Дождь стучал по стеклянной крыше атриума «Голденвью» как тысяча нервных пальцев. Мисс Эвелин Харт никогда не засиживалась так поздно. Её кабинет школьного психолога на втором этаже был единственным освещённым пятном во всём восточном крыле. На столе, рядом с папкой с грифом «Конфиденциально. Выпуск 2013», стоял холодный чай и лежала распечатка переписки из школьного чата — та, что должна была быть удалена. Но её не удалили. Эвелин чувствовала, как липкий страх, с которым она работала каждый день, наконец выбрался из ящиков её пациентов и теперь наполнял её собственное пространство. Она поспешно складывала документы в кожаный портфель — не рабочие, а другие. Те, что она вела для себя все эти годы. «Досье Голденвью». Её страховка. Которая теперь стала угрозой.
Она вздрогнула, услышав тихий щелчок замка на двери в коридоре. Не грубый поворот ключа охраны, а точный, почти невесомый звук. Как будто кто-то наверняка знал, что она всё ещё здесь. Сердце ёкнуло. Она потянулась к телефону, но экран был мёртв — помехи, хотя зарядка была полной, да и со связью перебоев в этом крыле не было. Глушилка.
— Кто здесь? — её голос прозвучал громче, чем она ожидала, разбиваясь о тишину кабинета.
В ответ — шаги. Не по коридору. По мягкому ковру её приёмной. Медленные, уверенные.
Эвелин отступила к окну, но там была только тьма и её собственное отражение — испуганная женщина в деловом костюме, прижавшая к груди папку как щит. Мысль метнулась ко дню: к последним четырём визитёрам. Хлоя Морган с её напускной холодностью и дрожащими руками. Рипли Чен, видевшая всё и ничего не говорившая. Майя Сантос с её опасными вопросами. И новенькая, Сэдди Коллинз, со взглядом, полным старых обид. Каждая что-то видела. Каждая была кусочком пазла, который Эвелин начала складывать слишком поздно.
Дверь в кабинет беззвучно открылась.
На пороге не было ни ярости, ни угрозы. Там стояла фигура, знакомая до боли, но сейчас выглядевшая абсолютно чуждой. Спокойствие на этом лице было страшнее любой злобы.
— Вы... — выдохнула Эвелин, и её пальцы судорожно сжали папку. — Так это правда. Всё это время...
— Добрый вечер, мисс Харт, — прозвучал мягкий, почти ласковый голос. — Я здесь за своими файлами. И за вашей тишиной. Вы ведь так любите тишину, молчание. Не так ли?
Эвелин отпрянула, её спина упёрлась в холодное стекло. Она поняла, что никакие разговоры и уговоры теперь не помогут. Правда, которую она хранила долгие годы, слишком дорого стоила.
Она бросила взгляд на свой монитор, где в углу мигала иконка удалённого чата. Чат, куда ровно в полночь должно было уйти автоматическое сообщение четырём контактам. Её последняя попытка всё исправить. Или навлечь хаос.
— Они всё узнают, — прошептала она, и в её голосе впервые зазвучала не надежда, а отчаяние.
— О, я на это и рассчитываю, — ответила фигура в дверях, делая первый шаг внутрь. — Они — ключевая часть моего плана. Но ваша роль, к сожалению, закончена. Это была бы грязная ложь, сказать, что мне очень жаль того, что вы так и не увидите содержимое писем, которые я им отправлю от вашего имени, ведь мёртвые не умеют посылать имейлы.
Последнее, что увидела Эвелин Харт, был отблеск дождя на стекле и тень, надвигающуюся на неё, беззвучную и неумолимую, как сама правда о «Голденвью».
Через час дождь стих. В кабинете психолога горел только экран монитора. На нём была открыта пустая папка на рабочем столе с названием «Досье». И в системном лотке тихо мигала иконка отправленного самоуничтожающегося сообщения. Получатели: 4 номера. Текст: «Это было убийство. И вы что-то знаете. Файл #0 прикреплён».
Прикреплённый файл был пуст. Это был лишь крючок. Наживка для четырёх девушек, которые на следующий день проснутся в своём идеальном мире, ещё не зная, что он уже дал трещину. А где-то в глубине школьной библиотеки, среди запаха старой бумаги и пыли, мисс Айрис Вейл расставляла возвращенные учениками книги в алфавитном порядке.