Сдохни, моя королева!

Глава 1

Глава 1

Короля я полюбила с детства, когда впервые увидела его изображение на подаренном по случаю дня рождения золотом гальдионе. Для малютки семи лет — это очень большое богатство.

— Софи, береги её, эта монета принесёт тебе счастье, — приговаривала мама, укладывая меня спать. — Я освятила её в приходе Святой Норы, покровительницы дев из небогатых семей.

Я сжимала в руке монету, она едва помещалась в ладошке, и в тот день мне приснилась собственная свадьба. Я в длинном подвенечном платье, жених — прекрасный принц, чертами схожий с профилем молодого человека на монете. Однако даже в столь нежном возрасте я понимала, что богатый и знатный жених мне не светит.

Мы не были богатой семьёй, отцу повезло в делах, и он стал купцом второй гильдии, но я верила, что святая Нора пошлёт мне состоятельного дворянина, который даст мне титул и деньги. К вящей радости моих родных и меня, святая не обманула: ровно через одиннадцать лет я стояла у алтаря в церкви Троединства — главном храме столицы, и приносила брачные клятвы, робко взирая на жениха.

Им был настоящий аристократ, граф Моран, в просторечье Роберт Рэймонд Третий, почти не имевший детей, но жаждущий их получить. Говорят, прежние жёны рано умерли и не подарили ему сыновей именно из-за драконьей крови обладателя громкого титула. Легенда, не более, я старалась не думать о том.

— Согласны ли вы, Софи Жанис Орбиен, взять в мужья графа Роберта Рэмонда Моран, чтобы любить и почитать его, пока смерть не разлучит вас?

— Согласна, — пролепетала я, густо краснея под густой вуалью, потому что чувствовала на себе плотоядный взгляд жениха.

Я не была выпускницей школы при монастыре, единственную дочь мои родители оставили на домашнем обучении, пригласив гувернанток и учителей, что стоило отцу трети его годового дохода. Так мне говорила матушка, у меня не было причин ей не верить.

Именно благодаря некой вольности воспитания, я имела доступ к фривольным любовным романам и понимала, какие желания испытывает мужчина по отношению к женщине. Особенно если он немолод, а его жена юна и невинна.

Наши руки связали красной лентой, священник произнёс последние слова напутствия, призывавшие жить в кротости и смирении перед богом, и зазвенел орган.

Я даже на минуту забыла обо всём, смотря как магические белые птицы, выпущенные из специальной машинки, закружили под потолком под звуки прекрасной и величавой музыке, пробирающей до костей. Лишь бы отдалить время, когда моей рукой завладеет новоявленный супруг!

Он вёл себя как средневековый рыцарь! Был в меру учтив, любезен и пока не сказал мне ни слова. Нет, я, конечно, раньше обменивалась с его сиятельством парой ничего не значащих фраз, но всё это уже стёрлось из девичьей памяти. Меня показали ему до свадьбы три раза.

В первый раз он приехал к нам в дом по приглашению отца. Не знаю, что у них были за дела, краем уха слышала от матери, что отец подарил графу в знак уважения лучшие ткани, привезённые с Востока. Позже я узнала, уже от служанок, что из белого шёлка сшили платье для третьей жены графа. Его надели на несчастную, провожая её в последний путь. Лихорадка в тот год свирепствовала сильнее обычного.

Тогда граф окинул меня придирчивым взглядом, спросил, как меня зовут, и удовлетворённо хмыкнул.

Во второй раз он посетил нас спустя два месяца. Его светлость пригласили на обед:

— Это правда, что ваша дочь, мадам, совершенно здорова? — спросил он резким тоном, прервав заверения отца в преданности, чем вызвал у последнего благоговейный поклон.

— Конечно, ваша светлость. Софи почти ничем не болела в детстве, слава Троединому!

Уже тогда во мне зародилась неприязнь к этому высокому господину в парадном платье, но быстро забылась, когда в третий раз он принёс мне в подарок великолепный белоснежный альбом с настоящими акварельными рисунками самых разных цветов. На другом листе, если перевернуть рисунок, оставалось место для записей.

Я попросила его начать альбом и написать мне что-нибудь на память. Он посмотрел на меня с любопытством орлана, взирающего на куропатку, и черканул:

«Пусть мечты сбудутся. Мои и ваши»

— А подпись? — улыбнулась я, прочитав столь целомудренное послание.

— А подпись я поставлю позже. На вас.

Видя моё смущение, он откланялся и поцеловал мне руку. Мне казалось, что как только его губы коснутся моей руки, я испытаю неприязнь, но её не было. Ничего я не почувствовала.

Даже когда на следующий день отец объявил, что я отныне невеста графа Моран и, когда мой жених получит разрешение от епископа по сокращению траура по прежней жене, мы обвенчаемся. Я сделаюсь графиней и вытащу семью из нужды, открою им двери в достаток.

Таковы были планы.

— Мама, почему граф выбрал меня? — спросила я тем же вечером перед отходом ко сну.

— Разве ты не красавица?

Мама подвела меня к зеркалу, и я пристально всмотрелась в отражение. Оно говорило, что причина не только во внешней привлекательности. Я была миловидна, юна, свежа, имела роскошную чёрную гриву, волнами ниспадающую до середины спины, и вместе с тем ничем не выделялась среди сотни других красавиц королевства.

— Твои предки были выходцами из Южной империи, имели дворянский титул, — напомнила мама, гордящаяся сим фактом. Она умалчивала, что дворянство предки потеряли из-за измены короне. — Имей достоинство, ты не какая-то простушка, которую из жалости подобрали на дороге.

И всё же это была не причина.

— Ты здорова и родишь сыновей, которые переживут три года, — привела второй аргумент мама, и я свернула тему. Мои братья и сестры не перешагнули за детский возраст, я их почти не помнила, потому что родилась последней. И подарила матушке утешение.

Она права. Какова бы ни была причина, но я стану графиней, чему обзавидуются соседи и дальняя родня.

И вот это произошло: я вышла замуж.

Но против ожиданий и обычая, никто из двора на свадьбу не явился.

Глава 2

За дверью меня ожидала немолодая, но ещё и не старая служанка с лёгкой проседью в тёмных волосах. Она низко поклонилась без тени насмешки в зелёных, как луговые травы по весне, глазах и проводила в покои на втором этаже. По пути я не встретила никого из слуг, позже узнала, что им было велено не попадаться мне на глаза в брачную ночь.

Снизу доносились крики пьяных гостей, но вскоре и они уедут.

— Мадам, его сиятельство о вас позаботится. И о вашем покое тоже.

Служанку звали Жанной.

— Я буду вашей личной горничной, мадам. Если вам что-нибудь нужно, вы можете звать меня, когда пожелаете. Я буду ночевать в ваших покоях, так положено, чтобы избежать кривотолков. А теперь позвольте мне вас обмыть, я приготовила ванну с ароматными травами. Не пугайтесь и не стесняйтесь меня, мадам, в воду добавлены спорыш и пшеничные зёрна, они помогут вам укрепить дитя внутри чрева.

Жанна говорила так просто и одновременно с благолепием, не переходя границы дозволенного и не делая намёков, способных оскорбить, что я решила довериться этой женщине. Боль между ног всё ещё давала о себе знать, но я забыла обо всём, когда увидела настоящую ванну в просторной спальне, обставленной по последней моде в светло-голубых тонах.

— Пойдёмте, мадам.

Меня подвели за руку к овальной металлической кадке, изнутри выстланной белой простынёй. Жанна аккуратно сняла с меня простынь и помогла взобраться внутрь.

Тёплая вода расслабила, и боль утихла. Жжение и пощипывание между ног стали почти незаметными, а когда Жанна взялась за мочалку и принялась аккуратно натирать мне спину, я закрыла глаза от удовольствия. Служанка выполняла работу молча. За это я была ей благодарна: меньше всего мне хотелось бы вспоминать то, что я пережила в спальне мужа.

Да, это было неприятно, но зато теперь я не просто дочь купца, а целая графиня! Пока этот титул не вызывал отклика в душе и вообще казался чужим, но я понимала, что вскоре привыкну к нему, как к новой жизни, и когда-нибудь забуду, что была кем-то ещё. Незначительной девицей из заурядной семьи.

Мои дети, если я смогу подарить их мужу, а в том не сомневалась, будут наследными графами, и мне не придётся ломать голову, как подыскать им достойную партию.

— Мадам, много сидеть в ванной в вашем положении вредно. Позвольте, я вас оботру.

Я очнулась от грёз и открыла глаза. Встала во весь рост, не стесняясь более своей наготы: личная служанка подобна мебели, она почти продолжение госпожи и станет делать то, что ей прикажут.

Жанна раскрыла чистое, белое полотенце и обернула его вокруг моего тела.

— Ты говоришь так, будто я уже понесла, — произнесла я вслух то, что пришло на ум. Словно я пропустила, проспала пару месяцев, а все вокруг уже знали, что да как.

— Его светлость — крепкий мужчина, вы — молодая женщина. Даст Бог, всё сладится с первого раза. Оно и вам так мучений меньше.

В словах Жанны, в её уверенных движениях,когда она расчёсывала мои волосы, не было и тени сомнения.

— Все жёны его светлости легко беременели. Жаль, малютки, за исключением виконта Кристофа, не провели на белом свете и трёх лет.

На лице Жанны отобразилась печаль, уголки полного рта опустились, женщина огорчённо вздохнула.

— Оно и лучше, когда с первого раза, — Жанна вернулась к прежней теме, когда заплела мне косу, подивившись её толщине и не забыв упомянуть, что это признак хорошего здоровья, и надев на меня белоснежную кружевную сорочку. — Угодите мужу, да и он не станет вас тревожить больше чем надо.

Из стеснительности не решилась спросить, что означает последняя фраза, зато набралась храбрости и задала другой, не менее щекотливый вопрос:

— Жанна, когда супруг привёл меня в спальню, — тут я покраснела и опустила глаза, — в кровати была другая женщина. Нагая.

— Ох, это Кара. Каролин — метресса нашего господина, но вы, мадам, не беспокойтесь, он задаст ей взбучку, чтобы она понимала своё место. Нахалка, падшие женщины все таковы, — Жанна перекрестилась. — Спите, мадам, пусть вам приснится тот ангелочек, который, уверена, поселился в вас.

Она поклонилась, задула свечи и оставила меня одну, не закрывая дверь в смежную комнату, где собиралась ночевать.

Я приготовилась последовать совету, но, как ни старалась, сон не шёл. Слишком непривычным был высокий потолок, пышным — лёгкий полупрозрачный балдахин огромной кровати, явно не предназначенной для одного человека, в спальне было душно, а открыть окно Жанна не разрешила, чтобы я не простудилась после ванной.

Измаявшись, я забылась сном, только когда часы внизу пробили полночь. Мой муж и гости давно прекратили пир и разошлись. Чтобы назавтра начался новый день. Что меня ждёт?

Я прислушивалась к собственному телу и не находила в нём следов тех перемен, о которых твердила Жанна. Правда, ещё рано, да и всё, о чём сообщало мне тело, так это о собственной истерзанности. Я чувствовала себя разломанным напополам персиком, внутри которого хранилась драгоценная косточка. А если не хранится?

Повернулась на другой бок, и мысли приняли иной оборот. Каролин была любовницей мужа, вероятно, задолго до меня. И раз вела себя нагло, то понимала, что угодна господину. Она оскорбила супружеское ложе своей наготой и совсем не страшилась наказания.

Но, с другой стороны, я почти добровольно уступлю ей место в постели мужа, потому что не хочу повторения того, что случилось. Боль должна уйти, но я в это не верила. Чувствовать на себе чужое тело было крайне неприятно, я задыхалась и не могла дождаться, пока всё будет кончено. Неужели кто-то из женщин идёт на такое добровольно?

Или для этого непременно надо родиться с душой падшей, отдающейся мужчине без брака при живой жене?

В доме моего отца подобное поведение было недопустимо, он всегда показывал на портрет его величества и говорил, что это самый благочестивый и благородный король среди ныне здравствующих монархов. И я верила, и в моих снах и мечтаниях я видела короля прекрасным принцем, но, разумеется, не рядом с собой.

Глава 3

Поводом для жалобы могло служить только одно: унижение чести и достоинства.

Но его надо будет доказать!

Жестокое обращение? Муж даже не ударил меня ни разу, а даже если бы так, то слуги будут молчать. И если бы мне повезло, и я уговорила Жанну стать моей свидетельницей перед её величеством, королева вряд ли выслушает простую служанку.

А если бы выслушала — поверила. Если бы поверила — наверняка спросила бы: в чём состоит жестокое обращение?

Мой муж был со мной груб, значит, я не заслужила иного, так рассуждали в мире мужчин. Значит, мать не подготовила меня должным образом к роли жены.

— Жанна, принеси новый лист!

На прежнем расползлась жирная клякса, как бы подсмеиваясь надо мной. Врёшь, не возьмёшь!

— Что вы там всё пишете, мадам? — недовольно пробурчала она. — От учения жены все беды, поверьте. Кара, вон, тоже учёная, а не женился господин на ней.

Я только отмахнулась и снова задумалась над чистым листом. Надо напирать на присутствие метрессы в доме новобрачных. Это уже ближе к теме.

Я принялась писать. Выплеснула на бумагу все горести, всю обиду женщины, которой открыто пренебрегали. Так, подожди, Софи, муж скажет, что регулярно посещал мою спальню, пренебрежения не было.

При воспоминании о его страсти меня накрывало волной тошноты. Всё тело ныло, будто побитое. Я ощущала себя растоптанной, преданной в лучших своих надеждах, породистой кобылкой, от которой ждут жеребца. А потом ещё одного, и ещё.

Я приказала подать вина, чтобы унять тошноту.

— Вам нельзя, мадам! Семя не закрепится!

«Вот и пусть!» — мстительно подумала я, а потом ощутила спазм внизу живота. Тогда он придёт снова.

Впрочем, он и так будет приходить, пока я ему не надоем.

Так шепталась Жанна с молоденькой служанкой, когда я самолично спустилась на кухню за съестным. Есть много новобрачной тоже не полагалось, считалось, что это мешает зачать дитя, отвлекая крови на желудок.

— Ох, бедная моя госпожа! — говорила Жанна трём служанкам. Те за рассказы обо мне угощали её остатками с пиршества. — Господин в своём праве, но она такая тоненькая, такая чистая.

— Была, — ухмыльнулась толстая повариха. Они с Жанной были ровесницами, но выглядела последняя не в пример лучше. И морщин меньше, и кожа лица и рук не такая сморщенная. Жар печи и ледяная вода красоты женщине не добавляют.

В моём доме служанки тоже быстро теряли молодость и привлекательность.

— Ладно тебе, не стращай! — Жанна махнула рукой, но в голосе я уловила тревогу.

С моего места было всё видно, и я стояла ни жива ни мертва, боясь, как бы меня не обнаружили. Слуги откровеннее между собой, чем с господами.

— А я и говорю: была. Тут и прежние три жены невинными были, а поди ты, никого нет на этом свете. Помяните моё слово, не дай Господь, — тут все перекрестились, — но и эта отправится на небеса.

— Не каркай, Леа! — одёрнула её Жанна, и тут же вступил молоденький женский голос. Говорившей едва минуло пятнадцать.

— А правда, про проклятие графа? Что все его жёны, как только разделят с ним ложе, обречены? Это же первая жена его прокляла, мать виконта, да?

— Глупости! — сказали сразу двое старших, но их поспешность заставляла задуматься. Было ли проклятие?

— Вон Кара ещё при прошлой жене с ним блудила, а видишь, жива. Жаль, ребёночек её не прижился на свете, так то дело наживное!

— Иди уже, — шикнула повариха на Жанну. —Не оставляй госпожу одну, сейчас спустится, вопросы задавать начнёт, а что ты скажешь? Муж ваш, де, уехал с метрессой на охоту?

Я поспешила к себе, стараясь не шуметь. Одно я уяснила точно: муж мой открыто живёт с метрессой, она заняла место, полагающееся мне, вот и повод написать королеве.

Села за столик и начала изливать душу защитнице дворянства. Писала сумбурно, но старалась изложить суть. Потом перечитала и переписала набело. Пусть у меня будет два письма.

Только с кем отправить?

— Я вам сладких эклеров с тёплым чаем принесла, мадам. Подкрепитесь.

Жанна вернулась с подносом. Она была излишне любезна, почти по-матерински добра, но после всего услышанного я знала: здесь мне никто не друг. Слуги служат господину, они не станут исполнять прихоть молодой жены графа, которой вдруг вздумалось написать бумагу.

— Я хочу съездить к матери, Жанна. Вели приготовить прогулочное платье.

— Ох, не знаю, мадам, его сиятельство не давал такого распоряжения.

— Я возьму с собой тебя и ещё одну служанку. В чём тут загвоздка?

Жанна поставила поднос на комод рядом с кроватью и долго не отвечала. Я не торопила её, чувствовала, что она собирается с духом, чтобы ответить.

Наконец, повернулась ко мне с выражением неловкости на красивом лице:

— Ваше сиятельство, простите меня, позвольте сказать как есть. И вам будет проще понять, и мне не надо замалчивать. У меня от этих думок голова болит, и руки не слушаются.

— Говори!

Я повернулась на стуле и постаралась выпрямить спину до ломоты в пояснице. Пусть не думают, что я маленькая купчиха, с которой можно не считаться. Что я здесь ненадолго.

— Господин граф приказал мне, чтобы вы пока не знались с родителями. Вам скоро ко двору ехать, а там у его сиятельства много недоброжелателей. Их сиятельство и так в немилости у их величества, — последнюю фразу она добавила шёпотом и крестясь.

— Почему? — спросила я растерянно.

Значит, я должна буду оборвать связи с родителями? Я понимала, что, выйдя замуж, жена принадлежит мужу, но не повидаться с матерью!

— Мне это неизвестно, мадам, — поклонилась Жанна. — Если я пока вам не нужна, то разрешите спуститься, помочь экономке.

Я кивнула. Побыть одной не помешает. Значит, передать письмо через мать мне не получится. Я надеялась, что она найдёт способ помочь мне.

Я сидела и прислушивалась к тишине в своих покоях. Как ни раздумывай, как ни прилаживай, а у меня есть один способ сделать по-своему.

Глава 4

Глава 4

— Вам надо немедленно подмыться, а простыню я сожгу сама, чтобы никто не увидел.

Жанна действовала быстро, но я заметила, как дрожат её руки. Смотрела на её отточенные движения, когда служанка сдёргивала простынь, быстро достала из сундука другую и застелила постель, примяв её, как если бы я только что встала.

Смотрела и не понимала, что же такого я сделала, что это надо скрывать!

Я не понесла с первого месяца, но это не беда. Церковь даёт супругам на «свершение чуда сотворения новой жизни» год.

— Его сиятельство может расторгнуть брак, признать недействительным, мадам, вы понимаете, чем это для вас грозит?

Я кивнула: вернусь к родителям с позором и без приданного. Но не верила в подобный исход.

— У его сиятельства нет причин обвинить меня в бесплодии.

— Причин пока нет, но они найдутся. Думаете, зачем он решил вести вас ко двору, мадам? Кухарка слышала, как Кара хвасталась своей служанке, что скоро будет здесь хозяйкой. Мол, господин выпросит у короля дозволения на ней жениться.

— Но это невозможно. Наш брак с его сиятельством венчан по всем правилам.

Я как раз завершила омовение и предприняла шаги, чтобы о моих кровях никто не узнал.

Жанна наскоро одевала меня в дорожное платье, шнуруя корсет. Меня беспокоило то, как она оглядывалась на дверь: не вошёл бы кто. Не заметил бы простынь, укрытую прочим грязным бельём.

Будто мы обе были преступницами, и нас могли застукать за неблаговидным делом.

— Вы слышали, мадам, о чёрном глазе? Думаю, Каролин толкнула господина на такое, а может, дай-то бог, придумала, но если правда, то беда, мадам. Вас обвинят в том, что вы опоили супруга, отвели ему глаза. Применили любовные чары, вот он и решился, простите, на мезальянс.

С нарядом было покончено. Я обулась в кожаные закрытые туфли и повязала шляпку.

Посмотрела на себя в зеркало и впервые заметила, как исхудала за тот месяц, что живу у мужа. Первый месяц — медовый, второй — горький, полынный.

Куда уж горше!

— Что посоветуешь? — внезапно спросила я, беря сумочку, где хранила золотой гальдион и письмо её величеству. Теперь важно скорее его вручить по назначению.

Королева защитит. И мой муж не посмеет перечить монаршей воле!

А если нам и вовсе предпишут на какое-то время раздельное проживание, то в следующий раз я смогу диктовать свои условия. Так написано в дворянском кодексе, и это был мой единственный шанс.

Жанна молча перекрестила меня и поцеловала мои руки.

— Пока муж не уверен, что вы не носите его дитя, не посмеет подать прошение, порочащее вас. А там,сладится, мадам.

— Ты сможешь отправить весточку родителям, что я в порядке?

— Так его сиятельство давно отправил, как полагается, после недели брака. Вы ему не перечьте, госпожа, Кара, вон, подход нашла, с неё в этом деле пример берите.

Я спустилась, когда Роберт спорил с сыном. Магическим даром я почувствовала, что речь шла обо мне.

Но стоило войти, поприветствовать обоих, как они замолчали.

— Едем, — мрачно произнёс муж, и по его знаку слуги принялись выносить последние чемоданы.

— Мы надолго, муж мой?

— Посмотрим, Софи. Лучше пока скажи, есть признаки твоего бремени?

— Пока нет, мой господин. Но скоро я порадую вас, — опустила я глаза, еле сдерживая усмешку.

Мы как раз сели в карету с вензелями графства Моран. Я на пустой скамье, напротив сидели отец с сыном. Сверлили меня недоверчивыми взглядами, пытались прочитать мысли. К счастью, этого не может никто.

— Надеюсь, — проворчал граф. — При дворе держись моего сына.

Я чуть не захлебнулась сладкой водой, которую потягивала из маленькой фляжки. Этот виконт ненавидит меня, готов бросить в реку, задушить или развлечься. Он ненавидит меня едва ли не больше, чем отца, которому тоже желает скорейшей смерти, чтобы занять его титул.

Граф не может этого не понимать. После слов Жанны, которой было не велено сопровождать меня, я уже подозревала, что эти двое сговорились и желают моей смерти. Или аннулирования брака.

Виконт избавиться от молодой мачехи, которая может родить нового наследника, а граф возьмёт в жены жену породовитее. Монаршья немилость не вечна, раз нас пригласили ко двору.

— Я покорна вам, господин.

Склонила голову, ощущая, как винконт разглядывает мня. Как и тогда, на свадьбе, будто я кусок мяса, что вот-вот протухнет, поэтому надо скорее его сожрать.

— И пусть меньше раскрывает рта, — мрачно заметил он, а посмотрел так, будто хотел добавить похабщину, но при отце не решился.

Королевская резиденция была в дне пути от нас, но мы воспользовались Порталом, хотя мой муж, когда доставал кошель, чтобы расплатиться с его хранителями, сделал такую гримасу, будто зуб разболелся. Он не был скуп, если дело касалось того, чтобы пустить пыль в глаза. А тут красоваться было не перед кем, значит, расходы неоправданны. И всё же спешить надобно - пока король не передумал.

И всё же я была искренне благодарна супругу за сокращения времени пути. Терпеть на себе взгляды виконта, его тупое недоброжелательство было тяжко во всех смыслах.

Однако стоило карете въехать в предместье, где начинались королевские земли, как я уставилась в окно и позабыла о своих спутниках.

Казалось, что открылись волшебные двери, и за порогом мне навстречу вышел тот мир, за которым я ранее подглядывала через замочную скважину. Да, я была купеческой дочерью, я читала о королевских замках и домах только в романах, иногда слышала от отца рассказы, но он сам воочию не видел ни королевской четы, ни всесильных министров. Поэтому так обрадовался, что целый граф сватается к его единственной дочери.

Все дворяне кажутся простым людям небожителями, полным всяческих достоинств.

Мы ехали по гладкой дороге, мимо проплывали ухоженные поля, садики со светлыми домами, некоторые были украшены разноцветными лентами или полотнищем, с вышитым на нём гербом королевской семьи. Волк, попирающей передней лапой куропатку.

Глава 5

Мне вернули слегка помятый конверт с письмом, попеняв, что надо было свернуть его по древнему обычаю в свиток, перевязав лентой, и скрепить личной печатью. Но её величество понимает, что я незнакома со всеми тонкостями, с детства известными дворянке, и на первый раз прощает меня.

Когда меня уводили, чтобы в закрытом возке без опознавательных знаков доставить в летнюю резиденцию королей Латании, я ни разу не оглянулась. Старалась идти с прямой спиной, гордо подняв голову, сжимая в руках сумочку, в которой хранила заветный золотой гальдион-талисман и два письма королеве. Всё, что могло меня спасти.

Меня сопровождал молодой и щуплый, маленький вертлявый человек в чёрном сюртуке, представившийся господином Тагмаром, секретарём первого министра его величества. От него разило любопытством и чёрным перцем. Он всё выспрашивал, что у меня за надобность к её величеству, но я отмалчивалась.

Лучше при дворе казаться дурой, так учил меня муж. И вот сейчас я следовала его советам.

Наконец, мы прибыли. Королевская резиденция была огромным парком, внутри которого располагались как самый большой дворец, так и домики поменьше, но в едином бело-голубом стиле.

Я смотрела на всё это позолоченное великолепие, на идеально выстриженные из деревьев фигурки птиц и зверей и думала о том, что всё плохое теперь позади.

— Позвольте проводить вас. Негоже, чтобы вас видели, — шепелявил господин Тагмар.

— Почему же, господин?

Я изобразила полное неведение и захлопала глазками.

Секретарь только вздохнул, но обстоятельно разъяснил, загибая пальцы:

— Вы выглядите так, будто вас из гущи битвы вытащили.

Да, это недалеко от истины, но в той битве я выиграла!

— Вы незваная гостья, и её величество уступила вашей просьбе лишь по древнему обычаю этой страны. И у вас деревенские манеры, простите мою прямоту, графиня!

Скорчил физиономию и сделался похожим на гнома с картинки из детской книжки, которую читала мне мама.

— Научите, как себя следует вести, господин Тагмар! Умоляю!

Я сложила руки так, чтобы он видел: я искренна. Для маленького человека нет ничего более утоляющего жажду признания, как просьбы дворянки. Пусть и из деревни, пусть ещё вчера она была ровней этому человеку, но кто при дворе помнит о том, что было вчера?

Карьера придворного подобна жизни мотылька: либо сгоришь в огне монаршего гнева, либо тебя безжалостно выгонят прочь.

Всё это говорил мой муж, когда беседовал с сыном в столовой, думая, что я сплю наверху. А я слушала и запоминала. Знала, что пригодится.

Надеялась и молилась о том.

— Не устраивайте сцен! На нас смотрят!

Я повернулась в том направлении, куда глядел мой провожатый, и заметила трёх девиц, разодетых, будто диковинные птицы. По сравнению с ними я и вправду выглядела простушкой. Если бы меня не побил муж.

Три светловолосые гарпии дружно захихикали, а одна даже изобразила мою походку.

Ладно, на куриц внимания не обращаем. Я здесь по другой надобности.

Господин Тагмар отвёл меня в один из маленьких одноэтажных домиков возле пруда. Мы шли пешком, нас обгоняли лёгкие кареты, в которых гуляли дамы с кавалерами. Я слушала беззаботный смех, причудливый говор, из которого не понимала доброй дюжины слов, и ловила себя на мысли, что боюсь опозориться.

— Научите, господин Тагмар! Я очень хочу произвести приятное впечатление на её величество! — снова вернулась я к разговору, когда меня поселили в двух крошечных комнатах, а к дверям домика приставили двух стражников.

— Боюсь, даже если у вас было бы чем меня отблагодарить, графиня, это непосильная задача! — хмыкнул провожатый. Он специально называл меня не «ваше сиятельство», а «графиня», как если бы был по положению выше. — Дожидайтесь, пока о вас вспомнят.

Наглец поднял одну бровь выше другой, словно сам сомневался, что это произойдёт, и вышел, аккуратно затворив створки дверей в просторной столовой, где меня оставил.

— Ваше сиятельство, я буду вашей служанкой. Я приготовила чаю с молоком с дороги, велела подать эклеров, — молоденькая девица с тёмными пятнами на лице и руках поклонилась мне со всем почтением, какого я не видела даже у Жанны. Она была рослой, крепкой, но лицом миловидна, даже пятна не портили таких ярких тёмных глаз!

Это потом я поняла, почему ко мне приставили Анни. Совсем не потому, что она одна справлялась за троих и могла так ловко обслужить госпожу, что той не надобны были остальные горничные. Но тогда я обрадовалась тому, что в лице Анни не угадывалось того брезгливого выражения, которое я читала не только на лицах господ здесь, но и их слуг.

— Если вы хотите иного, то скажите мне. Я быстро запомню ваши вкусы, моя госпожа.

— Я здесь ненадолго, — улыбнулась я, позволив снять с себя дорожную накидку. — Мои вещи пока не прибыли.

Тут я запнулась. И не прибудут: муж не разрешит.

Слава Создателю, если он вообще сюда не заявится. Вроде ему дозволения не дали, но кто знает!

Весь остаток дня я боялась и носа высунуть наружу, хотя Анни, смущаясь и краснея, объяснила, что стражники разрешат посидеть в маленьком садике на скамейке.

— Для вашей чудной белоснежной коже солнце вредно, но вечером оно ничего страшного, ваше сиятельство! А на улице веселее, птички поют!

Мне никогда не делали похвал внешности, хотя я знала, что миловидна и привлекательна, но Анни принялась так щедро усыпать меня изящными словесами, что на следующее утро, когда я убедилась, что мне ничего не приснилось, и я нахожусь в королевской резиденции, она снова взялась за комплименты.

С утра у меня уже был посетитель.

5.1

Едва я успела позавтракать, как явился духовник в чёрной сутане и с библией в руке. Я приложилась губами к распятию, что он принёс, и пригласила в гостиную.

— Простите, отче, что принимаю вас в столь стеснённых обстоятельствах, но я даже не могу сделать пожертвование, как предписано. Однако когда мой муж вернётся к своим обязанностям доброго супруга, я немедленно исправлю это упущение.

Глава 6

Ту первую нашу встречу я запомнила до мельчайших подробностей, но его величество почти не обратил на меня внимания.

Я почувствовала на себе его скучающий взгляд, а потом луч солнца остановился на лице королевы.

— Ваши величества, — пробормотала я, кланяясь уже королю, но он прошёл мимо, махнув рукой. Мол, оставьте нас.

— Кто это? — услышала я его голос.

И он показался мне самым прекрасным из всех мужских голосов, в нём чувствовалась как мягкость, так и прячущаяся за ней сталь, будто ловушка, сокрытая осенними листьями.

Наступишь — и пропадёшь.

Я пропала. Покраснела, задрожала, по счастью, на меня никто не обращал внимания. Меня списали с шахматной доски, когда я только сделала первый неуверенный ход.

Пожертвовали пешкой, как я потом узнала правила этой новомодной игры.

— Графиня Моран. Она уже возвращается к своему мужу, ваше величество, чтобы просить его о прошении, — засмеялась королева, и я покраснела ещё больше.

И двери перед моим лицом захлопнулись. На сегодня.

Я в нерешительности стояла возле покоев её величества, чувствуя пустоту в душе, сердце и голове. Пока меня не тронули за руку.

— Идёмте же, графиня. Вам сегодня отсыпали милостей сполна, незачем искушать судьбу, — это был секретарь первого министра, который и встретил меня здесь первым. И будет последним, кто проводит.

Я смотрела в его усталое лицо и не понимала, о чём он говорит. Для кого и главное — зачем?

— Я провожу вас.

Он за рукав потянул меня в сторону, и я вспомнила, что вчера так делал муж, когда хотел затолкнуть в карету и отправить восвояси. Туда, откуда я не вернусь.

Я шла медленно, подмечая как бы невзначай, что позолота на перилах лестниц свежая, ковровые дорожки на ступеньках заменены недавно, а сами мраморные ступени поистёрлись от ног тех, кто раньше меня поднимался по этой лестнице. И спускался.

Вот я больше сюда не вернусь.

Мелькнула мысль об одном из прудов, где можно утопиться, но я тут же её отогнала. Это не конец! Мама говорила, что золотой гальдион в моей сумочке принесёт мне удачу. А пока этого не случилось, значит, всё впереди.

«Святая Нора, покровительница дев из небогатых семей, укажи знак, как поступить», — взмолилась я мысленно, пока мы вышли на крыльцо главного дворца.

— Вы уезжаете сегодня, графиня, — поторапливал Тагмар, смотря по сторонам. Наверное, боялся, что нас заметят вместе, потом придётся объясняться, почему он сопровождал столь незаметную особу.

— Кланяйтесь, это монсеньор кардинал! — прошипел секретарь мне в ухо.

Тагмар сжал мою ладонь, что было уже совсем неприличным, и потянул руку вниз, будто хотел добиться немедленного отклика.

Я наклонила голову, заметив полы алой сутаны, проплывшей мимо, и меня словно водой окатило.

Вот он, знак!

Я выдернула руку и бросилась вслед высокому господину в кардинальской шапке. Я ранее слышала о всесильном монсеньоре Дюбелли, и вот теперь решила попытать счастье в его тени.

— Монсеньор, благословите меня! — я опустилась на колени и склонила голову.

Голос у всесильного кардинала, который, по слухам, был близок к королю, был низкий, бархатный:

— Благословляю, дочь моя! — пробормотал он мимоходом, осенив меня крёстным знамением.

И собирался идти дальше, я это почувствовала. И не могла позволить, чтобы вот так уплыл мой единственный шанс.

— Монсеньор, разрешите обратиться. Это касается пожертвований.

Стоило произнести последнее слово, как алая сутана резко остановилась, и носки мягких бархатных туфель повернулись ко мне.

Подоспевший секретарь, до того державшийся в тени, по знаку кардинала помог мне подняться с колен.

— Как вас зовут, дочь моя? Я раньше не видел вас здесь.

— Графиня Софи Жанис Моран, монсеньор. Я здесь впервые, но я смею заверить, что буду счастлива помочь вашему преосвященству в его трудных богоугодных делах.

Не знаю, откуда я нашла все эти слова, но стоило начать говорить, как я почувствовала крылья за спиной. Меня слушали, и хотя я не смела поднять глаз, понимала, что мною заинтересовались.

И важно удержать этот интерес как можно дольше.

— Я сейчас спешу с докладом к его величеству. Что у вас за нужда здесь?

— Графиня приехала на аудиенцию к её величеству и уже уезжает обратно к мужу, — тут же вставил секретарь.

Меня снова попытались оттеснить, но на этот раз я могла побороться за право быть правильно понятой.

Решилась на дерзость, подняла глаза на кардинала. Им оказался человек с непропорционально маленькой головой на крепких плечах. Если бы не этот дефект, можно было назвать его привлекательным. И взгляд тёмных глаз казался невероятно цепким, будто паучьим.

Такой всё примечает несмотря на относительную молодость. Кардинал едва ли был старше моего мужа.

— Вы получили то, чего желали, дочь моя?

В этом вопросе я почувствовала предложение. Если правильно пойму его и откликнусь, то всё возможно.

— Нет, ваше превосходительство. Не все наши желания угодны Создателю, но я горю новой искрой: быть полезной Ему и всем, кто Ему служит.

— А что там вы говорили насчёт пожертвований? — поморщился кардинал, продолжая сжимать в руках какие-то свитки.

Вероятно, он спешил. И мне надо не медлить.

Церковники любят золото не меньше, чем облик Создателя.

— Я готова жертвовать на благие дела, монсеньор. Я на всё готова ради помощи нуждающимся, — с жаром ответила я и поцеловала костлявую руку кардинала, унизанную перстнями с рубинами. Такими крупными, каких я не видела на пальцах королевы.

— Ваше рвение, дочь моя, похвально. Сейчас многие позабыли о своём месте в этом мире, — кардинал поморщился и кинул взгляд на секретаря первого министра. — Не собирайте сокровищ на земле, так сказано в Писании. Я пришлю за тобой, дочь моя.

И кардинал так посмотрел на господина Тагмара, что тот поклонился.

Я смотрела вслед кардиналу и не двигалась с места. Вдруг, если сойду — то потеряю эту тонкую нить!

Глава 7

И снова я почувствовала на себе его взгляд, а сама только присела в реверансе, ожидая знака подняться. Нет, всё-таки я была неправа, когда отрицала у себя наличие талантов.

С детства я хорошо двигалась.

Мама упрашивала отца нанять мне учителя танцев, и я получила уроки, но длилось это не дольше полугода. У отца случились стеснённые обстоятельства, и он сказал за ужином, что девочке из купеческой семьи все эти увёртки и подскоки ни к чему.

Больше я почти не танцевала. Балы в среде моих родителей считались блажью дворян, которым некуда деньги девать, всё решалось по сговору, вот я и освоила лишь простейшие па и приветствия.

Однако схватывала все движения на лету: стоило один раз увидеть, как их выполняет кто-то другой, как я могла повторить всё без заминки и даже с большей сноровкой.

Вот и сейчас я постаралась вложить в реверанс максимум почтительности и грации.

— У тебя новая фрейлина, — сказал король, и я магическим чутьём почувствовала, что он мной заинтересовался.

Пока этот интерес был поверхностным, но он обещал, что меня вспомнят при следующей встрече.

В конце концов, кардинал чётко дал понять, что если я не заинтересую короля, отправлюсь обратно к мужу.

Я как представила, что снова придётся раздвигать перед ним ноги и благодарить за случку, которой и бордельная девка рада не будет, так густо покраснела. Равно как и от мысли, что если замысел кардинала удастся, то на мне придётся лечь в постель к королю.

— Это Софи Моран, графиня из глуши. Бывшая купчиха. Она уверяла меня, что поёт как соловей, но ты только послушай её крики, у меня голова разболелась, — фальшиво засмеялась её величество.

Я представила, что мне сейчас придётся снова петь, и покраснела ещё больше.

— После, Христина, — король, наконец, подал мне знак занять место среди фрейлин.

Я подчинилась, но шла медленно, не поднимая на него глаз. И чувствовала, что он следит за мной.

— Лучше скажи, что насчёт подготовки к представлению для викмарианских послов? Роли твоим фрейлинам розданы? Маэстро Красли жалуется, то они почти не являются на репетиции?

— Тебе это так важно? Мне не нравится, что маэстро Краслин решил ставить древнюю сказку. Гораздо уместнее было бы обратиться к любой притче из Писания.

Королева имела титул «защитницы веры», и теперь я поняла, что она старалась быть святее всех святых даже в мелочах.

Я стояла позади всех фрейлин, в первый ряд меня не пустили, но ловила каждое слово монархов.

И, пользуясь случаем, разглядывала короля вблизи.

Он был красив именно той, мужской красотой, которая раскрывалась лишь при личном общении. Вкрадчивая речь, мужественная аккуратная внешность, даже небольшая бородка шли ему. Отточенные манеры и привычка смотреть на собеседника так, будто мнение другого королю и впрямь важно, умение внимательно слушать и не говорить сразу, как тот окончил речь — всё это делало короля в моих глазах ещё более прекрасным, чем я помнила его на портретах.

Фрейлинам королевы он тоже нравился: я замечала, как некоторые строят ему глазки, но зоркий взгляд маркизы Лотаринг всё подмечал. Слышала, что неугодных быстро выдавали замуж или удаляли под любым благовидным предлогом. Если у них не было влиятельных родственников.

Или покровителей, как у меня.

— Что это за нелепые наряды? Приличные девицы из почтенных семей должны скакать чуть ли не в рубашках, с обнажёнными плечами перед мужскими взглядами?!

Ага, значит, мне непременно надо участвовать. Надо будет упомянуть в доносе кардиналу, что я прекрасно двигаюсь и тем скорее привлеку внимание его величества.

— Мы можем отобрать замужних, — пошутил король, и я снова восприняла это как знак свыше. — Мужья будут счастливы оказать доверие короне.

Слышала я и то, что король соблюдал обет верности своей королеве. У него случались интрижки на стороне, но так редко и были столь малозначительными, что их не принимали во внимание. Даже сама королева.

— Распутниц, предавших доверие своих венчанных супругов? — взвилась королева, и его величество отодвинул ещё не опустевшую тарелку. Медленно взял салфетку, промокнул рот и отбросил её прочь.

— А ты предлагаешь послам слушать ещё одну мессу? Или смотреть на ещё один хор?! Я всё сказал тебе, Христина. Мне надо что-то такое, что может отвлечь их от предстоящего подписания мирного договора, а не усыпить.

Король встал, раздражённо теребя чётки в правой руке, и мы все снова наклонили головы и присели в поклонах.

Я как бы замешкалась и случайно подняла голову на его величество. Наши взгляды на секунду встретились, и я тут же стыдливо опустила голову чуть ниже, чем остальные.

7.1

Никто не учил меня обольщать, но я так хотела понравиться его величеству, что интуитивно понимала, как себя вести.

Решила строить из себя скромницу, по чистой случайности попадающаяся на глаза его величеству.

Пока дальше я не заглядывала.

Фрейлин отпустили в тот мой первый день после обеда, её величество осталась с малым доверенным кругом, куда я не входила.

Я быстро написала подробное письмо кардинал, где предложила определить меня в то самое праздничное представление. Передала послание через Анни, и та пообещала, что доставит письмо незамедлительно.

Вечер у меня был свободным, и я решила написать письмо родителям. Я представляла, какие слухи обо мне распространяет муж, поэтому мне хотелось оправдаться.

А мужу писать не стала. Мне нечего было ему сказать.

Развести нас, конечно, не разведут, но пока буду делать вид, что его не существует. Или как рекомендовал кардинал, отвечать всем, что служба королеве — высший долг для дворянки.

Кардинал передал через мадам Ядмин, что всё уладит с представлением, а пока мне порекомендовали завести подруг при дворе. Одинокая дама выглядит странно.

Я решила прислушиваться к разговорам фрейлин, если получится, то быть им полезной, а там и подруги появятся.