Секс и ничего личного

Глава 1

— Ты можешь расплатиться со мной за работу сексом. Деньги я не возьму.

Вивьен гросс Теккер, крепкий и плечистый, с по-хорошему грубоватыми чертами лица, уверенный в себе, в той мере когда это будит зависть и уже слегка подбешивает, но еще не вызывает желания поправить самооценку лопатой, смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Карими, с ресницами-опахалами, каким я, к слову, могла только позавидовать. Опешил мальчик. К таким предложениям жизнь его не готовила.

Мне, с одной стороны, было весело: приятно же посмотреть, как нахально-самоуверенный обаятельный самец из числа хозяев жизни теряется и не находит слов.

С другой же стороны, я испытывала злорадство пополам с моральным удовлетворением: ничего, мужчинам полезно, пусть почувствует на своей шкуре, каково это, когда нежная барышня, которой грязно домогаются — это ты!

И поверх всего этого металась паника-паника-паника: я что, все же решилась? Я что, это делаю?!

Моя проблема была в том, что Вивьен гросс Теккер был хорош. Он хорошо выглядел, хорошо двигался и хорошо пах. И меня подбивало проверить, где еще он хорош. И в чем.

Ладно, если обойтись без эвфемизмов — то мне просто хотелось мужика. Аж внутри все переворачивалось, настолько хотелось. Не какого попало, а вот такого: чтобы полностью в моем вкусе, рослый, тяжелый, с умными глазами и умопомрачительным запахом незнакомого парфюма. До беспокойных снов с его смутным участием и до еканья в животе просто от того, как он щурится при разговорах.

Удерживать ровное, светски-деловое выражение лица в свете всего этого было непросто.

Три дня назад он пришел ко мне и заказал исследовательскую работу. И тогда меня будто что-то (подозреваю, это был недотр… либидо) под руку толкнуло. Я не назвала ему цену, бросила прохладно-отстраненно: “Разберемся”.

Вивьен гросс Теккер, мальчик из состоятельной семьи, примерно знакомый с расценками заучек вроде меня, выполняющих студенческие задания для лоботрясов вроде него, ничего не заподозрил.

За что теперь и расплачивался, явившись за готовой работой.

Он молчал.

Я веселилась.

И испытывала злорадство.

И панику-панику-панику!

Сердце колотилось, пульс бился в кончиках пальцев, и вообще, для хладнокровной стервищи, репутацию которой я выпестовала себе к третьему курсу академии, я была позорно близка к тому, чтобы сдаться и пойти на попятный.

— Ты что, нормально найти себе кого-то не можешь?

Низкий голос с предательской хрипотцой прошил от макушки до… до того самого, где либидо.

Я пожала плечами:

— Наверное, могу. Но не хочу. У меня нет ни достаточных коммуникативных навыков, чтобы сделать это настолько быстро и эффективно, как я хочу, ни желания этим заниматься. К тому же, самцы предпочитают более броских самок. И начав искать традиционными методами, я получу вместо востребованного самца и хорошего секса потерю времени и того, кто находится примерно на одной со мной ступени иерархии. Словом, то, что останется. Я не хочу то, что останется

О, эта роскошь быть честной! Я даже позволила себе улыбнуться, глядя на ошарашенное лицо гросс Теккера. Исключительно снисходительно, свысока: ну, не могу я позволить ему почуять, насколько уязвимой и беззащитной я себя сейчас ощущаю!

Он молчал. Переваривал.

— Позволь поторопить тебя с принятием решения. Я предлагаю просто качественный добровольный секс ко взаимному удовольствию. Без принуждения и унижений. Без сопутствующих обязательств. Кстати, — я подтолкнула к нему папку со скрупулезно выполненным, оформленным по всем правилам исследованием. — Вот твоя работа. Если тебя не устраивает мое предложение, можешь просто забрать ее и уйти, не расплачиваясь.

Темная шатенистая бровь иронично выгнулась, уголок рта дрогнул:

— Но, как понимаю, больше к тебе не обращаться?

Да чтоб это драное либидо приподняло и прихлопнуло, это же ненормально, что от чужой мимики у меня мозги в белье стекают!

Он чуть шагнул вперед, даже не шагнул, нет, только качнулся, обозначил движение телом — и по моему собственному телу прошла волна жара, а во рту пересохло. Но ответила я ему с легкой снисходительной улыбкой:

— А зачем мне это? Мы оба взрослые люди, и понимаем, что я не занимаюсь благотворительностью. Я блюду свою выгоду.

Еще один крошечный, микроскопический шажок ко мне.

Он что, подкрадывается?!

— Значит, качественный секс. — Снова едва ощутимое движение навстречу.

Точно, крадется! Губы пересохли. Грудь потяжелела, внизу живота стало горячо.

Он уточнил:

— Без извращений. — Голос у Вивьена стал ниже, чем обычно, а хрипотца ощутимее.

Он стоит почти вплотную, и пахнет, боги, как же от него пахнет, у меня ноги подгибаются. И я бы шагнула назад, но можно только отклониться, едва-едва, когда на самом деле хочется сбежать от чужой грубой, подавляющей физической силы, от примитивной мощи. Либо сбежать, либо упасть на спину и отдаться. Но второе пока нельзя, никак нельзя, мы еще не договорились!

Глава 2

Где искать гросс Теккера после занятий вопрос особо не стоял.

Я знала, что он жил в кампусе, как и почти все студенты, несмотря на то, что у его семейства в городе наверняка был какой-нибудь шикарный особняк. Однако кому хочется каждый вечер возвращаться к чинным семейным ужинам, когда можно не возвращаться?

Ну а в кампусе не так много мест, где собираются студенты. Три официальных: библиотека, кофейня, спортзал. И неофициальный — бар через улицу. Потому что на территории академии алкоголь не продавался, но кроме студентов в этом баре вы все равно никого больше не найдете. Не влезут, даже если очень захотят!

Библиотеку из списков можно сразу вычеркнуть, а остальные места в принципе примерно равновероятны, но я поставила на бар и не прогадала.

Компания гросс Теккера обнаружилась там полным составом. Вернее, по правде говоря, это была совершенно не компания гросс Теккера, не то, чтобы он был лидером. Лидером я бы назвала скорее Дамьена Моранжа — статного красавчика с пронзительно-голубыми глазами, сына нынешнего министра внутренних дел и в принципе известного политика Фредерика Моранжа. Дамьена обожали и ненавидели примерно поровну, потому что могло показаться со стороны что парень страдает раздвоением личности. То он обаятельный милаш, который поражает одной улыбкой в самое сердечко, то обольет грязью так, что век не отмоешься.

Я подозревала, что парень просто избалованный и привыкший, что ему все сходит с рук, но в то же время достаточно выдрессированный, чтобы определенную черту не переступать и не создавать проблемы влиятельному папочке.

Рядом с Моранжем потягивал пиво Люка ле Ру. Они с гросс Теккером были чем-то неуловимо похожи, со стороны могло даже показаться, что братья. Оба широкоплечие, кареглазые, с похожими стрижками. Но на фоне Люки Вивьен был просто молчуном-отшельником. Ле Ру фонтанировал энергией и речами, мог до смерти заболтать кого угодно, а я периодически уставала просто даже смотреть на него, постоянно находящегося в движении. Его родители крутились там, где крутятся большие деньги, и, видимо, считали, что где большие деньги, там и знания о праве не повредят. Что на этот счет считал Люка, оставалось загадкой. Учился он ни шатко, ни валко, без очевидного раздолбайства, но и без особых усилий, несмотря на то, что башка на плечах явно имелась.

Напротив него устроился Жан-Шарль Тессье, симпатичный брюнет с умными глазами. Этот из всей компании был самым прилежным, по крайней мере, в том, что касается учебы. Что в общем-то неудивительно: влиятельных родственников, которые могут за ребенка заступиться или же хотя бы не дадут пропасть, если с учебой в Высшей Академии Права не сложится, у парня не было. Зато были мозги и умение устраиваться в жизни, раз уж он умудрился ввинтиться в самую мажорную компашку потока и те приняли его как равного, несмотря на отсутствие нужных связей.

Рядом с ле Ру расположился Тома Фонтэн — ухоженный, одетый с иголочки блондин, весь худощавый и изысканный настолько, что будь в нашем мире эльфы, они бы однозначно выглядели так. От блестящих носков модных туфель до высокородного взгляда сверху вниз. И тот, кто судит только по одежке, в жизни бы не догадался, что этот как будто только что сошедший с обложки журнала тип — на самом деле один из главных бедокуров Академии. С Ле Ру они ставили на уши то общежитие, то столовую, а, бывало, и аудитории… однако, важно отдать должное, с рук им все сходило не из-за влиятельных родителей, а потому что не попадались. А родители у Фонтэна имелись еще какие, отец — самый продаваемый художник страны, а мать одна из первых бизнес-леди.

Ну и завершал компанию Вивьен, сидящий ко мне спиной, а потому даже не подозревающий о том, что на его голову сейчас нагрянет.

Честно говоря, я понятия не имела, как именно буду убеждать гросс Теккера, что ему это нужно даже больше, чем мне (потому что иначе зачем ему вообще соглашаться меня выручать?), но времени на то, чтобы продумывать тактику и стратегию не было, поэтому я просто подошла к столику, за которым веселилась вся компания и окликнула:

— Гросс Теккер.

Ржущие парни замолкли, и все пять взглядов обратились на меня как один. Примерно в каждом из них читалось “что за на фиг?”.

— Мне с тобой поговорить надо, можешь выйти?

Я смотрела только на него, сидящего передо мной в полуобороте, сверху-вниз, не обращая внимания на остальных. Мне до них нет дела, а если им до меня есть, то я буду решать проблемы по мере их поступления.

— Пойдем, — спокойно кивнул он и поднялся, под протяжные “у-у-у” и “о-о-о”.

— Вив, если она тебе морду будет бить, ты зови, мы поможем!

— Мне или ей? — бросил он через плечо, вперед меня направляясь к выходу под слаженный дружеский гогот.

После спертой душной атмосферы переполненного бара, зимний воздух ущипнул щеки и подарил глоток жизни. Теккер, по-джентельменски придержавший для меня дверь, пропуская вперед, теперь стоял у меня за спиной, и от этого присутствия почему-то щекотало между лопатками.

Отбросив мысли об этом ощущении, я круто развернулась и вывалила как на духу тоном, не предполагающим обсуждений:

— Мсье терр Мулья знает, что ты не писал работу, у нас есть два дня на то, чтобы ты выучил тему так, будто родился уже с ее знанием.

Гросс Теккер молчал, глядя на меня, и было совершенно непонятно, что стоит за этим молчанием. Откажет? Не откажет? Ему ведь тоже не нужны проблемы, верно? Но с другой стороны, одна списанная (доказанно списанная!) работа это не отчисление и он это прекрасно знает…

А еще он смотрел на меня, и не в глаза, а на губы, отчего похолодевшим щекам делалось горячо, и ненасытное желание снова заворочалось в животе. Гадство, что ж ты, собака, так хорош?!

Но уговаривать тебя я не буду, даже не надейся. Откажется — и хрен с ним, придумаю что-нибудь, не дура же.

— Ладно, — неожиданно согласился Вивьен, когда я уже готовилась к тому, чтобы его послать. — Но это будет очень дорого тебе стоить.

Глава 3

Настоящая зима — это когда всё, куда ни кинь взгляд, покрыто льдом. И ветер такой, что тебя по гололеду та-а-ащит, и не важно, нужно тебе куда-то или нет, и куда именно, а деревья на ветру обледенелыми ветвями тебе вслед тук-тук-тук.

Вот это — правильная зима, а в столице — так… Открыточный вариант. Мороз уровня “лишь бы вода не таяла”, сугробы — строго по щиколотку, выше за три года не припомню ни разу. Снег лежит, пушистый и нарядный, всю зиму, к весне деликатно и плавно тает, стекая ручьями в окрестные водоемы, такие же спокойные и интеллигентные, как местная погода.

Колкого наста, повсеместного оледенения или шуток вроде “вот сейчас снег полностью растает, почки у деревьев и кустов набухнут — а потом мороз как жахнет!” местный климат не признает. Я даже не стала тратиться на зимнюю одежду, прекрасно обходясь тем, что у нас дома считалось осенней.

Не то чтобы мне это не нравилось — нравилось, еще как нравилось! — просто завидно очень…

Вздохнув, я повернулась спиной к студенческому кампусу и источникам света, и сжала на пальце кольцо “гнилушки”.

Мой артефакт ночного видения не позволял видеть всё окружающее, как днем (откуда бы у меня деньги на подобную роскошь?), но разбавлял тьму примерно на треть и заботливо подсвечивал зеленоватым все неровности окружающего рельефа. Зимним утром это уж точно не лишне.

“Зимнее утро” — это такой оксюморон, когда по внешним часам уже пора вставать, а по внутренним — “глухая ночь, спи, чего вскочила, рано еще”.

В зиму я становилась отпетой совой и желала просыпаться исключительно с началом светового дня, а когда не могла себе этого позволить, ворчала от подъема до рассвета. Чаще всего мысленно, конечно, но иногда и вслух.

Под безостановочный внутренний бубнеж я потрусила в сторону парка, давая мышцам спокойно разогреться, не спеша ускорять ход.

Бегать можно, конечно, и на университетской спортивной площадке — она отлично оборудована и освещена, и снег там регулярно убирают. Но зачем? Парк здесь обширный и ухоженный, и там уж точно не столкнешься с таким же зимним спортсменом. А если столкнешься — на первой же развилке нырнул в сторону, и адью, дорогой нежеланный спутник.

Ну, и вообще… Зимой в Олерон-сюр-Марн красиво. Даже в темном парке.

Это, пожалуй, примиряло меня с существованием такого понятия, как “зимнее утро”.

Подсвеченные “гнилушкой” неровности рельефа в виде кустов, деревьев и бордюров, мягкое буханье беговых кроссовок в плитки дорожки, звук собственного дыхания в ушах и — одиночество. Полное, тотальное, беспросветное одиночество, как будто на всей этой планете я одна.

Недовольное бухтение на весь мир постепенно стихало, настроение выравнивалось, а в голове наконец-то обживалась благословенная тишина.

Хорошо!

Когда за поворотом в глаза бросилось что-то лежащее поперек дорожки, первой моей мыслью было: “Ветер. Дерево повалил”.

Второй — “Это же Олерон-сюр-Марн, здесь ветер деревья не валит! Наверное, трухлявое, само рухну…”

Вот только откуда в ухоженном парке императорской академии трухлявые деревья.

Я остановилась.

Мне вовсе не хотелось туда идти.

Мне хотелось сдать назад, свернуть в ближайший боковой отнорок тропы, а лучше — и всю утреннюю пробежку свернуть, вернуться в уютную, безопасную комнату кампуса…

Я мягко сделала шаг вперед. Крохотный, плавный шажок.

Вот сейчас я подойду, посмотрю что это, и сама над собой посмеюсь. Паникерша. Параноик вселенского масштаба. Там ничего страшного, вот увидишь.

Шаг. Еще шаг. Давай, не трусь.

В десяти шагах от препятствия я остановилась. Потому что стало отчетливо ясно, что это не дерево. Не бывает деревьев в человеческой одежде.

Приличный человек в такой ситуации, не раздумывая, бросился бы к лежащему.

А я стояла и думала — может, всё-таки сбежать?

Зрелище мне категорически не нравилось. И желания броситься на помощь к упавшему человеку оно не вызывало.

Но…

Но я выбрала свой путь. Служить праву.

И, нащупав в кармане куртки среди разной мелочевки вытянутую блесну “дамского стража”, я шагнула вперед.

Если этот, который лежит впереди, попробует вскочить и напасть на меня — ему не поздоровится. “Дамский страж” на короткой дистанции ослепит и оглушит его с гарантией, а я успею удрать.

До лежащего осталось пять шагов. Три. Один.

Не вскочил. Не напал.

Не вскочила и не напала — на земле лежала девушка, и даже в гнилушном зеленом свете я узнала знакомые черты.

Торопливо бухнулась на колени, стараясь не повредить, не потревожить положения тела, бросилась щупать пульс — на ледяном запястье, на холодной шее Луизы Бернар.

Твою ж мать…

Шельма! Шельма, шельма, шельма!

Ну, почему именно я ее нашла?

Бросить! Сбежать! Ей все равно уже не помочь, живые люди такими… такими застывшими, одеревеневшими не бывают!

Кассандр-р-ра, чтоб тебя!

Мысленно отвесив затрещину трусливой паникерше внутри себя, вырвавшейся из-под контроля и занявшей меня всю, я с трудом затолкнула ее в законный угол сознания и взяла себя в руки.

По крайней мере, в голове появились какие-то мысли кроме “Вляпалась! Как же я вляпалась, ежом тебя по хребту!”.

И первая же внятная мысль была — вот какого я не беру с собой на пробежку связь? Теперь нужно срочно бежать искать, откуда позвонить в полицию. А потом как-то вернуться в темноте на то место, где я наткнулась на труп!

Поднявшись с колен на корточки, я выгребла на перчатку все, что было в кармане.

Фонарик — немудрящий, но надежный “удильщик” — нашелся среди прочего барахла и послушно активировался сжатием.

Луч света ударил из артефакта, залил лицо Луизы лазурно-голубым.

Передернувшись всем телом — это я от холода и от столкновения “удильщика” с “гнилушкой”, да-да, а вовсе не от жути! — стараясь не смотреть на лежащую на ледяной земле Луизу, я поковырялась в настройках фонарика. Концентрированный луч послушно рассеялся до голубоватого облака. Надеюсь, так его будет видно лучше!