Однокурсница Юля долго всячески рекламировала мне своего брата Романа. Я отшучивалась, но любила общаться с этой девушкой, потому что можно было выражать свои чувства, рассказывать о приключениях и открытиях.
Юля была любопытная, домашняя, но с неожиданными, своенравными и бунтующими поступками. Могла резко поменять свою жизнь. И приветствовала подобные перемены у других.
Своего брата она любила очень, и была с ним в дружеских отношениях. Юля говорила, что хотела бы мужа такого же, как брат.
В конце концов, я познакомилась с Романом, когда была в гостях у подруги. Первое, что я о нём подумала, ― это добрый человек. Но для меня это не было поводом к интимным отношениям.
А дальше я очень удивлялась тому, какие они разные с Юлей по комплекции. Она ― маленькая, хрупкая и изящная, а он ― большой, высокий и плечистый юноша.
Роман поначалу очень смущался, и чуть ли не заикался, когда со мной разговаривал. Видать, Юля много про меня чего ему рассказывала и сильно подприукрасила. Я там была, скорее всего, необыкновенная и смелая. И, наверное, Роман был влюблён в этот необыкновенный образ, и это его сковывало.
Но в общении с близкими друзьями я вела себя просто. А Юля была мне близким другом. Вскоре Роман расслабился, он ведь был у себя дома, и ещё рядом была Юля.
Мы довольно просто и мило болтали. В конце вечера Юля со всей своей простотой выделила мне спальное место рядом с Романом на большом диване в отдельной комнате.
Я не сильно этому удивилась. Это было вполне в её духе. Сексуальных мыслей и желаний у меня не было, поэтому я не очень обрадовалась этому предложению, но не стала выделываться и препираться.
Я ведь опытный житель общежития. Почему бы мне просто так не поспать с молодым человеком рядом?
Но просто так поспать не получилось. Я чувствовала его волнение и смущение, скованность и желание. Рома был весь в белом ― белая майка, белые шорты. Я не была от этого всего в восторге. Но уже не могла просто так лежать рядом с неопытным, смущающимся парнем, который мне понравился как человек. Этот человек изнемогал от сексуального желания и не умел с ним обращаться.
И тут у меня обнаружилась неожиданная эрогенная зона «ответственность за его сексуальное развитие», а может я просто не могла выносить воспоминаний о том, как я была на его месте. Я сочувствовала своей собственной ситуацией с девственностью, и хотела сделать что-то со своим прошлым.
Я начала с прикосновений и поцелуев. Не в губы, я целовала красивое молодое тело. Эта неожиданная ситуация сама направляла мои действия, и движения возникали как бы сами по себе Я даже не заметила, как моя рука оказалась на его члене.
А дальше я довела дело до конца. Его конца.
У меня не было явного физического удовольствия, но было своеобразное внутреннее удовлетворение. Я проявила двойную заботу — к Роману и себе в прошлом, почувствовала, что такое брать на себя инициативу и руководство во время сексуального общения.
Часть моей личности, которая стремится овладевать процессами и доводить их до конца была довольна. Этот «внутренний достиженец» затыкал все дыры и неловкости, которые появлялись во время общения.
Ведь обстановка в таких гостях была для меня сковывающая. Особенно, когда утром мы собрались на кухне вместе с Романом, Юлей и даже их мама заходила. И все дружно делали вид, что ничего не произошло.
Очень может быть, что это было для него впервые. Я почему-то потом ни разу не спросила его об этом, хотя мы встречались довольно долго. У меня случались тактичные настроения, но по большому счёту, я просто не умела говорить на такие чувствительные темы.
Всё это произошло неожиданно, и новой встречи я не планировала, но она состоялась. Меня можно было найти в общежитии, и Рома нашёл. Он появился без предупреждения и без вмешательства сестры в холле моего общежития.
В этот день я была в хорошем настроении, которое достигало градуса любви к жизни. А тут ещё Рома с букетом цветов меня дожидается. Моё хорошее настроение тут же распространилось на Рому, и я с удовольствием пошла с ним гулять.
Оказавшись вдвоём на просторах Донецка, мы чувствовали себя гораздо свободнее, и живее, чем в семейной атмосфере. Рома много и удачно шутил, что я очень люблю в людях, и вместе с тем слегка застенчиво проявлял симпатию и следил за моими реакциями. Внимание вообще приятная штука, а уж к чувствам и настроению, тем более. Общество Ромы по-настоящему мне понравилось.
После секса мы перешли к свиданиям и стали встречаться.
У Ромы был просто талант появляться неожиданно, когда я была в хорошем настроении и не занята. Поначалу у него было довольно много скованности, но я ему так нравилась, что я просто расцвела. От этого я чувствовала лёгкость и раскованность. Тогда и Рома стал вести себя более непринуждённо.
Какое-то время у меня ещё оставались чувства к первому мужчине, и я провела у него ещё одну ночь. Но это была последняя ночь с ним. Новое более здоровое и питающее чувство вконец вытеснило эту болезненную привязанность.
А наши с Ромой сексуальные отношения становились всё лучше и лучше. Я впервые не отключалась от своего тела во время секса, а чувствовала его всё интенсивней и плотнее, и впервые испытывала настоящее удовольствие от физической близости.
Чаще всего это происходило у меня в общежитии. Соседки понимающе оставляли нас с Ромой наедине и предупреждали заранее, когда уезжали. Я так расслаблялась. Он придавливал меня своим весом, и я целиком погружалась в поле сексуального наслаждения.
Не только моё тело, но и моя личность была очень довольна. Я наряжалась во все наряды, которые у меня были, устраивала небольшие спектакли, разрисовывала тело Романа красками.
Для меня оказался важным творческий подход к сексу и разнообразие в проявлении сексуальных чувств.
Но мы с Ромой не отказывались и от традиций. То есть напивались алкоголя и я, шатаясь, ходила по коридору общежития в кухню и назад, а потом как в омут падала в его объятия.
Рома в своих чувствах не признавался, он называл меня «моя сексуальная подруга». Тогда мне было достаточно того, что я от него чувствовала, и того, что он делал.
Но у Ромы тоже были свои сексуальные пристрастия, которые мне не всегда нравились. Он любил завязать меня, как говорится, в бараний рог. Он занимался восточными единоборствами, я не могла оказать ему достойного сопротивления. Это было обидно. Тем более что кончалось всё это обычно сексом, и я как бы была полностью в его власти, что мне не совсем нравилось. Ведь у меня была мечта самой заниматься единоборствами.
А иногда из его личности вылезало что-нибудь неприятное. Высокомерие, например, которое проявлялось в насмешках над нашими общими знакомыми, да ещё и в их отсутствие. Я не поддерживала эти разговоры и считала, что этого достаточно. В некоторых его предложениях, на первый взгляд, невинных, я смутно ощущала желание досадить и отомстить обидчикам.
Но я не очень отчётливо воспринимала тогда нравственные моменты, а просто жила.
Как-то я уговорила Рому поехать на книжный рынок и подарить мне книги. Накануне он ночевал у меня, и вроде бы секса было достаточно. Но утром он так посмотрел на меня с такою любовью во взгляде, что мы никуда не поехали. А занялись опять сексом или любовью. Была зима, но я открыла окно, и снежинки летели на нас как лепестки цветов. Чтобы не мёрзнуть, я осталась в красивом мягком розовом халате, который сама разрисовала белыми цветами, и села сверху на Романа напротив открытого окна.
В следующий раз я уговорила своего товарища по приключениям сопроводить меня на занятия восточными единоборствами. Эти занятия вёл «специалист», которого подогнал мне один знакомый. «Специалист» оказался странным и неприятным типом. И закончилось это издевательской улыбкой Романа во время пробного занятия и насмешками после. Больше я «специалиста» не посещала, и на свои занятия единоборствами Романа не привлекала.
А вот с его семьёй я иногда общалась.
Мне нравилась мама Ромы, она относилась ко мне мягко, доброжелательно и с интересом. Она вкусно готовила, особенно выпечку, и гостеприимно угощала меня, так что я не стеснялась кушать с удовольствием. Она не работала, отец Ромы хорошо зарабатывал, жили они с достатком.
Но компания отца Ромы мне не нравилась. Это был властный и жёсткий мужчина, от которого мне хотелось держаться подальше. Я чувствовала скованность и стыд. И остро ощущала, что я не хочу семейных отношений, что я ещё от своих родственников не отдохнула и недостаточно насладилась свободой. В этой ситуации Юля вела себя очень правильно, с моей точки зрения — не вмешивалась в наши отношения с Романом. Она выглядела довольной и наблюдала со стороны.
Вмешалась их бабушка.
Бабушка Романа случайно увидела следы наших сексуальных пристрастий. Пожилая женщина набросилась на меня как Ленин на буржуазию. Трудно даже представить, какой развратной я выглядела в её глазах. Не знаю, что она говорила Роману: после гневной речи я развернулась и уехала. От такого грубого вмешательства в мою интимную жизнь у меня был сильный шок.
Роман за мной не пошёл. Я была так ошарашена, что даже не знала, нужно ли мне это. Он не появлялся с неделю, а может даже и больше. Но оставлять подругу надолго с такими противоречивыми чувствами рискованное решение. За это время я неожиданно познакомилась с другим мужчиной.
Его звали Евгений. Если Роман был привлекательным, то этот мужчина был по-настоящему красив внешне. И он об этом прекрасно знал. Осанка и манера держать себя у него были соответствующие, позже я узнала, что он был когда-то военным. Правильное крепкое телосложение, пышные светлые волосы, подстриженные под каре, отливали золотом на солнце, правильные черты лица и голубые глаза. Что-то такое было во всём его облике… Какими рисуют славянских богатырей, только с налётом изящества. Во всяком случае, такой образ он транслировал и преподносил, когда хотел понравиться.
Красавец-мужчина продавал изделия из золота и серебра собственного изготовления на бульваре Пушкина. Ювелиром был, в общем. В этом месте собирались художники и всякие разные мастера. Это было одно из моих самых любимых мест для прогулок.
Мастера сидели, стояли, общались под тенистыми высокими деревьями, и вместе с изделиями ручной работы я любовалась ювелиром.
После ссоры с Романом я находилась в каком-то отрешённом настроении. Эта молчаливая ссора случилась перед выходными. Чтобы немного развеяться, я пошла на этот бульвар. Отрешённое настроение держалось несколько дней. И оно стало настолько сильным, что придавало мне смелости.
Я заговорила с ювелиром. В обычном своём состоянии я бы на это не решилась, а тут как-то само собой получилось. Я не помню, о чём я его спросила, о чём мы говорили. Я даже не пыталась ему понравиться. Раскрасавицей я себя не считала, сильной и уверенной женщиной ― тоже. Но чем-то заинтересовала ювелира настолько, что он доверил мне чемодан с серебряными изделиями, пока убирал и носил куда-то столы и подставки.
Довольно рискованно, конечно. Я спросила, — почему он так поступил, а если бы я ушла с чемоданом? Он сказал, что простил бы. Позже я узнала, что он сильно увлёкся христианством, и ему нужны были постоянные доказательства, что Бог его любит или испытывает.
Но это было позже, а тогда меня влекло неизвестное, и я сидела на лавочке и никуда с чемоданом не убегала. Ждать пришлось недолго. Он сел рядом, разговаривали мы недолго. Не успели даже кратко что-то о себе рассказать, как Евгений откровенно и прямо пригласил меня к себе домой, и сильное сексуальное влечение, направленное на меня, не оставляло ни малейших сомнений, чем мы у него будем заниматься. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что чувствую то же самое. И согласилась. Позже я узнала, что у людей искусства, неформалов, вообще в современной жизни и в моей личной жизни такое часто случается.
Мы ехали на его машине довольно далеко. И тут настало время кратких рассказов о себе. Рассказывала, в основном, я. Что я студентка медицинского университета, что я танцую, я рисую…
А Евгений молчал, он отдыхал и наслаждался, как охотник, поймавший добычу, или просто отдыхал, ведь он сегодня дважды взял на себя риск.
По дороге мы заехали в продуктовый магазин. По тому, как он себя вёл, отчётливо чувствовалось, что со мной взрослый мужчина. Это был первый взрослый мужчина, с которым у меня завязывались интимные отношения.
Неожиданно нам нагрубила продавщица, Евгений постарался замять конфликт, а мне захотелось «построить продавщицу», как любили говорить в моём студенческом окружении. Но я сдержалась, чем была недовольна, и оставшуюся часть дороги помалкивала.
Теперь начал рассказывать Женя. Что он бывший военный, раньше жил в Питере. Он в разводе с женой, у них есть двое детей ― мальчиков. Его бывшая жена ― врач, он живёт отдельно с собакой. Он христианин, Бог его, в основном, любит. У него есть подруга, у которой трое детей, и с которой ему легко общаться…
Квартира Евгения была однокомнатной и тесной. Собака была большой, короткошерстной и поджарой. Знакомство с квартирой началось с жесткого наказания собаки, которая сходила в туалет в неположенном месте. Это было неприятно. Жёсткость вообще мне неприятна, вот твёрдость и справедливость – другое дело.
Евгений быстро оправился от конфуза, а может быть, из-за этого «раздулся» и принял самодовольный вид. Он был у себя дома ― хозяин, домовладелец с чувством собственного превосходства, по крайней мере, надо мной. Не совсем было понятно, на чём держалось это чувство собственного превосходства: скромная однокомнатная квартира и собака, были для этого явно слабой почвой, но эти взрослые люди были для меня из другого мира, который я не спешила понимать.
Ну как я, вечно худеющая студентка, могла понять, что его домашняя одежда не скрывает имеющееся «пузцо», и как он вообще допустил его наличие! Я же стеснялась и смущалась у него дома и за едой, и когда мы слушали музыку, джаз какой-то. Евгений, вальяжно развалившись на стуле, что-то мне рассказывал, а я не могла сосредоточиться на содержании.
Если к моему смущению не проявляют чуткости, я начинаю бунтовать и ерепениться, особенно после заявления, что в квартире одна кровать, и спать на полу Евгений не собирается, и ещё эти намёки о том, что я могу принять душ.
Бунт начался, когда я заявила, что не пойду в ванну и мыться не собираюсь, и уставилась на него как бык на тореадора, или наоборот (в сексуальных отношениях у меня часто проявлялся дух протеста).
А ему это понравилось. Вопрос о ванной опускается, он раздевает меня немытую, и мы без особых прелюдий переходим к сексу, причём настолько проникновенному, что после я ещё долго чувствую этого мужчину внутри себя.
После этого я все-таки пошла в ванну.
А Евгений разгуливал по квартире голый, чем меня опять ужасно смутил.
Мне не спалось рядом с ним. Я перебралась в кресло, стесняясь своей бессонницы, и вернулась к Евгению только под утро.В ранние утренние часы дрёма побеждала бессонницу. Проснувшись, Евгений ничего мне особо не сказал, а стал собираться в центр Донецка. Я, естественно, с ним.
Он непринуждённо без предисловий и предложений вовлёк меня в небольшую прогулку по центру. Мы погуляли по аллеям Донецка, посидели на разных скамейках, зашли в пару конторок и лавочек. Женя занимался делами по ходу прогулки, а я не то что бы заскучала, мне хотелось спать и переварить случившееся. Евгений предложил встретиться в следующий раз на бульваре Пушкина, он появлялся там на выходных. Я кивнула и отправилась в общежитие, у меня впереди была целая неделя.
Из-за плохого самочувствия мне пришлось отложить на некоторое время встречу с Женей.
Наверное, он заждался и точно был рад, когда я появилась на бульваре Пушкина.
Мы поехали кататься, заехали ко мне на танцы. Пока я недолго общалась с преподавательницей, Женя куда-то отлучился. Вернулся он очень довольный, рассказал, что купил два билета на концерт группы «Пикник» ― «мистика русского рока», так вещали в рекламе по радио ― и пригласил меня пойти вместе с ним.
Билеты были очень дорогие, я сама себе такое вообще не могла позволить. О существовании этой группы я узнала недавно, благодаря рекламе и моей соседке по комнате Геле, которая накупила целую кучу кассет и слушала «Пикник». целыми днями Так я познакомилась с творчеством одной из самых моих любимых музыкальных групп. Я любила их цитировать в особые моменты моей жизни: «Джиги с Дудой, горячая кровь, неосторожно играли в любовь, что-то следов их давно не найти, видно с живыми им не по пути», «Интересно, интересно не иметь того, что хочешь» и другие замечательные строки.
Но на этот концерт мы с Женей не попали: что-то случилось с его детьми, и он сдал билеты, так он мне сказал. Я говорила подругам, что была «возмущена» его решением этой ситуации. Но это совсем не отражало того, что я почувствовала, всю эту смесь оскорбления, унижения и обиды. А Женя совсем не поинтересовался моими чувствами.
Я опять нашла утешение в рисовании. Уединилась, много рисовала мужчин, похожих на него: с золотистыми волосами, подстриженными под каре, и широкими плечами. То удивительные картины близости ― в темноте, окружённые золотистым светом фигуры мужчины и женщины, то Женю в жестоких ролях. Моё воображение тогда сильно разыгралось.
А на концерт Пикник я всё-таки попала, через год с подругой Дарьей, мы слушали музыку, сидя в комнате звукооператора.
После этого я долго не общалась с Женей вживую, почти год. На свой день рождения я получила от сестры в подарок деньги и, счастливая, пошла покупать на бульваре Пушкина целую коробку красок ленинградской акварели таких сочных, ярких и живых цветов. Те кто любит рисовать акварелью, могут понять мой душевный подъём. Но радость от покупки омрачило появление Жени, точнее, та новость, которой он поспешил со мной поделиться.
Когда я покупала краски, он неожиданно подошёл ко мне и рассказал, что вернулся к жене и детям, и что он уходит с бульвара и будет работать в ломбарде. Я не стала говорить ему о дне рождения, о том, что я покупаю себе подарок. И задавать вопрос: «Какая вообще есть необходимость сообщать мне эти новости?»
Но я не могла выбросить его из головы. Или из сердца. Когда я проводила первую и, как оказалось позже, самую интересную выставку картин, у меня возникло сильное желание что-то доказать ему и себе. Эту выставку посетило много моих друзей, я получила немало признания и увлекательного общения. Но этого было недостаточно, я отправилась на бульвар Пушкина, разыскивать Женю, который не перестал там иногда появляться.
В тот день я его застала и пригласила на свою выставку. Он сразу согласился, и даже отвёз меня на машине к квартире, в которой она проходила. Евгений снисходительно наблюдал, как я нервно ищу в сумочке ключи от квартиры.
«Да ладно, можно и без выставки обойтись», ― ещё более снисходительно сказал он. Но тут ключи нашлись, и я со вздохом облегчения зашла в квартиру вместе с Женей. Мужчина внимательно рассмотрел все картины, в том числе и те, на которых был он. Но совсем ничего не сказал. А когда посмотрел всё, сказал мне только одно слово: «Поехали».
И я поехала к нему ― говорили мы мало и приехали на ту же квартиру с той же собакой. Я не спрашивала, что у него с женой, он не рассказывал. Был только проникновенный секс, и опять я чувствовала его внутри себя, ещё долго после этой ночи.
А после нарисовала ещё несколько картин с ним. Одна была особенно трогательная ― я в коротком платье на цыпочках рисую ему крылья, яркие красочные. Это была единственная картина, которую я ему подарила ― не потому, что была жадной, он мне ничего не говорил о моих картинах, и не просил, но ту, что я подарила, забрал.
Через неделю я опять ночевала у него, секс был почему-то уже не таким. Утром Женя говорил, что-то насчёт того, что в последнее время не чувствует любви Бога. Мне это было не понятно. Зато было очень неприятно, когда он не отвёз меня в город, а дал денег на маршрутку ― ровно столько, сколько стоил проезд. Его щедрость просто не знала границ. Жаль, что я тогда не занималась восточными единоборствами и не умела задавать вопросы о щедрости.
После этого мне опять долго не хотелось его видеть. Тем более что три месяца я была на летних каникулах в другом городе. Но когда вернулась в Донецк, неожиданно меня снова потянуло его увидеть. Но я сильно колебалась.
На пике сомнений мне встретился мужчина, чем-то похожий на Женю чертами лица и фигурой. Но какой-то более грубый и туповатый. Я переспала с ним, сама не зная, зачем я это делаю. То ли что-то хотела понять, то ли утолить какую-то жажду, то ли почувствовать своё превосходство над подобием Жени. Утром я была спокойна и равнодушна и к своему поступку, и к этому мужчине, и повторять мне уж точно не хотелось.
На следующий день я встретила Женю, он как будто ждал меня. Но я увидела в нём ту же нечувствительность и грубость, что и во вчерашнем мужчине, и в каком-то ужасе отшатнулась.
Последний раз мы встретились с Евгением случайно. Сели поговорить на лавочку. Он спросил, — откуда я иду. Я шла с восточных единоборств, о чём ему и рассказала. Ещё пожаловалась на пояс, который только что купила. Пояс был слишком мне велик. Я всё худела, а Женя поправлялся. Неожиданно он начал упрекать меня в хвастовстве и даже перекривлять: «Я танцую, я рисую, а теперь вот ещё и единоборства».
Что я могла ему на это сказать? Ведь всё, что он назвал, я очень любила и так мечтала об этом в детстве, жила этим и горела. Да и просто-напросто не могла и не умела ему это тогда объяснить. И я спешила к буддийскому Учителю, с которым мне было гораздо интереснее. Он не предлагал мне зарабатывать любовь Бога, а открывал то, как устроен мир, и моё сознание, и я чувствовала облегчение от того, что вопрос о Боге снимался, и я могла следовать за своим интересом.
После расставания с Алексеями меня сильно захлёстывали чувства. Я не могла их выразить им, меня сдерживали гордость, страх и недоверие. Я не могла их выразить друзьям, мне казалось это слишком личное, да и стыдно было: что со мной не так? Вон другие ходят под ручку улыбаются.
Волна разбуженных чувств была очень сильна. Я не могла отвлечься на учёбу, на труд, на новых мужчин.
Как раз наступили летние каникулы и у меня было много свободного времени. И в это свободное время мне пришла в голову мысль: попробовать выразить чувства в рисунках, не стараясь, не сдерживаясь, освободить энергию через линии и цвета.
Я взяла много листков белой бумаги для ксерокопий, школьной акварельной краски и погрузилась в переживания. Я сделала много набросков с первого раза - целую пачку. Там были и сюжеты из моих отношений с мужчинами, и красивые образы бегущих и танцующих девушек, летящие птицы. Я даже немного прорисовала лица, в которых просматривалось сходство с оригиналом, хотя я совершенно не умела рисовать портреты.
Мне понравилось то, что получилось. Некоторые образы были необычные, прекрасные и живые, даже в наброске.
Понравилось настолько, что я даже взяла рисунки на школьный стадион в надежде встретить там кого-нибудь из школьных друзей, и показать, а заодно и покрасоваться перед кем-нибудь. Красовалась я на этот раз перебинтованной коленкой и локтём. Куда-то уже успела влезть и поцарапаться. Но мне нравилось, как на мне смотрятся перевязки, придавая боевой вид и образ амазонки.
На стадионе я встретила Пашу, это было так кстати. Он отличался непосредственностью, непринуждённостью в общении и добродушием. К тому же в нём было что-то необычное, и благодаря этому я чувствовала созвучие и понимание некоторых моих порывов только от него.
Это была поистине удача, что он мне попался первым. Он уделил внимание каждому рисунку очень тепло, весело и с симпатией прокомментировал то, что увидел. Я смеялась от души. Даже подшучивание и подтрунивание было таким живительным, что во мне что-то открылось. Это было первое признание моего художественного таланта и хорошая поддержка.
Я подумала: «Ведь владею немного техникой рисования, а не попробовать ли мне перенести рисунки хорошими красками на хорошую бумагу и прорисовать?» И я попробовала.
И меня как попёрло. Больше всего мне нравилось рисовать сюжеты из моей личной жизни. Вот я сижу обнажённая ночью на кухне у молодого мужчины рядом с горящими газовыми камфорками и голубой розой, вот негодяй женился на другой девушке, а я в слезах с разбитыми мечтами. Или более светлые сюжеты, как я вдвоём в романтичном водушном настроении иду влюблённая под ручку с мужчиной по бульвару Пушкина.
Я была большим любителем нарисовать что-то прекрасное и стилизованное: танцующих женщин, цветы и птицы.
И ещё одной моей страстью были иллюстрации к песням, которые я обожала. Больше всего было песен из рок-музыки. Моя любовь к мужчинам и прекрасному в искусстве: музыке, танцам, живописи - сливалась в одно насыщенное и обширное переживание.
Первая моя постоянная подработка, пока я училась в мед универе , была в Областной травматологии. Я работала там медсестрой по ночам и была просто счастлива, что-то зарабатывать, общаться с сокурсниками в рабочей обстановке, и знакомиться с новыми людьми.
Я бегала разнакрашенная и разнаряженная в мой самый красивый белый халат за наркотиками в санпропускник, где дежурили сокурсники студенты и симпатичные практикующие врачи травматологи. Я чувствовала гордость перед первыми и немного благоговения перед вторыми и, конечно же, высматривала симпатичных больных.
Это ведь была травматология с молодыми пациентами, где мужчин было больше, чем женщин, а не какая-нибудь терапия со старыми хрониками.
Многие травмы были не тяжёлыми, и на некоторое время мужчина был хоть и небольшой, но всё-таки моей власти. Он не мог избежать моих женских чар, накрашенных глазок и укола в ягодицу или вену.
Некоторые, правда, выделывались, когда чувствовали, что они нравятся. Но я не любила такое поведение и становилась подчёркнуто холодной, особенно во время процедуры укола в задницу. И старалась пореже навещать задавак.
Сашу я заметила, когда его навестили - шумная весёлая компания друзей. Они общались с ним очень тепло. Этот парень сломал голень и поначалу тоже выделывался, но не очень сильно. А так как он прикольно шутил и общался легко, я смягчилась и с удовольствием с ним болтала.
Однажды я забралась на табурет, чтобы закрыть форточку в их палате. Саша лежал недалеко от окна. Не знаю что такого привлекательного в закрывании форточки. У меня под белым халатом, были брюки от хирургического костюма. Но я знаю взгляд, когда мужчина хочет женщину и чувство, когда желание возникает в ответ. В такие моменты я предпочитаю промолчать, он что-то мне сказал, но я не ответила, спустилась с табуретки, с трудом оторвалась от его затягивающего взгляда и удалилась из палаты.
На следующее моё дежурство я обнаружила его кровать пустой, и почувствовала беспокойство, а когда узнала, что его выписали, мне стало чертовски грустно, как будто я что-то потеряла.
Но его история болезни всё ещё лежала в документах, и я переписала его адрес. А вдруг мне захочется совершить подвиг, и я смогу заявиться к малознакомому мужчине в гости? Кто знает? Я не знала. Но эта история имела продолжение.
А пока мне было интересно в травматологии. Старинное, большое, величественное здание, расположенное полукругом, с колоннами и длинным коридором между двумя корпусами. Областная травматология напоминала о военных госпиталях и давних временах.
Интересные пациенты не исчерпались одним Сашей. Мне запомнился мужчина с длинными вьющимися волосами, собранными в пучок на затылке. По виду настоящий рокер. Но травма была не у него, а у молодой женщины, наверное, близкой подруги рокера. Травма тяжёлая – повреждение позвоночника. Эта женщина с благородными чертами лица, такая красивая, лежала молча, отрешённо перебирая тонкими пальцами косички. Кто-то ей заплёл много косичек
"Рокер" сидел рядом и нарезал салат.
«Хочешь спелых апельсинов? Хочешь вслух рассказов длинных? Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?» - может быть думал он. А я чувствовала, что расспрашивать эту пару не стоит. Они были так печальны, и в этой печали проступала сила, которая не допускала любопытных легкомысленных расспросов.
Ещё помню совсем другую пару. Там у мужчина что-то сломал, таз кажется. Женщина сидела рядом, она ничего не делала, и говорили они мало. Зато между ними говорило такое большое поле наслаждения, почти счастья, они улыбались и посмеивались друг над другом. Интересно, они и раньше были такими, или это травма что-то открыла для них в жизни?
У молодой женщины, сломавшей таз, тоже была интересная история. Она жаловалась мне, что после того, как вышла замуж, стала страдать от домогательств мужчин. У неё сложилось твёрдое убеждение, что у мужчин возникают сексуальные чувства только к замужним женщинам.
Зато другая женщина, совсем не молодая, но весёлая и жизнерадостная с искрящимися очень красивыми глазами, не была замужем, но не страдала от недостатка сексуального внимания со стороны мужчин. Она тоже жаловалась, что в шоке от себя самой, потому что умудрилась за неделю переспать с тремя мужчинами. Это уже не «блядь» говорила она, а «блядища» какая-то, и смеялась звонким искристым смехом.
Она очень заботливо и душевно ухаживала за травмированным дедулькой. Он не был ей родственником, она работала сиделкой. Но от неё шел такой удивительный поток доброты, открытости и смелости – и на меня, и на дедульку, и на всё вокруг.
Но через год моё отделение по острым травмам преобразовали в костную онкологию. А это значит, в нём теперь лежали хронические больные, а они сильно отличались от острых. Было много пожилых и занудных. А ещё накопилась усталость, ведь после дежурств я ехала на занятия. Из богатств мной были куплены два белых халата и хирургический костюм. Не очень там была большая зарплата. И я решила уйти.
Напоследок работа подарила мне парочку примечательных дежурств. На одном из них в палате, которая была по соседству с комнатой, в которой я спала, умер человек и его тело долго не забирали в морг. Я провела очень страшную ночь, скрипы, шорохи и шум ветра тревожили моё буйное воображение.
А на совсем последнем дежурстве я посмотрела первый раз посмотрела фильм, это был фильм «Матрица», его я тоже смотрела впервые. Я слышала уже отзывы о "Матрице" от важного для меня человека, суть которых сводился к тому, что всё в твоём сознании. Но я пока не могла соотнести это со своей жизнью.