Расписание на будущую неделю. Придется из-за тренировки пропустить музыкальную школу и английский. Но пока это в приоритете. А еще репетитор по биологии. Не тяну по знаниям. Папа бесится. Лучше на четверг тогда.
Приношу маме расписание, она читает, хмурится, кивает, берется за телефон, чтобы со всеми договориться. Я уже сажусь за стол, подношу ложку каши ко рту, когда тишину завтрака нарушает звонок в дверь.
Можно особо не думать, кто мог пожаловать с утра в субботу, в мой единственный выходной. Обычно так и есть, но сегодня соревнования. И снова трель, на которую мама хмурит тонкие брови.
Так смело, без звонка. Потому что, позвони Кирилл, я бы точно сказала, что не смогу выйти.
— Мам, не хмурься, морщины будут.
— У тебя десять минут, помни, пожалуйста, — напоминает, а я быстро набираю в рот три ложки каши, обнимаю ее и бегу к двери. – У подъезда, Луша, чтобы я видела.
— Мам, ну, что он мне сделает?
— Луша, я не прошу ничего сверхъестественного.
Перед зеркалом я быстро убираю волосы за уши, натягиваю сверху майки легкий пуловер и, наконец, готова выйти к своему парню. Он встречает меня широкой улыбкой, но я тут же показываю на лестницу. Он хмурится, но смиряется. Со мной только так. Я слишком люблю маму, чтобы ее ослушаться.
Мы выходим из подъезда и садимся на лавочку. Он переплетает наши пальцы, старается придвинуться ближе. Я хочу рассказать о сегодняшних соревнованиях, о том, как боюсь, о том, что кожу покалывает от предвкушения, но Кирилл сегодня, явно, не в духе.
Сегодня решающая игра дворового чемпионата по футболу. Ни о чем больше Кир говорить не хочет. Кажется, и не может. Понятное дело, нужно доказать наглым мажорам из городского клуба, что они в футбол играть не умеют.
— Ты будешь за меня болеть?
— Не успею, наверное, Кир.
— Лукерья! Ну, я же давно говорил!
— Я тоже говорила тебе, что у меня в субботу соревнования, — вижу, как бычится, как руку мою крепче сжимает, до боли. Тут же глажу его по голове. — Давай я попробую, Кир. Но ты знаешь, что и соревнования я пропустить не могу. Я стою в первой тройке, так что должна успеть.
Кир вздыхает, обнимает меня крепко-крепко и, поднимая с асфальта сумку, внимательно смотрит.
— Ты моя девушка, ты должна меня поддержать! Сдалась тебе эта гимнастика?
— У меня тоже есть обязанности и мечты, Кирилл. И ты прекрасно знал мою загруженность, когда предлагал отношения.
— Да-да. Просто, бесит! Бывшая всегда была для меня свободна!
— Ну, так я тебя, вроде, не держу.
— Это и бесит. Я словно для тебя пустое место.
— Не пустое, Кир. Просто, ты не на первом месте, — говорю честно. Иначе никак.
— Ладно, — целует он меня коротко в губы, быстро бросая взгляд на окна второго этажа. – Раисе Сергеевне привет.
— Пока, — машу рукой. Перевожу дыхание. Не надо было соглашаться на эти отношения. Мама же предупреждала, что пары встреч в неделю ему будет мало. Что потом он будет просить больше. А так как парень уже взрослый, то намного больше.
Проходили, знаем. Тот урок я на всю жизнь запомнила.
Ну, а что ты хотела, Луш, ты для меня маленькая! Но можешь прямо сейчас доказать обратное, м?
После той истории я думала, что никогда не соглашусь на отношения с парнем до окончания университета, в который мне поступать на будущий год.
Но Кирилл так ухаживал! Так долго крутился рядом! Тем более, что впервые за пару лет мне действительно понравился парень.
Я уж думала, что образ Сережи Самсонова всегда будет маячить в моей голове. Я даже перестала его страницу в свободное время просматривать. Это далось тяжело, но с силой воли у меня порядок.
Возвращаюсь домой, прячу глаза от взгляда матери: «Что я тебе говорила?» - и иду на стул, чтобы привести себя в порядок. Пора ехать на соревнования.
Мама как обычно затягивает прическу так, что ни один волосок не выбивается. Красит меня как обычно ярко, подчеркивая все, что можно. Это обязательно в гимнастике. Прямой взгляд, безупречная улыбка.
Молча сопит. Старается не вмешиваться, но и не сказать свое слово не может.
— Да говори уже!
— Ну, что говорить? Тебе хотелось, ты попробовала. Потом будешь плакаться мне в плечо, он не выдержит твоего графика и слиняет, так уже было.
— Да все, все. Да ему самому скоро надоест, и он сольется. Не волнуйся, в подоле не принесу.
— Ну, для этого ты слишком рациональна. Я даже своим подружкам постоянно говорю, что Лукерья не про инстинкты. Слышала, дочка Мирошкиных? Залетела! А ей только шестнадцать! Позорище!
— Ну, со мной такого не случится.
— Вот и я говорю!
— Потому что мне уже семнадцать, — шучу я и встаю, а мама умудряется успеть полотенцем меня хлопнуть. Я со смехом в комнате своей закрываюсь. Последние вещи в сумку складываю. Костюм достаю из шкафа, мельком смотрю на телефон. Кир уже наяривает.
— Ты шутишь? – скашиваю взгляд, и действительно. Сережа спокойно идет в мою сторону, а я напрягаюсь всем телом. И что он собирается сделать? Кир его просто прихлопнет! Хотя они одного роста, только мой парень крупнее. Или нет? Нет. Я уже и забыла, какой он высокий. Забыла, что если сесть ему на плечи...
— Привет, Зайчонок, — подает голос, и мне приходится посмотреть в его сторону. Дурацкое прозвище по фамилии, но я млела.
— Привет, Лис. Вернулся в футбол?
— Не планировал даже. Пацаны позвали наказать зарвавшихся гопников.
— Все, кто не ездят на крутых тачках, гопники?
— Нет, те, кто считают, что могут быковать против моих друзей.
— Это работает и в другую сторону. Вы тоже постоянно быкуете. Мне ли не знать, а я с таким гопником всю жизнь жила!
— Ну, да. Он нормально устроился?
— За Италию играет, — говорю спокойно, а он поднимает брови, не ожидал? Думал, что брат хуже него играет?
— Круто, че. Сережа, — протягивает он руку подруге, но бьет взглядом, как хлыстом, меня.
— Лена, — отвечает подруга на рукопожатие. Краснеет, кажется, до корней волос. Есть от чего, Сережа этот очень красивый парень. Сейчас с раскрасневшимися щеками особенно. Четкие черты лица, синие с прищуром глаза и волосы, отливающие на солнце рыжиной. За это его прозвали Лис.
Лис и Зайка. Как из того мультика, да?
Сердце, как трепетная лань, о стенки груди бьется. Он смотрит так пристально, а у меня в голове кадры прошлого крутятся каруселью.
— Я не понял! — подходит Кир, и я делаю шаг назад. — Ты чего к моей девушке подкатываешь?
— Мы просто знакомы давно, не кипишуй, — подмигивает мне и убегает к своим, а Кир на меня зло смотрит. Я плечами пожимаю.
— Ну, правда, знакомы. Он с братом в одной команде играл.
— И че? Он враг мне, соперник, поняла? Не разговаривай с ним!
— Не ори на меня, Кирилл!
— Ты! Потом поговорим.
— Ревнует, — резво замечает Ленка, а я фыркаю.
— Из-за того, что я поговорила с парнем? Потом что, в паранджу меня оденет?
— Не исключено, с твоими внешними данными, он должен быть всегда на чеку, — смеется Ленка, и мы начинаем смотреть за игрой. Часто, слишком часто Самсонов пробегает мимо и смотрит прямо на меня. Воспоминаниями, как мячами, больно кидает.
Еще чаще пробегает рядом с ним Кир, пытаясь толкнуть или мяч отобрать, и выглядит от этого смешным. Пропускает пас. Его команде забивают гол.
Я почти дергаюсь, чтобы крикнуть: «Ура!», — как в былые времена, но вовремя себя останавливаю.
Самсонов замечает, прячет улыбку. Не знаю, что на него находит, но он тут же начинает нормально играть, обходит команду Кирилла и забивает второй гол. 2:2.
На его лице такое возбуждение, что оно горячими шарами в меня катится. Неужели он два года не играл? Я не представляю, как можно отказаться от спорта? От того, чем болеешь всю жизнь!
Кир, кстати, больше не ошибается. Делает точные пасы. Точно бьет по воротам. На меня тоже больше не смотрит. Все-таки умеет взять себя в руки. Молодец! Это самое важное у спортсмена! Вовремя абстрагироваться от внешних раздражителей.
В конце игры команда Самсонова получает возможность забить пенальти. Если забьет, они выиграют. Если нет, то останется ничья.
Сережа стоит возле мяча, поставив на него ногу, и вдруг поворачивает голову ко мне, заставляя вспыхнуть и сжаться от этого излишнего внимания.
Нет, я, конечно, привыкла, что мальчики на меня смотрят, на свидания приглашают, но такой взгляд ощущается под кожей, словно он рукой в грудь залез и тянет на себя.
Странный. Два года назад он четко определил, что я для него малолетка. Сейчас-то что?
Еще более странно, что мяч он пускает четко мимо ворот.
Звучит свисток, игра окончена. Ничья.
Кирилл расстроен, бросает мяч за коробку, остервенело бросает вещи в сумку.
Но тут к нему подходит Самсонов.
Кир сразу бросается на него. Хватает за грудки, но Самсонов даже не двигается, не пытается напасть в ответ, лишь говорит ему что-то. Кир расслабляется сразу. Отпускает соперника. Кивает.
Мы с Леной снова переглядываемся. Очень интересно, что он там сказал ему.
Я жду его, но не могу не посмотреть в сторону Самсонова, он так и притягивает взгляд уверенной походкой.
Поворачивает голову, коротко подмигнув мне.
Мне остается лишь задрать нос и посмотреть на Кира.
— Что случилось?
— Он сказал, что я очень круто играю!
— Даже так, — вот уж удивил! А то гопник, гопник. — Здорово.
— Завтра приду на просмотр в его клуб. Есть шанс попасть в команду. Ты понимаешь? Понимаешь?
— Тебе же он не нравится?
— Да подумаешь, мажор. Они нормальными тоже бывают.
— Все это дико подозрительно. Тем более, что сам Самсонова давно не играет в футбол!
— А ты его откуда знаешь?
— Мой брат играл с ним в одной команде, потом в разных, — рассказываю Кириллу, пока идем домой сквозь огромные многоэтажки нашего района. Они, как деревья в лесу, стоят плотным рядом друг к другу. Кто-то скажет, что нам очень не повезло тут жить, но я ничего другого никогда не знала. Эту квартиру отец с матерью взяли в ипотеку, когда я была совсем еще маленькой. Буквально пару лет назад мы праздновали ее окончание. Мы никогда ни в чем не нуждались. Мама еще успевала возить нас с братом на тренировки, но и никогда не жили на широкую ногу. Один раз в год на море, машина, которой уже лет десять. — В общем, с чего бы ему тебя приглашать?
— Ну, как что? Связи-то остались! Наверняка он там на подхвате. И вообще, ты что, не веришь в меня? Не хочешь выбраться из этого гетто?
— Почему гетто? Хороший район, — щурюсь, когда августовское солнце греет лицо. — Мне тут нравится!
— Не смеши меня! Ты, явно, столько учишься и тренируешься, чтобы добиться чего -то.
— А причем тут район, где я живу? К тому же, мне еще восемь лет в меде пахать. Зачем мне переезжать?
— Ой, мед твой! Замуж выйдешь, залетишь и кончится твой медицинский!
— Ты только при маме этого не говори, ее инфаркт хватит. Она больше всего боится, что я забеременею, — не могу не рассмеяться. Не успеваю ахнуть, когда Кир обнимает меня, удерживая в одном положении.
— Так ты поэтому такая неприступная? Вообще-то есть средства защиты.
— Какие? — поднимаю брови.
— Не смеши! Резинки.
— Они рвутся. Брат мой, кстати, так и появился.
— Таблетки.
— От них полнеют, и я могу забыть ее принять. Дальше?
— Прервать.
— Да, да, весь интернет пестрит мемами на эту тему. Знаешь какая самая лучшая защита от беременности? – шепчу, приближая свое лицо к его.
— Ну?
— Воздержание, — хохочу я, уворачиваюсь от поцелуя и бегу к своему подъезду. Кир за мной. Успевает поймать, прижать к себе, но поздно, я слышу отцовский голос.
— Лукерья! — хлопают двери его шевроле, и я выбираюсь из объятий. – Как соревнования?
— Первая тройка.
— Умница, — смотрит на Кира, а мне неловко. Знакомить я их не собиралась. Потому что знаю, что Кир скоро сольется, как и другие поклонники. – Ну, что молчишь, знакомь!
— Пап, это Кирилл. Климов.
— Добрый день, — ну, хоть не его обычное «здрасте». – Мне очень нравится ваша дочь.
— Она и не может не нравится, но это не значит, что она должна позволять себя лапать у всех на виду. Да?
— Папа!
— Домой давай, — не прощается он и ждет, когда послушаюсь. Я лишь вздыхаю, смотрю на Кира и пожимаю плечами.
— Потом созвонимся, — машу рукой и иду с отцом к подъезду.
— Кстати, смартфоны твои активируют раковые клетки.
— Ну, ничего, если что, я возьму твой костный мозг.
— Это смешно, — улыбается он, и я расслабляюсь. Нет, я не жду нагоняй, меня, в принципе, ругать не за что, но разговоров порой так много, что я просто устаю их слушать.
Мы поднимаемся в лифте домой, садимся ужинать, я мельком листаю страницу, замечая среди пары десятков заявок в друзья Самсонова.
Тут же приходит сообщение от Кира, но мне не до него. Все рецепторы, словно те самые раковые клетки активировались. Буквально поедают меня изнутри, не давая нормально вздохнуть.
— Луш, чего не ешь? — мама отлично готовит, но всегда переживает, нравится ли нам.
— Ем, мам, — нанизываю на вилку котлету. – Пап, а ты помнишь Сережу Самсонова? Ну, друга Ефима.
Отец хмурится, солит котлеты под недовольным взглядом матери.
— Самсонов? Это не его отец бандюган бывший? Теперь у руля в Госдуме. И старший, вроде, тоже по той же дорожке пошел.
— Ну, я не знаю подробностей. Просто видела его сегодня. Он даже помнит меня, — от чего мурашки по копчику чечетку бьют. — И брата. Почему они поругались?
— Понятия не имею. Да и былью это поросло. Ну, встретила и встретила, пусть мимо идет. Я сразу Ефиму сказал, нам такие друзья не нужны.
— Потому что мы святые? — складываю руки вместе, делая вид, что я икона. Мама смеется, папа улыбается.
— Потому что у нас есть репутация, Луш. Потому что мы династия врачей. И что от нее останется, если мы будем брататься с бандитами?
— Почему бандитами? Может, это слухи!
— Ну, Луш, малыш, ну, не будь наивной! Все, кто ездят на машинах за сорок миллионов, скорее всего, бандиты из девяностых. Понятно, что теперь они приличные люди. Но закон помнит все. Слава, расскажи.
— Да что рассказывать, я же в тюрьме практику проходил. И Юра этот уже тогда сидел. Молодой совсем, а уже убийца.
Тебя разлюбить я пыталась 100 раз
И от тебя бежала на другой полюс!
Больше не могу так, пойми, soulmate!
Лучше от меня скрой свои stories,
Тебя разлюбить я пыталась 100 раз
И от тебя бежала на другой полюс!
Больше не могу так, пойми, soulmate!
Лучше от меня скрой свои stories.
Я знаю эти слова наизусть, я столько раз слушала эту песню, даже включала в его машине, когда он подвозил меня домой, если брат не мог.
Зачем он прислал мне эту песню? Что хотел сказать? Почему именно сейчас?
Лис: «Привет, зайчонок».
Пишет он, а у меня паника. Что отвечать, зачем я вообще читаю это?
Он довольно ясно дал мне понять своими действиями, что мне не стоит видеть в нем принца. Я довольно ясно поняла тогда, что влюбленность не для меня. Я начала отбиваться от рук, хотела позвонить тренеру и отказаться от участия в соревнованиях, меня так люто крыло, что я думала, умру без него. Но стоило увидеть его с другой, как резко отпустило! Этот человек никогда не сможет быть мне верным, никогда не будет ждать меня с занятий, как Кирилл, никогда не потерпит, если я его матчу предпочту собственные занятия. А мне еще восемь лет пахать в универе. Как минимум. Меньшее, что мне сейчас нужно, это воспоминания о юношеской дурости. Тем более, повторения. Этот год очень важный. Этот год станет решающим. Смогу ли я поехать все-таки на Россию? Смогу ли стать лучшей?
Заяц: «Привет, Сергей. Спасибо, что дал возможность Кириллу посмотреться в клуб, для нас с ним этом очень важно»
Думаю, теперь он поймет, насколько неуместны это прежнее прозвище «Зайчонок».
Его рука на моей шее, его дыхание на щеке, его шепот: "Была бы ты постарше, Зайчонок, я бы тебя сожрал!»
Я закрываю глаза, вздрагивая от этого мимолетного кадра.
Лис: «У вас все так серьезно, я опоздал, значит?»
Не отвечай. Не отвечай! Лучше посмотри параграф по истории. Там что-то про современное искусство.
Заяц: «Ты и не сильно торопился занять пустующее место».
Лис: «Я ждал подходящего момента».
Заяц: «До подходящего момента еще целых девять месяцев. Готов еще подождать?»
Лис: «Готов. Бросай своего доходягу и будь со мной».
Вот так просто. Какие высокие слова! Будь со мной. Он и тогда говорил, что готов ждать, а потом легко залез на другую.
Я злюсь дико, что из меня опять хотят сделать дуру. Так что звоню той, кто любит его точно больше всех, потому что всегда рядом и готова всегда играть роль затычки.
Звоню его лучшей подруге Василине Макаровой. Сегодня суббота, скорее всего, они зависают в каком-то клубе.
Она отвечает почти сразу.
— Какие люди, Зайцева! У меня даже сохранился твой контакт.
— Привет, Лин. Дай мне Самсонова. Он же рядом?
— Конечно, — передает она трубку, а меня кроет.
— Даже если ты останешься последним на этой земле, я, все равно, с тобой не буду, лжец! — ору и тут же бросаю трубку.
Становится гораздо легче. Просто, как камень с души! Сразу вскрывается нарыв, давая четкое понимание, почему тогда я была маленькой. Лучше оставаться маленькой, чем, как его подруге, постоянно ждать с его стороны внимания, как милостыню. А вдруг сегодня вечером повезет, и он позвонит? А вдруг мне повезет, и он найдет время написать? После девяти я никогда не могла уже выходить из дома, а его после девяти дома никогда не было.
Воскресенье у меня день музыки. Мама считает, что нужно по максимуму охватить все. Мне же уже привычно, да и нравится, как льется музыка сквозь пальцы, нравится, что легко могу сыграть любую мелодию. Да и переключаешься. А лучший отдых, как известно, смена вида деятельности.
— Тебя разлюбить я пыталась 100 раз
И от тебя бежала на другой полюс,
Больше не могу так, пойми, soulmate!
Лучше от меня скрой свои stories.
Тебя разлюбить я пыталась 100 раз
И от тебя бежала на другой полюс,
Больше не могу так, пойми, soulmate!
Лучше от меня скрой свои stories.
— Отлично получается, Луш. Даже жалко, что ты не хочешь поступать на музыкальный.
— Это несерьезно, — закрываю фортепьяно и улыбаюсь преподавателю Марии. Она смуглая, милая брюнетка. Примерно с такой же тогда зажигал Сережа в тот роковой вечер.
— Почему это?
— Ну, а кем я буду? Учителем музыки? — становится неудобно. — Простите.
— Да ничего, — смеется Мария. – Согласна, чтобы стать кем-то, нужен уникальный талант, ну, или много денег. Хорошо, что ты так реально смотришь на вещи!
— Спасибо. Я тогда пойду, — меня ждет уже мама, целует, везет обедать. Отец сегодня снова на операции. Я отвлекаюсь на звонок Кирилла, который прямо в трубку орет.
— Алло! — почти кричу в трубку, а там что-то хрипит и вырубается. Злость поднимается дикая. Руки в кулаки сжимаются. Еще и телефон выключен. Я прекрасно понимаю, что случиться может всякое, у самой телефон вечно разряжается, но, черт возьми, почему нельзя заранее написать: «Задерживаюсь»?! Он же сам меня позвал!
— Зайцева, а ты чего такая красивая и одна? — слышу голос, и все внутри сжимается. Маша. Моя одноклассница. Когда-то давно, еще в первом классе мы даже дружили, но спорт очень быстро занял все мое внимание. — Все бросили нашу чемпионку? Я же тебе говорила, что ты со своим спортом всех парней растеряешь?
Да, у нее свой спорт. Она чемпионка района по разбитым сердцам. Парни на нее слюни пускают, конечно. Она красивая. Фигуристая. Без комплексов. И с чувством полной безнаказанности. Однажды она в шутку, конечно, обрезала мне волосы почти под мальчика, со словами, что мне длинные не нужны.
— Не всем так важны парни, Орлова.
— Да? Поэтому ты стоишь у кино и ждешь моего?
— Вы с Кириллом расстались, — напоминаю ей. Но во рту неприятный осадок. Если бы я знала, что они вообще вместе были, никогда бы не согласилась на отношения с ним. Но уже было поздновато давать заднюю. — Давно.
— Стоит мне только пальцем щелкнуть, и он прибежит ко мне, — усмехается она. – Кстати, хочешь, я прямо сейчас ему позвоню и позову к себе? Ты-то, явно, не даешь ему сладенького, а я всегда была готова.
— Звони, — почему-то даже веселит эта ситуация, уверенность, что грудью или большими губами можно кого-то отбить. Она набирает Климова, но натыкается на тот же самый голос автоответчика. — Может, он тебя заблокировал?
— Пф… Я уверена, что он с более сговорчивой кралей, а ты так и будешь ждать его. Одна! Пошли, девочки!
Она берет под руку своих подружек и уходит в сторону кино. Которое начнется, кстати, через три минуты. Ладно, допустим, еще реклама минут пять. Но все равно! Что-то случилось, или Маша права, и он нашел дела поинтереснее?
Вздрагиваю от звука клаксона, а затем вскрикиваю от визга шин, когда черная БМВ тормозит прямо возле меня, ветром задирая мою пышную юбку.
За спиной слышится смех, а я уже готова вступить в перепалку с нарушителем правил движения, когда дверь открывается, и выходит Кирилл, тут же заключая меня в объятия.
— Прости, принцесса, телефон сел, пробки, еле успели.
Злость не дает его обнять в ответ. Лишь спросить.
— Успели? — в этот момент дверь с водительской стороны открывается, и выходит Лис собственной персоной, снимая солнцезащитные очки, заставляя задрожать от злости. — Ты мог убить меня!
— Никогда. Я отлично вожу, ты же знаешь!
— Кирилл, я думала у нас свидание?
— Лис предложил подвезти, ну, и я подумал, чего ему не пойти с нами, он тоже хотел это кино посмотреть.
— У тебя интернета нет? Скачай.
— Там пока качество говно. И я не понял, Заяц, почему ты так раздражена? Я сегодня, можно сказать, добрый сказочник, привез твоего принца, а ты смотришь на меня, словно у тебя за спиной топор.
Да, топора мне сейчас очень не хватает! Замахнуться и послать обоих кататься на своей карете дальше!
— Кирюша, привет, — елейный голос Орловой буквально скрежетом вилки по тарелке прозвучал за спиной. — А кто твой друг?
— Я пойду с вами в кино, только если вы оба не будете ей улыбаться и вообще сделаете вид, что ее не существует.
— Луш, это невежливо.
— Да не вопрос, Зай! — он закрывает машину, обходит ее и встает рядом, положив мою руку на сгиб своего локтя. — Желание дамы для нас закон, верно, Клим?
О, Господи, они уже и кличками обменялись!
— Конечно, Лис. Все, что угодно для моей принцессы, — тянется он поцеловать, но мое выражение лица говорит лучше слов, и он не рискует остаться без языка.
Мы разворачиваемся и идем мимо компании Орловой. И пусть я зла дико, но получаю почти садистское моральное удовольствие от ее вытянувшегося лица. Это тебе за мои слезы в шестом классе, стерва! За мои страхи, за волосы моей мамы, которая постриглась в знак солидарности и поддержки!
В кино я вспоминаю, что билеты уже давно куплены, так что настроение растет в геометрической прогрессии.
— Ты иди к кассам, а мы пойдем в зал.
— А билеты?
— Я уже купила, — широко улыбаюсь Лису. – Так что нам с тобой никто не помешает.
Зря я так, конечно. Темно. Последние ряды. Явно, Кирилл приставать начнет. Но лучше отбиваться от его рук, чем постоянно терпеть это трепыхание сердца в области груди. Словно там радостная куропатка орет, как рада видеть этого хищника, буквально сама жарится, чтобы готовенькой ему на нос залезть. И он никогда не узнает, что за последнюю минуту я уже вобрала в себя весь его образ: твердый подбородок, острый нос, прищуренный взгляд, взлохмаченные волосы, футболку, что так отлично сидит на возмужавшем теле. Я видела его фотки в сети сотни и тысячи раз, но это никогда не сравнится с теми ощущениями, что испытываешь, когда он так близко. Когда его запах через поры становится частью тебя.
После первого выстрела Клим елозить начинает. Поворачивает башню к Зае и шепчет, как по мне, слишком громко.
— Луш, может, пойдем? Я не думал, что тут такая жесть.
— Жесть? — спрашивает она, не отрывая взгляда от происходящего на экране. — Тут даже расчлененки нет! Но если тебе страшно, ты иди.
Прыскаю в кулак со смеху. От ее подколов, прям, в груди щекочет. Сразу видно, с братом жила, ко всему готова.
— Да нет, я почему-то думал, что ты не любишь такое.
— Я смотрела буктрейлер и прекрасно знала, куда иду. И говори тише, мне не слышно.
Я не вмешиваюсь. Думаю, Зайцева скоро сама поймет, что Клим ей не подходит, и вспомнит, как сохла по мне. Надо просто подождать. Порой оно того стоит, — взгляд падает на острые коленки в капроновых колготках. — В некоторых случаях ожидание сильно вознаграждается.
Зайцева во время стрельбы пару раз поворачивает голову, открывает рот, словно спросить что-то хочет, но не решается.
— Раньше ты не была такой трусихой. Спрашивай!
— Правда, что твой отец был бандитом?
— У всех нас есть прошлое, о котором лучше не вспоминать.
Она возвращает взгляд на экран и поджимает губы. Подробностей хотела, но я и сам их не особо знаю. Родители умело обходили острые углы в подобных разговорах.
Во время откровенной сцены я поворачиваю голову к Луше, она смотрит так, словно это научный фильм, а не поцелуй популярного актера с красивой блондинкой. Словно не помнит, как я учил ее целоваться.
— А помнишь, — не могу удержаться и тут же шиплю, когда она впивает в меня свои ноготочки.
— Только попробуй!
Значит, помнит! От этой мысли по венам растекается чувство долбанной злости, потому что дала себя поцеловать другому.
— А кто лучше целуется, — шепчу на ушко, и Луша вскакивает.
— Луш, чего такое? В туалет?
— Тут сидение неудобное, давай поменяемся, — просит она, и Клим как хороший мальчик соглашается. Она бросает на меня взгляд, полный ненависти, но такой, что кровь только сильнее закипает, а терпение в пыль рассыпается. Спящий внутри лис поднимает голову и скалит зубы на добычу. Недолго тебе прыгать, Зайка, сама ведь понимаешь!
— Так я не понял, он, получается, из-за сына своего так впрягся? — спрашивает Клим, а я поднимаю брови и смотрю на Лушу. Она закатывает глаза. Ну, да, не всем же быть умными! Только чего она с таким недалеким делает? Я бы еще понял, будь он похож на меня.
— Да, у него убили сына, и он пришел выяснить, кто, инкогнито, — объясняет Луша.
Фильм, кстати, отличный. Сто лет в кино не был, а тут такая удача! И Заю побесил и фильм отличный глянул.
После сеанса я иду в туалет. Уже захожу внутрь кабинки, когда дверь хлопает, а меня дергают. Я с удивлением отмечаю Заю, что толкает меня к стене и кулаком махать перед лицом начинает.
Вот это сюрприз!
Закрытое пространство, мы наедине, в нос бьет ее легкий аромат духов, что она так и не поменяла, а перед глазами мельтешат ее кудри, ее нежные губы. Я лишь пялюсь, не слишком понимаю, чего она там шипит. Пока по башке не прилетает.
— Ай, — чешу репу. — А твой парень знает, что ты такая жесткая?
— Ты вообще меня не слушаешь?! Я говорю, что тебе от меня надо?! Что это за игры? Зачем ты взял Кирилла в клуб? Чтобы ко мне быть поближе? Так знай, тебе ничего не светит!
Сколько эмоций, какая ярость в глазах полыхает! Хочется впитать это в себя. Хочется сожрать эти пухлые губы! Но не время. Да и не место.
— Не хочу тебя разочаровывать, Зайчонок, но мир крутится не только вокруг тебя. Клим реально круто играет, и пацаны просили посмотреть. В команде такие нужны. Так что дело в нем, а не в тебе.
— Да? — сколько обиды! Даже неудобно. Может, стоило соврать?
— Да.
— В кино зачем пошел? В ВК зачем написал? И эти твои сообщения.
— Да я просто веселился! Не буду же я девушку у друга отбивать, верно?
Она замолкает, смотрит на меня с такой обидой, словно я ее поимел и бросил. Хотя думаю, там я бы одним взглядом не обошелся.
— Веселись с кем-нибудь другим, а меня не трогай, ладно?
— Почему, это весело! Вон как ты ноздри смешно раздуваешь, — трогаю пальцем нос, но тут же получаю по руке. Можно только представить, какие баталии нас бы ждали, не пойди я тогда на поводу многолетней дружбы.
— Не прикасайся ко мне, — отворачивается, делает шаг к двери, но последнее слово за мной должно остаться.
— А ты никогда не оставайся с парнем в закрытом туалете, иначе потом не отмоешься, — удерживаю ее, втягиваю носом пряный запах, вздрагиваю от дрожи, что по телу проходит.
Я слишком давно ее хочу, перегореть бы должен, а, кажется, только хуже становится.
Я выглядываю из кабинки, проверяю, чтобы никого не было, и веду к выходу. Там почти выталкиваю Лушу за дверь. Додумалась же тоже, зайти за мной в кабинку.
Я паркуюсь возле жилого комплекса, куда моя семья перебралась еще год назад. У меня есть собственная квартира, как и у каждого брата с сестрой. Но мы часто собираемся. Сегодня мне нужно забрать форму и сказать родителям о своем решении.
Стоит открыть двери, как слышится игривый смех матери. Я вздыхаю, чувствую, что, наверное, не стоит мешать родителям. Хочу уже дверь закрыть.
— Попался! — мама тянет меня за ветровку и приходится-таки зайти внутрь.
— Я мешать вам не хотел.
— Ну, как мне может помешать мой единственный еще неженатый сын? Заходи, заходи, папа мне сегодня проспорил и теперь готовит ужин.
— Папа готовит? — меня пробирает смех. Но это фигня по сравнению с тем ржачем, который рвется из меня, когда я вижу отца в фартуке. Он крупный, плотный, лысый мужик, на мышцах которого все рубашки трещат по швам, а тут фартук. Розовый!
— Ты похож на мужика из мультика… Грю! Аха-ха! Помнишь, там, где миньоны!
Он направляет на меня лопатку, как оружие, и щурится.
— Тебя давно ремнем не били, да? Как насчет лопатки?
— Давай, попадешь, и я помою посуду.
Он хмыкает, целится. Я знаю, что промахнется, у меня отличная реакция. Но отец вдруг начинает на меня бежать, приходится убегать под громкий смех матери и воинственный клич отца.
— Так нечестно!
— Условия были — попасть, — орет папа и все-таки попадает лопаткой по спине.
Мы садимся за стол, и я с осторожностью пробую овощное рагу с мясом. Но, в принципе, сносно.
— Что ты ешь, как будто это говно.
— Юра! Ну, мы же за столом!
— Да откуда я знаю, может, ты решил вспомнить свое криминальное прошлое и отравить нас?
— Сережа!
— Отравить, не значит, убить, мам, — оправдываюсь, но подзатыльник мне, все равно, прилетает. Мама у меня хрупкая, рыжеволосая женщина необыкновенной красоты, но лучше ее не злить. Однажды она в школе так с директором моим разговаривала, что даже у нас с пацанами уши в трубочку свернулись. Да и рука у нее тяжелая. — Пап, я в футбол решил вернуться.
Папа до рта ложку не доносит. Поднимает глаза, удивленно брови вскидывает.
— Ну, это был вопрос времени. Меня скорее удивило, почему уходил.
— Да разные были причины. Много всего тогда произошло.
— И это, конечно, никак не связано с Зайцевым Ефимом и его отцом?
— Не связано.
— Ну, понятно. Форму достать?
— Ты не выкинула ее?
— Нет, конечно. Только не бросай учебу.
— Посмотрим. Откровенно говоря, управление — вообще не мое.
— Ну, двух управленцев нам в семье хватает. Ты ночевать останешься?
Я мельком на отца смотрю, а он головой качает.
— Не, поеду. Мне завтра вставать рано, а мы сейчас с папой в сегу зарубимся, до утра не вылезем.
— Ладно, тогда принесу форму, — вздыхает мама и не забывает дать подзатыльник отцу.
Он успевает ущипнуть ее, а я глаза закатываю. Предкам полтинник, а они как дети.
Отец откидывается на спину стула, пьет рюмашечку, на меня смотрит внимательно.
— Ты же помнишь, что я могу любые твои проблемы решить в два счета?
— Помню, пап, но теперь у тебя серьезная должность, думаю, ты не очень бы хотел, светани кто-то твои прошлые делишки. Ну, или твой срок.
Теперь он наклоняется над столом и тяжелым взглядом давит на меня. В детстве я этого очень боялся, теперь знаю, что даже если даст ремня, не убьет.
— Если я узнаю, что ты пытаешься защитить меня и тем самым вредишь себе…
— Ты мой отец, я буду тебя защищать, как ты бы это сделал для меня!
— Таа-ак. Рассказывай!
— Нет, пап. А вот и мама, — встаю из-за стола, забираю у мамы пакет, целую ее в щеку, бегу к выходу.
— Серега! Посуду не помыл, щенок!
К себе вернулся часов в десять. Пробки пролетел, почти не заметил. В тело словно адреналин вкололи. Может, поэтому не могу заснуть. Может, поэтому не отвечаю на кучу сообщений от друзей. От Васьки. Даже на звонок ее отвечать не охота. Завтра. Завтра все узнают.
Думаю, я еще не раз услышу, что поступил плохо, возможно, это как-то повлияет на отца, но у меня ноги гудят от желания снова мяч покидать.
У меня в ушах стоит шум стадиона, крики людей.
Голос Луши.
По телу проходит дрожь, волосы становятся дыбом, словно она рядом стоит, словно шепчет в ухо.
«Терпи, терпи, родной, помощь уже близко.
Даже если вы проиграете я все равно пойду с тобой в кино!
Я еще никогда не целовалась, научишь меня?»
Поворачиваюсь на живот, обнимаю подушку и вою в нее. Два года спокойной жизни закончены! Стоило увидеть ее на том стадионе в чужих объятиях, как все перевернулось. Жил же спокойно! Учился. Помогал брату в его эко отеле. А потом ностальгией накрыло, словно волной. Теперь вот тону, все глубже под толщу воды погружаюсь.
Поворачиваюсь обратно, сбрасываю звонок Василины и открываю страницу Зайцевой. Фоток мало. В основном с соревнований. Все совместные она давно подтерла, оставила только с братом. Но даже на них смотреть одно удовольствие.
Тоненькая, изящная. Волосы отрастила.
Помню, как она еще лет в пятнадцать ходила с мальчишеской стрижкой. И ей дико шло.
Это, кстати, помогло тогда на согреваниях пробиться выше всех, ее стали замечать. Ефим рассказал эту историю, что ей в шутку волосы обрезали.
Она так и не сказала, кто. Смелая, отчаянная, дикая и абсолютно неприступная. Ей хватало поцелуев, а меня просто штормило от желания зайти дальше.
«Зай, ничего не будет, мы просто поваляемся».
«Лис, ты меня за дуру не держи, и мне пора уже!»
Воспоминания прерывает звонок в дверь. Я вздыхаю. Надо было ответить, да?
Иду двери открывать и не удивлен, увидев Василину. Она как обычно хороша, словно всегда готова выйти на подиум. Блестящие темные локоны свисают до самой задницы, на губах красная помада. Ноги от ушей. Настоящая амазонка.
Говорят, дружбы между мужчиной и женщиной не существует. Но мы отличное тому исключение. Секс дружбе, как оказалось, вообще не помеха.
— Этот козел меня бросил, так что сегодня ты обязан со мной выпить.
— Э, нет, Вась, завтра мне на треню в шесть утра, так что я спать. Но у меня там полный холодос, можешь отдохнуть.
Она дергает нарисованной бровью.
— Треня? Мы же вечером в качалку ходим.
— Футбол. Я возвращаюсь.
Она проходит внутрь, снимает пальтишко, являя передо мной синее платье, настолько короткое, что, кажется, трусы видно. Впечатляет, конечно.
— Не поняла, какой футбол?
— Ну, тот, в который играют ногами.
— А ты тут причем? Ты же, вроде, ушел?
— Ну, вот, решил вернуться.
— И это никак не связано с той малолеткой, что вчера истерила по телефону?
— Не связано, — закрываю дверь за ней, оставляю одну и иду к себе в комнату.
— А может, обсудим? А учеба? А работа? Мы вообще-то собирались на Мальту сгонять. И ты все просрешь ради какой-то дебильной игры?!
— Вась, — держу дверь и поворачиваюсь к подруге. Ее воинственный взгляд меняется под тяжестью моего. Она тут же мнется. — Я что-то не помню, в какой момент нашей дружбы твои планы стали важнее моих желаний? Я хочу вернуться в футбол!
Перед ее тонким наглым носом дверью хлопаю. Злюсь. То же мне, умная. Футбол не нужен. Да я когда-то мечтал в Манчестер попасть! Мечтал играть на мировых чемпионатах! Мечтал стать кем-то большим, чем сыном богатых родителей!
— Ты не сможешь и в футбол играть, и с Зайцевой встречаться, — слышу через дверь и вздыхаю, падаю на кровать и будильник ставлю. — Если не хочешь снова отца подставить.
— Знаю.
Вставать так рано я отвык уже давно. И не пил, вроде, вчера, но башка гудит, в глаза словно песка насыпали. Мышцы деревянные. С кровати я просто падаю. Лежу долго, носом в ковер уткнувшись, втягивая запах какой-то дезинфицирующей шняги.
Может, нахрен этот футбол? Нормально же жил!
Учился, гонял на тачке целыми днями, развлекался с новыми друзьями, тусил с Васей. Нормально.
Ну, и ради чего мне нужны снова эти ранние подъемы, унижения от тренера, нечеловеческие тренировки?
Нужны!
Да потому что если я не встану сегодня, то тренер примет меня за слабака!
Если не попаду в команду, то так и останусь безызвестным сыном депутата!
Я ж ничего больше не умею, только мяч гонять!
Хотя Васек с этим бы поспорила.
Поднимаю себя на одеревеневших руках, делаю пару отжиманий, привожу тело в тонус. Еще раз. Еще! Мышцы горят. Но в голове проясняется.
Встаю и, наконец, могу заставить себя в ванную пойти. Мельком замечаю часы. Да что б тебя, половина уже!
Пойду, как вонючая скотина. Лучше после душ в клубе приму. Беру форму, кроссы, быстро шлепаю по заднице спящую Ваську, слыша в ответ ворчание и, наконец, покидаю свои хоромы.
Хорошо, что в это время Москва пустая совсем. Долетаю за пятнадцать минут. И вот я уже на парковке, почти самый первый. Не, не первый. Вон, Зайцеву уже привезли.
Она всегда раньше всех появлялась. Не, не потому что такая пунктуальная, просто ее отцу на смену в больницу пора было ехать. Она коротко целует его в щеку и ускакивает ко входу. Может, даже поздороваться успеем.
Вячеслов Олегович хочет уже сдать назад, когда натыкается на меня. Весь его добродушный вид слетает словно маска, открывая истинное лицо этого «уважаемого» человека.
Я бы мимо прошел, но этот вряд ли позволит.
— Самсонов?
— Тут!
— Не ерничай. Что ты тут забыл?
— На тренировку пришел. Вам, кстати, тоже надо, у вас воон какой комок нервов за пару лет образовался, — не в пример отцу. Тот в форме себя держит, словно боится, что матери разонравится.
Весь такой правильный и строгий, но дергается ко мне, берется за край воротника… Задираю бровь, давая понять, как сильно он себя выдает.
Он тут же стряхивает с меня невидимые пылинки.
— Рад, что ты образумился и вернулся в футбол. — Лицемерие, как оно есть. — Узнаю, что ты к Лукерье свои грязные лапы тянешь…
— А если помою?
— Что?
— Ну… Лапы… Вы же за гигиену!
— Слушай сюда!
— Да я все помню. Мне ваша дочка и даром не нужна. Баб мало, что ли? — так грубо я врал последний раз его дочери, когда говорил, что она должна подрасти. На самом деле, я сам отчаянно хотел сделать ее взрослой. Все еще хочу!
— Правильно, занимайся бабами. Узнаю, пущу видео в ход.
Он отворачивается, идет к машине. Хочется догнать, башку об стекло машины разбить. Сказать, что, если он пустит в ход видео, вся его семья по миру пойдет, а мой отец из доброго депутата легко превратится в злого бандита!
— Вячеслав Олегович. Вы только помните, что, если вы пустите в ход видео, ничего вашу девочку от моих грязных лап не спасет! И не только лап.
— Щенок! — поворачивается он, делает шаг, но замирает под звук звонкого окрика.
— Папа!
Луша воздушным облаком слетает со ступеней, подходит все ближе. Смотрит прямо на меня, предупреждающе, с подозрением. О, Зай, я бы столько тебе рассказал!
— Привет, Самсонов? Пап, все нормально?
— Конечно, дочка. Мы просто здоровались.
— Да. Как раз вспоминали, как много твой папа делает для благополучия своих детей. Буквально жизнью рискует.
Наверное, будь в руках хирурга скальпель, мой язык кляксой уже стекал бы по стеклу моей машины.
— Ладно, побегу, опаздываю на тренировку.
— На тренировку? – раскрывает Луша глаза шире, теперь они практически на все лицо.
— Да, пока!
Убегаю, но чувствую, как еще волоски дыбом от встречи. Как от взгляда Луши по лопаткам бегут мурашки. Как жжет затылок от ненависти ее отца.
Не успеваю дойти до раздевалки, как запах Луши буквально обтягивает меня плотным кольцом.
Как и она сама, дернув на себя.
Она ж дождется, блин, я ее так задергаю, что она умолять о пощаде будет!
— Что у тебя за дела с моим отцом?
— Спроси у него, — заглядываю в глаза. Огромные, чистые, голубые с фиолетовыми отливами. Особенно, когда злится. Невероятная!
— Он говорит, что обсуждали Ефима, но он выглядел агрессивным. А это редкость! Скажи мне! — требует, прям. Голос прорезался. — Скажи! Немедленно!
Поворачиваю голову из стороны в сторону. Еще минуты две никого в коридоре не будет.
Все думают я маленькая, что я не понимаю ничего? Не понимаю, что если девушка сидит на коленях моего парня и пытается проверить его размер его горла языком, то это измена. Это самое настоящее предательство!
— Луша, уйди отсюда, — толкает меня старший брат, с которым я приехала в этот вертеп.
Я не слышу его слов, в голове уже замкнуло.
Я отбиваю его руку, смотрю туда, где Самсонов даже не пытается оправдаться действиями. Спокойно стаскивает со своих рук черноволосую стерву, что притворялась моей подругой, поднимается и не прячет взгляд.
Нужно быть гордой, да? Нужно развернуться и уйти, как взрослая женщина… Но я, черт возьми не женщина! Я девочка, девочка, которой рвут на части сердце.
— Луша! – зовет брат, но я уже вперед иду, сквозь толпу, сквозь яркий свет клубных ламп и биты разрывающей ушные перепонки музыки.
Иду вперед и как кошка вою, вцепляюсь в волосы той, что позволила себе коснуться моего парня. Моего! Моего! Моего!
— Тварь!
— Луша! – меня обнимают за талию, поднимают в воздух и кричат, но я бьюсь рыбой в силках. – Прекрати!
— Стерва! Отпусти меня, я хочу ей вмазать. Ты вкурсе, что нельзя трогать чужое?! За это руки отрубали в Морокко!
Меня выносят, ставят на пол, а перед глазами вдруг Сережа Самсонов. Тот самый, что только что меня предал. Удар по щеке, второй, он все терпит. А мне еще больнее! Мне невыносимо! Мне убить его хочется!
— Как ты мог?! Ты сказал, что будешь дома! Что у тебя снова болит нога!
— Я соврал тебе, — пожимает плечами, руки в карманы убирает. Прячется от меня.
Мы стоим на улице, на парковке клуба... Мы стоим и смотрим друг на друга, как два соперника перед битвой. Но я уже сдаюсь.
— Скажи, что это случайность. Скажи, что он был пьян! – кричу ему в лицо, почти на цыпочки вставая. А он так смотрит, так холодно, так отчужденно. – Скажи, Сереж…. Что я просто не так все поняла! Хоть что – то скажи!
Он коротко мотает головой, а из моей груди крик отчаянья рвется.
— Скотина! Сволочь! Как ты мог! — бью его в грудь, он даже не шевелиться, смотрит на меня волком, и я не могу понять, что у него внутри. – Сережа… Почему…Ты…Ты говорил, что я нравлюсь тебе.
— Нравишься. Но ты маленькая, а у меня есть потребности.
— Потребности, значит?
— Луш, мне восемнадцать, жизнь только начинается, почему я должен из-за тебя надевать добровольный целибат, пока ты решишься стать взрослой, — он подходит ближе, пока мои губы дрожат, пока слезы льются. Он ведь говорил, что дождется, говорил, что уважает мое решение остаться невинной до восемнадцати. – Ну что ты ноешь?! Ну слушай, может ты уже готова, м? Хочешь, прямо сейчас сядем в машину, и я сделаю тебя взрослой. Ты готова остаться со мной? Готова стать моей по - настоящему?
Толкаю его в грудь, теперь его прикосновение как укус змеи. Опасны.
— Мы могли бы начинать все делать постепенно… Ты мог бы учить меня… — Отхожу все дальше… Дальше…
— Луша! — тянет руку, но я как кобру бью ладонью.
— Не прикасайся ко мне! Никогда, слышишь?! — разворачиваюсь и бегу. Ветер под кофту заползает, заполняет душу ледяными иглами. Так больно, так страшно. Я же почти…. Почти была готова… А он!
— Луша! Стой, дура! – он ловит меня в метре от дороги. – Притормози!
— Да пошел ты! — кричу, бью снова и бегу. Теперь только бег делает тише боль, что рвет на части. Теперь только бег помогает дышать.
Слышу сигнал самоката, только когда он уже летит на меня.
Успеваю увернуться, но все равно больно падаю на голые колени.
Вою от боли, вижу злое лицо Самсонова. Он осматривает ноги, рвет на себе футболку, показывая подкаченный живот, по которому я так любила водить пальцами, ощущать пульсацию крови под кожей. А теперь… Закончилось все теперь. Другая будет трогать его. Целовать.
Ненавижу!
Он заматывает мои колени, поднимает на руки и молча несет к своей машине.
— Тебя там девушка ждет, забыл?
— Я ничего не забыл, — сваливает он меня как мешок с картошкой на заднее сидение. Спокойно садится и заводит машину. Везет меня по ночным улицам. Стягивает руль пальцами, а я роняю крупные соленые слезы на свои разбитые колени, словно нарочно причиняя себе еще большую боль. – Луш, есть вещи…
— Даже слушать не буду! – тут же отворачиваюсь. – Не хочу слушать, какое ты животное.
Он не отвечает, довозит меня до дома. Пытается помочь выйти, но я толкаю его руку. Тем более вон уже и мама бежит. И папа за ней спокойно выходит.
— Станешь взрослой, набери меня, будет, о чем поболтать.
— Тогда я никогда не стану взрослой, только чтобы не слышать тебя. Убери руки, а то папа тебе их сломает.
Он отпускает меня, передает отцу. Смотрит на него как на врага.
А потом просто уезжает, оставляя меня в пыли асфальта и несбывшихся надежд.
— Пап…
— Мне уже позвонил твой брат. Я тебя предупреждал, чем это может закончится.
— Да… Ты предупреждал, — хромаю в сторону матери и падаю в ее объятия. Предупреждал, да. Но я до последнего не верила, что мой Сережа не способен на предательство.
— Ноги выше! Носки тянем! Зайцева, ты о чем сегодня думаешь?! — орет Наталья Юрьевна.
Нет, она, в принципе, всегда орет, но сегодня именно на меня.
О чем я думаю? Еще позавчера моя жизнь была стабильной. Парень, несильно докучающий, учеба, несильно напрягающая, регулярные тренировки и даже попытка почитать любимый постапокалиптик.
А теперь моя жизнь напоминает мне чертов любовный детектив, где я пытаюсь понять, что может связывать моего отца и моего бывшего парня.
Сразу перед глазами на репите последние минуты наших отношений. Вечер, когда он разбил мне сердце. Как Сережа смотрел на папу. А теперь… Зачем он играет со мной? Чего добивается? И почему все тело трепещет при мысли о плате, про которую я думала? При мысли, насколько было бы приятно платить!
— Зайцева! — мне прилетает по ноге, которую я упорно не хочу закидывать за голову. — Если ты вчера встала на пьедестал, это не значит, что сегодня можно ничего не делать! Что я всегда говорю?!
— Сошла с пьедестала, начала заново.
— Именно! Тебе не стать чемпионкой страны, если ты будешь думать о чем-то постороннем! Или о ком-то, — ругается она, а девчонки посмеиваются. — Это всех касается! Ливнева! Тянем спину!
Она отходит, я шумно воздух втягиваю.
Выкидываю из головы лишнее, сосредотачиваюсь только на своем теле. На мышцах, натянутых на пределе человеческих возможностей. И все получается. Тренер доволен. Я довольна. Только вот чувствую негатив со стороны своей команды. Я не злорадствую, но я единственная из группы, у кого получается встать на пьедестал. Их это очень злит. Я их понимаю, но не приветствую смешков в свою сторону.
— Что, Зайцева, ты больше не фаворит тренера, — слышу сверху, пока собираю сумку. Ливнева — заводила.
Думаю, они бы с Машей подружились, хотя бы на почве ненависти ко мне.
Вздыхаю.
Каждый день девчонки находят новый повод для насмешек. Шесть дней в неделю. Если бы они столько сил тратили на тренировки, то давно бы стали олимпийскими чемпионками.
Когда-то я обижалась, плакала вечерами в подушку, но после срезанных в школе волос решила, что ничего хуже быть уже не может. В том числе попытки меня уколоть.
— Арин, твои насмешки не помешают мне летать высоко, ты не устала?
— Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.
— Но никто не мешает взлететь снова, — поднимаю глаза. Арина красивая, объективно ярче меня, но с природной растяжкой не повезло.
— Пойдем, девчонки, кто-то нос задрал выше головы, — уходят они, крутя в руке булаву, я за ними плетусь.
Наверное, когда-то нужно было наладить отношения, но тут либо тренируешься все время, либо дружишь.
Все зависит от мотивации. Я хочу быть лучшей, а значит, в спину мне всегда кто-то будет плевать. Это я вычитала в какой-то статье, когда искала способ подружиться с теми, кто завидует.
Мы уже возле раздевалки, мне опять чуть не заезжают по лицу тяжелой дверью. Спасает реакция.
Заходим в раздевалку. Я тут же снимаю одежду, чтобы сполоснуться.
Смотрю на этих сплетниц, что-то бурно обсуждающих. Они поглядывают на меня. Интересно, но бессмысленно спрашивать, что они затеяли. Стабильно проверяю свою сумку на презервативы, которые они подбрасывают и грязные носки. Ну, детский же сад! Закрываю шкафчик и иду мыться.
Под струями воды, под паром, что окутывает меня, снова всплывают мысли про Сережу. На тот момент, пока я была с ним, меня не трогали. Даже слово Ефима не имело такой вес, как угрозы Сережи. Наверное, я бы могла пожаловаться, он бы помог, но чего я не привыкла, так это ныть и жаловаться! Да и отец всегда говорил, что если игнорировать людей, то скоро они устанут доставать. Когда же наступит эта усталость?
Надо торопиться, и так сегодня пропустила три урока уже. Голову не мою, только споласкиваюсь.
Выхожу из душевой, подхожу к шкафчику и замираю.
Может, напутала?
Я же точно закрывала!
Вокруг себя верчусь. Девчонки уже ушли, а моих вещей нет. Даже телефона!
Я стою в одном полотенце с сумочкой для душевых принадлежностей и понятия не имею, что делать.
Словно с корабля скинули в открытое море, и полотенце как абсолютно бесполезный в этом случае надувной круг. Ну, то есть он, конечно, позволяет не утонуть, но не перенесет меня на берег.
Иду вдоль закрытых шкафчиков, проверяя каждый. Может, просто, перенесли куда-то?
Нет, они и раньше шутили надо мной, но, чтобы так, чтобы голой практически оставить? Просто капеееец!
В глазах щиплет. В груди болит. Обида поднимается из самого сердца. Жалко себя до ужаса.
Ну, за что они со мной так? Что я им всем сделала?!
И что делать? Куда бежать? В одном полотенце? Я даже маме не могу позвонить!
На другом ряду девчонки со спортивной гимнастики. Мощные и сильные. Попросить у них вещи или позвонить?
— Привет, все нормально? — поднимается одна рыжая девушка. Жаловаться не привыкла, так что улыбаюсь. Сквозь жгущую глаза слезами обиду.
— Отвернись, а лучше выйди, — прошу я, взяв вещи. Он пожимает плечами, отходит за другой ряд шкафчиков, а я быстро скидываю полотенце и натягиваю вещи, в которых тут же тону. Конечно, завязки помогают удержать шорты на бедрах, но шорт могло и не потребоваться, потому что кофта была до самых бедер. Я встряхнулась. В принципе, бывает, можно пройти и так. На выступлениях я, все равно, привыкла, что все на меня смотрят. Хотя там больше восхищение и зависть, а не недоумение.
Я хватаю сумочку для душевой и уже двигаюсь к выходу. Сережа ждет тут же, даже дверь открывает, шепча…
— Тебе очень идут мои вещи, — его лицо так близко, а дыхание обволакивает, заставляя провалиться в воспоминания, когда он отдал мне свою футболку.
Именно в этот момент входит Наталья Юрьевна.
— Зайцева, это что за вид? Не поняла, вы что тут устроили? Луша?
— Ничего, Самсонов просто помог мне.
Говорить, не говорить? С другой стороны, сейчас скрою, девчонки будут думать, что так можно делать всегда.
Переглядываемся с Сережей, в его глазах невозможно ничего прочитать. Ладно! Решаюсь.
— Мои вещи пропали из шкафчика. Все. Даже телефон.
Тренер раскрывает от ужаса глаза, смотрит на меня, как на безумную.
— Ты уверена, что просто шкафчики не перепутала?
— Конечно, уверена, я все проверила!
— Кого-то конкретно подозреваешь?
— Вы серьезно? Ее столько лет задирали ваши девки бесполезные, а вы глаза закрывали, теперь вот это! Может, пора что-то решить?
— Самсонов, ты день, как вернулся, а уже права качаешь? Я уверена, что это случайность, но если они и правда это сделали, то будут исключены. Пошли, Зайцева, напишешь обо всем в объяснительной.
Я вцепляюсь в Сережу.
— Что за объяснительная?
— О том. Что у тебя украли вещи. Потом еще в полицию пойдем. Вы уже не маленькие. Это не шалость.
— Чет жестко, нет?
— Нет, Самсонов, если в нашем в СШОРе завелся вор, нам необходимо его поймать и исключить.
— Даже если это вся ваша команда?
— Даже если.
— Я не буду ничего писать, — сразу головой качаю. – Они и так меня ненавидят, если я еще донесу. Как мне потом жить с этим?
— Согласен, это, конечно, жесть, но исключать за шутку, тем более, она же не на улице голой осталась!
— Это не шутки!
— Наталья, как вас там… Вы действительно хотите лишиться целой группы? Вы же понимаете, что если их прижмут, то виноватой будете вы. Это, получается, у вас нездоровая обстановка в группе! Найдете ли после всего работу?
— И что ты предлагаешь, Самсонов? Просто так все оставить?
— Предлагаю припугнуть. Соберите их, скажите, что Луша подала заявление, а когда они расплачутся, то обрадуйте, что Луша не стала давать ход делу, потому что… Ну, ваша там девчачья хрень. Они будут ей благодарны и, наконец, перестанут задирать.
Наталья Юрьевна молчит, пропускает удивленную группку девчонок, которая, хихикая, пялится на Сережу. Тот, конечно, не может не подмигнуть. Помню, как меня ломало от этого раньше, как я бесилась, что он весь такой вежливый и всегда готовый помочь! Вот и сейчас, впрягается. Хотя знает, что ничего взамен от меня не получит.
— Ладно, может, так будет лучше! Но дальше вас эта история уйти не должна!
— Ну, конечно! Мы любим общие секреты, верно, Луш, — тянет он меня к себе, обнимает, а я хочу отпихнуть его, но жду, когда тренер скроется за дверью.
— Не трогай меня!
— Эй, я помог тебе, где твоя благодарность?
— А ты у всех благодарности требуешь за помощь? Не устал получать их?
— Не устал, — становится он серьезным. — Ревнуешь? Хочешь отблагодарить меня сама?
— Вот еще. Поехали, пожалуйста, мне надо в школу!
Мы выходим из здания на парковку, садимся в его машину. Я окунаюсь в запах, в ностальгию, когда мы катались по городу и пили сок из одной трубочки.
Я прячусь, когда вижу идущего к остановке Кирилла. Стыд какой! Вместо того, чтобы пойти со своим парнем, я еду с бывшим.
В его одежде! Тепло от которой сводит внутренности, тепло от которой будоражит фантазию, не давая расслабиться, не давая даже откинуться в кресле. Надо было назад сесть, да?
Я стараюсь не сильно поддаваться эмоциям. Не смотреть на твердый профиль. Не думать о том, что рука Сережи в опасной близости от моего бедра, а я вместо того, чтобы его убрать, ближе передвигаюсь, словно напрашиваюсь.
— Не трогай меня! Тебе места мало? — ворчу, ощущая, как от внутренней дрожи по спине ползут мурашки, все выше и выше, шевелят волосы на затылке.
— Да не трогаю я тебя, — фыркает Сережа, двигаясь вдоль машин как-то чересчур медленно. Я же просила побыстрее. Мне в школу надо! Надо, да!
Но я больше ничего не говорю, даже когда его наглые длинные пальцы с ровными короткими ногтями словно случайно касаются моего бедра. Того участка кожи, откуда сползли его шорты. Это совсем немного от колена, но кажется, что теперь там ожог от крапивы, насколько остро я ощущаю его шершавые подушечки пальцев. Это ощущение сдавливает грудь, сжимает сердце, отдается комом в горле. Приподнимает волоски по всему телу. Я стыдливо молчу, просто смотрю на дорогу, на проезжающие мимо машины.
Это просто завораживающее зрелище.
То, как наливаются румянцем ее щеки.
То, как сжимаются тонкие пальцы в кулаки.
Как сверкают огнем глаза, а тело становится тонкой, натянутой струной.
Еще в прошлом злить ее и доводить было гораздо интереснее, чем пытаться соблазнить.
Лукерья заводилась с пол-оборота. Эмоциональная и яркая в порыве своих редких истерик.
— Ты просто… Ничтожество! — налетает она на меня, но я отступаю, поднимаю сумку, смотрю, как грудь под футболкой колышется, как запахом цитрусовым меня окутывает, как волосы выбиваются из строгой прически.
Но самое интересное — глаза.
Они метают молнии.
Пара искр, и я бы просто сгорел. Пара искр, и я сам как пламя.
Немеет тело, адреналин в крови хлещет.
Я не готов даже на секунду взгляд оторвать.
И пофиг, что в ее дворе, и пофиг, что смотреть могут.
Главное, видеть вот эти эмоции, чувствовать, как ее бомбит!
— Сережа! — толкает меня.
Отвлекаюсь, шаг назад делаю и падаю, но за собой ее увлекаю.
Мы просто валимся в какие-то кусты цветов, явно, кем-то посаженных с любовью.
— Ну, вот что ты наделала? А кто-же выращивал!
– Ты полный придурок! Отдай чертову сумку! Как ты мог так поступить?! Я чуть на девок не настучала! Это ты ее украл, признавайся, извращенец!
Одно простое движение, и она уже подо мной. Сладкая, возбужденная, пытается меня ударить, чем только распаляет желание!
— Ты больной! Отпусти меня! Мы же в моем дворе! Что все подумают?
— Вечно ты только об этом и думаешь. Что все подумают? Хочешь честно? Всем на тебя наплевать!
— Это ты так оправдываешь свои гнилые поступки? Свое предательство тогда? Свою тупую шутку сейчас?! — новая попытка ударить, но я хватаю ее руки, поднимаю над головой.
Черт знает, сколько я представлял ее именно так.
Сочной, сладкой, беспомощной, но готовой!
Еложу по ее телу, коленом ноги раздвигая.
— Сережа, я закричу! Скажи! Скажи, зачем? — почти плачет. Слезу с щеки стираю.
— Я не брал вещи из шкафчика, заглянул, когда девки выходили, шептались, увидел на самом дальнем шкафу. Не смог удержаться. Ты бы иначе не села в мою машину! А мне так хотелось подвезти тебя, прикоснуться к тебе, почувствовать тебя!
— Почему? — спрашивает почти шепотом, не сопротивляется, когда коленом ноги ее развожу, между них вклиниваюсь.
— Вот поверишь — нет, я сам объяснить не могу. Нам вообще вместе быть не стоит, тем более, так близко, тем более, когда моя ширинка в твою упирается, особенно когда твои сладкие губы на расстоянии пары миллиметров.
— Прекрати!
— Особенно когда ты сама меня хочешь!
Все это как переключатель срабатывает. Она всегда это отрицала. То ли самой себе врет, то ли мне?
— Слезь с меня. Придурок! Я не хочу тебя! — толкает довольно сильно.
Откатываюсь в сторону и тут же натыкаюсь на взгляд отца Луши.
Еб... Это хренарики. Он же меня убьет сейчас!
— Пап, мы просто упали. Сережа меня подвез.
Не вариант. Не работает. Меня уже поднимают за футболку и под визг Луши бьют рожу.
Заслужил, да!
Сопротивляться не буду. Хотя бы потому что старших уважаю, а еще потому что убить могу одним ударом. Он кидает меня на асфальт, царапаюсь локтем, но спокойно встаю.
— Если еще раз, Самсонов…
— Да ничего вы не сделаете, — сплевываю кровь, кидаю. Последний взгляд на Лушу и прыгаю в тачку.
Даю по газам и срываюсь с места. Кровь кипит, в висках пульс бьется, еще немного, и башка расколется надвое от этих ударов, отражающих биение сердца.
Наплевать бы на него, поиметь Лушу и закрыть этот гребаный гештальт, который не дает спать нормально уже два с половиной года! Набираю скорость, обгоняю тачки.
Помню, мы в машине «Скорой помощи» с такой же скоростью неслись. После матча. Я со сломанной ногой и Луша, крепко к себе прижимающая. И шепот ее как морфин.
— Потерпи, милый, потерпи!
Сидела, за руку держала, когда вправляли, потом мандарины свои таскала, будоражила сознание своими спортивными штанами. Вроде, прилично все, а меня так перло, что змея душил чаще обычного. Она как-то застукала, пришлось наорать, выгнать.
— И чтобы больше здесь не появлялась, малолетка! — сказал, да. А потом ждал. Что появится, что мандаринов принесет. Вышел из клиники и попал на ее выступление. Меня так крыло, что готов был прямо там ее на ковер этот уложить. И даже стрижка ее эта не помешала бы, так она была хороша!
— Это что?
— Мандарины. Ты же мне приносила, долг возвращаю.
Утро было тяжелым. Тело болит, башка раскалывается. Еще Вася свою ногу на меня положила. Сталкиваю ее с себя и встаю.
Разминаю шею, беру телефон и на балкон иду подымить. Вчера всю ночь Луша мерещилась. Пару раз даже имя ее проскакивало. Да, это полная хрень, особенно по отношению к Васе, но я никого не принуждаю. Сама всегда готовая. Открываю телефон, Луша уже в сети. Ранняя моя пташка!
Лис: «Отец сильно быковал?»
Отправляю, жду, смотрю, как город начинает просыпаться, как лениво люди плетутся на остановки.
Зайка: «Да».
Вот так. Без объяснений. Еще страшнее.
Лис: «Не бил?»
Зайка: «Лучше бы бил. Орал. Потребовал уйти из спорт школы».
Лис: «Ого. Ты послала его?»
Зайка: «Ты часто своего отца посылаешь?»
Лис: «Мой таких заявлений не делает. Не верю, что ты откажешься от возможности стать чемпионкой».
Зайка: «Зато я легко откажусь от общения с тобой».
Лис: «Не понял».
Зайка: «Мы нашли компромисс. Я прекращаю с тобой всякое общение и остаюсь в гимнастике. Как только нарушаю запрет, сразу вылетаю».
Вот так, значит. Нашел, за какой хвост дернуть. Красавчик!
Лис: «Твой отец мастер компромиссов, конечно. Жалко, я думал, что вчерашняя заварушка растопила твое сердце».
Зайка: «Ты ошибся».
Лис: «До сих пор чувствую твой запах, Луш. Всю ночь думал о тебе. Представлял».
Зайка: «Все, я сказала! Ничего не будет. И у меня вообще-то парень есть!»
Лис: «Он тебя так же лапает? Твои трусики мокнут от его прикосновений?»
«Абонент отправил вас в черный список». Зашибись! И вот что я не так сказал? Лицемерка.
— Сереж, — зовет меня Вася, нежась в кровати. Улыбается, тянет руки. Ну, шикарная же! Вот чего мне надо? С ней и секс отпадный, и в жизни она «свой пацан». Но нет, ты в пять утра смски целке строчишь. Дебил! — Иди ко мне. Ты сегодня прямо зверь.
— Ага, мне на тренировку валить надо.
— Так рано?
— Да, еще домой заеду и друга обещал забрать.
Она пожимает плечами и отворачивается, обнимая подушку. Ну, вот, и даже не обиделась. Не то что эта… Луша. Луша, Луша! Пока иду на парковку, открываю переписку двухлетней давности. Фоточки, которые она слала, когда на сборах был. Ничего неприличного, но даже от этих пальчиков на плоском белом животе меня возбуждением всегда крыло. Сколько бы прошло, прежде чем я бы ее оприходовал? Она была почти готова! Она и сейчас готова. Осталось только ей это доказать. Может, даже повстречаться какое-то время, пока не надоест слушать ее истерики. А может, в какой-то момент показать ее отцу интересные хоум видео, чтобы больше не думал искать компромиссы?
Все эти мысли отходят на второй план, когда я приезжаю на треню. Меня встречает Павлик Морозов, с которым мы в футболе с пяти лет, а еще Ромыч Лесовский. Именно они играли со мной в дворовом матче, и именно они приглядели Клима. Он борзый, ему хочется побед и денег, а это отличная мотивация для будущих побед. Правда, жаль Лушу. Уже второй парень променяет ее волшебный грааль на кубок с вином. Сомневаюсь, что он сумеет сохранить отношения с ней, если будет ходить с нами по вечеринкам.
Конечно, после тренировки он встречает ее, даже предлагает проводить домой, сильны чары Зайцевой, тут не поспоришь, но гораздо интереснее потусить с нами после тренировки.
— Точно не обидишься?
— Ну, конечно, нет, — обнимает она его, а меня встряхивает. Хоть бы раз посмотрела. Телефон до сих пор в блоке. И это та, что не любила нежностей на людях? И целовать себя ему дала, и обнять. Что еще она ему дает делать с собой?
— Из тебя сейчас дым повалит, — Морозов толкает меня в плечо, а я фыркаю. — Просто смешно смотреть, как он пыжится. Она, все равно, ему не даст.
— Когда-то тебе Ефим говорил точно так же, но ты все равно пер, как баран, на его сестру.
Я помню. Помню, как крыло от ее профиля, вздернутого носика от волос, что так и норовят коснуться нежных губ, от тела, что было таким податливым в моих руках.
— Не хочешь предупредить парня о бесполезности этих ухаживаний?
— Когда придет время.
— Ну, что, парни, куда? — Клим активно вливается в нашу компанию. Еще немного, и задницу начнет лизать.
— Ко мне поедем. Искупаемся.
— Это где? В смысле.
— В бассейне. Позвоню Васе, она девчонок позовет.
Неделю спустя.
— Луш, ну, поедем хоть сегодня, твой отец уже на полчаса задерживается, — Кирилл обнимает меня у всех на виду и кивает на своего извозчика. Собственно, на того, чье имя я даже произносить не хочу, тем более, садиться в его машину!
— А что, в течении этих семи дней я не по-русски говорила? Я не поеду с вами.
— Знаешь, если бы я тебя не знал, подумал, что вы в ссоре. Ревновать ведь начну!
— При чем тут ссора, – сразу стараюсь перевести тему. — Я езжу с отцом. Зачем мне напрягать кого-то другого?
— Да Сереге не сложно.
— Я знаю о его альтруизме, но мне его помощь не требуется. Езжай, ты, вроде, говорил, у тебя дел много.
— Да, нужно сгонять на медкомиссию. Анализы там всякие сдать, — он хочет меня поцеловать, но с меня достаточно публичных спектаклей. После последнего меня чуть дома не заперли. Договориться пришлось лишь с определенным условием. — Я вообще чист.
— Я в тебе не сомневаюсь, — обнимаю его крепко, но взгляд то и дело касается Сережи, который, даже не стесняясь, на нас пялится. Придурок. — Позвони мне вечером, погуляем, может.
Если отпустят.
— Супер! — целует меня в щеку и скачет к Самсонову. Тот машет мне рукой, на что я кривлюсь и сразу отворачиваюсь.
Условие отца, да. Не общаться с Самсоновым, ни в каком виде! Иначе я прекращаю заниматься гимнастикой. Вот так вот категорически. Орал папа так, словно я не просто там лежала с ним в кустах, а как минимум уже залетела от него.
Это, конечно, смешно, учитывая, что я его к себе не подпущу больше. Нет, я ему, конечно, благодарна за помощь с девчонками из команды. Своим поступком и враньем он решил проблему и свел конфликт на нет. Теперь они если не считают меня подругой, то хотя бы здороваются и прощаются.
— Луш, — подходит как раз Ливнева, когда машина Самсонова, свистнув шинами, скрывается за поворотом. — Ты, конечно, откажешь, но я, все равно, хочу тебя позвать на свой день рождения.
— Ну, если бы был шанс, что я пойду, ты бы не приглашала?
Она смеется, но качает головой.
— Не, не, я правда буду рада тебя видеть! Завтра вечером. Знаю, что ты у нас домосед, но вдруг вырвешься?
— Я по субботам обычно с Кириллом гуляю.
— А, так его тоже позвала!
— И он согласился? — неприятное открытие.
— Ну, конечно. Какой нормальный парень пропустит пати у молодой, сексуальной девчонки?
Обидненько, что мне он ничего не сказал.
— Давно позвала?
— Да вот, в среду. Они стояли вместе с Серегой.
— Я, все равно, пас. Меня отец не отпустит. Иначе плакал Питер и чемпионат России.
— Ну, тут да, у тебя свои приоритеты. А мне не светит, и я расслабилась.
— Ну, и зря, мне кажется!
— Не успокаивай меня. Знаешь же, что тебя отправят и Кожину с Маркиной.
— Прости.
— Да ладно. Я смирилась. Решила пойти в шоу балет один. Там не такие изнуряющие тренировки, и сразу деньги платят. Ты не устаешь от родителей зависеть?
— Они мне плохого не желают. Да и мне много не надо.
— Да, ты не от мира сего. Ладно, побегу. В общем, если что, приходи! Буду ждать!
— Спасибо! — машу в след, как раз в тот момент на телефон приходит новое уведомление, в котором Сережа в очередной раз пытается выйти на контакт. Он тоже пойдет на эту вечеринку. И Кирилл пойдет. И ни разу никто из них не сказал про это! Я бы не пошла, нет. Но сказать-то могли бы?
Лис: «Позвала Арина тебя на день рождение?»
Ах, вот оно что! А я-то уж думала, что девочки, и правда, меня в свою компанию приняли. Наивная! Просто Самсонову очень хочется оказаться со мной наедине?
Зайка: «Твоя идея?»
Лис: «Нет, просто знал, что она позовет».
Зайка: «Опять ты врешь! И когда на утро мне сопливые сообщения писал, тоже врал!»
Лис: «С фига ли!?»
Зайка: «Потому что Вася твоя выложила пост, какую бурную ночь она провела со своим парнем! И выложила фотку с твоей рукой на ее ноге. За дуру меня принимаешь?»
Лис молчит, ничего не пишет. А я стою вся на нервах. Папа, и правда, сильно опаздывает. Надеюсь, ничего не случилось?
Лис: «Я сказал правду. Я хочу быть с тобой. То, с кем я душу змея, значения не имеет».
Зайка: «Вот поэтому я выбрала Кирилла! Он, по крайней мере, делает эту мерзость в одиночестве и мне об этом не рассказывает».
Лис: «Думаешь, он лучше меня?»
Зайка: «Я это знаю! Он уважает меня! И будет ждать! И однажды дождется. Он станет моим первым, а ты иди и дальше души своего змея с Васей».
— А гимнастки-то ничего, отжигают не по-детски, — говорит и так очевидную вещь Павлик, смотря на окружающую обстановку. Нам открыла сама именинница в весьма откровенном наряде. Вроде купальника, в котором они обычно выступают. Для дня рождения она решила организовать настоящее пати, которое может перерасти в весьма откровенное мероприятие. И судя по-боевому раскрасу и морю алкоголя, она все прекрасно понимает, но взор потупляет, как девственница.
— Ну, что вы, прям, мы же тоже должны иногда веселиться!
— Должны, конечно, — Павлик накрывает плечо Арины тяжелой рукой и уводит на танец. Мы с парнями вливаемся в вакханалию. Если подумать, я даже рад, что Луша на такие мероприятия не ходит, а если бы хоть раз появилась, я бы ее вытащил, да еще по заднице надавал.
Спустя пару минут на мне виснет Василина, как обычно выделяясь своим несомненным совершенством. Целует меня в губы, шепчет.
— Успела соскучится. Хочу снова Сережу зверя.
— Боюсь, после такого количества взрослых напитков тебя ждет только Сережа ленивец. Клим, я тебя еще не знакомил, это моя подруга Василина.
— Ой, приятно, — кивает он, жадно впитывая ее лук. Длинные ноги, торчащие из-под короткой юбки, обтягивающий топ и голую полоску кожи на плоском животе. — Так вы вместе?
— Да.
— Нет, — отрезаю. Ты дебил? Я же сказал. Подруга.
— Ну, да. Мы просто друзья, — фыркает Васька и оставляет нас одних. Клим и Ромка гудят, за что получают предупреждающий взгляд.
— Предлагаю создать петицию, чтобы каждому парню выделили такую подругу!
— Поддерживаю, — смеется Клим. Интересно, он все-таки рассказал Луше, что придет сюда или решил не париться? Мы же, вроде как, друзья, я его выдать не должен, верно? Но я уже знаю, что желание поиметь Лушу сильнее, чем оставить такого друга в своей компании. Из команды он, все равно, никуда не денется.
Мы какое-то время веселимся, поздравляем именинницу, закусываем, режем огромный торт, пунш льется рекой, заставляет хмелеть и сдвигать рамки приличий. Вот и девчонки уже освобождаются от лишних покровов, а руки парней становятся откровеннее. Рома тоже себе нашел развлечение. Павлик так и зажигает с хозяйкой вечеринки. Вон даже Вася возвращается, уже простив все обиды.
— Я ведь однажды не вернусь.
— Я буду по тебе скучать, — смотрю на нее, обнимаю за талию, от чего девчонка трепещет. Убираю с лица волосы. Судя по запаху обиделась она сильнее, чем обычно. Даже попыталась с кем-то отомстить. Вопрос лишь, как далеко зашла? Правда, меня это не трогает. Она никогда моей и не была. Никогда особенно не переживала периоды наших разлук. Всегда находила, с кем оторваться. Настоящая современная девчонка! Просто атас, настолько она опытна в сексе! Если она когда-то решит это сделать своей профессией, то будет еще богаче, чем сейчас.
— А я по тебе нет. Что с тобой? Ты последнее время сам не свой. Футбол, новые друзья, вечеринки гимнасток, я больше тебе не интересна?
— Понимаешь, детка, отец одной правильной девочки решил угрожать моей семье. Есть у него компромат. Не слишком приятный.
— Он что, не понимает, с какой семьей связывается? Твой отец его в порошок сотрет!
— Он бы мог, но если видео увидят, то подозрения упадут на него. А тогда плакала карьера политика. Для него. Для брата моего. Для меня.
— Так. И что ты думаешь делать?
— Думаю, надо папе показать, какой неправильной может быть его дочка. Так сказать, компромат на компромат.
— Так, — загорается Вася энтузиазмом, садится ближе. — Луша эта, да? Тебе просто надо поиметь ее, снять на камеру и показать видео ее отцу?
— Да, я тоже так думаю! Поможешь?
— Так она вроде с Климом этим встречается? Не сильно с тобой хочет общаться, судя по всему, — кивает на Кирилла, который сидит, елозит жопой по дивану, но не лезет. Он, кстати, весьма правильный, Лушу ждет, тем более, после сегодняшнего разговора, ждать ему недолго. Было бы, если бы я не решил иначе.
— Да. Смотри, какой скромный! Нужно его расшевелить, показать девчонке, что все мы парни — кобели. Все одинаковые! А там дело за малым. Успокоить, пожалеть, уложить в кроватку.
— Что мне нужно сделать?
— Потанцуй с ним, пусть полапает тебя, еще лучше поцелует.
— Спать я с ним не буду!
— Никто и не просит. Просто сделай все, чтобы было понятно, он не верный пес, ждущий подачки, а кобель, прыгающий на любую сучку.
— Ты это заснимешь?
— Пацаны заснимут, а мне надо сделать вид, что я тут ни при чем, поэтому я уйду раньше, идет? Сделаешь это для меня? Ради моей семьи, ради моего будущего?
— Ради нашего будущего я пойду на все!
— Ты ж моя умница, – обнимаю ее затылок и оставляю влажный поцелуй на ее щеке.
Нужно просто позвонить Кириллу и напроситься на эту вечеринку, да? Все же просто. Я уже не маленький ребенок, мне тоже иногда нужно отдыхать. Я выхожу из комнаты в гостиную, где мама вяжет очередную шапку, а папа читает Ремарка.
Ничего особенного, мне просто нужно сказать, что я хочу уйти на день рождения.
— Пап, мам, я вам тут забыла сказать. Меня с Кириллом позвала Арина на день рождения. Он сегодня.
Папа хмурит густые брови, поднимает глаза.
— Ты хотела сказать, забыла отпроситься?
— Нет, пап. Я не буду отпрашиваться, твой запрет распространяется только на встречи и общение с Самсоновым. Ты же не будешь нарушать свое слово? А мне тоже иногда нужно веселиться в компании ровесников.
— Раньше тебе этого не требовалось.
— Раньше по Земле динозавры ходили!
— Дерзишь.
— Качаю свои подростковые права. Или ты мне не доверяешь?
— Слава, пусть Лушенька повеселится, это же не каждый день! Сейчас начнется учеба, подготовка к чемпионату, у нее совсем минутки свободной не останется.
Отец если что-то и хотел сказать, то передумал.
— Ладно, допустим. Пусть этот твой Кирилл зайдет за тобой, и я отвезу вас. Пока я не выпил.
— Он сейчас приедет! — подбегаю к отцу и целую его заросшую щеку. —Спасибо! Спасибо!
— Права она качает, — слышу от отца и возмущение от матери.
— Слава! Ослабь повод, чтобы так же не исчезла, как Ефим!
Да. Я помню, сколько слез мама пролила, когда брат уезжал. Отец, кстати, был не против, но тоже считал, что в Европе у него все шансы стать отличным футболистом, а отучиться на банального менеджера можно и заочно. В тот момент даже казалось, что отец избавляется от брата. Но я надеюсь, ошибаюсь.
За этими нелегкими мыслями привожу себя в порядок. Сначала волосы. Вытягиваю их утюжком, счастливая, что они спускаются до самой талии. Потом наношу стрелки и губную помаду. За столько лет я натренировалась во многих видах макияжа. Пока выбираю наряд, набираю Кирилла. Гудки нервируют, ощущение такое, что он просто меня игнорит. Но нет, когда я уже была готова, он, наконец, снимает трубку.
— Привет, Луш, звонила?
— Раз сто. В общем, я тоже хочу пойти на день рождения, бери такси, приезжай. Отец нас отвезет.
— Какой день рождения?
— Будем считать, что я не знаю, где ты, и вопроса не слышала. Если ты еще мой парень, то ты приедешь.
Я бросаю трубку. Вздыхаю. Переборщила, да? Но и он меня взбесил своим: «Какой день рождения?»
Осталось убедить отца, что там не будет Самсонова, а ему самому сказать, чтобы не показывался. Надеваю юбку клеш и белую блузку. Остаюсь довольна своим видом. Последний штрих — летнее пальто, которое дарила мне мама, но надеть его было некуда. В основном я хожу в спортивных костюмах.
Через полчаса в комнате раздается стук, и заглядывает папа.
— Там к тебе пришли.
— Спасибо, — широко улыбаюсь, внутри пузырьками газировки бурлит мандраж. Возбуждение. Странное чувство, словно готовлюсь не веселиться, а выступать. — Спасибо, что не злишься!
— Кто тебе сказал? Еще как злюсь, но понимаю, что если совсем тебе ограничить подростковые развлечения, то ты выкинешь нам какой-нибудь неприятный сюрприз.
— Типа незапланированной беременности? — смеюсь я, а он улыбается.
— Нет, думаю, ты не настолько безалаберна, чтобы губить свое будущее. Я, скорее, думаю, типа привода в полицию или связи с нежелательными объектами.
— У тебя только один такой объект, — наношу капельку духов и подхожу к отцу. — Я тебя не подведу.
— Я желаю тебе самого лучшего, ты же знаешь?
— Конечно, — проскальзываю мимо него к прихожей, где стоит Кирилл. На лице улыбка, в руках букет, в глазах удивление и восторг. Да уж, это тебе меня не с тренировки встречать.
— Какая ты красивая, Луш! Просто супер!
— Спасибо, твой свитер тоже ничего. Пойдем, папа отвезет нас.
— Это, типа, условие? — спрашивает Кирилл очень тихо, пока я завязываю кроссовки.
— Типа, да.
Толкаю его в коридор, где он тут же пытается меня поцеловать, но пока отца нет, я спрашиваю.
— Почему ты не сказал?
Улыбка пропадает, а взгляд тухнет.
— О чем?
— О дне рождения.
— А-а! Да я был уверен, что ты не пойдешь, а обижать тебя не хотел.
— Ложь во благо?
— Точно! Я даже не знал, что тебя позвали. Да и когда ты вообще на такие мероприятия ходила?
— Какие такие?
— Ну… Взрослые.
— Ну, не всегда же мне быть ребенком, — беру его под руку и иду к лифтам, как раз, когда из квартиры выходит отец, прикрывая входную дверь. — Слушай, а Самсонов там?
— Нормально все, Луш? — толкает меня в бок Кирилл, а я смотреть на него не могу. Наверное, на всех парней в ближайшем будущем не смогу. Но вида не подаю. Не при отце же истерики закатывать. Но трогать себя не даю. Просто смотрю в окно и отвечаю коротко.
— Нормально.
Мы приезжаем к нужному дому в хорошем районе. Родители Арины не бедствуют, это точно.
— Я буду ждать тебя здесь, — спокойно говорит папа, собственно привыкший к ожиданию меня с тренировок.
— Хорошо, пап. Думаю, часа мне хватит.
— Точно, я доставлю ее в целости и сохранности! — говорит Кирилл, а мне вдруг кажется, что голос его звучит иначе, и возле корней волос мелькает прыщ, которого я раньше не замечала. И сутулится он. И губы кривятся в улыбке как-то не так.
Я машу отцу и теряюсь в подъезде вместе с Кириллом. В лифте он тянется ко мне за поцелуем, а я тут же тычу ему в лицо экран смартфона, там на повторе стоит жаркий танец.
— Это…
— Не объясняй, я понимаю, — стараюсь показать улыбку. — Что я со своей девственностью, как с торбой таскаюсь, нужно быть проще, да? Никто из парней не будет ждать меня, гораздо проще найти более сговорчивую девушку.
— Луш, все не так! Мы просто веселились. Мы же ничего не делали, просто целовались!
— А, теперь ты ими пытаешься поцеловать меня?
— Знаешь, а ты права! Что я с малолеткой вожусь, когда рядом столько сочных телочек, всегда готовых прыгнуть на меня по первому щелчку! Думаешь, я ждал тебя? Думаешь, хоть один парень будет ждать тебя? Твоя целка этого не стоит! Ты этого не стоишь!
Двери лифта открываются, и я спокойно выхожу первая, чуть задрав нос.
— Тогда я лучше умру девственницей в компании кошек, чем стану такой же дешевкой, как эта ваша Василина, — говорю, как есть.
— Ты охренела? — слышу крик с эхом, поворачиваюсь и стремительно отбегаю, когда Вася собственной персоной летит на меня. — Это я-то дешевка?
Она пытается достать меня, хватает за волосы. Больно дико, в глаза светит вспышка чьей-то камеры.
— Думаешь, ты нужна хоть кому-то? Думаешь, раз ты гимнастка, то теперь все должны пасть перед тобой ниц? — пытается она ударить меня по лицу, но я с размаху щелкаю ее по носу, тут же слыша неприятный треск. Блин! — Аа-а-а! Ты мне нос сломала! Она мне нос сломала!
Из квартиры выбегает Арина, смотрит на происходящее и удивленно задирает брови.
— Лен, помоги Васе, там, вроде, лед был.
— Может, ее в больницу?
— Лучше сразу к пластическому…
Васю, орущую на весь подъезд, уводят в квартиру, а Арина подбирает мою сумочку и отдает мне. Поворачивается к местным папарацци.
— Вам мало сенсаций? Давайте отсюда. Ты, конечно, меня удивила!
— Ты теперь рада, что не полезла со мной в драку?
— Ну, в общем-то не без этого, — смеется Арина. — Тебя кто так научил?
Ей весело, а на меня накатывает. Слезы по щекам, губы дрожат. Почему-то обидно. Почему они все считают, что я не достойна, почему они думают, что я никто?
— Ой, ой, ты чего?
— Ничего. Пойду, меня там папа ждет.
Арина заходит за мной в лифт, обнимает вдруг и тоже реветь начинает.
— Ты-то чего?
— Никогда не смей ни под кого прогибаться, Луш! У них вся жизнь тут закончится, на этой вечеринке, они побухают, потрахаются, и вспомнить потом будет нечего, а перед тобой весь мир! Сережа этот, потом Кирилл. Ни один из них тебя не достоин!
— Вот ты меня удивила!
— Сама от себя в шоке! И да, это Самсонов попросил тебя позвать! Так что не связывайся с ним, ничего от него хорошего не будет.
— Ни от кого из них.
— Точно, — достаю из сумки подарок. — Это что?
— Это тебе. День рождения же. Я хранила этот подарок лет с двенадцати, все ждала, что позовешь. Знаешь, как плакала, когда поняла, что ты со мной дружить не будешь!
Арина распахивает глаза шире, смотрит неверяще.
— А я всегда думала, что ты птица высокого полета, чтобы со мной дружить, — рассматривает она сережки в виде сердечек. Они милые, хоть и детские. Нет, я не из-за нее сюда пришла, но я рада, что наконец отдала ей подарок. — Слушай! А чего ты сейчас домой поедешь? Пойдем лучше в кафе, пироженки трескать. Тут за углом.
— Точно? У тебя там толпа гостей!
— Да я там никого не знаю почти. Пойдем?
— Только надо как-то мимо машины отца пробежать. Он там внизу ждет.
— Это ты положись на меня.
Думаю, тренер будет не сильно доволен, если увидит, с каким удовольствием мы лопаем пирожные. Нежные! Воздушные! Но дико калорийные! Мы с Ариной вспоминаем все наше детство, смеемся над ситуациями, которые частенько возникали на тренировках или соревнованиях. Например, как-то у меня разошлась на платье молния, и именно Арина принесла мне степлер. Я тогда выиграла, надеясь, что мы станем подружками, но она снова отвернулась от меня, зависть была сильнее.
Мы выходим из кафе спустя часа полтора, объевшиеся и довольные.
— Ты только Наталье Юрьевне не проговорись!
— Пф, она сама всегда замечает по нашим тяжелым прыжкам, если мы наелись накануне.
— Тоже верно, — провожает она меня к машине, возле которой стоит удивленный отец.
— А где твой кавалер?
— А у него живот заболел, — пожимаю плечами, поворачиваюсь и обнимаю Арину. — Слушай, а когда Сережа попросил меня позвать?
— Вчера же… А что?
— Да, так…
Прощаюсь и сажусь в машину, прислонившись лбом к окну. Достаю телефон, пока отец выезжает с парковки, замечаю несколько пропущенных от Самсонова, несколько сообщений.
Желание удалить все сразу и без раздумий сильнейшее, но я, все равно, открываю.
Лис: «Привет, ты зачем туда поперлась?»
Лис: «Видел видео, ты как?»
Лис: «Вася больше не подойдет к тебе».
Лис: «Возьми трубку, что я долблю, как дятел!»
Удаляю все, блокирую номер и выдыхаю. Так проще. Никаких парней, только спорт.
* * *
Весь день воскресенья я учу биологию, вечером приходит репетитор. Телефон почти не беру в руки, вечером занимаюсь домашними делами, когда неожиданно приходит в гости Лена. Мама просто проводит ее в комнату, где я раскладываю вещи после стирки.
— Ого, привет!
— До тебя не дозвониться, — падает она на пол и листает книгу по биологии. Скучно ей. Она больше по искусству. Рисует. Пишет стихи. — Расскажешь, чего вчера случилось?
— Ну, — встаю и прикрываю двери. — Я нелестно высказалась о Василине, помнишь?
— Подружка, — делает Лена пальцами кавычки. — Сережи твоего?
— Не моего. В общем сцена двухлетней давности повторилась. Теперь она сидела на коленях Кирилла.
— Ого! Это в сеть не выкладывали.
— А мне прислали.
— А кто?
— Неизвестный номер. Мы в машине ехали, а в лифте я его послала.
— Он хоть оправдывался?
— Не стал.
— Че ж тебе так не везет с парнями-то? Хотя тоже непонятно, чего ты свою плеву бережешь, будто она священный Грааль!
— Я не берегу, Лен. Поверь, Сереже оставалось совсем немного, чтобы из этого Грааля испить. Думаешь, мне не хочется? Думаешь, я железная? Но неужели сложно подождать: Чтобы, я не знаю, доверять начала!
— Ну, тоже верно. Помочь?
— Ну… Хочешь носки разложить? Терпеть это не могу делать.
— Давай, — смеется Лена.
— Луш, там к тебе Кирилл пришел. Выйдешь? Или его впустить?
Блин, маме я так ничего и не рассказала. Даже не плакала для приличия.
— Не надо. Лен, посиди, я быстро.
Иду в прихожую, надеваю тапочки и киваю этому придурку с цветами на дверь.
Цветы, о, Господи! Что-то быстро его бравада кончилась.
— Зачем пришел? Я думала, мы вчера все друг другу сказали.
— Блин, Луш, ты вчера из-за меня с девчонкой подралась, если бы я знал, что ты меня так любишь, — шагает ко мне, а я в дверь вжимаюсь. — Луш!
Я даже рот открыть не успеваю, когда Кирилл просто отлетает от меня, а рядом возникает Сергей.
— Самсонов! Ты что…
— Ты еще не поняла, что ему похер на тебя? Или тебе лишь бы между ног почесать? Так я могу и сам.
Рука срывается. Удар выходит смачный. Звонкий.
— Серый, я не понял. Ты чего мою девушку клеишь?
— Она не твоя девушка, — бурчит Самсонов и букет мне сует. Очевидно для того, чтобы принять удар Кирилла.
— Прекратите! Придурки! — ору я, но они уже не слышат, кубарем летят с лестницы.
— Луша, что тут?! А ну, расходитесь! Я сейчас полицию вызову! Господи, это что, Самсонов? Луша!
— А я тут причем?! Он сам пришел! Самсонов, хватит! — ору я на весь подъезда, а мама неожиданно приносит ведро с водой и выливает на парней, тут же охлаждая их пыл.
— Дрянь, — сплевывает Кирилл и уходит, а Самсонов поднимает свой телефон и чуть пошатывается.
Утро понедельника.
Утро тяжелое, башка раскалывается, все мышцы как каменные. И дело даже не в том, что у Кирилла довольно тяжелый удар, и не в выходных, проведенных в горах. Просто, после вчерашнего фиаско моим лучшим другом был старый старина Джениэлс.
Будильник долбит по перепонкам, и я просто скидываю телефон на пол. Слышу странный звук из кухни. Что за… Натягиваю труселя, и туда. Мама? Вот так сюрприз! Готовит что-то, напевает.
— Проснулся?
— Ага. А ты чего тут? Ночевала?
— Ну, а ты уже не помнишь, как вчера звонил отцу в три часа ночи и просил любовных советов?
Угрозу чувствую мгновенно, реакция спасает от подзатыльника, но все равно, прилетает тяжелый поджопник.
— Это тебе за ночной вызов. А ночные, знаешь ли, всегда дороже! Пожрать бы. И поспать бы, — все-таки подзатыльник.
— Ну, так, может, ты сядешь уже, — ставит она тарелку. На часах еще пять. А они тут. Чешу репу.
— Что вы тут делаете?
— Ты звонил, просил помощи, мы тут же сорвались из дома, только тут уже выяснилось, что помощь тебе нужна на любовном фронте.
— Не понял! — стыдно, жуть.
— Про Зайку свою спрашивал. Ту, которая с шелковистыми волосами и кожей как бархат, — жесть! — Это не сестра Зайцева, с которым ты таскался? — отец моет руки и за стол усаживается.
— Она, — сажусь за стол. Беру гренку с тарелки, тут же получаю по руке.
— Руки, Сережа, что ты как в лесу!
Быстро мою руки и принимаюсь за завтрак.
— А Вася чего? Больше не интересна? — спрашивает мама, а я сглатываю кусок и чуть закашливаюсь. Тут же запиваю соком.
— Мы друзья.
— Она тоже так думает? Или это ты сам решил?
— Мы этот вопрос сами решим. Так что вы насоветовали?
— Если с цензурой, то идти спать, — усмехается отец. – А вообще, не понимаю, в чем проблема? Ты обидел девочку? Извинись. Подарок подари, цветочки там. Сейчас, вроде, современные все, жениться ради секса не надо.
— Там сложно все. Там девочка не про одноразовый секс.
— Ну, если мы про Лукерью, то понятно. Она себя ценит, а ты просто хочешь взять то, что недоступно.
— Я это и так знаю. Делать-то что?
— Делать? В футбол играть и оставить девочку в покое. Пусть найдет нормального парня, который ценить ее будет, а не то что между ног у нее.
— Мам!
— Не мамкай! В чем я не права? Ты же поиграешься и бросишь, а ей потом себя по кускам собирать!
— Если ты сейчас про нас вспоминаешь…
— Тут даже сравнивать нечего!
— Ну, допустим, я в покое оставлю, как я потом ее другому отдам, смотреть буду, как она с другим улыбается? Я от Кирилла этого еле избавился!
— Тогда решать надо, чего хочешь, сын, что ты, как говно в проруби? Либо себе забираешь насовсем, без условий, либо в покое оставляешь. Тебе потом за нее и отец ее морду начистит, и брат ее придет, а я даже пальцем не пошевелю.
— Вот так, да?
— Да, вот так! Потому что есть девочки «здесь и сейчас», а есть девочки, готовые только на «Долго и счастливо»! И вообще, Вася отличная девочка, и родители, вроде, со связями. Чего тебя не устраивает?
— Все устраивает, — не доедаю последнюю гренку, бросаю на тарелку. – Короче, ни хрена вы не помогли.
— За базаром следи.
— Понял.
— Сереж, — мама зовет. — Просто реши…
— Да кто вообще решает в двадцать лет, мам? Ну, что за чушь? Завтра любовь пройдет, а мне потом этот крест на себе тащить, только потому что обидеть буду бояться?
— Тогда не лезь туда, раз не готов ответственность брать.
— То есть я безответственный?
— Нет, Сереж, ты молодой и красивый. Зачем тебе ждать золотую рыбку, если вокруг много позолоченных?
— Золотая рыбка, кстати, желания исполняет, — хмыкает папа.
— Ага, а потом у разбитого корыта оставляет. Ладно, погнал я, спасибо, что приехали.
Быстро принимаю душ, собираю новый комплект формы и выхожу из квартиры. Ну, и огонь, оставлю в покое, раз такое дело. Родители правы, нахрен лезть туда, куда не надо? Вон и Вася сама уже звонит.
— Привет, как дела?
— Как дела? Как дела?! Я тебе все выходные наяриваю!
— Прости, дел было по горло, — например, найти синие розы. Даже спасибо не сказала. Вообще выкинула. Стерва!
— Ты вообще в курсе, что меня твоя Луша избила? — что за чушь?
— Луша? Избила?
— Да! Да! Да! Из-за Кирилла этого. Ей кто-то видео прислал, она как вышла из лифта, так сразу набросилась на меня.
— Из-за Кирилла? — сразу их разговор вспоминается, и как близко она к себе его подпустила. Неужели, и правда, влюбилась?
Сегодня с погодой повезло. Не надо бегать под дождем, как мокрая скотина. Правда, теперь солнце в глаза светит, и тренировка проходит вяло. А может, отвлекают девчонки – гимнастки, которые вышли на ОФП на улицу. А может, одна конкретная в синих ярких леггинсах и топике, который открывает идеальную линию живота? Крошечный пупочек, впадинка, по которой хочется провести языком.
Она просто бегает, а мой взгляд то и дело цепляется за легкое покачивание груди, затянутой спортивным лифчиком, по ягодицам, что идеально бы легли в мою ладонь…
Луша бежит и улыбается Арине. Даже машет Кириллу. А мне фиг! Даже не смотрит. С каких пор эта коза стала ее лучшей подружкой? Решила искупаться в лучах ее славы? С каких пор она так легко прощает изменников?
Затылок взрывается от острой боли. Резкий поворот головы. Кирилл уже убегает, а я тру рукой ушибленное место.
— Что, Самсонов? Нерабочее настроение? — подкалывает тренер, и я, сморщившись, возвращаю мыслительный процесс к тренировке.
Но слежу за Климовым, который, судя по взгляду, только начал свои случайные удары. Мяч то и дело летит в меня. Его громоздкое тело то и дело врезается в плечо.
Я терпеливый, но недостаточно.
Откидываю очередной пас и к нему.
— В чем твоя проблема?
— Ты моя проблема!
— Если тебя бросила девушка, то причем тут я?
— Она меня из-за тебя бросила! Ты свою шавку на меня натравил!
— Что-то ты не сильно сопротивлялся?
Чего ж ты сразу не сказал, что тоже ее хочешь, я бы тогда к тебе на милю не подошел!
— Да ты в ногах валяться у меня должен, что тебя в команду взяли!
— Ты? Да ты в футбол-то играть разучился, это тренер меня взял, а не ты! Гондон штопанный.
— Все сказал?
— А хочешь, чтобы я тебя прямо тут нагнул? Я тебе уже дал один раз, могу повторить.
Адреналин, бурлящий внутри, подскакивает на сто градусов. Я больше не думаю, не слышу крика тренера, визги девок, я просто бросаюсь на этого урода и начинаю мутузить.
За слова поганые!
За руки грязные, что трогали то, что мне предназначено!
Удар, еще удар.
Руки горят, башка от ударов сотрясается, но на душе зато легче!
Мы просто выбиваем из друг друга дерьмо, отбрасывая руки тех, кто разнять пытается.
В какой-то момент я, наконец, валю его на лопатки, локтем сдавливаю шею и на ухо шепчу.
— Забудь, понял? Луша моя. Я тебе одолжение сделал, что рассорил, потому что еще бы пара дней, и ты бы уже валялся с червями под землей. И знаешь, что самое интересное, никто бы тебя не нашел, а мне бы никто ничего не сделал!
Отпускаю под давлением руки тренера, что оттаскивает меня в сторону.
— Вы что тут устроили?! Вы команда, а не свора собак! В чем конфликт? Что не поделили?
— А они никак девке одной присунуть не могут, — ржет Левашов Леха, а я кровь сплевываю. И кажется, вместе с зубом. Дерьмо.
— Самсонов в медпункт, Климов тоже. Со мной. Что разлеглись, встаем, щенки! Остальные продолжают передавать пас.
Тренер ведет нас в медпункт, где нам дают перекись и назначают осмотр хирурга. Давно я так не дрался. Тело все ломит.
— Завтра дома отлежаться. Обе с матча снимаетесь.
— Что? Тренер! — паникует Климов. Это был его первый матч.
— А ты приоритеты расставляй. Сам его всю дорогу подначивал.
— Вы победить не хотите? — усмехаюсь.
— Один проигрыш ничто по сравнению с тем, чему я вас научу по итогу. Все разборки оставить за полем. Из-за баб, из-за денег, мне плевать! А ты, Самсонов, вроде, личностью стать хочешь, а продолжаешь прикрываться папашей, — сплевывает тренер, а мне стыдно становится.
— Легко прикрываться, когда бабло есть.
— Закрой рот! — толкаю Клима и в раздевалку иду. Но после не домой валю, а стою, жду Лушу.
Она выходит четко по расписанию, в компании сладкого Левашова, который открывает ей двери. Арину, что тащится рядом, я почти не замечаю. Смотрю только на эту парочку блондинов.
— Лев, ты страх потерял?
— Расслабься, Самсонов, второй драки на сегодня ты не потянешь. Ну, так что, Луш, можно?
— Что можно?
— Помолчать, — шикает Луша, а меня бомбить начинает. Чего она улыбается всем, кроме меня? — Конечно, можно. Только давай сначала спишемся. Расписание плотное, боюсь подвести.
— Я подстроюсь. Ладно, девчонки, хорошего дня!
— И тебе, — машет Арина, а я Лушу взглядом испепеляю.
— Мне что, мухобойку побольше купить, чтобы отгонять от тебя находчивых ухажеров?
— Да, желательно, чтобы она еще током владельца била.
Арина смеется, прощается и убегает с девчонками, а я поднимаюсь на одну ступеньку и приближаюсь к Луше.
— Привет, Луш, что случилось? Почему ты уже два дня тренировки пропускаешь? — интересуется тренер по телефону. Я плюхаюсь на кровать, заваленная учебниками. Тройка по английскому буквально выбила из колеи. В последнюю неделю я была слишком занята тренировками и попыткой отбиваться от внимания Самсонова и Климова, которые меня заколебали.
На учебу уделялось все меньше времени. Как результат, тройка. В четверти! Пока только грозит. Но две последние контрольные написаны из ряда вон плохо, а нанимать репетира папа не даст. Одно только то, что он может узнать о ситуации, подорвет весь тренировочный процесс и возможность получить желанный титул!
— Здрасте, Наталья Юрьевна. У меня тут немного проблемы в школе, сдам контрольную и сразу вернусь. Я дома пока тренируюсь.
— Это не смешно, Луша! У нас через неделю чемпионат, а ты занята учебой? Я поговорю с твоими родителями.
— Нет! — крик оглушает меня саму, но я тут же повторяю снова. — Нет. Мама скажет папе. Папа, если узнает о проблемах на учебе, просто запретит мне любые соревнования и тренировки.
— Да как можно-то?
— У него другие приоритеты. Пожалуйста, дайте мне время, я справлюсь, все исправлю! — ощущение такое, что я взвалила на свои плечи неподъемный рюкзак и никак не могу его поднять в гору. Мне нужна помощь! Сложно это признавать.
— Реши свои проблемы поскорее, Луша, если не хочешь, чтобы вместо тебя на соревнования отправилась Арина.
— Она не лучше меня, — признаю очевидный факт.
— Она последнее время сильно старается. А ты летаешь в облаках!
Тренер отключается, а на меня обида накатывает. Комом горло сжимает. Слезы сами текут, хотя и стараюсь утирать их снова и снова.
— Луша! Иди есть!
— Иду, мам! — кричу, а сама номер Сережи с блокировки снимаю. Быстро листаю последние сообщения. Только бы ничего взамен не попросил! — Сережа!
— Ого, вот так новости! Ледяная принцесса решила снизойти до меня? Чем заслужил?
— Ты же английский хорошо знаешь? Или просто так хвастался на днях?
Не то чтобы хвастался, но общался с представителями иностранной делегации свободно.
— Разумеется, а тебе что за дело?
— У меня тройка может выйти. В четверти. Не очень хочется помощи твоей просить…
— У Зайцевой тройка? Вот так поворот!
— Не поясничай! Просто скажи, сможешь ли помочь, если нет, я найду к кому обратиться.
— Так уж вышло, что ни один из твоих поклонников этим языком не владеет.
— Сразу говорю, денег у меня нет.
— А кто говорит о деньгах?
— И тело мое тоже не продается!
— Все продается так или иначе, просто ты знаешь, что я, как собачонка, готов даже задницу твою за внимание понюхать!
— Сережа!
— Ну, что? Значит, ни денег, ни секса, а что тогда?
— А что еще я могу тебе предложить?
— Даже не знаю. Как насчет поцелуя?
Я закатываю глаза. Какой он примитивный! Впрочем, лучше так, чем что-то более неприличное. Тем более, мы уже целовались, ничего такого в этом нет.
— Но только в том случае, если я получу четверку по английскому в четверти. Иначе никакого поцелуя!
— С языком.
— Сережа!
— А что? Я уточняю все условия, чтобы ты потом не смогла отделаться поцелуем в щеку.
— Ладно, но поцелуй в губы? — закрываю глаза и на кровать падаю. Ну, вот зачем я это сказала? Теперь и он молчит. Дышит тяжело.
— В какие? — выдает хриплый вопрос, и моя собственная рука невольно промежность накрывает. Я, словно ошпарившись, убираю пальцы и твердо произношу.
— Которые на лице. И не смей думать о своей пошлятине!
— Да я даже не думал, но ты…
— Когда начнем? И где? Мой отец не должен узнать! У меня контрольная послезавтра, а завтра диктант. В общем, мне надо быстро, и если ты занят…
— Стой, стой, притормози! Отпроситься к подружке сможешь? Я заеду за тобой, засядем в одном кафе, и все сделаем.
— Смогу, наверное. Тебе точно не сложно?
— Луш, за твой поцелуй я бы тебя и в футбол научил играть!
Почему-то от этой фразы тепло на душе становится. Руки дрожат, и сердце стучит слишком часто! Ну, вот что за подлец?
— А Васе своей ты тоже это говоришь?
— Луш, — вдруг становится он серьезным, а у меня сердце удар пропускает. — Я больше не сплю с Васей. В общем скинь, куда мне приехать.
Я отключаюсь, но так и смотрю на фотографию Сережи на экране. Он больше с ней не спит. Почему эта новость меня так радует?
Я чувствую себя шпионом, который сначала договорился с одним, чтобы встретиться с другим. Если все вскроется… Но все не зря! Все ради соревнований, на которые я обязана попасть!
Я выбираюсь из дома, закутанная в куртку и шарф, потому что на улице ветрено. На ноги я надела джины. Те узенькие, что давним давно валялись в шкафу на особый случай. Понятно, что изучение английского особым случаем не назовешь, но все же… Сережа ничего не скажет. Это же просто джинсы. И немного туши тоже просто так. Для себя. Мы ведь, девочки, хотим быть красивыми!
Вздрагиваю, замечая в зеркале маму. Она удивленно на меня смотрит, но молчит. Я сглатываю и убираю тушь в отдел для косметики.
— Собралась?
— Ага.
— Ну, иди!
— Пока!
Диалог просто гениальный, но ощущение такое, что там были совсем другие вопросы, как, собственно, и ответы. Что она поняла, что краситься на встречу с подружкой-одноклассницей я бы точно не стала?
Я выхожу из подъезда и стремительно сбегаю по лестнице, не в силах ждать лифт. Сомнения, как мошки, постоянно лезут в лицо, страх, что поступаю неправильно, тучей висит на небе, но собственная решимость наступает на горло всем лишним чувствам. Это не свидание, это лишь способ достичь цели, ради которой я столько лет отказывала себе в простых радостях, вроде поездки на море. Вместо этого я оставалась в городе и тренировалась, чтобы не потерять форму.
Я выбегаю на улицу, и ветер чуть не сносит меня. Обалдеть! Аж дыхание перехватывает. Зато если повернуть, то можно бежать, пока он тебя подгоняет в спину. Так и добегаю до дома Лены. Именно возле него на углу стоит синяя, сияющая БМВ. Обычно он ездит на черной, но я попросила, если есть возможность…
В общем, он взял другую машину. Дверь открывается именно в тот момент, когда я подхожу, последний раз оглянувшись. Я ныряю в тепло, но тело все равно вздрагивает от человека, который внимательно осматривает мой внешний вид. Улыбается, гад такой!
Пусть только попробует что-то сказать, я сразу уйду!
Он поднимает взгляд к моим искусанным, обветренным губам, потом выше, цепляет глаза.
Молчи, просто молчи! Мне нельзя выходить. Мне нужны эти чертовы уроки!
— Ты, — Сережа откашливается. Треплет прическу. Резко отворачивается. — Учебники-то взяла?
— Что? Ах, да! Конечно, взяла, — ставлю на колени рюкзак. — Вот тут рабочая тетрадь и учебник.
— А обычная тетрадь?
— Зачем?
— Ну, как, черновик! Будем записывать правила, потом тесты делать, тебе же контрольную нужно сдать?
— Да. Смотрю, ты, прям, загорелся, может, станешь не футболистом, а преподавателем? Ну, когда вырастешь?
— Я уже вырос и четко знаю, чего хочу. Думаю, напоминать не надо?
— Не надо. Ну, поехали, за тетрадками. Только у меня… Денег с собой нет.
— Натурой отдашь.
— Не смешно! Почему ты сразу все переводишь в интимную форму?
— Потому что, блин, хочу тебя! — срывается он, но тут же затихает. — Я два твоих дня рождения пропустил. Пусть будет подарок.
Пожимаю плечами.
— Пусть будет.
Мы приезжаем в большой книжный магазин. Тут же и канцелярия. Я тут же иду к тетрадкам, к которым привыкла. Спокойные обложки, ровные линии, ничего не отвлекает. Сережа тянет меня в сторону яркой мишуры.
— Смотри, вот эта похожа на твое первое платье.
Светло-розовое, блестящее, с элементами пуха. Я ощущала себя птицей. Но это не первое.
— Первое, в котором ты меня увидел. Мне было пятнадцать.
— А, да. Ну, ты поняла же. А какое было самым первым? Помнишь?
— Ну, конечно. Оно было голубым, почти без страз, с вышивкой, которую мама вышивала в ночь перед соревнованиями.
— И какое ты место заняла?
— Десятое. Но мне было шесть, и я была так счастлива, что не поняла толком ничего. Через год я, наконец, заняла первое место. Только через год. Но в том же самом платье. А ты?
— Я не носил платьев, — усмехается Сережа и показывает мне красную тетрадь. — Помню, были повсюду красные листья, когда я почти забил свой первый гол. Вел мяч к воротам, лихо обходил других ребят, почти был у цели, а потом пришли люди отца и сказали, что мне нужно срочно уехать. Со своего матча. Мы тогда проиграли. А могли бы выиграть. Мне было восемь или около того. Ну? Выбрала?
Смотрю на профиль Сережи и не могу представить его другим, маленьким, обиженным. Ему не дали забить гол? Хочется по головке погладить.
— Работает? — вдруг смотрит на меня резко.
— Что?
— Ну, хочется меня пожалеть, по головке погладить?
— Ну, ты и придурок, — пихаю в него тетрадь, которую уже, вроде, выбрала. Ухожу из магазина, хочу даже на улицу выйти, но не успеваю даже коснуться двери, как меня тянут назад. Я оказываюсь в кольце сильных рук, а чтобы заглянуть в наглые бессовестные глаза, мне приходится поднять голову. — Отпусти.
Тепло машины отрезвляет. Дыхание восстанавливается. А мысли, разбросанные стразами, наконец, собираются в постыдное слово «дура». Как я могла так быстро растечься перед ним лужицей? Сережа уверен, что я теперь будут послушной куклой, даже руку на мое колено опускает.
— Нет, — тут же скидываю. — Домой меня отвези!
Еще и прямо на улице, в центре города. О чем я вообще думала??? Ладно, я просто не думала. Мозг на какое-то время просто потерял связь с телом.
— Вот так, да? Использовала меня и бросаешь!
— Прекрати паясничать, просто отвези меня домой, — на грани слез, ком в горле. Могла же просто коротко чмокнуть, не показывая своей слабости, а сама… Это все он виноват! Мог бы быть хоть раз джентльменом!
— Да что я сделал-то? Что за истерика?!
— Мог не целовать меня так.
— Да как так?!
— В засос! Мог вообще оставаться джентльменом!
— Джентльменом? — рычит Лис и резко хватает мою руку, тянет к себе, опускает на твердый пах, да так, что ладонь просто обжигает. — Да я три дня дурею от стояка, а ты мне за поцелуй выговариваешь? Я и так еле сдерживаюсь!
— Это твоя проблема, я тебе больше ничего не должна! — пихаю его руку, его всего и хочу выйти из машины, но двери заблокированы.
— Ну, и куда ты собралась, там дождь, истеричка!
— Не называй меня так!
— Да я вообще никак тебя называть не буду! Задолбала! Вожусь с тобой, с малолеткой.
— Так не возись! Я же сказала, ничего не будет!
— Да и не надо мне ничего!
— Тогда не целуй меня так больше!
— И не буду.
— И не надо! — стону последний раз, руками лицо закрывая. Машина трогается с места, а я последний раз шмыгаю и в окно лбом упираюсь. По пути домой Сережа еще заезжает на заправку, а потом уже везет меня домой. Тормозит с другой стороны дома, но не моего, а Лениного.
— Спасибо, что подвез, — бурчу, пытаясь отстегнуть ремень этот. Он не поддается. Сережа ловко нажимает кнопку, переваливается через мои колени и открывает двери. Очевидно, думает, что я бы и с ними долго возилась. На прощание даже не говорит ничего. Грубиян! Тороплюсь вылезти из машины и под стеной дождя добежать до своего подъезда. Под крышей ищу в кармане ключи, и вдруг пальцы натыкаются на что-то твердое. Достаю непонятный предмет и вижу плитку шоколадки «Милка»! В груди, замерзшей от обиды, разжигается тлеющий уголек. Я поджимаю губы, чтобы не расплакаться. Это он на заправке купил! До этого карман пустым был! Переворачиваю шоколадку, а на ней его почерком начеркано ручкой: «Удачи на контрольной, Зай».
Улыбка сама собой до ушей расплывается. Прижимаю шоколад к груди и шумно выдыхаю. Какой же он все-таки классный!
Захожу скорее домой, прячу шоколадку в сумку и готовлюсь постепенно ко сну. Остаток вечера провожу за перепиской с Леной, почти в подробностях рассказывая, каким был мой поцелуй. Даже стремно вспомнить это странное слюнявое нечто, которое было с Климом. Этот другой. Лис другой! Вспоминая его слова, перехожу на страницу Василины. Большая часть фоток с Сережей. Они то в компании. То на склоне горы. То на пляже. Это дико раздражает. Они могут не спать, но она вряд ли когда-то отлипнет от него!
Звук входящего сообщения отвлекает. Сердца ритм зашкаливает, когда читаю простое и емкое: «Сладких снов, Зай».
Можно не отвечать. Не провоцировать. Дать понять, что эта шоколадка ничего не изменила. И вообще, ничего не значит. И поцелуй не значит.
Зайка: «Ты один?»
Мне тут же прилетает селфи, и я краснею до корней волос. Его наглая улыбка, голый торс с четкими кубиками пресса и рука в сильно оттопыренных штанах. Ну, дурак! Это его комната в родительской квартире. Я была там всего однажды.
Зайка: «А почему там?»
Лис: «Это не тот вопрос, который я ждал. Сегодня тусовка с предками. Приезжают Анька и Никитос с семьями. Хочешь, тоже приезжай?»
Вот так просто? Я бы хотела. Я знакома и с Аней, и даже с Никитой, его старшим братом. Они все классные, любят пошутить и постебать друг друга.
Зайка: «А Василину ты тоже позвал?»
Лис: «Она не часть семьи. И никогда ею не станет».
Зайка: «А я?» — Господи, ну, зачем я спросила, зачем? А теперь смотреть, как он печатает и бояться ответа.
Лис: «А у тебя есть шанс».
— Уииии! – пищу на всю комнату, валюсь на кровать и ногами мотыляю, как ребенок. Сердце из груди вырваться готово. Мне даже дышать больно. Я закусываю губу и набираю.
Зайка: «Всего один?»
Лис: «Хотел бы я сказать, что да, но ты сильно въелась под кожу».
Дыхание перехватывает от этой простой фразы. Летать хочется. Поэтому я убираю телефон, как соблазн позвонить ему и попросить меня забрать, а сама делаю ряд упражнений, чтобы загнать свое тело и быстро уснуть. Быстро, конечно, не получается. Ведь меня всю распирает, приходится все пересказать Лене, которая, хоть и радуется за меня, напоминает, что я дура, раз ведусь на это все снова! Но мне так на это плевать! Мне так нравится это окрыляющее чувство, что я с глупой улыбкой вырубаюсь, лишь чувствую, как мама поправляет одеяло и целует меня в щеку.
Учебный день заканчивается, а у меня в очередной раз в голове решаются глобальные вопросы насчет Сережи. Так что на все его звонки я просто не отвечаю. А когда он внезапно заявляется с цветами к школе, просто игнорирую.
Он догоняет у ворот, но я не даю к себе прикоснуться. Если кто-то увидит! Если узнает папа!
— Луш, что опять происходит?
— Ничего не происходит. Между нами ничего не происходит. И цветы свои забери. Мне это не нужно.
Сережа злится. Буквально цветом синих роз, что сжимает в кулаке.
— Это все, что ты сказать хочешь?
— Я тебе уже до этого говорила. И скажу еще раз! Я не променяю чемпионский титул на сомнительную перспективу отношений. Сегодня ты меня хочешь, завтра на тебе уже Василина твоя скачет.
— Сомнительная, значит? — он вдруг подкидывает букет в воздух и с ноги отбивает его далеко в сторону, ловко попадая в ближайшую урну. – Да на здоровье! Будь счастлива!
Это было сказано с таким ядом, что слезы сами брызнули из глаз, а его удаляющийся силуэт становился все более размытым. Я просто закрываю глаза, плачу и не могу остановиться. Ну, как ему объяснить, как дать понять, что не могу я сейчас?! Ну, почему он подождать не может? Почему не понимает?
После школы бегу на тренировку. Наконец, я могу полностью погрузиться в тренировочный процесс. Конечно, от мыслей о Самсонове и о том, что, наверное, прямо сейчас он рванул к Васе, это не избавляет, но я хотя бы пытаюсь сосредоточиться. Тренер не хвалит, лишь напоминает, что в пятницу у нас поезд, и нужно не опаздывать.
Домой возвращаюсь разбитая. Просто падаю на кровать и закрываю глаза. Так хочется сделать вид, что мне не больно, так хочется набрать Сережу и сказать, чтобы не торопился, чтобы подождал, потому что если он опять пойдет к ней, если я хотя бы узнаю, то это все! Я больше никогда не смогу ему доверять!
За дверью вдруг происходит возня, я сажусь на кровати, прислушиваясь к голосам родителей, которые звучат все громче. Пока папа просто не начинает кричать! Я тут же вся сжимаюсь, когда открывается дверь.
— Пап? Все хорошо?
— Вот скажи мне, дочь, когда ты стала такой тихушницей?
— Тиху… Что? — сердце ударяется об ребра и падает в пятки. — Ты о чем?
— Об этом! — он поворачивает свой телефон экраном, а там я самозабвенно целуюсь с Самсоновым. Я теряю способность говорить. Страх буквально сводит внутренности, горло, язык. — Что? Скажешь, это монтаж?
— Да, это монтаж, — даю себе последний шанс на спасение, а потом щеку обжигает тяжелой рукой. Я хватаюсь за щеку, в шоке смотрю на своего всегда спокойного отца.
— Опять ты врешь! Ты завралась, Лукерья! Ты меня разочаровала!
Ты меня тоже.
— Пап, у нас нет ничего, это правда! Он помог мне с английским, мне тройка светила. А сегодня я контрольную на пять сдала, — попытка надышаться перед смертью, слабое оправдание.
— То есть ты бегала каждый вечер не к Лене, а к нему на свидания?
— На обучение. Он помогал мне!
— А ты его, что, просто отблагодарила?
— Да! Он попросил…
— А если бы он попросил ноги раздвинуть? Ты бы тоже его просто отблагодарила? Как проститутка?
— Слава!
— Закрой рот! Это ты ей во все потакаешь! Все, Лукерья, заканчиваешь с Самсоновым, со спортом.
— Что? Нет! У меня чемпионат! Я должна поехать!
— У тебя был шанс! Но ты слишком занята делами любовными, чтобы помнить мое условие. С завтрашнего дня выходишь санитаркой к нам в клинику, у тебя же каникулы? Вот и наберешься практики перед вузом.
— Пап, — слезаю с кровати, вцепляюсь в него. — Пап, одно соревнование, пожалуйста, это важно для меня!
Он просто откидывает меня, как ненужную куклу, а потом вдруг забирает телефон и ноутбук.
— Это больше тебе не понадобится. Я сам буду каждое утро отвозить тебя и забирать. Надеюсь, теперь ты поймешь, что за все нужно платить?
Он уходит, а у меня сердце в груди воет птицей раненой, я сама вою белугой, я реву и реву, не могу остановиться. В какой-то момент приходит мама насчет ужина, но я не могу есть, я даже говорить не могу. Я просто сижу и пытаюсь дышать ровно, пытаюсь искать во всем плюсы, но не получается. Ни одного плюса не нахожу в этом стоге разочарований. Я сама, да? Я сама все разрушила!
Я хотела, как лучше, я хотела, чтобы мною все гордились, я хотела стать кем-то!
Утром, голодная и зареванная, я еду с папой и выполняю работу санитарки. Не могу сказать, что это плохая работа, нормальная, но я то и дело смотрю на входные двери. Мысли сбежать и сделать все по-своему посещают меня все чаще. Но я не могу. Просто не могу!
Это же родители, они меня всю жизнь поддерживали, помогали, кормили, одевали, самые родные люди, как я могу наплевать на все запреты и просто предать их?
Вечером второго дня приходит Наталья Юрьевна прямо к нам домой. Я, прижавшись к двери своей комнаты, слушаю ее повышенный тон, крик отца, хлопок двери. Слезы потоком снова льются из глаз. Это был последний шанс, да? Тренер пыталась, но папу никогда и ни в чем не переубедить. Он просто давит мои мечты из-за моих ошибок, просто уничтожает меня морально. Последней каплей становится платье, которое я не обнаруживаю в шкафу. Я выбегаю к отцу в гостиную, где он, как ни в чем не бывало, читает книгу.
В какой-то момент я начала отсчитывать часы до начала соревнований. Сложно было о них не думать. Забыть не получалось, как и переключиться.
Слез давно не осталось, тело ныло без тренировок, а ненависть к отцу становилась все сильнее. Он вел себя, как ни в чем не бывало, просто рассказывал больничные истории, строил планы, напомнил, что совсем скоро у меня экзамены и жизнь полная красок.
Я не разговаривала с ним. Даже с мамой не могла себя заставить разговаривать. Меня дико обижало ее молчание!
Ее невыносимое пособничество отцу.
Словно не она потратила полжизни, чтобы возить меня на тренировки.
Словно это не она радовалась моим победам и рыдала после поражений. Она не меня предает, а себя предала!
Острое разочарование от поступка родителей с каждым днем убивает все больше. Кажется, даже мир потерял свои краски, а голоса вокруг слышатся через стекло.
В последний день перед соревнованиями я механически выполняю работу, в наушниках на репите слушая музыку, под которую должна выступать.
Это не дает успокоения, наоборот, позволяет разгонять адреналин в крови, представляя себя на ковре, представляя себя под софитами и огнями видео и фото камер. Легко фантазирую, как вхожу на пьедестал, как получаю медаль и кубок, становясь лучшей в стране.
Слезы, они непрошенные, глупые, но льются бесконечным потоком. А боль, кажется, сводит внутренности, не дает вздохнуть. Я откладываю швабру и просто сворачиваюсь в клубок, рыдая над несбывшимися мечтами и надеждами.
Вздрагиваю от хлопка двери, утираю слезы и вскакиваю.
— Я почти закончила. Пока лучше не входить.
— Ты меня поражаешь Зайцева, — слышу знакомый голос и замираю. Даже оборачиваться боюсь. Сережа? Тут! В клинике!
— Уйди, мне не до тебя!
— Да тебе вообще ни до чего! Забила на тренировки, моешь полы и чистишь утки!
— Это тебя не касается!
— Согласен. Мне вообще похуй. Но ты хотела стать чемпионкой. Ради этого послала меня куда подальше, а теперь что? Ни меня, ни гимнастики? И ради чего?
— Я не знаю, не знаю! Я же не могу просто пойти против отца, ослушаться его, сделать так, как хочу я! — оборачиваюсь, реву, не могу остановиться. А он смотрит так, как на пустое место. — Зачем ты пришел? Поглумиться? Посмотреть на меня разбитую? Уходи!
— В отличие от тебя я делаю, что хочу, а хочу я быть сейчас с тобой, — он подходит близко, обдает терпким запахом сигарет и улицы. Я просто утыкаюсь ему в грудь и заливаю темный свитер слезами. — Пора взрослеть, Луш! Пора сделать, наконец, то, что хочется тебе. По-настоящему хочется.
— Пойти против отца? Я не смогу! Он не простит.
— Ты всю жизнь будешь жить по его указке? Забьешь на свои мечты? На свои желания?
— Я… Не успею. Девочки уже уехали, поезд был час назад. И платье, отец спрятал его, а другого у меня нет.
— Я отвезу тебя, Луш. И платье наверняка дома, просто надо попросить мать отдать тебе его.
— Она не отдаст! Она с ним заодно!
— У нее не было повода ему перечить, а ты дашь.
— Ты… Просто… Дьявол! Ты соблазняешь меня на какое-то безумие!
— Еще даже не начал, Зай, — поднимает он мое заплаканное лицо. — Но дай только повод, и шансов у тебя не останется.
— Поговорим об этом, если я стану чемпионкой, ладно? — хмыкаю и даю коснуться своих губ, раз, другой. Он влечет меня в мир соблазна, касается языком зубов, погружая его все глубже, не позволяя даже вздохнуть лишний раз. Просто пьет меня, прижимая к себе все ближе. Я почти чувствую, как в живот упирается его желание, твердое, сумасшедшее.
— Сережа.
— Ладно, ладно, я просто, как дебил, жду, когда ты передумаешь!
— А как же Вася?
— Не начинай. Ничего у меня с ней больше не было и не будет.
Сейчас, когда он словно волшебник пришел исполнить мою мечту, я ему верю. Верю, что именно я для него важна. И никто больше!
Мы сбегаем из клиники, как воры. Садимся в машину Сережи и мчим ко мне домой. Отец должен освободиться еще только через два часа, и есть шанс, что я успею не только уговорить маму отдать платье, но и выехать из города.
Мы с Сережей поднимаемся на этаж. Волнение заставляет сердце биться чаще обычного. И, наверное, только ладонь Сережи в моей руке придает мне сил.
Я открываю дверь ключом, и мы заходим. Мама тут же появляется в коридоре. Смотрит удивленно, почти шокированно.
— Дочь, что происходит?
— Мам, отдай платье, пожалуйста, я еду в Питер.
Она молчит, мнет в руках полотенце. Только сейчас замечаю ее опухшее лицо, слезы, естественно стекающие по щекам.
— Папа не простит, Луш.
— Я готова рискнуть. В первую очередь ради вас и вложенных в это сил. Пожалуйста!
— Хорошо, — вздыхает она, уходит в свою комнату и минуты три там копошится. Я лишь переступаю с ноги на ногу, сжимаю ладонь Сережи еще крепче и кусаю губы. Неужели повезет? Неужели у нас все получится?
Ощущение такое, что я просто погрузился в этот омут с именем Луша, из которого так долго пытался выбраться.
Но чем больше она не реагировала на мои сообщения и звонки, тем хуже мне становилось. Ведь я знал, что она хочет быть со мной. Что еще день назад она самозабвенно меня целовала!
Я боролся с собой ровно два дня, а потом начал закидывать ее сообщениями и звонками. Тишина в ответ напрягала, тем более, что на тренировках Луши тоже не было. Но стоило подойти к тренеру, как все встало на свои места. Этот старый хрыч, ее отец, даже телефон забрал, и связаться с ней, только как нарываться на прямой конфликт, возможности не было.
Пришлось действовать быстро, найти ее в клинике, где она работала санитаркой, и убедить поехать в Питер со мной. Получилось все, как нельзя лучше. Она может и не занять первое место, но от меня теперь никуда не денется. Половину дороги мы держимся за руки, сначала просто обсуждаем музыку, фильмы, что кто посмотрел за эти два года.
И оказалось, что у нас так и осталось много общего. Мы жадно обсуждаем сериалы, которые когда-то хотели посмотреть вместе, но теперь обещаем друг другу пересмотреть. Мы не говорим прямо о том, что мы вместе, но кажется, что это больше не вызывает внутренних конфликтов. Как там говорит мама, когда приходит после своего пилатеса? Я обрел гармонию.
С Васей нет такого, там постоянно думаешь, что сказать, чтобы потом избежать конфликта, а с Лушей все просто. С ней работает только навсегда. Понятия не имею, какой срок оно будет иметь, но я хочу попробовать. Просто быть рядом, просто наслаждаться ее запахом, ее истериками, ее телом.
Сглатываю, периодически кидая взгляд на острые коленки. Сколько раз я представлял, как их раздвину, погружаясь в этот наивный невинный мир, делая мою малышку, наконец, взрослой, столь же жадной до секса, как я сам.
Луша просыпается на подъезде в Питер. Смотрит по сторонам, потягивается так, что ее упругая грудь виднеется сквозь тонкую белую футболку.
— За дорогой смотри, — смеется она, тут же доставая свитер и надевая его. Скрывая такую красоту.
— А у меня глаза, как у краба, в разные сторону могут крутиться.
Луша смеется, мы по пути в гостиницу заезжаем в молл, чтобы купить новую форму, балетки и резинки для волос. Расслабленные, бродим по магазину, забегаем перекусить.
— Я, если честно, не знаю, как тебя благодарить, — вздыхает Луша, когда мы уже садимся в машину, а я совершенно серьезно киваю.
Все ты знаешь.
— Мне приятно делать тебе приятно. Надеюсь, теперь ты не скажешь, что мне на тебя плевать, и между нами ничего быть не может.
— Я теперь даже не знаю, что может заставить меня это сказать, — сама обнимает меня, целует в щеку, а я губы подставляю.
Жадно прижимаюсь к ее рту, просто купаюсь в этом свежем ощущении, словно после долгой жары окунаюсь в прохладное море.
Только вот теперь хочется еще и еще, а скромность Луши в этом деле только мешает. Можно надавить, но чуть позже, когда она и мысли не будет допускать, что то, что мы будем делать, плохо.
Остаток пути до гостиницы болтаем, но Луша напрягается, когда мы тормозим. Тренер и девочки уже заселились, наверняка на тренировку побежали. Тут для этих целей выделили целый конференц-зал.
Кстати, девчонки из команды не будут рады Луше. Слышал, как говорили о больших шансах на победу. В принципе, здоровая конкуренция. Всем хочется на пьедестал.
Не знаю, возможна ли в таких условиях дружба. У нас все проще. Мы команда. Наша победа— это результат общих усилий.
Я провожаю Лушу на ресепшен, где ее уже ждет Наталья Юрьевна. Они обнимаются, но судя по всему, отдыхать не пойдут.
— Нужно привести тебя в форму. Костюм-то есть? — передаю ей чехол с платьем. — Отлично. Форма есть?
— Все есть. Я готова.
Она улыбается мне и уходит, а я плюхаюсь в кресло и снимаю блокировку с контакта Василины. Она словно чувствует это, тут же начинает написывать, задавать много вопросов. Я вчера ей сказал, что хочу быть с Лушей, но она словно не слышит.
Отвечаю на входящий.
— Ты в Питер ее повез? Совсем свихнулся?
— Вась, я вроде по-русски говорю.
— Думаешь, она даст тебе?
— Тебя это больше не касается. И давай закончим это обсуждать.
Она берет паузу, я даже думаю, что, может, трубку положила, смирившись с неизбежными изменениями в нашей дружбе. Секса не будет точно. Рисковать отношениями с Лушей я не готов. А Вася может и настучать.
— Ладно, прости, что-то я совсем дурью маюсь. На тебе клин клином не сошелся, верно?
— Верно, поклонников у тебя хватает.
— А вы в каком отеле остановились? Название забыла.
— Авангард. Рядом с Юбилейным который.
— Там еще набережная рядом, где мы гуляли, когда со школой приезжали?
— Она самая, — замечаю Арину, которая несет костюм Луши. – Все, Вась, пора мне.
Это, конечно, паранойя, но лучше посмотреть, что Арина планирует сделать. И так ли она хороша, как о ней рассказывает Луша.