«И жизнь твоя была так коротка...
И радость ты навеки унесла...
Спи, моя родная, я с тобой,
И пусть земля подарит вечный покой.»
— Как мы себя чувствуем сегодня? — мягко спросила вошедшая в кабинет доктор Биноли Тернер.
Она обвела его оцениваюищим взглядом голубых широко распахнутых глаз.
Двадцать лет практики пролетели как один день. Казалось, еще вчера Биноли с трепетом повесила на белую дубовую дверь табличку со своим именем, полная надежд исцелить весь мир, сделать людей чуточку счастливее. Шли годы, в кабинете ничего не менялось. Мягкое кресло в светлой обивке напротив рабочего стола неизменно смотрело в окно. И каждый раз, входя в помещение, она мысленно натыкалась на возвышающуюся спинку — преграду между ее желанием помочь и нежеланием эту помощь принять.
И сегодня кресло промолчало в ответ. Как и всегда.
Биноли глубоко вздохнула и нежный запах лаванды тянувшийся с ароматического диффузора приятным шлейфом заполонил ее легкие. Она терпеливо выдохнула. Негромко цокая невысокими каблуками обошла кресло, заняла место за столом, небрежно кинула записную книжку в кожаном переплете на гладкую чистую поверхность и посмотрела в карие глаза напротив.
Пустота.
— Долорес! Ты меня слышишь? — в голосе доктора Тернер появились врачебные нотки требовательного профессионализма.
Девушка не ответила. Казалось, ее мысли блуждали где-то далеко, и только едва заметная пульсация на шее отличала ее от восковой куклы. Бледное лицо, слитое с белой больничной пижамой и увенчанное копной длинных темных волос, впалые щеки, круги под глазами — все это кричало об огромных страданиях души. Она смотрела в окно, но видела не прекрасные раскидистые ели, не высокий забор из красного кирпича, не яркие кроны осенних деревьев.
Взгляд ее был устремлен за пределы этого мира — в мир мертвых.
— Ты готова к сеансу гипноза сегодня, дорогая моя? — сделала еще одну попытку доктор.
И в ответ встретила долгое и томительное молчание.
Долорес безучастливо всматривалась в проблески света холодного осеннего дня, пока ее бледные губы едва заметно не сомкнулись в линию, оставив на месте рта тонкий разрез.
Биноли подперла правый висок указательным пальцем, поудобнее расположилась в своем кожаном кресле и вальяжно закинула ногу на ногу.
Каждая терапия с Долорес Браун начиналась абсолютно одинаково.
— Долорес, — с едва заметным нажимом проговорила Биноли, — мы обещали помогать друг другу.
Долорес метнула в доктора быстрый как молния взгляд — холодный и мрачный, он был красноречивее любых слов. Она отрицательно качнула головой, и голосом, безжизненным, как дыхание самой смерти произнесла одну-единственную фразу:
— Не так.
Биноли приняла деловую позу. — самый лучший способ вести терапию — не спорить с пациентом, а поддаться ему
— Хорошо, — сокрушенно призналась, — это я обещала твоему отцу, что помогу тебе.
Сработало. Долорес с удовлетворением выдохнула, и уставилась обратно в окно.
— Давай сегодня попробуем продвинуться дальше, — Биноли открыла записную книжку и шелест исписанных страниц охватил белоснежные стены кабинета. Она бегло осмотрела записи, — заглянем за дверь подвала.
Девушка побледнела. Взгляд ее резко вернулся к Тернер, но уткнутая в блокнот, доктор, оставила этот жест без внимания.
— Вам еще не надоело? — неожиданно в Долорес появились признаки жизни, — как долго продлятся эти эксперименты?
— Долорес, это не эксперименты, — Биноли оторвалась от блокнота, и скользнула взглядом по каштановым волосам пациентки, — ты же не подопытная крыса.
Но Долорес ее перебила:
— Неужели? — ее тон исказился в печально-издевательских нотах, — отец платит огромные бабки, чтобы вы всеми силами старались продлить это!
— Зачем ты так говоришь, — мягко ответила она, — последний сеанс прошел вполне успешно. Ты помнишь?
По ничего не выражавшему лицу сложно было понять помнила ли девушка хоть что-то. Она снова замолчала, и отвернулась к окну, показывая всем видом, что разговора больше не будет. Биноли радраженно захлопнула блокнот — стало ясно, что и сеанс не состоиться — меньшее, что нужно от пациента — сопротивление.
— Хорошо, — Биноли сложила руки в замок, — Может быть, тогда расскажешь о своих снах?
Долорес в упор взглянула на доктора.
— Меня, ведь, не выпустят из кабинета, пока не проведут этот чертов сеанс?
Биноли согласно склонила голову.
Долорес глубоко выдохнула выпустив с воздухом заметное раздражение.
— Мне снилась Карли, — ответила она недолго помолчав.
— Что она делала? — учтиво поинтересовалась Биноли.
— Сказала, что мы обязательно встретимся. Но это будет еще не скоро, — Долорес отвернулась к окну и слеза предательски заблестела в уголке глаз.
— А что ты ей ответила?
— Я не успела, — отрезала Долорес, — пришел ваш пес и разбудил.
Наступила долгая и мучительная тишина, нарушаемая лишь монотонным тиканьем настенных часов в круглой пластиковой раме.
— У меня есть идея, — с воодушевлением начала Биноли, вновь открыв записную книжку и сделав пару пометок. Долорес не оглянулась, — Может, ты напишешь ей письмо? — предложила она, — Поделишься, как живешь в ее отсутствие. Какие чувства испытываешь...
— А не пойти ли вам к черту, доктор? — огрызнулась Долорес. Она поднялась с кресла и медленно поплелась к двери — как всегда, — самовольно решила, что сеанс окончен.
Тернер нажала на едва заметную кнопку встроенную в стол — позвонила в звонок, и как только Долорес распахнула дверь, на пороге мгновенно возник тот самый злосчастный санитар.
— Марти, проводи Долорес до палаты, пожалуйста.
Он кивнул.
Всего на секунду Долорес оглянулась, ее взгляд остановился на лице доктора.
***
Вокруг царили оглушающая тишина и спокойствие. Проросшие мхом, вековые стволы высоких раскидистых сосен дружным кольцом хранили безмятежность для местных жителей. Долорес брела по узкой пыльной тропинке, углубляясь дальше, в непроходимую чащу леса. Она совершенно не помнила, как попала сюда, как сбежала из клиники и скрылась от Биноли, и оборачивалась всякий раз, словно за ее спиной неслышно ступала невидимая тень. Или доктор Тернер.
Рядом никого не было. Но она отчетливо ощущала на себе тяжелый пристальный взгляд, и чувствовала нарастающую в груди тревогу: с каждым шагом тропа позади нее исчезала, а густые, но мрачные ветки, точно стражи в доспехах, перекрывали путь.
Долорес совершенно не понимала, зачем продолжала идти. Но шла. Что ждало ее там, в конце? Быть может, свобода... Или Карли...? Подруга ведь не раз обещала, что будет ждать ее. И что когда придет время, они обязательно встретятся.
Неужели, это время настало?
Губы Долорес растянулись в улыбке, а тревога по-немногу утихла: точно, там, ее наверняка ждала Карли. Подруга всегда любила непроходимые тропы. А еще леса — где она ловила вдохновение для своих картин.
Долорес вновь оглянулась. И в этот миг, прямо впереди, точно целясь в нее, выросла огромная толстая ветвь. Она едва увернулась и отскочила ввперед, когда вдруг споткнулась, об преграду, внезапно выросшую под ногами, и упала, ударившись затылком об что-то тяжелое, и железное — в ушах зазвенел душераздирающий скрежет.
Она потерла ушибленное место и вздохнула — в нос тут же ударил знакомый запах сырой земли. Долорес вздрогнула. Откуда-то подул ледяной ветер, окутав ее в холодные объятия. Она почувствовала, как по коже пробежалась волна мурашек и подняла глаза.
В один миг очертания стали ясными. Дыхание неприятным комом застряло в горле: Долорес обнаружила, что лежала у подножия, а сверху-вниз на нее зловеще взирал покосившийся от времени темный силуэт могильного креста.
С испуга она вскочила на ноги и отстранилась от креста, и сейчас же получила удар о локоть, повернула голову — и снова крест, еще более старый и устрашающий. Она осмотрелась — везде ее встречали кресты. Они лезли из-под земли, как грибы после дождя. И на каждом из них, точно терновым венком величественно покоилась фотография Карли, с жуткой, застывшей на лице улыбкой и провалами вместо голубых лучистых глаз.
В эту же секунду тишину смерти нарушил неистовый крик ворона. Долорес обернулась: огромный, черный, он летел прямо на нее.
Она закричала.
— Долорес, все хорошо!
Она подпрыгнула в кровати. Непонимающе взглянула перед собой, и рефлекторно вытерла слезы рукавом больничной рубашки.
— Снова кошмар? — уточнил Марти, с сожалением глядя на девушку.
— Оставь меня! — вскричала Долорес, зарыв пальцы в волосы и опрокинулась обратно на подушку. Ее взгляд уперся в белоснежный потолок.
Марти шумно выдохнул, покачал головой и молча вышел, негромко хлопнув дверью. С сожалением он подметил про себя, что даже не мог дать девушке успокоительное — на сегодня у нее запланирован сеанс с Биноли и любые лекарства были запрещены.
Не медля ни секунды Долорес вскочила, схватила папку со стола, распахнула ее и стала вглядываться в каждый лист, испищренный художествами подруги.
— Ну же, приди! Ну! Где же ты? Твое отсутствие сводит меня с ума, понимаешь? — она словно молилась на каждый рисунок.
— Это был всего лишь кошмар.
Долорес подняла голову и почувствовала, как знакомое тепло медленно разлилось по телу: Карли сидела в кресле и забавно улыбалась.
— У всех бывают такие сны, — Она наматывала блондинистый локон на кончик указательного пальца, — так что не паникуй.
— Он был такой ужасный, — Долорес ладонью потерла висок, — еще одного такого кошмара я не переживу.
Карли задумчиво нахмурилась: ее тонкие коричневые брови забавно сузились к переносице.
— Странно, что лечение не помогает и кошмары продолжаются, — деловито заключила она, — похоже, что от твоей Биноли и вправду, нет никакого толка. Разве что, лохотронить твоего отца на деньги, — что-то в голосе Карли заставило Долорес успокоиться: она больше не ощущала в груди острое противное чувство тревоги.
Карли ненадолго смолкла.
— С другой стороны, — продолжила она снисходительно, — кошмары могут продолжаться, потому что ты не отпускаешь меня.
Долорес встрепенулась: она боялась, что рано или поздно Карли затронет самую болезненную тему. И все надеялась, что этого не произойдет никогда.
— Сколько уже прошло, Лори? — Карли склонила голову, — пора бы..
— Нет! — отрезала Долорес опасаясь худшего, что могла произнести блондинка, — сколько бы не прошло, мне всегда будет мало.
— Ты пойми, — Карли натянула самую дружелюбную и распологающую улыбку, на которую была способна, оголив при этом глубокую ямочку на правой щеке.
Долорес невольно вспомнила, как именно с этой улыбкой ее подруга подошла к ней впервые познакомиться: это произошло после урока математики — третьего в расписании, в уютной библиотеке, куда Долорес спряталась, чтобы прогулять очередную злосчастную биологию. Она, Долорес, временами, до сих пор чувствовала теплоту яркого апрельского солнца, беспощадно льющегося ярким клином сквозь окно в потолке.
Однако, в этой улыбке, что Долорес видела перед собой, не было ничего распологающего — она подсознательно чувствовала горечь и разачарование, которое Карли пыталась скрыть вымученным искажением губ.
— Мое время давно подошло к концу, — Карли прикусила внутреннюю сторону щеки, — а твое продолжается. Ты не сможешь всю жизнь держать меня рядом, — она поддалась вперед, — потому что я буду как якорь тянуть тебя назад.
Долорес хмыкнула: от мысли, что ей придеться рано или поздно отпустить Карли, ее сердце сжалось в комок, а воздух в легких мгновенно испарился. Стало трудно дышать и перед глазами потемнело.
Маркус нажал на кнопку кофемашины, параллельно просматривая новости в телефоне. Аппарат не издал ни звука. Дочитав письмо, он не глядя взял чашку и попробовал сделать глоток.
— Вкусно? — послышалось за спиной.
Мужчина обернулся на звонкий смех своей жены Ванессы.
— Не очень, — хмуро ответил он, — а эта машина, видимо, хочет на помойку.
Ванесса подошла к кофемашине, пару раз стукнула по боковой стенке, и та моментально вернулась к жизни.
— Не торопись, дорогой. Она еще послужит, — проговорила женщина, протягивая мужу чашечку с ароматным американо.
— Я что, не могу позволить себе купить новую? — подыграл жене Маркус, нежно обнимая ее одной рукой и держа чашку в другой. — У нас в доме без кофе утро не утро.
На этих словах игривое настроение супруга сменилось на грусть.
— Что случилось, Маркус?
— Ты же знаешь, она не любит кофе, но все равно пьет его каждый день… Пила каждый день. Не думаю, что доктор Тернер позволит ей выпить хоть каплю… — начал мужчина.
— Милый, это мы это сто раз обсуждали. Не вини себя! Это все ради нее.
— Да, но она там одна, понимаешь? Без нашей поддержки.
— Как будто здесь она была не одна, — уже с железными нотками в голосе сообщила Ванесса, пожимая плечами.
— Ну что такое говоришь? Долорес и твоя дочь!
— Моя дочь, которая жила на кладбище! Ты помнишь последний год? Это же был ад. Утром просыпалась, ехала на кладбище и уходила, когда охранник ее уже выгонял перед закрытием. Это ты называешь жизнью? — с каждым словом голос Ванессы поднимался все выше и выше.
Маркус хотел начать ссориться, но когда увидел слезы на глазах жены, передумал. Просто взял и крепко ее обнял.
— Я хочу, чтобы ей помогли, понимаешь? — уже мягче проговорила Ванесса.
— Да-да, я все понимаю, успокойся. Какие планы на сегодня? — сменил тему Маркус.
— Ты забыл? Мы приглашены к Питерсенам на новоселье. Нет-нет, Маркус, ты обещал и даже не смотри на меня так! Я должна получить добро на эту экспедицию.
— А может, ну ее экспедицию эту? Близнецы скучают…
— Только близнецы? — Ванесса сделала вид, что обиделась, и подвинулась еще более плотно к супругу. — Может быть, вот этот обаятельный и чертовски сексуальный мужчина скучает по мне тоже? А?
Маленькая ручка скользнула по талии и спустилась чуточку ниже.
— Ммм…
Маркусу не нужно было предлагать дважды. Прошло столько лет, а он все не мог насытиться своей женой. Этой несносной женщине он прощал практически все. Долорес тоже была в этом списке, но с ней он был более строг. Ванесса же могла получить все, что только хочет. Это сделало ее жесткой, капризной, властной матерью.
Вот и сейчас он схватил ее, не сильно заботясь о нежности, посадил на кухонный стол и жестко получил ее в свою власть. С каждым движением все больше доказывая, что эта женщина принадлежит ему.
Ванессе нравились уверенность и надежность, которые исходили от этого мужчины. Ей нравилось и то, какой она была в его глазах.
— Не забудь про Питерсенов, дорогой, — проговорила Ванесса, взяла чашку, выплеснула остывший кофе в раковину, подмигнула мужу и вышла.
Муж смотрел ей вслед и думал о своем. Где-то на полу в штанах зазвонил телефон.
— Будь через час в офисе, — четко произнес Маркус.
Уже через пятнадцать минут он отъезжал от «Дакоты» — самого дорогого в Нью-Йорке жилого дома, местообитания верхушки социальной лестницы. В окно взглядом его провожала Ванесса. У нее были свои планы — салон красоты, массаж, встреча с подругой за быстрым шоппингом и важное новоселье. Она дала распоряжения няне близнецов Джейса и Джереми и покинула дом следом за мужем.
***
— Я не знаю, что делать, дорогая Шарлотта, — со вздохом начала Ванесса, обращаясь к подруге.
С Шарлоттой у нее была самая продолжительная дружба, учитывая их круг друзей. Здесь не было лести и заигрывания, вранья или интриг. Может потому, что Ванесса немного отличалась от обычных жен-домохозяек Нью-Йорка. Она всегда говорила Шарлотте правду, давала грамотные советы, могла поддержать в «сложные» времена и оттянуться в клубе в хорошие.
— Долорес?
— Как ты догадалась?
— А о чем ты еще в последнее время можешь говорить? Как она там? Вы же собирались на месяц посмотреть, уже прошло сколько?
— Два, дорогая. Два. И ей не становится лучше! Маркус разговаривал с доктором, там все надолго.
— Ты себе не накручиваешь? Знаю я тебя, — улыбнулась Шарлотта, провожая взглядом мускулистого фитнес-тренера из соседнего зала.
— Шарлотта, ты снова за старое?
— А что я? Немного флирта только полезно для фигуры. И еще разглаживает морщины, — с серьезным видом проговорила подруга. Обе прыснули от смеха.
— Когда-нибудь тебе эти «морщины» выйдут боком, — предупредила Ванесса, — или ты думаешь, твой муж не узнает об этом?
Две девушки сидят на скамейке: блондинка и брюнетка. Они смеются и разговаривают о своем беззаботном, подростковом. Брюнетка говорит, что скучает по блондинке и хочет быть рядом с ней. Блондинка же, напротив, торопится уйти и говорит, что подругу с собой взять не может. Еще слишком рано.
— Я с тобой! — умоляюще говорит брюнетка, но блондинка лишь грустно улыбается. Затем встает и не оборачиваясь уходит.
Брюнетка вскакивает, пытается ухватиться за футболку подруги, но та растворяется в воздухе. Девушка падает.
Очнулась Долорес на полу больничной палаты. Кафельный пол сегодня не казался таким уютным, как в первые дни. Место, которым она приложилась, покрылось мурашками и начало краснеть.
— Если ты не хочешь подхватить воспаление легких, советую поднять свою очаровательную попку с пола и вернуться в постель, — сказала доктор Тернер, заходя в палату.
Девушка потерла ушибленное место рукой, апатично встала и залезла с ногами в кресло. Сон еще блуждал в воздухе, и она не хотела с ним прощаться.
— Предлагаю сегодня перенести беседу из этой палаты ко мне в кабинет, как ты думаешь?
— Снова гипноз? Я же все и так вспомнила.
— Нет, просто поболтаем, как подруги, — сказала Биноли и тут же пожалела о своих словах.
Глаза Долорес засверкали ненавистью и злостью.
— Мы никогда не были и не будем подругами, человек в белом халате. Настанет день, когда я плюну вам в лицо и не получу за это ничего! — хлестко выкрикнула Долорес.
— Я не помню, чтобы делала тебе что-то без видимой необходимости, милочка. Если ты не хочешь по-хорошему, то тебе придется здесь задержаться еще на неопределенное время. Первое, что нужно сделать, чтобы пойти на поправку, — это начать со мной взаимодействовать! Иначе толку не будет. Можно не как подруги, но лучше постараться не видеть во мне врага. Хорошо?
— Я приду сегодня в ваш кабинет, — сквозь зубы сказала Долорес и отвернулась в кресле к окну.
Биноли постояла еще немного молча, наблюдая за девушкой и улыбаясь. Так или иначе, она ей поможет.
Дождавшись, когда выйдет доктор, Долорес открыла тетрадь и начала писать:
«Карли, надеюсь, ты не прибила того парня вчера. Он случайно уронил папку, я его просто решила немного напугать. И еще у меня к тебе большие вопросики. Почему, когда я тебя зову, ты не приходишь? Почему являешься, когда захочется, и в тот момент, когда я не могу пошевелиться от этих мерзких колес? Как ты думаешь, есть смысл в этих письмах и в этой докторше? Мне она не нравится. Но она старается. И благодаря ей я вспомнила, что не убивала тебя. Можно сказать ей спасибо. Но думаю, не буду. А то зазнается!»
— Не зазнается, доверься ей! — прозвучало над ухом.
Долорес подпрыгнула на кресле и снова ударилась локтем.
— Да вашу мать, не делай так! Я уже вся в синяках! — проворчала Долорес. Но никого рядом не было. — Я реально сошла с ума. Я пишу письма мертвой подруге, слышу голоса и разговариваю сама с собой…
Но письма Долорес больше не выкидывала. Она даже не заметила, как это вошло в привычку и стало немного снижать тревожность. Письма копились в папке с рисунками. Кое-где на полях были зарисовки, кое-где кляксы от слез.
Чуть позже в кабинете доктора Тернер она сама начала разговор.
— Я здесь подумала о ваших словах написать письмо Карли.
— Хорошо. Попробовала?
— А как отправить? Там же, — Долорес показала головой наверх, — адресов-то нет. Вот незадача, да? Какое-то психически нездоровое решение вы мне предлагаете. Может быть, вам уже пора прилечь рядом со мной?
— Долорес, она сможет прочитать твое письмо, если ты его напишешь. Никто не может прочитать твои мысли. А вот письмо всегда пожалуйста.
— И как это работает? — не унималась девушка. Сегодня она была настроена поговорить.
— Умершие никогда нас не покидают. Они всегда находятся рядом. Но у них там, наверху, есть точно такая же жизнь.
Долорес открыла рот от удивления, но ничего не стала говорить. Биноли продолжила:
— Сразу после смерти люди попадают в мир желаний. То есть туда, куда им всегда хотелось, но не получалось сделать на земле.
— Вы хотите сказать, что там тоже есть жизнь? Доктор, вы не сильно много курите?
— Ну тебе интересно про жизнь там? Или хочешь обсудить сигареты? — решила немного пустить в ход шантаж доктор Тернер.
— Валяй про жизнь там, — Долорес прыгала с «ты» на «вы».
— Когда мы их поминаем, едим конфету, например. И эта конфета материализуется у них там наверху в виде энергии. У них там своя местная валюта — энергия. И чем ее больше, тем больше они могут сделать полезных дел. Прийти к кому-то из близких во сне, например, пожалеть скорбящую подругу. Для этого, чтобы просто увидеть тебя, ей нужно заплатить много из запасов своей энергии. Поэтому, уж поверь, она тебя любила и любит, раз ты ее постоянно видишь и разговариваешь с ней. Понимаешь?
Кивок.
— Мне надо съесть письмо?
Маркус подошел к двери и нажал круглую кнопку вызова. Ему открыли практически сразу. Он миновал несколько двухстворчатых дверей, прежде чем к нему вышла навстречу доктор Тернер.
— Мистер Браун, — негромко поздоровалась она, — мы не ждали вас так скоро, — она демонстративно посмотрела на свои наручные часы.
В ее приглушенном голосе мистер Браун отчетливо слышал нотки недовольства. Доктор пристально глядела на него.
— Мое внезапное появление вызывает какие-то сложности? — холодно поинтересовался Маркус.
— Нет-нет, что вы, — так же негромко отозвалась доктор Тернер. — Что же мы тут стоим? Пойдемте. Долорес, наверное, уже заждалась.
Женщина двинулась к лифту. Мужчина неотрывно шел следом. Они поднялись на второй этаж. Миновали пост медсестры и поспешили в дальний коридор.
Доктор Тернер и мистер Браун остановились перед дверью в самом конце коридора. Маркус глубоко вздохнул и дернул закругленную ручку. Она не поддалась. Ужас промелькнул на лице Биноли. Она забыла распорядиться, чтобы во время посещения дверь мисс Браун была открыта. Это было главное условие мистера Брауна: чтобы его дочь не ощущала себя заключенной.
Гнев во взгляде Маркуса был красноречивее слов. И здесь доктору Тернер нужно было сделать выбор: сказать правду про побег, что чревато тем самым скандалом, или признать нарушение указаний родителя пациента.
— Что-то скажете или так и будете молчать?
— Это была необходимая мера, мистер Браун. Долорес на днях чуть не покалечила одного из пациентов, а вчера попыталась сбежать. Я ее едва поймала возле поста охраны.
Говоря это, Биноли пыталась справиться с замочной скважиной. Ключ то и дело выскальзывал из рук.
— Дайте мне, — прошипел Маркус.
Дверь отворилась, и доктор Тернер прошмыгнула вперед, мистер Браун за ней.
Кресло было повернуто к окну, там неподвижно сидела Долорес.
— Долорес, — негромко позвала Биноли. — Твой папа пришел.
Мистер Браун заметил, как безвольно свисали руки в черных рукавах. Рядом с креслом лежала спортивная сумка. Долорес с ног до головы была одета в черное. Она медленно встала с кресла, и мистер Браун замер: первое, что ему бросилось в глаза, было полное безразличие. Мертвенная бледность и впалые щеки.
— Привет, пап, — ледяным, похожим на ветер тоном сказала девушка, — давно не виделись.
Она смотрела на отца, не выражая эмоций, как будто из нее высосали даже тот остаток цинизма и сарказма, с которыми она попала в больницу.
Биноли стояла в углу комнаты.
— Ну как ты? — только и смог вымолвить Браун, и Долорес ответила так же безжизненно:
— А как может быть психушке?
— Я бы не сказала… — начала доктор Тернер, но одного резкого взгляда Брауна хватило, чтобы она замолчала.
— Называйте вещи своими именами, — продолжила Долорес. — Как ни назови это место, суть останется прежней. Место для душевнобольных людей называется психушка.
— Я забираю тебя, Долорес, — торжественно сказал Браун, поднимая сумку с пола. — Сумка у тебя как раз собрана.
На миг ему показалось, будто на лице девушки мелькнуло удивление, но только на миг. Взгляд остался такой же пустым и безразличным. Он махнул ей, и девушка пошла следом.
— Возьмите рекомендации, — Тернер вынула из кармана согнутый пополам лист.
— Вы собирались ее сегодня выписывать? Рекомендации подготовили? — Маркус недовольно взял лист, машинально сунул в карман, и все трое медленно двинулись к лифту.
Биноли не могла сказать, что предполагала такой исход, поэтому сочла уместным промолчать.
Когда мистер Браун и Долорес сели в машину и выехали за территорию, Маркус наконец вздохнул спокойно.
— Я тоже не терплю этих мозгоправов.
— Говорит человек, который упрятал меня сюда, — Долорес меланхолично смотрела в окно.
— Не говори там, милая. Ты не представляешь, как у нас с мамой разрывается сердце, когда мы видим твои страдания, и не имеем возможности помочь!
— Не начинай, прошу. Биноли вчера у проходной прочитала целую лекцию на эту тему.
Машина выехала за территорию больницы, и картинка за окном преобразилась. Она смотрела на проезжающие мимо машины, на счастливых прохожих и пестрящие магазинные вывески.
Отец залез в бардачок иномарки, Долорес даже не повернулась. Она обратила внимание на свои колени, когда на них что-то упало. Маленький черный плеер, который девушка не видела пока была в больнице.
— Я обещал сохранить его, помнишь? — Маркус не сводил глаз с дороги.
— О! Спасибо, — девушка спрятала его в карман куртки, — то, что доктор прописал.
— Знаю. Он все время лежал у меня.
Долорес сунула руку в карман, потрогала поверхность плеера, покрутила его в руке. Потом просто уставилась перед собой, не проронив больше ни слова.
— Разве мы не собираемся домой? — спустя долгое молчание спросила девушка, — или за пару месяцев вы успели переехать?
Ванесса открыла дверь, Долорес дошла почти до середины холла, прежде чем решила разуться.
— Ты в своем уме, дочь? Может еще в комнату пойдешь, не разуваясь? Где это ты была, что такая мокрая? — вопросы сыпались один за другим, пока Маркус не подошел к ней и что-то не шепнул на ухо.
По мере рассказа выражение лица матери менялось и приобретало более злые нотки.
— Но..
— Ванесса, дорогая, оставь ее в покое, пожалуйста. Я сейчас должен отъехать, не наделайте вдвоем глупостей, хорошо? — Маркус обнял жену и, подмигнув, вышел за дверь. Уже почти ланч, а он еще не добрался до офиса.
Ванесса дала знак няне убрать за Долорес, а сама направилась на кухню выпить стакан воды. Достала прозрачный бокал, натертый до блеска, — казалось, только из магазина. Налила воды, сделала глоток. Через секунду вылила воду в раковину и достала из бара виски.
— Еще солнце не село, а ты решила выпить, мать? — послышалось за спиной мертвое шипение.
— Нет, что ты, дорогая. Просто хотела глоточком помянуть свою дочь, — съязвила в ответ Ванесса.
Долорес безразлично взглянула на мать, продолжая стоят в мокрых вещах. С брюк капала грязь, оставляя неприятные лужицы на прекрасном ковре. Няня, увидев это безобразие, подошла к девушке.
— Дорогая моя, Долорес, давай я тебе помогу переодеться. А то я с этой уборкой до вечера не закончу. А мне еще занятия с близнецами проводить после дневного сна.
— Я сама, — сухо ответила Долорес и пошла к себе в комнату.
Закрыла за собой дверь на ключ, уже больше по привычке, чем от необходимости. К ней давно никто не заходил. Долорес скинула с себя мокрые вещи и, перешагнув через них, направилась к шкафу. Вещи остались лежать грязным пятном на ковре. Возле зеркала она на мгновение остановилась. Рассматривая свое молодое, только формирующееся тело, Долорес совсем не ощущала с ним связь. Будто картинки из разных фильмов склеили и пытаются выдать за нечто единое. Округлая грудь? Когда она успела стать такой большой? И этот впалый живот. Длинные тонкие ноги. Махнув на все это рукой, она полезла в шкаф. Переодевшись, Долорес села за письменный стол.
— Где папка?
Сидя на кресле, Долорес наклонилась к полу и заглянула под кровать. Сумка была там же, где она ее и оставила. Нервно потянула ее к себе за ручки. Папка была внутри.
«Привет, Карли. Я дома. Здесь с новой силой на меня нахлынули воспоминания о наших безумных проделках. Сегодня это совсем другая комната, но она до сих пор помнит твой запах. Он такой родной и такой невыносимо злой по отношению ко мне. Я хочу поскорее к тебе. Ах да, я совсем забыла тебе рассказать, как оказалась дома.
В день, когда приехал отец, я не знала, радоваться или злиться. Наверное, радоваться. Все произошло слишком быстро, и честно говоря, мало что отложилось в моей памяти: я помню темные волосы с добрыми глазами. В палату вошел высокий мужчина в черном костюме-тройке. Он долго рассматривал меня и открыто игнорировал врача. Сейчас могу сказать, что так ей и надо. Она меня закрыла на замок. Но думаю, ты и так это знаешь. Ты же там была.
Помню, как он подошел ближе ко мне и обнял. Он что-то шептал на ухо, но я разобрала только «Я забираю тебя, Долорес».
Он взял сумку, стоявшую рядом со мной. Когда я успела собраться? Захватил содержимое из шкафа, взял меня за руку и вывел прочь из палаты…
Он приходил чаще, чем докторша хотела его видеть».
В дверь постучали.
Долорес медленно свернула письмо пополам, аккуратно положила его в папку, папку сунула в сумку, сумку затолкала снова под кровать.
Стук стал более настойчивым. Только после этого девушка встала из-за стола, перешагнула через кучу мокрых вещей, открыла дверь. В воздухе повис кулак, намеревающийся стукнуть еще раз.
— Долорес, ну почему ты закрылась, мы хотели поиграть с тобой! — начали наперебой говорить близнецы.
Девушка с неохотой вышла и прикрыла за спиной дверь. Ей очень не хотелось с ними играть, но пускать в свою комнату не хотелось еще больше.
— Где мисс Беннет? — спросила Долорес у близнецов.
— Готовит нам стол для рисования. А нам скучно, — заныл Джеймс.
— Пойдем с нами рисовать? — вторил ему Джереми.
— А может без меня? — сделала еще одну попытку Долорес.
— Можем порисовать и без тебя, Долорес, но тогда тебе придется помочь матери приготовить ужин, — появляясь в коридоре, с улыбкой стазала молодая няня. И точно знала какой эффект произведет ее предложение.
— Мама будет готовить? — в свою очередь удивилась Долорес.
— Она хочет сегодня отметить твое возвращение и создать домашний уют хотя бы на вечер.
— Я, пожалуй, порисую. Мама, я, готовка — это что-то взрывоопасное будет.
Няня засмеялась. Долорес молча зашла в комнату близнецов.
Вот где царило истинное буйство красок! Двухъярусная кровать из дуба была выполнена именитыми мастерами Италии, пледы на каждой кровати стояли целое состояние и могли обеспечить пропитанием небольшой город где-нибудь в Африке. Разноцветные майки, футболки, штаны валялись на всех поверхностях детской комнаты.