– Тебя можно поздравить с будущим материнством? – нечитаемый взгляд темно-синих глаз медленно соскальзывает на мой плоский живот, а затем вновь возвращает внимание лицу.
Губы сами собой дергаются в легкой усмешке.
– Меня – нет. Можешь поздравить с этим знаменательным событием моего мужа и его любовницу, – веду подбородком в сторону голубков, стоящих в компании моего свекра.
– Разве Ольга не суррогатная мать?
Иван прищуривается, а мне хочется рассмеяться в голос. Громко, от души. Но я себе этого не позволяю, слишком крепкие прутья у клетки, в которой меня держат. Один неверный шаг в сторону – моментально последуют санкции.
Так рисковать я не готова…
****************************
ДАРЬЯ
За три года до начала событий…
– Даша, у вас с Яриком точно всё в порядке? – интересуется мама, оборачиваясь с переднего пассажирского сидения.
Когда отец за рулем, она всегда сидит с ним рядом. Они вообще идеальная пара, умеющая пусть не любить друг друга до гробовой доски, но отлично понимать и ладить, как и положено тем, кто женился не по любви, а ради объединения капиталов.
Так же и меня пару лет назад выдали замуж… ради капиталов. Хотя, если быть до конца откровенной, не совсем так же.
Мной сыграли, как глупой доверчивой куклой, но это уже не имеет значения. Ничего не имеет значения, потому что развод с моим мужем всё равно не предусмотрен. Даже если всё плохо, очень плохо, бизнес превыше всего.
– Да, в порядке, – озвучиваю то, что хочет услышать отец, и что успокоит маму.
Все равно она никоим образом не сможет повлиять на ситуацию. Тихая, спокойная, привыкшая во всем подчиняться мужу, она не ввяжется в конфликт. А я…
Начни я сейчас жаловаться и проситься да хоть в монастырь принять постриг, ничего не изменится. Лишь мама расстроится зазря, а папа и пальцем не пошевелит… потому что капиталы, раз, и я сама виновата, два.
Не вру.
Такое в моем прошлом уже было, просила, рыдала, умоляла отца оградить от Ярослава, копнуть поглубже, задуматься, подарить мне свободу, но результатов не принесло. Воз и ныне там. Точнее, я как получила навязанную подлостью фамилию Шаталова, так с ней и живу, и буду жить до конца своих дней…
Хочу – не хочу, никого не волнует.
Нет, есть еще один вариант освободиться – если Ярик или его папочка вдруг решат, что я им больше не подхожу. Но пока, к сожалению, моя кандидатура их вполне устраивает. И лучших нет.
– Тогда почему он отказался лететь с тобой в Испанию? – не унимается мама, наивно полагая, что мне без Шаталова скучно. – Вчетвером нам было бы веселее.
«Да нам и втроем замечательно! Неужели не замечаешь?»
Проглатываю готовую сорваться с губ фразу и произношу иное, опять же, чтобы поскорее сменить тему.
– Он не отказался, не волнуйся, – отвечаю, стараясь звучать ровно, без ехидства. – У них с его отцом возникли какие-то срочные дела. Обещал решить всё в течение нескольких дней и обязательно прилететь.
Прилететь, м-да… он действительно обещал так сделать. Разве ж можно оставлять молодую супругу без надзора? Нет, конечно. Даже если с родителями. И смех, и грех.
Я же лелею мечту, что у Ярослава там всё затянется как минимум на три недели, что мы будем здесь отдыхать. А если и не затянется, то из-за непогоды или другого какого-нибудь ЧП закроют все аэропорты и перестанут сажать самолеты.
Должна же я пусть иногда отдыхать от персоны, которую никогда не приму и не полюблю, что бы он не делал.
– Прекрасно! – радуется мама, напоминая беззаботного ребенка, которому пообещали скорый подарок.
Я же никак не реагирую. Лишь на секунду пересекаюсь с внимательным взглядом отца в зеркале заднего вида, а потом резко отворачиваюсь к стеклу, транслируя желание любоваться грозовым небом.
На улице уже стемнело, и мы возвращаемся с прогулки по пустынному влажному серпантину в отель.
Едем, но не доезжаем. Потому что на очередном витке со встречной полосы на нашу вылетает бензоцистерна.
Я даже испугаться не успеваю. Вообще ничего не успеваю.
Все происходит как в замедленной съемке, которую нельзя поставить на «стоп» или изменить.
Я просто беспомощно смотрю, как огромная машина смещается к центру трассы, постепенно покидая свою полосу движения и, слепя фарами, стремительно сокращает между нами расстояние.
Сто метров.
Пятьдесят.
Пара десятков.
«Лобовое… это конец…», – малоэмоционально проносится в голове.
Последнее, что помню, отец выкручивает руль. Нашу машину заносит боком. Водительской стороной под большегруз.
ДАРЬЯ
Настоящее время…
Огонь разрастается сильнее. Медленно подбирается к ногам, облизывает подошвы босоножек, жжет пальцы…
Он жадный, ненасытный, злобный, требующий жертв. Еще и еще…
Мне страшно. Очень страшно, мамочка!
Всхлипываю и сгибаю ноги в коленях, стараясь убраться от нестерпимого жара подальше. Упираюсь пятками в асфальт, перебираю руками, пытаясь отползти. Надо срочно увеличить расстояние с полыхающим ужасом, иначе он меня поглотит и уничтожит. Но стопы, вымазанные кровью, проскальзывают и не помогают.
Плюхаюсь на задницу, не справившись с задачей.
А он, мой главный кошмар, легко сокращает между нами дистанцию и подбирается еще ближе.
– Нет… нет…
Мотаю головой, не желая сдаваться. Я должна. Должна еще раз попробовать, но, как не борюсь, остаюсь на месте, будто приклеенная.
Огонь фыркает, насмехается. Разбрызгивает искры в стороны, скалится, словно хищный зверь, и подкрадывается вплотную, подкидывая и опуская языки пламени.
Всё ближе… и ближе… и ближе...
– Сдайся… подчинись… сгори… – урчит он, окружая.
Минута, две, и ловушка схлопнется, взяв меня в кольцо.
– НЕТ! Ни за что!
Отказываюсь участвовать в играх по его правилам и рывком спешу отстраниться. Неистово дергаюруками и ногами…
Подкидываюсь и резко сажусь, дико озираясь по сторонам.
Пусто. Господи, пусто. Огня нет. Кошмара нет. Все в порядке. Со мной всё в порядке. Я в безопасности. На кровати в собственной спальне. Жива, здорова и невредима.
А всё привидевшееся – не более чем очередной кошмар.
Кошмар, Даша. Успокаивайся.
Провожу ладонями по лицу, растираю щеки, вместе со слезами смаргиваю ужас прошлого и протяжно выдыхаю. Медленно втягиваю новый глоток воздуха и, выпятив губы трубочкой, еще раз выдыхаю.
С каждым разом получается все легче и спокойнее. Вот и замечательно. Не дело это – соревноваться с загнанной лошадью. Надо приходить в себя. И сердце надо успокаивать, а то несется галопом, неугомонное, будто грудную клетку пробить торопится.
– Это сон. Просто дурной сон. Огня нет, – проговариваю вслух свой страх и, смахнув с лица растрепавшиеся во сне волосы, настраиваюсь на позитивную волну. – А у меня все хорошо.
Сгибаю ноги в коленях, обхватываю их руками и устремляю взгляд в окно, где уже во всю светит солнце.
Конец лета. Надо не грустить, а радоваться оставшимся погожим денькам, наслаждаться солнцем, теплым ветром и яркой зеленью. А то расклеилась, понимаешь ли, будто кисейная барышня.
Нет. Это совсем не дело. Подумаешь, конверт с приглашением от Шаталовых получила. В первый раз что ли? Нет, конечно. Сколько этих конвертов за два года у меня было? Десятка два точно, а может и больше.
Хочу – не хочу, а я – член семьи. Тоже Шаталова. Вот и получаю приглашения.
И на мероприятия их снобские хожу. Всегда хожу, иначе нельзя. С родственничками мужа и им самим юлить нельзя. С ними вообще ничего лишнего нельзя. Следят за каждым шагом, контролируют, держат руку на пульсе и душат, душат, душат.
Захочешь – не отмахнешься.
Кривлю губы в едкой усмешке.
Кто б знал, как я устала. От брака-ширмы устала. От давления и угроз устала. От вранья постоянного. От них самих, всех Шаталовых до единого.
Как мне всё осточертело, боже. Послать бы их дружной гурьбой в бездну, бросить здесь всё без сожалений, сбежать на край света… и вдохнуть, наконец, свежего воздуха, не испоганенного шантажом и ложью.
Нельзя.
Мне ничего нельзя.
Чувствую себя бабочкой, надежно пришпиленной иглой. Понимаю, что всё, свободы уже никогда не будет, скоро совсем засохну и сдамся, но в душе бьюсь, бьюсь и наивно мечтаю вырваться из ловушки на волю.
– Глупости всё. Мне с ними не совладать, – приземляю себя резко и поспешно выбираюсь из кровати.
Какой смысл сидеть и себя жалеть? Лучше кофе сварю. Вот уж что-что, он точно отлично умеет поднимать настроение. А приём по случаю юбилея Льва Семеновича – ничего, переживу.
Только ненавистному свекру долгих лет жизни желать не буду. Не умею настолько лицемерить. Пусть словесными кружевами на радость папаше и публике муженек занимается. Он это любит. Пиз…бол из него вообще великолепный.
С меня же будет достаточно подобрать себе соответствующую статусу дорогую упаковку, а дальше весь вечер помалкивать и улыбаться. В общем, играть хорошо заученную роль той самой бабочки, призванной украшать коллекцию.
***
– Даша, я во дворе. Сейчас поднимусь, – произносит Ярослав без четверти семь, как только я принимаю вызов.
ДАРЬЯ
В выходной день пробки в центре города отсутствуют, и к гранд-отелю мы подъезжаем вовремя.
Ярослав выходит сам, мне помогает лакей. Он распахивает дверь, подает руку в белоснежной перчатке, улыбается.
– Добрый вечер.
– Добрый, – отвечаю негромко, опираюсь и поспешно вылезаю.
Знаю, еще секунда промедления, и муж, обогнув машину, будет рядом. Сунется помогать, а я не хочу лишних соприкосновений.
За рукав пиджака еще подержусь. Но за руку… контакт кожа к коже именно с ним – не особо приятен. Поэтому, к тому моменту, когда Ярослав приближается, я уже нахожусь на улице.
Будто считывая мои мысли, муж чуть сощуривается, но молчит. Отворачивается, отдает ключи персоналу, чтобы те отогнали автомобиль на парковку, и вновь уделяет мне внимание.
– Готова?
Подставляет локоть для опоры.
– Конечно, – растягиваю на губах полагающуюся случаю улыбку и цепляюсь за темную ткань пиджака. Всё, чтобы порадовать случайных наблюдателей, от чьих взглядов уже покалывает затылок.
– Тогда вперед, – Шаталов дожидается, когда нам распахнут дверь, только после этого делает первый шаг.
Я за ним.
О существовании гранд-отеля я знала и раньше. Импозантное архитектурное строение, выросшее на берегу реки лет десять назад, сразу стало изюминкой нашего города. Но прежде в этом месте никогда не бывала. С родителями не довелось, а Шаталовы обычно отдавали предпочтение загородному клубу «Дымов-холл».
Сегодня их вкус изменился.
– Один из будущих партнеров отца, в котором мы заинтересованы, остановился в этой гостинице, – поясняет Ярослав, словно считывает мои мысли. – Мы решили, что глупо кататься туда-обратно. К тому же обслуживание здесь вполне на уровне.
– Про уровень обслуживания тебе виднее… – бросаю вскользь и незаметно осматриваюсь, стараясь составить собственное мнение.
Просторный холл, высоченные потолки. Мрамор, позолота, живые цветы. Всё дорого– богато, но без перебора. Изыскано и стильно.
В банкетном зале не хуже.
Много света за счет огромных французских окон. Шелк на стенах, хрустальные люстры под потолком. Белоснежные колонны разбивают огромное помещение на зоны. В одной из них расторопный бармен за стойкой готовит цветные коктейли, в другой улыбчивые официанты предлагают помощь у фуршетных столов, в третьей играют музыканты.
– Живая музыка? – вычленяю самое интересное, кивая первым встречающимся на пути знакомым.
– Да. Всё, как мама любит, – соглашается Ярослав, как и я, успевая здороваться и пожимать протянутые руки. После чего возвращается к моей ранее оброненной фразе. – Два года прошло, а ты до сих пор не можешь забыть, как встретила меня с Ольгой, выходящими из гостиницы?
Забыть действительно не могу. Только не по той причине, о которой он всегда думал и думает. Тогда, два года назад я не расстроилась, а очень обрадовалась «сюрпризу». Ведь у меня впервые появился реальный повод настоять на отдельном проживании и перебраться в квартиру, подаренную родителями.
– Ну так ты сама была виновата, Даша, что так случилось. Я – мужчина. Мне нужен секс на постоянной основе, а не раз в неделю и по одолжению, – негромко продолжает Шаталов, не подозревая о моих истинных мыслях. – И, если ты это, наконец, осознала и готова давать мне то, что я хочу и как хочу…
Не договаривает, подвешивая предложение в воздухе. Смотрит в глаза.
Еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в голос, и качаю головой…
– Нет-нет-нет, нынешнее положение дел меня вполне устраивает, – спешу откреститься от сомнительной радости. – К тому же ты у нас давно и плотно ангажирован.
– Для жены, – выделяет он голосом последнее слово, – время я найти могу.
Щедрый какой. Зато я для мужа – нет. Ни за что.
Но фразу снова не озвучиваю. Не с руки портить ему настроение, нам еще ближайшие часы плотно сотрудничать на благо ненасытной семейки Шаталовых.
– Что скажешь? – не унимается Ярослав, будто идея затащить в койку жену его самого сильно прельщает.
Мне везет, отвечать не приходится. Огромный зал, к счастью, заканчивается, и мы приближаемся к Льву Семеновичу и Клавдии Игоревне.
Свекор и свекровь стоят рука об руку и, растягивая искусственные улыбки (не верю, что они умеют радоваться искренне), принимают поздравления от семейной пары примерно их возраста. Тосты, смех, звон бокалов и холод во взглядах. Высокомерие и пресыщенность, спрятанные за маской добродушия, – в этом они все.
– Надеюсь, ты позаботился о подарке? – заставляю себя не кривиться при виде Шаталова-старшего. Того, кто занимает верхнюю строчку списка презираемых мною людей. – Потому что в своих статьях расходов я эти траты не учитывала.
– Если тебя не устраивает зарплата, можешь в любой день подойти ко мне и попросить платить тебе больше.
Вновь переглядываемся с Ярославом. Он с высока, подначивая. Я, стараясь оставаться безразличной.
Подойти… попросить… ах-да, предварительно записавшись на прием у секретаря… а потом быть ему обязанной?
ДАРЬЯ
– Лев Семенович, позволь-ка тебя обнять и поздравить, дорогой мой человек, – зычный голос Семенова заглушает музыку и привлекает к себе не только наше внимание, но и других гостей, в это время обитающих поблизости.
Сияя белоснежными винирами, мужчина наигранно широко разводит руки в стороны, вразвалочку приближается к Шаталову-старшему и стискивает того в захвате, демонстрируя всем и каждому теплейшие отношения. Похлопывает по спине и что-то произносит на ухо, отчего оба громко смеются, затем отстраняется и теперь уже пожимает ладонь, как положено.
– Долгих лет жизни и успешного процветания твоему бизнесу, – на высокой ноте заканчивает короткую поздравительную речь.
Успешного процветания бизнесу…
Про себя повторяю последнюю часть фразы и беззвучно хмыкаю. На счет этого совершенно не сомневаюсь. Исполнится. Иначе и быть не может, учитывая методы, которыми не гнушается свекор, бессовестно оттяпывая чужое состояние у законных владельцев и засовывая в собственный бездонный карман.
Так же, как не сомневаюсь, что Семенов в курсе грязных делишек друга. Многих, если не всех. Знает… знает продажная шкура, имеет с этого свой процент и надежно покрывает. Проще говоря, крышует.
Не зря ж их связывают такие теплые и доверительные отношения. Не зря ж Валентин Петрович живет на широкую ногу не по доходу, обеспечив недвижимостью и жену, и тещу, и дочь, и даже еще не рожденного внука или внучку, а Лев Семенович не боится быть тварью. Не зря ж меня от обоих воротит.
Пока остальное семейство Семеновых здоровается и лобызается с семейством Шаталовых, уделяя наигранное внимание и мне, – пусть минимум, но всё же, ведь иначе нельзя – гости смотрят, – отвлекаюсь на подходящего к нашей группе официанта. Первой тянусь к подносу и забираю бокал игристого.
Не дожидаясь тостов или другой сиропной ереси, от которой сведет скулы или заноют зубы, делаю несколько глотков шипучки и довольно выдыхаю.
Вот так уже легче. Пузырьки пощипывают язык, внутри разливается долгожданное тепло, а в теле, наконец, появляется раскованность, которой сильно не доставало.
«Лучше?» – задаю самой себе вопрос, и сама же отвечаю: «Лучше! Мне ж тут еще полтора часа выстаиваться, а нервы не железные».
– Даша, ты ведь не собираешься напиваться? – до боли знакомый голос портит всю малину.
Обжигая ухо теплым дыханием, Ярослав, как черт из табакерки, возникает совсем рядом, забирает свой фужер у разносчика и, по-хозяйски разместив свою конечность у меня на талии, прижимает к себе поближе.
По телу прокатывается холодная поземка отвращения. Стараясь не напрягаться и не отшатываться, остаюсь на месте. А на подкорке, не замолкая, нестерпимо зудит желание стряхнуть с себя липкое инородное тело и отойти подальше.
– Конечно, нет, дорогой. Вокруг одни хищники и твари. Разве ж я могу так рисковать? – отвечаю, растягивая губы в нежной улыбке.
С языка так и рвется оправдательная речь, что я ни разу в жизни не напивалась, но силой воли ее проглатываю.
Если он о такой важной детали забыл – что ж, переживу, в очередной раз прояснив для себя его истинное ко мне отношение. Если помнит, но все равно вздумал контролировать – тоже нестрашно. Чем бы дитя не тешилось.
– Значит, хищники и твари… м-м-м… какие интересные умозаключения, – растягивая гласные шепчет на ухо Ярослав.
Со стороны кажется, будто мы мило воркуем. Как раз то, что и должно казаться окружающим. Ради этого меня здесь выгуливают.
А то, что некоторых происходящее слегка, а может сильно, нервирует, как ту же Олюшку, поджимающую ярко-алые пухлые губки, так даже весело.
Пусть чуть-чуть побесится. Лишний жирок сбросит.
Мне ее не жаль. Нисколечко. Она – не глупая малолетка, попавшая в переплет по наивности, взрослая дама. Старше меня. Когда раздвигала ноги, знала перед кем. О последствиях незащищенного секса знала тем более. Так что ж теперь пыхтеть и стараться испепелить законную супругу в моем лице взглядом?
Глупо и нелепо.
Да и не подействует.
Не разведусь. Но не по той причине, о которой, наверное, она думает. Это изверги-Шаталовы меня не отпускают. Не наоборот.
Я им нужна. Пока что… а дальше… дальше только бог поможет.
– Да… вот такие умозаключения, Ярослав, – киваю мужу, перестав наконец доводить его любовницу прямым взглядом и пустой улыбкой. – Только ты ошибаешься. Они не интересные, а печальные. Мне искренне жаль, что первых здесь считанные единицы, в основной же массе присутствуют вторые.
Выдав свою правду, приподнимаю бокал, будто предлагаю отличный тост, и сама же выпиваю.
– Твари? – уточняет Шаталов, сводя брови к переносице, хотя явно понял ответ с первого раза.
Не зря ж в глубине промелькнуло высокомерие и легкое пренебрежение, пусть он и постарался моментально его спрятать.
– Именно так, одни твари, – киваю и всовываю в его свободную руку пустой фужер. – Ты ж не будешь возражать, если я пойду прогуляюсь в дамскую комнату? Хочу носик попудрить.
Не дожидаясь ответа, звонко чмокаю воздух возле гладковыбритой щеки, подмигиваю и удаляюсь.
ДАРЬЯ
Везет, как утопленнику – это точно про меня.
Направляясь в сторону супруга, который уже во всю вертит головой, явно меня выискивая, – неужто Олюшка наскучила? Или просто переживает, что какую-нибудь дичь выкину? – забираю в сторону, чтобы не пересечься с Тихомировым и компанией мужчин в темных деловых костюмах, его сопровождающих. Однако не учитываю одного важного момента: если Иван что-то задумывает, то непременно доводит это дело до конца.
– Здравствуй, Даша.
Застываю словно парализованная, ощущая, как по спине бежит холодок, а тело покрывается мурашками.
Еще не оборачиваясь, я уже точно знаю, кто находится за спиной. Низкая тональность и глубина – этот голос невозможно забыть, невозможно спутать ни с каким иным. Даже не общаясь с человеком туеву кучу лет, узнаю его моментально.
Как и запах, тут же заполняющий пространство и забивающий собой мои легкие. Специи и сандал. Всё неизменно.
Никогда не любила восточные ароматы, предпочитая более свежие цитрусовые нотки, но этот… с первого дня нашего знакомства с Тихомировым он вскружил мне голову. И до сих пор, оказывается, кружит, что очень пугает.
Тело, будто закодированное, действует самостоятельно, поворачиваюсь и вот уже пару секунд спустя стою прямо перед Иваном. Лицом к лицу.
Краем сознания отмечаю, что он изменился, но не сильно, хотя столько лет прошло. Он всегда был выше Ярослава, более статный, широкоплечий, с сильным телом. Теперь же к этому добавилась жесткость и властность.
Иван, словно существо другого мира, и притягивает к себе внимание с первой секунды. Скуластое гладковыбритое лицо, смуглая кожа, будто выжженные солнцем соломенные волосы. Красив, харизматичен, силен. Его истинно мужская энергетика и манера двигаться выдает в нем матерого хищника и, скорее, отталкивает, чем завлекает. Слишком пугающая аура, слишком гипнотическая и порабощающая волю.
Мужчина открыто смотрит мне глаза и явно ждет ответа.
Читаю во взгляде обычную доброжелательность, узнавание, сдержанный интерес, всё то, как если бы спустя годы встретились старые знакомцы, и им есть, о чем поболтать.
Молчать дальше слишком странно. Да и вокруг столько взглядов, которые буравчиками въедаются под кожу…
– Здравствуй, Иван, – растягиваю на губах подобающую случаю улыбку и протягиваю ему руку.
Моя ладонь тонет в его большой смуглой. На какой-то миг чудится в его взгляде горячая искра, но тут же все исчезает, как не бывало. А он уже непринужденно склоняется к моему уху, будто вокруг слишком шумно, и с ходу выдает:
– Очень рад тебя видеть.
Неужели?
– Взаимно.
Ответ отыгрываю на автомате.
И словно это понимая, мужчина вновь ловит мой взгляд, а уголок его губ едва заметно дергается в кривоватой усмешке. Циничной усмешке, которую я слишком хорошо помню.
Внезапно хочется оказаться отсюда подальше. Исчезнуть, раствориться, забыть нечаянную встречу, как неверный сон, который будоражит, но вместе с тем причиняет боль, вновь и вновь раскалывая на части давно разбитое сердце.
Стараюсь отвернуться и краем глаза цепляю Ярослава.
Муж, увидев меня рядом с Тихомировым, резко напрягается и подается вперед, совсем как хищник перед броском. И только холеная ручка Оленьки, мертвой хваткой вцепившаяся в рукав пиджака, заставляет его оставаться на месте.
– Как поживаешь, Даша? Как семейная жизнь? Счастлива?
С каждым новым вопросом Ивана сердце все больше ускоряется. Перед глазами мелькает всё, что между нами когда-то было, и какую роль в моей жизни он сыграл. И, наверное, увидь я сейчас в его глазах циничное превосходство, наплевала бы на то, что тут полно народу, на свои обязательства, ошейник и поводок, развернулась и ушла.
Пожалуй, так оно и было бы.
Но в темной синеве сквозит лишь обычное любопытство. Во всяком случае, так оно ощущается. Будто прошло время, мы стали старше, всё забылось, переболело, и теперь он просто рад меня видеть, как и сказал.
– Благодарю, всё хорошо, – пустая улыбка вновь замирает на моих губах.
Да, Иван прав, что бы ни случилось в прошлом, сейчас мне не за что его винить. Да и тогда, пять лет назад, тоже было не за что.
Пусть он был старше, умнее, опытнее, а я всего лишь сикухой на пороге девятнадцатилетия, сплоховала именно я. Я и только я. Потому что не сумела разглядеть вероломство и цинизм, спрятанные под маской дружелюбия.
Не испытывая потребности и дальше рвать душу, размыкаю губы, чтобы пожелать хорошего вечера и распрощаться, но Тихомиров задает новый вопрос:
– Тебя можно поздравить с будущим материнством?
Нечитаемый взгляд темно-синих глаз медленно соскальзывает на мой плоский живот, а затем вновь возвращает внимание лицу.
И вот тут меня срывает. Внутри разливается горечь, а губы сами собой дергаются в едкой усмешке.
– Меня – нет. Не стоит. Но можешь поздравить с этим знаменательным событием моего мужа и его любовницу.
ДАРЬЯ
Дев..вочку…
Да, лучше пусть будет «девочку», чем «девственницу», слово, которое использовал Тихомиров пять лет назад при нашем последнем разговоре. Разговоре на троих, где присутствовали я, он и Ярослав.
Да, даже последнего разговора тет-а-тет с любимым человеком у меня не вышло. Судьба-злодейка воспротивилась.
Грустно хмыкаю, в очередной раз вспоминая тот вечер.
Была середина осени. Я только-только поступила на первый курс университета. Кафедра иностранных языков – всё как хотела. Прошла по баллам на бюджет без всякого блата и страшно собой гордилась.
Отец недовольно пыхтел, но молчал.
Он мечтал засунуть меня на финансовый, чтобы позже приобщить к семейному делу и постепенно ввести в совет директоров. Но дал один-единственный шанс пробиться самой, куда пожелаю, и отступить, если смогу.
Я смогла. Он тоже сдержал слово.
Иван встретил меня после занятий, где я задержалась, проторчав несколько часов в библиотеке, и повез ужинать в кафе. У нас как раз был тот самый волнительный период первого официального месяца знакомства, когда и хочется, и можется, но каждый шаг страшит. Точнее, страшил он лишь меня, явно не парня на десять лет старше.
И все равно в те дни я была безумно счастлива, словами не передать. Летала на крыльях любви и видела мир исключительно в розовом свете, потом что Тихомиров обратил не меня внимание (я-то давно и безоговорочно в него втрескалась, благо поводов имелось предостаточно – родители-бизнесмены зачастую пересекались, а заодно и мы – их дети). Но в то же время я до трясучки боялась показаться ему глупой и навязчивой малолеткой.
А может, и казалась. А может, и являлась. Теперь это уже не столь важно.
Пока ужинали, в кафе приехал Ярослав. Привез Ивану какие-то бумаги. Инвестиционный проект, который нужно было срочно просчитать и проанализировать. Шаталов, будучи младше Тихомирова на четыре года, в то время только-только вливался в строительный бизнес своего отца и старался быть максимально важным и исполнительным.
Уже не помню, почему Ярослав не ушел сразу. Все трое мы не были близкими друзьями, но общие дела родителей заставляли поддерживать неплохие отношения. Шаталов подсел к нам за столик, решив на дорожку выпить чашку кофе, и завел разговор вроде как ни о чем, а после переключился на создание семьи и поиск второй половинки.
Я догадывалась, что ему нравлюсь, но никогда не давала повода даже заикнуться о своих чувствах. Зачем? Если перед глазами и в сердце был только Ваня.
И неважно, что Шаталов-старший и Андрей Вукалов, мой отец, мечтали о слиянии и за рюмкой не чая порой шутили, что неплохо было бы породниться. Глупости, не девятнадцатый век, чтобы ломать детям судьбы и заставлять жить вместе не по воле чувств, а ради денег.
Именно тогда, в последний вечер, когда мы были вместе, и прозвучала та фраза Тихомирова:
– Моя будущая жена во всех смыслах будет только моей.
– Еще скажи девственницей, – усмехнулся Ярослав, бросив в мою сторону мимолетный взгляд.
– Именно ей, – совершенно серьезно подтвердил Иван. – Чистой, скромной, идеальной девочкой, перед которой, если потребуется, я прогну этот мир.
И вот теперь, вспоминая былое, я интересуюсь, наверное, самым для себя важным и болезненным:
– Уже нашел свою идеальную дев..вочку?
– Давно нашел, – криво усмехается уже не мой мужчина.
Добавить что-то не успевает. Рядом с ним останавливается голубоглазая шатенка лет тридцати. Высокая, стройная. Ей очень идет французская коса, в которую заплетены волосы, и темно-синее платье с завышенной талией, скрывающее небольшой животик.
Последний я замечаю, когда тонкая рука касается его в защитном жесте всех будущих мам мира.
– Вань, положи, пожалуйста, ключ от номера к себе в карман, – произносит она с извиняющейся улыбкой. – Боюсь, опять его потеряю.
*
– Давай, конечно, – с подтрунивающей интонацией откликается Тихомиров, но так тепло и искренне, что я против воли стою и, будто завороженная, наблюдаю за ним другим. Не тем, кого увидела сегодня чуть ранее, далеким и чужим, а за тем, в кого влюбилась много лет назад, открытым и располагающим к доверию.
Мужчина перехватывает у женщины пластиковый прямоугольник, ловко прячет в карман пиджака и, согнув руку в локте, подставляет ее, чтобы спутница могла опереться. Не раздумывая, та именно так и поступает.
Все действия пары выглядят настолько легкими и естественными, что не остается никаких сомнений: они явно близкие люди или очень и очень хорошо друг друга знают.
Какое утверждение вернее – ответить с ходу затрудняюсь. Даша из прошлого наивно полагает, что второе, но я настоящая, давно переставшая верить в сказки, не сомневаюсь, что первое.
– Кстати, знакомьтесь, – отвлекаясь от своей спутницы, Иван молниеносным движением поворачивает голову и переводит взгляд на меня, и, кажется, целое мгновение я не только краснею, пойманная на беззастенчивом подглядывании, но и тону, погружаясь в его пронзительный синий омут. Тону помимо воли, потому что оторваться и моргнуть никак не получается.
ЯРОСЛАВ
– Уверена, что сама справишься? – вместо того чтобы распахнуть дверь подъехавшего такси и помочь Даше забраться в машину, стою столбом, прикрывая ладонью ручку, чтобы жена не могла до нее дотянуться самостоятельно.
Не хочу ее отпускать.
Ни домой, ни куда бы то еще. Мне нравится, когда она рядом, даже если гордо задирает свой маленький нос, пытается куда-нибудь улизнуть и нехотя участвует в разговорах. Главное, что присутствует поблизости, чувствует меня и нашу связь.
– Не переживай, я и с головной болью сумею назвать свой домашний адрес, – устало закатывает она глаза.
– Я могу тебя проводить? – сам не знаю, чего навязываюсь.
Хотя, конечно, знаю. Проблема точно не в доставке. Это такси, как и еще несколько машин бизнес-класса, специально арендованы на этот вечер, чтобы гости, желающие покинуть банкет, могли без задержек и нервов исполнить свое желание. Таксисты тоже все проверенные люди – не шарашкина контора.
Причина собственного загона в другом.
Взгляд, которым весь вечер прожигал мою жену Тихомиров, пока Даша, ничего не замечая, вела разговоры за столом, ничуть не изменился за прошедшие годы. По-прежнему собственнический. Будто и не было пяти лет разлуки между ними, будто она – снова его девочка.
Вот только Иван ошибается.
Дашка моя. Моя жена.
И будет моей столько, сколько я захочу.
– Шаталов, не говори ерунду. Зачем оно тебе надо? – сводит бровки домиком очаровательная блондинка с моим обручальным кольцом на безымянном пальце. – К тому же тебя там Олюшка ждет.
– Ревнуешь? – моментально цепляюсь к словам.
Кто б знал, как я этого желаю. Словами не передать. Ее ревности, ее страсти, огня в глазах, дикости, собственнических повадок, всего-всего, чтоб звенело… но там, мать его, штиль. Гребанный штиль все пять лет совместной жизни. Безразличие и пустота.
Подумаешь, вынудил ее выйти за меня замуж обманом. Другая давно бы махнула рукой, забыла, смирилась и стала строить жизнь, отталкиваясь от новых вводных. Ведь я не урод, богатый, щедрый, и для нее всегда был готов практически на все.
Нет, как же… унизил ее чувства, сломал жизнь… Бред!
Не любит она меня… да и срать бы!
Но куда там… упертая, как мул.
– Не-е-ет. С какой стати?
Вот и сейчас своим зевающим «нет» мне будто серпом по яйцам рубит.
Рыбина холодная. В постели – ни о чем. А я все равно как идиот на ней помешанный. И ласку, и подкуп, и холод, и пренебрежение – всё применял, всё пробовал. За время брака чего только не было. Пробить на эмоции пытался, а результата не достиг.
Потому и на любовниц спустя время переключился. Задолбался себя мужиком в кровати не чувствовать и отдачи не получать.
Дашка даже не заметила временного отсутствия.
Думал, Ольга хоть ее расколдует. Перестал Семенову скрывать, специально время подгадал, чтобы жена нас выходящими из отеля застукала. И что в итоге?
– Давай разъедемся…
Мать его ети, разъедемся?! Могла б развестись – развелась, не думая, я уверен. Слава богу, не могла и не может. У них с отцом свои дела.
Но ведь настояла на раздельном проживании и своего добилась! А все потому, что холодная рыбина порой может заморозиться так, что жутко становится… и совесть, часто спящая, просыпается и на мозг давит.
– Пожалуйста, Ярослав, можно я уже поеду? – переступает с ноги на ногу головная боль и супруга в одном лице.
И я, наконец, сдаюсь. Вижу же, что измучилась. Никогда она не была любительницей подобных мероприятий, но и не пропускала ни разу, ответственно отыгрывая свою роль.
Вот точно. Дашка отыгрывает роль. А я ее живую и настоящую хочу… но, кажется, такой ее уже и не осталось за пять лет.
– Будь аккуратна и смс мне скинь, как доедешь, – даю наставление и тянусь, чтобы поцеловать в губы.
Отворачивает голову в последний момент, и я лишь мажу по щеке. Все привычно, но сегодня в большей степени коробит. Наверное, потому что с возвращением Тихомирова отмахнуться от правды уже не выходит. Пусть у Ивана я ее отбил, на себе женил и тело присвоил… но душу… душу завоевать так и не смог.
Целиком моей эта принципиальная до мозга костей девчонка так и не стала.
– Головой отвечаешь, – предупреждаю водителя, захлопнув за женой дверь, и даю рукой отмашку, чтобы трогал.
Сую кулаки в карманы брюк и, не спеша возвращаться в зал, провожаю удаляющиеся огни машины взглядом. Стою, когда они растворяются, влившись в поток транспорта на проспекте. И когда сильный порыв ветра взъерошивает волосы. Но приходится отмереть и развернуться, когда за спиной раздается:
– Ярик?
Отделяясь от двери навстречу шагает Ольга.
Бледная, взгляд настороженный.
Мысленно ругаюсь про себя.
– Лев Семенович спрашивал, где ты, – начинает она. – И папа хотел сказать тост...
ДАРЬЯ
Ночь кажется резиновой, тянется и тянется.
Самое печальное, кошмары не снятся. Снится прошлое, но не менее эмоциональное, чем воспоминания, связанные с аварией. По шкале от «мне все пофиг» до «сердце из груди сейчас выскочит» почти на максимуме.
И все из-за Ивана. И из-за его глаз, которые преследуют даже во сне и не отпускают. Смотрят пристально, заглядывают в самую душу, и все спрашивают и спрашивают: «Даша, как ты могла меня предать?»
И всю ночь вместо того чтобы отдыхать я пытаюсь оправдаться, объяснить, что была глупой и наивной, что не могла выстоять против… да всех против: и родителей, и Ярослава, вдруг заговорившего о таком, что щеки огнем горели, и его родителей, убеждающих, что ничего страшного в принципе не произошло и замять скандал можно, если поспешить. Объясняю, как они, окружив, давили. Давили целенаправленно и выверено. Давили с умом и тонким расчетом. Так, что задыхалась, чувствуя себя никем, букашкой ущербной, запутавшейся в паутине ушлых пауков, недееспособной, слабой.
А после оправдания сменяются слезами и упреками, потому что Иван исчез. Исчез, когда был нужен, как глоток воздуха, и даже больше. Как написав одну-единственную смс: «Сейчас занят. Перезвоню позже», так и не выполнил обещанное, не перезвонил и ни разу не ответил на сотни других звонков, которыми его атаковала, а позже и вовсе отключил телефон.
Лишь спустя неделю тишины я узнала, что он улетел в Германию к отцу и возвращаться не намерен. Но и тогда не верила словам Шаталова, продолжала звонить любимому. Звонила, пока не услышала бездушный женский голос с фразой, прозвучавшей приговором: «Данный номер больше не обслуживается».
Беспокойный обрывочный сон выматывает настолько, что серое утро встречаю с радостью. Будто наконец отмучилась.
Выбравшись из раскуроченной за ночь постели, первым делом иду в ванную, чтобы смыть с себя навязчивый дурман и липкий пот, пропитавший одежду и покрывший кожу неприятной пленкой.
Горячая вода помогает. Под упругими струями стою долго, пока напряженные мышцы не расслабляются, а окоченевшее изнутри тело не сигнализирует, что достаточно согрелось и готово функционировать в обычном режиме.
Дальше всё привычно. Глазунья из двух яиц, пара ломтиков сыра. Прямо так, в прикуску со сладким чаем. Мытье посуды, загрузка постельного белья в барабан стиральной машины. И наконец чашечка кофе, черного, без молока и сахара, который можно смаковать, сидя на балконе, любуясь просыпающимся городом и растягивая удовольствие.
Люблю воскресенье. Никуда не нужно спешить. Можно спокойно сидеть в квартире весь день и ни с кем не пересекаться. Можно быть самой собой, хоть грустной, хоть веселой, хоть неумытой, хоть ненакрашенной и с грязной головой.
Но сегодня голова чистая. И впервые за долгое время возникает потребность двигаться, идти и дышать свежим воздухом, наслаждаясь последними теплыми деньками и свободой, а не лежать в обнимку с книжкой на диване. Хотя чтение – моя страсть.
Тем более, и хмурое серое утро потихоньку распогоживается, обещая быть сухим, солнечным и ясным.
Недолго думая, перекладываю из повседневной сумки в рюкзак кошелек, добавляю туда бутылку с водой, телефон, пауэрбанк со шнурком и упаковку салфеток. Проверяю на ноутбуке расписание электричек, делая мысленную зарубку в памяти, что у меня в наличие сорок минут.
Быстренько скидываю домашнюю одежду. Натягиваю джинсы бойфренды, белую футболку и сверху такого же цвета толстовку на змейке с капюшоном. На ноги – удобные кроссы. И пока не передумала, захлопываю за собой дверь.
До станции дохожу пешком, вместо усталости чувствуя лишь бодрость и прилив сил. В пустой кассе меньше чем за минуту покупаю билет и, не желая мерзнуть в зале ожидания, где и летом, и зимой одинаково прохладно, иду на платформу.
В полупустом вагоне занимаю место у окна, вставляю в уши любимые OnePlus, выбираю плейлист с любимыми треками и ни за что не цепляющимся взглядом рассматриваю мир за немного пыльным стеклом электрички.
Пятьдесят минут спустя в компании пары десятков по большей части дачников покидаю нутро вагона и по памяти выстраиваю маршрут, держа путь в сторону городского парка отдыха. Нахожу его, практически ни разу не сбившись, и все оставшееся до вечера время гуляю.
Кайфую от тишины и звуков природы, когда углубляюсь на малопосещаемые тропинки. Вернувшись в оживленную часть, с интересом таращусь на родителей и их отпрысков, окучивающих нескончаемые карусели и аттракционы. В одном из прудов кормлю заранее купленной булкой многочисленных уток. За белкой, прыгающей между сосен и елей, просто наблюдаю – желающих подкинуть ей орешков хватает и без меня. А позже, перекусив в одной из многочисленных уличных кафешек, занимаю лавочку у воды и принимаю солнечные ванны, заодно долго любуюсь проплывающими мимо лодками и катамаранами.
Жизнь вокруг бьет ключом, повсюду веселье, разговоры, писк детей, но это не напрягает. Впервые за долгое время я не чувствую себя инородным телом среди счастливцев. Я тоже живу, улыбаюсь, глядя на веселье остальных и с удивлением встречаю мальчонку лет пяти. Он подбегает ко мне, хлопая темными стрелами ресниц, и очень решительно протягивает палочку со сладкой ватой.
– Это вам! Вы красивая, – заявляет с детской непосредственностью и, всунув в мои руки неожиданный презент, также быстро убегает.
ДАРЬЯ
Ночь с воскресенья на понедельник проходит спокойно. Немного почитав перед сном, убираю телефон в сторону, закрываю глаза, заставляя тело расслабиться, а голову не анализировать поступки Ярослава, примчавшегося меня ужинать, то есть, конечно, со мной ужинать… а в шесть тридцать их открываю.
Вот в общем-то и всё. Будто в черную дыру проваливалась. Ни сновидений, ни мыслей, ни вопросов, долбящих в черепную коробку по кругу. Красота.
День начинаю как обычно.
Поднимаюсь по будильнику, выполняю небольшой комплекс упражнений, помогающий держать себя в тонусе. После – короткий душ, завтрак и мой личный утренний ритуал – кофе на балконе.
В обычном распорядке ничего не меняется, и это отлично успокаивает.
Сев за руль белого пыжика, подаренного родителями на восемнадцать лет, включаю зажигание и, откинувшись на подголовник, привычно смыкаю ресницы, чтобы собраться для поездки.
Да, наверное, у меня многое, не как у всех.
Люди любят скорость, любят дорогу, любят чувствовать рев мотора и радуются власти над железным конем. Я же постоянно и безотчетно испытываю страх.
Неимоверное напряжение.
Я паникую, что, плетясь как черепаха, буду мешать другим участникам движения с их привычной высокой скоростью, что случайно заглохну на перекрестке, что перепутаю педали, что пропущу знак или светофор, что создам аварийную ситуацию… много разных «что», которые заставляют сердце частить в сумасшедшем режиме, а ладони потеть.
И все равно каждый раз сажусь за руль, вот так через страх и неуверенность пытаясь бороться с фобией. И авария, в которую мы попали с родителями три года назад, тут совершенно ни при чем.
К головному офису подъезжаю без пятнадцати восемь. Слава богу, без происшествий. Здороваюсь с охраной и немногочисленными сотрудниками, добравшимися до места работы заранее, как и я. Прохожу турникет, в лифте поднимаюсь на свой пятый этаж. Отпираю кабинет и осматриваю рабочий стол со стопкой договоров, оставленных с пятницы.
Все привычно, но на подкорке, не замолкая, зудит навязчивая мысль, что изменения успели вступить в силу и прежней спокойной жизни у меня уже не будет.
Однако, в ближайшие три часа ничего не происходит. Трудовой день идет своим чередом, и я расслабляюсь, погружаясь в привычную монотонность. Радуюсь отмененной планерке и разгребаю знакомую текучку.
Время потихоньку приближается к двенадцати, прикидываю, на что потрачу обеденный перерыв. Сидеть в офисе лишнее время желания не возникает. Помня отлично проведенный выходной на природе, планирую быстро перекусить кофе и бутербродом и полчасика погулять по липовой аллее.
Во всю строю планы, прикидываю маршрут и шумным выдохом всё обрываю, стоит зазвенеть телефону внутренней связи. Напротив вспыхнувшей красным индикатором кнопки значится лаконичное «Приемная генерального».
Снимаю трубку после второго «дилинь».
– Шаталова. Слушаю.
Внутри подкипает, но голос, как и рассчитываю, звучит сухо, по-деловому.
– Добрый день, Дарья Андреевна, – Коняева, бессменная секретарша Шаталова-старшего, чеканит слова в своем привычном командирском тоне.
– Добрый, – повторяю приветствие, похожее на насмешку, – в поистине добрые дни эта дама меня не беспокоит – бросаю короткий взгляд в окно.
Хочется удостоверится, что на горизонте в экстренном порядке не сгущаются тучи.
– Лев Семенович просит вас к нему подняться.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Хорошо. Буду.
– Ждем.
Щелчок. И трубка разражается короткими гудками.
Прикусываю нижнюю губу и качаю головой. Поражает не столько словесный пинг-понг с секретаршей, сколько ее умение заканчивать разговор.
Бессменная Лариса Игнатьевна вопросами культуры общения никогда не заморачивается. Донеся посыл великого и ужасного, но преданно ею обожаемого начальства, она не считает нужным тратить время на прощание или хоть какое-то обозначение окончание беседы.
Зачем предаваться лишним расшаркиваниям, когда нужная информация доведена до адресата?
Вот дамочка и не парится.
Изредка, как сейчас, я задаюсь вопросом: всегда ли она была такой – «по пояс деревянной», или это тесное сотрудничество с Львом Семеновичем превратило ее в чопорного робота?
Ответ остается загадкой. Тем не менее, я быстро закрываю договор, которым занималась. Сворачиваю окно на компьютере и блокирую вход, а затем, подхватив ежедневник и любимую ручку, покидаю кабинет.
– Добрый день, – переступаю порог владений секретаря.
– Одну минуту. Сейчас я о вас доложу.
Цербер в белой блузке с воротником-стойкой, застегнутой на все до единой пуговицы, в клетчатом сером сарафане на ладонь ниже колен и в туфлях на десятисантиметровой шпильке, пропускает приветствие мимо ушей, но резвой козочкой поднимается из-за своего рабочего стола и устремляется в святая-святых, предварительно дважды постучав.
ДАРЬЯ
– Про какие конкретно документы идет речь? – настораживаюсь.
С этим хитрожопым пауком постоянно нужно держать ухо востро.
– Ничего особенного, – лениво оповещает свекор. – Обычное предварительное соглашение о сотрудничестве и намерениях.
– С кем именно?
– С немцами, естественно.
Шаталов откидывается на спинку огромного кожаного кресла и, уперев локти в отполированную до блеска поверхность стола, стыкует подушечки пальцев обеих рук.
Засматриваюсь на широкие ладони с короткими, но толстыми «сосисками», даже на вид неприятно мясистыми, на платиновое кольцо-печатку с рубином на мизинце и верчу в голове крохи информации.
С немцами, значит… понятно, только странно…
– Если соглашение о намерениях обычное, разве подписи генерального директора в нем недостаточно?
Внимательно слежу за мимикой Шаталова, поэтому не пропускаю на миг поджавшиеся в недовольстве губы.
Не нравятся ему мои вопросы, а еще больше не нравится, что приходится на них отвечать. Да, и такое бывает – приходится. Ему. Мне. Отвечать.
Деваться-то некуда.
– Эти дотошные заграничные крючкотворцы хотят обезопасить каждый свой шаг и требуют подписи всех членов совета директоров, – поясняет ворчливо.
Угу…
– Так раз всех членов… – тяну, делая вид, что размышляю, – получается, будет внеочередной созыв?
– Нет.
– Почему?
Теперь Шаталов уже даже не скрывает недовольства, сверкая из-под густых кустистых бровей желчным взглядом.
– Он уже был, – кидает через губу. – На прошлой неделе.
Улыбаюсь, давя желание поцокать языком.
Ничего нового. Провернули всё втихую…как обычно. И меня позвать не удосужились… тоже как обычно.
С одной стороны, конечно, правильно. Зачем рисковать? Вдруг я, набравшись смелости, воспротивлюсь решению «папочки» и начну полоскать «добрую» фамилию, которую мне щедро навязали.
Но с другой… неужели у Шаталова есть компромат на всех совладельцев концерна, коли все они молчат, и никто из них не подумал поинтересоваться: почему за последние два года, которые не нахожусь в клинике, я ни разу не присутствовала ни на одном совете директоров?
Почему подписываю все документы постфактум?
Почесав верхними зубами нижнюю губу, решаю дернуть тигра за усы.
– Лев Семенович, напомните-ка мне, пожалуйста: а в этот раз отсутствовала я по причине того, что...? – приподнимаю брови, намекая на продолжение.
– Болела, – цедит он сквозь зубы.
– Очень сильно, наверное, болела? – не могу не уточнить.
– Именно так. Пластом лежала, – припечатывает каждым словом.
– Ага-ага, – киваю и мысленно потираю ладошки, – значит, в протоколе и в соглашении проставлены подписи всех членов совета, за исключением моей?
Кажется, еще минута, и у Шаталова пар из ушей повалит.
– Вер-р-рно.
– Замечательно, – широко улыбаюсь.
– Дарья! – рыкает, осаждая.
Не пугаюсь. И, сжав под столом кулаки, уперто выдерживаю его расчленяющий на кусочки гневный взгляд.
Десять секунд… тридцать… минута…
– Я хочу видеть маму, – нарушаю тишину первой, становясь абсолютно серьезной.
– Нет!
Ответ следует без паузы.
Как всегда, отрицательный. И категоричный.
– Значит, подписывать я ничего не буду, – скрещиваю руки на груди.
– А не боишься, что я дам ход поставленному на паузу уголовному делу, и пойдешь ты, девочка, по статье?
Давит угрозами.
Давит хмурым взглядом.
Давит самим положением тела, упираясь кулаками в столешницу, приподнимаясь из кресла и подаваясь вперед.
– И что дальше? – держу удар, лишь выше задирая подбородок. – Станете мне в тюрьму бумаги на подпись возить? А я какой фамилией буду их подписывать? Как Шаталова? Или как Вукалова, наконец?
Впервые провоцирую его так открыто. Так непозволительно дерзко и нагло.
Сама от себя в шоке. Безрассудство зашкаливает. Не могу сказать, что мне не страшно. Это была бы бессовестная ложь. Мне страшно.
Очень страшно. Дико.
До трясущихся поджилок.
До заледеневших подушечек пальцев.
До мокрых подмышек, сводящей от напряжения шеи и колких мурашек вдоль позвоночника.
Реально страшно, без преувеличения. Да и кто бы не испугался, когда ему грозит реальный срок? Хотела б взглянуть на смельчака.
Вот и я боюсь, но с каждой секундой, пока мы упрямо смотрим в глаза друг другу, пока меряемся неравными силами, моя решимость лишь растет.
ДАРЬЯ
Лариса Игнатьевна действительно предупреждает. Не изменяя себе, кратко информирует: «Вас ждут внизу. Поспешите», после чего моментально отключается.
Собираюсь ли я ей что-то ответить или нет – женщину не волнует.
На-ху-а?!
Подавив желание хорошенько грохнуть трубкой, – аппарат ни в чем не виноват, а до лба самоуверенной секретарши не дотянуться – медленно опускаю ее на рычаг и протяжно выдыхаю. Бросаю взгляд на часы и с удивлением отмечаю безвозвратно исчезнувшие из жизни двадцать пять минут.
Как? Куда? Фантастика.
Время просочилось, будто песок сквозь пальцы, а я абсолютно не заметила и ничего не сделала. Ни заблокированный компьютер не включила, ни изучаемый ранее договор не открыла.
Ни-че-го.
Почти полчаса просидела в одной позе на стуле, сверля глазами стену и наивно пытаясь понять: с чего вдруг Лев Семенович решил столкнуть нас с Семеновой лбами? Чтобы что?
Показать гостям нашу сплоченность?
Ужалить конкретно меня, показав истинное ко мне отношение?
Или же Олюшка не при чем? А Шаталов, будучи в курсе, что пять лет назад я встречалась с Тихомировым, теперь, чтобы подцепить немцев, делает ставку именно на это?
Вопросы-вопросы… и снова вопросы.
Однако, время поджимает.
Оттолкнувшись от стола, откатываюсь на стуле к стене и поднимаюсь на ноги. Подхожу к небольшому зеркалу, спрятанному за шкафом, проверяю свой внешний вид, одергиваю платье и, подхватив сумку, покидаю кабинет.
Пока спускаюсь в лифте, всячески уговариваю себя не нервничать, но ситуация настолько нестандартна, что все попытки расслабиться проходят впустую.
Что удивительно, сильнее напрягает меня не предстоящий обед в тесной компании мужа и его любовницы, а встреча с Иваном. Да, не привыкши лукавить самой себе, я это признаю.
Четвертый этаж.
Второй.
Первый.
Звуковой сигнал оповещает об открытии дверей.
Выхожу в просторный холл. Здороваюсь с теми, кто только стремится войти в кабину. Заворачиваю за угол и наблюдаю настолько презабавную картину, что моментально расслабляюсь, а губы, пока никто не замечает, сами собой растягиваются в искренней улыбке.
Ай да Олеся! Ай да молодец!
Филигранная работа.
ИВАН
– Как тебе мисс болтушка по связям с общественностью, Вань? – интересуется Рихтер.
– Шпарит как по написанному и слишком часто перетягивает на себя внимание. Утомляет, пусть и знает свою работу.
– Согласна на все сто! Меня она тоже вымотала. Всего четыре часа с ней рядом, а мозг уже кипит.
– Устала? – напрягаюсь и, на секунду отвлекаясь от дороги, скашиваю глаза в сторону Олеси. – Давай закину тебя в гостиницу? Примешь ванну, отдохнешь, закажешь соленых огурцов с медом и кетчупом.
Ну да, Карл в одном из разговоров успел похвастаться вкусовыми извращениями беременной любимой супруги. До сих пор в дрожь бросает, как представлю сочетание несочетаемого.
– Не-е-ет, в гостинице скучно, да и я тебя одного с этими двуличными особями не оставлю, – качает головой Леся. – Тем более сейчас, когда будем забирать на обед твою девочку.
Рихтер не скрывает предвкушения. А я удивления.
– Мою девочку? – переспрашиваю, приподнимая бровь.
– Да-а-а, – кивает уверенно, – твою, Ваня. Твою. И не спорь. Вот тут не остыло, – оттягивает свой ремень безопасности, подается ко мне ближе и стучит пальчиками по груди, где бьется сердце. – Можешь не соглашаться. Я и сама вижу.
Хмыкаю.
Моя – не моя, а равнодушие шелухой слетело, стоило Дашу на банкете увидеть. Будто и не было пяти лет разлуки, обид, бессонных ночей, метаний и размышлений: почему она так поступила? Будто лишь на миг с ней расстались, а не вышло то, что вышло.
– Может быть ты и права, – признаю в итоге.
– Без «может быть», Ваня. Я права, – задирает нос Рихтер. – И кстати, у меня есть идея, как спутать планы, которые нам с тобой не особо нравятся.
Не успеваю спросить, какую грандиозную подставу она надумала провернуть в этот раз, как Олеся поворачивается к сидящим сзади Ярославу и Ольге и переходит с немецкого, на котором мы с ней всю дорогу болтали, возвращаясь с объекта, на русский.
– Вы не будете возражать, если мы на минутку заедем в продуктовый магазин? С беременностью у меня постоянная изжога. Спасает только томатный сок.
Привыкший к закидонам подруги, не комментирую ее странную просьбу. Хотя отлично помню, что именно этот «вонючий» напиток она на дух не переносит.
– Конечно, Олеся, – соглашается Шаталов, а Семенова, поддакнув, с улыбкой поддерживает поднятую Олесей тему и рассказывает уже о своих предпочтениях.
Женская часть нашей четверки не замолкает все оставшееся время. Успеваем и доехать до головного офиса «Эталон-М», и припарковаться, и дойти до фойе, где есть простор и прохлада, которой очень не достает Рихтер.
ДАРЬЯ
– Добрый день, Иван Сергеевич, – здороваюсь с Тихомировым всё еще до конца не понимая, как следует реагировать на провернутый Рихтер фокус, удаляющиеся спины Олюшки и Ярослава и то, что посреди огромного фойе, если не брать в расчет девушек на ресепшене, нас с Иваном остается только двое.
Время к обеду. Где все?
– Просто Иван, Даша. И на ты, – немного хрипло поправляет мужчина.
Тихомиров поворачивается и внимательно меня осматривает. Ноги подкашиваются от одного его взгляда, а плечи покрываются мурашками.
Никогда до и после него не встречала людей с такой мощной энергетикой.
– Разве это удобно? – хмурюсь. – У нас же деловой обед планируется.
Мужчина только хмыкает и криво усмехается. В этом весь он. Всегда был самоуверенным и плевал на мнение остальных. Просто удивительно, как смог отказаться от собственного бизнеса и переквалифицировался в помощники, позволив кому-то собой руководить. Он – изначально лидер. Вожак, а не ведомый.
– Я тебя отмажу, не бойся.
В глубине насыщенной синевы глаз вспыхивают лукавые искры.
– Ну... хорошо, – соглашаюсь и потираю шею, ощущая на себе пронизывающий взгляд. Обернувшись замечаю Ярослава, помогающего женщинам садиться в машину, но внимательно следящего за нами через огромные окна.
– Тогда идем, – целую секунду или вечность спины касаются горячие пальцы.
Впитываю их тепло всей кожей.
– Идем, – соглашаюсь.
Голос слегка хрипнет.
Снаружи солнечный, безветренный день и ни одного облачка. Парит во всю. Не исключаю, что к вечеру с большой вероятностью будет дождь.
Иван неспешно двигается рядом и смотрит в сторону, одна рука в кармане, другой он отмахивает в такт шагам.
Искоса за ним наблюдаю.
Матерый, опасный и жесткий. Хоть табличку вешай «Не подходи, убьет». Всегда таким был и сейчас не изменился. Только с теми, кого сам выбирает, он иной – добрый, открытый.
Даже не верится, что мы снова можем общаться по-дружески…
Просто общаться, хотя... столько лет прошло и столько всего произошло…
– Моя машина там, – небрежно проговаривает мужчина.
Прослеживаю направление и не удивляюсь.
Черная. Тонированная. Очень дорогая модель, но без излишних наворотов и не подавляющая своими гигантскими размерами.
Действительно, зачем? Мужское эго Тихомирова в этом не нуждается. Он и без того заметен. Сильно.
Не специально, но несколько раз успеваю перехватить заинтересованные женские взгляды в его сторону. А Иван будто ничего не замечает. Останавливается у машины, открывает мне пассажирскую дверь и ждет.
– Даша?
В последний раз, когда я садилась в его машину, был пять лет назад. Он отвез меня домой из кафе. Остановился не у самых ворот, а на несколько метров раньше, под раскидистой ивой. Долго и жадно целовал, а после, заправив за уши растрепавшиеся волосы, пообещал заехать на следующий день, сразу после деловой встречи, чтобы позвать на прогулку по набережной.
Но не заехал и не позвал.
Иван даже не позвонил. Ни в четыре, как обещал, ни в пять, ни в шесть. А в семь вечера родители поехали к Шаталовым на день рождения Льва Семеновича и потащили меня с собой. А чего дома киснуть?
Я не хотела. Очень не хотела. Но под уговорами сдалась.
Согласилась, дурочка… и тем самым…
Боже, сколько раз я задавала в пустоту одни и те же вопросы. Если бы я была увереннее в отказе и настояла на своем? Если бы осталась тогда дома? Если бы продолжила звонить Тихомирову еще и еще?
Может быть тогда бы мы …
Нет… не может…
К сожалению, история не знает сослагательного наклонения.
Моргаю, стирая перед мысленным взором обрывки прошлого и сажусь в автомобиль.
За окном проплывает город. Широкий проспект, слева современные высотки из стекла и бетона, витрины многочисленных магазинов и кафе, справа дорогие дома частного сектора, парк, велосипедная дорожка, мамы с колясками...
– Давно здесь не был, – негромко проговаривает Тихомиров.
Он смотрит перед собой и уверенно ведет машину в плотном потоке.
Украдкой кошусь на него.
Да, за время отсутствия Ивана многое изменилось. И теперь строительство идет полным ходом. Город растет как на дрожжах. Привычными улицами, как раньше, часто уже не проедешь, в самых неожиданных местах выросли новые объекты инфраструктуры. Без навигатора легко заблудиться.
А Тихомиров, кстати, навигатором не пользуется. Он просто ориентируется в пространстве. Как хищник в таежном лесу.
Неожиданное сравнение заставляет вздрогнуть. Иван действительно матерый хищник, даже когда старается казаться белым, пушистым и безопасным.
Словно почувствовав, мужчина бросает на меня короткий взгляд и чуть сильнее сжимает руль. А потом резко сворачивает в переулок.
ДАРЬЯ
– Что тебе заказать?
Перед глазами лежит меню, красочные картинки призывают попробовать и одно, и другое, обещая, что всё без исключения будет «пальчики оближешь», но после предложения открыть душу, есть, правда, не хочется.
– Наверное, ничего, – не очень уверенно пожимаю плечами. – Воды, разве что.
– Хорошо, – не настаивает Иван, – принесите нам пока минералку и два кофе. Даш, эспрессо макиато? Или вкус поменялся?
– Нет, все верно, – голос ломается.
Пять лет прошло. Он помнит?
– Отлично, – улыбается глазами, будто понимает, что меня удивило, – тогда, минералку, два макиато, а дальше сориентируемся.
Кивнув, официант исчезает, а мой спутник, удобнее устроившись на стуле, вновь возвращается к ранее озвученной теме:
– Так что, поделишься, что у тебя стряслось?
Рассказать Тихомирову о своей жизни? Вот так просто взять и поведать о проблемах и заботах ему – мужчине, который исчез со всех радаров, не сказав ни слова? Который давно стал чужим? Подобное мне даже в кошмарах не виделось.
А тут наяву.
Сомнения наполняют душу. А оно мне надо?
Человек быстро привыкает быть одиночкой, особенно когда каждый шаг напоминает прогулку по минному полю, когда мнимые близкие любую информацию с радостью используют против тебя, когда ради выгоды подтасовывают факты и, улыбаясь, обещают засадить на несколько лет в тюрьму.
Я давно одиночка.
Стала ей еще до аварии, когда отец не захотел понять моего нежелания быть Шаталовой, а мать его поддержала. А уж после… о чем говорить, когда живешь по указке, а твою самостоятельность безжалостно день за днем втаптывают в асфальт?
Желание покачать головой и сказать, что это не его дело, набирает обороты. Но тут наши взгляды встречаются.
Мой недоверчивый и его слишком серьезный.
И нарастающее внутри цунами вдруг налетает на стену. Кристально-синюю, как его глаза. Твердую и нерушимую, как гранит. И рассыпается брызгами, а после и вовсе отступает.
Столько лет прошло, а Тихомиров не воспринимается посторонним. Временные преграды стираются и… дальше я просто не анализирую.
Пожимаю плечами и опираюсь локтями на стол.
– Что рассказывать, Ваня?
– Не имеет значения, – без промедления отвечает он. – Давай с самого начала.
С начала…
Судя по напряжению, которое он особо не скрывает, пытая меня немигающим взглядом, улыбка у меня выходит невеселой.
– Не уверена, что быстро получится.
Медленный выдох и, в противовес, нарастающий ритм биения сердца.
– Ничего, нам некуда спешить, – жесткая ухмылка Тихомирова не остается незамеченной, – Шаталов сам настаивал, чтобы ты максимально плотно с нами взаимодействовала.
В том, что он имеет ввиду моего свекра, я даже не сомневаюсь. Но впервые задаюсь вопросом, с чего вдруг немцы вышли именно на «Эталон-М», чья деятельность не является эксклюзивной? Строительный бизнес велик, тем более в нашем рекордно быстро развивающемся крае. Копайся в застройщиках – перекопайся. Их много. Есть и более крупные игроки, но Рихтер, как я поняла, настойчиво заинтересован в сотрудничестве именно с Шаталовым. Почему? И он дружит с Иваном. Близко.
Странности, которые я изначально выпустила из виду, теперь бросаются в глаза. И да, мои вопросы к Ивану тоже копятся.
– Я расскажу… – делаю новый глоток воздуха для смелости и добавляю, – и надеюсь, ты ответишь мне взаимностью.
Щеки опаляет жаром, но я не отвожу взгляда.
Я хочу знать причины, почему он меня оставил. Какими бы они не были. Пусть болезненными, пусть некрасивыми, пусть уже совершенно неважными для него.
Они важны мне.
До сих пор.
Просто я устала что-то придумывать сама и банально хочу правды.
– Думаю…
Лежащий на краю стола рядом с левой рукой Ивана телефон начинает вибрировать. Искоса взглянув на имя абонента, мужчина сбрасывает вызов. В этот момент он кажется азартно-взбудораженным.
Или такое впечатление рождается из-за игры света?
Обдумать увиденное не дает подошедший с подносом официант. А потом и Иван, не забывший, в какой момент нас прервали.
– Думаю, – будто бы нас и не отвлекали, Тихомиров дублирует начало оборванной фразы, – моя откровенность в ответ на твою будет вполне справедливой.
ДАРЬЯ
Несколько глотков воды помогают освежиться и заполнить паузу, чтобы собраться с мыслями.
– Что ж… с самого начала, так с самого начала, – произношу негромко, придвигая к себе чашку кофе.
Пальцы, живущие собственной жизнью, скользят по краю белоснежного блюдца, украшенного золотой каймой. А я будто действительно возвращаюсь в прошлое. В тот самый день, с которого все началось.
Воспоминания.
Некоторые из них тускнеют и стираются из памяти, а некоторые остаются навсегда. Еще и запоминаются вплоть до мелочей. Мелочей, которым в моменте не придаешь особого значения, зато по прошествии времени оцениваешь каждую от и до, въедливо. Ведь именно из них в итоге и складывается полная картина произошедшего, расставляя все по своим местам.
Четко показывая, что было хорошим, что плохим, что лицемерным и подлым, а что хитрой игрой одной ревнивой девчонки.
А тогда я этого еще не знала.
Тогда…
*
… вернувшись из университета летала по дому как на крыльях. Ни сиделось, ни лежалось, ни обедалось.
Внутри кипел адреналин. Начало осени на улице, а у меня в груди во всю цвела весна, бабочки порхали и мир казался ярким и насыщенным, безумно красивым и воздушным, как мыльные пузырьки.
Мне хотелось обнять его весь. Хотелось смеяться и танцевать. Хотелось делиться позитивом и во все горло кричать от счастья.
Естественно, я этого не делала. Лишь изредка, пока никто не видел, утыкалась в подушку и пищала. Для молодой неискушенной особы, впервые влюбившейся без памяти и получившей от объекта глубокой симпатии взаимность – это было что-то сверхъестественное. Эмоциональный коллапс. Чудо расчудесное. Фантастическая удача. Сказка.
Порой я даже боялась, что вот-вот проснусь, и все окажется сном. Безумно красивым, но коротким сном.
Зато и рука каждые пять минут тянулась к телефону, а беспокойный палец то и дело нажимал на разблокировку экрана. Все боялась пропустить звонок или сообщение в мессенджере. Но я ждала.
Послушно ждала.
Ведь Иван обещал забрать меня на прогулку. А он всегда держал слово.
За это я его тоже любила.
Таких, как он, я не встречала. Особенный. Не пустомеля, не любитель покрасоваться и пустить пыль в глаза. Взрослый. Ответственный. Сильный не только телом, но и духом. Безумно серьезный. Такой свой, такой близкий. Мой.
Рядом с ним замирало сердце, а затем ускорялось, стремясь вырваться из груди, чтобы быть ближе. С ним не хотелось расставаться ни на минуту. Ему я доверяла безоговорочно и млела, когда целовал, держал за руку и называл своей девочкой. Знала, он защитит и не обидит.
В ожидании прошел час.
Затем еще один. И еще.
Вечерело. Телефон молчал.
Предвкушение новой встречи постепенно перерастало в беспокойство. Беспокойство в недоумение. Недоумение в нервное напряжение. Улыбка из счастливой трансформировалась в напряженную.
Иван так и не звонил.
Ладони давно стали влажными, в висках прописались молоточки, в груди беспокойно трепыхалось сердце.
Но я ждала. А родители решили иначе.
– Едешь с нами к Шаталовым, раз никуда не пошла. Нечего дома высиживать, тем более приглашали всех.
Полчаса уговоров, а затем еще столько же настойчивых требований от мамы и твердое «Хватит, Даша! Собирайся» от отца.
Сдалась. Поехала.
Без желания. Без настроения. Все еще судорожно сжимая телефон в руках. Надеялась: Ваня позвонит, и я, извинившись, тихонько исчезну.
У Шаталовых празднество вышло не особо большим по их меркам. Человек на тридцать или около того. Молодежи собралось не особо много. Я почти никого не знала, кроме Ярослава, единственного сына хозяев дома, и его двоюродной сестры Марты.
Но когда подрастающее поколение дружно решило переместиться в бильярдную, не отказалась. Сидеть и слушать «стариков» казалось еще скучнее.
Шутки, подколки, смех – не особо участвовала в веселье, но губы послушно растягивала. Белой вороной казаться не хотелось. Точнее, я всеми силами стремилась избежать вопросов по типу: что не так? Чего грустишь?
После полутора часов и продолжающейся тишины со стороны Ивана, не выдержала, вышла на балкон, чтобы набрать ему самой. Ни наезжать, ни ругаться не планировала. Просто убедиться, что у него все в порядке.
Не успела.
Марта пришла «подышать воздухом» следом за мной. Ни с того ни с сего завела разговор о Ярославе, о том, что я ему нравлюсь, но слепо этого не замечаю.
– Нужно выбирать рубашку по себе.
Странная фраза, от которой я мысленно отмахнулась, решив никак не комментировать.
А через некоторое время еще одна:
– Наивность, Даша, тоже лечится.
Причем, в это время мы обсуждали мою учебу. И к чему это было сказано, я тогда так и не поняла.
Устав от слишком активно насевшей на меня девицы, выдохнула с облегчением, когда она куда-то исчезла. Жаль ненадолго. Потому что минут через пятнадцать снова явилась, но не одна. В компании Ярослава и подноса с напитками. Ядреный оранжево-зеленой расцветки напиток взяла лишь потому, что мне обещали – он безалкогольный.
Да. В этом не соврали.
Жаль не просветили, что внутри другой гадости предостаточно. Мне хватило двух глотков, чтобы голову повело.
Дальше провал. Полный.
Вот я ввожу пароль на телефоне, чтобы все же позвонить Ивану. Вот делаю глоток, так как Марта толкает тост за любимого дядюшку… и… темнота.
Очнулась я под визг все той же Марты.
Сначала даже не поняла, что не так. Еще и голова дико раскалывалась – подобное мне было совершенно не свойственно. Впрочем, мышцы тоже неестественно ныли, будто накануне жутко перезанималась в спортзале.
Дикостью стало моё полностью обнаженное тело. Чужая спальня.
Истерикой – сонный Ярослав под боком, по-хозяйски обнимающий меня чуть ниже талии.
И кошмаром – кровь. Кровь на бедрах. Кровь на постели. Кровь у парня на…
На визг Марты прибежали Шаталовы, которые и послали племянницу меня найти. Папа с мамой собирались домой.
Следом за Шаталовыми в спальню Ярослава ввалились и мои родители.
Заминать назревающий скандал никто не собирался. А я, совершенно дезориентированная, даже не понимала, что говорить в оправдание своего непозволительного распутства…
*
– Вот так, чтобы избежать последствий незащищенного секса и сохранить дружбу между семьями, как говорится: без меня меня женили, – подвожу итог началу своих злоключений, имитируя улыбку.
Только Тихомиров на это не покупается, как и не старается казаться равнодушным. Резко подается ко мне.
– В ту ночь он тебя изнасиловал? – от его хриплого голоса по спине бегут мурашки.
Сжатые челюсти, играющие на скулах желваки, лед в темнеющей синеве. Настоящий хищник, не скрывающий своей жестокой сути. Хищник, чью безмерную силу я чувствую каждой клеточкой тела.
ИВАН
… В ту ночь он тебя изнасиловал?..
… Нет, Ваня. Представляешь. Именно тогда это был розыгрыш…
В голове на повторе звучат обрывки разговора. Но постепенно шелуха отлетает, оставляя под собой неприглядную истину.
… Нет. Тогда это был розыгрыш…
… Тогда был…
Сука! Кулаки сжимаются до хруста.
А в какой момент гребанный розыгрыш стал реальностью? Что вытворил мажористый говнюк с этой девочкой? Какого хрена так поступил, если она ему нравилась?
Никогда не был слепым. Видел, как Ярик слюни пускал, стоило Даше появиться в поле его зрения. Куда только спесь и замашки циничного ублюдка, делающие парня похожим на его тварь-отца, девались? Он становился почти нормальным.
Теперь понимаю, что только почти.
А в реальности? Каким Шаталов был в реальности? С ней? С женой, которую должен был боготворить и носить на руках?
Мне до зуда под кожей хочется задать все эти вопросы сидящей передо мной блондинке, выяснить правду, которая, как теперь понимаю, сильно отличается от той, что складывалась в моей голове годами.
Хочется так, что распирает в груди, но я не смею. Торможу порыв. Не потому что такой добрый, понимающий и имеющий железные принципы не вмешиваться в чужую семью, а потому что вижу ее глаза. Карие озера боли.
– Твои родители, кхм, – прочищаю горло, чтобы не рычать, а по возможности говорить нейтрально, – неужели они поверили, что ты могла совершить подобный поступок?
И тут же в памяти мелькает прошлое, где я, сидя заграницей, как на цепи, листаю новостную ленту и вдруг натыкаюсь на снимки со свадьбы наследника Шаталовых и наследницы Вукаловых.
Молодые в торжественных нарядах. Он в черном, она в белом. Пара стоит на мосту. Прозрачная фата развевается на ветру. В руках невесты кроваво-красные розы. Ярик по-хозяйски обнимает Дашу одной рукой, другой держит за подбородок. Они пристально смотрят друг другу в глаза. И кажется, что мелькнет всего одна секунда, как их губы соединятся.
Я помню это фото до мелочей. Несмотря на то, что видел его только один раз, а после к чертям расхреначил телефон.
– О, Ярослав был настолько убедителен, что даже я ему поверила, – качая головой, признается Даша.
– Поэтому сразу собралась замуж?
Мой вопрос звучит ровно. Я просто констатирую факт, ни в коем случае не пытаясь ее обидеть или зацепить.
И, чудо, она словно это понимает. Или чувствует.
Не закрывается. Обхватывает слегка подрагивающими пальцами стакан, допивает воду до конца. Возвращает посуду на стол.
– Папа всегда так пекся о репутации, мама ему поддакивала. А тут я отмочила такой финт, – девушка морщит нос, вспоминая прошлое, и потянувшись за салфеткой, неосознанно принимается ее трепать. – Еще и Яр открыто заявил, что мы не предохранялись, но он хоть сейчас готов взять ответственность на себя. И за меня, и за ребенка, которого мы могли зачать…
– Но ведь можно было подождать, убедиться… – говорю совершенно реальные вещи.
Кто в наше время женится после случайного секса? Никто. Еще и упорно заявляют, что половой акт совершенно не является поводом для знакомства. Свободные нравы, свободные отношения.
А тут сразу… замуж.
– Ты прав, – без раздумий кивает Даша, а потом, вновь улыбнувшись, произносит то, что в корне меняет ситуацию. – Но, во-первых, оба родителя, остыв, вдруг вспомнили, что пусть в шутку, но рассматривали вариант слияния капиталов через союз детей. И на те раз – такой шикарный шанс выпал. Как не воспользоваться? В общем, Шаталов знатно присел на уши отцу, и давление со стороны обоих родителей на меня многократно усилилось. А во-вторых, – девушка мимолетно морщится, но тут же вновь старается улыбнуться, – вся эта история вылилась в массы. Точнее, в студенческий чат попала пусть смазанная, но довольно фривольная фотография меня и Ярослава. После началась целенаправленная изощренная травля. Каждый день. Каждую перемену. При личных встречах, в звонках с неизвестных номеров, в соцсетях. Марта изгалялась, как могла. Но обещала прекратить нападки, если я перестану отказываться от свадьбы.
– Марта? – хмурюсь, уже не в первый раз слыша это имя. – А ей какой резон был так усердно помогать Ярику? Что-то я не припомню, чтобы семьи братьев-Шаталовых так уж сильно пять лет назад дружили.
Некоторое время моя собеседница молчит, беспокойно потирая руки.
Я же в очередной раз напоминаю себе важный момент – когда все происходило, девочке было всего девятнадцать. Слишком мало, чтобы иметь толстую шкуру и уметь отбиваться от нападающих со всех сторон гиен.
– А там, Ваня, была ревность, – голос Даши звучи хрипло, но при этом она глядит мне в глаза. – Банальная женская ревность, – небольшая пауза и продолжение. – Как я поняла, ты ей сильно нравился, но не ответил взаимностью. А со мной стал встречаться. Вот она и решила отомстить за твой отказ. Или как-то так. В ее гневные вопли, да еще и озвученные на свадьбе после нескольких бокалов вина, я не особо вслушивалась.
Охренеть!
ЯРОСЛАВ
Исхожу на говно – именно так могу описать свое состояние с того самого момента, как пришлось оставить Дашу в компании Тихомирова. Чертов томатный сок, чертовы руки-крюки у Олеси и чертова Ольга, которая решила пошопиться на халяву.
У нас рабочий день, между прочим, а не выходной. Надо бы торопиться и не страдать ерундой, но обе мои спутницы, весело чирикая, ныряют из одного бутика в другой, забыв про обед, и явно не спешат покидать торговый центр. Будто им тут медом намазано.
Р-р-рр… бесят.
И свое ограниченное условностями положение тоже бесит. Не оставишь их двоих и фиг куда рыпнешься.
Семенову я еще могу одернуть, как подчиненную, поторопить, ведь уже переоделась в чистое, хватит с нее. Но Рихтер-то – нет. Чревато.
Жена будущего основного инвестора и партнера нашего концерна. Темная лошадка.
Кто знает, какие у неё с мужем отношения? А вдруг Карл ценит мнение супруги и внимательно к нему прислушивается? А вдруг та возьмет и нажалуется, что ее незаслуженно обидели?
А дальше? Разрыв договоренностей?
Нет уж. Рисковать нельзя. Потом проблем не оборешься, если этой улыбчивой шатенке что-то не понравится.
Да и мне собственный папаша мозг чайной ложкой сожрет, не поленится, если узнает, что я в чем-то накосячил.
Однако и успокоиться тяжело. Внутри все переворачивается, когда про жену и ее бывшего думаю.
А если у них не перегорело?
А если Иван на Дашку опять нацелится?
А если та возьмет и согласится?
Похрен, что мы два года уже как муж и жена вместе не живем. Все равно она – моя. Я ее не отпускал. И отпускать не собираюсь.
Скрипнув зубами, предупреждаю женщин, что буду ждать их у выхода, покидаю магазин и направляюсь к стеклянному ограждению, опоясывающему второй этаж и прерывающемуся только у эскалаторов и лифта. Облокачиваюсь на широкий парапет и достаю телефон.
Выбираю абонента, подписанного как «Даша», и жму на зеленую иконку. Пятый раз за последний час. Длинные гудки идут друг за другом, еще и еще, пока сами не обрываются. Очередной повторный набор ситуации не меняет.
Трубку никто не берет.
Единственный вариант – забыла мобильник в офисе. О том, что игнорирует – речи нет. Даже в те моменты, когда мы сильно ругались, и я подозревал, что Даша меня ненавидит, она всегда отвечала на звонки.
Всегда.
Выругавшись сквозь зубы, переключаюсь на Тихомирова. Этот паразит мой первый вызов полчаса назад сбросил, спустя некоторое время проигнорировал второй, а теперь вот вообще – вне зоны действия сети.
Что за хрень?
Не желая сдаваться и оставлять всё так, как есть, нахожу в интернете номер «Фараона» и набираю администратора. Представляюсь, объясняю ситуацию, прошу дать трубку их клиентам… подробно тех описываю… и слышу невероятное – таких гостей в их заведении сегодня не было и сейчас нет.
Вдоль хребта прокатывается горячая волна.
Как нет?!
Куда тогда этот урод увез мою жену?!
Что он сейчас с ней делает, если вне зоны?!
Бешенство накрывает душным одеялом. Перед глазами красные круги плывут. Кулаки сжимаются до хруста… или это пластиковый корпус телефона не выдерживает?
Тихо зарычав, решаю послать Тихомирову голосовое сообщение. Сказать много всего разного. Обложить трехэтажным… велеть, чтобы даже не думал… и губу не раскатывал…
Стоп!
Медленно выдыхаю и прикрываю глаза. Нельзя показывать Ивану, как сильно меня задевает происходящее. Никаких ему козырей в руки.
Делаю медленный вдох – выдох и и относительно спокойным тоном произношу:
– Перезвони мне. Есть разговор.
Нажимаю отправить. Но тут же отменяю собственное действие.
Нет. Не лучший вариант.
А вдруг я сам себя зазря накрутил, а между ними ничего нет? Тогда мои же вопросы могут подтолкнуть Ивана к Даше. Спровоцировать.
Черт! Бесит всё!
Вот какого лешего Тихомиров вернулся? Сидел бы со своими немцами в Германии и носа на родину не казал.
– Ярик?
Ольга.
– Да, – разворачиваюсь к любовнице.
– Ты кому-то звонил?
Разглядывает мою руку с телефоном.
– Никому, просто просматривал документы, которые секретарша скинула.
– Точно? У тебя всё хорошо?
«Да, ёпт! Задрала!» – психую про себя, а вслух спокойно:
– Нормально всё, Оль. Рихтер где?
– В санузел пошла. Скоро вернется. И поедем обедать. Ох, я такая голодная, Ярослав. Ты себе не представляешь.
Она права. Не представляю. И представлять нет желания. Собственный голод тоже не чувствую. Меня иное заботит.
ДАРЬЯ
– Даш, что бы ты обо мне не думала, в чем бы не обвиняла, я хочу, чтобы ты знала одну вещь: пять лет назад я тебя не бросал. Да, я уехал внезапно. Обстоятельства сложились таким образом, что пришлось буквально бегом бежать в аэропорт, чтобы успеть на последний рейс. Вопрос жизни и смерти близкого человека не оставил мне выбора, как действовать. Но! Я никогда не отключал телефон. Никогда не вносил твой номер в черный список. Никогда тебя не игнорировал. Наоборот, я практически ежедневно пытался с тобой связаться, чтобы объяснить причины отсутствия в стране. Даже после того, как узнал о твоем замужестве.
Слова Ивана, сказанные негромко, но с чувством, крутятся в голове даже после того, как мы покидаем кафе. Покидаем сытые, потому что мой спутник некоторое время назад умудрился не только сам от души наесться, но и меня к этому делу сподвигнуть.
Неожиданно, но факт.
Уверенная, что после нелегких признаний мне и малюсенький кусок в горло не полезет, я долго отнекивалась и пила лишь воду. Но Тихомиров с таким неподдельным удовольствием уничтожал сочный стейк с овощами-гриль и картофелем по-деревенски, так красочно и восторженно описывал свои вкусовые ощущения от остро-сладкого соуса, что не выдержала и сдалась на милость провокатора, улыбаясь и качая головой. Будто под гипнозом согласилась чуть-чуть продегустировать того и другого, потом еще чуть-чуть и еще. И сама не заметила, как втянулась в процесс и съела практически половину чужой порции.
Да что там. Можно сказать, объела. Но довольный Иван и слова против не сказал, лишь улыбнулся и заказал нам добавку.
И вот теперь мы с ним бок о бок покидаем кафе и направляемся к его машине. Я кручу в голове его признания и понимаю, что верю. Без каких-либо доказательств, без его повторных заверений и клятв. Просто верю. И всё.
Ну какой резон ему врать?
Не за чем.
Он мне ничего не обещал тогда, а сейчас мы вообще можно сказать случайно встретились. И если бы не общая работа, скорее всего даже не пересеклись. Он и дальше бы жил своей заграничной холостяцкой жизнью, а я здесь своей... замужней.
Кстати, о холостяцкой.
– Иван, а ты не женился?
Кольца на пальце у него нет. Но кто из мужчин особо носит золотые ободки? Единицы. Большинство же забывает, теряет, жалуется, что те мешают им работать, водить машину, париться в бане, играть в боулинг делать покупки в магазине и тысячи-тысячи иных причин, чтобы снять и закинуть «знак отличия» подальше.
Тот же Ярослав красовался обручальным кольцом лишь в день свадьбы перед фотографом, а после стянул, потому что оно ему… натирало.
– Не-а, – Тихомиров качает головой. – Времени нет.
– Ну да, – киваю. – Бизнес.
– Ага, – хмыкает и вдруг вскидывает на меня взгляд. – Даш. У вас же с Шаталовым не всё хорошо в браке. Так почему ты это терпишь и не разводишься с ним?
Позволяю мужчине открыть передо мной дверь, помочь забраться в салон. Дожидаюсь, когда он обойдет машину и сядет сам. Только после этого отвечаю.
– Иван, у нас с Ярославом больше, чем «не всё хорошо в браке», намного больше. Но… – усмехаюсь, как привыкла реагировать на многие сложные вопросы, – развод – слишком дорогое удовольствие. И оно мне пока не по карману.
Вижу, как мужчина едва заметно хмурится и слегка подается вперед. Открывает рот, намереваясь что-то сказать. Черты лица как-то вмиг заостряются, в глазах вспыхивает странный огонь…
Но вот он замирает, делает глубокий вдох и в следующую секунду произносит совсем не то, что, уверена на сто процентов, изначально планировал.
– Даша, пристегнись, пожалуйста.
– Конечно, – выполняю, что он просит.
Пальцы слегка подрагивают. Оставаться каменно-спокойной в компании Тихомирова – верх мастерства, который мне не светит. Но со второй попытки с задачей я справляюсь.
Кривоватая улыбка скользит по его губам. Кажется, будто мужчина расслабляется. Но это только кажется. На энергетическом уровне приходит ассоциация, что я вновь нахожусь рядом с хищником.
Все замечающим визуально, и даже улавливающим на уровне эмоций.
Прижав плотнее к себе сумку, чтобы хоть чем-то занять беспокойные руки, мысленно делаю глубокий вдох-выдох и точно в прорубь с разбега бросаюсь, называю цифры, которые никогда не забывала. Столько лет прошло, а я до сих пор их помню, потому что набирала не только наяву, но даже во сне. Всё пыталась и пыталась дозвониться до неуловимого абонента.
– Восемь… девять… два… один… девять… восемь… пять…
Наверное, если бы смотрела в сторону, а не на Ивана, никогда бы не поняла, какое сильное впечатление произвели мои слова.
Но я смотрю на него и замечаю.
Замечаю, как у Тихомирова на миг сбивается дыхание, как жестко жилистые руки стискивают оплетку руля, как дергается кадык на крепкой шее, как хищно раздуваются крылья тонкого носа.
А вот голос, когда он мне отвечает, что удивительно, звучит ровно:
– Даш, ты в четвертой цифре с конца ошиблась. Вместо двойки идет тройка.
ДАРЬЯ
Дорога в офис пролетает как один миг. Мы больше не разговариваем, каждый углубляется в свои собственные мысли. Но тишина не кажется тяжелой или давящей, скорее уютной и желанной, особенно когда Тихомиров выбирает на магнитоле один из радиоканалов, и по салону разливается негромкая ритмичная музыка.
Выныриваю в реальность, когда машина припарковывается у центрального входа. И улыбаюсь, отмечая, что мы заняли одно из мест, закрепленных за руководителями высшего звена «Эталон-М».
Иван же и ухом не ведет, что кому-то может помешать, поворачивается ко мне и преспокойно интересуется:
– Ну что, идем?
Киваю, предполагая, что меня просто зовут на выход, и совсем не жду, что мужчина вспомнит об обещании подняться вместе со мной в кабинет, чтобы проверить собственный номер. Тем более причину проблем со связью мы уже успели выяснить.
Однако, ошибаюсь.
Ваня не прощается, заблокировав машину, а идет рядом. И когда захожу в головное здание, и когда пересекаю холл по направлению к лифтам, и когда выбираю на табло кнопку своего пятого этажа.
– Нам, кстати, выделили четвертый, – произносит он, стоит дверям закрыться. – Всё крыло прямо под тобой.
– Неплохо.
Щедрость свекра не удивляет. Когда желает, Шаталов умеет производить хорошее впечатление. А в немцах он более чем заинтересован.
– Когда прилетают ваши специалисты? – решаю поддержать нейтральную тему беседы и краем глаза замечаю, как две сотрудницы, вошедшие в лифт на втором этаже, не сговариваясь, сворачивают шеи в сторону Ивана и без зазрения совести на него пялятся.
Еще бы. Притягательность Тихомирова буквально зашкаливает. Я сама уже давно стала добровольной жертвой, в полную меру испытав ее на себе. До сих пор сердце заполошно бьется. Так что неудивительно, почему и другие зависают, не спеша отводить от него взгляд.
Энергетика зашкаливает.
– По плану послезавтра, – информирует Иван, держа меня в поле зрения и никак не реагируя на внимание остальных, – мы ждем, когда ваш совет директоров подпишет предварительное соглашение.
Ах, да. То самое, на котором я оставила свой автограф за возможность увидеть маму.
– С этим всё в порядке, не переживай. Уверена, сегодня-завтра вам его предоставят, – произношу негромко.
И остаток пути трачу на составление списка дел, которые потребуется перелопатить в срочном темпе, чтобы освободить среду. Судя по тому, что я вычитала в документе, который мне дал на подпись Лев Семенович, сотрудничество с иностранными коллегами намечается масштабным и плотным.
Коридор пятого этажа встречает тишиной. Его мы пересекаем, на удивление никого не встретив. Лишь из-за некоторых дверей слышатся разговоры, кое-где смех. Все правильно, обеденный перерыв давно закончился, все сидят на своих местах.
– Проходи, пожалуйста, – делаю приглашающий жест, отпирая кабинет.
И пока Иван осматривается, иду к столу. Вешаю сумку на ручку стула и нахожу сотовый именно там, где предполагала. Лежит дружочек на зарядке.
Мигающий индикатор высвечивает уведомление о куче непринятых вызовов от Ярослава, но я его смахиваю. Мужу позже перезвоню, когда останусь одна. Все равно сомневаюсь, что что-то важное услышу. А ни о чем мне в рабочее время разговаривать некогда. К тому же сейчас все мысли занимает установление истины.
Открыв контакты, нахожу номер, подписанный просто «Иван», вывожу его на весь экран и протягиваю Тихомирову:
– Вот. Смотри.
Наши пальцы на пару мгновений соприкасаются, его более теплые, чем мои. Глупое сердце делает рывок.
– Ну так и есть, номер другой, – кивает мужчина, лишь секунду разглядывая одиннадцать цифр, после чего ловит мой взгляд и какое-то время удерживает.
Как и раньше, у него это получается очень легко. Да я и не стремлюсь сопротивляться. Зачем, если даже от мимолетного контакта «глаза в глаза» становится теплее на душе. После долгого холода и одиночества мне и этого уже много.
– Я не знала, – признание шелестом срывается с губ.
– Я тебе верю.
Ответ бальзамом ложится на давние раны. А Иван уже протягивает руку, забирает у меня гаджет, что-то в нем нажимает, после чего возвращает назад.
– Держи, Даша. Вот теперь всё верно, – замечает он мягко, когда его собственный сотовый подает звуковой сигнал.
Тихомиров достает телефон, проверяет входящий вызов и вновь прячем в карман.
– Ты тоже не меняла номер, – замечает с улыбкой.
– Нет, не меняла, – соглашаюсь, а перед глазами стоит надпись «Даша», высветившаяся у него на экране.
Он не удалял мой номер, уехав заграницу. Хранил все эти годы, как и я его.
– Даша, ты…
Не знаю, о чем Иван начинает говорить, потому что как только дверь в мой кабинет без стука распахивается, он замолкает.
И мы вместе поворачиваемся, чтобы встретиться глазами с Ярославом. Муж переступает порог и сходу бросает мне претензию:
ДАРЬЯ
Остаток первого рабочего дня этой недели пролетает незаметно. Вроде бы только села, открыла документ, вчиталась в текст, взяла в руки маркер, чтобы отметить правки, и вот уже на часах около восьми. Все нормальные люди давно вернулись домой и отдыхают, и только я, как угорелая, вкалываю.
«Ну и зачем напрягаюсь? – задаюсь логичным вопросом, откладывая карандаш в сторону. – Все равно за переработку спасибо никто не скажет. Зато лишней работы навялит с превеликим удовольствием».
Усмехнувшись, закрываю папки и сдвигаю на край рабочего стола, быстро выключаю технику, подхватываю сумку и покидаю кабинет.
Домой, домой.
По пути без удивления замечаю, что свет нигде не горит. Трудоголиков-энтузиастов, готовых впахивать за спасибо, на моем этаже нет, а хорошую премию выплатят не раньше, чем к концу года. Вот тогда и активистов точно прибавится.
В лифте еду одна, что поднимает настроение. Не хочу разговоров ни о чем и лишнего внимания. Холл пересекаю под негромкий шум работающего телевизора, который смотрит развалившийся в кресле ночной охранник.
– Ох и припозднились вы, Дарья Андреевна, – замечает он, выпрямляясь, когда я с ним здороваюсь и прощаюсь. – Снова последняя.
– Увлеклась. Договор был интересный, – отговариваюсь подходящей случаю шуткой и, обменявшись с мужчиной улыбками, покидаю задание.
Квест «довези себя до дома по пробкам без проблем» сдаю на отлично. Припарковавшись во дворе, сквозь арку обхожу дом и забегаю в сетевой магазин.
Готовить лень, а кушать хочется.
Недолго думая, выбираю пару баночек любимого творога и сырную нарезку. Хлеб, точно помню, еще оставался. По пути к кассе прихватываю шоколадное молоко и, отстояв короткую очередь, теперь уже точно иду в квартиру.
Вечер проходит по давно заведенному сценарию: сытный ужин и чтение очередного фэнтези-романа под чашечку кофе, распиваемого в кресле на балконе. В начале двенадцатого перемещаюсь в кровать.
Новое утро встречаю по будильнику.
Рабочий вторник ничем особенным не запоминается. По максимуму вычитываю договора, чтобы передать их юристам на пересмотр и переделку, и около часа трачу на телефонные переговоры с поставщиками комплектующих из Турции.
Единственное, что выбивается из привычного сценария – Шаталов-старший сдерживает слово. Около двух часов дня мне звонят по воцапу.
И именно тогда время замирает.
Мне целых двадцать минут позволяют понаблюдать за мамой. Ее жизнью в каком-то закрытом учреждении, которое я никак не могу определить.
Сколько не пыталась понять, в каком городе оно расположено, сколько фотографий не перебирала в поисках похожих мест, которые изредка фиксирует камера, ничего подобного не обнаружила. Я не знаю ни названия здравницы, ни города, ни даже страны, где ее держат.
Лев Семенович говорит, лечат. И да, я соглашаюсь.
Вижу, что ее состояние улучшается. Тут бесспорно.
Еще два года назад мама была привязана к кровати из-за травмы позвоночника. Но теперь, после нескольких удачных операций, которые оплатил свекор – ведь я остаюсь послушна, и он в виде поощрения идет мне на уступки, – мама уже может сидеть в инвалидном кресле.
Единственное, что остается неизменно, она ничего не помнит. Она не помнит аварию. Она не помнит мужа.
Не помнит меня. Абсолютно.
Господи, первое время я думала, что это дурацкая шутка. Пыталась ее разговорить. Рассказывала о прошлом, о своих чувствах, показывала фотографии. Но все мои попытки ни к чему не привели. Точнее, это стало расстраивать пациентку, как заявили врачи. А позже они же настояли, чтобы наши контакты сократились.
И это притом, что связь велась лишь по сети. Видеться вживую с мамой Шаталов не давал мне ни разу и, как понимаю, не даст никогда, ведь мама – залог моей послушности.
Да, угроза перестать платить за содержание недееспособного человека легко сделала меня марионеткой в руках Льва Семеновича. Я под ним прогнулась.
Но не считаю себя из-за этого слабой. Не думаю, что кто-то мог бы поступить иначе и выбрать себя, попади в аналогичную ловушку. Впрочем, подобное я не рассматривала.
Мама – мой единственный родной человек, чье здоровье, как ни крути, зависит только от меня и моих правильных действий. Поэтому, что бы не происходило между нами в прошлом, какие бы ошибки и недопонимания нас не разделяли, я все забыла и простила.
Она – моя мама. И этим все сказано.
Ради нее я буду крутиться белкой в колесе, буду юлить, торговаться, шантажировать и выбивать бонусы. Если нужно я вечно буду женой Ярослава, раз свекор так за это радеет. Единственное, не приму нагулянного ребенка.
Вот тут у них точно не получится меня прогнуть. А в остальном еще повоюем.
После того, как видеозвонок прерывается, проходит не более десяти минут, и со мной связывается мамин лечащий врач Игорь Иванович. Таким именем мужчина лет пятидесяти с хвостиком представился мне в нашу первую встречу. Хотя уверена, что зовут его совершенно иначе. Он не славянской внешности, раз. Да и говорит с сильным акцентом, два.
ЯРОСЛАВ
Ночь со вторника на среду проходит отвратительно, как и предыдущая. Вместо нормального глубокого сна в голове без умолку варятся одни и те же мысли, а именно последний разговор с Дашей. То, как она себя вела, как отвечала, как сверкала глазами и была неприступна.
Она как будто кожу сменила. Пусть и старалась держаться по-прежнему отчужденно, трансформацию я почувствовал. Прежняя жена, какой я ее видел все последние годы, растворилась. Ее место заняла другая женщина.
Холодная, далекая, знающая. Сильная. И вместе с тем эмоциональная, а не безразличная, как Снежная королева.
Перестав пытаться еще хоть немного поспать, рывком отталкиваюсь от постели и иду в ванную комнату. Включаю тропический душ, настраиваю воду похолоднее и захожу в кабину.
Хочется остудить голову, потому что в ней непрестанно пульсирует не то боль, не то гнев, не то ревность. Взрывной коктейль, от которого внутри кипит.
Перезагрузка супруги, как зудящий на ухо комар, не дает покоя и раззадоривает. Но до трясучки вымораживает иное – понимание, что все случившееся напрямую связано с приездом Тихомирова.
Не отпустила она его до конца, оказывается. Не сожгла чувства дотла, хотя я был в этом практически уверен.
Эх, Даша, Даша. Зря ты в отношении Ивана на что-то надеешься. Не тот я человек, чтобы отказываться от того, что считаю своим. А ты моя, как бы не сопротивлялась. Какой бы холодной рыбиной не прикидывалась, все равно меня магнитом к тебе тянет.
– О, Ярик, а ты чего так рано встал?
Не позволяя насладиться одиночеством, зевающая Оля просачивается в ванную. Неторопливо натягивает на плечи белоснежный шелковый халат, но его не завязывает. Явно чтобы я мог полюбоваться тонкой, как паутинка, сорочкой, которая совершенно не скрывает ни длинных ног, ни торчащей пышной груди, ни микроскопических трусов.
– Не спится, – бросаю коротко.
Обвязываю полотенце вокруг бедер и, обогнув девушку, направляюсь к раковине, чтобы почистить зубы.
– Сон плохой приснился?
– Что-то вроде того, – буркаю, не планируя вдаваться в детали.
– Может, расскажешь? Говорят, что если поделиться, то он точно не сбудется.
– Глупости говорят, – закатываю глаза. Еще не хватало с любовницей жену обсуждать. – Оль, иди, еще поспи, рано.
Киваю в сторону выхода, выпроваживая. Хочется дистанцироваться. От нее, от ее вопросов, от пронзительных взглядов.
– Да не-е-ет, я уже выспалась, – отказывается. – Лучше завтрак тебе приготовлю.
Растягивает на губах странную улыбку и, переминаясь с ноги на ногу, постепенно приближается, пока не оказывается рядом.
– Не надо. Не хочу есть, – цежу сквозь зубы. Замечаю блеснувшую в глазах обиду и поясняю, – голова болит, Оль.
– О, – моментально оживает, – тогда я таблетку пока поищу и кофе сварю. Ладно? Кофе же ты будешь?
Прослеживаю, как она накрывает ладонью округлый живот, и соглашаюсь.
– Буду. Спасибо.
Из ванной сразу прохожу в гардеробную и полностью одеваюсь. Подхватываю в одну руку пиджак, в другую телефон и перемещаюсь на кухню.
Раньше сядешь, раньше выйдешь. Раздражение с утра никуда уходить не спешит, поэтому в пару глотков опустошаю стакан с водой, за ним кофе. Мысленно уже спускаюсь вниз, завожу двигатель, тянусь ногой к педали газа…
– Ярик, постой. А ты куда в такую рань? – врывается в мои мысли удивленный голос Семеновой.
– В офис.
– Так еще и восьми нет.
Делаю глубокий вдох. Медленный выдох.
Нельзя срываться. Нельзя.
Сам себя загнал в ловушку под именем Ольга. Сам захлопнул единственную дверь на свободу ее беременностью.
Теперь отступать некуда. Ни отец, ни Валентин Петрович этого не позволят. Остается только пожинать плоды.
– У меня много срочных дел накопилось, надо разобрать, – произношу ровно. – Тем более на одиннадцать встреча с немцами назначена и сколько продлится – неизвестно. Там будет ни до чего.
– Но как же? – хмурится Семенова, сцепляя ладони в замок и прижимая к груди. – Нас же в клинике с тобой сегодня ждут. В десять плановый осмотр у врача, в десять тридцать второе УЗИ. В этот раз обещали пол ребенка назвать. Ярик, ты что? Забыл, что собирался идти туда со мной?
Черт!
Точно. Забыл.
С силой растираю лоб, срочно пытаясь сориентироваться.
– Прости, Оль. Из-за этих долбаных переговоров всё из головы вылетело. Но то, что обещал, помню, – вру, не краснея. – Я к десяти тридцати обязательно подъеду, – растягиваю на губах виноватую улыбку. Подаюсь вперед, целую ее в щеку и, резко развернувшись, направлюсь к выходу. – Всё, милая, я побежал. А ты поваляйся еще. Тебе спешить некуда.
– Ярик, а как же…
Не дожидаюсь очередной порции вопросов, выхожу за порог и закрываю за собой дверь, оставляя всёэто там.