нельзя.

— А что это мне чужой дяденька про других будет рассказывать? — Люся уже еле стояла на цыпочках, то и дело касаясь моих ног. И при каждом столкновении кожа на ее красивой длинной шее покрывалась рябью мурашек. — Не ты ли меня притащил в свою берлогу? А ну быстро говори, как я тут очутилась, почему ни хрена не помню! А ещё – с какой стати я голая?

— Ах… Вот так?

—Так!! — взвыла Люся, изо всех сил дёргаясь.

— А ни черта я тебе скажу…

Боже… Как она прекрасна в гневе! Этот блескучий взгляд, готовый в любой момент рассыпать ворох убийственных молний, эти пухлые губы, что так и манят меня.

План меняется.

Никакой информации эта фурия от меня не получит. Вот пусть живет и мучается, пока озарение по темечку не долбанёт. Но сначала её помучаю я…

— Ещё как скажешь!

— И как ты планируешь меня заставить? — я встал со стула, оказавшись вплотную с мечущейся Люсей. Её глаза бегали, как у нашкодившей восьмиклассницы, а такой милый, в форме сердечка, подбородок подрагивал, выдавая весь спектр одолевающих эмоций. Она словно пытается держать себя, собирает всю волю в кулак, чтобы противостоять на равных, несмотря на то, что прикована.

Эту женщину нельзя сломить. Нельзя присвоить. Нельзя заставить. Её можно только любить. Так займемся же этим?

Ей Богу, мне стоило диких усилий не рассыпать эмоции злорадства и предвкушения!

А ожидать было что. Она вся такая… Такая сладкая, манкая, как сироп для ос в ловушке. И вроде летишь, зная, что последний раз насладишься ароматным нектаром, но все равно прёшь вперед, заткнув природной осторожности рот.

Смотрел ей в глаза, ощущая встроенный магнетизм. Глупо отрицать, что реагирую на неё уж слишком бурно. Как мальчуган. Но ещё глупее было бы отрицать, что коротит меня одного.

Неееет… Милка, сладкая шоколадка, возможно, в тебе и спрятаны те ещё крепкие орешки, но ты просто знай, что не уступлю, вместе расщёлкаем твою скорлупку.

Следить за её сменяющими эмоциями было предельно охренительно. Эти кипучие бесы то прорывались, то вновь притаивались за болотистой зеленью её глаз. Она их пыталась искусно усмирить, подчинить, вернуть в строй, пользуясь всей филигранность адвокатской выдержки, но те внезапными фейерверками сдавали свою повелительницу стихии. Чертовка с аппетитной задницей. Бесик. Самый что ни на есть.

Покажи мне свою бурю. Покажи…

— Давай откровенно, — тишина стала настолько тяжелой, что моя пленница не выдержала. Она облизала пересохшие губы и в очередной раз вернула взгляд с моего каменного стояка куда-то к потолку, будто молитву начитывала. — Тот … Тот вечер в твоем кабинете был взрывом похоти, ошибкой, сладостью. Понимаешь? Да что я говорю? Даже то, что происходит сейчас – это неправильно…

Она говорила…говорила… Ошибалась, поправляла себя, затем снова продолжала пороть чушь.

Опустил голову, утыкаясь носом в соблазнительную ключичную впадину, вдохнул дозу её аромата, и все поплыло. Я больше не мог контролировать свои мысли, желания, действия. А… Я даже не пытался! Обошел её сзади, наслаждаясь очередной порцией тишины. Ногой подтянул стул так, чтобы он упирался в её бёдра.

— Что… Что ты задумал? — зашептала Люся, отчаянно вертя головой. Её взгляд то и дело вспыхивал, смотря на кожаный ремень в моих руках. Но вот трепет был не от страха… Она ждала.

— Урок первый… — прижался грудью к её спине, вбирая сильную дрожь. Руки сами опустились на её талию, пальцы заскользили по майке-борцовке, пока не впились в мягкие бёдра. Стиснул со всей силы, будто нарочно желая оставить свой след. А когда она взвыла от боли, резко поднял и поставил коленями на мягкий барный стул.

— Учитель хренов! — Люся пыталась устоять, поймать равновесие… И я помог. Откинул её грудью на высокую спинку, тем самым заполучив пока ещё не нарумяненную задницу. — Отпусти, Чибисов! Что за приступ фантазии?

Она хоть и сопротивлялась, но было это все бессмысленно. Люся и сама понимала, что оказалась в ловушке, висела, как на растяжке, и единственный способ минимизировать боль и дискомфорт от браслетов — это опираться на спинку кресла.

Но этого было мало мне. Подцепил край майки и заскользил по её телу, потому что сил уже не было видеть преграду эту бестолковую. Всё хочу видеть. Всё трогать буду.

Люся тихо скулила, но уже не кричала и уж тем более не дёргалась. Дыхание её становилось тяжелым, грудным и таким соблазнительным.

Завязав ненужный элемент одежды вокруг её запястья, свободно заскользил по женскому телу. Впивался пальцами, оставляя полоски на её нежной коже. Следил за растекающимися белесыми следами, за которыми тянулись взбесившиеся мурашки.

— Женщина всегда будет трофеем, призом и желанным сокровищем для мужчины, — зашептал я, опуская ладони на её выпяченную задницу. Холодная пряжка обмотанного вокруг моего запястья ремня холодила её кожу, отчего Люся застонала. — У всего есть две стороны, ты же понимаешь? Можно быть трофейной фигуркой в номере жирдяя-банкира, можно быть игрушкой в кабинете строгого босса, можно быть любимым сокровищем в уютной хрущевке. А можно быть жертвой, Милок. Некоторые мужчины считают, что могут самостоятельно менять роль женщины, и если между женой и любовницей всегда стоит женское согласие, то у жертвы никто разрешения спрашивать не станет. И вот теперь мы с тобой будем учить букварь. Первая буква — В, выпивка. Ты никогда не пьёшь то, что тебе подливают в бокал, Люсенька. А если и плеснули, то с самым невинным взглядом роняешь стакан с незнакомой жижей.

Глава 13

Люся

Тук-тук. Тук-тук…

Сердце колотилось так, что казалось – весь дом это слышит.

Боже…!! Что я творю? Да что там сердце, меня наверняка все соседи слышали!

Я медленно соскользнула рукой с живота и с облегчением обнаружила простынь. На кровати… Слава богу, что не на полу в кухне. Или в гостиной? Или в коридоре? Я уже не помню, где этот гад закончил обучать меня алфавиту.

Черт!

В глубине квартиры разрывался мой телефон, и я по мелодии уже знала, кто звонит. Ужас. Что я творю? Моя жизнь, как подбитый акулой парусный фрегат, дрейфует на отмели, рискуя кануть в пучину темных волн, а я просыпаюсь в объятиях какого-то мужика!

Как за два дня моя отлаженная жизнь могла рухнуть? Как?

У меня был муж. Да, не звезда футбольной команды, но был. А потом – пух… И всё в ложь превратилось. Он изменял мне, я изменяла ему, и, наверное, глупо выяснять теперь, кто первый начал. Оба хороши.

Ещё Зорин… Чёрт побери, а с ним-то что произошло? Мы встречались каждый второй четверг месяца, и всех всё устраивало. Никаких тебе сюрпризов, неожиданностей и отговорок типа: «устала, голова болит». Да я дальше спальни в его квартире и не проходила, обоюдно справляли «нужду» и расходились. Без слюнявых эсэмэсок, обид и бесконечных упрёков. У него голова не болела о цветах, конфетах и выборе ресторана на вечер, а мне от него нужна была только регулярная справка об отсутствии ЗППП.

Но и это рухнуло. С появлением Чибисова в моей жизни все вверх дном пошло, он как злой маг-чародей, лишающий меня привычного, незыблемого и безопасного.

Козёл! Зато хоть фамилия нормальная.

Я приоткрыла один глаз, покосилась сначала налево, а потом направо. Рядом засранец. Спит ещё так мило.

Чтобы было удобнее смотреть и пускать слюни, я даже второй глаз открыла. Кирилл лежал на спине, раскинув руки по всей кровати, а его левая нога так нагло прижимала мою, как сигнализация. Чтобы непременно проснуться при попытке побега.

А мне надо бежать!

Люся, собери свои слюни, включи мозг, бери ноги в руки и текай, пока ещё можешь.

Внутри меня всё кричало, клокотало и бесновалось. Мозг не просто подавал тревожные сигналы, он меня убивал тонной аргументов, почему меня здесь не должно быть. И как бы мне не хотелось соглашаться, здравомыслие победило. Это неправильно.

А что правильно, Люсь? Что?

Вкалывать в адвокатской конторе, брать частные дела и консультации, а по выходным волонтёрить в подшефном детском доме, пока муж потрахивает другую мамзель?

Ой… Можно подумать, ты сама сейчас не в постели другого мужчины.

Короче, соберись, тряпка. Пора возвращать контроль над своей жизнью!

Я медленно стала стекать с кровати, практически не дыша. Лишь бы не разбудить этого Аполлона, что во сне ещё прекраснее, потому что молчит и не шпарит прожигающим насквозь взглядом.

Я, как кошка, на коленках ползла вдоль кровати, лишь изредка выглядывая, чтобы в последний раз полюбоваться красивым мужским телом.

Эх, сейчас точно в последний раз…

Нет, вот сейчас!

Вот сейчас точно…

И таких вот «сейчас» было много.

Но самое страшное, что с каждым «последним разиком» в моей голове формировалась дурацкая мысль: «Какого черта я ему сдалась?»

Мне тридцать семь, и это не скроешь ни одной шлифовкой морды или корейской маской перед сном. У меня целый состав обязанностей, проблем, а список дел на текущий месяц длиннее, чем взлётная полоса. Да я, в конце концов, далека от идеала инста-сосок, на которые мужики передёргивают, чтобы стравить утреннее давление в яйцах.

Я ношу сорок восьмой размер одежды, а когда забываю, что женщина, и беру пару лишних консультаций в попытке заработать ещё больше, то влезаю в сорок шестой. У меня красивая тонкая щиколотка, то далеко не идеальные бёдра, а ещё «ушки любви» на боках и жопка во вмятинах.

Ну и?

А что «и»? Что? Этот смуглый красавчик не похож на того, кто слюной капает на таких, как я!

Да. Все правильно.

Я выползла в коридор и тихо закрыла дверь в спальню. Посидела для верности пару минут, а потом подорвалась искать свою одежду. Интуиция меня не подвела, и нашла я свое платье в сушильной машине вместе с трусами и лифчиком.

— Сука! Это кружево нельзя сушить!!!! — я тихо затопала ногой, примеряя чашку бюстика, которая теперь ни за какие гроши не уместит в себе моё богатство.

Трусы налезли, и ладно!

Я встала на борт большой угловой ванной и со всей дури зашвырнула свой красный лиф на дизайнерское бра под самым потолком.

— Вот… Пусть тут висит теперь. Говорят, злых баб из дома выгоняет, — я спрыгнула, стараясь не анализировать свой абсолютно идиотский поступок. Мне бы свалить и следов своих не оставить, а вместо этого я раскидываюсь дорогим бельишком.

В одежде я уже чувствовала себя смелее и комфортнее. Нашла в прихожей свою сумку, а потом, подумав немного, сдёрнула с вешалки чёрный мужской пиджак, чтобы не шокировать горожан совсем не утренним видом. Воронье гнездо я заколола карандашом для губ, а растекшийся макияж стерла влажной салфеткой.

— Главное – добраться домой без приключений, а там разберусь…

Медленно открыла защелку на двери, выскользнула на лестничную площадку и выдохнула.

Получилось!

Бежала по лестнице, молясь, лишь бы не остановилось сердце. Лишь бы не окочуриться в подъезде у любовника, а то смеху будет. Хотя… Этого я уже не услышу.

Как только я вырвалась из бетонного холода в утреннюю жару, остановилась, чтобы успокоиться. Итак… Где я?

Двор был на удивление знакомым. Я нырнула в густые заросли кустов сирени и стала, как преступник, озираться по сторонам. Мозг скрипел, голова гудела, но все махом прошло, как только я уперлась взглядом в свой родной подъезд.

Да быть этого не может! Чёртов Чибисов! Мы живем в одном жилом комплексе? Да наши дома разделяют спортивная площадка и зелёная аллея, на которую я лично высаживала деревца шесть лет назад, когда купила здесь квартиру.

Глава 14

— Что тут происходит? — сквозь скрежет металла голос мужа был еле слышен. Я скорее читала по губам, видела ужас и панику в его глазах, но внутри было пусто.

Все заготовки, которые я так отчаянно репетировала этот час, проведенный на полу возле своей квартиры, исчезли. Лопнули мыльными пузырями, оставляя лишь горечь обиды.

Это не в моем характере – вот так сидеть и молча наблюдать, как муж что-то объясняет брату, отчаянно жестикулирует руками, но я почему-то упорно продолжала хранить молчание. Казалось, что если я заговорю, если издам хоть малейших звук, то остатки моей стеклянной реальности под кодовым названием «семья» взорвутся миллиардами осколков.

Смотрела на родного человека и не понимала, как упустила начало конца? В какой момент он из мужа превратился в соседа? Когда его семья стала чем-то обычным, как кашпо с фикусом на балконе? Да я их лица видела чаще, чем своих родителей, подруг и друзей. Когда они успели свить вокруг меня кокон? И когда в этом коконе кончился кислород? Когда?

Я нарочно вновь и вновь прогоняла разговор с рыжухой, нарочно вспоминала ту эсэмэску, которая предназначалась не мне, чтобы набраться злости, гнева, чтобы всплеск адреналина затворил меня! Но нет. Я как спрятавшийся в глиняном горшке Буратино, наблюдала за крахом Карабаса-Барабаса.

— Готово, хозяйка, — бригада слесарей, вызванная Петей, чтобы как-то попасть в квартиру, остановила свою жужжалку, в подтверждение взлома собственного жилья. Итальянская дизайнерская дверь, как в замедленной сьёмке, шлёпнулась о каменную стену, наполняя душу хаосом страха. Это конец…

— Спасибо, — я достала из кошелька деньги, из последних сил улыбнулась и бегом скрылась за ставшим бесполезным куском металла.

Чувство ненужности в этих стенах только усилилось, оно давило на меня прессом, пыталось выбить из-под ног почву, и я уже чувствовала надвигающуюся истерику.

Чтобы пробраться внутрь, пришлось перешагивать через баулы картофельных мешков, пластиковые ящики с цветочной рассадой и какие-то пакеты. Весь коридор был заставлен хренью типа лопат, коробок со стеклянными банками и прочей ерундой. А дверь моей спальни подпирал лист фанеры, острые углы которой впивались в шелковые обои.

— Что ты тут устроила? — Миша схватил меня за локоть и тряханул, пытаясь развернуть к себе. — Зачем дверь снесла?

— Что с замком, Миша?

— Маме показалось, что ночью кто-то пытался вскрыть дверь, — залепетал мой муж. Бывший муж. Он стал бесцельно переставлять с места на место эти уродские мешки, с которых посыпались ошметки грязи.

— А что твоя мама делала в квартире моей сестры? — усмехнулся Петя, закончив телефонный разговор.

— А почему я должен отчитываться, в конце концов? — вспыхнул Миша. — Это и моя квартира тоже!

— Так она тогда и моя, — Петька вдруг стал раздеваться, причем в полном смысле этого слова. Повесил куртку на вешалку, стянул футболку, а потом и джинсы. — Поживу тут с вами.

— Минуточку! — муж стал откровенно заикаться, шпарить меня непонимающим взглядом. Казалось, ещё чуть-чуть, и он расплачется. Боже… Как я этого не замечала? Как?

— Вот именно, Мишаня, — Петька щелкнул мужа по носу и пошлепал на кухню. — У тебя всего минуточка, чтобы вынести всю эту рухлядь вон из этого дома.

— Что он несёт, Людмила? — Миша вспыхнул и с ещё большей силой стал хватать меня за руки. — Почему Пётр должен жить с нами? И вообще, тебе не кажется, что ты свихнулась на этой квартире? Твоя…Твоя… А я? Как же я?

— Он будет жить со мной, — внутри меня хлопнула какая-то бомба. Я с остервенением скинула уродливую фанеру с птичьим дерьмом на пол. — Я подала документы на развод.

— Когда? Людмила, когда ты успела?

— Пока смотрела, как вскрывают дверь в мою квартиру, — вошла в спальню, еле сдержав рвущийся наружу мат. Поверх кровати были разложены какие-то тряпки в очень знакомый цветочек. Я влетела в гардеробную, скинула надоевшее платье и надела спортивный костюм. — Делить нам с тобой нечего, поэтому у тебя есть два часа, чтобы исчезнуть из моей квартиры. Из моей жизни. Из моих воспоминаний.

— Что?

— Миша, давай разойдемся по-хорошему? Тихо, мирно и без обоюдных истерик. Я терпеть этого не могу, — собрала тряпье и вышвырнула в коридор, закрыв за собой дверь.

— Как это нам делить нечего? — Миша влетел в кухню, но стушевался, очевидно, запамятовав, что в квартире мы не одни.

— Тогда бери своё и уходи. Поживёшь у рыжухи.

— У какой рыжухи? — муж к расставанию по-доброму не был готов. Все время озирался, словно искал поддержки, понимания. Но упс… Матушки-то его здесь не было. — Да все гуляют! Все! Что, думаешь, я не знаю, с кем ты до ночи трахаешься, а потом приходишь вся такая уставшая?

— Тем более. Миша, тем более. Просто уходи.

— Нет, я все заберу! — взвыл Миша и заметался по квартире. — Не думал я, что после четырех лет ты вот так выбросишь меня на улицу. А ты подумала, где я буду жить? Квартиры свои я сдаю. А там контракт…

— Квартиры? — Петя поставил на подоконник чашку кофе, пока я усаживалась поудобнее. — Сдаёшь? Хм, а ты зажиточный, я смотрю.

— А тебя это вообще не должно касаться. Это семейные временные трудности, Пётр. Ничего криминального не произошло. Людмила, ты же не думаешь, что я просто так дам тебе развод? — Миша выкидывал тюки в коридор, случайно задел фанеру, и та пластом рухнула ему на голову.

— У нас нечего делить, — я закурила, ощущая пытливый взгляд брата. Но я не могла поднять глаза, мне вдруг стало так стыдно. И перед ним, и перед самой собой. Более идиотской ситуации и случиться со мной не могло. Дольше всего я разводилась с Барановым, но там было что делить, а последующие разводы проходили тихо, мирно и без вот этих театральных постановок.

— А я сейчас найду, что делить. Найду… — Миша стал бродить по квартире, разглядывал каждый угол, чтобы найти то, чем попрекнуть. И, очевидно, нашел. Его лицо вмиг стало счастливым, довольным, а рука поднялась, обводя стену в коридоре. — Вот! Эти обои клеил я!

Глава 15

— Да что за непруха? — я со всей дури бахнула дверью машины, а одумавшись, стала целовать руль, пытаясь вымолить прощения. Ещё не хватало для полного счастья, чтобы моя любимая бибика послала меня ко всем чертям, потому что остальной мир уже это сделал. — Прости, родная, это я не на тебя злюсь, а на себя!

С шумом пила через трубочку уже растаявший молочный коктейль и косилась на вход в тот самый бар, в котором была погребена моя память. Прошло уже несколько дней, а я до сих пор ничего не вспомнила. Как чёрная дыра, провал…

Последнее, что я помню отчетливо – наш с Никой разговор в туалете, когда мы отчаянно пытались спасти моё платье от раздавленного яйца. А дальше туман и белый шум.

Смутные обрывки мужских лиц из той компании, к которой мы присоединились, сладкий дым кальяна, музыка, крики, и все. Я не помню, как их зовут, не помню толком, как они выглядели, поэтому и рассчитывала на видео с камер. Чтобы уж какая-то ясность в голове появилась. Но мимо…

То, что я напилась до беспамятства – это столь же нереально, как и встреча с агентом ФБР с блестящей штучкой, стирающей память ко всем чертям. Да каждая собака знает, что я больше хочу напиться, чем пью. И доза у меня такая же — пара капель, и адьёс, навстречу к «вертолётикам».

Нет, тут что-то другое…

Петьке, конечно же, я ничего не рассказала, иначе наказал бы он меня по-настоящему, а не как чёртов Чибисов.

— Ой… — От упоминания его фамилии аж задница заныла, ещё хранящая следы его образовательного процесса. Хотя, стоит признать, весьма фееричного. Жаркого. И дико приятного…

Тряхнула головой, пытаясь не думать о нём, потому что и без этого красавчика голове есть о чем болеть.

Ну ладно, память, это физиология, сегодня её нет, а завтра вернётся, как миленькая. Но к тому, что в баре не окажется нужных мне видеозаписей, я не была готова совершенно. Пялилась на начальника охраны, как полоумная, до последнего ожидая радостного возгласа: «Шутка!» Но нет… Надо мной не сжалился ни бугай начбез, ни владелец разгромленного заведения.

Тот вечер запомнился всем посетителям, сначала эти горячие конкурсы в стиле 90-х, потом какая-то эпическая драка из-за двух придурков, не поделивших пьяных баб. Наверное, поэтому никто и не обратил внимания на наше похищение. А иначе это никак не назвать! Ну, не могли мы с Никой отправиться добровольно хрен знает с кем! Не могли! Следовательно, нас оттуда вынесли.

Стоп! А как я тогда оказалась у Чибисова?

— Ууу… — я взвыла и уронила голову на горяченный руль. Ну почему всё опять сводится к нему? Почему? — Гадкий! Подлый! Отвратительный! Ну, погоди, капитан, я тебе отомщу!

У меня была одна единственная зацепка — камеры. Но их опустошила полиция на следующий день после дебоша.

Нет видео — нет фактов. Нет фактов — слушай жалобное завывание Ветра.

Я улыбнулась внезапной метафоре и вырулила с парковки, потому что торчать здесь все равно было бессмысленно. Чтобы хоть как-то порадовать поникшую подругу, я заехала в кондитерскую. И оказалась права, как только дверь её квартиры распахнулась, Ника сграбастала коробку с «Наполеоном» и убежала на кухню.

— Я уже устала вспоминать. Мои мысли скрипучими шестерёночками крутятся-крутятся, визжат, орут, а толку – ноль! Люсенька, скажи, что ты всё-всё вспомнила! — Ветер металась по кухне, бесцельно переставляя кофейные чашки с места на место.

— Нет, но нам надо собрать этот пазл, дорогая. В бар мы пришли вместе. Так? Так. Затем Мишель внезапно тронулась головой и ползком покинула бар, а следом за ней рванул Керезь, так?

— Ага.

— Дальше я пошла к шефу, а по пути познакомилась с теми красавчиками, — я нарочно умолчала и про ссору с Зориным, и про Чибисова, что так вовремя пришел на выручку. Потом расскажу, у неё и так глаза на мокром месте от беспокойства.

— А Чибисов откуда взялся? — Я настолько увлеклась, закидывая в рот одну шоколадную конфету за другой, что упустила момент, когда Ника напряглась и впилась в меня своим фирменным пытливым взглядом.

— А я не хотела со Спиренковым в конкурсе участвовать, поэтому и вытянула из зала Чибисова, — я чуть не подавилась конфетой от внезапного напора Ники. Ох и завралась я… По самую маковку.

— Так вы знакомы? — подруга явно забыла ту ночь в баре, когда я превратилась в воинственную метательницу бутылок.

— Нет, Ветер, я первому попавшемуся дала себя помацать! — мои щёки вспыхнули от дикого смущения. Но по факту я сказала правду. Он ещё тогда, мерзавец этакий, всю меня облапал. И не только облапал… Блин! Стыд? Ты где? Но в этом-то и дело, что мне совершенно не было стыдно. Поэтому вместо правды я продолжила врать своей лучшей подружане. — Виделись в прокуратуре. Два раза…

Повисшую тишину взорвал наш с ней смех. Эх… Девочкам всегда нужно или посмеяться над бедой, или от всей души поплакать. Мы выбрали смеяться. Обнялись и гоготали во всё горло, лавируя по тонкой грани слёз. Не контролировали громкость, выплёскивая всё напряжение, в плену которого находились все эти дни.

— Ох и приличная же ты женщина, Люся!

— И не говори, — я стёрла слёзы и достала из сумки свой исписанный ежедневник. — Значит так, я была в баре и попросила посмотреть видео с камер.

— Ой! Точно! Какая же ты умная!

— Умная-то умная, вот только записи там обрываются ровно на том моменте, когда мы пересели с теми мужиками от барной стойки за столик. Лиц их не было видно, они словно специально маячили спинами. Странно, да? — грызла колпачок ручки и напряженно смотрела в аккуратно воссозданную картинку на странице ежедневника. — С виду всё было так прилично. Ели, пили… Пили, ели… А потом бах… Тот, что с татуировкой на руке, разливает по столу бокал вина, и запись обрывается.

— Это ещё почему?

— А потому что мы пропустили всё самое интересное, Ник. Оказывается, что в том баре произошла какая-то эпичная драка. Двое мудаков отлупили какую-то компанию, представляешь? Ну, а там, где одна драка, там и массовый беспорядок. Кстати, бар до сих пор закрыт на ремонт, поэтому лучше бы вы с Донием сожгли его своими шалостями, дали бы шанс на страховку бедному владельцу, — горько вздохнула я, показывая подруге фото когда-то шикарного бара. — И это в приличном месте, Ник. Что за придурки устроили там погром? Но этого мы не узнаем, собственно, как и имена парней, с которыми познакомились. Кстати, а ты не помнишь, как их зовут?

Глава 16

— Сидоров опять в участке!!! — орала Нина Львовна, совершенно не тревожась о моей так стремительно приближающейся глухоте.

Я отбросила телефон, как заразу, и ещё долго спросонья пыталась понять, где я, что происходит, и который, мать вашу, час???

— Нина Львовна, что случилось?

— Людмилочка, деточка, Ваньку Сидорова опять в участок забрали. Говорят, разбил стекло патрульной машины! — верещала директриса подшефного детского дома. — Ну не мог он! Не мог! Тренер сказал, что если ещё хоть один привод, то накроются его сборы медным тазом, и в спортивный интернат по квоте не попадёт. Людочка, на тебя вся надежда, только на тебя!

— Хорошо, — я скинула ноги с дивана, вспомнив, что нашла приют у подруги, и нащупала на полу часы. Половина седьмого. — В каком участке?

— В четырнадцатом, на Гурзуф…

— Знаю я, где это! — выдохнула и отключила телефон, а потом и вовсе спрятала его под подушкой.

Да что за хождение по кругу? Я словно в дремучем лесу заблудилась и хожу по узкой тропке вокруг этого участка, а заодно и Кирилла Чибисова.

Гадкий Чибисов. Гадкий Сидоров! Ну, погоди, Ванюша, я тебе такую трёпку устрою, сам у меня в КПЗ попросишься.

Собралась я быстро. Натянула брючный костюм, собрала волосы в высокий хвост и выбежала из квартиры, молясь лишь о том, что сегодня не застану ЕГО в участке.

Рулила машинально, ёжась не от зябкого утреннего тумана, накрывшего город, а от собственных мыслей. Давно меня так не колошматило от одного только мужского имени. Вернее, фамилии. А имя я его вообще не рискую вслух произносить, боясь, что материализуется, как чертов джин из бутылки. Вооот… Здравые мысли приходят тебе в голову, Люся! Здравые… Только джин нужен не синий и бестелесный, а прозрачный и булькающий. Чтобы смыть, к херам, это наваждение.

Последний раз мою башенку уносило в открытое море только с Барановым. Да, школьная влюбленность. Да, не голова, а ведро с болтами и взрывающимися гормонами, но зато навсегда запомнится. И секс запомнится, потому что сношались мы похлеще кроликов, стоило только остаться наедине. Ну ладно… Могли и не наедине. И развод запомнится навсегда, а также полтора года адового котла, когда его штормило так, что гул на весь город стоял. С тех пор я и выбирала себе мужиков без пламени в глазах, от таких примерно понимаешь, чего ждать: секс по расписанию, цветы по праздникам, и никакой внезапности.

Знала ли я, что с Курочкиным так получится?

Знала…

Сепарация от маминой юбки должна проходить бурно, дурно, с обидами и желательно лет в шестнадцать. А он был явно просроченным продуктом, правда, маскировался долго. Но был в нём подвох. Был…

И квартиры у него есть, оказывается. А когда в самом начале нашего романа встал вопрос о совместном проживании, он меня пугал двушкой в областном центре с матушкой по соседству.

Но и это меня устраивало, потому что, оказавшись на улице после первого брака, мне подобный аттракцион нафиг был не нужен. Хватит, нахлебалась я и дерьма, и слёз вдоволь. Моя территория — мои правила. Всё! Никаких больше ментов, мужей и птиц!

Аминь!

Что за утро такое? И Баранова, пусть сто лет икает без продыху, успела вспомнить, и собраться за сорок минут, и мимо пробок проскочить.

Не к добру…

Влетела я в участок, как ужаленная. Неслась со всех ног, тревожа ещё сонные стены цокотом каблуков. А в паре метров от комнаты дежурного и вовсе скинула шпильки. Подкралась почти неслышно, но шума избежать не удалось.

Заспанный лейтенант сидел на кресле, лениво убаюкивал себя медленным покачиванием. Фуражка его была сдвинута на лицо, чтобы заглушить всхрапывание.

— Доброе утро, — я аккуратно прислонила к стеклу удостоверение.

— Чёрт! — дежурный подпрыгнул от неожиданности, еле поймав фуражку.

— Не чёрт, а адвокат.

— Вы, Курочкина, похлеще чёрта, — парень прошелся по тооооненькой грани хамства, но вовремя осёкся. — Что у вас опять?

— Сидоров доставлен к вам этой ночью, — я с силой прикусила кончик языка, чтобы не сорваться на парнишке. И, наверное, так бы и сделала, если б не дикое желание поскорее закончить с этим делом и исчезнуть отсюда. — Я за ним.

— Думаете, это так просто? Он чуть Монина кирпичом не пришиб, вообще-то. Десять швов наложили, — лейтенант встал и начал незаметно разминаться, косясь на электронное табло часов. — Всё, моя смена заканчивается.

— А Монин здесь?

— Нет, его отпустили домой.

— Хорошо, — я готова была зарычать и впрыгнуть в окошко дежурной кабинки, рискуя застрять задницей, лишь бы заставить этого «зеленого» представителя закона прекратить ёрничать. — С кем можно поговорить?

— Начальство придет через час…

— Сейчас с кем я могу поговорить? — терпение моё дало трещину, как и деревянная полка с бланками около окошка, когда каблук моей лодочки вонзился прямо в центр. Юнец застыл, потом сел, а подумав мгновение, снова встал.

— Алексей Генеральчик на месте ещё, они вместе были, — лейтенант записал данные в журнал и отжал турникет, пропуская меня. — Кабинет шестьдесят девять…

— Матерь Божья, — застонала я, на ходу надевая туфли.

Пока шла, зачем-то считала ступени, пыталась успокоить сердце, но оно, как назло, ухало взбудораженным филином. Прижалась к холодной стене лбом, на случай, если начнётся сердечный приступ.

Люсенька, ну ты чего? Что случилось? Ну не страх же это.

— Тогда что? Что, маму вашу, это такое???? — прижала ладонь к груди, испугавшись вибрации. Сердце, как заведенное, с какой-то истеричной силой ударялось о рёбра, выдавливало воздух из лёгких, словно тесно ему было. Еле успела выставить руку, чтобы не рухнуть на пол.

— Соберись! Соберись, девочка…

После трех глубоких вдохов паника будто стала стихать, я даже вновь обрела четкость зрения, а ноги перестали гудеть.

Оборачивалась, как воришка. Смотрела на длинные коридоры, усеянные типовыми дверями, и дышала… Дышала, будто могу лишиться этой привилегии в любую минуту.