Сильными, смелыми,
Чистыми, белыми,
Нам суждено было стать.
Жесткими, грубыми,
Дикими, цепкими,
Вы нас решили распять.
Перед глазами танцуют черные точки, каждый вдох причиняет легким адскую боль, а в правом боку словно проворачивают острое лезвие, но я бегу на пределе своих возможностей.
Остановиться — значит умереть.
И я приказываю себе передвигать ногами.
Приказываю не слушать, отгородиться от шуршания травы и веток за спиной. В голове раненой птицей мечется мысль о том, что они настоящие, безобразно дикие и прямо за моей спиной. По коже пробегает табун предательских мурашек. Можно оглянуться и увидеть их вживую, но я запрещаю себе делать это.
Долина сотрясается от звука пронзительного гонга, металл по металлу, я вздрагиваю и пытаюсь ускориться. Начинается отсчет.
Первый удар гонга — предупреждение. Я должна собрать всю свою волю в кулак, отдать последние силы и бежать, что есть мочи. Ведь после десятого удара спасительные ворота закроются.
Второй удар.
Кровь стучит в висках.
Третий удар.
В глазах прыгают темные мушки.
Четвертый удар.
Я несусь со всех ног.
Пятый удар.
В боку невыносимо колет.
Шестой удар.
Ворота близко.
Седьмой удар.
Мне остаётся преодолеть десять метров, и я спасена, но мои мысли были сосредоточены только на достижении цели, и разум отвлекся от самой дороги.
Восьмой удар.
Спотыкаюсь об корягу, лечу кубарем, мир взрывается болью, страхом и сожалением.
Девятый удар.
Я поднимаю голову и смотрю, как ворота медленно закрываются. Ледяной ужас окутывает тело от осознания того, что никто не придет на помощь.
Десятый удар.
На моей талии смыкаются тиски и вздергивают меня вверх. Мир уходит из-под ног.
— У каждого человека есть свое предназначение, — так любит говорить учительница по единоборству из общеобразовательной школы с военным уклоном, расположенной в самом сердце города Шайна, обнесенного по периметру огромными бетонными стенами длиной в несколько сотен километров. Забор в моем мире не прихоть, а обоснованная осторожность, вызванная многолетней враждой со Свиром, городом в котором правят злые, расчетливые убийцы и варвары, именуемые Иными.
Мне 9 лет, и я не люблю драться, мне нравится рисовать, но мама считает, что рисование — бестолковое занятие, которое не сможет обеспечить достойное будущее, а уж тем более спасти мою жизнь.
Вся трудность заключается в том, что самые престижные и высокооплачиваемые профессии напрямую связаны с выходцами из военной академии либо с наукой и медициной, а все остальные люди негласно считаются вторым сортом. Мама же хочет, чтобы я пошла по ее стопам и стала лучшей из лучших. Вот только она никогда не спрашивала, чего хочу я.
У меня очень влиятельная родительница, она возглавляет военное подразделение Шайна, и я часто вижу, как другие люди боятся и всячески пытаются ей угодить. Меня же сторонятся, а за спиной я часто слышу злые смешки. И мне кажется, что со мной что-то не так, вот только что?
Мне 12 лет, и я уже прекрасно понимаю, что со мной не так. Я отличаюсь от остальных девочек внешне. Уже сейчас многие выше меня почти на голову, а я выгляжу гадким и худым утенком на фоне поджарых пантер. Наверное, поэтому со мной никто не дружит, трогать в открытую, однако, не решаются, все-таки я не совсем простой ребенок, а дочь влиятельного человека.
А вот мелкие пакости никто не отменял. Мне приходится быть очень осторожной. К примеру, меня неоднократно закрывали в туалете и не выпускали оттуда по нескольку часов. Поэтому я редко хожу в школьный туалет. А за прогул уроков учителя назначали отработку в виде уборки на кухне и мытья полов.
Мне приходится внимательно следить за своими учебниками и тетрадями, чтобы их не испортили. И каждый раз осматривать стул и парту, перед тем, как присесть, чтобы не вляпаться в собачьи экскременты, заботливо приготовленные для меня одноклассницами.
Я слишком рано уяснила, что дети бывают злыми, хитрыми и изобретательными. Но рассказать об этом маме не могу, мне дико стыдно, но сильнее всего я устала видеть в ее глазах разочарование и недовольство мной, когда что-то идет не так.
Когда у меня бывает свободное время, я сижу на скамейке возле общеобразовательной школы с творческим и техническим уклоном, девочки, обучающиеся тут, смогут выбрать для себя такие профессии как художник, архитектор, инженер и все в таком духе. Я искренне им завидую и не понимаю, почему не учусь с ними, ведь я так на них похожа: в них тоже нет этого гигантского роста, мышц и сверхсилы. Если бы я училась тут, то у меня наверняка была бы подруга или даже несколько.
В статусе дочери главнокомандующей есть свои плюсы: я могу беспрепятственно ходить, куда мне вздумается. Моим самым любимым местом, укрытом от лишних глаз, стала библиотека. Это была новая Вселенная, полная тайн, загадок, путешествий и приключений. Единственное, что немного омрачало – ее местонахождение. Библиотека располагалась почти в самом сердце военной академии, той самой, которую так восхваляла моя мать. От одного взгляда на это унылое серое мраморное здание, мое сердце рыдало горькими слезами. К сожалению, я только и слышу, как мама мечтает, чтобы я там училась.
В те моменты, когда мама была рядом, она всегда проводила со мной хотя бы мимолетную беседу о том, как я буду обучаться боевому искусству. Она взахлеб рассказывала, как интересно и приятно трогать шероховатую поверхность оружия, чувствовать, как оно становится с тобой единым целым, ощущать адреналин, находясь на поле боя.
Проблема была только в том, что все это было мне не мило. Отправляясь с матерью на охоту, я мечтала лишь о том, как бы побыстрее вернуться домой. Мне претило насилие, а, самое главное – та страсть, с которой охотилась моя мама.
Тяжело вздохнув, я решаюсь на отчаянный шаг: разговор с матерью. Я так устала от постоянных насмешек и издевательств и должна попробовать, сказать ей, что военная школа не для меня, что я там словно белая ворона. Неужели она не видит этого?
Мы не очень близки, мама много работает, а разговариваем еще реже, но она должна понять меня. И я мчу на всех ветрах к ней на работу. На мгновение останавливаюсь перед входом и смотрю вверх. Пробегаю пункт охраны, меня знают и поэтому беспрепятственно пропускают внутрь огромного белоснежного здания. Выхожу из лифта на девятом этаже и нерешительно иду по коридору к заветной комнате, дверь оказывается приоткрытой и, кажется, я слышу знакомый голос:
— Некондиция, понимаете? Пожалейте ребёнка, отдайте ее в школу для обычных сотрудников периметра, — проявила невиданную дерзость моя учительница по единоборству и сказала это моей матери.
— Вы еще предложите мне отправить ее учиться на повара, — со злой усмешкой выплюнула мама. — Девочка должна уметь за себя постоять, поэтому будет кадетом военной академии.
— Простите! Но у каждой есть свое предназначение, и ей будет очень тяжело с ее физическими данными, от нее будет больше проку внутри периметра...
— Довольно! — голос мамы отливает сталью. — Я не нуждаюсь в Ваших советах, свободны, — звучит как приказ, и госпожа Брук направляется к двери, а я не успеваю убраться с ее пути.
Раскрасневшаяся женщина вылетает из кабинета, с жалостью окидывает меня взглядом, а затем спешно удаляется к лифту. Я же набираюсь смелости, и перешагиваю порог. Высокая статная женщина стоит возле стола, на ней белоснежный костюм, который носят самые достойные: военные, работающие внутри периметра и занимающие высшие посты.
Вообще, меня, как художника-любителя, всегда поражал выбор цветов одежды в нашем городе.
В школе мы даже разучивали стишок, чтоб запомнить эти цвета:
До медпункта нас довели под конвоем из преподавателя и нескольких учениц. Тело ныло, ссадины на лице нещадно жгло.
— Тебе конец, — прошептала брюнетка. И мне стало не по себе от осознания того, что мне с ней ещё учиться, и она наверняка отыграется за мой выпад.
Ко мне подошла женщина средних лет в зелёном костюме медицинского работника и бесцеремонно начала обрабатывать ссадины на моём лице.
— Ауч! – от неприятной боли я дёрнула головой стараясь сбросить её руки с лица, но она лишь крепче вцепилась в мой подбородок, продолжая своё дело. А когда закончила обработку безэмоционально приказала:
— За мной, — и, развернувшись, пошла в соседнюю комнату. Я с улыбкой посмотрела на то, как другая женщина обрабатывала ссадины на лице Девятой. Девушка морщилась, но молчала, лишь глаза полыхали злым огнём.
— Разделась до белья и встала, — женщина мотнула головой в сторону вертикального сканера внутренних органов.
— Но я чувствую себя нормально! — попыталась возразить я.
— Встала! — более требовательно прорычала она.
Я быстро скинув потрёпанную в схватке одежду, пошла на осмотр. Интересно, они где-то специально обучаются так рычать? И только одним своим взглядом и выражением лица показывать тебе, какое ты ничтожество? Или, может быть, это опыт работы с подростками сделал всех работников военной академии такими?
— Свободна, — равнодушно сообщила мне женщина.
Одевшись, я вернулась в комнату, куда нас первоначально привели. Девятая сидела на скамье и шнуровала свои ботинки.
— Эх! — грустно вздохнула я, подумав о том, что мне ещё придётся как-то объясняться с матерью. Мама не заставила себя долго ждать: двери в кабинет медсанчасти распахнулись, и вошла она, статная, красивая женщина в неизменно белоснежном костюме. Я часто любовалась ей, пока она этого не видела, вот если бы мне только досталось от неё хоть немного грации, силы и стати. Но нет, небеса рассудили по-другому.
— За мной! — сухо выдавила она и, перед тем, как выйти, окинула недобрым взглядом Девятую, та словно сжалась и стала меньше, вся самоуверенность, которая была до этого на её лице, стекла к ней под ноги под строгим взглядом моей матушки.
— А я с ней живу, — пожала плечами я, выходя следом.
В угнетающем для меня молчании мы дошли до нашего дома. Лучше бы она сразу сказала всё, что обо мне думает, накричала, потребовала объяснений. Не зря молчание входило в брошюру пыток, которую мы проходили в школе. Ну а что? Поймал врага, посадил в клетку. И заходишь к нему каждые полчаса, молча стоишь, смотришь, выходишь и так по кругу. Человек от ожидания изводится, нервы начинают сдавать и, таким образом, через сутки или двое он сам с тобой заговорит и, возможно, даже все секреты выложит. Но это теория, практики у меня не было. Хотя если учесть то, куда я поступила учиться, всё может быть.
— Кофе, — твёрдо сказала мама, и я направилась на кухню. Обычно два раза в день, утром и вечером, к нам приходит миловидная девушка Лиза и готовит для нас завтраки и ужины. В отсутствии Лизы чай и кофе подаю я.
Через пять минут я поставила перед матушкой горячий и очень ароматный напиток. Без сахара. Без любви. Без сожалений. Сама села напротив, держа в руках кружку с чаем, даже в этом я старалась на маму не походить. Глубоко вдохнула, стараясь унять нервную дрожь. Я ждала от мамы разноса, выговора, обличительных слов о том, какая никчёмная дочь ей досталась. Но вместо этого она лишь улыбнулась и сказала:
— Анна, хотела сказать, что ты меня приятно удивила...
— Что? — опешила я и чуть не опрокинула на себя горячий напиток.
— Аккуратнее, — по-доброму улыбнулась мама . — Рада, что в тебе всё же есть наша кровь. Несмотря на то, что ты меньше и слабее Девятой, ты не струсила. Признаюсь, я уже начала переживать за тебя. Но сегодня ты показала себя с другой стороны. В тебе есть огонь, а значит не всё потеряно, и я сделала правильный выбор, отдав тебя обучаться в военную академию.
— Лишь бы этот огонь не сжёг меня дотла, – тихо произнесла я, до конца не понимая, какие чувства плещутся внутри. Мама либо не услышала мои слова, либо умело сделала вид, что не услышала.
С одной стороны, мне было дико приятно услышать от мамы, что наконец-то она признала меня частью своей семьи и впервые за долгие годы довольна мной. Но, с другой стороны было обидно, что она не оставляла мне выбора и всё решала за меня. Было досадно от мысли о том, что самый близкий человек не готов принимать меня любой, а только соответствующей её представлениям.
Все оказалось гораздо хуже, чем я могла себе представить. Они устроили мне «тёмную». Знаете, бывают ситуации, когда загоняют и забивают дичь, несколько человек на одно животное. Так вот, в это дождливое, прохладное утро дичью стала я. Наверное, за годы обучения в школе я привыкла, что физически меня не трогали, боясь гнева моей матери, и слишком рано расслабилась.
Здесь были другие правила. Мы больше не были злыми детьми, мы выросли в безжалостных подростков.
Я уже подходила к стенам военной академии, оставалось преодолеть последние метры забора, окружающего небольшой парк с огромными столетними деревьями, как что-то большое и быстрое сбило меня с ног. Упав, я сильно приложилась спиной о землю, но, быстро сгруппировавшись, как учили в школе, начала озираться по сторонам. Их было четверо, Девятая, Шестнадцатая и Пятая, а четвертая девушка с нами не училась, но отчего-то ее лицо мне показалось смутно знакомым.
— Привет, сучка — ухмыльнулась незнакомка, а я замерла, оценивая ситуацию. Бежать? Нет, не успею, да и ребра после столкновения с землёй нещадно ноют. Догонят.
Драться? Или звать на помощь? Нет, стыдно. Я до последнего не могла поверить, что все серьезно, мне казалось, что они просто хотят запугать меня.
— А ты знаешь, тварь, что занимаешь чужое место? — продолжила девушка. — На твоем месте могла быть, например, я! — злобно выкрикнула она и со всей силы пнула меня по ребрам. Я сжалась в комок от боли, слезы брызнули из глаз. Теперь я вспомнила. Это же та девчонка, которой я проиграла на вступительных испытаниях, но ее не взяли.
— Вставай, тварь! — орала она, вцепившись мне в волосы и приподнимая меня за них кверху. Остальные громко смеялись. Я пыталась отбиться от ее хватки, когда получила очередной удар по ребрам.
— Ненавижу, ненавижу тебя! Сдохни, тварь! Из-за тебя я не поступила! — орала она и продолжала колотить меня по лицу. Я пыталась закрыться. Казалось, что сознание было готово вот-вот отключиться от дикой боли. Когда меня наконец-то отпустили, я рухнула лицом в сырую от дождя траву, пытаясь отдышаться и прийти в себя.
Что-то происходило. Я слышала удары и то, как незнакомый мне голос орал кому-то:
— Совсем умом поехали? Свалили отсюда! – и снова какая-то возня и звук отдаляющихся шагов. А потом ко мне кто-то подошёл. Я инстинктивно сжалась, ожидая новые удары, но на моё плечо осторожно легла чья-то рука, помогая перевернуться. Надо мной нависла девушка с темным ежиком торчащих в разные стороны волос и черными, как ночь, внимательными глазами.
— Они ушли... Ты как? — обеспокоенно спросила она, и, мне кажется, я облегченно выдохнула от того, что все закончилось.
— Не очень, — просипела я, на губах была вязкая и соленая кровь.
— Можешь двигаться?
Я кивнула, и она помогла мне присесть, а затем небрежно скинула свой рюкзак с плеч и развалилась рядом со мной прямо на сырой траве.
— Я Восьмая, — представилась она
— Седьмая
— Ну, привет, Седьмая, не хило тебя помяли, — усмехнулась она. — Идти сможешь?
— Думаю, да, только давай еще посидим?
Она кивнула.
— Ты не представляешь, как я тебе рада! — искренне выдохнула я.
Она удивленно уставилась на меня своими внимательными глазами-сканерами, словно заглядывая в самую душу.
— А я только хотела тебе сказать, чтобы ты не радовалась тому, что я тебе помогла, мелкая.
— Почему? — теперь уже удивилась я.
— Потому что я просто случайно проходила мимо и ты мне совсем не нравишься, — как маленькому ребенку снисходительно сообщила она.
— А ты мне нравишься, — неожиданно для себя тихо прошептала я, не знаю было ли это из-за огромного чувства благодарности или из-за чего то другого, но она правда была мне симпатична.
Восьмая закатила глаза и тяжело вздохнула. Произнесла, вскакивая на ноги и ещё больше взъерошивая рукой свои торчащие в разные стороны волосы:
— Пошли, помогу добраться до медпункта.
Хотела когда-то летать, чтоб крылья были как шёлк.
Как многое можно сломать единственным словом «долг».
Как многое можно разбить, пройдя с надеждою мимо.
Вместо крыльев теперь кандалы, а номер заменил моё имя.
Debora Hallywell
Белые стены, белые потолки, цвет стерильности, почему белый? Кажется, начинаю ненавидеть белый.
Я стою, привалившись к стене в укромном закутке, недалеко от кабинета, в котором скоро начнётся моя самая первая лекция. Мне 14 лет, и я новоиспеченная студентка военной академии.
Злые, презрительные и завистливые взгляды сопровождают меня беспрестанно от момента поступления. Дело в том, что поступить сюда очень сложно, из всех учащихся общеобразовательной школы с военным уклоном поступает лишь треть. Треть лучших и я — Седьмая.
Я не преувеличиваю, когда говорю, что поступить сюда довольно трудно. Вступительные испытания состоят из трех этапов: первый – письменное тестирование, которое проверяет, насколько хорошо ты учился в школе; второй – личное собеседование с одним из инструкторов Академии, которые проверяли, насколько сильно твое желание учиться там, и, наконец, третий – показательные бои между поступающими. Не нужно говорить о том, что я благополучно провалила все три испытания, но меня все равно зачислили. От этого ненависть ко мне только усиливалась с каждым днем.
При зачислении в академию, каждой учащейся выдается личный номер, и на весь период обучения запрещается пользоваться своим именем, есть только номер, обязанности и долг.
По коридору раздались шаги и девичьи голоса, я посмотрела в их сторону, к кабинету подошли три девушки, две коротко стриженые высокие блондинки, опасные и грациозные, третья же была выше их почти на целую голову, жгучая брюнетка с вьющимися волосами и внимательными, ледяными глазами, словно не человек, а робот, говоривший слова:
— Ее пропихнули по блату, если бы не ее мамаша, мыть ей полы! Вы ее видели?
Девушки отрицательно замотали головами, а я задержала дыхание, спина покрылась липким потом: они явно говорили обо мне.
— Получается она заняла чьё-то место, того, кто был достоин! — возмущённо сказала одна из блондинок. Девушки закивали в знак согласия.
— Она страшная, мелкая и тощая, — продолжила брюнетка. — И пусть лучше она мне не попадается, а уж если попадётся — я с радостью пересчитаю ее рёбра, — засмеялась она.
— Ты в своём уме, да ее мать тебя в порошок сотрёт, — выдала блондинка.
— А если это будет спарринг? — довольно протянула брюнетка, и все трое засмеялись, заходя в аудиторию.
А я пыталась унять своё бешено стучавшее сердце. В этот момент мне стало понятно, что мне, чтобы тут выжить, необходимо научиться постоять за себя. И как бы грустно мне ни было, я отлично понимала, что невольно заняла чьё-то место. Чей-то пропуск в лучшую жизнь. Пропуск, от которого я с радостью бы отказалась.
***
Перебираясь из аудитории в аудиторию на разные занятия, я благодарила мироздание, что в ближайшие два дня в расписании не было дисциплин с физической подготовкой. Пока нас лишь вводили в курс дела и инструктировали, а ещё читали лекции о том, как нам повезло здесь учиться и какие обширные возможности нас ждут после окончания академии.
Волей-неволей, перед глазами раз за разом возникал образ матери, которая повторяла мне те же самые слова, которые сейчас мне говорили преподаватели. Слово в слово. Они что, проходят специальную подготовку по промыванию мозгов?
Должна признать, что один огромный жирный плюс все же был. Кадетам разрешалось покидать стены периметра, только им и военным позволялось пересекать эту черту и видеть настоящий мир за каменными стенами, очертившими весь периметр Шайна. Мои руки покрывались мурашками только от одной мысли, что я своими глазами смогу увидеть природу за стеной. Много разных рассказов и легенд ходило в начальной школе о красоте дикой природы, и я с жадностью их впитывала. Рассказывали, что там есть горы, деревья-великаны и огромные воды под названием океан. Но он был на границе Иных. Так что об океане можно было только мечтать.
***
Два дня пролетели незаметно, третий же день начался двумя учебными парами по единоборству. Переодевшись в спортивную форму, я направилась в зал для занятий. Там уже толпились мои однокурсницы. Я к ним даже не подходила, еще в начале учебы мне стало ясно, что я снова изгой. На лекциях вокруг места, где я сидела, образовывалась зона отчуждения, никто не желал сидеть рядом со мной. Для меня это было не впервой, я привыкла к подобному обращению в школе. Отличалось лишь то, что в школе в открытую никто не смотрел, все шептались и гадили за спинами. Тут же смотрели с презрением прямо в глаза. И вот сейчас стоило мне войти в зал, как на меня уставились десятки колючих, словно лезвия, глаз. А великанша-брюнетка – Девять, теперь я знала ее номер, недобро усмехнулась и провела ребром ладони по горлу. Мне стало страшно, я понимала, что, если назначат спарринг, я не выстою, она превосходила меня по физическим данным в несколько раз.
— Становись по росту! — прозвучал громкий и командный женский голос. Я обернулась на звук, в нескольких метрах от нас стояла высокая женщина спортивного телосложения, одетая в белоснежную спортивную форму. Видимо, это наш преподаватель по единоборству.
— Чего вылупились?! Минута, кто не успеет — будет наказан, – гаркнула она, и мы зашевелились, выстраиваясь в шеренгу. Нетрудно догадаться, что я оказалась в самом конце.
— Как вижу, соображать вы умеете, хоть и доходит до вас долго, — усмехнулась она. — Промедление равняется смерти! Запомните это, тупоголовые овцы! — прорычала она. — Я говорю, вы выполняете. Немедля! Все понятно?
Мы несмело кивнули.
Мне сильно повезло, я отделалась ушибами, ссадинами и огромными синяками, рёбра и внутренние органы не пострадали. Но, несмотря на это, меня уже сутки держали в медицинской части. Брали кровь на анализы и сводили гематомы, благо, современная медицина шагнула далеко вперёд и помогала быстро восстанавливать ресурсы организма.
За все время, что я провела в больнице, мама не навестила меня ни разу. Мне оставалось только гадать о причине ее отсутствия, было ли это равнодушие или сильная занятость на службе. Мне нужна была ее поддержка, но она отсутствовала. Я чувствовала себя обиженной, брошенной и одинокой. И, как назло, даже книжки почитать не было, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
Я лежала на кровати и смотрела в окно, умирая от скуки, когда дверь в мою палату немного приоткрылась и в неё просунулась знакомая голова с растрепанным ежиком темных волос и пронзительными глазами. Убедившись, что я в палате одна, Восьмая быстро просочилась внутрь и прикрыла за собой дверь.
— Ты пришла? — по-детски обрадовалась я.
— Просто мимо проходила, — равнодушно пожала плечами она.
— Я рада тебя видеть.
— А я тебя нет, — зачем-то сказала она, но разве приходят к тем, кого не рады видеть, даже если просто проходят мимо?
Повисло неловкое молчание, и я решила заполнить его вопросом:
— А у тебя есть что-нибудь почитать? Книга?
Ее лицо на пару секунд приобрело немного растерянный и виноватый вид, она развела руки в стороны и отрицательно покачала головой. Словно она сожалела о том, что не догадалась принести мне книгу. Но она быстро скинула с себя эту растерянность и снова стала отстраненно-холодной.
— Сейчас идёт разбирательство, но их накажут, — как бы между делом сообщила она.
Я невольно съёжилась, чувствуя, что даже если понесут наказание эти четверо, обязательно найдутся другие, и травля никогда не закончится.
Восьмая словно заметила это и снисходительно заявила:
— Не бойся, мелкая, я буду за тобой присматривать.
— Но п-почему? — не до конца веря, спросила я.
— Просто не люблю, когда обижают слабых, — пожала плечами Восьмая. — Но ты ничего себе там не выдумывай, поняла? — с небольшой угрозой прошипела она.
— А я и не выдумываю, — продолжила улыбаться я, с благодарностью всматриваясь в ее лицо, почему-то я её совсем не боялась. – Но все равно спасибо!
За безразлично-строгим лицом я видела милую девушку-подростка. А её безразличие мне казалось показушным и напускным.
Она фыркнула и, развернувшись, покинула палату.
А примерно через полчаса медицинская сестра принесла мне маленькую синюю книгу с красивой серебряной надписью «Путеводитель по звездному небу». Из книги торчала закладка, я достала её и бережно развернула.
— Да-да, я знаю, ничего себе там не выдумывай, — прошептала я и засмеялась.
Я лежала на кровати, прижимала к себе книгу, и, радостно улыбалась. Кажется, в мой мир ворвалась яркая и непосредственная комета, только она сама ещё это не понимает.
Я цепляюсь за ветку дерева и подтягиваю свое тело вверх, упираясь ногами о могучий ствол, и снова хватаюсь руками, но уже за другую ветку. Наконец-то достигнув цели, я осторожно прыгаю на накрывочную плиту стены, которая скрывает Шайн от остального мира. Сорваться, значит разбиться, поэтому я предельно осторожно встаю на четвереньки. Удача на моей стороне, потому что плита достаточно широкая, и я проползаю вперед на пару метров до огромного дерева, растущего с другой стороны, спустившего свои колючие лапы прямо ко мне. Крепко хватаюсь за ветви и перемещаюсь к стволу. Самое сложное позади, легко сползаю вниз и с облегчением выдыхаю.
Иду по лесу минут пять, и наконец-то выхожу на освещенный закатным солнцем холм. Внизу шумно плещется быстрая река. Щурюсь от яркого света и довольно улыбаюсь потрясающему виду вокруг. Это моё любимое место за пределами периметра, когда у меня бывает возможность я тайно пробираюсь сюда порисовать или подумать.
Усаживаюсь на нагретую солнцем траву и достаю из черного рюкзака старый затертый блокнот, в котором обычно делаю зарисовки. Сегодня мне хочется не рисовать, хочется писать и, поддавшись порыву, я беру в руки ручку.
«Здравствуй, дневник! Меня зовут Анна (зачеркнуто) Седьмая. Мне 19 лет. И сейчас я нарушаю правило № 18 "Запрет на ведение личных записей" из кодекса законов Шайна (место, где я живу). Почему я это делаю? Не знаю, возможно, из чувства противоречия, закипающего в моей крови. Я не могу сказать, что я одинока, думаю, мне повезло больше, чем остальным, ведь у меня есть настоящая подруга — Восемь, но я зову ее Вэл, этим я нарушаю сразу два правила:
1. Запрет на дружественные связи обучающихся в Академии.
2. Запрет на личные имена на период обучения.
Ах да, забыла сказать, я силовик.
Но это очень громко сказано и даже наверно оскорбительно по отношению к академии, так как от силовика во мне разве только мой номер, присвоенный при зачислении. Во мне нет ни внушительного роста, как у Девятой, ни стальных бицепсов, как у...
Впрочем, как у всех, кто учится в нашей Академии. У меня средний рост. «Недомерок» - так любит кричать мне учительница по силовой подготовке, когда я, по ее мнению, позорю стены нашего учебного заведения. А еще у меня неприлично тонкая талия и непозволительно худые руки и ноги, об этом мне любит напоминать наша главнокомандующая и по совместительству моя мама. Даже не знаю, кому повезло меньше: ей или мне? Наверное, мы страдаем в равной степени. Я - потому что приходится тянуть непосильную для меня учёбу и стараться соответствовать статусу своей матери. А она злится от того, что ей досталась такая хилая дочь, но убить жалко, вот и приходится воспитывать из меня что-то стоящее».
Вздыхаю, с шумом захлопываю блокнот и убираю его обратно в рюкзак. Что-то гложет последние дни, не дает покоя. С каждым годом вопросы растут как снежный ком, и я не могу найти ответ хотя бы на один из них. Мой мир огорожен огромной стеной со смотровыми вышками. В этих стенах правят женщины. И в нашем мире нет места для мужчин.
Нам запрещено выходить за периметр без специального разрешения, но я так люблю этот холм и предзакатное солнце, люблю тут уединиться и рисовать, поэтому иногда сбегаю. Думаю, мне спускают это с рук из-за статуса моей матери».
Поворачиваюсь в сторону и вижу, что ко мне приближается стройная, спортивная фигура высокой девушки, одетой в военные штаны и курточку, а на ногах берцы. Короткие черные волосы ежиком торчат в разные стороны. Глаза прищурены, злится?
— Черт, — шепчу я и спешу подняться.
— Я тебе говорила? Если еще раз увижу тут, тебе конец! — кричит она и показывает руками, как будет меня душить.
— Говорила, — я согласно киваю, поспешно закидывая рюкзак на плечи и бегу от нее в сторону леса.
Дело в том, что моя лучшая подруга категорически против моих тайных одиночных вылазок за периметр. Она считает, что я плохо кончу. Потому что за стенами нашего мира живет зло, об этом нам ежедневно рассказывают в "любимой" Академии.
— Стой! Догоню, хуже будет! — доносятся до меня крики разъярённой подруги.
Нет, хуже будет, если я остановлюсь. Лучше мы с тобой чуть-чуть побегаем, твоя злость утихнет, тогда и поговорим. Всё же польза от Академии есть. В своем потоке я бегаю быстрее всех.
Несмотря на своенравный характер подруги, я очень рада тому, что однажды встретила её. Она моё спасение и вдохновение. За внешней грубостью и отстраненностью она скрывает доброе и заботливое сердце.
До сих пор для меня остается загадкой, почему из огромного количества тех, кто заискивали перед ней, стремясь получить ее благосклонность, она выбрала меня. Может быть, потому что дружба — это то, что нельзя объяснить словами? Человек выбирает сердцем другого человека и не важно, какого ты роста, полный ты или худой, важнее то, что у тебя внутри и то, чем ты можешь искренне поделиться, не надеясь извлечь из этого выгоду.
— Да остановись же ты, больная! Я даже бить тебя не буду! — разъярённо кричит Вэл. — У нас пары по полосе препятствий на пять утра назначили!
От последних слов я притормаживаю и оборачиваюсь.
— Врешь? — недоверчиво спрашиваю я.
— Да нет же! Хотела потренироваться с тобой, дура, но сначала бегала по всей академии, чтобы тебя найти, а теперь бегаю по лесу..., — подруга так возмущенно на меня смотрит, что мне становится стыдно.
— Вот подстава, — стону я. — Что ж ты сразу не сказала?
— А ты спрашивала? — злится она, и поравнявшись со мной, отвешивает не болезненный, но обидный подзатыльник.
— Ай! — возмущаюсь я.
Мы, не сговариваясь, направляемся к стенам Шайна.
Когда мы приходим к тренировочному полигону, он уже оказывается, занят другими кадетами. Вэл многозначительно на меня смотрит, словно мечтая испепелить взглядом. Чувство вины поглощает меня с головой.
— Прости, — шепчу я.
— Тебе же хуже, — грубо говорит она и быстрым шагом направляется в сторону общежития. Самое грустное то, что она права. У нее проблем с прохождением полосы препятствий нет, в отличие от меня. Совесть ворочается во мне скользкой змеёй, ведь Вэл искренне заботится обо мне все это время.
Утро встретило нас обжигающей прохладой. Я и Вэл пришли на полигон для прохождения препятствий одними из первых. От произносимых слов изо рта шел небольшой пар. Мы переминались с ноги на ногу в ожидании преподавателя, стараясь хоть немного согреть замерзающие тела. Кофты мы не взяли и были одеты лишь в тренировочные костюмы, состоящие из футболки и брюк без карманов. Как бы сильно я ни ненавидела полосу препятствий, в этот день мечтала её поскорее начать, чтобы хоть немного согреться. Но мечтам было не суждено сбыться.
Наконец-то пришла капитан Харк и начала урок, по ее сосредоточенному лицу и складке между бровей было понятно, что день не задался не только у нас.
Она отправила Вэл на полосу одной из первых, а я лишь позавидовала и осталась топтаться на месте. Моя подруга с легкостью проходила одно препятствие за другим, это не было удивительным, ведь она считалась одной из лучших на нашем потоке. Как вдруг, преодолевая перекладину на высоте в несколько метров, нога Восьмой сорвалась, и она полетела вниз, но вовремя ухватилась руками за перекладину, а затем подтянулась обратно. Я с облегчением выдохнула.
Возле уха раздалось мерзкое шипение Шестой:
— Эй, овца! Аккуратнее надо быть! — и она больно ткнула меня в ребра.
Видимо испугавшись за Вэл, я вздрогнула и случайно задела Шестую.
Я сделала от неё шаг в сторону, решив не разжигать конфликт, но она, пододвинувшись ко мне, продолжила капать ядом:
— Какая же ты все-таки мерзкая...
Я смерила ее злым взглядом.
— Отвали, — огрызнулась я.
— А то что? Заплачешь? А нет, позовешь Восьмую?
Я лишь пожала плечами.
— Правильно, без своей подружки ты ноль, — процедила она и дала мне подзатыльник, пока учитель стояла к нам спиной.
Действуя на инстинктах, я отвесила ей хлесткую пощёчину.
— Ах ты, сука! — взвыла Шестая, и мы, вцепившись друг в друга, покатились по земле, но нас быстро разняли.
Капитан была в бешенстве:
— Кто нарушил дисциплину первым?— угрожающе спросила она.
— Седьмая, — выкрикнула Шестёрка.
Все, кто были свидетелями нашей стычки, молчали. Никто не хотел выдавать Шестую и уж тем более выгораживать меня.
— Врет! — стараясь сохранить остатки самообладания, сказала я.
— Она сказала, что ее достала эта полоса препятствий и ваши пары.
— Врет... — начала я.
— Молчать! — оборвала меня командир Харк, — скажешь после нее, — и кивнула головой на Шестую, та довольно улыбнулась. Сука.
— Она сказала, что ее достали ваши пары, а я ей сказала, что у нее всегда есть выбор: свалить отсюда и идти мыть сортиры, — придумывала Шестёрка на ходу. — А она накинулась на меня.
Преподавательница недовольно поджала губы. А я залилась злым румянцем, сжимая от негодования кулаки.
— Я устала от того, что если что-то случается, то Седьмая непременно оказывается поблизости, — прорычала командир, а Шестая не сумела скрыть победной улыбки.
— Ваша дисциплина хромает, и вы не понимаете, какая ответственность лежит на ваших плечах. Я хочу, чтобы вы осознали это, пока не случилось непоправимое, вы должны быть сплочённой командой, прикрывать друг друга, защищать, быть уверенными в том, что можете подставить спину и не получить в нее нож! А пока изо дня в день я наблюдаю за сворой диких куриц, — командир Харк сделала паузу, словно о чём-то задумалась.
— Седьмая, я назначаю тебе три наряда в секторе ноль.
Среди однокурсниц раздались пораженные вздохи. Неудивительно, сектор ноль был секретным, там содержались Иные, и вход без пропуска строго запрещён. И наша группа еще ни разу там не была. Отработку в секторе ноль проходят лишь на последнем курсе.
— Шестая, три наряда на помывку сортиров, может быть у меня нет глаз на затылке, но у меня отличный слух, и я ненавижу, когда меня обманывают, — угрожающе произнесла преподавательница, и после этих слов заулыбалась я.
Конечно, мне было обидно несправедливо получить наказание, радовало лишь то, что довольная улыбка слетела с губ Шестой и, похоже, она сама уже жалела о том, что стала так не вовремя меня задирать.
Легкое волнение бурлило в моей крови: надо же, я самая первая из своей группы увижу это запретное место и, если очень повезет, хотя бы одним глазком взгляну на Иного. Вот Вэл обзавидуется.
В назначенное время я была в секторе ноль, возле входной двери в большое серое здание, огороженное высоким железным забором и охраняемое по всему периметру, которое своим мрачным видом вгоняло меня в странную тоску и тревогу. Хотелось развернуться и как можно скорее отсюда уйти, но вопреки своим чувствам я открыла дверь и прошла внутрь. Стены встретили меня белым цветом и абсолютной стерильностью. Подойдя к посту с охраной, я поприветствовала мрачную женщину и протянула ей свой временный пропуск, который мне выдали в академии.
— На отработку, — на всякий случай уточнила я.
Она лишь кивнула головой и нажала на кнопку, чтобы турникет пропустил меня внутрь. Я немного растерянно замерла посреди коридора, не зная в какую сторону идти.
— Комната два, — донеслось мне в спину.
Желаемую дверь под номером два я нашла скоро. Коротко постучав, потянула дверцу на себя. В просторном и светлом кабинете за столом из белого дерева сидела эффектная блондинка, одетая в белый костюм представителей военной элиты.
— Простите, можно? — как можно вежливее спросила я, приклеив к губам нелепую улыбку.
— Да-да, — равнодушно ответила она, при этом ослепительно улыбаясь. Вот умеют же они так: губы улыбаются, а взгляд остается пронзительнее и острее холодного оружия.
Я вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.
— Практика? — уточнила женщина.
— Нет, отработка.
— Так...Номер? Группа?
— Семь, 5БС
Женщина кивнула и стала перебирать бумаги на столе.
— Тааак... Семь, а, вот, вижу... Пятый курс? — искренне удивилась она. — Но как же так? Ведь нам отправляют шестикурсников, — по мере того, как она вчитывалась в мое направление, на ее лбу все чётче прорисовывались хмурая складка.
Я лишь пожала плечами. Ну да, мол, вот так, сама не знаю.
— Хм... И куда я должна тебя определить, ты же даже не имеешь представления как с ними себя вести, у вас же еще не было этих предметов? — ответа она от меня не ждала, просто размышляла вслух.
— Так, ладно. Стой возле моего кабинета, скоро пойдут на практику старшекурсники, определю тебя к одной из них наподхват. Свободна, — снова став равнодушной, произнесла она.
Я вышла за дверь и привалилась к стене, можно подумать, что мне улыбается тут торчать. Как будто бы я сама себе пропуск выдала. Минут тридцать я отиралась возле двери, потом походила туда-сюда по коридору, затем дошла до поста охраны, пытаясь узнать в какое время приходят практиканты, но меня не очень вежливо отшили.
Чем больше я ждала шестой курс, тем сильнее злилась и ненавидела Шестую, сучка, из-за нее приходилось торчать здесь и чувствовать себя белой вороной в очередной раз. И командир Харк, зачем она так? Отправить меня в место, к которому я не подготовлена ни морально, ни физически. Зачем? Чтобы я поняла, что в силовиках мне не место и вправду убралась в чернорабочие?
Да, преподаватели молчали, они не могли пойти против моей матери, но их немое несогласие и подобного рода поступки выбивали почву из-под ног, ничуть не меньше прямых угроз, которые я регулярно получала от однокурсниц.
Когда я начала конкретно закипать, в холл ввалилась толпа кадетов.
Они выглядели бодрыми и веселыми, в отличии от меня. Я сидела на корточках недалеко от двери, подпирая спиной стену. Студенты шумной толпой остановились возле меня и стали по одному заходить внутрь кабинета. Были там примерно с минуту и выходили с листочками, похоже, с назначением места прохождения практики на сегодня.
Когда за дверью скрылась очередная голова, из кабинета послышался командный голос:
— Седьмая, группа пять! Зайди!
Я резко подскочила, от чего затекшие ноги неприятно кольнуло, и поспешила в кабинет.
— Так, Седьмая из группы 5БС, сегодня ты прикреплена к Десятой из группы 6АР. Десятая, ты за старшую, отвечаешь за Седьмую. Седьмая, слушаться Десятую, она проинструктирует тебя. Можете идти.
Я напряглась, ожидая, что Десятая начнет возмущаться и отказываться быть в паре с мелочью вроде меня, но она лишь кивнула и направилась на выход.
Тайком взглянула на Десятку, она была высокой, симпатичной девушкой, с вьющимися волосами пшеничного цвета и умными глазами. Вопреки моим ожиданиям недовольства она не выражала. Быстро обошла студентов, повернулась ко мне и сказала:
— Не отставай! — и стремительно зашагала по коридору, мы вышли к лестнице и спустились на два пролёта вниз, похоже у этого здания был сюрприз в виде огромных подвальных помещений и еще одного пункта усиленной охраны на подходе к ним. Миновав ее и пройдя еще метров двадцать, Десятая открыла дверь, и мы вошли в просторный холл, чем-то напоминающий огромную раздевалку в академии. За стойкой стояли две женщины, мы подошли к ним.
— 2М, 182, — сказала им Десятая, и обратилась ко мне. — Какой у тебя размер?
— 1С, 167.
— И 1С, 167, — повторила она для женщин, которые кивнув, исчезли в недрах тянущихся полок, буквально через минуту перед нами положили две аккуратные черные стопки с одеждой.
— 1С 167 нет, самый маленький размер 1М, 175, — бесцветным голосом сказала женщина.
— Спасибо, не переживайте, мне не привыкать, — я тяжело вздохнула и забрала, что было.
— Это рабочая одежда, пошли, — пояснила Десятка, видя замешательство на моем лице.
— Но почему не серебряная? — удивленно спросила я, ведь этот цвет сопровождал нас в одежде с момента поступления, но Десятка лишь загадочно улыбнулась и сказала:
— Сама все увидишь и поймешь.
Мы дошли до шкафчиков, скинули стопки с одеждой на скамейки и начали переодеваться. Выданная форма состояла из черного свободного комбинезона с длинными рукавами, ткань была гладкая и скользкая, похоже, водоотталкивающая.
Ну, что я могу сказать, штанины пришлось подвернуть, рукава закатать, легкая небрежность в образе, и я словно вешалка на которой болтается что-то широкое. Я начала хихикать, красочно представив то, как сейчас выгляжу.
Мы спустились в подземные коридоры. В них пахло сыростью и плесенью. Никогда раньше я не видела ничего подобного, сердце замирало от пугающей атмосферы этого места и даже тусклое, временами моргающее освещение не делало его лучше, а лишь придавало зловещности.
— Да тут целые катакомбы, — пораженно выдохнула я.
— Не зря же сектор ноль называют подземным городом, поговаривают, что тут есть не только укрытие в случае нападения, но и выход за пределы периметра, — довольно улыбнулась Десятая, видя, как удивленно вытягивается моё лицо.
— Правда? Я не знала. А куда мы идем? — воспользовавшись моментом, решила уточнить я.
— К главе смены третьей зоны, она выдаст нам задание.
— Зачем тогда мы заходили в кабинет к блондинке?
— Она выдает распределения по зонам, кто за какой будет закреплен на время прохождения практики. А дальше мы поступаем в распоряжение главы зоны.
— Мне показалось, что ты здесь не в первый раз?
Десятая улыбнулась.
— Верно, вторая практика за год, — гордо сообщила она.
Девушка остановилась возле двери с табличкой «0.03» и взглянула в листок с направлением.
— Ну, кажется, мы пришли — сказала она и, постучав, вошла внутрь комнаты, по виду больше похожую на гостиную, чем на кабинет. На небольшом диванчике сидели две женщины в таких же костюмах как у нас, но только с золотыми нашивками на предплечье. Судя по всему, до нашего прихода они увлечённо играли в карты.
— Добрый день! Десятая, для прохождения практики прибыла! — отчиталась девушка, вытянувшись по стойке смирно.
— Добрый день! Седьмая, направлена на отработку, — последовала я ее примеру.
Две пары глаз устремились в нашу сторону.
— Свежее мясо, — довольно оскалилась женщина с продолговатым лицом, зловеще потирая руки.
Я опешила. Перевела вопросительный взгляд с неё на Десятую, ожидая, когда кто-нибудь объяснит мне, что это значит.
Через пару секунд раздался оглушительный хохот. Смеялись все, кроме меня.
Одна из женщин встала и приказала командным тоном:
— За мной! Значит так, — объясняя на ходу, она ткнула пальцем в Десятку. — Идёшь дальше по коридору к надзирательницам и помогаешь сегодня им.
— Но мне сказали присматривать за ней, — попыталась возразить девушка.
Показная улыбка мгновенно слетела с лица женщины.
— Здесь командую я, — жестко отчеканила она, словно окатив холодом.
— Простите. Разрешите идти? — растерявшись, спросила Десятая.
— Иди. А ты... — ткнула она пальцем в меня — Ты, значит, на отработку?
— Так точно.
— Идём, — мотнула она головой в противоположную сторону от удаляющейся Десятки.
Было ощущение, что мы спустились ещё ниже, потому что стало прохладнее, а запах плесени, сырости и чего-то зловонного уже невыносимо резал нос.
— Мы всегда рады отрабатывающим, напряжёнка с обслуживающим персоналом, добровольно сюда мало кто устраивается работать. Да и доступ получить не так просто. Поэтому Академия и присылает нам вас. Нам помощь, вам опыт, — громко загоготала она.
Я молча шла за ней, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не зажать нос руками. Разве она не чувствует эту вонь?
— Это одна из зон, где содержатся наиболее опасные преступники, — сообщила она мне — Тут давно не убирались, надо помыть коридоры. Тут столько человек не было, сколько грязи они оставили.
— А что с ними стало? — прежде, чем подумала, спросила я, кажется, этот запах отуплял меня.
— Пали смертями храбрых, — снова громко рассмеялась она.
Спазм скрутил мое горло, с трудом подавила рвотный рефлекс. Я наивно полагала, что видела многое, но к такому я оказалась не готова. Я всегда знала, что между нами война, но одно дело знать в теории, а другое, наблюдать унылые коридоры, зловонную вонь и веселый смех женщины, говорящей о чьей-то смерти. Даже если Иные были очень плохими и заслуживающими страшной участи, я не видела в этом повод для веселья. Она окинула меня взглядом и уже без тени веселья сказала:
— Ты просто ещё очень молода.
Она прошла до конца коридора и открыла дверь, за которой оказалась кладовая.
— Вот тут берёшь ведро и тряпки, дезинфицирующие средства, — кивнула она, — а вот за этой дверью набираешь воду, сливаешь ее в сортир. Твоя территория вон от того угла до начала лестницы.
Я окинула взглядом коридор: он был длинной метров тридцать и шириной метра три, но не успела я в полной мере оценить фронт предстоящей работы, как она кинула мне в руки связку каких-то ключей и добавила:
— Камеры тоже нуждаются в твоих ласковых руках, — и снова загоготала — Откроешь и помоешь. И смотри, чтобы чисто! - и она развернулась и пошла прочь.
— Наберут тощих, трясущихся ягнят. И как такие должны работать? — возмущалась она, удаляясь от меня все дальше и дальше.
— Вот черт! — выплюнула я. — Вот это я влипла!
Нашарив подрагивающими от волнения руками карман, засунула в него ключи.
Открыла кладовку: в ней было несколько вёдер разных объемов, я выбрала среднего размера. К сожалению, швабры нигде не было видно. Они издеваются? Неудивительно, что к ним никто не идёт работать. Осмотрела стеллаж на наличие тряпки и перчаток, нашла дезинфицирующе средство и, насыпав его с лихвой в ведро, пошла набирать воду.
Решила сначала вымыть коридор, а камеры оставить напоследок.
Кажется, я потерялась во времени. По ощущениям я терла этот коридор бесконечно долго. Поменяла с десяток вод, а пол, словно издеваясь надо мной, не становился чище. Благо, что запах сырости и вони практически полностью перебил аромат дезинфицирующего средства, оно пахло чем-то свежим и лимонным.
Надзирательница спускалась ко мне один раз, постояла над душой, удовлетворенно хмыкнула и снова ушла.
Когда наконец-то я закончила отмывать полы в этом длинном пролете, я была настолько уставшей и голодной, что мне хотелось поскорее доделать свою работу и свалить домой. Знаете, что было самое забавное в этом процессе? То, что я принимала за грязь на полу, на самом деле было дизайнерской задумкой в виде рисунка. Я все это время пыталась оттереть узоры!
В общежитие я приползла уставшая и опустошенная. Повезло, что Вэл не было в комнате, наверное, ушла на вечернюю тренировку: она была любительницей физических нагрузок.
Я скинула с себя одежду, оставшись в одном белье, и, взяв полотенце, потопала в душевую. Комнаты в общежитии были хоть и маленькие, но очень удобные. Тут было все, что необходимо студентам: две кровати, два стола, полки под книги и один общий шкаф под одежду, но главное имелась своя собственная маленькая комната с душевой кабинкой и туалетом.
Разве могла я мечтать о большем, когда отстаивала у своей матери право на отдельное проживание. Она хотела, чтобы во время учебы я жила дома, но, подружившись с Вэл, мы решили заселиться вместе. Вот уже четвёртый год я обитаю тут, лишь в редкие выходные навещая маму.
Я вышла из душа, наспех вытерла полотенцем тело и волосы, мечтая поскорее оказаться в кровати. Накинула на себя легкую хлопковую рубашку и поспешила в комнату.
Входная дверь открылась и на пороге показалась раскрасневшаяся после тренировки Вэл.
— О, мелкая! Привет! — радостно поприветствовала она меня, скинула обувь, подлетела ко мне и сгребла своими ручищами.
— Фу, отпусти! Ну, я же только помылась, а ты потная! — смеясь, отбивалась я. Стоило ей разжать лапища, как я мышкой проскользнула в кровать и завернулась в одеяло. Вэл бесцеремонно уселась на край моей кровати.
— Как ты? Что там у вас сегодня случилось? — с беспокойством спросила она, и я рассказала, как сильно я за неё испугалась, когда она оступилась на полигоне, потом пересказала свою стычку с Шестой и о назначении наказания в сектор ноль.
— И как там? — почему-то полушёпотом спросила она.
— Ну-у-у-у... Там прохладно, угнетающе, много коридоров и смердит так, что хочется зажать нос и бежать сломя голову.
— Что ты там делала? Ты видела их? — с придыханием в голосе продолжила допрос Восьмая.
— Я мыла полы.
Она разочарованно вздохнула.
— Но да, я видела его! — улыбнулась я, прикусив кончик губы и ожидая реакцию Вэл.
— Да ладно! — она округлила глаза. — И как? Сильно страшный? Он рычал? Кидался на тебя?
— Стоп, стоп! — засмеялась я. — Он не то, чтобы страшный, он необычный и пугающий, очень похож на нас и в то же время очень сильно отличается, но вот воняет он жутко, — я картинно зажала нос рукой, и мы тихонько рассмеялись.
— А так он прикован и даже при огромном желании не смог бы наброситься на меня, так что даже не мечтай, меня там не прикончат. Я не оставлю в твоём распоряжении две кровати.
— Дурочка, — проворчала Вэл. — Эх, как же я тебе завидую, я бы с радостью хоть сейчас накосячила, чтобы попасть туда, но где гарантия, что меня отправят к тебе, а не мыть сортиры, как Шестую, — вздохнула она, и мы снова прыснули от смеха.
— Вали уже в душ, я очень устала и хочу спать, — взмолилась я.
Она закатила глаза, но послушалась.
— Завтра снова на отработку?
— Угу.
Когда дверь в ванную комнату захлопнулась и послышался шум воды, я задумалась о том, почему мне не захотелось поделиться с Вэл тем, что я трогала Иного, давала ему воду. От воспоминаний сердце забилось испуганной птицей.
Просто так будет лучше, незачем втягивать ее в это, ведь если узнают — непременно накажут. Найдя объяснение, я прикрыла тяжёлые веки и наконец-то сдалась в объятия сну.
Утром следующего дня я уже была в зоне 0.03, получила в распоряжение знакомую связку ключей и указание перемыть все свободные камеры в том самом коридоре, который я оттирала накануне.
Кажется, вчера было боевое крещение, проверка на прочность, а иначе как объяснить то, что в первый же день меня заставили мыть камеру заключённого?
Меня снова оставили одну.
Вымыв одну из камер, я пошла в кладовую, взяла бутылку с водой и направилась к заветной двери, где обитал Иной.
Руки чуть-чуть подрагивали от волнения, когда я открывала дверь. За ночь ничего не изменилось: он был на месте, стоял, склонив голову к плечу, и никак не реагировал на мое появление. Так, мы уже выяснили, что он не умеет превращать людей в камень с помощью взгляда, не умеет выжигать мозги силой мысли и не умеет гипнотизировать сладкими речами. Такой себе монстр из книжек.
Я подошла поближе.
— Эй, ты! — позвала я, но он не откликнулся. — Пить будешь?
Голубые глаза распахнулись, а голова приподнялась в мою сторону.
Ему потребовалось немного времени, чтобы выдохнуть тихое:
— Да.
Я заученными движениями поднесла бутылку к его губам, сегодня я ее не отнимала, позволяя пить до того момента, пока он сам не отстранится.
— Умой, — хрипло попросил он
До меня тотчас дошло, что, когда пошла в кладовую, сняла перчатки, и сейчас мои руки были абсолютно обнаженными и незащищенными.
Он выжидающе смотрел то на меня, то на мои руки с бутылкой воды.
Блин, а если он меня укусит? — подумала я и нервно хихикнула. — Кроме того, я еще не в курсе, вдруг он прикосновением убить может. Он для меня слабоизученный вид.
— А ты не заразный? — зачем-то спросила я.
Его глаза прищурились до опасных щёлочек, словно он разозлился.
— Мне просто сказали мыть пол в перчатках, — начала оправдываться я.
— Но я же не пол, — вкрадчиво сказал он, гипнотизируя меня взглядом.
— Да ты вообще слабо похож на все, что я видела раньше, поэтому я не была бы так уверена, — сказала я и побежала за чистыми перчатками. Ну а что, у него ранки на лице, а мне совсем не хотелось умереть молодой от какой-нибудь неизвестной болезни. Мне в принципе умирать сегодня по гороскопу не позволено.
Через минуту я уже стояла перед ним довольная и в чистеньких перчатках.
— Не надо, — поджал губы он и задрал подбородок. Висит тут, воняет, а какой гордый.
— Да они же чистые, я их только что надела, — возмутилась я, наливая воду в ладошку и растирая ее по его лицу. Он мотал головой и злобно отфыркивался, то ли пытаясь что-то сказать, то ли послать.
— Стой спокойно, — прорычала я, продолжая умывать его настойчивее, — а то окачу водой, мало не покажется.
Он перестал трясти головой, и я спокойно закончила процедуру.
— Ну вот, на человека стал похож, — словно в своё оправдание сказала я и, кажется, залилась румянцем. Мне не понравилась эта странная реакция. – Хотя знаешь, для женщины ты слишком некрасив.
— Я и не женщина, — тихо проговорил он.
Я уже поняла, что сморозила глупость. Хотелось стукнуть себя по лбу чем-то тяжелым.
— А у меня крекер есть, будешь? — спросила я, стараясь отвлечь его внимание от неловкой ситуации. — Конечно, будешь, рёбра можно пересчитать, явно голодный.
Пленник поджал губы, посмотрел на меня странным взглядом и выплюнул:
— Буду.
Нормально, я ему этот крекер через два поста тащила, а он мне словно одолжение делает. Сразу видно дикий и невоспитанный.
Я полезла в карман, достала небольшую пачку с крекером и надорвала ее. Подхватила кусочек и ткнула его ему в губы, стараясь не касаться его своими пальцами.
От напряжения между лопаток скатилась капелька пота. Я очень боялась, что он может цапнуть меня за пальцы. Но он спокойно жевал подношение, не претендуя на мои руки. Когда крекер закончился, молча дала ему попить и гордо удалилась, напоследок хлопнув дверью камеры.
Лишь теперь я смогла спокойно выдохнуть, сотрясаясь от напряжения, которое пронизывало все моё тело.
На третий день я отмывала другие коридоры в секторе ноль, ключи от камер с заключенными не попали в мои руки. Странно, но я даже немного огорчилась этому. Получается, что я зря принесла перекус для Иного. Ну ничего, сама поем.
Когда я сдавала проделанную работу главе сектора, она довольно оскалилась и выдала:
— Три дня за тобой наблюдала, ждала, когда начнешь отлынивать от работы, но ты смогла меня приятно удивить. Вот бы мне в штат такую уборщицу, — тяжело вздохнула она, — но где ее найти? Студенты только грязь размазывают, вместо того чтобы мыть.
Внезапно меня осенила идея, и прежде, чем я успела хорошенько подумать, предложила:
— А давайте я к вам на работу устроюсь? Но на неполный день, по вечерам, когда время есть?
Женщина удивленно посмотрела на меня.
— Зачем тебе это?
— Ну-у-у-у, я давно мечтала перестать зависеть от матери, а зарплата у вас тут наверняка хорошая? — пытливо прищурилась я.
— Хорошая... — задумчиво протянула она.
— Ну вот. Соглашайтесь, ведь меня в любое время можно уволить.
Она хитро посмотрела на меня.
— Договорились.
От радости я чуть не бросилась на шею главе сектора, но вовремя взяла себя в руки и от чистого сердца поблагодарила:
— Спасибо! Вы не пожалеете!
Ох, если бы я только знала, на что подписалась.
Мы решили, что два дня в неделю по вечерам и один полный рабочий день, в свой выходной, я буду выходить на службу в сектор ноль, в зону 0.03. И хотя это было мое единственное время, когда я могла отдохнуть от учебы и бесконечных тренировок, но я нисколько не жалела, что решила именно так распорядиться своим свободным временем. Наоборот, мысли о предстоящих сменах будоражили мою кровь, в ней словно начинали закипать тысячи маленьких пузырьков. Я боялась признаться себе в том, что причиной моего возбужденного и предвкушающего настроения были не столько деньги, сколько любопытство и возможность еще раз увидеть Иного. Я представляла, сколько вопросов смогу ему задать, но кто сказал, что он мне на них ответит? Неважно, я хотя бы попробую.
Целую неделю оформляли мои документы на допуск в сектор ноль. Я посетила несколько лекций о безопасности и правилах работы в сверхсекретном месте, подписала кипу бумаг о неразглашении и сдала пару тестов на профпригодность. И это все лишь для того, чтобы просто мыть полы! Страшно представить, как они отбирают на работу других сотрудников.
***
— Ты какая-то странная в последнее время, куда-то ходишь? Опять начала свои вылазки за периметр? — угрожающе спросила Восьмая.
В этот момент я четко осознала, что дольше скрывать от подруги свою новую работу не получится. Когда ты живешь вместе с другим человеком, он начинает понимать тебя и знать твои привычки и повадки больше тебя самого. Лучше пусть она узнает это от меня. С другой стороны, не хотелось болтать раньше времени (вдруг бы я не прошла тест на профпригодность или мало ли что могло пойти не так?), а может просто я боялась ее реакции.
— Вэл, в это, конечно, трудно поверить, но я не совершала вылазки за периметр. Я просто нашла работу.
— Что? — изумилась она. — Ты бросаешь учебу? С ума сошла?
— Да нет же! — улыбнулась я. — Это просто подработка три раза в неделю! Ты же знаешь, что у меня с мамой не самые удачные отношения, я не хочу брать у нее деньги, а деньги нужны и прочее...
— Что за подработка? Кем? – прервала меня Вэл.
— Э... Там нормальная зарплата...Я смогу... – начала мямлить я.
— Кем, я спрашиваю?
— Уборщицей в сектор ноль, — наконец, выдохнула я, заливаясь румянцем и испытывая неловкость.
— Что?! — взвыла подруга.
— Что? Нормальная работа, — надулась я.
— Ты точно с ума сошла. Тебе отработок не хватает? Уборщицей?! Это же так унизительно!
— Так! — обиделась я. — Я не спрашивала твоего мнения. Я просто поставила тебя в известность, — едва сдерживаясь от язвительных слов, отчеканила я и покинула комнату: мне надо было успокоиться.
Но не тут-то было, Вэл догнала меня на улице и зашагала рядом.
— Ладно, прости, — примиряюще сказала она. — Я перегнула. Анна, если у тебя проблемы и нужны деньги, я могу тебе помочь. Мы не чужие люди. Ты не должна там работать! Ты должна тратить свои силы на учебу, а не на обслуживание других.
— Вэл, спасибо за заботу, но у меня все хорошо, понимаешь? Просто я сама так хочу. Не волнуйся, это всего лишь два вечера и один день в неделю, это никак не отразится на моей учебе. И если у меня получится не вылететь оттуда во время испытательного срока, к концу учебы я скоплю приличную сумму. Я не хочу возвращаться к матери и быть зависимой, я хочу решать сама, как мне жить.
— Я все равно тебя не понимаю! Сейчас ты получаешь стипендию, потом мы устроимся с тобой на работу и будем вместе снимать квартиру. Я не брошу тебя! Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Ее слова словно обняли и поцеловали меня в самое сердце и, наверное, поэтому я решила признаться в том, о чем так долго молчала и боялась произносить вслух:
— Знаешь, у меня есть мечта: я хочу поступить в институт искусств... — признание далось мне нелегко
— Ты готова променять престижнейшее образование на искусство? — изумилась она.
— Не переживай. Я закончу военную академию вопреки всем тем, кто хочет, чтобы я вылетела отсюда. Ну и не бросать же тебя одну, — ободряюще улыбнулась я. — Заодно денег накоплю ... Это мой шанс, понимаешь? — если честно, я немного лукавила, у меня была одна весомая причина бросить военную академию перед самым выпуском, но зачем раньше времени бросаться такими громкими заявлениями. Я на собственном примере знала, как мало зависит от меня в этом мире, но я хотела попытаться и изменить свою жизнь.
— Немыслимо, это нонсенс! Все мечтают учиться тут!
— Не все! Вэл, я очень сильно люблю тебя и уважаю твой выбор. Мне очень хочется, чтобы ты поняла и приняла мое решение. Понимаешь, раньше я могла об этом лишь мечтать, а теперь у меня есть шанс воплотить мечты в жизнь! — горячо говорила я, надеясь, что она сможет поддержать меня.
— Вэл! Выходи немедленно! Я из-за тебя на работу опоздаю! — ругалась я под дверью ванной комнаты. Подруга умудрилась прошмыгнуть туда в самый неподходящий момент. Сегодня у меня была вечерняя смена в секторе ноль, и я бы уже давно ушла, если бы не пропуск, который я по неосторожности забыла в брюках, приготовленных для стирки.
— Да отдай хотя бы пропуск, он в моих брюках! — взвыла я, продолжая пинать дверь. — Ты специально так делаешь?
Дверь наконец-то отворилась, слегка, приложив меня по лбу.
— Ауч! — взвыла я.
— На, забери! — В щель просунулась мокрая рука Восьмой. — Достала, помыться спокойно не дает!
Я схватила пропуск и рванула на выход.
До нужного места я неслась как угорелая. Мне повезло, и успела я вовремя. Быстро пролетела через два охранных пункта и побежала переодеваться. В назначенное время я уже стояла в кабинете главы зоны 0.03.
— Здравствуйте! — запыхавшись, поприветствовала я её.
— Опаздываем? — строго спросила она.
— Никак нет! Вовремя! — отчиталась я, мысленно ругая Вэл.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Настало время познакомиться, я Капитан Леви. По всем мелким вопросам, закупке инвентаря и прочей утвари, будешь обращаться к лейтенанту Марил, я вас позже с ней познакомлю. Также именно лейтенант Марил будет давать тебе каждодневные поручения. Сегодня я введу тебя в курс дела, а дальше с лейтенантом. Понятно?
— Да, мэм!
— Держи, — она протянула мне знакомую связку ключей. — Сегодня помоешь камеру с пленным и коридор, там снова жуть как воняет, — недовольно поморщилась она. — Можешь идти.
Я кивнула, быстро развернулась и, улыбаясь, покинула кабинет. Ключи, лежавшие в моем кармане, оттягивали его приятной тяжестью.
Стыдно признаться, но я спешила на встречу с ним. Как он там? Надеюсь, все еще жив.
Кажется, даже дыхание задержала, когда отпирала дверь камеры. Я уже выяснила, что он не обладает магической силой, поэтому не может меня убить силой мысли или прикосновением. На нормальную женщину он тоже не был похож: отсутствие груди и слишком мощный торс отпугнул бы любого. Он, естественно, не был женщиной, я же не совсем глупая, книжки-то читаю, однако сравнить мне было не с чем.
Быстро протиснулась внутрь, поставила ведро на пол, и оценивающе уставилась на опасного знакомого. В этот раз он сразу удостоил меня взглядом, словно ждал. Я невольно расплылась в улыбке:
— Привет! Ты живой.
— Были какие-то сомнения? — прохрипел он.
— Ты не внушаешь уверенности в твоем завтрашнем дне.
— Вода есть?
— Не слишком-то ты и вежливый, — скорчила гримасу я. — А я крекер прихватила.
Когда с крекером было покончено, не дожидаясь просьбы, несколько раз умыла искалеченного Иного.
— Я теперь тут чаще появляться буду, устроилась на работу уборщицей в твой сектор, — мне зачем-то захотелось поделиться с ним этой информацией. Может быть, чтобы у него была надежда, что хоть изредка буду кормить и поить его.
Он никак не отреагировал на мои слова. Постояв еще пару секунд, я пошла выполнять свои прямые обязанности.
Все время, что мыла полы в камере, чувствовала на себе его пытливый взгляд. Надеялась, что он заговорит первым, но он продолжал хранить молчание, а я не знала, как самой завязать разговор, чтобы не показаться бестактной или навязчивой. Вся моя храбрость куда-то испарилась, оставив место лишь для смущения и растерянности. Сотни вопросов, которые я так желала задать и подготавливала заранее, в этой гнетущей обстановке казались неважными и даже нелепыми.
— Ну, я пошла? — зачем-то спросила я, стоя на пороге камеры.
— Ну, иди, — как-то невесело усмехнулся он.
— Пока?
А в ответ тишина. Ну, нормально? Невоспитанный мужлан. Я захлопнула створку камеры и заперла ее на ключ. Настроение больше не было радостным, и я уныло побрела мыть коридор. Ну и ладно, пусть не разговаривает, это неважно. Важно то, что я смогу поступить в институт искусств, а все остальное не имеет значения. Да и чего я ждала, что он обрадуется, тому, что я теперь его личная уборщица? Три раза ха. Я для него враг и неважно как часто буду таскать ему водичку.
***
— Ты какая-то грустная последнее время, у тебя все хорошо? — шепотом поинтересовалась подруга, когда мы сидели на лекции по тактической подготовке.
— Просто не высыпаюсь, — тихо ответила я.
— А я тебе говорила, что работать и учиться — плохая идея, — прошипела она.
Я лишь закатила глаза, и уронила голову на парту, закрывая руками уши.
— Да сколько можно-то? — проворчала я.
— Сколько нужно, столько и можно.
— Семь, Восемь! Хотите за дверь? — рявкнула преподаватель.
Мы отрицательно замотали головами и до конца пары вели себя тихо.
***
Утро выходного дня началось для меня с раннего подъёма. Я тихо собиралась и завидовала подруге, мило сопящей в своей кровати. Мне же надо было идти на работу. Я уже почти месяц была сотрудницей сектора ноль и очень радовалась этому. Тем более, дата первой зарплаты уже маячила на горизонте. Огорчало лишь то, что я так и не смогла найти общий язык с Иным. В те дни, когда получалось попасть к нему в камеру, я поила и кормила его, разнообразив скудный рацион овощами и мясом, которые мне удавалось без подозрения пронести вместе со своим перекусом. Пленник оставался для меня загадкой и неприступной стеной. Он лишь изредка произносил короткие фразы, а все остальное время молчал.
Вот и сегодня по распоряжению лейтенанта Марил я должна была мыть ту часть сектора, где располагалась камера заключенного. У меня были ключи от помещений, которые входили в зону территории для уборки, закрепленной за мной. Я получала их в начале рабочего дня и сдавала в конце смены.
Мне нравилось работать по выходным, служащие становились приветливыми. Наверное, это было связано с тем, что в эти дни не проводились вышестоящие проверки. Почти вся верхушка, которая работала вне подвальных помещений, отдыхала. Этот факт делал атмосферу более расслабленной.