Игорь Оманко. В руках шелестит билет на его концерт. Не хотелось бы, чтобы текст стерся: ладошки уже потные от волнения. Наконец Бен Рубко сможет попасть на него! Сколько она выпрашивала у матери денег на него, сколько молила просто хотя бы пойти на него, но в ответ всегда получала категоричное и строгое «нет», порой даже с криком.
Пришлось брать хитростью и обманом. Как обычно. Мать всегда пускала Бен на ночевку к подруге, поэтому этим прикрытием пришлось воспользоваться и сегодня. А деньги... деньги – это не проблема, на самом деле. Относительно недавно семья неплохо разбогатела, хотя Рубко все еще недоумевает, почему. За месяц накопить помог брат – ему карманных дают, как никак, больше. Самый любимый золотой ребенок, единственный сын. Как же Бен потом благодарила его! Наобещала всего что можно и нельзя, расцеловала в обе щеки! Всей душой хотела пойти на концерт не только потому, что выступает любимый исполнитель. Конечно, еще хотелось попытаться выцепить певца, попросить у него автограф. А после подарить его младшей сестре, которая еще большая фанатка.
Знойный летний день. Июнь в самом разгаре. Он налетел как перелетная птица и накрыл крылом город. Жизнь кипит везде: дети играют со своими любимыми собаками, качаются на качелях и снимают видео в соцсети. Шмели трудятся, не покладая лапок, лишь видны их мохнатые попки, выглядывающие из бутонов. Запах – это смесь цветов и выхлопных газов. На небе ни облачка, но на неделе обещают проливные дожди. А как их ждут! Чтобы стало свежее. Чтобы можно было идти по улице, наступая на лужи. Чтобы как в детстве брызги летели в разные стороны!
А как же размечталась Бен! В голове, словно кинопленка, проигрываются сцены из книг и сериалов, где певцы внезапно замечают фанатку из зала. Говорят: «Знаете, я заметил одну интересную девушку. И теперь хочу пригласить ее на сцену. Да-да, это именно ты!». А после Рубко, на негнущихся от волнения ногах, поднялась бы к нему, взяла бы микрофон...
Она встряхнула головой. От этих мыслей сердце задребезжало. Быть в центре внимания одновременно и хочется, и очень страшно. Особенно тревожно петь на сцене. Кажется, что ее голос – скрип двери, звук мела на доске, скрежет вилки об посуду. Да и в общем эта ситуация невозможно. Сколько таких девушек, как Бен! Игорь Оманко, конечно, на каждом выступлении зовет преданного фаната к себе, но что бы это была именно она... смешно! Никто не поверит, что такое может случиться.
Звук того, как рвут бумагу. От билета оторвали край, обозначая, что он уже использован. От обычного звука по коже пробежали мурашки. Не верится! Она правда здесь. На концерте. Где музыка уже вовсю гремит, где люди поют в унисон дорогие сердцу песни, где на сцене уже прыгает и танцует он. Игорь Оманко!
Тесно. Толпа толкается локтями. У многих в руках разноцветные плакаты с текстом о том, как они обожают артиста, из-за чего сложно видеть сцену. Но даже у Рубко он есть – его она заполняла вместе с младшей сестрой. Очень жаль, что она еще мала для концерта 16+, но вложить всю душу в подарок любимому певцу она была очень рада. Душно. Чувство, что в помещении намного жарче, чем на улице. Но это не мешает Бен радоваться. Улыбка до ушей! Как бы она не отгоняла от себя ненужные мысли, но внутри все еще теплится надежда, что на сцену выберут именно ее. Это словно дает еще больше энергии: чувство, что у девушки в ногах пружинки и она может допрыгнуть до потолка! Скоро и вовсе сорвала горло, так громко пела, даже кричала, песни. И плевать на плохой голос! В хоре он легко теряется.
Момент настал. Спустя полчаса певец просит сделать музыку тише.
— Прошу внимания, — голос звучал иначе, чем когда Игорь поет. Словно стал еще мягче, бархатнее. От этого пару девочек сзади запищали от радости. У всех в голове одно: это именно я. — Мне очень приятно, что здесь собралось так много приятных людей. Вы не представляете, как я рад.
Толпа счастливо загудела. Они разделяли это чувство с артистом.
— Мой взгляд зацепился за одну милую девушку. Вон...
Выстрел. Громкий и пронзающий. В кого попали? Кто стрелял? Да и зачем? Какие-то фанаты мотают головой влево и вправо, какие-то смотрят прямо на сцену, где их кумир уже упал замертво с пулей в голове. Кровь, крики, страх. Полнейшее безумие!
Кому надо было убивать Игоря? Игорь Оманко – мировой певец! Среди километрового листа с выступлениями этот город даже не середина списка! Многие хотели попасть на представление... уже потратили последние деньги на недешевый билет, а тут убийство!
Дым на сцене. Все скинули это на спецэффекты, что по ошибке включились. Ну что за безобразие! Какая серьезная трагедия развернулась перед глазами тысяч фанатов, а организаторы даже за этим не уследили!
Тишина. На удивление все даже если и не замолчали, то начали перешёптываться. На сцену явился он: тот самый убийца, застреливший всеми любимого артиста. Образ его ничем не выделялся: не было никаких изысканных тканей, перьев, утонченных масок. Ничем таким он не запомнился. Он был лишь в черной толстовке с капюшоном и в тканевой маске.
Убийца. Он нагнулся над парнем и поднял микрофон. Мужской, слегка хриплый голос был слышен всем.
— Игорь Оманко. Светлый. Зависть, — произнес таинственный убийца. — Следующий – алчность.
После этих угроз вновь включился дым и... он исчез?! Это волшебство? А может, тайный проходы? Не ясно... А самое главное – что вообще значат его слова? Было похоже на угрозу. Или же предупреждение?
Наступило утро. Оно наплыло на город завесой ужаса, холодного страха. Многие не сомкнули глаз в эту ночь, особенно тяжело было тем, кто присутствовал на концерте. Среди них была и Бен. Это было так жестоко! Так по-зверски! Несколько часов она дрожала от паники, но никто не обнял ее, не успокоил, не погладил по головке и не сказал: «Не волнуйся, он вернется». Хотя в какой-то степени она произносила, как мантру эти слова.
Лишь успокоительное помогло до конца унять нервы, которые Бен тихо умыкнула из шкафчика с лекарствами. И, конечно, помогала обретенная уверенность, что Игорь воскреснет, и все забудут про этот инцидент, как по щелчку. Именно так случалось после смерти отражений. Но тревожило и то, что загадочный убийца знает о грешной сути. Можно предположить, что все окажется куда запутаннее. Тот, кто знает, не имеет смысла убивать.
На часах 11 утра, Бен относительно спокойна. Даже удивительно, что она смогла подремать два часа. Этого мало, но даже так ей успел присниться кошмар.
Больница. На стенах нарисованы милые овалы всех цветов радуги, а фон – пастельно-желтый. Создается ощущение, что все здесь обустроено для детей. Но эта атмосфера теплого прошлого разбивается о печальную реальность: большая часть штукатурки осыпалась и раскрошилась по гнилому деревянному полу. Мир померк и помрачнел из-за грязи и плесени. Все заброшено, отчего сердце начинает биться все быстрее и быстрее от страха. Бен находится в начале длинного тесного коридора. Запах медикаментов, смешанных с вонью разложения, пробивает нос и словно поражает легкие, а живот свело так, что, казалось, вот-вот стошнит. По обе стороны прохода располагается безграничное количество палат, где, скорее всего, кто-то лежит. От гнетущего внешнего вида может показаться, что там отдыхают давно сгнившие трупы. Дверей здесь настолько много, что складывается впечатление, если тут был бы серийный убийца, то Бен будет убегать от него как в комедийных мультфильмах: заходишь в одну дверь, а выбегаешь из другой. Неприятно только то, что атмосфера совсем не веселая. Медленно и осторожно девушка начала двигаться вперед. Она сама этого не хотела, но что-то ее вело. Словно кукловод нависает сверху, отбрасывая грозную тень, и дергает за ниточки на руках и ногах. Над одной из палат написано чье-то имя, которое сначала будто нацарапал бешеный зверь, а после пришел сумасшедший из соседней комнаты, вскрыл свои вены ржавым ножом и обрисовал имя кровью. Приглядевшись, девочка прочитала… Ева Смолова. Это…
Тело оцепенело от страха. Неужели она снова тут? В той самой жестокой больнице? Нет, только не это… нет! Нет, нет, нет!
Ситуация усугубилась тем, что кто-то с той стороны двери начал ее выламывать. Он барабанит по ней с яростной силой. Удар. Еще один. И человек в маске резко вылетел из палаты прямо на Бен.
Это было самое отвратительное пробуждение. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Пытаясь успокоиться и восстановить дыхание, девушка вертела в руках кольцо. Сначала оно, конечно, так и норовило выскользнуть из дрожащих рук, но со временем нервы утихли, и белые тонкие пальцы закончили так сильно трястись. Это всего лишь кошмар… всё хорошо… правда, всё хорошо…
В горло пересохло, поэтому выпить воды уж точно не помешает. Комната находится на втором этаже дома. Теперь главным врагом для еще ватных ног стала лестница. Последнее, чего хотелось сегодня, – это упасть с лестницы и свернуть шею. Но эта преграда была успешна преодолена, хоть на это и потребовалось приличное количество времени и сил. И, наконец, нужная дверь прямо по курсу. К счастью, на кухне не оказалось мамы, когда пришла Бен. Она бы точно начала допрос, а точнее скандал, о том, почему же дочь пришла так поздно, так еще и заперлась в комнате, проигнорировав ее сильнейшее «беспокойство».
Такая реакция понятна, ведь Бен никогда не сбегала по ночам из дома. Не было такого случая, когда она бы самовольничала. Точнее, такого не было на памяти матери. Очень часто она не знает и половины от всей правды. Она не знает, что стабильно несколько раз в месяц, под прикрытием «переночую у Изи», ее дочь с другом едет на поезде в другой город, где проводят время до позднего вечера. Адреналин и обретенная свобода, которых никогда не давали, всегда приятно бьют в голову. Они дают крылья, которые дома всегда обрезают. То, что у Бен почти не было и лишней минутки, отнюдь не преувеличение. Ей нельзя гулять после семи, нельзя обедать или ужинать в ресторанах быстрого питания. Да чего уж мелочится! Ей нельзя было выходить из дома до того, как она не выполнит все свои обязанности. В этот список входят: уборка комнаты и половины первого этажа, мытье всей посуды, выполнение домашнего задания. Конечно, она должна еще сидеть дома, пока младшая сестра не выполнить домашнюю работу, ведь, как старшая, Бен обязана ей помогать. Всё это свалилось на голову только из-за одного – она девушка, хранительница домашнего очага. Есть единственное спасение от этих обязанностей – Изи. Лучшая подруга, которая легко нашла общий язык с матерью. Казалось, доверие к Изи было выше, чем к собственной дочери.
— Ты видела это, Ева?! Ты слышала?! — резко воскликнул детский голосок на пороге кухни, напугав неожиданностью Еву, из-за чего та чуть не выронила холодную воду из рук. — Его убили!
Ева. Этим именем ее называют только дома. Но вне этих стен так хочется, чтобы обращались именно так, как нравится ей самой. «Ева» из-за гласных звучит одновременно звонко и словно имя растягивают. Слишком мягко и вязко. Хоть это и отражает характер, но «Бен» нравится ей куда больше. Четко. Резко. Хотя бы через имя она пытается добавить себе каплю храбрости. И плевать, что оно мужское.
Часть вторая. Чревоугодие
Поле. Полночь. Никаких фонарей нет, ведь не придумали еще таких вещей, а фальшиво-красная луна почти ничего не освещает. Она капризно решила, что все небо принадлежит ей, поэтому этой ночью она станет главной звездой, хотя таковой и не является, затмив все остальные. А оранжевые хищные языки пламени костра дотягиваются почти что до того самого красного диска. А клубы дыма, которые в мгновение ока разлетелись ад костра, словно кружились и танцевали в такт с находящимися рядом людьми. А ночной оранжево-звездный купол наверняка не выдержал бы такое нашествие пепельных танцоров, но он крепкий – не пробить его, не разрушить. А краев бесконечного темно-синего полотна и за целую жизнь не найти. А сколько бегай, сколько странствуй, ты лишь обойдешь Землю вокруг и вернешься назад к исходной точке. А на сколько бы Земля ни была большая и гигантская, этой ночью центр мистики и магии находится здесь, на этом скромном поле. А небо сегодня, однако, чистое, поэтому происходящее снизу ни для кого не секрет: ни для ленивых звезд, ни для горделивой луны. А знают об этом и деревья, и животные. А они могут передать это, рассказать остальным, сплетничая, становясь глашатаями. А каждый может присоединиться к пляскам и песням. А звезды сегодня проявляют неподдельный интерес к событиями снизу. А оны будто сами уже готовы оторваться с купола, чтобы пуститься в пляс к людям. А те, позабыв о всех горестях, вприпрыжку бегают вокруг костра да водят хоровод. А разодетые в бело-красные свободные одеяния – что девицы, что юноши, – они напевают:
Светлый осколок погиб очень быстро,
Ведь пуля на сцене пронзила его.
Темный погиб от чьего-то садизма,
Оставив показ наш совсем без всего.
Третий осколок в момент героизма
Пулю в грудь принял уж слишком легко.
Четвертый же шел по пути эгоиста,
Был слеп, иь̵̛̜̂̾̌̎̾́̋͘о̸̬͉̜̫̘̐͌̿̇͛̏̋п̵̛̤͇̗̳̭̰͈̣̺̬̙̖̰̞̈́̔̃́͗̈́̿̌̆͛͐̆̒͜͝͝д̴̨̧̯̠͕͇̮̖̑͒̔̈́͋̃͌̀̈́̇̚͝͠в̶̧̨͈̬͖̯̱̝͍̪̿͛̈́̅̔͘͜͠е̶̡̨͕͎̤̬̥͕͕̻͖͋͒͌͌̀͛̐̓̀̉́͘͜а̷̛̠͇͙̜̓̌̿̇̍̏̆͌̎̏͌͑͋̕т̸̧̠̠̬͚̤̥͈̀̒̓͆́͋̚л̷̧̢̡̧͔͚͓͙͖̦̤̲̙̮̲̈̌͌͌̄̈́͗̐̇͂͗́̕̚̕͜т̵̧̬͓͇̰͚͔̩͚̞̤̭̰̝̯͔͇̑̃̂̏̎̎͘е̵̻͇͎̙̽͒̾̔̔̋͐͐͛͑͗̈́͌̓̚͝͠ͅс̷̘͗̿̍̈͆͛̾̅́р̸̟̦̯͕͐͑̍̄͂̀̈̚͝͝ «съело» его.
На пятом осколке был плащ моралиста –
Хотел отомстить, но в эфире «того».
Смерть шестого наполнена темным трагизмом,
Ведь и̸̰̽̀͝р̵̨̝͓͍̭̫̜͎͓̳̯͌̅͗̓͋̊́͆̉͛͊̅̓̕͝у̷̢̲͍̦̦̬̬̀̏̋̃͊̿̓̍̂̌̽͊͜͝͝и̸̛̳̫͓̪̻͕̫̥̃̇̀͆͌̎̈́́͝ͅ ̴̛̗̲̙͓̱͇̎̓͆͊̅͑̅́̓̽ͅд̵̺̦͉̰͚̯̪͓͉̖̼͚̞̽̈͌͊͌́͠ͅͅр̵̩͙̦̬̈́ы̶̘̹̤̣̺͖͕͉̭͈̟̜̠̭̲̞̌͒̍͂̇̉̄̄̕ͅн̵͇̣̥̗̦̯̗͚̏̅̚ͅо̵͉̝̪̘̓е̵̨̛̖̘͚̘͎̼̗͔̬͍̠̼̟͛͐̍̀̓͌͂̾͊̅͐̆ͅ убили его.
Последний осколок месть освободило,
Круговорот оно завершило.
Последний осколок – последняя сила,
Надежду конца оно ухватило.
Нет ни единого музыкального инструмента: оркестром является природа. Мелодии напевает трава, которая тихо шумит под ногами людей; протекающая рядом речка добавляет своим журчанием благозвучия и звонкости; потрескивания бревен и костра распыляются в музыке, словно песчинками ритма. Красные языки пламени движутся в такт со словами, словно и они готовы присоединиться к танцам людей и пепла. С каждой строчкой песни они пускаются в пляс с новой силой – интенсивнее да интенсивнее, энергичнее да энергичнее. Эти слова, словно древнее магическое заклятие, вселяют жизнь в костер, мягкую душу, шебутной характер. И глазом не успеешь моргнуть, как посреди пламенного бутона уже стоит человек, сотканный из огненных язычков. Огонь – это волосы, огонь – это тело, огонь – это лицо. А язык его – почти неразборчивое хаотичное трещание. Никто из юношей да девиц не разобрал, а, может, даже и не заметил его тихих слов, но их отчетливо услышала одна девица. Это послание было адресовано исключительно ей: «Запомни это, Бен. Это ваша судьба. Прекрати это».
Эти слова нахлынули холодной волной, отчего Бен вскочила с кровати едва не упав – она спросонья запуталась в пледе. Почти вся ночь была абсолютно спокойна, словно штиль: девушка спала крепко и потому не слышала плача и криков матери. На данный момент это последнее, что заботит девушку. Как там мать? Как она провела эти бессонные часы? Как ее самочувствие? А она сама когда-нибудь спрашивала об этом Бен, когда той было тяжело? Так почему сегодня ее должны волновать проблемы матери? В голове шуршит только одна интересующая тема. Что это за человек был в костре? Чувство, что Рубко его уже где-то видела, но вот только где? Наверно, этот вопрос решиться потом, если этот сон что-то да значит. Вдруг от излишка эмоций такую картину нарисовал ее воспаленный разум? А если это вещий сон, то почему так вовремя? Слишком сильное совпадение. Но все решится либо после убийства Алана, то есть отражения чревоугодия, либо после встречи с «костровым» парнем, ибо и вовсе с человеком в маске.
Но стих… С такой легкостью рифмованные строчки никогда не снятся. А вдруг это правда что-то важное? Нечто, что ни в коем случае нельзя упустить? Его обязательно нужно записать, пока он совсем не стерся из памяти. В блокноте с белой обложкой Бен записала каждую строчку. Ровные и маленькие буквы, словно новый заборчик, складывались вначале в слова, затем – в предложения, а после – в само стихотворение. Конечно, пару мелочей напрочь вылетели из головы, но главная суть передана превосходно. Теперь стихотворение не только чарующе звучит, но и выглядит из-за почерка. Если бы не ежедневные прописи в детстве, из-за которых на среднем пальце осталась мозоль, не было бы так элегантно и красиво. Мать стремится к выдуманному идеалу. Ей было важно, чтобы к нему пришла даже никудышная дочь, в том числе и в письме. От этих навязчивых воспоминаний Бен непроизвольно зажмурилась, не желая дальше вспоминать эти изнуряющие тренировки из детства.