Все персонажи, упомянутые ниже, полностью выдуманы автором, а описываемые события не имеют отношения к официальной истории.
Герцог Генри Оберон Уэстлэй сидел в большом кресле, обитом блестящей кожей коричного цвета, так хорошо сочетающегося с цветом дубовых стен просторного кабинета с большими окнами до пола, которые впускали свет и позволяли не пользоваться осветительными лампами до позднего вечера, пока сумерки не сгустятся и не включатся уличные фонари.
Генри проводил в кабинете слишком много времени чувствуя, как сидение на одном месте и бумажная волокита душат его; ему не хватало жизни и движения, свободы и чувства беззаботности. С тех пор, как мужчине пришлось бросить свои дела и вернуться в Англию, дабы вступить в наследство после кончины отца и вести дела, Генри чувствовал себя загнанным в клетку, — исполнять обязанности, возложенные на него вместе с титулом, значило отказаться от привычной ему жизни и жить по правилам светского общества, которое он едва переносил.
Молодой герцог раздражительно и придирчиво просматривал бумаги о расходах, глубоко вздыхал и из уст периодически вырывались ругательства. С отцом Генри не ладил никогда и старался держаться от него подальше; своевольный и упрямый Эдвард не признавал никого, даже родного сына, и делал всегда только так, как хочет сам. Чем старее становился герцог, тем больше губительных привычек проявлялось в нем, особенно любовь к бренди и азартным играм, благодаря которым он промотал довольно большое состояние, но Генри пребывал в таком скверном настроении не от потраченных средств; мужчина закроет эту финансовую брешь собственными средствами, заработанными его флотом и странствиями. Точка кипения у герцога наступила тогда, когда на глаза ему попалась запись о том, что одно из фамильных имений Уэстлэй было подарено графу Лестеру как уплата за проигрыш в карты. Восемнадцать лет Генри держали в неведении и гневу его не было предела.
Стук в дверь заставил оторваться от бумаг и проблем, которым не было конца. Герцог поднял голову и призвал входить. В проеме показался высокий и худощавый старик с прекрасной осанкой, в строгом черном костюме. Седовласый мажордом учтиво склонил голову.
— Ваша светлость, граф Джонатан Эверетт Лестер.
— Пригласите, Коупленд. — прилагая усилие, дабы подавить все раздражение и отвечать требованиям светского общения, герцог постарался даже улыбнуться, но тонко-очерченные губы не послушались его. В кабинет за Коуплендом вошел статный мужчина средних лет, с темными усами и добродушным выражением лица. В руке его была изящная серебряная трость, о которую он чуть опирался, делая шаг левой ногой, но это не портило грацию, с которой он приближался к Генри.
— Ваша светлость, чего я не ожидал с утра, так это приглашения от Вас! — граф с улыбкой склонил голову перед молодым герцогом. Джонатан не кривил душой, он действительно удивился приглашению от человека, который успел прослыть нелюдимым и негостеприимным в отличие от отца. Если, конечно, дело не касается какой-нибудь очаровательной леди. — Но, все же я рад этой встрече, чем бы она не была вызвана.
Вот тут Генри почувствовал лукавство, но никак не отреагировал. Он жестом пригласил графа сесть на против и в ответ склонил голову.
— Что ж, граф Лестер, я рад, что Вы пребываете в таком хорошем расположении духа. — Генри присел обратно в свое кресло. — Желаете чего-нибудь выпить?
— Нет, благодарю. — граф поудобнее расположился, прислонив трость к ноге. — Я буду рад выслушать Вас, Ваша светлость, затем мне нужно спешить.
— Что ж, давайте к делу. — Генри был только рад скорее закончить с любезностями поскорее, и он не мог не почувствовать симпатию к графу за такое одолжение. — Я заранее прошу прощения, ведь дело о котором пойдет речь очень давнее, но значащее для меня много. — по изменившемуся лицу графа, Генри увидел понимание. — Да, я говорю о Хоуэлл-Роу Ривз, находящееся уже восемнадцать лет в Вашем владении.
— Ваша светлость, если Вы сомневаетесь в законности моих прав…
— Нет, ни в коей мере, у меня нет цели оскорбить Вас, только изъявить желание вернуть дорогое моему сердце и моей семье имение. — Генри наблюдал за тем, как некое смятение отражается в голубых глазах Лестера, и он не находится, что сказать. — Я подготовил бумаги на выплату крупной суммы денег за Хоуэлл, а также, если Вас такое предложение не устраивает, бумаги на дом на Елисейских полях, который я готов оформить на Вас.
Граф будто утратил дар речи и рот его раскрылся от удивления. Он никак не ожидал, что разговор пойдет именно в такое русло и не был готов.
— Ваша светлость, я даже не знаю, что сказать… — Джонатан заерзал в кресле, перекидывая одну ногу на другую и чуть было не уронил трость на пол.
— Подумайте, Джонатан, я Вас не тороплю. — Генри решил не давить на человека, который показался ему приличным и вполне понимающим, и в этот раз выдавить улыбку из себя у него получилось. — Буду ждать от Вас ответа тогда, когда Вы хорошо все обдумаете…
— Я не могу. — Лестер неожиданно перебил герцога, улыбка тут же исчезла с лица Генри и его правая темная бровь изогнулась, выражая удивление и недовольство одновременно. — При всем уважении к Вашим чувствам и к Вашей семье, я не могу… Ведь это имение теперь дорого и мне.
У герцога вырвался смешок. Он, привычным ему холодным взглядом полным подозрений, следил за каждым мускулом на лице графа; надо же, неужели чутье его подвело и перед ним подлый алчный человек, почувствовавший, что может урвать больше?
— Все же, Вам лучше подумать, прежде чем отказываться.
— Я помню, — начал граф, не стараясь избегать пристального взгляда герцога. — Его светлость сказал мне: «Ты сделаешь мне одолжение, если примешь это чертово имение в счет проигрыша.» Сумма была крупная и деньги были нужнее, нежели имение, которое нужно было содержать… Этот трофей обещал меня разорить в конец, если я приму его, но я рискнул и не стал настаивать. И знаете что, ваша светлость? — Ясные глаза улыбались герцогу, в них таились тепло и любовь — совершенно незнакомые ему чувства. — Нигде я не был так счастлив, как в Хоуэлл-Роу Ривз.
Раздосадованная Киара Ривз сидела на выкошенной траве и рассматривала пальцы на ноге, отказываясь от помощи друга, благодаря которому попала в такую ситуацию.
– Слушай, не злись, я то тут не причем, ты сама решила разуться! – темноволосый юноша крутился возле девушки, но та лишь отмахивалась от него, что-то бормоча под нос. – У меня зрение что надо, давай посмотрю!
– Пол, перестань бегать как истеричная девка и загораживать мне свет! – Киара убрала волосы с лица и заправила за ухо, чтобы рыжевато-каштановые волосы не лезли в глаза. Молодой человек с неким волнением перевел свой взгляд от стройных щиколоток на ее шею, открывшуюся его взору; кожа казалась такой нежной, тонкой. Как же ему было сложно и дальше играть в друзей, когда с каждым годом эта чертовка становилась все прелестнее и прелестнее, настоящей женщиной, способной свести с ума любого мужчину. Пол отвернулся от нее и грубовато сказал ей торопиться.
– У меня мало времени и много работы, я не могу целый день торчать здесь и ждать, пока ты вытащишь несуществующую занозу!
Киара закатила глаза и вытянула ногу вперед с детской непосредственностью.
– Сам ты несуществующий! Если ты справишься лучше, дерзай.
Пол посмотрел на нее так, словно его уже очень долго упрашивали, и он делает ей огромное одолжение. Опустившись на колени, его длинные пальцы коснулись прохладной и чуть влажной от утренней росы щиколотки. В этот момент, подняв взгляд теплых карих глаз на девушку, он встретился с ее взглядом; зеленые глаза выражали изумление и смущение. Он почувствовал, что их пронзило одинаковое ощущение при этом невинном прикосновении, но собравшись, Пол все же стал рассматривать стопу девушки. Проводя большим пальцем по тыльной стороне стопы Киары, в нем разгоралась буря эмоций. Сама же девушки хихикнула и чуть одернула ногу.
– Щекотно!
Пол взглянул на нее из-под бровей томным взглядом и улыбка девушки медленно исчезла. Ее губы оставались приоткрытыми и так манили…
– Киара Ривз! – от крыльца дома бегом неслась кругленькая женщина, размахивая тряпкой. – Немедленно иди домой!
– Если я убегу, будет ли это трусостью? – смущенно усмехаясь, спросил Пол, сжимая ножку девушки в своих руках.
– Это будет разумно. – Хихикнула Киара и оттолкнула его от себя. Парень оглянулся на злую женщину, почти добежавшую до них и, помахав ей, понесся прочь.
Девушка вскочила на ноги, схватила свои юбки в руки и собиралась последовать примеру друга, но не успела; размахнувшись тряпкой, женщина шлепнула Киару по заду, чудом не задохнувшись от возмущения.
– Что за поведение, во дворе собственного дома! Возмутительно! Этот Аткинс слишком много себе позволяет! Вам уже не по пять лет, чтобы вот так близко общаться и не накликать беду!
– Беккс, прошу, у тебя тяжелая рука! – Киара ловко увернулась от очередного шлепка и протестующе замотала головой. – Ничего страшного не произошло!
– Я видела собственными глазами! – хорошенькое и некогда светленькое личико женщины побагровело. – Он чуть не поцеловал тебя!
– Вздор, – Киара поморщилась, словно съела кислятину, и махнула рукой. – Сделай он подобное, получил бы по носу.
Ребекку это не успокоило, ведь она заметила смущение подопечной, как бы та не старалась это скрыть, но долго сердиться на девчонку она не могла, уж слишком любила. Взяв под руку Киару, Ребекка повела ее домой, уже спокойно причитала о том, во что оборачиваются отношения мужчины и женщины.
– Меньше всего на свете я желаю тебе такой же участи, какая была у твоей матушки. Никогда, дорогая, не вернешь свою честь и не отмоешься, хоть раз запятнавшись, поддавшись чувствам…
Девушка вдруг остановилась и недовольно взглянула на свою нянечку, которая рядом с ней с самого дня рождения. Она очень любила эту женщину, ставшую ей матерью, но терпеть не могла, когда Ребекка говорила с ней так, будто она не бастард, а благочестивая леди.
– Я уже родилась с грязным пятном, Беккс. И не скажу, что мне жаль мать, ведь она была самой счастливой женщиной. Уверенна, дай ей шанс поступить иначе, она все равно выбрала бы тот же путь. – Не позволяя Ребекке открыть рот и возразить, девушка гордо задрала голову и произнесла уверенно, от чего женщине чуть не стало плохо: – Если у меня будет нечто подобное, я поступлю так же, как и мама.
Ребекка уже собиралась скомандовать девушке отправляться к себе в комнату, но звук приближающегося экипажа отвлек обеих. Киара засияла и подпрыгнула на месте, удивленно глядя на няню.
– Так рано? Он ведь всегда приезжает после обеда!
– Надеюсь, ничего не случаюсь, не дай Бог! – пробормотала Ребекка и с тревогой глядела на приближающийся дилижанс.
Граф Лестер заметил машущую ему дочь, с нетерпением переминающуюся с ноги на ногу; время шло, но Киара оставалась той же малышка, с таким трепетом ожидающей их встречи. Джонатан улыбнулся, отмечая про себя, что девочка стала еще выше ростом, еще краше, а волосы на солнце блестели, словно осеннюю листву охватил пожар. Именно в этот момент, глядя на свой лучик солнца, графа озарила мысль.
«Джон, она не должна быть пешкой в интригах…»
– Нет, любимая, она станет королевой.
Не успел Джонатан ступить на землю, как попал в цепкие объятия. Киара повисла на нем, а граф, забыв о больной ноге, закрутил девушку, радостно хохоча и целуя в макушку густой копны.
– Моя радость, мое ослепительное солнышко, как я счастлив!
– О, папочка! – у графа было еще две дочери, родившиеся в браке, но ни одна из них не звала его «папочкой» просто так. Это грело его душу и сердце. – Я не ждала тебя так рано, даже не успела привести себя в порядок! – критичным взглядом оглядывая себя, успевшую поваляться в траве и побегать, Киара обнажила босые ноги, но тут же быстро спрятала.
– И обуться, судя по всему… – заметил Джонатан, но он привык к этой непоседе, и любил ее такой, какая она есть. – Опять не слушается, Бекки? – заметив служанку позади дочери, граф раскрыл объятия, чтобы поприветствовать и женщину. Ребекка смущенно обняла Джонатана, до сих пор не привыкнув к тому, что ее считают членом семьи, а не слугой.
Генри лежал с закрытыми глазами, слушая, как стук его сердца вновь становится ровным и спокойным. Лицо его было беспристрастным, отстраненным, словно его здесь и не было, душой мужчина находился в другом месте и с другой женщиной.
— Ты сказала, что опытна в любовных делах, но это далеко от правды. Зачем наврала и так просто рассталась с честью? — не глядя даже в сторону красивой блондинки с пухлыми губами и небесно-голубыми глазами, спросил он с отеческой строгостью, чувствуя презрение. «Никогда не касаться невинных» — это было его правилом, которое он нарушил из-за этой глупой девчонки.
— Ваша светлость, я правда опытна, невинность была лишь формальностью. Я готова доказать это… — девушка принялась покрывать поцелуями обнаженный торс герцога, но тот отстранил ее от себя.
— Ненавижу ложь. Если хотите, чтобы мы и дальше виделись, впредь не смейте лгать. — Холод в его глазах пригвоздил к месту молодую красавицу и та робко кивнула, натягивая на себя покрывало.
— Тогда я скажу правду, если позволите… — тихо прошептала она, но ответа не было. Смущенно опустив взгляд вниз, юная леди продолжила. — Достойнее моей чести более не сыщешь кроме Вас, милорд.
Взглянув наконец на это создание, полное покорности, Генри вновь ощутил, что желает ее. Ловким движением он стянул с нее покрывало, обнажая полную высокую грудь, похожую на наливные яблочки и промолвил:
— Тогда покажите мне то, что хотела показать.
Просияв, девушка вновь принялась осыпать поцелуями загорелую мощную грудь, позволяя тоненьким ручкам блуждать по самым интимным местам. Генри вновь прикрыл глаза, позволяя себя ласкать и где-то глубоко внутри радовался тому, что что-то чувствует. К сожалению, это ненадолго, пустота настигнет вновь, но сейчас он чувствовал.
Молодая любовница действительно ублажала его довольно смело и умело, но здешние женщины никогда не сравнятся с индийскими жрицами, умевшими довести тебя до пика за считанные минуты. Как бы не старались англичанки, они не умели отдаваться страсти полностью и целиком.
Когда любовные утехи надоели герцогу, он отодвинул старательную девчонку и принялся собираться.
— Пора. Пока Ваш отец не стал подозревать чего.
Девушка откинулась на подушки и смешно скривила губы.
— Моего отца ближайшее время не будет. Он в своем любимом имении, в компании более любимой дочери.
Герцог натянул бриджи, но отвлекся от шнуровки и из-под бровей взглянул на любовницу.
— Я думал вы с сестрой живете с ним.
Девушка невинно округлила глаза, понимая, что сболтнула лишнего и пожала плечами, изображая дурочку.
— Так и есть. Я помоюсь перед уходом, если Вы не против. — поспешно поклонившись Генри, девушка скрылась в ванной.
Недоговоренность мужчине не понравилась и он пошел следом за ней, помешав девушке плотно закрыть за собой дверь.
— Тогда о какой любимой дочери ты говоришь? — возможно, Генри был близок к разгадке, почему граф категорически против продажи Хоуэлл-Роу и просчитался, выбрав не ту дочь. Еще до того, как позвать Джонатана на беседу, герцог решил подстраховаться и успел познакомиться с его дочерью. Точнее, та мило кокетничала с ним и, узнав ее фамилию, Оберон решил, что птичка сама прилетела ему в руки; возможность надавить на графа через младшенькую дочь в случае его упёртости и заодно совместить приятное с полезным. Как же он ненавидел просчёты!
По лицу герцога было ясно, что фокус с округленными глазами а-ля "я дурочка" не прокатит и испустив тяжкий вздох, Элоиз созналась.
— Моя мать не переживет, если кто-то из общества узнает об этом позоре. Наш отец однажды рехнулся и последствие того живет теперь среди холмов, в Хоуэлл-Роу.
Генри усмехнулся и неожиданно для девушки поцеловал ее в пухлые губы, да так, что Элоиз еле устояла на ногах.
— Доброй ночи, Элли. — оставив ошарашенную девушку, герцог подобрал с кровати свою рубашку и жакет, и скрылся за дверями спальни.
Элоиз дотронулась кончиками пальцев до губ, которые все еще горели от поцелуя и прислонилась спиной к двери, не веря в свое счастье; с тех пор, как появился этот высокий темноволосый красавец в Лондоне, такой не похожий на остальных мужчин, женщины так и крутились вокруг, желая добиться внимания, но получилось это только у нее.
Элли погрузилась в теплую ванную, размышляя о том, когда же он попросит ее руки и какими красивыми получатся у них дети.
Спустя несколько дней, разгрузив себя от множества проблем созданных отцом, мужчина решил навести кое-какие справки и с этим вопросом обратился к своему адвокату. В записке была не просьба, а скорее требование разузнать о Джонатане и его бастарде. Затем, он принялся неспешно разбирать почту при тусклом свете лампы, буквально завалившую дубовый стол. В основном там были приглашения на балы и прочие рауты, которые тут же отправлялись в сторону даже не вскрываясь, но на одном письме герцог остановился и с интересом распечатал его.
Ваша светлость,
С глубоким уважением и желанием разрешить недопонимание между нами, и, дабы сохранить старую дружбу между нашими семьями, приглашаю Вас, не осмелюсь сказать МОЕ, в наше поместье. В Хоуэлл-Роу Ривз. Тут чудесная погода и свежий воздух.
Ваш преданный друг,
Дж. Эверетт
В слащавом приглашении была явная подоплека, которую не почуял бы лишь полный дурак. Герцог усмехнулся, сгорая от любопытства, что же задумал "преданный друг". Вызвать жалость, показав своего побочного ребенка? Запросить цену выше? Что же, на любую дерзость у Генри найдется ответ.
— Коупленд, — по одному лишь зову в кабинете вырос седовласый и высокий мажордом, готовый исполнить любое поручение. — Подготовьте на завтра дорожный костюм и соберите в дорогу несколько сменной одежды. Без изысков. Меня не будет пару дней.
— Да, Ваша светлость. Мне отменить Ваш поход с леди Элоиз в оперу?
Генри вздохнул; он совершенно забыл о том, что подписался на совместный выход в свет с этой девчонкой. Если верить ее словам, то эта связь — пустая трата времени и ресурсов, однако нужно было сохранить план "Б".
Джонатан встал довольно-таки рано, чтобы распорядиться лично подготовками к приезду важного гостя. Признаться, граф сомневался, что Оберон примет приглашение, однако зря.
"Ваше сиятельство, Вы избавили меня от нужды вести себя как невежда, являющийся без спроса. Буду в назначенный час."
Колкий и короткий ответ, намекавший на то, что герцог явился бы и без приглашения. Что же, с одной стороны имел бы полное право, ведь в часовне не далеко от особняка покоятся его мать и бабушка.
— Папочка, Вы хотели поговорить, но я заждалась в кабинете... — голос дочери вырвал графа из раздумий. Мужчина поднял глаза на Киару, сиявшую словно утреннее солнце и сдержанно улыбнулся. Целую неделю он пытался сказать о своих планах ей, но не решался. Говорил лишь намеками, которые девушка пропускала мимо ушей. Ребекка докладывала ему, что разговоры о возможном замужестве и перспективой стать частью светского общества смешили ее, хотя в основном Киара подобную болтовню няни игнорировала.
— Ты ведь готова, дорогая? Сегодня прибудет важный гость...
— Я уже опасаюсь, что это будет сам Господь Бог, отец. — девушка спиной прислонилась к стене и подозрительно уставилась на отца. — Я перестала молиться лет в 12 и точно выставлю тебя в дурацком свете...
Джонатан не был настроен на шутки и нахмурился, сложив руки на груди.
— Прошу тебя...
Киара закатила глаза и хихикнула, вешаясь на широкие плечи отца.
— Я пообещала, не переживай. Что-что, но слово я держу.
Джонатану сложно было успокоиться, но ему ничего не оставалось кроме как смириться заранее, если вдруг что-то произойдет. Мужчина поцеловал дочь в макушку и велел идти к себе, отдохнуть после завтрака и привести себя в порядок к обеду.
Киара широко зевнула и не спеша пошла в свои покои, шлепая по мраморному полу босиком. Привычка скидывать туфли и шлепать босиком у нее была от матери, которая именно таким способом "запоминала, ощущала, становилась единой с жизнью". Мужчина усмехнулся, отмечая силу наследственности, но вдруг встревожился, как бы девчонка не заболела.
— И обуйся! — крикнул он вслед, не зная, был ли услышан.
Герцог ехал верхом, отказавшись от экипажа, поскольку взял с собой небольшой саквояж; погода была через чур прелестной и трястись в душной карете не было желания. Рассекая по тропинкам и подставляя лицо солнцу, мужчина ощущал себя полностью свободным и счастливым. Он мог ни о чем не думать наконец-то, действительно побыть наедине с собой.
Генри сбавил темп, когда достиг фермерской деревушки, которую узнал по старой мельнице. Глядя, как она крутится, он словно вновь превратился в того юношу, который целовался за этой мельницей с местной девчонкой. Усмехнувшись про себя, Генри лениво перевел взгляд на местных, с интересом поглядывающих на него; дорогой дорожный костюм с вышитым на груди фамильным гербом и отличный скакун не могли остаться незамеченными, но герцог не обращал внимания и продолжал свой путь. Он намеревался зайти в часовню, навестить могилу матери, прежде чем прибыть к графу.
Мать свою он помнил кроткой женщиной, спокойной и вечно пребывающей в своих раздумьях. Женщиной, которой было проще игнорировать проблемы окружающих, нежели пытаться вмешиваться. Генри часто прибегал к ней в детстве, когда он еще ничего не смыслил ни в людях, ни в жизни, чтобы пожаловаться на грубого отца или слишком частые увеселительные мероприятия у них дома, мешавшие ему отдыхать и заниматься.
— Малыш, просто представь что ты в другом месте, где ничего такого нет и все будет хорошо. — со странной и блаженной улыбкой отвечала она, поглаживая сына по головке. — Тебя это будет раздражать, пока ты обращаешь внимание...
В какой-то степени, Генри жалел, что не унаследовал это невероятное спокойствие от матери; "мириться" — это то, что ему было совершенно незнакомо.
Тем не менее, герцогиню он любил, уважал и тосковал, желая вновь увидеть, как она сидит в огромном кресле за вышивкой, не дотягиваясь до пола ножками, и напевая под нос песенку. Она была его гармонией и спокойствием.
Старая часовня Уэстлей, некогда построенная под аббатство, но так аббатством и не послужившая, была расположена на небольшом кладбище, прилегающем к старому кладбищу Хоуэлл-Роу, и являлось одним из старейших зданий в этом районе. Основание ее было около 50 футов на 40 футов, высота башни не более 36 футов, а материалом послужил песчаник; горная порода, основным компонентом которой служит песок различных минералов, добытый в карьере неподалеку. Капелла часовни была украшена скромно, опорой служило всего 4 колонны, стены казались пустыми, всего три витражных окна прямоугольной формы и одно круглое на вершине башни. Территория часовни была ухожена; кусты подстрижены, трава выкошена, каменные дорожки чистые, а по краям цвели во всю различные цветы. Генри не спешил к склепу, где покоится мать, оглядывая все и оценивая, насколько граф Лестер хорошо справляется со своими обязанностями. К счастью герцога или же к его разочарованию, Джонатан заботился о земле, вверенной ему по глупости Эдвардом Уэстлей.
— Вам помочь, молодой человек? — за спиной герцога послышался старческий голос и мужчина обернулся, величаво выпячивая грудь. Судя по всему, перед ним стоял служитель часовни — седовласый старик в рясе и с четками, шаркающими шагами приближавшийся к непрошенному гостю. Но, видимо заметив герб на одежде, он замер.
— Доброго дня! Я не побеспокою Вас...
— Ваша светлость, — старик поспешно отвесил поклон герцогу и растерянно смотрел на него.
— Давно здесь служите, отец? — Генри показалось, что лицо служителя ему знакомо.
— С тех самых пор, когда эта земля принадлежала его светлости, Джеймсу Уэстлей.
— Джеймс — мое второе имя. В честь деда. — улыбнулся Генри. — Я пришел навестить семью.
Грустно вздохнув, старик пошел впереди герцога, сложив руки за спиной.
— Это прекрасно, Ваша светлость. Давно здесь не ступала нога Уэстлей. О семье нужно помнить. — бормоча себе под нос, старик довольно бодро шагал, обходя здание часовни. Генри шел за ним, пытаясь вспомнить имя священника. — Ваша матушка на воскресных молитвах всегда раздавала милостыню и делала щедрые пожертвования.
Генри стоял у окна, заведя руки за спиной, разглядывая открывающийся вид цветущей природы и лучи уходящего за горизонт солнца. Он улыбался, сам не понимая от чего; возможно стоило раньше выехать за город, а не торчать со дня возвращения в Лондоне, разгребая бардак в делах, оставленный отцом. Сейчас он был достаточно далеко от всего этого и ему нравилось это чувство; когда он вернет себе этот дом, все лето и весну будет жить здесь, уж точно.
Подумав об этом, герцог понял, что расслабиться до конца не мог, ему все еще не удалось разгадать, к чему было нужно приглашение от графа и этот уикенд. Достаточно было написать отказную в его пользу, а адвокат решил бы все остальное, без необходимости видеться и проводить время, любезничая и изображая дружбу.
Увидев на улице девушку, бродящую по саду, длинные волосы которой переливались словно раскаленная вулканическая масса под солнечным светом, Генри будто вновь услышал ее голос:
"-- А у Вас большое сердце, Ваша светлость?"
Мужчина усмехнулся, сам того не ожидая, поймав себя на мысли, что действительно выбрал не ту девчонку и издал смешок погромче, когда пазлы стали сходиться в голове: Джонатан Лестер пригласил его сюда, чтобы герцог увидел его дочь... Будь он проклят, если это не так! Только вот с какой целью? Какой план у этих двоих? Серые глаза загорелись от интереса, охватившего его, дух авантюриста, доставшийся от ему от отца, проснулся; он продолжал наблюдать за тем, как грациозно девушка порхает среди кустов, аккуратно срезая цветы и время от времени подставляя лицо солнцу. Генри Уэстлей был человеком, знавшим довольно много разных женщин. Он точно мог сказать, что юный бастард графа обладала необыкновенной красотой и очарованием. Но, опять-таки, к 33-м годам он успел хорошо изучить женскую натуру и выработать иммунитет к "очарованиям", способным затуманить тебе голову и одурачить.
Генри лениво перевел взгдя с окна на часы, стоявшие на камине; обед он пропустил, желая отдохнуть, но теперь настало время ужина. Поправив свой жакет, мужчина отправился на трапезу, предвкушая интересный вечерок.
Джонатан сидел во главе стола, набитого разными закусками и блюдами в изысканной посуде, которую прислуга доставала лишь по особенному поводу. Услышав приближающиеся шаги, граф подозвал к себе мажордома, распорядился разливать вино и нести горячее, затем встал из-за стола, приветствуя герцога.
-- Ваша светлость, добрый вечер! Я боялся, что и ужин Вы пропустите. Прошу... -- Джонатан дождался, пока Генри сядет по его правую руку и присел сам, волнуясь перед запланированным разговором.
-- Свежий воздух нагоняет сон и хороший аппетит. -- сдержанно улыбнулся герцог, оглядывая столовую. -- Вы хорошо поработали и облагородили этот дом, граф.
-- Это стоило мне больших денег. -- польщенный похвалой, ответил мужчина, пригладив свои темные усы.
-- Я все возмещу и дам сверху пол стоимости, только верните его мне. -- Генри сказал это так неожиданно, что граф растерялся на секунду.
-- Э-м, мы поговорим чуть позже, если позволите. -- уклончиво ответила Джонатан, затем посмотрел поверх головы герцога с улыбкой. -- Киара, проходи.
Генри обернулся и увидел робко преклоняющуюся перед ним девушку, изящно придерживающую пальчиками свое платье из синего бархата с белыми оборками; ее густые волосы были собраны на затылке, открывая вид на длинную шею и плечи. Мужчины встали одновременно, граф протянул обе руки дочери.
-- Ваша светлость, мне не удалось представить Вам свою дочь из-за неприятного инцидента...
Решив наколить обстановку, Генри приподнял брови, изображая удивлении.
-- Я думал у Вас всего две дочери и обе в Лондоне.
Желаемый эффект был достигнут и Джонатан замешкался, глядя на Киару, которая стиснула его руку, за которую держалась, словно дитё.
-- У меня три дочери, но я до сих пор не понимаю, проклятие ли это, или же дар. -- усмехнувшись, графу удалось обойти неловкую ситуацию. -- Киара -- самая младшая моя дочь. -- Джонатан пригласил дочь сесть как раз напротив герцога. Девушка аккуратно опустилась на стул, стараясь ничего не разбить и не опрокинуть, при этом на ее щеках выступил румянец, выдававший все ее смущение. Герцог заметил, как старательно она изображает леди и ее поведени сильно отличается от утреннего, -- все это смотрелось не естественно.
-- Вам не нравится Лондон, Киара или Вы тоже гостите здесь? -- присаживаясь на свое место, не унимался Генри, стараясь выбить у кого-нибудь из них признания, что она незаконнорожденная, но когда девушка подняла на него свой взгляд, в голове снова пронесся вопрос: "-- А у Вас большое сердце, Ваша светлость?" Будто совесть призывает перестать...
-- Я здесь живу. -- мягким голосом ответила она. -- И рада этому, потому что слышала, что в Лондоне помои... -- девушку прервал кашель отца и она прикусила язык. Как же ей есть в такой обстановке, где нужно контролировать каждый жест, каждое слово и даже мысль? Возникло сильное желание скорее закончить этот ужин.
Генри не мог не заметить того, что произошло и обратился к девушке.
-- Да, помои действительно текут рекой в некоторых местах, но вот ночные горшки вовсе не выливают в окно. По крайней мере теперь.
Киара не ожидала поддержки со стороны этого человека и оживилась, это было видно по тому, как заблестели ее глаза.
-- Я удивляюсь тому, что нынешнее общество считается цивилизованном, хотя взять древних римлян, у которых туалетные технологии предусматривали размещение уборных над ручьем, который постоянно смывал...
-- Дорогая, туалеты за столом не обсуждаются. -- Джонатан не мог не вмешаться второй раз, извиняющися глядя на герцога, который казался повеселел от подобной темы. Вообще, Генри впервые встретил девушку, начавшую подобную тему с таким видом, будто рассказывает о модной шляпке, купленной вчера.
-- Извините. -- Киара снова умолкла и уставилась в свою тарелку, смущенная повторным замечанием и проклиная себя за проявленное невежество.
Бывают удачные браки, но не бывает браков упоительных.
В голове Генри пронеслась цитата Франсуа Ларошфуко, пока он сидел за столом, составляя письмо для своего адвоката. Планы на ближайшее будущее он еще не успел толком составить, но в этих планах точно была женитьба, необходимая для продолжения рода. Женитьба, на которую герцог не тратил и толики мыслей, считая это дело абсолютно простым и житейским. Ему не составило бы труда найти себе подходящую партию с хорошей репутацией и родословной, и в эти расчеты никак не входил расчет на упоительность -- только выгода, удачная партия для его титула и положения, достойная мать для детей.
"... Договор должен четко отражать пункты взаимовыгоды, а именно:
Возвращение в мои владения Хоуэлл-Роу Ривз и прилежащие к нему земли;
Дарование моим наследникам титул графа Лестера и принадлежащее ему имущество, не подлежащее в приданное дочерей и на содержание графини Лестер.
Заверенное завещание графа в двух экземплярах, приложенное к договору с реестром всего передаваемого имущества.
Пункт, где говорится, что брак не состоится или аннулируется, если хоть одна душа узнает правду о моей нареченной мисс Ривз, которая будет представлена Киарой лос Кабальеро, дальней родственницей графа Лестера, прибывшей из Испании на попечительство дяди в связи с осиротением. Но, при этом, поместье Хоуэлл-Роу останется моим."
В один миг все изменилось; Генри смотрел на перспективу брака, понимая, что удачным он может считаться только благодаря этому имению, в остальном же -- провал; он согласился жениться и сделать представителем древнейшего рода Оберон бастарда... Но, видел он в этом некое упоение. Все это не было таким привычным и житейским, а вызывало интерес и пробуждало в мужчине дух авантюриста. Его жизнь намеревалась заиграть новыми красками, развеять его скуку острым ощущением. Киара Ривз обещала стать перчинкой для него, о которой он мечтал с самого возвращения из Индии.
Пробежав по письму еще раз, проверяя, не забыл ли он ни о чем важном, Генри чиркнул еще пару раз пером, добавив в конце: "Я доверяю Вашим юридическим знаниям и вверяю, если что упустил, дополнить и сделать документ соответствующим требованиям."
Больше думать он не мог, хотя должен был составить еще три письма, как минимум. Например, отменить оперу с другой дочерью графа, которая больше подходила ему для удачливого брака, но такой союз оказался бы далек от упоения.
Оставив перо, герцог встал из-за стола и решил отправиться в небльшую ванную комнату, готовиться ко сну.
Скорее всего, признавался он себе, никакая сила не заставила бы его пойти на эту сделку, если бы он не услышал Киару в конюшне; скакун у него действительно был с небольшим дефектом, примесью. И для герцога было большим удивлением, что девчонка разбирается не только в рифме для грустных стихов, но и в породе лошадей.
"Герцога явно надули, или же он сам решил взять именно эту." -- ему стало смешно от двусмысленности, которую обрела эта фраза Киары Ривз, . -- Я сам решил взять именно эту. -- повторил он в пустоту.
Граф проснулся в отличном расположении духа; он успел прокатиться до речки перед завтраком, встав раньше всех, в одном из своих лучших костюмов для верховой езды. Мужчина предвкушал огромное количество волнительных и радостных моментов, пытаясь выстроить все поочередно, дабы составить список дел, связанных с выведеним в свет дочери, ее помолвкой и прочим. Но, пожалуй, по-настоящему волнение вызывал предстоящий разговор с самой Киарой и Джонатан гадал, как же она воспримет новость.
"-- Твое будущее беспокоит меня, Киара. Я, к сожалению, не вечен, поэтому самое время заняться вопросом твоего брака. И, должен признаться, что уже почти все устроил. Ты не представляешь, насколько удачно!" -- мужчина мысленно перебирал фразы, которыми начнет разговор, не в силах выбрать самую подходящую.
"Джон, не стоит." -- противоречивое чувство продолжало возражать голосом покойной любовницы, но граф быстренько его угомонил, уверенно следуя задуманному.
Прекрасное и ясное небо над головой, греющее солнце и пение птиц подействовали успокаивающе на возбужденное состояние Лестера, и он уже возвращался домой, дабы позавтракать и начать подготовку к отъезду, только к подъезду домой мужчина дернул за поводья лошадь и остановил ее, когда заметил свою дочь, держащуюся за руки с каким-то юношей.
Борясь с желанием немедленно прервать непонятную сцену, Джонатан пытался разглядеть, что за наглец позволил себе прижать руки Киары к своим губам; Пол Аткинс в новеньком мундире, казалось, прощался с девушкой.
"-- Отец, прошу Вас, не забудьте замолвить словечко за Пола. Он так отчаянно желает быть полезным стране, но сыну фермера светит только протирать уборные на судне... " -- граф вспомнил, что год назад просил за друга детства Киары об устройстве на королевский флот и чуть расслабился, аккуратно слезая с лошади и передавая поводья подоспевшему конюху.
-- Ллойд, Вы не в курсе? -- мужчина кивнул головой в сторону "парочки", надеясь, что вездесущая прислуга что-то знает.
-- Парня призвали, пришел прощаться, Ваше сиятельство. -- морщинистое и загорелое лицо конюха озарила улыбка, когда он посмотрел туда, где Киара принимала записку из рук друга. -- Если он это и делает, то только ради нее.
Джонатан вдруг строго взглянул на мужчину, который был ниже его на пол головы.
-- Зачем это ему делать это ради нее?
-- Мистер Аткинс, сэр, очень преданно влюблен, но считает себя недостойным Вашей дочери. Вот и идет в службу, надеясь добиться высот, но я ему говорил...
Джонатан не стал слушать дальше, что болтает конюх, стремительно направляясь к молодым людям, совершенно забыв о больной ноге. Возмущение, которое было прошло, вернулось во много раз сильнее. Чего-чего, а вот такого он не потерпит, тем более, когда почти помолвил свою дочь с герцогом.