Семейный фотоальбом

I.

Если взять из серванта повидавший виды алый бархатный фотоальбом, пропитанный ароматом старого дерева и вековой пыли, распахнуть пожелтевшие страницы, то невольно на мгновение застываешь перед дверью в прошлое, порталом в сокровенный мир человека, а то и целой семьи. В этот мир можно зайти без стука и разрешения. И не надо выслушивать томительные истории и занудные рассказы. Только ты и альбом! А не будучи причастным к представленным судьбам, как будто подглядываешь краем глаза в чужую жизнь.

Но если это ваш альбом, то каждый снимок – настоящее искусство, доказывающее, что вы все-таки жили когда-то. Любой скажет о вас только хорошее, ведь на этих фото не заметишь изъяна. Будь вы хоть добряк с Rue des Fleurs или же скромный полицейский, отслуживший десятки лет в одном из отделений Гавра. Раскрою секрет, я отношу себя и к первому и ко второму персонажу.

Одним словом, хочу поведать вам о скрытой стороне моих глянцевых снимков, красующихся в семейном альбоме. И пусть моя история поначалу может показаться не столь занимательной как, скажем, приключения, описанные Александром Дюма, прошу отнестись серьезно к тем событиям, о которых в силу возраста я все еще помню. Но кто мог знать заранее, куда меня заведут эти, казалось бы, обычные фотографии из далекого прошлого…

На первом изображении мне шесть или семь лет. Кадр запечатлен старым потертым Sony на соседской даче, как помню, в июле, около кустарников вишни. Кепка с логотипом огненного быка, из ноздрей которого пышет жар и пламя. Из-под нее торчат кудряшки, доставшиеся мне по наследству от матери. И неряшливо заправленная синяя футболка, совсем не по размеру такому маленькому мальчугану. Футболку напялили на меня потому, что дядя Дилман подарил ее мне на день рождения. А его в нашей семье почитали посильнее, чем любого из архангелов – добрый и всегда смеющийся, разбрасывающийся франками налево и направо. Из карманов его наглаженных брюк без остановки вылетали нежно-фиолетовые купюры.

— Возьми-ка, Леми, себе на мороженое! – каждый раз предлагал он.

Семейные фото… Святыня любого, кто впитывал основы старого французского воспитания от первых лет жизни до момента взросления. Вне зависимости от родительских поощрений и наказаний, представленных в виде кнута и пряника или круассана в сочетании с тяжелым армейским ремнем. Помнится, мы встречались всей нашей семьей по большим праздникам, например, в рождество или мои именины. В остальное время я часто бывал обделен вниманием взрослых, в ту пору они занимались добычей ресурсов, чтобы оплачивать дорогой домишко и купленный в кредит Пежо. Моя мать очень мягкая и нежная женщина, ее обидеть было легче, чем выловить леща в соседском пруду. Поразительно, как она выдержала долгие годы преподавания в здешней гимназии. Что касается отца – сухого и поджарого человека и настоящего полицейского, то он был образцом чести и справедливости, как герой американских фильмов о супермэне, защищавший всех сирых и убогих.

Но дальше пошло все не так счастливо и безмятежно, как в моем альбоме. Иной раз после очередного задания любой полицейский мог и вовсе не вернуться домой, не говоря о самом бесстрашном из них, каковым был мой отец. Я навсегда запомнил тот вечер, когда одного обычного офицера, чей взор был всегда суров и потрясал глубиной, любящая семья не дождалась дома. И его столовые приборы, оставленные под горячее, так и остались нетронутыми. Тогда мать вышла в соседнюю комнату ответить на настойчивый телефонный звонок, а вернулась крайне расстроенная. Ее бледное лицо было все в слезах. Задыхаясь, она тихо произнесла, чтобы сразу не напугать меня:

— Леми… наш папа сегодня не вернётся к ужину…

О том, что он вообще не вернется никогда, она не сказала.

Теперь обязательно поступить в высшую национальную школу полиции в Лионе стало моим делом чести. Ведь с небес за мною наблюдал бесстрашный капитан, мой отец, спасший беременную женщину в одном из печально известных кварталов.

О его подвиге пестрили все французские газеты, а коллеги в дань памяти повесили мемориальную табличку перед входом в полицейский участок. У нас дома в шкафу висели его китель и фуражка, в которых я иногда разгуливал по квартире и красовался перед зеркалом, представляя себя таким же бесстрашным блюстителя порядка, как отец.

Однако мое поступление не прошло гладко – все получилось нервно и, можно сказать, случайно. Я неожиданно не добрал баллов. И вот, словно на страшном суде, огласили приговор: «Зачислен». Одним из последних.

—Уф!

Новенькое обмундирование с иголочки, лучший этаж в полицейском общежитии, лучшее место у окна, словно фортуна снова благоволила ко мне после такой встряски, и, как бы извиняясь, одаривала вполне заслуженными подарками.

Первый снимок в униформе сейчас уже немного выцвел и загнулся сверху, прочертив складкой легкое осеннее небо. За спиной еще хиленького на вид юноши виден учебный центр – монументальный и величавый, сотворенный из бетона и мрамора.

Вообще, наша группа, именуемая как И-14, не стала показательной для всего курса: учеба хромала, показатели были посредственные. Как и в школьные годы, мне выпала роль всезнайки, дающего списывать контрольные за шоколадные батончики и доброжелательные отзывы от более сильных и старших коллег.

А вот еще фото. Здесь мы на пробежке. Маршрут пролегает вдоль учебного центра и три круга вокруг парка. Подтягивание на турнике и отжимания до изнеможения. Командовал нами начальник по физической подготовке Бунье.