Сделка. Ради наследника

Глава 1

– Даниил – мой внук, поэтому воспитывать его буду я.
– Ошибаетесь, господин Стужев. Даня – мой внук. И только попробуйте его отнять, я вас на кусочки порву и по ветру пущу.
– Ты? Мне? Угрожаешь? – прищуривается.
– Предупреждаю, – не собираюсь отступать.
***
Данька – единственное, что осталось у меня после смерти сына. И внука я никому не отдам. Ни его горе-мамаше, сбежавшей, как только родила. Ни этому выскочке Стужеву, заявляющему, что именно его сын – биологический отец моего внука.
Однако, серьезный враг ломает планы и заставляет идти на сделку с тем, кому еще вчера угрожала.

*************************

АННА

– О, а что у нас здесь делает секретутка? – вскидываю бровь, останавливаясь на пороге кабинета мужа в собственном доме.

Скрещиваю руки на груди и, привалившись плечом к дверному косяку, с милой улыбкой рассматриваю композицию из сидящего в кресле Тимофеева, того самого, кто пока еще числится моим мужем, и Гусаровой, его а-ля идеальной помощницы, пристроившейся в шаговой доступности.

Почему идеальной?

Так она, как комбайн пашет, одновременно совмещая в себе целых четыре функции: секретарши в рабочее время, подружки для компании в обеденный перерыв, шлюшки по вечерам, когда мой муж якобы задерживается на важных переговорах, и телефонного психолога-реабилитолога по выходным.

Не зря ж Русланчик с ней до стертых подушечек пальцев с утра субботы до ночи воскресенья переписывается. То лыбясь, как чеширский кот, облизываясь и лайкая фотографии в стиле ню, то жалуясь на опостылевшую женушку, то строя грандиозные планы на очередную совместную командировку в соседний город, где можно без оглядки на время и вездесущих знакомых быть с молодой и легкой на подъем Ниночкой вместе.

– Аня? – едва заметно дергается благоверный.

Она самая.

Анна Тимофеева. Тридцатисемилетняя обладательница ветвистых рогов, о существовании которых узнала не так давно, но точно поняла одно – этот атрибут на голове абсолютно лишний, а значит подлежит сбросу.

Как и муж, с которым прожила девятнадцать лет.

И ведь думала – неплохо эти годы жила. Успели и дом простроить, и яблоневый сад посадить и сына-умничку родить и вырастить…

Однако, всем нам свойственно ошибаться.

– Анна Германовна? Здравствуйте, – вторит своему любовнику гостья этого дома, слегка напрягаясь. А вот загребущие ручки с мужских плеч снимать не спешит. Убирает, но не так чтобы поспешно.

– Здравствуйте, Ниночка. А вы что, пришли Русику карандашик поточить, да, пока жена в отъезде? – подмигиваю юной деве, указывая глазами на ширинку супруга.

Прослеживает. Немного краснеет.

– Я по работе! – возмущается почти достоверно.

Жаль, но лишь почти.

– Да ладно?! Правда что ли? – хмыкаю, откровенно ее разглядывая.

А чего теперь стесняться?

Хотя я на стеснительную никак не тяну. Да и не тянула никогда. Юристы – они такая каста, которая с багажом стеснения и скромности далеко вряд ли уедет. Потому и старается его скинуть еще в студенческие годы.

– Вообще-то, Анна, Нина – моя помощница, – вспенивается Русланчик, которому мои слова очень не нравятся.

Как не нравятся они и его пассии. Не зря ж она снова свои лапки к массивному плечу любовника тянет и ноготками в него жестко впивается.

Ути-пути, киса защитника подзуживает.

– Помощница… ага, я помню, – киваю с умным видом, по-прежнему препарируя Гусарову давящим взглядом, – именно эта должность прописана в ее трудовом договоре.

– Да, помощница! – продолжает злиться Руслан. – А еще она – девушка, которой ты сейчас говоришь гадости. Поэтому я настоятельно требую…

– Девушка должна с парнем в выходной день встречаться, а не с дедушкой, – обрубаю его пламенный спич. – А Нина у нас по ходу геронтофилка? Или просто любит звон монет, да?

Подначиваю, играя бровями.

Гусарова вспыхивает:

– Русик, это неправда. Ты – не дедушка.

Прикусываю изнутри губу, чтобы не засмеяться.

Как мило!

И, главное, честно. Про денежки же не отрицает?!

– К чему ты ведешь, Анна? И какой я тебе дедушка? Я – солидный мужчина в замечательном возрасте…

– … сорока девяти лет, – заканчиваю за него. – У которого сыну восемнадцать, а любовнице двадцать четыре. Русланчик, ты ее вдвое старше, – киваю на юную нимфу, – поэтому и дедушка. А может, – усмехаюсь, – и не только поэтому. У Ивана с Ингой все серьезно, если вдруг запамятовал. Не удивлюсь, если в скором времени они нас с тобой бабкой и дедом сделают.

Визуал

Анна Тимофеева, 39 лет юрист. Вредная, принципиальная, за внука готова идти по головам.



Алексей Стужев, 46 лет, депутат областной думы. Циничный, умный, за внука готов закатать в асфальт.

Глава 2

Полтора года спустя…

АННА

– Ой, девочки, меня теперь обратно замуж пинками не загонишь. У нас почему-то разведенную женщину все жалеют. Ой, бедненькая. Какая ты несчастненькая... Слово еще такое обидное придумали – разведёнка. А мужик разведённый – он кто? Разведун? Разведёныш? Или развездюк? – вещает блогерша с экрана телефона голосом Степаненко.

– Расп..здяй он, вот кто, – подсказываю ей собственную версию.

Но с тем, что «обратно замуж пинками не загонишь», соглашаюсь на все сто.

Нафиг – нафиг такое счастье. Я там уже побывала, больше не хочу. Хорошего, как говорится, помаленьку.

Хотя, какое маленько? Я девятнадцать лет с одним человеком рука об руку прошла. У некоторых трудовой стаж при выходе на пенсию – того меньше.

А я вон сколько продержалась. И ведь еще больше тоже бы осилила, если б моего бывшего благоверного жаренный индюк в задницу не клюнул. Точнее, кризис среднего возраста не нагнал и по темечку дурью не приложил, потребовав срочно доказать свою мужскую состоятельность – взять и завести себе любовницу.

Конечно же, он, кобель-молодец, взял и завел.

А я узнала. И нас развела.

Терпеть к себе пренебрежение, когда обещал любить, уважать и заботиться? Нет, я не горазда. Слишком себя уважаю.

Развелась. И ни дня об этом не жалею.

Честно.

Уж лучше быть гордой разведенкой, чем замужней ланью с лапшой на ветвистых рогах, которую за глаза все жалеют и высмеивают одновременно.

– Нет, девочки… ну, кому с мужем повезло… совет да любовь. А мне такое чудо попалось… эх, – продолжает отжигать блогерша. – Вот знаете, есть разные виды мужей. Муж – тик-ток. Веселый, но дебильный. Муж – аватар. Вечно синий. И муж – самовар. Большой, горячий, а краник маленький. Мой совмещал все три вида…

Прыскаю, на секунду прикрывая глаза, но следом поддакиваю юморной девчонке:

– Аналогично!

Мой тоже три вида совмещал. Только вместо аватара был кобелём. Пить не пил, но под чужие юбки периодически лазал.

За то и поплатился.

Мысленно потираю ручки и с улыбкой вспоминаю последнее заседание суда.

Чуть больше года назад нас с Русланом все-таки развели. Правда, не на тех условиях, которыми мне в лицо тыкала секретутка мужа, а на законных.

Почти.

Точнее, на тех, которые меня устраивали. Потому что за своё я была готова рвать зубами.

Но рвать особо не пришлось. Руслан, как человек не глупый и капельку трусливый, сам на всё согласился и всё подписал. Естественно, не по доброте душевной, а из соображений собственной безопасности.

С чего вдруг?

Всё просто. Мне было прекрасно известно о некоторых его махинациях в обход налогового законодательства. Имелись и подтверждающие документы, которые я мужу с удовольствием продемонстрировала.

Он проникся и, боясь потерять бизнес, репутацию и тот самый доход, но главное, не желая тесно общаться с компетентными органами исполнительной власти, и уж точно не желая сидеть в тюрьме, ерепениться не стал.

Принял тот вариант соглашения, который устраивал меня.

По нему наша приобретенная в браке квартира перешла в собственность сына. Дом мы продали, хотя юная шпингалетка, присев на уши Русика, очень старалась этого не допустить, а деньги и другие активы поделили пополам.

Так что на сегодняшний день я не только свободная дама, медленно, но верно приближающаяся к сорока годам, но и вполне обеспеченная. С обалденной квартирой – евротрешкой в новостройке, которую купила не так давно, машиной и счетом в банке с семью нулями.

Руслану остался бизнес. Из конторы я ушла.

Но ни капли о том не жалею.

Проанализировав свои возможности и желания, поняла, что не хочу быть адвокатом. Юристом мне спокойнее и душа лежит. Не надо постоянно ждать нападения, не надо оборонятся, не надо самой планировать наступления. Можно спокойно работать с документами, договорами, соглашениями, можно консультировать и вести переговоры, а адреналин, конечно, хорош, но лишь в ограниченных дозах.

Телефон в руках вдруг оживает мелодий вызова, а поверх видео с веселой блогершей всплывает хорошо знакомая аватарка.

Смахиваю зеленую иконку в сторону и тут же расплываюсь в улыбке, пусть собеседник меня не видит.

– Привет, Ванюш, – здороваюсь с сыном.

– Привет, ма. Слушай, я на ужин не приеду. Не обидишься?

– Нет, конечно.

Он и сам знает. Но все равно всегда звонит и предупреждает, за что я люблю его просто безмерно.

После развода Иван резко повзрослел, став моим преданным защитником, помощником и тем, кто даже по пустякам старается не обижать.

– Дела? – улыбаюсь, заранее догадываясь, чем сын планирует заниматься.

– Ну, почти, – соглашается. – У Инги родители сегодня во вторую смену оба работают. Ей со Светкой сидеть надо. И ужин готовить. А я…

Глава 3

АННА

К моргу подъезжаю в десять минут девятого.

Обычно до тошноты пунктуальная, сегодня я не испытываю никаких чувств, что заставляю кого-то себя ждать. Ни вины, ни стыда, ни нервозности.

Опаздываю, а внутри ничего не екает. Одна сплошная пустота и промозглый холод. Тот самый, что образовался в груди еще во время разговора со следователем, и так и не отпустил.

Сковал намертво и надежно глушит эмоции. Все. До единой.

Я словно робот с набором первичных функций – двигаюсь, смотрю, слушаю. И не чувствую. Ничего не чувствую.

Краем глаза цепляю собственное отражение в зеркале заднего вида, прежде чем заглушить мотор и выйти из машины, и вместо того, чтобы потянуться в ручке двери, касаюсь холодными пальцами лица. Белое, неживое, абсолютно чужеродное, больше смахивающее на восковую маску, чем то, что я видела в зеркале на протяжении тридцати с лишним лет.

Пока пересекаю расстояние от парковки до входа в одноэтажное отдельно стоящее панельное здание морга, ловлю на себе чужой взгляд.

Мужчина, высокий, тощий, совсем немного сутулый, одетый в темную штатскую одежду, стоит в стороне от крыльца, спрятав одну руку в карман кожаной куртки, и ей же придерживает подмышкой папку, во второй прячет от промозглого осеннего ветра зажжённую сигарету. Мент. Их во что не одень, с обычными людьми не спутаешь. Взгляд все равно погоны выдаст.

– Анна Германовна? – направляется ко мне, едва я достигаю серой железной двери, и, выбросив бычок в урну, представляется. – Следователь Павленко Роман…

– Александрович, – заканчиваю за него. – Я с первого раза запомнила.

Профессиональная привычка улавливать информацию на лету даже в такой день не подводит.

– Доброе утро.

А вот это он зря произносит.

Реагирую сухо:

– Для кого?

Но ответа не жду, как и не смотрю на мужчину. Первая поднимаюсь по двум бетонным ступеням и, потянув на себя тихо скрипнувшую дверь, захожу внутрь узкого длинного коридора.

Бледно-желтая плитка под ногами, стены холодного фисташкового цвета, беленый потолок. Тишина и едва различимое гудение ламп дневного света.

Отвлекаюсь на что угодно, только бы не думать о предстоящем. Внутренности начинают гореть. А с учетом того, что они по-прежнему заледеневшие, делается дурно. Бросает то в холод, то в жар, то снова в холод. Так по кругу. И знобит, знобит, знобит.

Сжав зубы и до боли стиснув в ладони ремешок сумки, заставляю себя собраться и не дурить.

– Куда нам? – голос все же проседает.

– Сейчас я узнаю…

– О, вы уже пришли? Отлично, проходите ко мне сюда, а то мы вас заждались, – мужик в белом халате и шапочке появляется в проеме слева.

Высокий. Метра под два. Плечистый. Как русский богатырь.

Патологоанатом?

Угадываю.

Он представляется, но теперь не запоминаю ни имени, ни фамилии. Разглядываю его идеально белый халат и совсем неидеальный клеенчатый фартук, висящий на крючке.

Пятна. Это кровь?

– Вам сюда, – произносит работник морга, заводя нас в следующее помещение, а потом еще в одно.

Каталка. Металлический стол. Белая простынь. Под ней…

… мы вас заждались…

Слова крутятся на повторе.

Черный юмор патологоанатомов? А смеются над ним тоже только они?

– Готовы?

К этому можно быть готовой? Что за бред?

Кажется, я киваю.

Время, пока ткань сползает по лежащему на столе телу вниз, тянется улиткой, а потом в один момент взрывается рванувшим по пищеводу вверх сгустком желчи. Отшатываюсь, прикрывая рот рукой.

– Анна Германовна, вот выпейте воды, – голос Павленко пробивается сквозь нескончаемый гул, стоящий в ушах.

Следователь протягивает мне непонятно откуда и когда взявшийся стакан с водой и салфетки. Сама я в санкомнате возле унитаза. Как сюда попала – неведомо.

Да и неважно.

– С-спасибо.

Чтобы удержать граненый предмет, приходится взять его обеими руками. И все равно он едва не расплескивается.

– Это ваш сын? – интересуется следователь, едва я немного прихожу в себя.

Замедленно киваю, хотя мозг противится.

Нет.

Да.

Нет.

Да.

Да, боже, да. Там, на холодном столе, был мой мальчик. Мой единственный сынок. Любимый и желанный. Самый дорогой и…

– Да. Иван.

Снова трясет. В глазах печет. А слез нет.

– Мне нужно что-то подписать? – зарываюсь пальцами в волосы, тяну.

Вряд ли боль физическая перекроет душевную, но распадаться на атомы в истерике пока нельзя.

Глава 4

АННА

Усачевы живут не в городе, а во вплотну́ю граничащем с ним поселке. Но если не знать территориальных особенностей, на такой нюанс даже не обратишь внимания.

Все близко, все рядом. Ни школы, ни сады, ни высотки, растущие, как грибы, посреди частного сектора, ничем не отличаются. Хотя нет, некоторые выглядят даже круче, так как являются объектами новой современной застройки. Те же навороченные школьные стадионы, разделенные 3D-сеткой на секции по видам спорта, детские площадки с развивающими комплексами и тренажерами, аллеи для отдыха со скамьями, качелями, подсветкой, вмонтированной в тротуарную плитку, и зелеными насаждениями в кадках.

В общем, фактически живешь в городской среде, а за свет и прочие блага цивилизации платишь в разы меньше – по расценкам сельской местности.

К частному дому родителей Инги подъезжаю, когда дождь практически сходит на нет.

Пока паркуюсь в узком кармане на пару машин, пока тянусь за курткой, надеваю, беру в руки телефон, выхожу – времени проходит не столь много, но за это время на пустующей улице появляется одинокая машина такси, приближается к воротам, куда я направляюсь, и тормозит.

Спустя минуту из салона выныривает Инга.

– Тётя Аня? Здравствуйте, – здоровается девчонка, удивленно нахмурив тонкие брови.

– Привет, – киваю, внимательно ее осматривая.

Лицо бледное, осунувшееся. Косметики ноль. Длинные волосы в обычную, малость растрепанную косу собраны.

– А вы тут как?.. – интересуется она, вытаскивая из кармана дутой куртки ключи и отпирая калитку. – Что-то случилось?

– Случилось, – подтверждаю подходя ближе.

Жду еще хоть какой-то реакции. Но ее нет.

Либо Инга хорошо играет непонимание моего рядом с ее домом присутствия, либо…

– Пф-ф-ф… – растирает она виски и жмурится, – что-то с Ваней? Простыл, заболел? Простите, я всю ночь не спала, голова плохо варит.

Морщится, будто та действительно у нее болит.

– Ночь не спала? – цепляюсь за слова, заходя во двор и шагая за ней следом к крыльцу.

– А Ваня вам не сказал? – оборачивается и тяжело вздыхает.

Отрицательно качаю головой и совсем не ожидаю, что, глядя на меня глазами побитой собаки, Инга друг выдаст:

– У мамы ночью выкидыш случился, и кровотечение открылось. Сильное.

Вот оно что.

А девочка продолжает:

– Чертова больница. Никакого толку, что отец ее туда заранее повез. Не спасли малого… – прикусывает трясущуюся губу, а после сквозь слезы добавляет, – и мама… ничего до сих пор по ней неизвестно… пограничное состояние… и я… я боюсь, что она не …

Сейчас Инге никаких восемнадцати не дашь. Ребенок ребенком.

Бледная, растерянная, испуганная.

– Ты всю ночь была в больнице? – делаю вывод из услышанного.

– Ну да, – кивает. – Я Светланку на соседку, тетю Машу, оставила, – взмахом руки указывает на дом слева, – а Ваня меня с документами и вещами для мамы в больницу отвез. Он что, реально вам ничего не сказал?

– Не сказал, Инга, – вздыхаю, а затем тихо добавляю. – И уже не скажет.

– Что? – озадаченно хлопает ресницами. – Не совсем понимаю… точнее, ничего не понимаю… почему Ваня вам ничего не скажет? Поругались?

Качаю головой.

– Мой сын в аварию попал, – обнимаю себя за плечи, будто это поможет не развалиться на части от жестоких слов, которые собираюсь сказать вслух, и прислоняюсь боком к пластиковой обшивке стены. – Он разбился, Инга. Насмерть.

Замирает.

Смотрит на меня как на идиотку.

– Да ну бред… – выдает придушенно и хватается руками за шею. – Нет же, тёть Ань. Нет! Не верю. Вы чушь несёте. Я вам не верю… Я сама ему сейчас позвоню… я… позвоню. Господи, я этот дурацкий телефон дома оставила… Сейчас… сейчас я позвоню.

Срывается с места и, молотя ногами по ступенькам крыльца, несется к входной двери. Распахивает рывком и забегает внутрь.

Иду за ней следом. В прихожей торможу. Поверхностно осматриваюсь.

Инга всего на пару мгновений пропадает в одной из боковых комнат, затем возвращается с телефоном в подрагивающих руках.

Водит пальцем по экрану. Хмурится.

– Вы мне несколько раз звонили, – сипит, а затем, беззвучно шевеля губами, вчитывается в сообщения. Вскидывает на меня затравленный взгляд и вдруг оседает на пол. – Тёть Ань, миленькая, скажите, что это не он. Он не мог… не мог! Мы же с ним…

Замолкает и, зажав ладонями рот, ревет белугой.

С соплями и слюнями.

Некрасиво.

Искренне. Не на показ.

Опускаюсь к ней на пол и притягиваю к себе поближе.

Ее девичья боль нисколько не больше моей, материнской, но именно она жмется испуганным воробушком к моему боку и вербально молит о поддержке. Она молодая, а я – взрослая и сильная. Должна быть сильной. И я стараюсь. Как умею, как могу.

Глава 5

АННА

На то, чтобы собраться с силами и набрать бывшему, уходят практически сутки.

Не звоню сразу не потому, что боюсь ранить Тимофеева или щажу его психику, нет. Я тупо разваливаюсь на куски, когда пытаюсь озвучить вслух то, что моего ребенка больше нет.

Открываю рот, но выдавить из себя, что Ванька разбился и умер, не получается. Губы немеют, язык не проворачивается, а слова застревают в глотке.

Еще несколько дней назад сильная, теперь я осознаю свою слабость и беспомощность. Песчинка во Вселенной, которая плохо справляется с обрушившимся на нее горем.

Если вдуматься, то я смутно помню, как накануне вернулась домой от Инги. Спроси меня, в каком месте я бросила машину, закрыла ли ее, и как попала в квартиру – не отвечу. Работал автопилот. Да и сейчас именно он работает, заставляя что-то делать, чтобы не свихнуться, что-то говорить.

– Руслан, здравствуй.

– О, какие люди! Привет, Анна, – весело кхекает бывший. – Неужто в лесу медведь сдох, что ты решила меня набрать?

Реакция Тимофеева неудивительна. Расстались мы с ним не совсем друзьями. Точнее, совсем не друзьями. Как-никак, прежде чем отпустить его на вольные хлеба к молодой любовнице, я с него три шкуры спустила, как он всем «по секрету» жаловался.

Зато Гусарова не стеснялась и, прожигая меня ненавидящим взглядом в зале суда, рычала: «Обобрала, гадина!»

– Я по делу.

Мысленно готовлюсь произнести непроизносимое, а Русланчик, не замечая сухого тона, продолжает.

– Разве у нас с тобой еще какие-то дела остались, Аньк? Вспомнила, что мне лишняя пара носков перепала? Ха-ха. Один тебе отдать надо?

– Остались, Руслан. Наш общий сын. Иван.

Надежда, что Тимофеев станет серьезнее, тает, как утренний туман.

– Не-не-не, дорогая. Ты при разводе бабла хапнула столько, что вполне без моей помощи сможешь оплатить Ваньке учебу в универе. В любом. И все его прочие хочушки. Даже не надейся затащить меня еще и в эту кабалу.

Прикрываю глаза и, когда спазм чуть-чуть отпускает горло, произношу:

– Ваня не будет учиться в университете.

Очередной хмык.

– Ну, это ваши заботы. Хочет работать – пусть работает. Он – парень самостоятельный, отец давно ему не авторитет, – намекает на то, как Иван назвал его долбоёбом, – так что…

– И работать он уже не будет… никогда…

– О-о-о, как ты его разбаловала. Ну это, Анна, всё твоя заслуга! А я знал, что ты…

– Ваня разбился, Руслан, – перебиваю его бестолковый трёп, – вчера я была в морге на опознании.

– Что?

– ДТП, – сиплю, кусая до крови губы. Надо договорить, а после смогу снова расклеиться и пореветь. – Не справился с управлением.

– Твою ж…

– Ты приедешь?

– Э-э-э…

Пытаюсь игнорировать его очень громкое зависание и медленно продолжаю:

– Следователь утром звонил. Сказал, что в конце недели все документы будут подготовлены, и я смогу забрать… сына… для захоронения.

Павленко сказал «тело», но повторить это жуткое для любой матери слово я не могу.

– Ань… я… короче, я не в городе… и даже не в стране…

Веселость бывшего окончательно сходит на нет, зато появляются всё более продолжительные паузы между словами, а еще то ли неуверенность, то ли та же родительская боль, как у меня, заставляющая мозг разжижаться и не работать.

Лишь позже до меня доходит, что я ошибаюсь. А в Руслане вместе с печалью разгорается желание соскочить с уже ненужных ему забот.

– Ань, слушай, я ж женился на Ниночке…

– Поздравляю, – отвечаю чисто на автомате, без эмоций. Эта информация мне откровенно побоку – не больно, не радостно. Мы ж расстались.

Да и первостепенно то, что у меня сын в морге – вот где БОЛЬ.

Настоящая агония.

– Рус, я сама всем займусь, но хоть на прощание в зале памяти придёшь? На кладбище появишься? Ваня – твой единственный сын. Ты ж…

– Я… черт! Аньк, Ниночка беременна. Я ее на Бали на отдых увез. На три недели, чтоб отдохнула перед пеленками-распашонками. Ты, кстати, заграницу мне сейчас звонишь, дорого.

Он идиот?

– Руслан, твой сын умер.

– Ань, мы только четыре дня как прилетели. Я не смогу Ниночку одну здесь бросить. Она – не ты, она – слабая, нежная. И беременная. Ты ж меня понимаешь?

– Нет.

Горько усмехаюсь и качаю головой.

Не понимаю.

И не хочу понимать.

Можно развестись с женщиной, перестать ее любить и уважать. Но как можно развестись с собственным ребенком? Как можно на него наплевать? Как можно разлюбить продолжение самого себя? Как можно отмахнуться и проигнорировать прощание с ним? Прикрыться тем, что у тебя еще один малыш скоро родится?

Глава 6

Четыре месяца спустя…
АННА

– Инга, а ты, что, беременная? – завороженно смотрю на округлый животик бывшей девушки моего сына.

– Ну да, – кивает она, неуверенно на меня поглядывая, и дрогнувшей рукой возвращает только что приподнятый с базы электрический чайник на место.

В голове словно переключатель щелкает. Окружающие звуки в один момент становятся громче и объемнее, краски ярче, запахи насыщеннее и гуще.

Растирая лоб, поворачиваюсь к настенному календарю и очумело смотрю на цифру, выделенную красным окошечком.

Двадцать седьмое февраля.

Очуметь.

С похорон сына прошло чуть больше четырех месяцев, на дворе предпоследний денек зимы, а у меня ощущение, будто я только вчера бросала горсть земли на крышку гроба своего мальчика и рвалась прыгнуть туда же, в могилу, следом, всей душой желая уйти за ним. За тем, кого любила больше жизни и всегда буду любить.

Боже, а что я делала всё это время? Как жила? И не свихнулась ли часом?

Ответ на первое – судя по всему, жила на автомате. А на второе – так сразу и не соображу, что сказать.

Может, я действительно немного «того» … или много? Вон Инга, которой я вновь возвращаю пристальное внимание, как-то странно на меня поглядывает. Может, ошибаюсь, но кажется, что в ее глазах мелькает и опаска, и недоверие.

Я же, очнувшись от четырехмесячного дня сурка, поглядываю на нее в ответ и, будто сто лет не видела, заново знакомлюсь.

Оказывается, она очень изменилась.

Раньше худенькая, как тростинка, теперь девочка, точнее, уже девушка, ощутимо прибавила в весе. Щечки явственно округлились и румянятся, сделав узкое скуластое лицо похожим на блинчик, губы стали пухлее, волосы длиннее и ярче.

Что же касается фигуры – прищуриваюсь – сразу сказать сложно. Она большей частью прячется под одеждой. Да еще такой свободной, что понять, где за всем шмотьем скрывается тело – очень сложно.

Хотя тут ничего необычного нет.

Сколько помню, Усачева всегда предпочитала стиль оверсайз, впрочем, как и мой Ванька. Балахонистые свитера, толстовки, штаны-парашюты, как я их, едва увидев, окрестила. Всё-всё-всё, кроме обуви, размера на три-четыре больше своего родного.

Сегодня она тоже особо не изменяет себе. Пусть стройные длинные ноги обтягивают темно-синие лосины, но всю верхнюю часть тела надежно прячет длинный, ниже попы, свитер-размахайка. Такой огромный, объемный, крупной вязки, что, примерь я его со своим сорок шестым размером, безбожно утону.

– Ингочка, тебя можно поздравить?

Соскальзываю взглядом с румяного лица вниз, в область талии, где чуть раньше, можно сказать случайно, заметила животик, и там надежно зависаю.

– Можно, – соглашается гостья, а через секунду добавляет, – и вас, Анна Германовна, кстати, тоже можно поздравить.

– Меня?

Вскидываю взгляд к девичьему лицу.

Пусть последние месяцы прошли, словно в тумане, мимо меня, оставив в памяти четким лишь то, как я всеми силами старалась обелить имя собственного сына и добиться пересмотра его дела, где он был признан виновным в собственной гибели, но мозг за это время явно не поплыл, а умение строить причинно-следственные цепочки сохранилось на достойном уровне.

Ребенок Вани!

Мой сын оставил после себя след. Сокровище. И мой новый смысл жизни.

– Да, – кивает Инга.

А я не сдерживаю улыбки. За спиной словно крылья восстанавливаются и расправляются, те самые, которые сгорели в жуткой агонии, когда я потеряла смысл жизни.

И я оживаю вместе с ними.

– Какой срок? Можно потрогать? А на УЗИ ты уже ходила? Кто у нас будет? Девочка? Мальчик? Впрочем, совершенно неважно! Господи, Инга, ты мне жизнь вернула.

Сокращаю между нами расстояние и очень аккуратно, боясь навредить, обнимаю девушку.

– Анна Германовна, да вас не узнать, – хмыкает Усачева.

Я же, отмахнувшись, спешу узнать все сразу и побольше:

– Ты сама как себя чувствуешь? Ничего не болит? Что врачи говорят? А мама с папой? Злились? Сильно? Ты такая умничка, что решилась оставить малыша и не сделала аборт. Не волнуйся только, я обещаю всегда быть рядом и помогать. Договорились?

ИНГА

Чувствую себя плюшевой игрушкой, которую тискает дорвавшийся до желанного объекта взбалмошный ребенок, и старательно тяну улыбку.

С плеч многотонный груз спадает. Наконец-то Тимофеева увидела моё деликатное положение.

Честное слово, я уже устала перед ней свитер и так и эдак задирать, чтоб она только узрела. А то ж после смерти Ваньки совсем чокнулась. Ничего не видит, ничего не слышит, ничего вокруг не замечает.

Все мысли – докопаться до виновника смерти сына. А дальше – хоть трава не расти.

Нет, я ее, конечно, понимаю. Смерть близкого человека – это жесть. Тем более, ребенка, который к тому же у тебя один-единственный.

Глава 7

Три месяца спустя…

РУСЛАН

– Русик, ну что ты мне скажешь? Разговаривал уже со своей бывшей? Что она тебе ответила? – встречает с порога голос любимой супруги.

А следом появляется и она сама. Стройная, фигуристая, свежая, как утренняя роса, в белой шелковой пижамке с черным кружевом на груди и такого же фасона накинутом поверх коротком халатике. На голых ножках босоножки на шпильке.

На лице вечерний макияж, а в глазах хищный блеск.

Красавица моя!

Стараясь не морщиться, все же голова чуть-чуть побаливает, да и приходя вечером с работы домой, больше хочется слышать: «Привет, дорогой! Устал, мой хороший? Давай, скорее раздевайся и мой руки, сейчас я буду тебя ужином кормить», а не повод для разногласий… но я не злюсь, знаю, как Ниночка с грудным ребенком устает.

Потому растягиваю на губах счастливую улыбку и, приобняв жену, целую в одну персиковую щечку, а затем во вторую:

– Привет, солнышко мое ненаглядное! Нет, не звонил еще, времени совсем не было. Клиент до того дотошный попался, шесть часов на него угробил, чтобы все правки, которые ему захотелось видеть в брачном договоре, учесть.

– Работа, работа, работа! Русик, тебя только она волнует?! – Ниночка легонько меня отталкивает и упирается кулачками в тонкую талию, которая невероятнейшим образом переходит в идеально округлые бедра.

После родов жена стала еще более маняще-завораживающей. Пышная грудь, аппетитная попка. Жаль, наша дочка отнимает у нее всё свободное время, а, чтобы пошалить, совсем ничего не остается.

– Ну не говори так, сокровище мое. Я обязательно позвоню Анне.

– Сегодня!

Топает ножкой.

– Хорошо, сегодня, – соглашаюсь покладисто. – Только сейчас переоденусь, перекушу немножко, а уж после…

– Обещаешь?

Госпожа Тимофеева хмурит идеально выщипанные бровки, а у меня в штанах Тимофеев-младший дергается.

Эх, сейчас бы Ниночку, как раньше, в кабинет затащить, да на рабочий стол завалить, чтоб юбка вверх задралась, открывая очаровательный вид на идеальные булочки и бесконечно длинные ноги. А потом как прису…

Мысли прерывает кряхтение и попискивание, а через минуту в конце коридора из детской выходит Тамара, наша няня. Женщина пятидесяти лет. На руках держит еще одно мое сокровище, похожее на мамочку, как две капли воды.

– Добрый вечер, Руслан Андреевич, – доброжелательно кивает мне, а после обращается к моей супруге. – Нина Харитоновна, Стелла проснулась и хочет кушать. Вы подойдете?

– Пару минут, Тамара, – чеканит жена красиво поставленным голосом. – С мужем договорю и покормлю нашу наследницу. А вы пока идите, отвлеките ее чем-нибудь.

– Да, конечно, всё сделаю, – кивает нянька и удаляется в детскую, а Ниночка подходит ко мне вплотную.

Привстает на носочки, тянется к моим губам, но в последний момент не целует, а кусает своими белыми зубками за нижнюю. Тут же отстраняется.

– Русик, – мурлычет игривой кошечкой, – я сегодня слезно просила Тамару остаться у нас с ночевкой.

– Что? Почему? – непонимающе хмурю брови. – Что-то случилось? Стелла нездорова?

– Здорова, Русик. И нет, пока ничего не случилось, – фыркает моя красавица и медленно розовым проворным язычком – уж я-то знаю – облизывает ярко-алые губы, – но может случить о-о-очень и о-о-очень горячая ночь, у нас с тобой, если ты будешь пусечкой и сделаешь то, что я у тебя несколько дней уже прошу.

После чего разворачивается и походкой от бедра устремляется в сторону детской.

Сглатываю скопившуюся во рту слюну и провожаю ее голодным взглядом, пока дверь с тихим щелчком не закрывается.

Конечно, я позвоню Анне, вот прямо сейчас быстренько помоюсь, переоденусь, поем и позвоню.

Не уверен, конечно, что бывшая женушка легко согласится на мое предложение, но я постараюсь ее убедить. К тому же у меня есть веские доводы настаивать на своем, а вот у нее отказать мне – ничего нет.

С такими мыслями и предвкушением жаркой ночи поднимаюсь по лестнице на второй этаж, в нашу с Ниночкой спальню, и делаю все запланированное. Спустя двадцать минут свежий и облаченный в домашние брюки и рубашку-поло спускаюсь на кухню и… снова морщусь.

– Надо будет нанять Ниночке помощницу по хозяйствую, чтобы готовила, стирала и убирала, – бубню себе под нос.

Все же, возвращаясь домой, хочется иметь на столе горячий ужин, а не блюдо «хочешь жрать – приготовь себе сам». Да и полупустой холодильник, в котором вместо мяса, колбасы и сыра лишь салатные листья, йогурты пяти видов и творог, нагоняет тоску и уныние.

Веря в удачу, лазаю по всем ящикам подряд и мысленно ликую, когда в недрах нижнего нахожу упаковку сосисок. Проверяю срок годности и, убедившись, что отравление мне не грозит, с воодушевлением жарю яичницу. Хлеб, к счастью, в хлебнице есть. Пусть и злаковый для худеющих. А еще отыскиваю флягу с молоком.

Как в далеком босоногом детстве хлещу его прямо из горла бутылки вприкуску с ломтями щедро посоленного хлеба и только после этого за обе щеки уминаю сварганенное на скорую руку блюдо из пяти яиц и сосисок.

Глава 8

РУСЛАН

Оставлять разговор в таком виде, да еще с сотней вопросов, клубящихся роем встревоженных пчел в голове, которые даже желание обнять и затащить в кровать Ниночку перевешивают, считаю неправильным.

Ударив кулаком по столу, чтобы хоть немного спустить пар, подхватываю телефон и поднимаюсь из кресла. Ноги сами несут меня прочь из кухни, а затем и вверх по лестнице.

– Русик, а ты куда так спешишь? – догоняет в спину голос жены.

Продолжая хмурить брови, застываю и оборачиваюсь.

– Нинусик, у меня срочные дела нарисовались, – проговариваю, варясь в собственных думах. – Нужно быстренько по одному адресу скататься.

– Какие еще дела на ночь глядя? А Стеллочку купать?

– Родная, давай сегодня без меня, – говорю твердо.

Купание, конечно, дело важное, но слова Анны тревожат сильнее.

– Но… – начинает она и сама же себя обрывает, – ладно, хорошо. А бывшей ты звонил?

Шумно выдыхаю, потирая затылок.

– Звонил, – киваю в итоге, вспоминая, какое ведро негатива та на меня выплеснула. Будто нарочно все месяцы активно яд скапливала, – но мы с ней не договорили. Вот как раз хочу до нее доехать и разобраться, что за ерунду про внука она мне наплела?

– Про внука? – попугайчиком повторяет жена. – Какого еще внука?

Даже с расстояния в пять метров замечаю, как забавно порхают ее длинные реснички. Красотка моя ненаглядная.

– А хрен его пойми, какого, родная. Сейчас поеду и выясню.

– Мне б с тобой.

– Нет, я сам, – отказываю твердо и смотрю прямо.

Да так, что моя любящая покомандовать супруга впервые без споров захлопывает пухлый ротик и больше не издает ни звука.

– Постараюсь недолго. Не волнуйся, – добавляю примирительно.

Знаю, она у меня жуть какая ревнивая дама. Но это так бодрит…

– Хорошо, Рус. Но сразу, как выйдешь, мне позвони.

– Обещаю.

Не могу себе отказать: спускаюсь вниз и дарю жене жаркий поцелуй. А после резко разворачиваюсь и, будто черти на пятки наступают, почти бегом устремляюсь вверх.

Душу точат сомнения: не свихнулась ли бывшая женушка на старости лет?

А вдруг ей на уши какие-нибудь сектанты присели, дурят и разводят, хотят деньги и имущество отобрать?

Время сейчас такое – только смотри в оба глаза. Каждый ушлый жулик рад стараться. Про телефонных мошенников вообще молчу. Словно нашествие саранчи. Через звонок то банки с новыми продуктами беспокоят, то клиники, предлагающие бесплатные услуги, то навязчивые издательства, втюхивающие кучу электронной макулатуры с последними поправками в НК и ГК РФ, то мобильные провайдеры с вдруг просроченными договорами услуг связи.

Тихий ужас, не иначе.

А она – женщина одинокая, такую развести – плёвое дело. Особенно теперь, когда Анна после гибели нашего сына в растрепанных чувствах постоянно пребывает.

Распахнув шкаф, вновь переодеваюсь в рубашку и офисный костюм, спускаюсь вниз, цепляю с крючка ключи от машины и покидаю дом.

Мелькает мысль еще раз набрать бывшую, но я её игнорирую. Легче доехать. Основные пробки давно рассосались, да и не столь далеко. За полчаса максимум доберусь.

Но выходит даже быстрее.

Двадцать шесть минут – отмечаю время в пути и, выбравшись из салона, направляюсь к нужному подъезду.

Пусть Анна ни разу не приглашала меня к себе в новую квартиру, но я все равно про нее все выяснил. Почти сразу, как та была приобретена. Поэтому, пусть новый комплекс и выглядит немного путанно, я спокойно в нем ориентируюсь.

Жму на домофоне последовательность из трех цифр, благо запомнить номер «100» у квартиры труда не составило, и замираю, ожидая очередной порции гневных выпадов, но…

– Слава богу, уже тут… всё будет хорошо… – слышу Анино нервное бормотание, а в следующий миг пиликанье сообщает о разблокировке замка.

– И что всё это значит? – тихо недоумеваю.

Ответа, естественно, нет.

Да я и не жду, но решаю не медлить. Рывком распахиваю дверь в подъезд и устремляюсь к лифту. А пока он шустро несет меня вверх, обдумываю всё, что могло приключиться с одинокой женщиной.

Потоп, ограбление, покушение, пожар, нападение?

И кого она в итоге ждала, раз открыла дверь, даже не спросив: «Кто?».

Явно ж не меня.

Однако, стоит лифту затормозить и, предупреждающе дзинькнув, распахнуть двери, а мне выйти на площадку и подойти к двери под номером сто, как все моментально становится ясно.

– Ох, Руслан? Ты тут откуда? Мы скорую вообще-то ждали! – нервно выкрикивает Анна, заламывая руки.

Я ее такой испуганной за всю нашу совместную жизнь ни разу не припомню. Всегда собранная, серьезная. Баба – кремень. Баба – огонь. Баба – ядовитая кобра. Сейчас она напоминает потерявшуюся в моменте маленькую девочку.

Глава 9

АННА

– Фух! Вот это встрясочка. Вот это пощекотали мы себе нервишки. До сих пор руки трясутся. Смотри, – Руслан сует мне под нос ладонь с аккуратно подпиленными ногтевыми пластинами.

Не особо длинные плотные пальцы действительно заметно подрагивают.

Мои, наверное, тоже. Но я ими не свечу. Сжимаю в кулаки и прячу в карманы толстовки.

– Спасибо тебе, – киваю бывшему мужу. – Большое. От души. Не представляю, как бы мы вдвоем с Ингой справились. Если б не твоя помощь…

Перед глазами до сих пор стоит испуганное лицо девчонки, когда у нее воды отошли, и дикая животная паника во взгляде, когда первая схватка скрутила.

Не стоило ее из больницы забирать. Ох, не стоило.

Ведь и гинеколог, Ольга Петровна, Ингу несколько раз уговаривала остаться, не рисковать здоровьем, долежать до родов. Даже ко мне с этим вопросом обращалась, предупреждала. Родители-то дочку почти не навещали. Но та уперлась рогом – устала бока пролеживать, скучно, хочу свежего воздуха и домашней еды.

Разве ж могла я ей отказать? Практически совсем одинокой девочке, о которой мало кто мог заботиться. Той, кто еще вчера, условно говоря, сама играла в куклы, а сегодня готовится стать матерью. Причем, без опоры на сильное мужское плечо.

Нет, конечно. Не могла.

Поддалась на уговоры. Забрала к себе.

Без раздумий.

Да и о чем было думать, если Инга в последний месяц стала почти членом семьи? Это вначале она меня навещала пару раз в неделю. А после чаще, нередко оставаясь с ночевкой. Да и я была рада. Ее мама так и не смогла восстановиться после выкидыша – ни физически, ни морально. Естественно, что обстановка в их доме перетекала из просто тяжелой в давящую и откровенно пессимистическую. И так по кругу.

Ну куда ей было туда соваться? Зачем? Чтобы вариться в постоянном негативе и напряжении, когда у меня столько места?

Бред полнейший. Да и я, как думала, в состоянии обеспечить ей хороший уход.

Теперь же понимаю, что наивно себя переоценила.

Столкнувшись с ситуацией, когда в один момент всё встаёт с ног на голову, когда легко решаемые обстоятельства вдруг переходят в разряд трудноисполнимых, жалею, что не прислушалась к мнению специалиста: «Не рисковать». Глупо пошла на поводу Инги и чуть не испортила им с внуком жизнь.

А если б Руслан не приехал и роды начались дома?

Что б я стала делать?

Как справилась с родовспоможением, ничего в этом не понимая?

А ведь знала, что беременность непростая. Начавшаяся легко, в последний триместр она зачастую стала устраивать выверты. То анализы в норме, то резко ухудшаются. То самочувствие у Инги отменное, то слабость, головокружение и тошнота. То давление, как у космонавта, то низкое-низкое.

Но все мы умны задним числом. Боже-боже…

Отойдя от двери, в которую совсем недавно у нас забрали кричащую от боли роженицу, делаю несколько шагов до ближайшей скамьи и тяжело на нее опускаюсь. До сих пор не верится, что успели, что роды не начались в машине, что обошлось.

– Да уж, испытание не для слабонервных, – хмыкает Руслан, подсаживаясь рядом. – В кои-то веке я не растерялся. Скажи?

– Это точно. Молодец.

А вот я сплоховала. Всегда собранная, в моменте я запаниковала, заметалась, как заяц перед волком, не понимая, за что хвататься, куда бежать и кого звать на помощь… кошмар.

Сейчас за это очень стыдно.

Прикрыв глаза, откидываюсь назад и упираюсь затылком в холодную крашенную стену. Голова гудит, и вместе с тем наваливаются жуткая усталость и опустошение.

– Теперь остается только ждать, – озвучивает Тимофеев наши общие мысли.

Некоторое время оба молчим. Кажется, выдохнув, я даже умудряюсь слегка задремать. Тепло, спокойно…

– Ань, а ты мне ничего по поводу Усачевой и внука объяснить не хочешь? – врывается в сонное сознание голос бывшего мужа.

Слегка вздрогнув, смаргиваю мутную пелену и растираю шею. Поворачиваюсь к Руслану. Он смотрит не меня выжидающе.

В любой другой ситуации сказала бы ему много всякого, но сейчас, когда он оказался героем, грубить не хочется.

– А что тут объяснять? – дергаю головой, но все же кратко рассказываю. – О беременности девочки я узнала в конце зимы. Тогда у Инги срок уже за пять месяцев перевалил. К счастью, она хоть и молодая, но глупости, как аборт, делать не решилась. С того времени я ей помогаю.

– Помогаешь?

Пожимаю плечом.

А что в этом такого? У меня есть желание и возможности. Но про это не говорю, бывший и так понимать должен. Зато про другое рассказываю:

– У них в семье все плохо, Рус. Мать – фактически инвалид, постоянно на лекарствах, отец на работе зашивается. Младшая сестренка в школу пошла. Расходы, сам понимаешь, о-го-го какие.

– А Инга?

– А что Инга. Дуреха хотела бросить университет, чтобы идти работать. Но, слава богу, умудрилась окончить семестр. Сейчас академ оформлен.

Глава 10

АННА

Из роддома Ингу выписывают на четвертые сутки.

У малыша и у роженицы в плане здоровья все хорошо. У первого уже потихоньку прибавляется вес, и показатели держатся в норме. У второй роды прошли без разрывов и трещин, молоко появилось, потому у врачей вопросов нет.

Припарковав машину возле приемного покоя на полчаса раньше назначенного времени, вытаскиваю с заднего сидения конверт и сумку с вещами на выписку и отношу медсестре на вахту. Получаю обещание непременно всё передать наверх и, поблагодарив, выхожу из помещения на улицу.

Там теперь хорошо. Солнце припекает. Тепло, безветренно.

День отличный. А еще через десять уже наступит лето.

Эх, как мы с Данечкой будем гулять…

Данечка…

Улыбаясь сладким мыслям о внуке, направляюсь к авто. Его я забрала из сервиса еще пару дней назад. К счастью, ремонт оказался несложным, и теперь моя ласточка не только выглядит, будто новую вчера из салона забирала, но и ездит соответственно – летает аки пчелка. Достаю из сумки телефон и набираю Усачева.

Гудок, еще один. Только после пятого он отвечает:

– Слушаю.

– Евгений, добрый день. Это Анна. У вас всё в силе? Вы успеваете?

– Да, Анна. Через пять минут Светланку из дома захватываю и еду к вам.

Вообще-то к собственной дочери и внуку на выписку, хмыкаю мысленно, но естественно вслух этого не говорю. Какой резон придираться к мелочам? Рада, что отец Инги хоть на это согласился, взяв несколько часов на заводе за свой счет.

– А ваша супруга?

– Она не сможет.

Жаль. Искренне.

– Понятно. Тогда жду вас со Светланой.

Сбросив вызов, поворачиваюсь на звук приближающегося сбоку авто. За рулем Тимофеев. Неожиданно. Но не так чтобы очень. Вчера в разговоре я о времени ему говорила.

После приснопамятной поездки в роддом мы с ним уже дважды общались. Учитывая, что до этого не разговаривали почти год, прогресс налицо.

Он звонил мне на следующий день во время обеденного перерыва, предлагал встретиться и обсудить ситуацию с Усачевой без нервов в спокойной обстановке еще раз. Я согласилась.

Договорились увидеться в кафе после работы.

Естественно, никакие ДНК-тесты и мое слишком активное участие в жизни Инги и ее малыша я обсуждать с бывшим мужем особо не планировала. Как и менять планы в отношении их. Но для видимости несколько минут Руса послушала, после чего перешла к более важной теме.

Я изначально сомневалась, что Иван был виновником ДТП, в котором погиб. Во-первых, в крови моего мальчика, несмотря на заверения следователя Павленко, алкоголя не обнаружили, что четко указал в своем протоколе патологоанатомического вскрытия патологоанатом. С трудом, но завладеть документом я все же смогла. И даже целой, а не усеченной версией.

Во-вторых, я попросила знакомого слесаря посмотреть груду металла, в которую превратился мотоцикл Ивана, и тот подтвердил слова Инги. Красная краска на крыле принадлежала чужому транспортному средству.

Ну и в-третьих, не совсем законным способом я смогла заполучить видеозапись с камеры наблюдения, установленной на магазине стройматериалов. В злополучную ночь с интервалом в три минуты мимо него проезжали и Иван, и ярко-алый БМВ. Как раз в направлении той трассы, где и разбился мой сын.

Признаю, номера бэхи на снимках вышли почти неразличимыми, но так и машинка оказалась не рено логаном, каких в городе несколько сотен. Единичный товар за несколько миллионов, а уж с таким цветом...

К тому же я запомнила фамилию, что называла Усачева. Храпов.

По своим каналам попробовала такого поискать… и смогла.

Правда, сначала ссылки настойчиво спихивали меня на Храпова-старшего. Семена Михайловича, известного в нулевых, как Сёма Храп, а в настоящем честного бизнесмена, владеющего несколькими ТЦ, кассами микрозаймов, местным телеканалом и парочкой ресторанов не для среднего класса. А уже после на его отпрыска, единственного наследника Егора Семеновича Храпова, молодца двадцати четырех лет от роду, хамоватого и нагловатого мажора, судя по фотографиям в соцсетях. А еще не особо умного, если почитать его комментарии под роликами и снимками.

Это всё Тимофееву я и выложила, присовокупив то, что со своими догадками ходила и к следователю Павленко, и в прокуратуру, и к Храповым.

Первый не воспринял мои слова всерьез, еще и пригрозил привлечь за незаконные действия. Вторые просто отбрыкались, как от бабёнки, не дружащей с головой. А Храповы…

Храпова-младшего я смогла увидеть лишь однажды, и в коротком с ним разговоре мне показалось, что он испугался. Но тут подоспела охрана, как-то быстро обо мне прочухав, и после этого уже даже на пушечный выстрел к парню не подпускала.

Зато у меня состоялся разговор с Храповым старшим. По его инициативе.

Семен Михайлович несколько первых минут был весьма учтив и дружелюбен, даже посочувствовал горю: детки – такие детки… а когда я ему разложила все свои догадки по полочкам, по-прежнему сохраняя непробиваемое спокойствие и выдержку, посоветовал не делать глупостей и не лезть туда, где можно случайно надорваться, так как ношу я явно выбрала не по себе…

Глава 11

АННА

Данечка…

Несколько месяцев назад узнав пол ребенка, мы с Ингой принялись увлеченно обсуждать имена, которые могли бы ему подойти. Перебирали то одно, то другое, примеряли к отчеству, затем подкидывали варианты, вспоминая знакомых и их качества характера, даже в словаре имен копошились.

Усачева хотела остановить выбор на Егоре. Но я запретила.

Настрого.

Может, конечно, права не имела, всё же она – мать, а я – лишь бабка, но… называть внука именем убийцы его отца, моего сына, я посчитала кощунственным.

Инга настаивала, что это не доказано, я могу ошибаться…

Но!

Чем больше и глубже я зарывалась в дело Егора Храпова, чем лучше узнавала его, как личность, тем сильнее убеждалась, что он – та еще гнилая поганка, не знающая меры, морали и обожающая выпить за рулем. А еще покичиться своим положением, точнее, положением папочки, и блеснуть мнимой крутостью, оплаченной опять же отцовскими деньгами.

Я материнским инстинктом чувствовала и сейчас чую, что Храпов-младший причастен к аварии. А уж малозавуалированные угрозы его отца только подстегивают меня не сомневаться в собственной правоте.

И пусть дело моего сына закрыли, инкриминировав Ивану вину в собственной гибели, а Егора Храпова даже краем глаза не зацепили, для себя я еще несколько месяцев назад записала мажора в убийцы, а еще пообещала, опять же себе, что рано или поздно найду, как его прижать.

Он ответит за свои поступки. Пусть не за Ваньку конкретно, так за кого-то другого. Ведь, судя по соцсетям, младший Храпов становиться адекватным человеком и гражданином не спешит.

Что же касается внука… как бы Инга не юлила, что связь имен роли не играет, я ей не уступила. Лишь к самым родам мы пришли к общему решению назвать ребенка Даниилом.

С отчеством проблем не возникло. Данька у нас Иванович.

А вот с фамилией… еще какие. Но я приложила все силы и связи, какие только смогла, для скорейшего решения вопроса. Со дня на день должно состояться заседание суда, чтобы в особом производстве установить отцовство Ивана.

– Проходите, гости дорогие!

Отперев ключом дверь, распахиваю ее и приглашаю немногочисленных родственников к себе в квартиру. Пока остальные переступают порог, быстро разуваюсь и бегу мыть руки, а потом перехватываю у еще бледноватой Инги ребенка.

– Отдохни, прими душ, расслабься. Я за Данечкой присмотрю. Да и вон сколько у нас помощников, – подмигиваю Светланке, переминающейся сбоку.

– Тёть Ань, а он, правда, на меня похож? – интересуется младшая Усачева, пока ее сестра, благодарно кивнув, выходит из комнаты.

– Конечно, Свет, – заверяю с улыбкой, – ты же его родная тётя.

– Ой, как здорово получается, – смеется девчушка. – Значит, я, как и вы, теперь тетя? Вы – тёть Аня, а я – тёть Света?

– Точно так.

– Вот умора! Пап-пап… – убегает к отцу, поделиться радостью, а я, уложив Даньку на пеленальный столик, аккуратно его раздеваю.

Красавец мой ненаглядный. Смотрит своими умными сонными глазками, губками дергает и не плачет. Спокойный, будто всё понимает.

– Махонький какой, – комментирует Тимофеев, разглядывая внука через моё плечо. – А у нас Стеллочка совсем…

– Давай не сейчас, – обрываю его не совсем красиво, но, блин, достал! И киваю в сторону переминающегося с ноги на ногу в прихожей Усачева. – Евгения всего на пару часов с работы отпустили. Человека надо накормить.

– Но я…

– Опаздываешь? Уже уходишь? – держать бывшего в доме против воли не собираюсь, но, если уж пришел, пусть помогает, как остальные.

– Нет, Ань. Просто не знаю, что у тебя здесь, где и как.

– А-а-а, – тяну, расслабляясь, – тут у нас всё просто. В гостиной, – кивком указываю в сторону соседней комнаты, – стол уже поставлен, разобран и накрыт, посуда расставлена. Тарелки с салатами и нарезками в холодильнике. Соки, алкоголь там же. Нужно только со всего снять защитные пленки и принести на стол. И горячее в духовке на сто восемьдесят градусов включи подогреть.

– Понял.

– Да, Рус. Фрукты на окне в кухне. Руки, если что, там же помой. Инга, наверное, ванну уже заняла.

– Сделаю.

– Отлично, спасибо.

Руслан уходит. Евгения, к моей радости, забирает с собой, а то тот, как неприкаянный, все у входа топчется, а ближе не подходит.

Он и внука-то в роддоме на руки лишь на минуту взял. Не то боль от потери собственного ребенка его до сих пор не отпустила, не то боится, что я обману и Ингу с Данькой на них с женой спихну, если сильно будет с мелким ворковать.

Только зря он.

Мне ни их дочь, ни мой внук не в тягость. Свои же. Родные.

Да и с Ингой мы всё решили. В моем доме у них с Данькой своя комната теперь есть. Я им спальню Вани отдала. Ремонт небольшой косметический сами сделали, мебель сменили, детскую кроватку, столик, комод, манеж и так всего по мелочи докупили.

Глава 12

АННА

«Тимофеев Даниил Иванович родился двадцать четвертого мая этого года. Мать – Усачева Инга Евгеньевна. Отец – Тимофеев Иван Русланович», – читаю графы в свидетельстве о рождении и, на секундочку прикрывая глаза, счастливо выдыхаю.

Получилось. У нас все получилось.

Прошло чуть меньше трех недель, и вот, наконец, Данька стал сыном своего отца. И пусть первый никогда лично не познакомится со вторым, а второй уже никогда не узнает о первом, важно, что мы все сделали правильно. Мой внук – не безотцовщина.

Да, кому-то это может показаться лишним и ненужным, ведь общаться, помогать и поддерживать связь много важнее бюрократических бумажек, но я… наверное, опять же сказалась профдеформация, но я ни секунды не жалею о своем решении узаконить с внуком наше родство, как и о том, что заставила Ингу через все это пройти.

Пусть нудно, пусть долго, но кто бы и что не говорил, это важно. И я готова повторять свои доводы бесконечно.

– Как ты? Чем сейчас планируете заниматься? – уточняю у Инги, когда мы покидаем прохладный холл здания суда и, чтобы никто не задел, останавливаемся на крыльце в стороне ото всех.

– Нормально, но рада, что все закончилось, – признается та. Минуту или две отстраненно наблюдает, как я сюсюкаюсь с проснувшимся Данькой, после чего, кажется, определяется. – В парк пойдем погуляем. Погода хорошая, какой смысл дома сидеть и киснуть?

Риторический вопрос, но я все равно киваю.

– Вот и правильно, молодцы, погуляйте. Да, сладкий? – обращаюсь к внуку.

Тот моргает и смешно кривит губки, выдавая неопределенный звук, а я улыбаюсь еще шире.

– Вы нас подкинете или уже опаздываете? – Инга достает телефон, чтобы проверить время. – Я бы сына в машине заодно покормила.

– Конечно, подкину. У меня все встречи на после обеда перенесены, спешить нет резона. Пойдемте садиться.

Спускаемся. Пока молодежь утрамбовывается на задний диван авто, складываю коляску и убираю ту в багажник. Переноску Инга захватывает с собой.

– Все-таки не надумала кормить грудью? – уточняю у нее, садясь за руль и в зеркало заднего вида наблюдая, как она достает из сумки специальный термос для хранения детских бутылочек.

– А какой толк? – хмыкает молодая мать, встречаясь со мной взглядом. Отворачивается, протягивая Даньке смесь, и, как и я, наблюдает за тем, как маленький красавчик с жадным упоением и кряхтением принимается ее поглощать. – Ему или лень стараться, или мало, – продолжает разговор. – И мне все равно каждый раз приходится его докармливать, чтобы спал нормально. Так зачем и его, и себя мучить?

– Тебе видней, – пожимаю плечами.

Спорить не собираюсь, как и лезть с нравоучениями.

Сама в молодости терпеть не могла, когда старшее поколение с колокольни «я лучше знаю, у меня опыт» стремилось сунуть нос в мои решения, чтобы надавить авторитетом и попытаться прогнуть, и навязать свое мнение. Впрочем, и до сих пор этого не люблю. Потому, наверное, стараюсь уважать чужие границы, хоть и не всегда это получается.

А кто безгрешен?

– Ну что, поехали? – проверив по зеркалам, что никому не мешаю, аккуратно выезжаю с парковки, а после вливаюсь в плотный трафик.

Середина рабочей недели. Проспект по обычаю плотно забит. И даже самые резвые водители, обожающие играть в шашечки на дороге, как бы не хотели «сделать» остальных, толкутся в общем потоке. То и дело вспыхивающие красным светофоры, расположенные каждые двести метров, одинаково всех тормозят.

Заняв крайнюю правую полосу, медленно, но верну держу путь к городскому парку, а спустя двадцать минут помогаю Инге поставить переноску со сладко посапывающим внуком в синюю с желтой отделкой коляску. Закрепляем сетку.

– Родители не звонили? Как устроились на новом месте? – интересуюсь, замечая, как в третий или четвертый раз Усачева достает пиликнувший телефон, что-то читает, а после быстро вбивает ответ.

– Отец звонил, дважды. По голосу похоже, что доволен, – отвечает та рассеянно, перекидывая ремешок маленькой сумки через шею. – И Светка фотографии скидывала. У нее комната на чердаке, или как он там называется. Из-за скошенной по краям крыши места наверху не особо много, но ей нравится. Одна же теперь. Сама себе хозяйка. И до новой школы рукой подать. Еще ближе, чем здесь было.

– Ну, здорово.

А что тут можно добавить?

– Ага, – поддакивает Инга не особо радостно. – Ладно, пойдем мы, а то снова проснется, если на одном месте буду стоять.

Киваю.

Данька у нас еще тот проказник, любит спать в движущемся транспорте, даже если это всего лишь его коляска.

– Хорошей прогулки, – желаю с улыбкой напоследок.

Рабочий день пролетает, как один миг. До четырех занимаюсь актами и договорами, после провожу пару встреч, консультируя клиентов по всем возникающим у них вопросам в связи с предстоящими сделками. Вечером, перед возвращением домой, заезжаю в магазин.

Как-никак сегодня у нас маленький праздник. Внук получил свой первый важный документ – свидетельство о рождении. Хочется по этому поводу чем-нибудь себя побаловать. И не только себя.

Глава 13

АННА

– Храп? И что он?

– Пьяный, тёть Ань. Не то, чтоб в умат, но сейчас при мне «Лонг-Айленд Айс Ти» заказывал.

– Алкоголь?

– Да, крепкий. А еще я его машину на парковке видел.

– То есть, он за рулем?

– Похоже на то, но я не… я не берусь утверждать.

Утверждать и не надо. Я сама все проверю.

– Тим, скидывай адрес. Я приеду.

– Теть Ань, только…

Вполне понимаю его напряжение. Боится, что втяну в переделку или устрою что-то, что привлечет ненужное внимание к нему и его друзьям. Но я ж не нервная малолетка. Уверена, что даже с сильными эмоциями справлюсь.

Да и паниковать рано. Может, Храпов напьется, склеит девочку, а после тихо-мирно вызовет такси и укатит с ней в закат. А может, отчебучит что-то, что даст мне повод его прижучить.

Вероятностей много, но в любом случае упускать шанс посмотреть на гниль в обычной его среде обитания, я не могу.

– Не бойся, Тим. Я тебя не выдам.

Пирогов в конечном счете соглашается, что в общем-то уже вторично, ведь название клуба он мне в самом начале выдал. Но все же меньше, чем через минуту мой телефон сигналит входящим сообщением. Приходит адрес и точка геолокации.

Лезу в интернет, чтобы проверить месторасположение и глянуть, что меня ждет внутри, а после, выдохнув, набираю номер Светки Родионовой.

Друзья в нашей жизни бывают разные. Те, с которыми мы видимся каждый день или день через день, обсуждая все маломальские проблемы в жизни, начиная от поломки ногтя и заканчивая изжогой от четырех чашек кофе выпитых подряд. И те, с которыми можем созвониться раз в год, а то и реже, но по очень весомому поводу, при этом зная, что они никогда не откажутся выслушать и придут на помощь по первой же просьбе, потому что и ты для них сделаешь тоже самое без лишних слов.

Светка Родионова из последних.

И сколько ее знаю, столько раз при общении повторяю одну и ту же фразу: «Горжусь знакомством!».

Не в шутку, не по приколу, не из чувства зависти. Потому что реально горжусь.

Она классная.

Уважаю людей слова, людей дела, людей, которые идут к своей цели через преграды и невзгоды и при этом, несмотря ни на что, остаются людьми. В ладах с совестью и честью.

– Привет, дорогая! Как ты? Оклемалась немного? – сходу интересуется Родионова, явно имея ввиду похороны, на которых безотлучно была со мной рядом, как и мои родители, постоянно подставляя то плечо, то руку, чтобы я могла опереться.

А после по молчаливой просьбе самоустранилась, позволяя пережить горе так, как мне было удобнее – в одиночестве.

– Привет, дорогая! Да. Ты была права, Свет. Время не лечит, время лишь заполняет нашу жизнь новыми событиями. Но мне сейчас действительно легче.

– Я рада, Ань. Хочешь, приеду, поговорим?

Улыбаюсь. В этом вся Родионова. По первой просьбе, как всегда…

– Хочу, но кое-что иное, – не сдерживаю смешка. – Только сразу не падай в обморок!

– Хм, заинтриговала, – отвечает подруга мне в тон. – Погоди, сейчас на стул сяду. Ага, справилась. Ну давай, детка, жги!

Легко!

Беру и жгу:

– Све-е-ет, у меня внук родился. Данька.

– Ого! Поздравляю, бабка!

– Ага. Спасибо! А теперь я приглашаю тебя в бильярдный клуб. Отказ не принимается!

– Крутой поворот, однако, – смеется, а спустя секунду соглашается. – Ладно, Ань, уговорила. Скидывай адрес. Через час буду.

Внутри солнце разгорается.

– Родионова, ты же знаешь, что я…

– Гордишься знакомством? – не сдерживает смеха.

– Точно, Светка. А еще я тебя люблю!

– Ну это взаимно, дорогая. Давай, до встречи. Наберу, как подъеду.

Выйдя из спальни в коридор, замечаю, что из-под двери Ваниной, точнее, уже Ингиной комнаты пробиваются блики света. Телевизор работает. Переступаю с ноги на ногу, раздумывая, предупредить девочку о том, что на время отлучусь, или нет, но все же решаю заглянуть.

Стучу тихонько. Слышу голос.

– Не спишь? – уточняю, приоткрыв дверь.

Инга одетая сидит на диване. В руках телефон. Читает, переписывается, что-то смотрит – не суть важно. Я и сама постоянно с гаджетом в руках.

– Нет, не хочу пока.

– А Данька?

– Уснул минут двадцать назад.

Киваю. А после озвучиваю то, ради чего, собственно, заглянула.

– Инга, я в клуб уезжаю.

– Что?

– Поеду в клуб. Там Храпов пьяный отдыхает. Хочу посмотреть на этого мерзавца поближе.

– Зачем вам это?

Хороший вопрос. Но и ответ на него у меня есть.

Глава 14

Три недели спустя…

АННА

– Как вы тут поживаете? – интересуется Света, присаживаясь на диван в кухне, где мы с ее приходом решили расположиться. Подруга вытягивает ноги, а после с умильной рожицей наклоняется к покряхтывающему в люльке Даньке. – Привет, мой сладкий!

Шевелит пальцами у него перед лицом, отчего золотые кольца, отражая солнечный свет, бликуют и «играют», привлекая внимание ребенка.

– У-у… – выдает с серьезным видом единственный мужичок в доме, смешно вытягивая губки и дрыгая ножками, а я с ним соглашаюсь.

– Угу, правильно, Дань, говоришь. Растем мы потихоньку, тётя Света.

– Ну, это и без слов видно, – усмехается Родионова, – богатырь у нас не по дням, а по часам вес прибавляет. Любит покушать, да?

– У-у… – подтверждает вместо меня Данька, пуская пузырь.

С улыбкой наблюдаю за этими двумя, а после отворачиваюсь к стерилизатору и достаю бутылочку. Привычными скупыми жестами готовлю детскую смесь, а после, проверив температуру, отдаю ее моему терпеливому мальчику.

Не ребенок, золото. Даниил и ночами, тьфу-тьфу-тьфу, хорошо спит, просыпаясь лишь один раз в пять утра, чтобы покушать, и днем дает мне время заниматься делами, подолгу наблюдая за движением игрушек на музыкальном мобиле.

Ваня был таким же. Спокойным и режимным ребенком, позволявшим молодой мамашке и с ним возиться, и с учебой успевать, и молодому мужу время выкраивать.

– Держи, родной, – подставляю к пухлому детскому рту соску и с умилением наблюдаю, как губы жадно смыкаются на силиконовом носике, а хаотично дрыгавшиеся ручки, перестают мельтешить и упираются в пластиковые бока бутылки. – Свет, подержишь, я нам чай пока приготовлю.

– Лучше кофе, – поправляет Родионова, перехватывая поильник.

– Без проблем. Мне один клиент на той неделе подогнал швейцарский, будем дегустировать, – открываю подвесной шкафчик и демонстрирую банку с изогнутыми краями и непонятными иероглифами золотой краской. – Пойдет?

– О-о-о, вкусный, – одобрительно кивает подруга. – Наливай.

Пока накрываю на стол, выставляя конфеты, печенье, кексы и коробку обожаемых мною «Мишек Барни», тишину нарушает лишь шорох моих движений и пыхтение Даньки. Но, стоит присесть, как Света, становясь серьезной, спрашивает:

– Нашла эту кукушку-перелетную?

Имеет ввиду Ингу.

Усачева после того вечера, когда мы с Родионовой в клуб ходили, сильно изменилась. Замкнулась в себе, стала малоразговорчивой. Все больше у себя в комнате стала пропадать, но хоть внука мне по-прежнему доверяла. А вот все попытки поговорить игнорировала. Сколько я не пыталась вывести ее на откровенность и понять, что не так, может, была причина, что обиделась, ничего не добилась. А спустя восемь дней Усачева вовсе пропала.

В выходной Инга поехала в торговый центр, чтобы купить себе новый диван в комнату, так как старый ей был неудобен, после встретиться с подругами, а мы с Даней, оставшись дома, решили пойти гулять. Благо погода к тому всеми силами подталкивала.

Вернулись уже в шестом часу. Пока мылись, ели, играли, я сама не заметила, как поздний вечер наступил. А девочки все нет. Стала ей звонить – без толку. Сообщения в мессенджер написала, та их проигнорировала. Черт за ногу дернул, пошла в ее комнату. А там на старом диване листок из тетрадки в клетку. С ободранным краем. Присмотрелась, записка:

«Тётя Аня! Спасибо вам за всё, но я так больше не могу!

Я устала с этим вечно орущим и требующим то есть, то спать, то носить на руках ребенком. А ведь я и сама еще ребенок. Я хочу жить без забот, гулять, радоваться жизни и молодости, а не стирать пеленки и вечно подтирать грязную задницу!

Это вам Данька нужен! И я знаю, он с вами не пропадет.

А я выбираю себя! Извините меня.

Инга»

– Знакомый нашел, – киваю, выныривая из воспоминаний.

– Знакомый? – хмурится Родионова.

– Угу. Что-то вроде частного детектива. У него подвязки с ментами. Они номер Инги пробили по геолокации, ну и вычислили.

– Где нашли эту поганку? К родителям на юг уехала?

– Нет, – качаю головой, хотя тоже думала, что Усачева туда рванет. – В Питер махнула. Снимает комнату вместе с двумя подружками в коммунальной квартире, официанткой в ресторан устроилась. Вроде бы даже собирается в университете с нового учебного года восстанавливаться. У девочки большие планы на жизнь.

Усмехаюсь нерадостно.

– Погоди-ка, ты что, с ней виделась?

Переглядываюсь с Родионовой и согласно киваю:

– Ага, позавчера. Мы с Данькой и тем самым моим знакомым к ней на встречу ездили.

– А почему мне ничего не сказала? Я б присоединилась.

– Да как-то не хотела беспокоить, – пожимаю плечами. – К тому же вот, теперь рассказываю.

Светка закатывает глаза, но через минуту становится серьезной и, поправив Дане носочек, который тот стянул, дрыгая ногой, интересуется:

Глава 15

АННА

Уснувшего Даньку аккуратно подхватываю на руки и отношу в детскую. Укладываю в электронную колыбель-шезлонг и, зафиксировав страховочный крепеж, включаю бесшумный маятник.

Некоторое время топчусь рядом, с умилением наблюдая, как, беззаботно раскинув ручки и ножки, сопит мой карапуз, и, только убедившись, что его все устраивает, и открывать глазки он не намерен, покидаю комнату.

– Радионяня в двушке? – удивляется Родионова, заметив пульт у меня в руках.

– Ага, – киваю, укладывая тот перед собой на столе и занимая недавно покинутое место. – Сама еще неделю назад думала, что эта вещь – полная глупость и лишняя трата денег. Неужто я своего красавчика, сидя за компом в тишине квартиры, и не услышу?

– И что в итоге? Поменяла мнение? – подначивает.

– Определенно, – не планирую спорить. – За первые же три дня его дневного сна издергалась вся до трясучки. Не столько в документы и деловую переписку вникала, сколько ушные локаторы настраивала и по каждому шороху в детскую, как чокнутая, носилась. Всё Данькин плач мерещился. Только позже дошло, что это кулеры в системнике шумят.

– Ну ты, мать, даешь, – улыбается Светка и качает головой, а в следующую минуту вдруг вполне серьезно заявляет. – А знаешь, Нют, со стороны об этом судить глупо. Пока лично с проблемой не столкнешься, хрен ведь правильно оценишь.

– Это точно, – соглашаюсь, поглаживая пластиковый округлый бок станции. – Зато теперь такая красота. Как что, гляжу в экран и работаю себе спокойно дальше. Знаю, даже если Данька чуть-чуть пошевелится, я сразу услышу шорох по звуку из динамика.

– Ну и правильно. Молодец! Благами цивилизации надо пользоваться и на нервах не экономить. Ребенку спокойная и отдохнувшая мамка нужна.

– Бабушка, – поправляю ее и тут же получаю отмашку.

– Да какая ты бабушка, ну?! Не смеши мои коленки, Тимофеева. Ты ж настоящая мать-наседка. По-хорошему, тебе надо не опеку над Даниилом оформлять, а усыновлять мальчишку.

– Шутишь?

– Да с чего вдруг?! – немного повышает голос, не сдержав эмоций. – Абсолютно серьезна.

– Свет…

– Не Светкай! Я считаю, что этой пигалице малолетней хвост надо обрубать раз и навсегда. Чтобы, если вдруг в каком-нибудь месте у нее с испугу засвербит, даже не думала к тебе повторно соваться. Умерла, так умерла. И вообще, скажи-ка мне, дорогая, – резко меняет тему, – с работой теперь у тебя как?

– Да пока отпуск за свой счет оформила. На три недели. Две уже прошло. Дальше буду няню искать, – озвучиваю заранее продуманные планы.

– Няня – это правильно, – одобряет, не спеша расслабляться. – Но все равно, Ань, на весь день не пропадешь, да и сложности, дай повод, как снежный ком попрут. Врачи, прививки, простуды. Да мало ли что. На тот же массаж заставят ездить или в бассейн.

Согласно киваю.

Тут Родионова на тысячу процентов права. Да и я – уже не девочка, чтобы в сказки верить, что легко и просто сложится. Не сложится. Жизнь она такая… сбалансированная. Если где-то прибыло, то где-то точно и убудет.

Но мне ли печалиться? Да вот уж нет. Есть ради кого и ради чего стараться. И я постараюсь. Уныние в планы не входит.

– Я про удаленку думала, – делюсь все больше привлекающей меня мыслью. – Онлайн-консультации давать можно. Договора, проекты, предложения, жалобы, претензии, акты, да те же ответы на запросы составлять. К тому же у меня кое-какая своя наработанная база клиентов имеется.

– Отличная идея, Ань. Сама себе хозяйка, плюс отпуск по уходу за ребенком оформишь. Не пропадешь. И я подсоблю: по возможности своим толстосумам твои координаты давать стану. Прорвемся.

– Конечно, прорвемся. Это только начинать страшно, а потом как пойдет, – усмехаюсь, не скрывая позитивного настроя.

Собрав со стола грязные чашки, перемываю, ставлю в сушку и вновь щелкаю кнопкой электрочайника. Как нагреется, еще кофейку попьем. А чего просто так высиживать?

Упаднического настроения в душе ноль. Справимся. Мы со всем справимся.

А Инга… жалко ее, конечно, дурочку. Мать все-таки, и такое учудила. Не сомневаюсь, что пожалеет позже. Ребенком торговать, эх, кукушка… но бог ей судья.

А я… я просто радуюсь, что эта глупышка нас с внуком не разлучила. Вот без него, без своего сладкого обожаемого мальчишки, я б точно стрессанула. А так… нет, в порядке.

Главное, мы с Данькой вместе, живы и здоровы, а остальное – решаемо.

Если что, подушка безопасности у меня приличная. И родители живы.

На крайняк, к нам поближе их подтяну.

Пусть они этот город из-за суеты и шума не особо приветствуют. Им милый дом, своими руками отстроенный, и огород, с любовью вспаханный, намного милее. Уверена, попрошу помочь – не откажут. Приедут, поддержат, подсобят.

Ни меня, ни правнука не бросят.

Да и Родионова у меня есть. Оглядываюсь на подругу и не сдерживаю улыбки. Сидит, ноготками по столу стучит, бровки вместе свела. Явно какие-то наполеоновские планы помощи в голове строит.

Глава 16

АННА

ЧЕГО???

Пока я удивленно хлопаю ресницами, недоумевая, что за странные вопросы он задает и почему произносит их так твердо, что в конце предложения совсем не чувствуется вопросительный знак, он берет и отодвигает меня в сторону.

А затем проходит. В квартиру.

Совершенно спокойно. Как к себе домой.

Недоумеваю от бессовестности и самоуправства, а он вдруг негромко, но так властно, что желание спорить отбивает сразу и напрочь, командует, непонятно к кому обращаясь:

– Оставайтесь в парадной.

Что?

– Хорошо, Алексей Сергеевич!

– Принято!

Раздается сдвоенный бас у меня над ухом.

От неожиданности вздрагиваю, хорошо, не визжу, и резко отшатываюсь в сторону. Оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядами с двумя бравыми молодцами. Те грозными статуями стоят на пороге моей квартиры, мешая друг другу аршинными плечами.

Это что за два богатыря дядьки Черномора? Устроили тут, понимаешь, проходной двор!

В один момент вскипает возмущение, как молоко, разогреваемое на газу. Я даже приоткрываю рот, чтобы рявкнуть. А в другой телохранители, не сомневаюсь, что это именно они, плавно сдают назад и закрывают дверь. Беззвучно.

Обескураженная происходящим, поворачиваюсь к незваному гостю, скрещиваю руки на груди и требовательно спрашиваю:

– Вы кто такой?

– Стужев Алексей Сергеевич, – представляется мужчина, не меняя тональности голоса. Спокойствие и самоуверенность.

Непробиваемый просто!

Он стоит посреди моей прихожей и неторопливо осматривается по сторонам.

Я же во все глаза разглядываю его.

Высокий, ненамного старше меня. Ему точно за сорок, но вряд ли есть пятьдесят. Выглядит хорошо. Про таких говорят, что с каждым годом, как вино, становится только лучше. Худощавый, подтянутый. Ухоженный, но без перебора.

В густых, зачесанных назад темных волосах кое-где видны тонкие нити седины. Скуластое лицо, жесткий, даже сказала бы, волчий взгляд, ровный нос тонкие губы, квадратный подбородок с ямочкой, двухдневная щетина.

Я бы не назвала его красавцем, но лицо запоминающееся. Волевое. Такое хочется рассматривать, долго и неспешно.

Одет вроде бы просто – джинсы и рубашка-поло. Но и в качестве ткани, и в фурнитуре, и в фасоне прослеживается стиль. Так называемая «тихая роскошь». Вроде как неприметно и скромненько, а на самом деле стоит безумных денег.

Про часы и мокасины и говорить нечего. Хватает одного взгляда, чтобы понять – количество нулей в обоих случаях зашкаливает.

А еще от незнакомца очень приятно пахнет дорогим парфюмом.

– Я вас не знаю. И думаю, вы ошиблись адресом, – произношу, закончив осмотр.

Мне не нравится вошедший. Не нравится его самоуверенность. Раздражает слишком ярко бросающаяся в глаза расслабленность, будто тут именно он – хозяин положения, а я – мимокрокодил. А уж его слова про внука вообще отметаю, как мусор, не собираясь в них вникать. Ни на минуточку!

А еще я до чесотки терпеть не могу чего-то не понимать и попадать в ситуации, когда мне навязывают роль слабого и ведомого.

– Не думайте, Анна. Не ошибся, – ровно произносит мужчина, заканчивая разглядывать квартиру и, повернувшись лицом к лицу, переключается на осмотр меня.

Неспешный, подробный и откровенно изучающий осмотр. Начиная от лица и волос, до пальцев босых ног. И такой же тщательный в обратном направлении.

Пытается смутить или реально ему интересно – меня не особо заботит. Стесняться и закрываться не планирую. Стою и не шевелюсь.

Я такая, какая есть. И прекрасно осознаю, что он перед собой видит.

Сорокалетнюю женщину по паспорту, но чуть моложе на вид, едва достающую ему макушкой до носа. Стройную, худощавую. Про таких еще говорят: «Маленькая собачка до старости щенок». С русыми волосами, заколотыми в небрежный хвост на макушке. Не накрашенную, но вполне симпатичную.

О, да. Не собираюсь даже в мыслях принижать собственных достоинств.

Серые настороженные глаза, поджатые пухлые губы, гордо вздернутый подбородок – всё при мне, а еще скрещенные на груди руки, демонстрирующие закрытость и серьезность.

Но при этом строгость образа ломает веселенький домашний костюмчик. Мой любимый. Красные в черную клетку короткие домашние штанишки с бантиками на щиколотках и черная майка на широких лямках с кокетливыми крылышками-рюшами вместо рукавов.

– Я вас представлял несколько другой, – резюмирует через пару минут стоящий передо мной холеный мужчина.

– Не понимаю, зачем вам это вообще было нужно? – отмахиваюсь. Ловлю в серо-голубых глазах искру озадаченности и все же поясняю. – Представлять. Меня.

– А-а-а, – кивает он, изобразив бледное подобие улыбки. Очень и очень бледное. Призрак и тот явственней ощущается. Наверное. – Чтобы иметь представление, с кем временно находится мой внук. Я же уже говорил.