Сегодня ты моя

Глава 1

— Осторожнее! — возмущённо выдыхает Ольга, когда незнакомец, проходя мимо, задевает её плечом. Его пальто цепляет тонкий капрон, и хрясь — стрелка моментально расползается по колготкам. Как будто этого мало: всего несколько секунд назад именно его чёрный внедорожник окатил её ледяной грязной водой из лужи, не снизив скорости. Мокрые волосы липнут к щекам, куртка потяжелело от воды, а настроение — где-то на уровне подошв. Но мужчина, виновник всех бед, даже не думает остановиться.

Внедорожник плавно притормаживает, он выходит из машины — высокий, широкоплечий, брюнет. Строгий костюм, длинный тёмный плащ, уверенная походка, как у человека, который привык, что мир обязан ему.

— Вы хотя бы извинитесь может? — не выдерживает Ольга, прижимая к себе промокший бумажный стакан кофе. — Или у вас в графике этого не предусмотрено? Вы мне ещё и колготки порвали.

Незнакомец медленно оборачивается. Его взгляд — холодный, скользящий, как лезвие. Он равнодушно оценивает её с головы до ног, будто пятно на ботинке. Затем достаёт из кармана несколько крупных купюр и лениво бросает на мокрый асфальт.

— Перестань визжать. Купи себе новые, — бросает он грубо и отворачивается, явно собираясь уйти.

У Ольги вспыхивает всё — щеки, макушка, остатки достоинства. Это же надо! Она не думает. Просто бросает в него свой стакан.

Шлёп.

Кофе, сливки и обида размазываются по его дорогому плащу.

Мужчина замирает. Очень медленно, по-опасному медленно поворачивает голову. Глаза — темнеют. Взгляд убийственно спокоен. Он собирается что-то сказать, возможно, уничтожить её словами… но девушки уже нет. Ольга пятками сверкает в противоположном направлении, промокшая, но вдруг до смешного довольная собой.

На губах мужчины медленно появляется усмешка. Хищная. Опасная.

— Тимур Андреевич, догнать? — спрашивает охранник, шагнув ближе.

— Нет, — отвечает он тихо, не отрывая взгляда от удаляющейся фигуры. — Пусть бежит.

Но в его голосе впервые за долгое время звучит интерес.

Тимур Андреевич не привык, чтобы ему кто-то перечил. Его боялись, уважали, перед ним спешили открыть дверь и тщательно взвешивали каждое слово. Даже намёк на дерзость в его адрес обычно карался холодно и безжалостно. Он привык жить в мире, где всё под контролем — люди, сделки, обстоятельства.

И вот — мокрая девчонка с колготками со стрелкой… облила его кофе. На губах Тимура появляется снисходительная, почти лениво-хищная улыбка.

— Геннадий, — произносит он негромко.

— Да, Тимур Андреевич, — охранник тут как тут.

— Найди её. Имя, адрес, где работает, с кем живёт. Всё.

— Будет сделано, — коротко кивает Геннадий. В голосе ни тени вопроса. Приказ есть приказ.

Кабинеты на верхнем этаже башни стекла и металла встречают его тишиной и запахом дорогого кофе. Он сбрасывает заляпанное пальто — уже отправлено в химчистку, костюм сменён. Всё снова безупречно.

Впереди — три часа переговоров. Обычная рутина: цифры, подписи, чужие нервы. Но сегодня в голове настойчиво всплывают карие глаза, вспыхивающие злостью. На губах — вкус наглости и кофе.

К вечеру он свободен. Чемодан уже в машине. Пространство вагона первого класса встречает мягким светом и тишиной. Тимур заходит в купе последним — как всегда. Прикрывает за собой дверь не до конца.

И замирает.

— Вот так встреча.

На нижней полке — она. Та самая. Нахалка.

Девушка вскидывает голову. В её глазах — секундное удивление, но его тут же сменяет раздражение и плохо скрываемая ярость.

— Вы?.. — Только и успевает выдохнуть она.

Тимур спокойно, почти медленно закрывает дверь купе, как будто отрезая пути к отступлению и ей, и себе. Щёлк.

На губах его играет тёплая, таинственная улыбка — опасная тем, что ничем не объясняется.

— Добрый вечер, — произносит он тихо, будто они старые знакомые, случайно встретившиеся в поездке. — Какая… неожиданность.

Ольга крепче сжимает смартфон в руках, словно оружие.

— Сменю место, — холодно бросает она, уже поднимаясь.

— Вы свободны в выборе, — Тимур чуть склоняет голову. — Только мест больше нет, — а если нет, то он сделает так, что их не будет.

Она замирает, впившись взглядом в его спокойные глаза. Поезд дёргается, трогается с места. Ей некуда деться.

Глава 2

Ольга медленно скрещивает руки на груди, подбородок упрямо вздёрнут. Она прекрасно знает, что ни о какой смене места речи быть не может. Она сама купила последний билет — за три цены, с переплатой и комиссией. И теперь судьба решила посмеяться, подсадив к ней его.

— Не стоит так смотреть, — тихо, почти лениво произносит мужчина, усаживаясь на противоположную полку. — Я безобиден... если меня не обливают кофе.

— Вы? Безобидны? — фыркает она. — Даже не смешно.

Его губы трогает едва заметная улыбка.

— Тогда начнём заново. Тимур, — он протягивает руку, как будто они встретились на светском приёме, а не в тесном купе после взаимной атаки.

Ольга даже не шелохнулась.

— Неинтересно, — сухо отвечает. — И руку уберите.

— Не хотите представиться? — чуть удивлённо, но скорее с насмешкой.

— А вы не хотите извиниться. Так что мы квиты.

Он откидывается на спинку сиденья, переплетает пальцы на колене. В его взгляде — интерес. Живой, настоящий. Не скучающий, не холодный, как раньше.

— Со мной обычно проще, — спокойно говорит Тимур. — Вижу, вы — исключение.

— Сочувствую, — бросает она и достаёт смартфон, демонстративно утыкаясь в экран.

Её пальцы дрожат совсем чуть-чуть, но он замечает. И то, что она делает вид, будто он стал воздухом — тоже.

Он смотрит. Не нагло, не вызывающе. Скорее с изучающим интересом, будто пытается разгадать головоломку.

В этот момент в дверь купе стучат.

— Можно? — проводница заглядывает внутрь, улыбаясь дежурной улыбкой. — Проверка билетов.

Ольга первой протягивает документ. Женщина сканирует, возвращает. Тимур делает то же самое. Проводница начинает привычный текст:

— Вагон-ресторан — в шестом. Душ — в конце вагона, по расписанию, нужно записаться. Туалет — справа и слева от выхода...

— Простите, — перебивает Ольга. — А нельзя ли... ну... поменять место? Может, кто-то согласится?

Проводница сочувственно сдвигает брови:

— Места все заняты, поезд полный. Но я уточню у начальника поезда. Если что — зайду, скажу.

— Спасибо, — кивает Ольга.

Дверь закрывается. Тимур смотрит на неё, и уголок его губ медленно приподнимается.

— Боитесь остаться со мной на ночь в одном купе? — негромко, с тенью иронии.

Она резко отворачивается, будто его не слышит.

— Или боитесь, что снова предложу вам деньги на новые колготки? — продолжает он, явно забавляясь.

— Боюсь, что задохнусь от вашего самомнения, — бросает она, не поднимая глаз от телефона.

Он тихо усмехается. Интересно.

В дверь снова стучат. Ольга бросает короткий взгляд на Тимура.

— Войдите, — спокойно произносит он.

Дверь купе плавно отъезжает в сторону, и в проёме появляется крупный мужчина со светлыми волосами — тот самый Геннадий. Он собирается что-то сказать, но замирает, уставившись на девушку в купе.

— Тимур Андреевич, как вы просили, я хотел доложить… — он осекается. — Вот так совпадение.

Ольга медленно поднимает голову, глаза сужаются, будто она вспомнила, где его видела — рядом с чёрным внедорожником. Геннадий чуть приподнимает бровь и едва заметно усмехается. Ситуация кажется ему забавной.

Тимур не отводит взгляда от девушки.

— Сделай так, чтобы нам не мешали. Никто. Ни по делу, ни без.

— Понял, — кивок. Геннадий закрывает дверь, оставляя их наедине.

В купе будто становится теснее. Воздух — плотный, неподвижный. Поезд мягко покачивается, ритмичный стук колёс только усиливает напряжение. Ольга снова скрещивает руки, утыкается взглядом в окно. Она молчит, но губы плотно сжаты. Тимур нарушает тишину первым:

— В качестве извинений… — он чуть подаётся вперёд. — Приглашаю вас в вагон-ресторан. Угощу ужином. Без подвоха.

— Ага, — она фыркает. — А тарелки вы тоже будете швырять под ноги? Или только купюры?

Он усмехается. Честно. С интересом.

— То есть вы всё-таки заметили, какие именно купюры я бросил?

— Я заметила, что воспитания ноль, — сухо.

Он откинулся на спинку, не сводя с неё взгляда. Её колкость его не раздражала. Скорее — забавляла. Привычные женщины теряли дар речи рядом с ним, смущались, флиртовали. Но эта? Смотрит на него как на занозу, от которой хочется избавиться.

Она не прячет себя: среднего роста, стройная, с мягкими изгибами фигуры — достаточно, чтобы мужчина заметил, но не как предмет, а как факт. Длинные ноги в чёрных обтягивающих колготках, асимметричная чёрная юбка, простая футболка. Кожаная куртка висит на крючке у двери. Ничего яркого, ничего вызывающего. Но взгляд от неё почему-то не отрывается.

— И всё-таки? — мягко спрашивает он. — Ужин. Как знак… примирения.

— Примирения не было, — язвительно. — И не будет.

Глава 3

Вагон-ресторан был наполовину пуст — мягкий свет бра, зелёные бархатные кресла, столики с крахмальными скатертями и еле ощутимым запахом кофе и свежей выпечки.

Тимур идёт чуть впереди, но дверь придерживает для неё. Ольга, не сказав ни слова, проходит мимо, словно он и не существует. Она выбирает столик у окна — не в центре, но и не слишком в углу, где можно спрятаться. Он садится напротив, как будто так и должно быть.

Она молчит. Он — тоже. Но молчание не кажется спокойным, оно скорее похоже на дуэль взглядов. К ним подходит официант.

— Что будете заказывать?

— Для дамы — что она пожелает, — спокойно говорит Тимур, не отводя глаз.

— Для дамы — сама решит, — сухо поправляет Ольга.

Официант растерянно кивает.

— Тыквенный крем-суп, салат… и чай с лимоном.

Тимур закрывает меню, даже не открывая.

— Стейк прожарки medium rare, минеральную воду.

Официант уходит, а Ольга скрещивает руки. Смотрит в окно, будто очень увлечена пейзажем.

Он не отрывает от неё взгляда. Его мысли текут неспешно, как рельсы за окном: «Имя она так и не сказала. Привычно было бы надавить, задать вопрос прямо. Но что-то удерживает. Может, то, как уверенно держит подбородок? Или то, что в её глазах нет страха, лишь раздражение.»

Она почти без макияжа. Лёгкий блеск на губах — и всё. Ни тёмных стрелок, ни тональных масок. Глаза тёмные, живые. Волосы — густые, тёмные, блестящие, свободной волной падают на плечи. Чуть растрёпанные после дороги — и почему-то от этого ещё более… настоящие.

Он спокойным голосом нарушает тишину:

— Вы ведь понимаете, что так просто от вас не отвяжусь?

— Вы ведь понимаете, что мне всё равно, — парирует она, не повернув головы.

Он чуть склоняет голову, как будто признавая удачный удар.

— Тогда, может, начнём с малого. Ваше имя.

— А зачем оно вам? Чтобы правильно указать в жалобе? — сарказм льётся мягко, без истерики.

— Чтобы знать, кого я ищу с утра, — честно отвечает он.

Она впервые смотрит прямо. В её глазах блеск — то ли вызов, то ли усталость.

— Ну так продолжайте искать, — сладко улыбается. — Тут меня нет.

Он смеётся. Низко, очень тихо. Официант приносит часть заказа. Суп, чай — ей. Ему — вода и салфетка, которую он аккуратно развернул.

— Вы всегда так колюче защищаетесь? — спрашивает он, наблюдая, как она осторожно размешивает чай.

— Только от тех, кто нападает, — не глядя.

— Я нападаю?

— Вы — окатили меня водой, порвали колготки, бросили деньги, преследуете и пытаетесь узнать имя. Как думаете?

«Чёрт», — думает Тимур. — «Как магнит».

— Возможно, — признаёт он, и уголок его губ снова дрогнул. — Но только потому, что вы — самая неожиданная женщина, которую я встречал.

— А вы — самый наглый мужчина, — без колебаний отвечает Ольга.

— Приятно, что мы нашли общий язык.

Она закатывает глаза. «Боже, и как ему удаётся раздражать и… не отталкивать?»

Он смотрит на неё внимательно. И впервые за долгое время чувствует не контроль, не расчёт... а интерес. Глубокий, опасный и, кажется, необратимый.

Официант возвращается, ставит перед Тимуром тарелку с прожаренным стейком, рядом — изящный соусник, приборы выложены идеально ровно. Возле Ольги — салат и суп, от которых поднимается лёгкий пар.

— Приятного аппетита, — дежурно улыбается официант и уходит.

Тимур берёт нож, лениво делает первый надрез, не спуская с неё взгляда:

— Как часто вы путешествуете?

Она не сразу отвечает. Будто оценивает, стоит ли вообще поддерживать разговор. Или врать. Или сказать правду.

— Достаточно часто, — наконец произносит, спокойно, без хвастовства.

— Одной? — уточняет он, и в голосе звучит лёгкая насмешка. — Упущение. Отпускать такую красотку без сопровождения.

Она поднимает взгляд. Не злится — просто смотрит устало и чуть… иронично.

— Это попытка комплимента или попытка допроса?

— Исследую территорию, — не скрывает он. — Мне нужно хоть что-то о вас узнать.

И вдруг — редкость — она улыбается. Чуть, краешками губ, но искренне. Эта улыбка мягкая, тёплая, неожиданная, как зимнее солнце. Тимур чувствует, как что-то внутри сдвигается — лёгкий удар под рёбра, дыхание будто перехватывает. Непривычно.

Попал.

— Свою территорию — исследуйте сами, — мягко отвечает она. — И манипуляции можете оставить при себе.

Он тихо смеётся.

— Вы так ни единого шанса не оставляете.

Она пожимает плечами:

— Ваши проблемы.

И снова делает глоток чая, будто разговор исчерпан. Тимур смотрит на неё молча. И ловит себя на мысли: Она цепляет. Слишком сильно.

Глава 4

Тимур открыл дверь купе, пропуская Ольгу вперёд. Она молча проходит, скользнув мимо него плечом — лёгкое прикосновение через ткань рубашки, почти невесомое, но удивительно тёплое. Он задерживает дыхание на долю секунды, будто тело само на это реагирует, и не успевает даже осмыслить, как быстро она садится на нижнюю полку, будто избегая дальнейших случайных соприкосновений.

В этот момент в кармане вибрирует телефон, режет тишину коротким электронным звуком. На экране — имя партнёра из Москвы.

— Извините, — коротко бросает он, даже не дожидаясь реакции, выходит в коридор и прикрывает за собой дверь.

Коридор полутёмный, мягкий свет ламп отражается в окнах, за которыми ночная степь тянется бесконечной черной лентой. Тимур поднимает трубку.

— Да, слушаю.

Голос на том конце взволнованный. Проблема с поставкой. Сорванные сроки. Он мгновенно собирается, голос становится холодным, деловым:

— Нет, вы не понимаете. Если к утру документы не будут подписаны, в игру войдут другие. Решайте. Сейчас.

Коротко, жёстко, без эмоций. Как отрезал. Он сворачивает разговор и, погасив экран телефона, задерживается на секунду. Сквозь тонкие стены слышен приглушённый шум — храп где-то в другом купе, звяканье посуды в купе проводника. Он делает несколько шагов и вместо своего купе чуть машинально открывает соседнюю дверь.

Внутри — Геннадий. Всегда собранный, широкий в плечах, встретивший его почти беззвучно, только привстал.

— Ну? — негромко спрашивает Тимур.

Геннадий поправляет очки, будто это придаёт докладу вес.

— Девушка — Еркова Ольга Дмитриевна. Двадцать два года. Музыкальная школа — фортепиано, вокал. Карьеры не построила, дальше учебы дело не пошло. Четыре языка: английский, французский, немецкий и… китайский.

Он выдыхает, как будто сам не ожидал.

— Больше пока ничего. Ни родных, ни связей, ни где работает — всё чисто или скрыто.

Тимур молчит секунду, раскатывая имя в мыслях: Ольга.

— Продолжай, — тихо говорит. — И аккуратнее. Без шума.

Геннадий кивает.

— Понял.

Тимур возвращается к себе. В купе полумрак, свет приглушён. Ольга уже лежит на верхней полке, отвернувшись к стене. Ее темные волосы разметались по подушке мягкой волной, плечо чуть приоткрыто, дыхание ровное и спокойное.

Он останавливается, задерживаясь взглядом. В этой тишине он ощущает, как внутри снова поднимается то странное, тянущее чувство — с того самого утра, когда она облила его кофе и даже не извинилась по-настоящему. Как будто она оставила на нем невидимую метку, колючку, которая теперь не даёт покоя.

Тимур медленно садится на свою полку, стараясь не издать ни звука. Снова имя в голове: Ольга. Теперь оно есть. Но вопросов стало только больше.

Мужчина осторожно, чтобы не скрипнула полка, достаёт ноутбук. Металлический корпус тихо щёлкает при открытии, мягкий свет экрана заливает тёмное пространство купе. Он подключает наушники, погружается в документы, цифры, графики. Работает сосредоточенно, методично — время для него будто перестаёт течь.

Минуты сменяются часами, поезд плавно убаюкивает мерным стуком колёс. Ольга всё так же лежит, повернувшись к стене. Она не ворочается, не вздыхает во сне — будто и вовсе не дышит. Только редкое, едва заметное шевеление пряди волос на подушке подтверждает, что она живая. Сон у неё удивительно тихий, чистый, как у ребёнка, которому ничего не тревожит.

Тимур бросает взгляд на экран — пять утра. Он уже давно мог бы лечь спать, но почему-то не спешит. Не из-за работы. Из-за неё.

Он откидывается на спинку сиденья, складывает пальцы, глядя в темноту. Почему? Почему эта девушка цепляет так сильно, будто впивается в мысли? Женщины давно не вызывали в нём ничего — ни интереса, ни желания узнать больше. Все были одинаковыми: предсказуемыми, красиво упакованными, но пустыми. Лёгкий флирт, ночь, дежурная улыбка утром — и всё.

А эта… он косится вверх. Тёмные волосы рассыпаны по подушке, на лице — ни следа косметики, только губы чуть блестят оставшимся блеском. Всё естественно. По-настоящему. И это почему-то раздражает и… притягивает.

Почему она вызывает во мне хоть что-то? — размышляет он. Не должна. Не подходит под привычные схемы. Ни по поведению, ни по взгляду, ни по тому, как спокойно отвернулась сейчас и просто… уснула.

Он закрывает ноутбук, экран гаснет. Тишина становится глубже. Осторожно ложится, поворачивается на бок, глядя в темноту. Рядом — тихое, ровное дыхание. Ничего больше.

И вдруг, не успев обдумать, не успев дать привычным мыслям ворваться в голову, он засыпает. Быстро. Легко. Без тяжёлых образов, без ночных пробуждений.

Впервые за последние годы он спит спокойно.

Он проснулся раньше обычного — едва рассвело. Поезд мягко покачивался, сквозь занавеску пробивался тусклый утренний свет. Тимур машинально потянулся, собираясь спросить, который час… и только тогда заметил тишину. Слишком правильную. Слишком пустую.

Место напротив было пусто. Постель аккуратно заправлена, будто в ней никто и не спал. Подушка ровная, ни следа от головы. На крючке — ни куртки, ни сумки. На столике — ни чашки, ни телефона. Как будто она и не существовала вовсе.

Глава 5

Спустя 5 лет

Тимур Андреевич зло отшвырнул смартфон на гладкую поверхность стола. Удар вышел глухим, приглушённым — дорогой стол из тёмного стекла и редкого дерева поглотил звук, как и всё вокруг него. Кабинет тонул в полутьме. Только мягкая подсветка по периметру пола, тёплый свет торшера у кресла да блики от городских огней, переливающихся за панорамными окнами на пятидесятом этаже штаб-квартиры «Шмидт Корпорейшн», придавали пространству глубину.

Строгие линии мебели, темные кожаные кресла, стеклянные перегородки, за которыми скрывались личные серверы и архивы. В углу — встроенный бар с дорогим виски. На рабочем столе — ноутбук, несколько папок с контрактами и ни одной лишней детали. Порядок, выверенный до сантиметра — как и вся его жизнь.

Переговоры только что закончились — и закончились так, что внутри всё кипело. Партнёр начал ставить условия. Ему. Тимуру Шмидту. Видимо, решил, что за пять лет Тимур стал мягче. Ошибся. И сейчас эта ошибка будет стоить ему бизнеса, имени, а может и свободы.

Тимур медленно поднялся. Глухой скрип кресла, ровный шаг, и вот он уже стоит у панорамного окна. Город, словно россыпь звезд у его ног — ночью, холодный и безжалостный, как и он сам. Он ослабил узел галстука, одним движением стянул его и опустил на спинку кресла.

Еркова Ольга…

С тех пор прошло пять лет. Пять долбанных лет, в течение которых он не просто не забыл её — он медленно, неумолимо превращался в того, кем все его боялись видеть. Холодного, расчетливого, яростного. Она исчезла так, словно её никогда не существовало. Ни одной зацепки. Ни одного следа. Ни одного ответа на вопрос почему.

Он сам себе не признавался, но всё это время продолжал искать. Люди, данные, архивы, закрытые базы. Ноль. Пустота. И с каждым разом раздражение перерастало в ярость. Почему именно она? Почему именно эта девчонка в дешёвой куртке и с дерзкими глазами так въелась ему под кожу?

В этот момент в дверь осторожно постучали.

— Войдите, — холодно бросил Тимур, даже не оборачиваясь.

Дверь открылась бесшумно, и в кабинет вошел Сергей. Высокий, широкоплечий, когда-то глава его службы безопасности, а теперь редкий гость — и единственный, кого он ещё терпел рядом. Волосы чуть тронуты сединой, взгляд усталый, но ясный.

— Надеюсь, ты вошёл не затем, чтобы поговорить о «ГлобалТэймант», — отрывисто бросил Тимур, не оборачиваясь. — Меня они больше не интересуют.

— Не о них, — тихо, но уверенно ответил Сергей. — Про Еркову.

Тимур медленно обернулся.

Спокойно. Очень спокойно. Но во взгляде — ледяной блеск, от которого большинство мужчин предпочло бы сделать шаг назад.

— Повтори, — его голос звучал мягко, но в нём пряталась угроза.

— У меня есть информация о ней, — без шуток. Без улыбки.

Тимур сделал шаг вперёд. Вся усталость, раздражение, гнев от прошедших переговоров — исчезли, как будто их не было. Всё, что осталось — напряжение, острое, как сталь.

— Говори, — потребовал он.

Сергей молча достал смартфон из внутреннего кармана пиджака. Несколько касаний — и он развернул экран к Тимуру.

На светлом фоне – фотография. Чёрно-белая, распечатанная на обычной бумаге, немного смятая. Вверху жирным шрифтом: «Пропал человек». Ниже — лицо, которое он не мог забыть все эти годы. Чуть вздёрнутый подбородок, серьёзный взгляд, длинные тёмные волосы, собранные на одну сторону. Еркова. Ольга. Его Ольга.

Тимур медленно поднял глаза на Сергея.

— Это что? — голос прозвучал глухо, но опасно ровно.

— Листовка. Размещена в небольшом городке возле Костромы. Дата — шесть месяцев назад. Девушка пропала без вести, — Сергей говорил спокойно, почти официально, как на докладе. — Это единственное объявление. Подал жених.

Внутри у Тимура будто что-то хрустнуло. Слово жених эхом прокатилось в голове и оставило после себя сухой, обжигающий жар.

Жених.

У неё кто-то был. Всё это время.

Тимур медленно, почти механически, выпрямился. На лице — ни единой эмоции, но в воздухе будто похолодало.

— Дальше, — коротко бросил он.

Сергей кивнул.

— Удалось выяснить немного. Ольга воспитывалась в приёмной семье. Её удочерили, когда ей было восемь. Приёмные родители владели частной художественной галереей. После их смерти всё перешло ей.

Тимур молчал, сжав пальцы в кулак.

— Что говорит её семья? — наконец спросил он.

Сергей вздохнул и покачал головой.

— Семьи нет. Приёмные родители погибли несколько лет назад. Родственников — нет. А вот семья жениха… — он сделал паузу. Неуверенно, будто подбирая слова. — Там всё очень странно.

Тимур прищурился. Взгляд стал острым, как лезвие.

— Не тяни, — холодно произнёс он.

Сергей встретился с ним глазами — серьёзно, без привычной иронии.

— Жених не тот, кем кажется. И исчезновение Ольги… не похоже на случайность. Похоже, её кто-то спрятал. Или…

Глава 6

Тимур осторожно разрезал упаковочную бумагу, откинул защитный слой ткани… и замер. Зеркальная поверхность картины мягко отразила свет люстры, словно оживая. В отражении — он сам, его темная фигура, а на фоне — изображение, которое будто дышало.

Картина была большой, почти два метра по горизонтали, и писана на отполированном металле или зеркале, где краска сочеталась с тончайшими золотыми прожилками. На фоне кроваво-красного полотна — мужчина, черноволосый, с закрытыми глазами. По его щеке стекала золотая слеза — густая, тяжёлая, будто плавленое золото. Его лицо было напряженным и одновременно спокойным, обреченным. Он был одет в тёмную кожаную куртку, а плечи его обвивали женские руки — белые, тонкие, как из мрамора. На пальцах — светящиеся бирюзовые кольца, от которых расходились нити света, тонкие, как ток, оплетающие мужчину. Сзади, почти касаясь его волос, склонилась женщина — глаза её были закрыты, губы едва касались воздуха над его виском, словно она дышала им.

Она — хрупкая, холодная, и одновременно — опасно близкая. Свет от колец создавал иллюзию движения, казалось, что энергия тихо переливается и вот-вот оживёт. Мужчина — сильный, но сломленный в этот момент. Женщина — не утешение, а судьба. Или память. Или то, от чего не сбежать.

Тимур не мог оторваться. Ольга. Это была она. Не по лицу — по ощущению. Ее взгляд, ее тишина, ее то, что невозможно объяснить. Она увидела в этом что-то, что он скрывал даже от себя. Он не знал почему, но был уверен, что эта картина связана с ним…с ней…с ними. Это было странно, очень странно, необъяснимо.

«Что ты чувствовала, когда писала это? О себе? О нем? Обо мне? О ком?» — промелькнуло в голове.

Он резко моргнул, будто возвращаясь из этого странного, зеркального пространства. По селектору он коротко сказал:

— Артур, зайди.

Личный помощник появился почти сразу.

— Повесь в спальне. До конца путешествия — здесь. Потом… в особняк. Лично прослежу.

— Слушаюсь, — Артур слегка поклонился и поспешил выполнить.

Тимур еще миг смотрел на картину, как будто надеялся услышать от неё ответ. Затем посмотрел на часы — стрелки неумолимо двигались вперёд.

Он прошёл в ванную. Стеклянные стены душевой отражали холодный свет. Он включил воду — горячую, почти обжигающую. Пар стремительно заполнил пространство.

Впереди — встреча. Юрий Макарович. Старый партнёр. Надежный, прямой. С ним всегда всё шло как надо. Сегодня не должно быть исключений.

Но пока вода стекала по его лицу, Тимур думал только об одном: золотая слеза на щеке незнакомого мужчины… и Ольга, которая будто видела боль так, будто держала её в ладонях.

Тимур, уже собранный и внешне безупречный — чёрная рубашка, сидящая по фигуре, тёмные брюки, блестящая застёжка часов на запястье — покинул свои апартаменты. Дверь за спиной закрылась с приглушённым щелчком, и вместе с ней будто отрезался уют тишины. Коридоры первого класса были залиты мягким тёплым светом, ковровое покрытие поглощало шаги, но его мысли гудели громче любого шума.

Он шёл по просторной палубе, где стеклянные стены открывали вид на океан. За окнами мерцала вода, солнце отражалось золотыми бликами. Были слышны смех, звон бокалов, шелест дорогих платьев и шелковых костюмов. Столько лжи. Столько масок. Напыщенные богачи, каждый из которых продавал душу ради ещё одного контракта, ещё одной безупречной фотографии. И всё же — он был среди них, потому что иначе нельзя.

В ресторане — просторном, с хрустальными люстрами, живой музыкой, мягким светом свечей — его уже ждали. В углу, за отдельным столиком у панорамного окна, сидел Юрий Макарович Уванченко. Седые виски, тяжёлый взгляд, лицо, изрезанное морщинами, как карта прожитых боёв. Глава клана, человек, чьи решения могли обрушить империю или спасти её. Жестокий, но честный. Единственный, с кем Тимур мог вести дела без опасений, что нож окажется в спине.

Юрий поднялся. Их рукопожатие было коротким и крепким, без лишней показной теплоты — уважение сильного к сильному.

— Размах впечатляет, — хрипловато произнёс он, медленно окидывая взглядом зал, официантов, пространство лайнера.

Тимур лишь кивнул. Он привык к восхищению, но из уст Уванченко это звучало как признание. Империя. Его труд. Его кровь.

К столу подошёл официант — вышколенный, с ровной осанкой, в белоснежной перчатке. Положил перед ними меню, приглушённо пожелал приятного вечера.

И в этот момент… откуда-то со стороны сцены, где музыканты тихо настраивали инструменты, раздался возмущённый женский голос. Негромкий, но чёткий. Знакомый до боли. Голос, который преследовал его во снах и в редких моментах тишины.

Тимур замер. Сердце ударило — резко, гулко. Не может быть.

Он медленно повернул голову. И увидел её. Лицо, которое он помнил слишком отчётливо. Пять долгих лет он искал. Пять лет без следа. Она исчезла так, будто её вырвали из мира. И теперь… стояла тут, в нескольких шагах, живая. Настоящая.

Судьба. Или проклятие. Она ещё не видела его. Но мир вокруг будто на миг остановился — музыка, шёпоты, свечи — всё исчезло, оставив только его и её.

Юрий Макарович что-то сказал, но Тимур не услышал. Его пальцы медленно сжались на подлокотнике кресла.

Она.

Глава 7

Ольга резко отдёрнула руку, с силой толкнув одного из мужчин в плечо. Её голос прозвучал звонко и удивительно твёрдо:

— Я сказала, никуда не денусь. Мне всё равно некуда бежать.

Слова вышли тихими, но в них была такая усталость и решимость, что мужчина, что стоял ближе всех, дернулся, будто от пощёчины. Её взгляд был мрачным и одновременно ясным — она знала, какова её участь и видела, что другого пути нет. И всё же — она больше не собиралась быть молчаливой куклой.

И именно в этот момент она заметила стюарда — молодой парень в безупречной униформе, держащий папку с программой вечернего шоу. Идея вспыхнула в голове Ольги, как спичка.

— Я певица, — громко сказала она, чуть повернувшись к стюарду. — Я должна выступить сегодня. Меня ждали у сцены.

Стюард растерялся, взглянул на неё, потом на мужчин позади — те сузили глаза, мгновенно оценив, что девушка делает. Но они не могли на глазах у людей просто схватить её или заволочь обратно. Ольга уловила их заминку и уверенно шагнула вперёд.

— Вас ждут? — тихо уточнил стюард.

— Да, — она кивнула, даже не моргнув. — Проведите.

Четверо мужчин, сопровождавших её, двигались за ними плотной тенью, словно тёмные призраки. Их лица были жёсткими, холодными, в каждом взгляде — предупреждение. Но они молчали. Они ждали, что она оступится. Она знала — стоит им понять, что она что-то задумала, всё кончено.

Пока её вели к сцене через полукруглый зал ресторана, Ольга почти не дышала. Внутри всё горело и пульсировало. Полгода. Полгода ада.

Она вспоминала — как вечером вышла из студии через чёрный вход, укрывшись от дождя капюшоном. Как вдруг сзади хлопнула дверь фургона, грубые руки схватили её, и темнота поглотила мир. Потом — бетонные стены подвала, запах сырости и железа, люди без лиц. Никаких объяснений, никаких требований. Только тишина и чужая воля.

И вот — сегодня её вывезли. На корабль. В чужую страну. Без документов, без имени. Как груз.

Она ждала, выжидала. Притворялась покорной. Усыпляла их бдительность. А теперь — шанс. Возможно, последний.

Она попросила сегодня: «Хочу посмотреть на корабль. Я больше ничего не попрошу.» И что-то в её голосе заставило их согласиться.

Сцена была впереди. Свет, люди, музыка. Публика. И если ей удастся запеть или хотя бы заговорить… кто-то обратит внимание. Кто-то узнает. Кто-то вспомнит её лицо с той листовки.

Она шла, чувствуя, как сердце стучит в висках. «Это мой выход». Она не знала, что один взгляд уже прожигает ей спину. Что человек, который искал её пять лет, сидит всего в нескольких метрах. И что весь мир — вот-вот рухнет.

Ольга буквально вылетела на сцену, пока конферансье растерянно обернулся. Она схватила микрофон так крепко, будто от этого зависела её жизнь — а она и зависела. Мягкий свет софитов упал на неё, обнажив чужую среди чужих: потрёпанные рваные джинсы, чёрная майка с прорезями на боку, волосы спутаны, глаза — острые, как лезвия. Она казалась пятном тьмы посреди золота, бриллиантов, дорогих платьев и безупречных смокингов.

Музыка, подготовленная для вечернего выступления, уже звучала — лёгкий джаз, спокойный, никому не мешающий фон. Ольга начала петь поверх него, чистым голосом… но зал остался глух. Богатые гости вели бессмысленные светские разговоры, звонко смеялись, игристое лилось рекой. Никто даже не поднял головы.

Она поняла — так её никто не увидит. Никто не запомнит. А значит — никто не поможет. Сжав зубы, Ольга резко обернулась к диджею. Молодой парень в наушниках, растерянный, смотрел на неё.

— Поставь «Морок», — быстро прошептала она. — Трек «Клеймо». Это заказ одного из гостей. Срочно!

— Но… это не по программ.

— Делай. — Её глаза вспыхнули так, что он инстинктивно кивнул.

Тишина прервалась резким ударом гитары. Густой, тяжёлый рифф разорвал атмосферу дорогого ужина, как нож шёлк. Ударные вошли следом, басовые волны прокатились по залу.

Ольга закрыла глаза, вдохнула и — сорвалась. Гроул. Глухой, низкий, рваный. Переходящий в пронзительный скрим, будто крик души, которой слишком долго не давали голоса.

Зал замолчал. Разговоры прервались. Бокалы зависли в воздухе. Кто-то из женщин вскрикнул. Кто-то из мужчин раздражённо повернул голову — но вместо возмущения замер, столкнувшись с этой необузданной силой.

На её фоне блеск бриллиантов вдруг показался пошлым. Она была настоящей. Грубой. Живой.

Кто-то из гостей засмеялся нервно — не понимая, что происходит. Кому-то стало не по себе. Два охранника у сцены сделали шаг ближе, намекая: «Хватит. Пора.» За кулисами — трое её похитителей. Ждут. Лица каменные. Глаза — холодные. Они уже медленно двинулись вперёд.

Ольга, поймав их взгляды, пела ещё громче. В голосе — крик боли. Крик свободы. Она почти кричала в зал глазами: «Посмотрите на меня. Запомните меня. Я живая!»

И в этот момент напряжённой тишины, когда рок-грув, её голос и шок гостей сплелись в один миг — она почувствовала, что судьба сдвинулась.

Она не знала, что за дальним столом, развернувшись в кресле, сидел тот, чьё имя она никогда не могла забыть. А его взгляд, встретив её, стал как сталь, ломаемая изнутри.

Глава 8

Тимур понял, что что-то не так, еще до того, как Ольга спрыгнула со сцены. Ее взгляд — острый, дерганый — не метался в зал, как у обычной артистки, а постоянно возвращался к четырем мужчинам у кулис и еще паре, растворившихся в толпе. Она кого-то выискивала. Или от кого-то искала спасения.

— Взять ее и тех, кто рядом, — коротко бросил он в миниатюрный микрофон на лацкане пиджака.

Ответом был едва слышный шорох в ухе. И уже через секунды его охрана начала движение — незаметное для публики, но выверенное. Темные силуэты стали вытесняться из зала ближе к сцене, размыкая пространство.

Прыжок Ольги был неожиданным даже для них. Но охрана сработала так, будто ждала этого — она ударилась о чей-то стол, вскочила, и тут же двое мужчин перекрыли ей дорогу, аккуратно направляя её к центру зала. Кто-то из ее похитителей попытался вмешаться — и тут же был повален лицом в пол.

Ольгу буквально мягко подтолкнули — прямо ему в руки.

Первая секунда ошеломила его. От её волос пахло чем-то простым — дешевым шампунем с ноткой жасмина и мокрым воздухом. Это было неправильно: не дорогими духами, не запахом элиты. Неправильное, честное. Живое.

Она обернулась, подняла на него глаза — удивленно расширенные, почти детские.

— Неожиданно, — тихо выдохнула она. — И… я почти рада вас видеть.

Уголок его губ дрогнул.

— Почти? — с мягкой насмешкой.

Он смотрел на нее — и понимал, что за пять лет она почти не изменилась. Разве что стала тоньше. Хрупче. Но внутри всё та же — острая, прямая, неудобная.

Он легко обнял её за плечи, почти по-доброму, почти нежно.

— Пройдемте в мой кабинет. И вы расскажете мне, что произошло.

Она не сопротивлялась. Просто шла рядом, глядя вперед. В её взгляде — усталость, обреченность… и странное облегчение.

Для него это выглядело, как победа. Новая встреча. Случай? Нет. Судьба. И в этот раз он был уверен: он её не отпустит.

Роскошный кабинет встретил их тишиной — мягкий ковер заглушал шаги, панорамные окна выходили на темнеющий океан, в воздухе висел легкий аромат дорогого табака и кожи. Полированные стены, тяжелый дубовый стол, бар с хрусталём — все выглядело идеально ухоженным, холодным, слишком правильным.

Ольга словно не замечала этой роскоши. Она тихо опустилась в кресло, локти на колени, пальцы сжали виски. Волосы упали вперед, скрывая лицо.

— Минуту… дайте мне минуту, — прохрипела она едва слышно.

Тимур кивнул, не сводя с неё взгляда. Он прислонился к краю стола, сложив руки на груди, и просто ждал. Молчал. Этот порыв — не трогать, не задавать вопросы, дать ей собраться — был нехарактерным для него. Но сейчас… он сам не понимал, почему.

Рискованно. Безрассудно. Но она не выглядела ломкой жертвой. Скорее волчицей, чью лапу зажали, но которая все равно вгрызается в капкан.

В дверь негромко постучали.

— Войдите, — бросил он.

Вошел Сергей. Тихо прикрыл за собой дверь, бросил вопросительный взгляд на Тимура. Тот, не отводя взгляда от Ольги, коротко кивнул в сторону кресла напротив. Сергей все понял. Прошел и сел, скрестив руки на груди, глядя внимательно, но без давления.

Ольга глубоко вдохнула. Медленно расправила плечи. Подняла голову — взгляд мутный от усталости, но прямой.

— Меня похитили, — произнесла она ровно, почти без эмоций. — Несколько месяцев удерживали… в каком-то подвальном помещении. А сегодня… собирались перевозить за границу.

Тимур слушал, не перебивая. Ледяной взгляд. Челюсть чуть сжалась. Ни один мускул не дрогнул. Только пальцы на краю стола сжались чуть крепче.

— Они держали меня в черте города, — продолжила она, голос стал чуть увереннее, словно слова сами потянулись наружу. — Я… поняла это не сразу, но дорога от студии до того места была слишком короткой. И… — она прикрыла глаза, вспоминая, — по ночам слышала звуки. Машины, сирены, поезда. Город был рядом. Всегда.

Сергей чуть наклонился вперёд, опершись локтями о колени.

— Как ты оказалась на палубе первого класса? — спросил он тихо, будто боялся спугнуть её откровенность.

Ольга опустила взгляд, на губах мелькнула усталая, почти горькая усмешка.

— Хорошее поведение, — произнесла она с легкой иронией.

Тимур нахмурился, но не перебил.

— Я не сопротивлялась, — объяснила она спокойно, но пальцы вцепились в подлокотники кресла так, что побелели костяшки. — Не кричала, не пыталась сбежать в первые дни. Они привыкли, что со мной нет проблем. Со временем начали доверять. Даже… брать с собой наверх, на воздух. Под присмотром и с мешком на голове, конечно. Так я убедилась что нахожусь еще в городе.

Она глубоко вдохнула, продолжая:

— А сегодня один из них… сказал, что если буду вести себя тихо, смогу иногда ходить на палубу вместе с ними. Мол, свежий воздух, солнце — не хочу ли? Я согласилась. Они думали… что так мне будет легче смириться.

— И ты пошла, — уточнил Сергей.

— Да. Они снимали верхнюю палубу, как VIP-зону, чтобы никто не мешал. Там почти никто не появлялся. Я делала вид, что всё в порядке. — Она хрипло усмехнулась. — Даже кофе им наливала, представляете?

Глава 9

— Ты знала, кто это сделал? — тихо спросил Тимур, не отводя взгляда от её лица. — Ты считаешь, что это был заказ?

Ольга коротко кивнула.

— Я не знаю заказчика, у меня нет таких врагов...или я не знаю о них, — девушка вздохнула. — Они точно знали, кого ждать. Им не всё равно было, кого увозить. Меня… ждали. По имени не называли, но было понятно — не случайность.

Сергей слегка наклонился вперёд, руки сцеплены.

— Сколько их было? Сколько ты видела?

Ольга подняла глаза к потолку, будто пытаясь удержать воспоминания от распада.

— В камере вместе со мной… было семь девушек. Нас выводили на процедуры по одной. Коридор — минимум семь голосов. Плюс на улице… человек десять, может больше. На борт лайнера меня привезли пятеро. — Она нахмурилась, вспоминая. — Но один всё время куда-то уходил. После посадки… его я больше не видела.

Тимур встретился взглядом с Сергеем. Тот тихо усмехнулся, уголок губ дёрнулся: «Кажется, мы подумали об одном и том же», мысленно транслировал он.

Но озвучивать догадку не стали — оба понимали, что пока рано. В этот момент в дверь кабинета постучали. Не дожидаясь ответа, вошли двое мужчин. Геннадий — высокий, крепкий, с мрачным выражением лица; и рядом с ним — Юрий Макарович, седой, в дорогом костюме, с тяжёлым, внимательным взглядом человека, привыкшего командовать.

Тимур лёгким движением нащупал кнопку селектора на столе.

— Марина, зайдите. Позаботьтесь о нашей очень важной гостье.

Ответ последовал почти мгновенно — «Секунду!». Спустя несколько секунд дверь распахнулась и в кабинет вошла бойкая женщина лет сорока — стройная, собранная, с быстрым взглядом.

— Ольга, — мягко, но настойчиво произнесла она, — пойдёмте со мной, нужно перевязать раны и… просто отдохнуть.

Ольга поднялась. Устало кивнула, даже не пытаясь возразить. Как только она вышла, словно сами собой — но совершенно не случаем — из-за дверей отделились несколько охранников. Они двинулись следом, чуть в стороне, не касаясь, но чётко обозначая: теперь она под защитой… и под наблюдением.

Тимур перевёл взгляд на собравшихся мужчин. Закрытая дверь за Ольгой мягко щёлкнула. Тишина повисла, тяжёлая, как натянутая струна.

— Ну что ж, — тихо произнёс он, вставая от стола. — Начнём.

Юрий Макарович поднял седую бровь. Геннадий скрестил руки на груди. Сергей уже потянулся за планшетом с данными. В этом кабинете только что началась война. И все присутствующие это понимали.

Геннадий первым нарушил молчание, коротко кашлянув, будто возвращая себе голос:

— Наши люди уже прочёсывают все палубы, — отчеканил он, — от машинного отсека до жилых кают. Проверяем персонал, списки гостей, техобслуживание, даже кухню.

Юрий Макарович стоял у панорамного окна, спиной к остальным. Его голос прозвучал низко, спокойно, но в нём чувствовался металл:

— Мои ребята уже допрашивают пленных. — Он чуть повернул голову. — Они быстро заговорят. Всегда говорят.

Тимур обернулся к Геннадию. Взгляд холодный, как выстрел в висок.

— Объясни мне, — произнёс он тихо, но с такой интонацией, что Геннадий почувствовал, как в груди неприятно кольнуло, — как получилось, что именно на моём лайнере перевозят людей для продажи в рабство?

Геннадий на секунду потерял дар речи. Потом выдохнул, ровно, с усилием:

— Тимур Андреевич, я… я делаю всё возможное, чтобы выяснить, кто организовал это. Мы проверяем всех — от капитана до младшего стюарда. Никаких следов нелегальных пассажиров в документах нет. Всё выглядело чисто.

Тимур медленно провёл ладонью по столу, как будто стирая невидимую пыль, но на самом деле — чтобы не сорваться. Сергей откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы перед собой.

— Возможно, это была разовая акция, — произнёс он спокойно.

Тимур и Юрий синхронно повернули к нему головы. Даже Геннадий напрягся. Сергей не дрогнул.

— Я не оправдываю никого, — продолжил он тем же ровным тоном. — Но если вместе с Ерковой были другие девушки, значит, схема была отработана.

— Лайнер проверяется от и до. Невозможно просто так проскользнуть на борт. Значит, они прошли по документам. Легально. Под видом пассажиров или персонала.

Он сделал короткую паузу и добавил:

— И, похоже, Еркову добавили в список в последний момент. Как внезапный «заказ». Лайнер был, вероятно, единственной возможностью быстро вывезти её из страны.

Тишина. Даже Юрий на секунду отвёл взгляд в сторону, задумавшись. Тимур, не меняя выражения лица, спросил:

— Что ещё сегодня должно было выйти из порта?

Геннадий мгновенно отреагировал:

— Грузовое судно «Малория», танкер «Веста», яхта «Селеста» и ещё парочка мелких компаний. Все зарегистрированы официально, лицензии действующие, охрана порта не отмечала подозрительных активностей.

Тимур прищурился.

— Проверить всё, — произнёс он медленно, каждое слово — как приговор. — Даже если это киоски с мороженым.

Глава 10

Ольга включила воду до упора, чтобы шум душа заглушал мысли. Лоб коснулся холодной кафельной стены, и влажная прохлада будто прошла по позвоночнику.

Она медленно выдохнула. Только сейчас тело начало предательски мелко дрожать — будто все мышцы одновременно вспомнили, сколько месяцев жили в постоянном страхе, в ожидании неизвестного.

«Закончилось?» — мысль была горькой, почти смешной.

Нет. Так просто это не закончится. Если она стала кому-то помехой — за ней всё равно придут. Но теперь… теперь она будет готова.

Влажные волосы прилипли к лицу, капли воды стекали по щекам — и было невозможно понять, где душ, а где слёзы, выплаканные наконец без свидетелей.

Машинка в углу ванной пискнула, сообщая, что закончила стирку. Ольга выключила воду, обмоталась полотенцем, вытерла ладонью запотевшее зеркало.

В отражении — та же девушка. Чуть бледнее, чуть худее. Никаких синяков, ран, шрамов. Снаружи — будто ничего не произошло.

А внутри — словно улей. Мысли гудят, больно, навязчиво. Память отзывается приступами паники. И всё же… она стояла. Дышала. Жила.

Она быстро перекинула вещи в сушку, поставила режим. Ждала. На миг просто присела на край полотенцесушителя, обхватила руками колени. Только бы ни о чем не думать. Только бы тишина.

Когда сушилка снова пискнула, Ольга молча достала тёплую одежду — почти сухую. Натянула джинсы, футболку. Провела рукой по лицу — больше никакой воды, всё внутри уже выжжено.

Осторожно приоткрыла дверь. Марина — горничная — стояла с аккуратной стопкой одежды в руках.

— Ольга Дмитриевна! Вам принесли вещи, — с облегчением сказала она. — Новые, чистые… Там платье, тёплый кардиган, обувь…

— Спасибо, — Ольга покачала головой. — Но не стоит. Уже и так… слишком много для меня сделали.

Марина всплеснула руками — не в укоре, скорее с тревогой:

— Да ну что вы, вам положено! Вам нельзя ходить в этом...

Ольга мягко улыбнулась, но взгляд остался усталым:

— Простите. Просто… не сейчас.

В кресле у двери сидела Лукерья — всё так же тихая, каменная. Только одна бровь едва заметно дрогнула. Без комментариев. Без вопроса. Но внимательная, как хищник, уловивший малейшее движение травы.

Ольга прошла мимо, к окну, и впервые за всё время позволила себе вдохнуть полной грудью. Воздух пах...морем? Океаном? Нет. Он пах свободой. И — опасностью.

Лукерья чуть наклонила голову, голос прозвучал негромко, ровно, без давления:

— Врач должен вас осмотреть.

Ольга едва заметно дернула плечом и покачала головой:

— Не нужно. Со мной… всё в порядке. Меня не тронули.

Секунду Лукерья просто смотрела — оценивающе, будто проверяя, говорит ли Ольга правду. Но спорить не стала. Лишь вынула смартфон, написала короткое сообщение и снова подняла взгляд.

— Если захотите поговорить — скажите. Я рядом, — добавила она так же спокойно, без намека на сочувствие, но в голосе было что-то вроде… уважения.

Ольга неопределенно кивнула, устало обхватив себя руками, будто все еще мерзла изнутри.

В этот момент дверь распахнулась, и Марина ворвалась почти бегом, толкая перед собой сервировочную тележку. На ней — фарфоровые тарелки, блюда ресторанного уровня: дымящаяся паста, запечённые овощи, крем-суп, свежие круассаны и даже мороженое в серебряной вазе.

— Ольга Дмитриевна! Вы должны поужинать! Хоть немного! — голос Марины дрожал от искреннего волнения.

— Марина, правда… — Ольга тихо вздохнула. — Я не могу. На нервной почве… просто не могу есть.

— Тогда чай! Или травяной настой! Я принесу мяту, мелиссу, у нас есть отличные сборы… — не отступала Марина, суетясь, поправляя скатерть на столике.

Ольга обернулась к ней, и вдруг — неожиданно мягко, почти тепло — улыбнулась. Искренняя улыбка, от которой напряжение хоть чуть-чуть спало.

— Спасибо. Честно… я очень ценю то, что вы делаете. Но все хорошо. Правда. Мне просто нужно… немного тишины.

Марина замерла, смущенно кивнула, но всё еще стояла рядом, не зная, уходить или остаться. А Лукерья молча наблюдала за Ольгой. Внешне — спокойная, собранная девушка, даже пытается улыбаться. Но в глубине глаз — рваные тени страха, вспышки паники, застывшая боль тех ночей в подвале. Лукерья видела это не впервые — и потому не сказала ни слова. Просто продолжила молча сидеть рядом, как невидимая стена между Ольгой и миром.

В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим гудением кондиционера и шумом волн за иллюминатором.

Ольга перевела взгляд на Марину — та стояла, переминаясь с ноги на ногу, словно вдруг почувствовала себя не на своём месте. Потом её взгляд скользнул по сервировочному столику: свежие скатерти, блеск приборов, аккуратно разложенные блюда, тарелочка с круассанами и ягодным вареньем — всё было накрыто с какой-то почти домашней, трогательной заботой.

— Всё выглядит просто чудесно, — тихо сказала Ольга, уголками губ улыбнувшись. — Спасибо. Я попробую.

Глава 11

Тимур сидел, чуть подавшись вперёд, локтями опираясь на стол. Пальцы, сомкнутые домиком, почти касались губ. Он смотрел вперёд невидящим взглядом, как будто там, в пустоте, мог найти ответы. На столе, рядом с планшетом и стопкой папок, лежал смартфон — экран уже погас, но перед глазами всё ещё стояли последние строки сообщения от Лукерьи.

Взять её в службу безопасности было, пожалуй, одним из лучших решений за последние годы. В отличие от Геннадия, она не спрашивала лишнего, не оправдывалась и не терпела некомпетентности. Женская внимательность, холодный ум и коварство — взрывоопасное сочетание, но именно оно не раз спасало им жизнь.

И всё же… Пять лет. Пять лет Еркову не могли найти ни его люди, ни те, кто её искал до него. И теперь — случайность, совпадение, удача? Судьба будто вытолкнула её обратно в мир живых. В его мир.

Дверь распахнулась без стука.

— Допрос кое-что прояснил, — негромко сообщил Сергей, входя, словно в собственный кабинет. Он даже не извинился. — Ольга действительно никого не интересовала. Пока кто-то не заплатил. Но имени заказчика они не знают — эти всего лишь пешки.

Тимур медленно поднял взгляд, в котором мелькнул холод. Он убрал руки от лица и, не меняя позы, тихо спросил:

— И что ещё важно, что вряд ли она перешла дорогу кому-то влиятельному. Значит это дело рук ближайших к ней людей.

Сергей пожал плечами, будто речь шла не о людской торговле, а о неудавшейся сделке. Но взгляд у него стал серьёзнее.

Тимур чуть откинулся назад, взгляд остался холодным, но в голосе появилась сталь:

— Лукерья сообщила: она не скрывалась.

Сергей нахмурился, затем медленно кивнул, будто выстраивая в голове цепочку.

— Значит… зачищали информацию заранее. Убирали следы тихо, не вчера и не позавчера. Её не прятали — её просто удалили из мира.

Тимур поднял глаза.

— Степана ко мне. Живого. Поговорим с ним.

— Понял, — тихо сказал Сергей. Он не задавал вопросов — знал, когда молчание дороже деталей.

Тимур встал. Плавное движение — будто внутри всё было выверено до миллиметра. Он поправил запонки, проверил часы. Сергей подал голос с осторожной усмешкой:

— Спешишь к ней?

Тимур чуть усмехнулся в ответ, без радости, но с чем-то похожим на нетерпение:

— Я ждал этой встречи пять лет.

— Тогда удачи, — спокойно ответил Сергей, и они разошлись — каждый в свою тень.

Коридоры лайнера тонули в мягком свете. Цветные отражения ламп скользили по полу, по стенам, цеплялись за металлические элементы. Охрана безмолвно двигалась рядом, распахивая двери ещё до того, как Тимур делал шаг. Он шёл быстро, почти не глядя по сторонам, будто маршрут был заранее вбит в память.

У нужной двери охранники расправились, словно крылья, и молча открыли проход.

Комната встретила приглушенным светом и тишиной, словно сама задержала дыхание. У двери в кресле сидела Лукерья — спина прямая, взгляд внимательный, ладонь на подлокотнике едва заметно касалась кобуры. Увидев Тимура, она не произнесла ни слова, только едва заметно кивнула. В её глазах промелькнуло понимание — оставаться здесь лишнее.

Она поднялась легко, почти бесшумно, прошла мимо него и, выходя, мягко закрыла за собой дверь. Щёлкнул замок. Все посторонние ушли. Остались только двое.

Ольга сидела в кресле у окна. Свет настольной лампы мягко золотил её волосы. Она дремала — не глубоко, как человек, который по привычке ждёт беды. Голова чуть наклонена, прядь волос упала на щёку. Руки сжаты на подлокотниках, но дыхание спокойное. Даже в сонной слабости в ней ощущалось напряжение стальной струны, натянутой до предела.

Тимур замер у двери. В груди что-то болезненно дрогнуло — как будто воспоминание, запах, голос прошлого. Пять лет. Пять лет пустоты, ожидания и злости. И вот — она. Живая. Здесь. Он медленно сделал шаг вперёд, но не приблизился слишком. Просто смотрел.

Его тень легла на пол рядом с её креслом, но она пока не открывала глаза.

Он не сводил с неё взгляда — будто боялся моргнуть и потерять снова. Пять лет, а она… всё та же. Та же линия скул, мягкая ямочка у губ, только будто потускневшая от усталости. Постройневшая, чуть резче очертились ключицы, но в остальном — живая, настоящая. Она. Его дыхание стало почти неслышным.

Лукерья успела доложить: Ольга сказала, что в плену её не трогали. Это сжимало холодный камень, вырывая из груди, но не растворяло его полностью. Внутри жила тихая, почти благородная ярость. Тимур знал: свернёт шею каждому, кто был замешан. Каждому, кто посмеет снова коснуться её или даже подумать об этом.

Она вдруг дёрнула длинными ресницами, сонно приоткрыла глаза, чуть щурясь от света. Их взгляды встретились. Ольга тяжело выдохнула, зарылась лбом глубже в кресло, и тихо, хрипловато, но всё с тем же прежним дерзким оттенком сказала:

— Вы так смотрите… скоро глаза сотрёте до дыр. Но спасибо, что помогли. Если что — Ваши глаза стирайте сколько угодно, мне не жалко.

Её сарказм был усталым, но живым. И почему-то очень настоящим. Тимур тихо рассмеялся — коротко, низко, почти беззвучно.

Глава 12

Тимур медленно подошёл ближе — ровно настолько, чтобы не нарушить границы, но чтобы она почувствовала его присутствие кожей. Его голос звучал низко, приглушённо, будто он говорил не словами, а мыслью, напрямую.

— Вы же не станете отрицать, — произнёс он спокойно, — что между нами есть напряжение. Оно… растёт. И каждый раз, когда вы рядом, мне становится всё сложнее игнорировать эту мысль — увезти вас. Спрятать от всего. От этого мира, который ломает. Беречь. Не для кого-то. Для себя.

Ольга подняла на него взгляд. В уголках губ мелькнуло что-то похожее на улыбку, но больше — на усмешку.

— Тимур… — она мягко протянула, но в голосе была сталь. — Вы просто привыкли получать то, что хотите. Я отличаюсь от тех женщин, с которыми вы имеете дело. Ваше… чувство — если его так можно назвать — не больше чем азарт. Новый вызов. Вы поиграете — и когда надоест, выкинете игрушку.

Слова вышли тихими, но острыми, словно тонкое лезвие. И он ощутил, как внутри что-то дрогнуло — не боль, не обида, но уязвлённое эго и неожиданное… удивление. И раздражение. Эти эмоции промелькнули, как вспышка огня, но лицо осталось прежним — холодным, собранным, выточенным из мрамора.

Он слегка склонил голову, будто изучая её, и вместо гнева прозвучал ледяной, обманчиво спокойный вопрос:

— Неужели вы не верите… в любовь?

Ольга не моргнула.

— Не верю, — просто сказала она. — И удивлена, что вы спрашиваете именно об этом. Я думала, вы — прагматик. Холодный расчёт, выгода, контроль — вот ваш язык. А не сказки.

Он тихо, почти беззвучно усмехнулся.

— То есть… вы интересовались мной, раз знаете, каким я должен быть? — в голосе мелькнула лёгкая насмешка. — Это даже… лестно.

Она чуть приподняла брови — ни отрицая, ни подтверждая. И в этом молчаливом взгляде было больше честного вызова, чем в любой её фразе.

Ольга лениво, но твёрдо произнесла:

— Специально я о вас ничего не искала. Просто... наткнулась на статью. Теперь знаю, как вас зовут.

Он склонился ближе, опираясь ладонями о подлокотники её кресла, словно запирая её в невидимом кольце. Их лица разделяли не больше десяти сантиметров. Его голос был бархатным, спокойным, но в глубине — опасным.

— И что же вы ещё узнали? — тихо спросил Тимур.

Она не отвела взгляда. В карих глазах не было ни страха, ни смущения. Только усталость и честность.

— Что вы — бандит, — сказала почти мягко, как будто сообщила факт погоды.

Тимур замер. На секунду. Это не было оскорблением, не уколом — скорее, правдой. Точной, искренней, без прикрас. И почему-то он ощутил странное ощущение — будто холодный воздух заполнил лёгкие слишком резко.

Секунду он просто смотрел на неё, в эти светлые, почти золотистые глаза. А затем тихо усмехнулся, будто признавая поражение — или, наоборот, принимая игру.

— Присоединитесь ко мне за ужином? В моём кабинете, — произнёс мягко.

— А у меня есть выбор? — без выражения уточнила она.

Он выпрямился, не ответив словами — лишь слегка улыбнувшись. Протянул ей руку, но Ольга поднялась сама, не приняв помощи. Это его не задело — наоборот, уголки губ чуть дрогнули.

— Конечно, — тихо сказал он, — у вас всегда есть выбор. Просто надеюсь, вы сделаете правильный.

Он подождал, пока она встанет, и сделал шаг в сторону, приглашая следовать за ним. В воздухе между ними всё ещё висело то самое напряжение — как натянутая струна, готовая в любой момент дрогнуть и оборваться.

Он шёл впереди, слегка оборачиваясь через плечо, словно проверяя, не передумала ли она. Тёмные коридоры круизного лайнера тянулись один за другим — с приглушённым светом бра, мягким ковром под ногами и редкими, почти бесшумными шагами охраны по дальним пролетам. Ольга шла рядом, не торопясь и не отставая, будто ничего не боялась, хотя в её осанке чувствовалась настороженность — лёгкое, почти незаметное напряжение плеч, собранность.

Проходя мимо поворота, Тимур остановил худощавого сотрудника в форме. Тот замер, как будто его поймали на месте преступления.

— Ужин. В мой кабинет, — коротко бросил Тимур. — Через десять минут.

— Д-да, конечно! — От волнения мужчина запнулся и сразу побледнел, будто только сейчас понял, что задержался на секунду дольше, чем следовало. Он поспешил почти бегом, исчезая за углом.

Тимур даже не посмотрел ему вслед. Его внимание снова вернулось к Ольге. Он открыл перед ней массивную дубовую дверь с резными вставками. Она на миг задержалась на пороге — не из нерешительности, а будто что-то почувствовала. И вошла.

В полумраке кабинета, где настольная лампа тёплым светом освещала часть стены, она увидела её. Картину. Её картину.

На секунду Ольга будто оцепенела: взгляд зацепился за знакомые мазки — линии неба, разбитую мостовую, тёмную фигуру на фоне света. Её сердце дернулось, но ни мышцы на лице не дрогнули. Она только сделала шаг — медленно, тише, словно боялась нарушить тишину.

Тимур чуть задержался у двери, следя за ней с интересом, который тщательно прятал за внешним спокойствием. Картина должна была быть в его спальне — так он приказал. Видимо, кто-то ошибся или осмелился проявить инициативу. И впервые он был благодарен за чужое неисполнение приказа.