Пролог
Саундтрек истории: "Храни", гр. Немного нервно ❤
…он мне нравится больше, чем кто-либо еще,
и из всех вещей, что он когда-либо делал со мной,
заставить полюбить его – самая ужасная.
Холли Блэк
Я умирала три раза – и каждый раз в самый последний момент избегала смерти. Кажется, настало время четвёртой смерти, последней и окончательной.
Именно эта мысль пронеслась в моей бедовой голове, когда рука красавчика ухватила меня за шиворот, а его неожиданно низкий для такой смазливой и невинной внешности голос томно прошептал мне на ухо:
- А чем это мы тут занимаемся?!
Я сжала зубы, когда его пальцы впились в моё предплечье, но не издала ни звука.
- Попался, сорванец. За кражу у военного отрубают руку, не слыхал?
О, Слут. Он ещё и военный, хотя с такой милой рожей проще ублажать пегасов в веселом квартале...
На пару мгновений я притихла, а потом рванулась изо всех сил, так, что ткань простого мужского сюртука, который я надевала для выходов на охоту за кошельками, затрещала. Красавчик, однако, оказался ловок: добычу из руки не выпустил, более того, отвесил мне затрещину, так, что в голове зашумело. Надвинутая на глаза шляпа свалилась на землю, мои убранные под неё длинные волосы растрепались.
- Любопытно-о-о, – протянула моя четвёртая смерть, разглядывая меня. – Так вот оно что... Это всё меняет, верно?
***
Первая моя смерть должна была настигнуть меня ещё до рождения, когда мой пьяный отец по кличке Боров пнул в живот беременную мной мать. Вторая – когда оставленная без присмотра в четыре года, я свалилась в пустой колодец, но чудом зацепилась за какую-то балку, а пекарша Храя чудом услышала мой испуганный писк. Третья – когда извечный соперник отца бандит по кличке Пегий пришёл в наш дом. В его удивительно синих глазах была моя смерть, но и тогда она отступила.
Смазливый красавчик с неожиданно низким голосом, моя четвёртая смерть, держал мою руку так крепко, словно палач уже был на подходе. По локоть её отрубают, по плечо или только кисть?.. У него были тёмные шелковистые волосы ниже плеч, узкий нос, очки в тонкой золочёной оправе и такие чистые сапоги, словно его несли до площади, не давая осквернить пыли эту неземную красоту.
Терпеть подобных неженок не могу. А ещё военный! Наверняка на бумажной работе и никогда не нюхал пороху. Вообще-то, я понятия не имела, что значит "нюхать порох", но бабка Шелли всегда говорила так о мужчинах, которые ей не нравились.
- И давненько ты промышляешь воровством, красотка? – он подтянул меня ближе, запустил руку в разрез на своём камзоле. Совершенно пустой разрез – мешочек с парой десятков золотых перекочевал в мой карман мгновением ранее. – У тебя удивительное лицо. Знаешь, не будь ты так похожа на одну… особу, я бы уже с тебя шкуру спустил.
Мимо сновали люди, последняя в этом году Большая летняя ярмарка подходила к концу. Женщины шегелей, кочевого народа, неожиданно осевшего в Сумрачном квартале Гравуара, в пёстрых платьях и с повязанными на головах разноцветными платками водили хоровод, напевая что-то протяжное и заунывное на своём родном наречии. Торговки мясом и молоком обещали продать подешевле, чтобы не возвращаться с грузом, ржали кони и вопили дети, но мне казалось, что вокруг нас образовалась наполненная гулкой тишиной невидимая пустая сфера.
- Какие тонкие ловкие пальчики, детка, – издевался он надо мной. – Неужели не могла найти им лучшего применения? Так я подскажу…
Неженка притянул мою левую руку к своему лицу и легко коснулся губами, а я подумала, сейчас ли вцепиться ногтями ему в глаза или чуть позже, когда он ещё заболтается.
- А это у нас что? – красавчик принялся рассматривать мою ладонь так, словно проверял, настоящая или фальшивая. Чего там смотреть? Рука как рука. Есть, правда, родимое пятно между большим и указательным пальцами, но небольшое и почти незаметное…
…Да кто их знает, этих городских выпендрёжников!
- По-о-оберегись! – раздался резкий гортанный выкрик, и груженный коробками экипаж промчался буквально в полушаге от нас – клянусь, даже у лошади были глаза вытаращены, не то что у возницы. Красавчик-военный дёрнул меня на себя, но в следующую секунду пьяный старик в лохмотьях, издающий густой аромат гнилого сыра, навалился на него, потеряв равновесие.
- Простите, сье, и вы, сьера, но сег-годня такой день, и всего от р-рюмочки нашего, р-родного, эгрейнского, меня так р-развезло!
Неженка попытался спихнуть с себя грузное, отвратительно пахнущее тело, но это было не так-то просто. Ребята Топора своё дело знали. Мгновение спустя – и шумные шегельки прошили собой пространство между нами. Их монотонная, не прерываемая ни на мгновение песнь, заглушила всё, в том числе и ругань и крики обворованного сье – если он, конечно, вздумал бы закричать. Пара вдохов и выдохов – и меня уже не было на площади. Всё обошлось.
...как показало время, я жестоко ошиблась, и моя четвёртая смерть не собиралась отказываться от добычи так же легко, как и её товарки.
Глава 1. Девочка из Сумрачного квартала
Мой отец был жестоким человеком. В нашем убогом неблагонадёжном квартале на самом юге шумного многолюдного Гравуара, именуемом Сумрачным кварталом, его все знали под кличкой «Боров», и не находилось безумцев, в здравом уме переходивших ему дорогу. Впрочем, может, они и были, но, как поговаривали старожилы, их тела давно сгнили в выгребной яме, так что можно считать, их и не было вовсе. Боров собирал дань с гулящих девах, точнее – с их подотчётных ему мамок, через него проходила вся местная дурь – от фламинской бурды, серого порошка, который положено было вдыхать, до «червонных червей» – перемолотых листьев белянки, упакованных в коровьи кишки на манер колбас. Боров знал поимённо всех железняков – любителей холодного оружия, пороховиков – знатоков револьверов и ружей, бритвенных – тех, кто шарил по карманам и сумкам, лобстеров – таскавших имущество зазевавшихся пляжников, и шпилеров – картёжников и прочих специалистов по азартным играм. Знал и крепко держал в руках. Боров – некоронованный король Сумрака – сам казнил и миловал своих непутёвых подданных.
Нрав он имел крутой и неуживчивый, скорый на расправу. Не знаю, где он отыскал мою тихую и неулыбчивую мать, тонкую, как лист рогоза, и бесцветную, будто дождь. Бить её он начал ещё тогда, когда я была в её животе, очевидно, чтобы мать выкинула нежеланную девку – о том, что первенцем самого Борова будет девчонка, ему предсказала помогавшая нам по хозяйству бабка Шелли. Я родилась раньше срока, но оказалась на удивление живучей, а моя первая смерть осталась с носом. В течение последующих десяти лет, мать родила Борову ещё шестерых детей, как по заказу – все сыновья, но и тут вышла незадача. Первый сын, Брай, оказался с рыжиной в волосах. «Нагуляла», – буркнул отец, напился и отделал мать так, что за маленьким Браем несколько дней присматривала только бабка и четырёхлетняя я. Следующий, Грай, оказался с родимым пятном на лице. «И этот бракованный, с-с-стервь», – хрюкнул Боров. Третий, Торн, родился синюшным и тощим. «Сдохнет через пару недель», – предсказатель из отца вышел никудышный, Торн окреп, но отец признавать «заморыша» родным сыном долго не хотел. Четвёртый, Гар, оказался хромоват, пятый, Лурд, некрасив лицом, зато шестой, Арванд, вышел всем хорош. Вот только после рождения шестого сына и седьмого ребёнка силы матери, подорванные чередой бесконечных родов, вынашиваний, кормлений и грубым, если не сказать жестоким, обращением супруга, истощились окончательно, и она ушла за небесный край, подозреваю, не без облегчения.
А мы остались.
Нас было семеро, мал мала меньше, и когда стало ясно, что десятилетняя девочка не способна в одиночку заботиться о шестерых мальчишках, младшему из которых было чуть меньше месяца – бабка Шелли покинула нас ещё между Торном и Гаром – отец привёл в дом Ларду, полную противоположность моей матери: крепкую, яркую и бойкую. Она неожиданно рьяно принялась обхаживать братьев, а вот меня поначалу сторонилась. Я не была в претензии – намучавшись нянькой, неожиданную свободу сперва восприняла как величайший подарок.
Впрочем, свобода была недолгой. Буквально через пару недель после пришествия Ларды я столкнулась с отцом лицом к лицу, как обычно опустила глаза и попыталась слиться со стеной, ожидая, что отец пройдёт мимо, но он не прошёл. Ухватил меня за плечо огромной ручищей с короткими мясистыми пальцами, тряхнул, вынуждая посмотреть ему в лицо, и принялся разглядывать: молча, внимательно, словно принесённую на поклон дань или дичь.
Я не отводила глаз, потому что за свои недолгие десять лет усвоила: Боров не прощает страха.
- Моя порода, – неожиданно заключил он.
Мы действительно были похожи, скорее, по масти, чем по стати. Волосы цвета скорлупы фламинского ореха, тёмные упрямые глаза.
- Дикая совсем, – словно разговаривая сам с собой, произнёс Боров. – Негодно.
А какой мне ещё было быть? Всё моё детство прошло в бесконечной беготне за малолетними братьями, и в свои десять лет я почти не умела ни читать, ни писать. Платье было шитое-перешитое, лицо, руки и ноги – в ссадинах и синяках. Не то что бы находились охотники обижать дочку Борова, но я сама нередко лезла на рожон, да и братьев кому-то надо было разнимать и учить уму-разуму. Длинные волосы были завязаны в грязный лохматый кукиш на затылке. Я вытерла нос рукавом и постаралась смотреть ещё более независимо.
- Всему обучу. Будешь не хуже этих… высокородных сьер, – коротко завершил свой непривычно долгий монолог отец и слово своё сдержал. Нанял мне надомных учителей и старательно оплачивал их труд, пока не ушел за небесный край. Про таких, как он, впрочем, чаще говорят: подох.
***
Стать шпилером, то есть профессиональным игроком-шулером в «напёрстки» мне сама судьба велела. За все девятнадцать лет собственной жизни проиграла всего один-единственный раз из-за клятого жёлудя, проиграла по-крупному, но зато все остальные разы – выигрывала. Несколько раз меня били и отбирали выигрыш, сотни раз проклинали, но в остальном на заработок от игр я вполне могла содержать свою большую и всегда голодную семью.
Ещё в раннем детстве я выяснила, что обладаю странной способностью. Мать, да хранят её Высшие боги, не имела личных денег и, соответственно, возможности покупать для меня игрушки, а мастерить что-то руками не умела – отец вообще часто дразнил её «белоручкой», в те дни, когда не пил и не спускал на ней пар. Несмотря на то, что денег у отца было, как грязи, на игрушки для «первыша» Боров расщедриться и не подумал, подозреваю, такая мысль попросту не пришла ему в голову, а мать была слишком замкнутой и гордой, чтобы о чём-то его просить. Так что в нашем двухэтажном пустом и всегда пыльном доме, похожем на огромную кибитку старьёвщика, я играла в то, что подворачивалось под руку и находилось внутри или на улице: посуду, какие-то инструменты, палки, шишки, орехи. И очень скоро выяснилась любопытная штука: если спрятать в кулаках шишку и напёрсток, то я угадаю, в какой руке напёрсток, без единой осечки. Я безошибочно находила спрятанные в доме монеты, а однажды раскопала в саду завёрнутый в окровавленную тряпицу нож. Глупо было спрашивать, что он там делал – в доме Борова при желании можно было бы и труп отыскать.
Глава 2. Моя четвёртая смерть
Прошло каких-то два месяца с тех пор, как золото перекочевало из подкладки слишком бдительного неженки в мой карман, а потом наполовину – в бездонный карман главы всех бритвенных Сумрачного района Топора за посредничество, обучение, крышу и помощь. Я и думать забыла об этом незначительном инциденте – жизнь кипела вокруг.
Джус и Смай заглянули к нам рано утром. Ларда ушла на службу – не так давно она пристроилась подавальщицей в ближайшей таверне. Я была не в духе: распекала братьев, и было за что. Арванд никак не желал одеваться и канючил, лёжа в постели, Брай двое суток не ночевал дома и явился с поджатым хвостом и синяком под глазом… Грай так и вовсе еще не вернулся!
- Данка, сегодня на побережье праздник воздушных змеев, – робко сказала Смай, маленькая юркая лисичка-сестричка Джуса. – Пойдём?
Я-то в свои шестнадцать лет и думать не думала о праздниках. Точнее, думала, но совсем с другой точки зрения: много беспечного народу, берущего с собой деньги, толпа, в которой так легко затеряться. На праздник змеев придёт в основном молодёжь да беспечные безденежные старички. Ничего интересного, то есть перспективного в плане заработка.
- Пойдём, Дана, – неожиданно поддержал сестрицу Джус. – Просто… пойдём. Погуляем, проветримся, съедим чего-нибудь вкусное. Я тебя угощу.
Я растерянно огляделась. В доме царил полнейший разгром, к тому же неотчитанным остался Торн, в очередной раз подхвативший какую-то простуду и громко шмыгающий покрасневшим и распухшим носом в своём углу. Сначала следовало отругать – за то, что опять пил студёную воду с другими из колодца, не иначе, а потом – начать лечить. Напоить горячим клюквенным морсом…
- Данка, тебе всего девятнадцать, а ты квохчешь над ними, как бабушка, – Джус взял меня за руку. – Подождут они все часа три-четыре. Заодно поймут, как это – без тебя.
- Не подождут! – упорствовала я, пытаясь вспомнить: была у нас в погребе клюква или нет?
- Эй, парни! – зычный голос Джуса перекрыл мерный гул голосов, и все пятеро, даже стоящий в дверях заспанный Арманд, замолкли, как один.
За пять лет нашего знакомства из прыщавого, нескладного вихрастого подростка Джус превратился в ладного плечистого парня. Никаких прыщей, широкие плечи, высокий рост, настырно пробивающиеся усы. Внезапно я подумала о том, что странно, как Джус ещё находит для меня время: он-то не по карманам шуровал, а честно работал в отцовской лавке помощником скорняка, меня не осуждал, но сам шёл по честному пути. Не раз и не два предлагал мне работать с ним вместе, но от вида шкурок бедных горностаев, лис и белок, а ещё от специфического запаха, пропитавшего лавку от и до, к горлу всегда подкатывала тошнота.
- Значит, так! – продолжал Джус, грозно нахмурив густые брови, так и норовящие соединиться на переносице. – Данка за вами, олухами великовозрастными, день и ночь ходит, как наседка над цыплятами, света белого не видит, о себе совсем забыла. Работает, рук не покладая… – тут голос его всё-таки дрогнул, потому что о том, что я не рассказываю братьям о специфике своей «работы», он, конечно, знал, но не был уверен в деталях. – А вы, охламоны и остолопы, только ею пользуетесь. Мужчины, называется! Значит, так! Слушай мою команду. Брай, за старшего. Дождёшься Грая, оттаскаешь его за ухо, чтобы не шлялся ночами, где не надо. Торн, у тебя всего лишь простуда, нечего делать вид, что тебя тупым ножом зарезали. Сам как-нибудь полечись, не маленький! Арванд, сам найди какую-нибудь еду и поешь, тебе уже десять, задницу за тобой тоже сестра подтирать должна?! Гар, хоть иногда отрывай голову от книжек и смотри по сторонам, а то дом сгореть может, а ты и не заметишь! Да, кстати: спалите дом в наше отсутствие – всем уши пооткручу и скальп сдеру, я в этом мастер, ясно? Лурд, если хочешь заработать на семиструнку, дуй к моему папаше, ему помощник нужен, а не Данку дёргай своим нытьём. Мы ушли гулять, будем вечером, – и повернулся к ошарашенной мне. – Вот так с ними и надо!
- У вас что, свидание? – ехидно подал голос Брай.
- Не завидуй, мелкий, начнешь работать, и у тебя, может быть, девушка появится, – утешил его Джус, схватил меня за руку и вытащил из дому.
Я даже рта раскрыть не успела.
Часть 2.
На побережье было восхитительно ветрено и свежо. Сентябрь мог похвастаться тёплой мягкой погодой, и я вдруг подумала, как давно не гуляла просто так. Не думая о деньгах, не думая о делах, о проблемах, заботах… Море шелестело впереди, мы шли втроём небольшим сосновым пролеском, под ногами шебуршали камушки, листья и старые распотрошенные шишки.
- Смай, – Джус повернулся к сестре и вложил в её ладонь монетку. – Иди-ка, купи себе пончик.
- Чего? – сестрица удивлённо покосилась на моего друга. – Зачем? Я не хочу.
- Ну, пышки. Или горячую кукурузу.
- Я не голодная.
- Тогда каких-нибудь ягод...
- Какие ягоды, осень уже началась?!
- Иди, змея запусти.
- Я уже не ребёнок!
- Если ты уже не ребёнок, просто свали отсюда и оставь нас вдвоём!
- А-а-а…
Я недоумённо взглянула на Джуса, непривычно нервного. Раньше он на Смай никогда не повышал голос… Сердито вздёрнув такую же лохматую, как у брата, голову, сестрица удалилась, поднимая туфельками пыль, как застоявшаяся в стойле лошадка.
- Ну и зачем ты её отослал?
- Просто… хотел тебе кое-что сказать. Наедине.
- Ну, вот мы наедине. Говори.
- Это не так-то просто…
- То просто, то не просто… Тебя не поймёшь!
Мне стало как-то не по себе. Вокруг не было ни души: народ кучковался ближе к кромке моря, там, где парили разноцветные воздушные змеи, звучали песни уличных музыкантов, гостеприимно распахнули объятия мошенники и торговцы, пахло булочками и сластями, а здесь, среди уходящих в небо сосен, можно было встретить разве что белку. Тихо. Словно мы в каком-то отдельном мире.
- Надо тебе заканчивать с твоей… работой.
- Надо, но жить на что?
- Ну… Мы с тобой так давно знакомы…
- Не так уж и давно. Пять лет всего.
- И ты считаешь меня просто другом…
- Очень хорошим другом.
- Да дай мне договорить!
Я перестала разглядывать шишки под ногами и посмотрела в его лицо, такое забавно нахмуренное и сосредоточенное, какое бывало в раннем детстве у Арванда, когда он собирал пирамидку, или у маленького Торна, добровольно с невиданным упорством выкладывающего из палочек букву «А». Хотела было щёлкнуть его по носу или как-то иначе разрядить внезапно возникшее напряжение, но тут мои глаза уловили какое-то молниеносное движение за его спиной, я хотела крикнуть – и не успела.
***
Они были в штатском, но двигались, как военные – чётко, бесшумно и очень быстро. Мигом скрутили и оттащили в сторону Джуса, что-то мычащего и рычащего, но ничего не могущего поделать против шестерых противников, спеленавших его, как гусеницу и чем-то заткнувших рот. Я успела увидеть, как кто-то из нападавших огрел его по голове тяжёлой рукояткой револьвера, и Джус закатил глаза и обмяк. Сама я не шевельнулась. Стояла в кольце высоких мужчин с убийственно холодными взглядами, чувствуя себя примерно так же, как в детстве, на пустыре, окруженная стаей голодных бродячих псов. Если бы не отогнавший их палкой Шмыр, неизвестно, что бы со мной стало…
От этих «псов» одной палкой было точно не отделаться.
Меня несколько раз называли бесстрашной, может, оно и так, но я, конечно, боялась. Однако страх никогда не парализовал тело, не прорывался наружу криком или бестолковыми метаниями-рыданиями – в них не было никакого смысла. Сейчас же было понятно, что это не простые пьяные или грабители – если что, у меня и метка Топора была при себе, чтобы "свои" не трогали. Что этим от меня надо? И что они сделают с Джусом?
- Доброго дня, сьера Вердана Снэй, – низкий глубокий голос был знаком, и я от досады прикусила губу. – Пришлось же за вами побегать. Впрочем, в тот раз ушли вы от меня действительно мастерски, моё почтение.
Неженка стоял передо мной, глядя поверх очков с каким-то непонятным задумчивым выражением на красивом узком лице. Мстительный, памятливый гад. И ведь такого не запугаешь, от такого не откупишься – жизни не хватит.
- Рада, что смогла вас впечатлить.
Даже тогда, когда Пегий прирезал моего отца, и его люди ворвались в дом, я не чувствовала такой беспомощности. Но, как и тогда, не собиралась её демонстрировать.
- Более чем, сьера, более чем. Надеюсь, вас не затруднит прогуляться со мной кое-куда? Наш разговор требует более… конфиденциальной обстановки. Вы знаете такое слово «конфиденциальный»? Если я буду говорить что-то непонятное, спрашивайте, не стесняйтесь.
- Стеснение мне не свойственно, – ответила я и подумала: плюнуть ему в очки или не надо? Красивый жест, но неуместный. – Мой спутник – просто скорняк. Он не в курсе того, как я зарабатываю деньги. Надеюсь, вы не задумали в его отношении ничего предосудительного? Вам знакомо слово «предосудительный»? Спрашивайте, если что, не стесняйтесь.
Неженка расхохотался в голос. Снисходительно кивнул своим людям: в том, что это были именно его люди, сомневаться не приходилось. Они понимали его без слов, с полужеста, и повиновались мгновенно:
Глава 3. Стремительное падение вверх
Экипаж двигался на север, унося меня всё дальше от дома. От братьев, от Ларды, от Джуса… камень на сердце становился всё больше и тяжелей. Для чего этот холёный влиятельный красавчик искал обычную воровку два месяца, старательно выуживая информацию не только о ней, но и о её семье? Нашёл, и вместо того, чтобы отвести за шкирку к полицаям, выяснил всю подноготную – вплоть до возраста братьев и времени возвращения Ларды с работы, нанял людей, не побоялся постороннего человека по голове ударить! Нет, к палачу прямо сейчас меня не потащат.
Тогда – зачем он меня забрал?
Ответ мог быть только один, неубедительный, но на большее моей фантазии не хватило: я просто приглянулась влиятельному человеку, и он решил удовлетворить свой каприз, затащив меня в постель. Через несколько дней, вдоволь наигравшись, он либо вышвырнет меня вон, заявив, что плату за услуги я уже получила, либо убьёт, чтобы не болтала почём зря. Интерес в его взгляде определённо был, но это был не тот масляно-сальный интерес, какой я часто видела в мужских глазах – куда чаще, чем хотелось бы. Поскольку других вариантов не было, оставалось одно – перетерпеть. Или попробовать сбежать. Вот только что делать потом, если он знает, где я живу...
Любая, даже самая незавидная определённость лучше неизвестности.
Отчего-то сперва я была уверена, что наш путь лежит в богатые дома для знати в Перламутровом квартале Гравуара – отделанные особым видом мрамора, на солнце они переливались жемчужно-розовым. Внутри я не была ни разу, но издалека видела – в поиске несведущих игроков пришлось обойти весь Гравуар. Красивое место, недоступное, как созвездия на небе.
Но нет. Перламутровый квартал мы обогнули и нырнули в узкую неприметную улочку, проехали ещё с полчаса, направляясь, похоже, к самой границе города. Цены на недвижимость там стремительно падали, и одновременно возрастал шанс попасться в лапы к какому-нибудь железняку, да так и остаться с вечной кровавой улыбкой от уха до уха и пустой кошёлкой.
Экипаж – кстати, довольно скромный на вид – остановился у неприметного двухэтажного особняка. В целом, разумно – если дома ждёт жена и парочка детишек, случайную любовницу лучше привезти туда, где не будет любопытных глаз и чутких ушей. Хотелось от души выругаться. Слут, как же я не хочу, как представлю, что меня ждёт, так кишки сводит!
Всю дорогу щёголь ехал молча, лишь изредка бросая на меня острые взгляды. Вряд ли у такого недостаток в добровольных любовницах: богат, красив. А если он больной на голову? Если ему нужно моё тело совсем в другом смысле? Есть ведь и те, кто испытывает удовольствие от расчленения беспомощной жертвы, заходящейся криком в заброшенном доме на окраине…
Я не сдержала свистящего вдоха – и именно в этот момент экипаж стал замедляться, пока вовсе не остановился, кучер открыл дверь, красавчик выскочил на пыльную сельскую дорогу и подал мне руку, словно на каком-нибудь светском рауте. Я бросила взгляд на его ботинки – чисты, можно смотреться, как в зеркало.
- Прошу, сьера.
- А как мне обращаться к вам? – я была уверена, что он не ответит, но ошиблась.
- Можете звать меня Брук.
- Просто Брук? Не генерал Брук, советник Брук, министр Брук или…
- Просто, сьера. Не нужно этих условностей. Я человек простой.
Охрана – трое высоких и мускулистых мужчин – проводила нас до двери, и осталась снаружи. Что ж… я не скована, и мы один на один. Шансы сбежать, несомненно, есть.
Мы поднялись на второй этаж по узкой, но крепкой деревянной лестнице. Я представила, что сейчас меня втолкнут в комнату и запрут, напряглась, но услышала за дверью негромкие голоса и от удивления забыла о побеге.
Один из голосов был женским.
«Неужто жена обнаружила укромный уголок?!» – была первая нелепая мысль. Но мой спутник не удивился и не насторожился, напротив – любезно мне улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой. Я вошла, напоследок подумав, что случайный знакомый может оказаться извращённым любителем особых утех, на которых присутствует несколько человек – и тогда мне, пожалуй, с ними не справиться. Но думать дальше было некогда, и я осмотрелась. Присутствующих в комнате, светлой, почти пустой и просторной, оказалось всего трое, и на участников потенциальной оргии, жертвоприношения или любой другой противной Высшим богам дичи они никак не походили.
Пожилой, но крепкий мужчина с длинными седыми волосами и неожиданно тёмными глазами. Ещё один мужчина, лет сорока на вид, с невыразительным бледным лицом. И женщина: она неподвижно сидела в кресле в углу, и её лицо было накрыто тёмной вуалью.
Часть 2.
- Госпожа, уважаемые сьеры, прошу любить и жаловать: сьера Вердана Снэй. Ей девятнадцать лет, незамужняя и бездетная. Сирота. Знакомьтесь и вы, сьера: сье Ловур, – Брук кивнул на седовласого, а потом перевёл взгляд на второго мужчину, – и сье Ардин.
Женщину он не представил.
Старик стоял, не шевелясь, зато некто Ардин был более эмоционален. Он уставился на меня с таким неописуемым восторгом, будто я была сделана из золота и отныне переходила в его полное владение, а потом в пару шагов преодолел разделяющее нас расстояние, схватил меня за плечи и потащил к окну.
- Невероятно! Потрясающе!
Ничего потрясающего я не видела.
- Да, её лицо действительно... впечатляет. Но вы не заметили главного, – Брук подошёл ко мне, взял меня за руку и вытянул, заставляя растопырить пальцы. – Позвольте, сьера…
- Откуда у вас это пятно? – возбуждённо проговорил сье Ардин. – Это не подделка и не иллюзия?! Оно настоящее! Когда оно у вас появилось, сьера?!
«Безумцы», – вдруг поняла я. Неподалёку от нашего дома жил слабый на голову парнишка. Даже боевые Брай и Грай, лезущие в драку по любому поводу и с кем попало, его сторонились, а Ларда жалела и звала «болюшечкой», иногда угощая пирогом или просто хлебом. Парнишка нёс всякую околесицу, говорил сам с собой и не мог ровно по дороге пройти.
Но эти на него не походили. К тому же я никогда не слышала, чтобы с ума сходили группами.
- Так-так, – отмерев, скрипуче проговорил седой, – ну-ка, ну-ка…
Он извлёк из кармана лупу – такой пользовалась иногда мама, чтобы читать, от родов у неё сильно упало зрение. Но читать сье Ловур не собирался, отнюдь: он тоже принялся разглядывать мою ладонь, точнее – белый треугольник не прокрашенной с рождения кожи. Потом плюнул на палец и попытался потереть.
Руку я тут же отдёрнула.
- Это немыслимая, немыслимая удача! – восклицал сье Ардин. – Такое совпадение!
Брук оставил его выкрики без внимания. Подвёл меня к стулу – кроме стульев и небольшого журнального столика посередине, другой мебели здесь не было. Усадил на стул и сел сам напротив.
Повинуясь его взгляду, седой и нервный опустились рядом.
- Мы сбили с толку сьеру, – заметил Брук. – Начать стоило не с этого. Вердана, вы, наверное, уже поняли, что попали в трудное положение. Вы были пойманы на воровстве, к тому же у военного...
- Свидетелей нет, – быстро сказала я. – Ваше слово против моего.
- Я занимаю высокое положение, – холодно отозвался мужчина. Снял очки, что, кажется, не принесло ему ни малейших неудобств, развязал стягивающую волосы верёвочку, тёмные волосы рассыпались по плечам. – Любому моему слову поверят без дополнительных условий.
К сожалению, это слишком походило на правду.
- Что вам от меня нужно?
- Я хочу предложить вам сделку. Выбор у вас невелик, сьера. Или вы теряете всё, или сотрудничаете с нами… в таком случае я забываю о многом. И многое не происходит.
- Например?
А вот теперь страх начал разъедать меня изнутри, как уксус.
- Я забываю то, при каких обстоятельствах мы встретились, но не только. У вас ведь семья, сьера Вердана. Шестеро голодных малышей, – он издевался, но я сидела, не шелохнувшись, а живот сводило от ужаса, хотя голова оставалась ясной. – Один из них, кажется, Грай… если память меня не подводит, уже попал в переделку. Щенку всего четырнадцать, а он осмелился тявкать не на тех людей, и сейчас находится в ожидании решения собственной участи в полицейском участке. И его судьба зависит только от вашего благоразумия, как и жизнь остальных милых крошек.
Мне хотелось орать, но я сцепила руки на коленях перед собой, впиваясь ногтями в мякоть ладоней и не чувствуя боли.
- Что вам от меня нужно?
- Я расскажу, разумеется. Нет нужды что-то утаивать. Если мы придём к соглашению, ваш брат выйдет из участка живым и невредимым, более того, я могу устроить судьбу каждого из ваших мальчиков наилучшим образом – мне это нетрудно. И мне важно, чтобы вы всецело принадлежали той цели, к которой я хочу вас направить, не отвлекаясь на такие глупости, как беспокойство о родне. Вы будете знать, что с ними всё в порядке… Всё в порядке, пока вы слышите меня и делаете то, что положено делать. Вы понимаете, сьера? Я могу сделать их жизнь сносной и сытой. Я могу их уничтожить. Одного за другим или всех разом. Всё зависит только от вас.
Я не сомневалась ни в одном его слове.
- Что же касается того, что нам от вас нужно… За нами стоит Эгрейн, его судьба, его будущее, его народ. Вы посещали школу?
- Нет.
- У вас манеры благородной сьеры и грамотная речь. Странно для дочери простого ворюги.
- Отец нанимал мне частных учителей в течение четырёх лет. К тому же я много читала.
Брук побарабанил пальцами по подлокотнику.
- Странно. Впрочем, надо полагать, ваш отец хотел для вас другой жизни.
Мне ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Свои мотивы Боров никому не считал нужным открывать.
Часть 3.
***
- Дальше? – признаться, я растерялась, потому что ни разу об этом не задумалась. Венценосные особы с их проблемами были бесконечно далеки от проблем осиротевшего семейства Борова. – Наверное, есть другие родственники… Они и займут трон.
- И да, и нет. Персон II Цееш действительно скончался три месяца назад в возрасте двадцати четырёх лет, а его старший брат Декорб не может наследовать трон и не имеет наследников в виду неизлечимой болезни, которой страдает с младенчества. Сейчас страной, по сути, правит регент Ривейн Холл, молодой амбициозный выскочка и пройдоха, попавший ко двору якобы за свои военные заслуги. При юном короле всего за пару лет Ривейн добился поста министра иностранных дел, но его назначение на пост регента стало полнейшей неожиданностью для всех. По закону его правление не может продлиться более восьми месяцев, поскольку он не имеет кровного родства с Цеешами. А это значит, что пять месяцев спустя перед страной вновь встанет вопрос, кто же займёт трон. Роковой вопрос, сьера. Нового правителя должен утвердить патриарх Высокого храма. Вариантов дальнейшего развития несколько. Срок регентства Ривейна закончится. Возможно, Ривейн докажет своё право на трон. Возможно, кто-то другой предъявит права на трон. В последнее время активизировалась побочная ветвь Тайсаров, правителей соседнего Пимара. Дармарк тоже смотрит на нашу страну, как голодный хищник на дармовую падаль. Эгрейн богат ресурсами, а любое государство особенно слабо без сильной объединяющей верхушки. Мы не можем допустить подобного развития событий.
Я кивнула, старательно изображая пристальное внимание, но совершенно не понимая, какое отношение имеет высокая политика к нам с братьями. И ещё думала о Грае. Соврал этот Брук насчёт участка или нет?
- Три месяца назад, практически через два дня после смерти Его Величества Персона, Холл женился на сьере Маране Дайс.
Наступила пауза, которую я не решилась прервать. Единственное, что я поняла совершенно отчётливо – из этой комнаты я не выйду, во всяком случае, домой уже не вернусь. Только не после всего услышанного.
- Сьера Марана не желала этого брака, однако не смогла отказать регенту. Ввиду траура свадьба состоялась без шумихи и всенародных празднеств, жених и невеста практически не видели друг друга до этого события, хотя публично Ривейн отмечал, что был поражен красотой и благородством будущей супруги, однако основная причина кроется не в этом. Мать сьеры Мараны в девичестве носила фамилию Гарданс, но эта фамилия ненастоящая. Если порыться в архивах, можно обнаружить, что дедушка сьеры Мараны, Ардуик Гарданс, возник словно бы из ниоткуда. Мои люди провели длительное расследование, и теперь можно с уверенностью заявить, что матерью Ардуика была горничная Нираны Цееш, бабушки почившего короля Персона, а отцом – его дед, Персон Первый Цееш. У сьеры Мараны нет ни братьев, ни сестёр. На настоящий момент она – единственная здоровая носительница крови Цеешей, и её дети по достижении совершеннолетия могут претендовать на трон на законных основаниях. Не знаю, откуда об этом проведал регент Ривейн, но в свете всего вышесказанного поспешная женитьба на сьере становится более чем объяснима.
Против воли, рассказ увлёк меня.
- Ну, да, – пробормотала я и покосилась на прикрытую вуалью женщину. – Одно дело, если ты просто регент, и совсем другое – если ты отец законного наследника трона.
- Именно! – восторженно воскликнул сье Ардин. Едва ли в ладоши не захлопал. – Вы смотрите в корень проблемы!
- Но… Есть ли проблема? – неуверенно сказала я.
Все снова замолчали и принялись разглядывать меня, как какое-то чудище болотное.
- Регент Ривейн не горит желанием объявлять о происхождении своей супруги до дня официального снятия полномочий, – продолжил Брук. – Во-первых, тем самым жизнь сьеры Мараны может подвергнуться опасности, во-вторых… Если ко дню снятия полномочий сьера уже будет носить его ребёнка, ничего не помешает провести фактическую коронацию регента в тот же день. В законах Эгрейна есть соответствующий пункт. Регент Ривейн станет законным правителем страны на восемнадцать лет до совершеннолетия наследника, если это будет мальчик, или до совершеннолетия сына своей дочери, если у него самого сыновей от сьеры Мараны больше не будет.
Снова мучительная пауза, прерываемая лишь постукиванием пальцев по дереву.
- Но… – я не выдержала и нарушила молчание.
- Но… – подхватил Брук, – этого не должно произойти.
- Почему? – растерялась я. – Чего не должно произойти?
- Ничего, – отрезал седовласый сье Ловур. – Ничего из этого произойти не должно. Ребёнок Ривейна Холла не должен взойти на трон. Ривейн не должен взойти на трон. Это убийственно для Эгрейна, для всех нас. Этот наглый выскочка, этот кровопийца…
- Есть более достойные кандидаты! – подпрыгнул на своём стуле сье Ардин. – Гораздо более достойные! Ривейн уничтожит Эгрейн. Утопит его в крови бесконечных войн! Взять хотя бы острова…
- Мы искали выход из сложившейся ситуации, – Брук как-то недоумённо посмотрел на собственные пальцы, словно их перестук ничуть от него не зависел. – Наименее болезненный для страны и для… для всех. Нас много. На стороне регента армия. Однако против решения патриарха она бессильна. Если патриарх признает более достойного кандидата.
- Зачем вам я? – в третий или четвёртый раз повторила я. Почти отчаянно. Что же, они думают подсунуть меня регенту, чтобы он, увлекшись безродной девицей, бросил свою законную драгоценную супругу вместе с планами на престол?! Какая чушь! – Договоритесь с этим… патриархом. Подкупите или…
Часть 4.
- Позвольте, сьера, – поклонился Брук и осторожно, точно хрустальную, взял её руку в свою. Я успела заметить витой золотой браслет на узком запястье.
Брук медленно стянул чёрную кожаную перчатку. Самая обычная женская рука. Вот только…
Я наклонилась и изумленно уставилась на белое пятно треугольной формы между большим и указательным пальцами. Такое же, как у меня!
В этот же момент женщина откинула вуаль с лица, я перевела взгляд на него, в первый момент не осознав, что же в ней такого особенного.
Одного со мной роста, она, пожалуй, была постарше на пару лет и более худощава. Острые скулы и волосы на пару тонов светлее моих, волнистые – благородные сьеры по современной моде завивали волосы специальными щипцами. Наверное, она была красива, но холодное, даже ледяное выражение её карих, как и у меня, глаз создавало какое-то отталкивающее впечатление.
- Сьера… – я уже понимала, какое имя услышу, но всё ещё не могла связать воедино расползающиеся нити происходящего.
- Сьера Марана Дайс. Марана Цееш, – Брук посмотрел на женщину благоговейным взглядом. Так смотрела на козье стадо запойная наша соседка Лювия, когда допивалась до ангельских видений. Перевёл взгляд на меня. Обернулся к привставшим со стульев спутникам. – Удивительно, не так ли?! Принесите зеркало!
Сьеры слаженно подскочили с места и пару мгновений спустя приволокли огромное, в половину человеческого роста зеркало. Установили его на стулья.
- Вердана, посмотрите сами, – Брук легонько подтолкнул меня между лопаток. – Посмотрите же!
Я встала рядом с супругой регента и посмотрела в зеркало не без дрожи. Оно бесстрастно отразило два женских лица.
Почти одинаковых женских лица.
- Вы замените сьеру Марану, Вердана. Разумеется, мы вас всему обучим и обеспечим… подмену. Регент Ривейн постоянно занят делами, он немного времени проводит с женой, к которой относится равнодушно. Отношения супругов не предполагают доверительных разговоров или совместного досуга, у каждого своя жизнь, за исключением... – Брук выдохнул, но, собственно, в свете разговоров о наследнике было и так понятно. – Тянуть мы не можем. Рано или поздно регент своего добьётся.
Сьера Марана по-прежнему молчала, никак не комментируя безумный бред мужчины.
Всё-таки группами с ума сходят, определенно.
***
- Сье Брук, – начала я, стараясь не смотреть на остальных. – Ваш план крайне маловероятен. Подмену моментально заметят. Мы со сьерой, конечно, похожи, но всё же отличий много. Нас не спутают. У меня волосы темнее. И кожа у сьеры светлая, нежная, а я с детства под солнцем бегаю. У меня родинка на щеке, у сьеры нет, и сколько подобных отличий может отыскаться на теле: какой-нибудь крошечный шрам или пятнышко, и пиши пропало. И потом, я всё же совсем ничего не знаю, ни о дворе, ни о регенте. Не смогу поддержать даже самый пустяковый разговор. Не умею сидеть за столом, как положено благородным, никогда не была в Гартавле, не говоря уже о дворце. Регента я даже в лицо не видела, как и остальных придворных. К тому же…
- Милая девочка, не думаете же вы, что мы отправим вас к регенту вот так просто? – Брук улыбнулся и обвёл вокруг меня рукой. – Конечно же, нет. Мы приведём вас в надлежащий вид и всё вам расскажем. Вам останется только думать о ваших братишках. И не делать глупостей, – улыбка вдруг пропала с его лица. – Скажем, за каждую вашу попытку сделать что-нибудь… что-нибудь лишнее или не сделать что-нибудь нужное, мы будем убирать по одному вашему брату. А на седьмой раз уберём вас.
- Прошу вас… – я не знала, что сказать. Безумные люди, безумная идея, и мне не дают даже шанса объяснить, что я не справлюсь, просто не способна справиться! И пугают моими мальчишками… Естественно, а чем ещё меня можно запугать? Даже оказаться у палача по обвинению в воровстве не так страшно, не так безвыходно. Нет смысла умолять этих людей. Они либо сумасшедшие, либо… говорят правду. Не знаю, что страшнее.
- Если то, что вы говорите, правда, – резко сказала я. – Вам же хуже. Я не смогу сыграть свою роль так, как вам это нужно, меня разоблачат, и не уверена, что буду молчать о вас под пытками.
- Вас не должны разоблачить, сьера. Мы вам поможем.
В дверь постучали, и Брук кивнул:
- Войдите.
Я вскочила с места, задела зеркало, оно повалилось на пол, стекло брызнуло осколками, но никто из присутствующих даже не вздрогнул. Не вздрогнула и я, точнее, я уже тряслась, как в лихорадке, потому что на руках вошедшего незнакомого мужчины неподвижно лежал мой маленький Арванд.
Брук ухватил меня за руки и прижал к себе – хватка у него была попросту стальная.
- Вы же понимаете, что лучше стоять смирно?
Я понимала – одной частью своей души. Какой-то маленькой, забившейся в угол частью. А другая часть – огромная, весомая, рвущаяся на помощь, была сильнее. Она скулила и задыхалась.
Сье Ловур, стоящий рядом, вдруг размахнулся и отвесил мне пощёчину. В голове одновременно загудело и прояснилось. Я замолчала и перестала вырываться.
- Итак, надеюсь, для начала одного будет достаточно. Сейчас ваш брат крепко спит, но скоро проснётся, правда, вы этого уже не увидите, придется поверить нам на слово. И если вы не проявите должного старания во время обучения, если вы будете ныть, жаловаться или сомневаться в успехе предприятия, если вы решите угрожать нам, то будете получать подарки в виде всего того, что можно отрезать от вашего милого братика. Сначала второе ухо, потом руки, ноги, а потом то, что останется, нафаршируем яблоками и подадим к вашему столу.
Глава 4. Новая кожа
Привыкать к этой другой жизни было тяжело, хотя в чём-то новые условия оказались сытнее и комфортнее прежних. В своём доме на Ржавой улице мы экономили на дровах и углях и частенько не разжигали камин, поэтому я привыкла к холоду, а здесь, несмотря на осень, в любое время суток было тепло. Пол выложен толстыми пушистыми коврами, на которые приятно ставить босые ноги, а не маленькими лысоватыми ковриками, что шила Ларда из остатков одежды для мальчишек. Столько средств и возможностей для ухода за собой: вода горячая, а не тёплая, ванна вместо привычного таза, порошок для чистки зубов не так царапается и скрипит, мыло пенится и пахнет приятно, травами, а не отдаёт камфарой и не щиплет кожу. Гребень для волос костяной, рукоятка удобно ложится в руку. Раньше я вскакивала чуть свет, закалывала волосы чем придётся, ополаскивала лицо остывшей за ночь водой – и неслась по делам. Теперь у меня тоже было полно дел, но совсем другого рода. И не будь вокруг меня клетка, не будь жизнь и здоровье Арванда на кону, может быть, я наслаждалась бы заботой о собственном теле и праздным существованием богатой аристократки.
Тяжелее всего мне давалась слутова вышивка. Иголки кололи подушечки, нитки ложились криво, и я ненавидела их: и иголки, и нитки, и пяльцы, и ножницы. Мои руки, с ловкостью низовых игравшие со свинцовым шариком и медными чашечками-напёрстками, руки, споро шарившие по карманам и подкладкам в поисках золотых и серебряных монет, оказывались совершенно беспомощными рядом с орудиями труда благополучных, благовоспитанных сьер. «Вышивка успокаивает», – талдычила приставленная ко мне Бруком наставница Льема, но у меня при одном виде ниток пальцы начинали дрожать.
Впрочем, не стоило обманываться, вышивка была тут не при чём. Потрошение подкладок и карманов сытых и беспечных сьеров и сьер Гравуара по понятным причинам чаще всего приходилось на ярмарочные и праздничные дни. Я повидала все развлечения и увеселения, которые предлагал наш город, самый крупный в Эгрейне: танцы, актёрские постановки, выступления фокусников, акробатов, силачей… Был и зверинец. Диковинные создания, привезенные в Эгрейн из далёких жарких и холодных стран, отловленные в море, пойманные в небе, выкопанные из земли, обычно находились в плохом состоянии и были истощены и изранены, но людям глазеть на них это не мешало. Сейчас я чувствовала себя такой же пойманной и запертой в клетке тварью с содранной кожей – нечто среднее между экзотической безвольной игрушкой и жалким чучелом.
Впрочем, меня-то кормили, за мной ухаживали, а не только учили цирковым трюкам, и зрителей пока что не наблюдалось, так что чучело было ближе к действительности. В некотором смысле я была даже благодарна всем этим простым людям, исполнителям чужой воли, тратившим на меня своё время и силы: я, наконец, поверила в то, что всё происходит по-настоящему. И не сошла с ума.
Моя безликая комната не была похожа на тюрьму, нет. Больше всего – на лечебницу святой Игонны, покровительствовавшей больным духом. Здесь имелось зарешёченное маленькое окно под потолком, через которое невозможно было выбраться наружу, вместо стульев стояли мягкие пуфы, вместо кровати – лежанка на полу. Рядом высилась стопка книг по истории Эгрейна. Не особо занимательное чтение, но выбора не было, и я читала.
Интересно, чего Брук опасался больше, что я нападу на слуг и сбегу или того, что убью себя?
В любом случае я не собиралась делать ни того, ни другого: пока я жива и кажусь исполнительной и покорной, моя семья будет жить. Пять месяцев. Пять месяцев максимум, если меня не разоблачат, если ничего непредвиденного не случится. А дальше…
Не было у меня никакого «дальше». После того, как амбициозные планы заговорщиков осуществятся – или провалятся, никто не оставит меня в живых. Меня и Арванда, которого они якобы собирались пять месяцев держать взаперти гарантом моего послушания. Остальным мальчишкам может повезти, если в них не будет необходимости, если я буду послушной и удачливой. И Джусу. Жив ли Джус? Он видел, что меня схватили, но скорее всего подумает на полицаев. И это даёт ему шансы.
Пять месяцев – лучше, чем ничего, и всё же слишком мало. Арванду только десять, и он заслужил прожить долгую нормальную жизнь. Всё, что мне остаётся – попробовать сыграть свою игру. Правда, пока не знаю, как.
Из «опасных» предметов, которые мне доверяли учителя, были только вышивальные иголки и столовые приборы. Учителей, помимо сьеры Льемы, имелось аж шестеро: учитель по этикету и уходу за собой, сье Ардин в роли наставника по дворцовым танцам, инструктор по верховой езде, учитель грамотной речи, лектор по истории и политике, и отдельный человек занимался тем, что я назвала про себя «дворцеведением». Шесть человек на одну меня!
Я больше не считала своих тюремщмков безумцами, хотя задумка по свержению регента всё ещё казалась невероятной. Но не сумасшедшие, нет. Скорее, одержимые.
Однажды я поинтересовалась у сье Ардина, занимавшегося обучением меня танцам, кто же должен сменить ненавистного им всем Ривейна на троне Эгрейна, по правде сказать, не ожидая ответа. Однако Ардин с обычной своей улыбкой тут же ответил, что имя желанного будущего правителя, отца наследника с каплей вожделенной крови Цеешей – Каллер. Однако расспросить подробнее не удалось.
- Не сье Брук? – не без удивления уточнила я.
- Нет-нет, – рассеянно отозвался Ардин, оглядывая меня, как художник – почти готовую скульптуру, которая ему почему-то перестала нравиться.
- Кто такой Каллер?
- Человек, который достоин трона Эгрейна. Попробуйте двигаться мягче, сьера.
Часть 2.
***
...В напёрстки я проиграла всего один раз. Нет, мой дар не отказал, просто в дело вмешался случай. Мне только-только исполнилось восемнадцать, и в тот день Джус меня не сопровождал, да и ребят Топора рядом не было: работать я не собиралась, узнавала по поводу школы для Торна. Разузнав и снова подивившись тому, как много денег нужно для того, чтобы отправить на учёбу одного-единственного ребёнка, я пошла вдоль набережной, по тропинке между полосой песка и улицей, огибая уличных торговцев фруктами и изредка попадающихся игроков. В нашем южном Сумрачном квартале, неблагополучном и довольно бедном, школ не было вовсе, вот и пришлось идти восточнее, в сторону побережья. И всё равно обрадовалась, увидев незнакомого новичка за игрой в напёрстки – был шанс, что обо мне он не знает.
Так оно и оказалось. Я подсела рядом и с деланным любопытством понаблюдала за игрой и очередным облапошиваемым клиентом. Пальцы игрока мелькали, как спицы. Ничего нового: немногочисленные лопухи-зрители, все, как один, следили за напёрстками, точнее, за металлическими чашечками, по форме напоминающими напёрстки. А шарик между тем надежно прятался в руке ведущего. В самом конце наивный клиент тыкал в один из напёрстков, тогда как шарик оказывался в изначально пустом напёрстке.
Похлопав ресницами и поохав, я безошибочно указывала на два напёрстка и говорила, в глубине души наслаждаясь происходящим:
- Здесь точно ничего нет! – и, если успевала, поднимала чашечки сама. А если не успевала, то спешно "передумывала", стоило шулеру подтасовать результат.
В этот раз вначале всё шло как всегда. Дождавшись ухода клиента, я немного поломалась, будто бы сомневаясь и жалея монету, а потом сдалась на уговоры и обычные комплименты и опустилась на предложенный табурет. Проиграла одну партию для затравки, три выиграла, одну опять проиграла, чтобы не слишком уж пугать, снова выиграла пять, две проиграла, выиграла восемь и собралась уходить, а вот потом...
- Давай по последней, малышка, – хмыкнул низовой. – Вижу, сказочно везёт тебе сегодня, да и мне не в обиду сдаться такой красавице.
Я заколебалась. Проиграть-то я не могла, и всё же…
- Ты красивая, – мужчина закусил самокрутку. – И удача тебя любит… Я никогда не проигрывал, да ещё и девчонке. Сыграем? Мне сегодня не везёт. Тихо, да и сел не на своём месте, выперли меня с прошлого, чтоб им пусто было, Безногий и Курбас. Вона, гляди, осталось всего пара горстей медяков и серебра полгорсти. Выиграешь – отдам всё, что есть. Не пожалею. А проиграешь – я тебя приласкаю. Давно не удавалось присунуть такой курочке.
У него было обветренное, сморщенное и загорелое лицо человека, проводившего день-деньской под открытым небом, сощуренные маленькие глазки и тёмные от табака зубы. Я никогда не проигрывала, а полгорсти серебра – недурно. Как раз хватит собрать Торна в школу…
Я кивнула. В этот момент за спиной пропахшего табаком мужика стремительно, с пронзительным воплем взлетела чайка. Пухлая, покрытая тёмными волосками рука дёрнулась, и свинцовый шарик скакнул в траву.
- Эх, незадача, – досадливо крякнул игрок, наклонился и принялся шарить в траве рукой. - Теперь точно удачи не будет, примета такая... А мы вот как поступим!
И положил на стол новый. На вид – такой же, как предыдущий, один в один. Я не сразу поняла, в чём подвох, думала в тот момент о Торне и прочих, думала о том, на что потрачу выигранные сегодня деньги… Я протянула руку к напёрсткам, на которые и не смотрела – и замерла.
У свинца свой неповторимый кисловатый привкус, железо отдаёт горечью, медь, из которого сделаны напёрстки, сладка. Я чувствовала её сладость – но и только. Даже в руке игрока ничего не было зажато.
- Ну, девонька, давай! – задорно выкрикнул мужик, а я не могла признаться в том, что ничего не чувствую. В Эгрейне было мало магии и мало магов. Я не знала толком, что с ними бывает, но слухи ходили обрывочные и не самые радужные.
Я ткнула наугад.
- А нетушки, а вона где! – мужичок приподнял соседний напёрсток, и я, как зачарованная, протянула руку и взяла шарик. Он был тёплым и лёгким. Ногтем я поскоблила бок.
Жёлудь.
Обыкновенный жёлудь, покрытый серой краской.
- А ну-ка, пойдём, – низовой поманил меня пальцем, подушечка пожелтела от табака. Я вскочила и огляделась – людей поблизости не было, но убежать я успею…
Я не успела.
- Платить не хочет, сынки! – явно подделываясь под стариковский голос, проскрипел мужик. Тут же рядом возникли невидимые прежде «быки», матёрые парни едва ли старше меня, с пустыми глазами и тяжёлыми кулаками. Один из них размахнулся и ударил меня по лицу. Ударил умеючи – чуть ниже, и разбил бы губу, выбив пару зубов, чуть выше – и мог бы проломить висок. Голова онемела, в глазах потемнело, но там, ниже головы, я всё отлично чувствовала.
Вот только двигаться почти не могла, словно чугунная голова отделилась от ватного туловища. Не могла я сказать о Топоре и Пегом, да и какая разница до них была этим чужакам?
Впрочем, чужеродность собственного тела была мне на руку. Всё прошло быстро, даже саднящая боль пришла гораздо позже. Далеко меня не потащили – подходящие кусты, укрывшие нас от редких прохожих, нашлись неподалёку, я слышала чью-то беззаботную болтовню, но на помощь позвать не могла – рот завязали какой-то давно не стиранной тряпкой. Спиной я чувствовала песок и камни, каждый камень, каждую щербинку и выбоину. Мужик пнул меня пару раз по животу, без особой охоты пощипал меня за грудь через корсаж – синяки потом сходили долго и неохотно. Задрал мне подол, стянул нижнее, развёл колени, пошерудил пальцами между ног. Отчего-то именно его пальцы с жёлтыми подушечками и грязными нестриженными ногтями вызвали большее отвращение, чем член, вялый и тонкий, испещрённый лиловыми венами. От низового вблизи пахло просто омерзительно: табаком, немытым телом и гнилыми зубами, кажется, запах сходил дольше, чем синяки. Возможно, ему тоже казалось, что я как-то непривычно и особенно пахну, во всяком случае, он упоённо обнюхивал меня, как дворовая собака кусок мяса, и если бы я могла, то выбила бы ему зубы за одно это. От какого-то особенно резкого движения его пальцев внутри что-то будто лопнуло, порвалось болезненной струной, а он хмыкнул и протянул: «Ну, вот и всё, нечего бояться-то. Теперь хорошо будет». Хорошо не было: я не сразу поняла, что проступившая между ног влага была кровью, но мучительно медленное, тесное, саднящее проникновение не смягчила и она. Кончил он за несколько минут – я старалась не издавать никаких звуков и не смотреть ему в лицо. Моим же бельём зачем-то вытер кровь и своё семя с внутренней стороны бёдер, хлопнул меня по животу и сказал напоследок что-то вроде «хороша, как королевская дочка».
Глава 5. Уроки дворцеведения
Когда-то, как и все девочки, я хотела стать принцессой. Носить прекрасные платья с драгоценными камнями… Дура. Пока я была самой собой – девочкой из Сумрачного квартала, не то что бы счастливой, но свободной – я и была принцессой. Королевой собственной жизни.
Кукла, призванная заменить сьеру Марану, о свободе могла только мечтать.
Мне хотелось поговорить с ней, замкнутой женщиной с моим лицом, выкупающей собственную свободу ценой моей. Впрочем, если план заговорщиков удастся, сьера вовсе не сбежит из своей золочёной клетки. Просто сменит одну на другую. Будет ли некто Каллер лучше нынешнего регента? Как и большинство людей из низов, я не верила в это: в то, что на трон в принципе может прийти кто-то "лучше".
- Сьера Марана, несомненно, будет вынуждена побеседовать с тобой, – ответил Брук на мой невысказанный, только родившийся в голове вопрос. На "ты" он перешёл легко и непринуждённо. – Но не сейчас. Ей сложно отлучаться из дворца, её тщательно охраняют. Повторим распорядок дня.
- Подъём в половине седьмого, – покорно начала я. – Гигиенические процедуры, которые помогают осуществлять две моих фрейлины.
- Имена?
- С тёмными волосами Далая. Со светлыми волосами Фрея. Любовница регента Ривейна.
- Это к делу не относится, но хорошо, что ты запомнила. Продолжай.
- К восьми часам я привожу себя в порядок. Завтрак приносят в спальню, в постель или на стол, по моему пожеланию. Через полчаса посуду уносят. Я переодеваюсь. Приходит целитель, осматривает столь ценное чрево…
- Просто осматривает.
- Да-да. В девять часов десять минут утра мою спальню посещает регент. До девяти сорока. Бывает, он уходит раньше.
Я старалась говорить нейтральным спокойным голосом, усмиряя всё то, что бунтовало внутри – мне точно пригодится это умение. Ох уж эти ежедневные тридцать минут в расписании: регент ценит время, что и говорить. Да, я с детства зарабатывала на жизнь нечестным путём, но никогда не думала становиться шмарой, пусть даже почти королевской.
Человек предполагает, жизнь располагает.
- Регент уходит, а я остаюсь в своей комнате. Привожу себя в порядок, переодеваюсь. Выхожу гулять вокруг замка. Гуляю до одиннадцати часов тридцати минут. Возвращаюсь. Переодеваюсь, – последнее слово уже почти выплюнула в лицо неподвижно стоящему передо мной Бруку. – Второй завтрак. Далее чтение и вышивка. Переодеваюсь. Обедаю в собственной комнате. Переодеваюсь для дневного отдыха до шестнадцати часов. Встаю. Пе-ре-о-де-ва-юсь. Полдник. Посещение дворцового храма и благодарственная молитва Высшим богам за такую счастливую насыщенную жизнь. Пе-ре-о-де-ва-юсь! Прогулка конная в сопровождении грума, одной из фрейлин и приставленных ко мне офицеров, лейтенантов Сваруса…
- Свартуса.
- Простите. Свартуса и Гравиля. Мои, то есть, Маранины верные стражи, верность которых, то есть молчание, надёжно обеспечивается правильно собранными компрометирующими их документами, так ведь? Прогулка длится до девятнадцати часов. Возвращаюсь…
- Переодеваешься, – бесстрастно договорил Брук. – А потом…
- Ужин. Облачение в вечернюю одежду. Осмотр второго целителя, не понесла ли ещё королевская самка…
- Не хами, Вердана. Тебе нужно избавляться от низкопробного лексикона даже в мыслях.
- Вышивка и чтение. Десятиминутное общение с супругом, если у него нет других более важных дел. Впрочем, обычно они есть. Фрейлины помогают мне раздеться. Отход ко сну.
Паршивая жизнь марионетки. Сьеру Марану отчасти даже можно было понять. Несколько раз я начинала считать, сколько за день переодевается супруга регента – и каждый раз сбивалась. Должно быть, одна её гардеробная была больше моего дома. Моего прежнего дома на Ржавой улице.
- Всё верно, Вердана. Это твой режим дня. Не понимаю твоего ёрничания. У тебя есть горничные и фрейлины, которые помогут справиться с одеждой и прочими бытовыми задачами и неурядицами.
«И одна из которых спит с «моим» мужем. Возможно, больше тридцати минут в день. И ведь хватает же его на двоих», – я промолчала, но Брук приподнял бровь.
- Что тебя не устраивает? Ты хочешь настоящей семейной жизни с регентом Ривейном, которого никогда не видела и будешь видеть всего три месяца? Жизнь высоких особ не принадлежит им в полной мере, Вердана.
Такова плата.
Часть 2.
Я наконец осталась одна и встала под своим маленьким зарешёченным окошком. Справа от меня на стене висела подробная карта Гартавлы – королевской резиденции на востоке Гравуара, маленькой крепости, куда нет ходу простым смертным. Гартавлу с давних времён окружал глубокий ров и высокие, в несколько человеческих ростов стены, превращая её в подобие хорошо защищённого от вторжений острова.
Не представляю себе, как я попаду туда. И даже в самых смелых мечтах не могу представить, что выйду.
На регента Ривейна за последние четыре месяца – с того момента, как умер король Персон – было осуществлено четыре покушения. Мягко говоря, он очень подозрительный и осторожный человек... и мне было трудно осуждать его за это.
Правда, только за это. По словам Брука, Ардина и Ловура, регент был жестоким правителем. При нём, например, противостояние с Дармарком за Варданские острова достигло небывалой степени обострённости и унесло несколько сотен жизней. За четыре месяца его единовластного правления было проведено около трёх десятков публичных казней, и несколько десятков человек на долгие годы осели в подземных темницах Гартавлы, многие пережили пытки, не менее сотни были высланы из Эгрейна без права возвращения обратно. Судя по блеску в глазах обычно молчаливого сьера Ловура, делившегося со мной безрадостными цифрами, кто-то из его близких разделил участь тех бедолаг.
Ничего этого ранее я не знала. То, чья задница греет трон в настоящий момент, как-то не влияло на порванные штаны Брая, лихорадку Грая, нытьё Лурда по поводу новой семиструнки…
Я задрала голову и увидела через зарешёченное окно кусочек неба и горсть рассыпанных по его синему бархату звёзд. «Звёзды – слёзы ангелов, Дана», – говорила мне когда-то мама. Она так редко могла поговорить со мной, но почти каждая её фраза врезалась в память. Запах цветочной воды от её шеи и волос – отец не покупал ей духи, она контрабандой вынесла пузырёк из своей прежней жизни. И использовала очень редко и бережно.
Останутся ли в памяти моих мальчишек какие-то мои слова и фразы, торопливо рассказанные сказки и прибаутки, сочинённые на ходу, окрики и шлепки, смазанные поцелуи – или они забудут меня, так же, как почти что забыли отца и мать? И как будет лучше для них – чтобы помнили или забыли и не сожалели, не скучали?
Дверь стукнула, я обернулась и увидела на пороге Брука. Черные волосы, обычно собранные в хвост, фривольно рассыпались по плечам, очков нет. Вместо привычных рубашки, жилета и камзола – завязанный на поясе домашний бархатный халат, позволявший видеть голую безволосую грудь.
Мне стало не по себе.
- Что-то случилось? – я скрестила руки на груди. – Что-то с Арвандом?
- Мальчишка жив и вполне здоров, хотя и не совсем… укомплектован, – фыркнул Брук, я почувствовала слабый запах вина, даже сквозь разделявшие нас четыре-пять шагов.
Он же пьян! А прямо стоит, скорее всего, только потому, что держится за дверной косяк.
- Я ложусь спать, – голос дрогнул, но, наверное, это было слышно только мне.
- У нас мало времени, – его голос подрагивал тоже. – Максимум ещё месяц. А ты не готова. Зажатая нескладёха.
- Я занимаюсь всем, что вы мне велите. Делаю и учу всё, что нужно. Изо всех сил.
Да, я старалась. Читала. Делала необходимые косметические процедуры. Осваивала танцы и этикет. Читала. Вышивала. Ежедневно по нескольку часов занималась верховой ездой – это входило в обязательный перечень умений благородной сьеры. Тело ниже пояса отчаянно ныло, но я терпела.
- Не всё.
Словно решившись, Брук вошёл и прикрыл за собой дверь.
- Я же вижу, – он понизил голос, винный запах стал отчётливее, вызывая желание зажать нос. – Ты неопытная в постели. Деревянная. Кто бы тебя по сеновалам раньше не валял, это не регент. Он будет приходить к тебе ежедневно, кроме твоих женских дней, этот запрет соблюдается строго. Регент не должен почувствовать, что что-то не то...
Меня пробила дрожь, но в комнате не было ничего тяжёлого или острого. Каждую вышивальную иголку сьера Льема педантично убирала в маленькую деревянную шкатулку, пересчитывала и забирала с собой.
- Сьера Марана его не любит. Было бы странно, если бы она…
- Оставь детский лепет по поводу «любит-не любит». Сьера Марана прекрасно понимает свои обязанности и никогда не отказывала супругу в близости. Ничего большего от неё и не требуется.
- Я тоже не буду, – сглотнула я, – отказывать. Мы с вами всё обговорили. Я знаю, для чего я там.
- Ты неопытна и зажата, – повторил Брук и сделал ещё два шага. Теперь он стоял прямо передо мной. – Тебя заподозрят и раскроют.
- Вы просто пьяны и не понимаете, что говорите.
Нельзя бояться. Нельзя показывать свой страх.
- Я выпил по необходимости. Алкоголь мне вреден, видишь, на что приходится идти, ради… долга перед отечеством?
- Под этим предлогом вы решили затащить меня в постель? Я не шлюха, сье Брук, не надо из меня её делать. У нас, в Сумрачном квартале, говорили, что шмару за версту видно. Не думаю, что регенту понравится, если его жена…
- Заткнись. Это необходимость. Можно подумать, мне этого хочется.
Глава 6. Дьявольски простой план.
- Мара, – шептал навалившийся на меня мужчина, чёрные длинные волосы попадали мне в рот, вызывая рвотный рефлекс. – Мара, Мара, моя Мара…
На секунду меня охватила злость, прорываясь сквозь кокон безразличия, которым я себя окружила – как мне казалось, плотный и надёжный, точно литая броня. Обычно я лежала неподвижно, пока Брук старательно и со всем прилежанием готовил меня к роли безотказной регентской постельной грелки – увы, нельзя было сказать, что я совсем ничего не чувствовала, но такой радости, чтобы понять это, своему мучителю я не доставляла. Я с самого начала подозревала, что дело не только в том, чтобы подсунуть регенту фальшивую жену, не имеющую заветного родства с королевской династией Цеешей и не связанную магической клятвой верности. Всё было слишком очевидно, всё как на ладони даже для неопытной и наивной меня: прекрасная недоступная госпожа, безнадёжно влюбленный слуга.
Не новый сюжет.
Здесь я была жертвой, по иронии судьбы похожей на супругу регента девушкой, которую никому не жалко было пустить в расход. Но сейчас, когда вколачивающийся в меня Брук начал так нежно шептать чужое имя, я вдруг почувствовала настолько неудержимую ярость, что, наверное, могла бы задушить его голыми руками. Только что в этом толку? Брук не единственный заговорщик, а в заложниках – мой маленький брат. И я поступила единственным доступным мне образом: обняла его сама, обхватила бёдрами, непритворно охнув от того, что он оказался глубже, от того, насколько чувствительным могло быть моё тело к этим ворованным прикосновениям горячей плоти. Куснула его в шею – иллюзия страстного соития, иллюзия взаимности почти полная. Потянула зубами за кончик уха и прошептала, тихо, но отчётливо:
- Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ривейн, я тебя люблю. Ривейн, я безумно тебя люблю… Ривейн.
Брук отреагировал не сразу, он был близок к разрядке, разгорячен и возбуждён, но он отреагировал. Отстранился, открыл глаза и, задыхаясь, посмотрел на меня, словно только сейчас понимая, кто рядом с ним находится. И, несмотря на страх наказания, я почти торжествовала. Это была не та месть, которая мне нужна, я мечтала умыть в крови их всех, каждого из них, но так было даже слаще. Я одна, я слабая, но даже если у меня ничего не выйдет, один этот миг почти что перевесил всё прочее: боль и бесконечное унижение.
- Ты… – пробормотал Брук, торопливо поднимаясь и накидывая халат на плечи. – Ты…
- Старательно выполняю ваши указания, – сказала я, откидываясь на подушку, уже почти не стыдясь своего обнажённого тела. – Учусь, представляя будущего законного мужа на вашем месте. Вы довольны, сье?
Он почти выбежал из моей комнаты, а я встала, накинула сорочку, посмотрела в крошечное зарешеченное окошко, в которое пробивался серый рассвет, и подумала о том, что уже совсем скоро окажусь в Гартавле.
Так оно и произошло.
Брук объявил, что я готова.
***
По правде сказать, я не думала, что с подменой законной жены регента на фальшивую будет столько сложностей: в конце концов, будущая королева целых три раза смогла выбраться из дворца, чтобы увидеть меня и поговорить со мной. Однако всё вышло не так: в те разы, когда я еще «не была готова», регент в Гартавле отсутствовал, усмиряя народные волнения на севере Эгрейна, там, где проходила граница с Дармарком и Пимаром. По мне так просто следовало дождаться, когда жители по обе стороны границ выкинут очередной фортель и схлестнутся из-за очередной волны золотой лихорадки и якобы обнаруженных золотых приисков, но моего мнения никто не спрашивал.
Впрочем, официальным поводом для вылазок сьеры Мараны были визиты к болеющей матери, которая умудрилась покинуть наш мир незадолго до завершения моего «обучения». Поездки к тёще, также носительнице крови Цееш, регент терпел и позволял, но воспользоваться этим поводом более было невозможно, хотя у сье Мараны оставался вроде бы ещё и здравствующий отец, а возможно, и какие-то другие родственники. Время истекало, до истечения официального срока регентства оставалось всего три месяца и десять дней. Может быть, сьера Марана просто больше не могла терпеть свою жизнь, в отличие от меня, имея возможность хоть как-то её изменить.
Вторая наша встреча случилась через несколько дней после первой, после того, как я закончила с истерикой и вышла из оцепенения, сдалась и смирилась, прошла через ряд косметических процедур и только-только приступила к обучению манерам, дворцовому этикету и другим бессмысленным в старой жизни, но совершенно необходимым в новой вещам.
Я смотрела на тёмную фигуру с идеально прямой спиной и холодным выражением на лице – моём лице! – и гадала, была ли она такой же там, с регентом, или эта маска предназначалась специально для меня. Двигалась сьера Марана мягко и плавно, шагала бесшумно, контрастно тёмные на фоне светлых волос карие глаза казались непроницаемо серьёзными.
Не думаю, что даже после года, даже после пяти лет обучения нас можно будет спутать.
- Мне нужно рассказать вам о Ривейне и о себе, – бесстрастно проговорила сьера. – Если будут вопросы – спрашивайте, но сначала выслушайте. Люди Каллера изучили от и до биографию ваших матери и отца. Мы с вами находимся в родстве, что, в общем, было ожидаемо, учитывая наше сходство.
Да, это было ожидаемо… и всё равно странно.
Часть 2.
- Сразу хочу сказать, что к королевской династии вы отношения не имеете. Я Цееш по матери, а наше с вами родство идёт по отцовской линии. Точнее, ваша мать приходилась моему отцу троюродной сестрой, она внучка брата моего прадеда. Законы передачи некоторых черт внешности довольно своеобразны, хотя родство довольно дальнее, мы действительно очень похожи.
«Надеюсь, только внешне», – мысленно произнесла я. В Сумрачном квартале, где я выросла, жизнь была сложная и жестокая, но общую кровь там умели ценить. Эта молодая женщина, благородная и холёная, допустила, чтобы искалечили маленького мальчика, по сути, брата, была готова пожертвовать моей жизнью, тогда как совершенно посторонний вор и убийца Пегий защитил меня от своры жаждущего молодого девичьего тела ворья. «Мораль – та ещё шмара», – поговаривали у нас, и только сейчас я стала понимать, почему.
- Мне двадцать три года, двадцать четыре исполнится весной, шестнадцатого апреля.
«До этого я не доживу», – опять же про себя добавила я.
- Мы с регентом до свадьбы виделись один раз. Его Величество Персон слёг от какой-то хвори, и в тот же самый день, когда уже ничего нельзя было сделать, Ривейн первый раз переступил порог моего дома. Наш брак был заключен на следующий день после того, как молодой король умер, предварительно объявив в присутствии своего духовника, который его исповедовал, что назначает министра Ривейна Холла регентом.
Она прикрыла глаза, то ли вспоминая, то ли не желая, чтобы я поняла, что она чувствовала по этому поводу – если чувствовала.
- Почему вы согласились на этот брак? – я задала вопрос, заполняя паузу. Собственно, это было основное, чего я не могла понять. Может быть, ненависть возникла не сразу?
- У меня не было выбора, на руках у регента был приказ с королевской печатью. Очевидно, перед смертью Его Величества он умудрился заставить её поставить. На тот момент я не знала о связи своего рода с Цеешами. Жила самой обычной жизнью и собиралась замуж за другого человека. Истекал срок его военного контракта, со дня на день он должен был вернуться. Но не вернулся. Став регентом, Ривейн тут же отослал его на Варданские острова – по поводу их суверенитета последние несколько лет регулярно случались стычки с дармаркцами. Его убили.
Она ещё несколько минут не открывала глаз, но потом поднялась и взяла стопку листов, принесённых с собой, положила на столик между нами. Это были карандашные портреты, довольно реалистичные и умелые.
- Вам многое рассказывали о моём распорядке дня, верно? Возможно, я в чём-то повторюсь. У меня есть три постоянных горничных, Арда, Луза и Салия. В их обязанности входит уборка комнаты, поддержание порядка в моём гардеробе и исполнение любых моих просьб, – я посмотрела на три молодых женских лица, ничем особо не примечательных. – Портреты я вам оставлю, они подписаны, будете изучать и запоминать. Отношения с горничными сугубо хозяйские, никаких сантиментов или панибратства, я приказываю – они выполняют. Возможно, у себя вы всё по дому делали сами, но в Гартавле порядки другие. Если вам нужно что-то, вы обращаетесь к слугам и требуете.
Сьера Марана склонила голову и посмотрела на меня.
- Впрочем, жестокость и грубость проявлять будет также неуместно. Горничные исполнительны и почтительны. Если у вас будут претензии к слугам, вы можете обратиться к Ривейну. Он их заменит.
«Интересно, когда лучше всего к нему обращаться, – неожиданно зло подумала я. – До акта ежедневного соития или после? Или, может быть, в процессе, чтобы не терять время даром?»
- Есть две фрейлины. В их обязанности входит помощь с переодеванием, сопровождение меня во время прогулок, приемов пищи и походов в храм, развлечение беседами, чтение вслух и музицирование. Я умею неплохо играть на клавишане, но во дворце почти никогда этого не делала, так что вам не нужно об этом беспокоиться.
«Я беспокоюсь не об этом».
- Это Далая. Это Фрея, – передо мной появились портреты миловидных женских лиц, но у меня не было уверенности, что я смогу всех запомнить и узнать, увидев вживую.
- Любовница регента, – не сдерживаю я комментарий, разглядывая юную блондинку с пухлыми губами и по-детски наивным взглядом голубых глаз.
- Совершенно верно. У нас хорошие отношения, хотя доверительными или дружескими их, конечно, назвать нельзя. Мы никогда не обсуждаем Ривейна и их связь, и когда она отлучается по его просьбе, я ничего не говорю. Ни ей, ни ему. Ни до, ни после.
- Но…
- Так принято. Проявление недовольства считается дурным тоном в наших кругах. Фрея хорошая девушка. Её обесчестил один из слуг ещё в юном возрасте, так что с надеждой на брак с достойным человеком можно было попрощаться. Влиятельный покровитель – неплохая альтернатива одиночеству. Что касается меня, то мне всё равно.
Я не была в этом так уверена.
- Откуда вы тогда узнали об их связи?
- Это не сложно. Во дворце все на виду, и даже у стен есть уши. Помните об этом.
Часть 3.
***
- Разумеется, придворная жизнь подразумевает увеселения, но в эпоху правления регента Холла их практически не было. За последние пять месяцев было дано два благотворительных бала и одно театральное представление. Отчасти из-за траура по Его Величеству Персону, отчасти из-за привычек самого регента. Регент не любитель подобных мероприятий, – Брук констатировал факт, и в интонациях его голоса никак не отражалось отношение к происходящему. – Однако скоро истекает отпущенный ему срок правления, а дворянство, мягко говоря, настроено не лояльно. Возможно, поэтому на следующей неделе состоится Королевская охота, в Вестфолкском лесу, разумеется. С одной стороны, это просто развлечение для скучающей знати. С другой – создание определённого прецедента, ведь за семь столетий правления Цеешей ежегодную Королевскую охоту пропускали лишь трижды, и ни разу никто, не имеющий отношения к правящей династии, её не проводил. Это наш шанс осуществить подмену.
Я слушала и смотрела на него, впитывая каждое слово и в то же время… За этот последний месяц для меня что-то изменилось. Да, я по-прежнему ненавидела их всех, и я по-прежнему знала, что воспользуюсь любым шансом, чтобы уничтожить их всех, но…
Но этот мужчина спал со мной. Называя другим именем, представляя другую женщину, мечтая о мести, вёл себя намеренно презрительно, а порой грубо, но всё же. Вопреки всякой логике я хотела, чтобы наш разговор шёл иначе. Чтобы он говорил со мной как со мной, как с живым человеком, а не бездушным манекеном.
Арванда я не видела уже пять дней. В последнюю нашу встречу он чувствовал себя неважно, простыл. И я видела, как ему страшно – без меня, без братьев, без Ларды, которую он частенько называл «мамой», в незнакомом месте с чужими людьми. После того, как я окажусь в Гартавле, я уже никогда его не увижу, им – людям неведомого мне Каллера – не будет нужды держать при себе увечного паренька, к тому же свидетеля.
Они убьют его. Возможно, через девять дней.
Я сидела с идеально прямой спиной. Следила, чтобы на переносице не образовывалась морщинка, следила, чтобы не закусывать губу. Со стороны я являлась образцом сдержанного спокойствия.
Но внутри меня бушевало пламя.
«Соври! – мне хотелось орать. – Соври. Скажи, что с Арвандом всё будет хорошо, что вы позаботитесь о нём. Скажи мне, что я останусь жива после того, как вы убьёте регента – или что вы собираетесь с ним сделать... Скажи мне ложь, которую я хочу услышать, посмотри мне в глаза, пожалуйста!»
- Я расскажу об охоте, ты, должно быть, не знаешь подробностей. Вестфолкский лес включает в себя не только собственно лес, но также поля, луга, реки, болота, пустоши. Прилегающие территории, где может появиться дичь. Олени, лани, косули, лисы и кабаны объявлены личной собственностью правителя Эгрейна, самовольная охота на них запрещена и карается смертной казнью.
- А фазаны и куропатки? – ровным голосом уточнила я. Каждое моё слово, каждый мой жест находились под контролем, но как же это было трудно. Брук чуть склонил подбородок. Каждый его взгляд в мою сторону – оценка.
- Для охоты на птиц, а также куниц и зайцев в Вестфолке требуется получить специальное разрешение. Продолжаю. Должность королевского лесничего в данный момент занимает сье Корвон Донн. Он же королевский ловчий.
- Ваш союзник?
- Не перебивай. В обязанности ловчего входит предварительный отлов дичи для охоты и доставка её в установленное место.
- Вот как? Охота – это фикция?
- Охота – это светское развлечение, причём небезопасное. Звери остаются дикими зверями, встреча с которыми может быть крайне травмоопасной. Один из первых Цеешей, Рамтор Цееш, был убит диким кабаном. К тому же охота не может затягиваться на недели. Столетие назад правители выделяли на неё дюжину дней. В наши дни даже это – непозволительная роскошь, поэтому не стоит демонстрировать скепсис. Сейчас я объясню план подробно, и у нас ещё будет дней восемь на репетиции в саду.
- Я хочу увидеть Арванда.
- Увидишь, – равнодушно отозвался Брук, и я отвернулась, особенно остро ощущая лезвие в голенище его сапога.
После того, как я назвала его именем регента, по ночам ко мне он больше не приходил.
Портрет регента – не карандашный рисунок, а полноценный цветной масляный портрет в полный рост принесла мне сьера Марана, точнее, сопровождающие сьеру Марану в нашу вторую встречу слуги. Я разглядывала его долго, пытаясь увидеть чудовище, о позорном низвержении которого мечтает и знать, и простой народ, но видела только довольно хмурого мужчину лет тридцати, очевидно высокого и сильного, с короткими, но густыми светлыми волосами, тёмными бровями и проницательным взглядом зелёных глаз. Глубокий, но узкий шрам змеился на левом виске. Марана говорила, что вся левая половина его тела покрыта шрамами: неудачное ранение в последнем морском бою, после которого первого в истории Эгрейна двадцативосьмилетнего адмирала демобилизовали.
- Расскажите мне о нём ещё, – попросила я своё холодное отражение.
- Разве Брук не предоставил необходимую информацию?
- Разве мне не нужно знать о регенте только то, что знаете о нём вы?
Сьера неохотно кивнула.
- Наше знакомство было поспешным. Он появился в нашем доме без предупреждения, сам, в сопровождении своих прихлебателей-военных. Ривейн заботится о собственной безопасности, на него уже было четыре покушения… думаю, тебе говорили. Но охрана была у него ещё до всего этого, даже тогда, когда тело несчастного Персона ещё не остыло. У него имелась при себе бумага с королевской печатью… родители не могли не пустить его в дом. Позвали меня.
Часть 4.
***
Ветер, холодный осенний ветер, трепал мои светлые волосы – мне всё ещё было трудно привыкнуть к их нежному платиновому оттенку. Волосы необходимо было спрятать под маленькую зелёную шапочку с пером, это было неудобно, но делать сложную гладкую причёску было нельзя – сьера Марана предпочитала носить распущенные волосы. Приходилось привыкать к постоянно лезущим в лицо прядям.
Происходящее казалось нереальным.
Два месяца, которые я провела у Брука и прочей шайки Каллера, который так и не соизволил показаться мне на глаза и познакомиться лично, были вечностью, но и эта вечность истекла. Нельзя сказать, что я совсем не покидала своей временной темницы, напротив – выезжала почти ежедневно обучаться верховой езде, но всё это было не то, всего лишь репетиция.
И сейчас всё внутри меня пульсировало и замирало.
Я попрощалась с Арвандом вчера и поклялась ему, что вернусь и заберу его, и мы вместе вернёмся домой, к остальным. Он спрашивал меня о братьях, и я рассказывала, каждый раз выдумывая новые подробности, сдерживаясь, чтобы не заскулить от необходимости быть сильнее и увереннее, чем он. Я знала, что всё это было ложью – и мои рассказы, и мои обещания, и всё равно старалась поверить себе же самой, чтобы быть убедительнее.
Этот кошмар закончится. Мы вернёмся домой. Вместе. Обязательно.
- Вы не боитесь? – не выдержала я перед нашим выходом из дома прямиком в Вестфолкский лес, обращаясь к собранному молчаливому Бруку.
- Что? – погружённый в собственные мысли, он, казалось, не вдумался в смысл моего вопроса.
- Я не связана с вами никакой магической клятвой.
- И что?
- Я же могу… ну… всё о вас рассказать.
- Кому? – он улыбнулся. – Регенту? И что будет дальше? Тебя либо сочтут сошедшей с ума и изолируют ото всех, что не помешает регенту добиваться желанного наследника, либо тебе даже поверят и до поимки подлинной Мараны запрут, продолжая на всякий случай добиваться наследника. Проведут через ещё одну церемонию заключения магической клятвы, только и всего. А потом несчастная супруга регента для всех умрёт в родах. Кровь на родство с Цеешами сможет проверить только патриарх. А нас не найдут. Зато, возможно, найдут твоего братца, всех твоих братцев, разобранных, как детские пирамидки. Хочешь потом собирать их заново в королевском морге, нанизывая части тел на выдернутые позвоночники? И знай, если ты покончишь с собой, ничего не изменится. Я, знаешь ли, очень памятлив. И принципиален.
Я не думала об этих его словах сейчас, подъезжая к Вестфолкскому лесу, в костюме одного из младших помощников ловчего: зелёные бриджи, короткая бархатная курточка цвета молочного шоколада, шапочка с пером – поверх охотничьего костюма, один в один повторяющего костюм сьеры Мараны. Было неудобно в двойной мешковатой одежде, но никто и не обещал, что мне будет удобно. В седле я держалась куда увереннее, чем в первый день, но всё ещё далеко не так ловко, как эти аристократы.
Брук, тоже на лошади, подъехал бок о бок ко мне, заглянул в лицо. Правильные черты лица, чёрные глаза, густые ресницы, которые не скрывали даже очки, шелковистые волосы, собранные, как обычно, в короткий хвост – он был очень красив, куда красивее регента. Я снова вспомнила рваный влажный шёпот «Мара, Мара, Мара…» – и широко улыбнулась.
- Я не покончу с собой, не переживайте. Я выживу. И вернусь. Стану вашим ночным кошмаром, я вам обещаю.
- Кошмары мне никогда не снятся, Вердана. Удачи, – он похлопал меня по плечу и пустил своего коня галопом, а я – своего, трусцой. В противоположные стороны.
Глава 7. Королевская охота
На краю Вестфолкского леса, краснеющего кривобокими чахлыми осинами, меня ждал человек Брука, высокий и угрюмый мужчина с кинжалом на поясе и ружьём за спиной. Из ружья мне до этого стрелять не приходилось ни разу. После короткого, довольно скептического осмотра мужчина поправил выбившуюся из-под шапки прядь волос, накинул мне через голову бесформенную холщовую тунику, спереди доходящую до середины бедра, а сзади до колен, перевязал тонкой бечевой на талии. Без лишних слов сам повесил на плечо тяжелое, неудобное, не внушающее никакого доверия ружьё. Придержал поводья моего и без того смирного коня и коротко, пронзительно свистнул – от резкого звука натянутые до предела нервы были готовы и вовсе лопнуть. Из леса выехал ещё один мужчина, на этот раз – приземистый и полноватый, с кудрявыми тёмными волосами, лет сорока на вид. Хмуро кивнул мне, и мы тронулись: он впереди, и я следом, удивляясь, как это моя коняжка умудряется не спотыкаться о толстые узловатые корни деревьев, пересекавшие узкую тропинку. Минут через двадцать, когда я дважды чудом не выколола себе глаз острыми, стремительно теряющими пёстрое осеннее оперение ветками, мы выбрались на небольшую светлую поляну. Снизу и сверху, от земли и серебристого пасмурного неба тянуло холодом. Казалось, что за тёмными стволами прячутся неведомые хищники, пристально вглядывающиеся мне в спину.
- Моё имя Тук, – скороговоркой проговорил мужчина. – Смотри и запоминай. Тебя буду звать Лей, если понадобится. Сперва держись с остальными ловчими, в лица господам не смотри. Повторяй за остальными, если что – ты новенький. Сегодня охота идёт на кабанов и косулей.
Охотничий сезон в Эгрейне заканчивался обычно в октябре, а вокруг уже вовсю багровел ноябрь, но регент имел право на подобные нарушения. Со слов Брука я знала примерный регламент грядущего мероприятия. Честная компания – около пятидесяти человек господ, среди них несколько гостей из соседних Пимара и Дармарка, примерно в полтора раза больше сопровождающих слуг, все на лошадях – собиралась вместе у так называемых Северных ворот. Ворота действительно имели место быть, огромные, деревянные, по какой-то прихоти перенесённые на Вестфолкский тракт из одной разрушенной древней крепости. Навстречу гостям, по факту являвшимся хозяевами, торжественно выезжал главный ловчий, он же лесничий Вестфолка, торжественно подавал Его Величеству – в данном случае ещё только регенту – особенный рожок, вырезанный из бивня какого-то древнего вымершего зверя, и регент торжественно трубил, обозначая начало охоты. Традиционно охота была, конечно, псовая, псарня в королевском дворце имелась знатная, а эгрейнские гончие, поджарые, длинноухие, звонкоголосые, выносливые, ценились и далеко за пределами страны. Но сегодняшняя «тихая» охота стала исключением, псы подхватили какую-то редкую желудочную хворь, и было решено выходить без них.
Я росла среди людей, про которых принято было говорить, что они «как звери», и это были по-настоящему безжалостные и жестокие люди. Однако – вот странность – что у ворюг Борова, что у громил Пегого никогда не мучали животных без нужды, а живодёров отделывали порой похлеще иных паскудных бажбанов. Я видела несколько раз, как режут людей, но никогда при мне не убивали животных. И самым абсурдным образом это тревожило не меньше предстоящего знакомства с регентом и возможного разоблачения.
Мне казалось, что сотня с лишним человек – не считая загонщиков и прочей обслуги – внушительная толпа, но Брук, услышав это, рассмеялся, и только теперь я понимала причину его весёлости. Лес оказался огромен, в нём вполне можно было затеряться и двум сотням, и трём, и блуждать неделями, не встречаясь. Зверья выпускали около трёх сотен голов, сотню кабанов и две сотни косулей, и это не считая вольных диких животных, тех, кто мог попасться по чистой случайности. На мой вопрос о волках Брук отмахнулся, но как-то неубедительно.
Поскольку ажиотаж и азарт гона охватывали даже самых равнодушных гостей, охотники не толпились – во-первых, существовала немалая опасность в пылу застрелить кого-нибудь двуногого, во-вторых, у едущих впереди было бы столь обидное преимущество. Однако толпа разбредалась по лесу не хаотично, а в строго указанных загонщиками направлениях. Немногочисленных дам сопровождали слуги: от одного для самых отчаянных до трёх для самых высокопоставленных сьер. Помимо общей охраны была у слуг ещё одна важная миссия: считалось, будто сьерам не положено марать руки кровью, даже на охоте. Поэтому в загнанного хозяйкой зверя стрелял слуга, и метил мёртвую тушу тоже слуга.
Загонщиков было десятка два, все одетые одинаково: накидки, высокие сапоги, шапочки с перьями, молодые, сосредоточенные, молчаливые. С пылающими щеками и колотящимся сердцем я ждала, что кто-то вот-вот заподозрит неладное, но нет – в лицо мне никто не смотрел. Зверьё для загона выращивали в огороженной заповедной зоне неподалёку, метили синей краской, чтобы отличать от приблудившихся диких и вести строгий учёт. Согнанные в два загона кабаны – косули были где-то в отдалении – фыркали, толкались и тревожно похрюкивали, но в целом, вели себя куда спокойнее, чем я ожидала. Возможно, всё-таки был призван какой-то особый маг, успокоивший ненадолго животных. А ещё отобранные для охоты самцы были больше и мощнее, агрессивнее, чем знакомые мне мирные домашние хрюшки. Но вот металлическая дверца была распахнута, и я, как и остальные, схватила небольшой латунный рожок, оставивший во рту неприятно-кислый привкус ещё до того, как губы коснулись холодного края.
Звук, сначала приглушённый и мягкий, утробный, а потом неожиданным образом усиливающийся и взмывающий вверх, оглушил – и не только меня. Несколько мгновений кабаны ещё толкались, не видя выхода к обманчивой свободе, и тогда загонщики пальнули в воздух. Первый кабан даже не выбежал – вывалился наружу и неожиданно резво для такой крупной тяжёлой туши рванул вперёд, остальные, помедлив, бросились за ним. В воздухе ещё витал их резкий мускусный запах.
Часть 2.
Мы поскакали вперёд, сперва все вместе, но спустя несколько минут разделились на группы по три-пять человек. Тука я опознала почти сразу – он выделялся среди прочих полнотой и пышными кудрями, выбивавшимися из-под шапки. Теперь оставалось следовать за ним. В седле я держалась на удивление неплохо для того, кто занимался верховой ездой совсем недолго, и всё равно мне в лесу мне стало страшно, куда страшнее, чем на открытом пространстве: ветки так и норовили оцарапать щёку или сбить шапку. То тут, то там раздавались голоса, выкрики, возгласы, возбужденные, звонкие, словно отлетавшие от стволов, путавшиеся в бурой сухой листве. Я не различала отдельных слов. На дорожку передо мной выскочил заяц и метнулся в кусты, слева вспорхнула крупная птица – всё это заставляло сжиматься мышцы, напрягаться до предела, а Тук нёсся всё быстрее, и я подумала, что вот-вот вылечу из седла, и на этом моя история закончится, не начавшись.
Голоса и звуки выстрелов неожиданно стихли, лес потемнел, словно сурово сдвинув косматые лапы могучих сосен над нашими головами. Мы вылетели на очередную поляну, и я испуганно охнула, забыв о ломящей боли в бёдрах и пояснице: на поляне лежал, раскинув звездой руки и ноги, человек в костюме загонщика, мёртвый или без сознания, над ним склонились двое других молодых мужчин – все в одинаковых тёмных одеждах слуг. Сьеру Марану я увидела не сразу, она стояла в двух шагах от нас, держась за поводья своей кобылы, и от её стройной фигурки, облачённой в традиционный для женщин, занимающихся верховой ездой, утеплённый брючный костюм, такой же, как и у меня под одеждой ловчего, веяло невозмутимой несокрушимой уверенностью.
Даже если регент не отличит нас на вид, если даже в постели не почувствует разницы, даже если целители, фрейлины, слуги ничего не заподозрят, поскольку мы похожи, как две сосновые иголки, не думаю, что я когда-нибудь смогу источать такую ауру душевного холода. Я другая, хотя мы почти сёстры.
- Что здесь произошло? – прогудел Тук. – Сьера, с вами всё в порядке? Лей, не путайся под ногами!
Он поспешно слез со своего коня, грузно опустился на корточки перед пострадавшим бедолагой, поискал пульс на шее, запястье, оттянул зачем-то веки на глазах. Покачал головой и встал на одно колено.
- Лошадь понесла, сье, – дрожащим голосом ответил один из слуг, постарше. – Выстрела напугалась, молодая лошадка-то, глупая, а тут…
- Не двигайтесь! – вдруг выдохнул Тук и покосился на меня так, что сапоги приросли к земле. Я обернулась – и увидела матёрого кабана, показавшегося грозной бурой тучей, медленно выходящего из зарослей. И ещё одного.
Желтоватые клыки казались куда более грозным оружием, чем болтающиеся на поясе кинжалы.
На торчащих треугольных ушах не было синей метки.
Дикие.
Мальчишки-слуги схватились за ружья и торопливо заслонили собой Марану, Тук ухватил меня за рукав, дёрнул себе за спину. Первый кабан захрипел, попятился. Второй обнюхивал низкорослый орешник и равнодушно шебуршал последней россыпью буро-золотистой листвы. Я перевела дыхание, потёрла зудящую щёку и недоумённо покосилась на бордовый след на перчатке: всё-таки оцарапалась, а ведь сьера Марана…
Выстрел, больше похожий на раскат грома, грянул неожиданно близко, и кабан, коротко и пронзительно взвизгнув, рванулся вперёд. Я тоже дёрнулась было вбок, но Тук резко развернулся, толкая меня от себя. Закричал один из мальчишек-загонщиков. Я увидела, как чёрная туша врезалась в него, подбросив вверх, точно набитое соломой чучело, и не особо соображая, что делаю, бросилась в кусты и вдруг увидела в полутора десятках метров поодаль худощавого мужчину с крупным носом и почти сросшимися на переносице густыми чёрными бровями, под которыми двумя провалами темнели глаза – тоже неумолимо чёрные. Он вскинул ружьё, а потом опять прогремел выстрел. Кислый привкус свинца наполнил рот, левое плечо будто обожгло кипятком. Боль плеснула жаром, а потом сконцентрировалась в одной точке, заворочалась, словно раскаленный металлический прут, тогда как левая рука, бок онемели и почти не чувствовались. Лицо Тука неожиданно оказалось сверху, оно расплывалось, словно карандашный набросок, смытый дождём. Я поняла, что упала, падение было неестественно долгим, а приземление неожиданно мягким.
«Про выстрел Брук не рассказывал», – отстранённо, вяло подумала я, наблюдая, как пасмурное низкое небо надо мной вращается, точно падающий иссохший лист.
Глава 8. Охотничий домик
«Теперь, наверное, я умру. Пятая смерть. Охота закончится, слуги соберут туши убитых животных, каплю крови из тела самого крупного кабана по традиции добавят в горячее вино в кубок регента. Слуги уже погрели его там, в Королевском охотничьем доме. Нет, не в кубок. В рожок. В честь окончания охоты король делает глоток горячего вина с кровью из охотничьего рожка, прежде чем протрубить. Глупая и дикая традиция».
Мысли ворочались спутанные, невнятные. Боль почти не чувствовалась, но меня трясло от озноба и жара одновременно, губы пересохли, очень хотелось лечь, но лечь мне почему-то не давали. Чьи-то руки удерживали меня в неудобном полусидячем положении, голова запрокидывалась.
- Пятая смерть, – бормотала я. – Пятая.
На регента, если я правильно запомнили, покушались четыре раза. Что ж, хоть в чём-то я его обогнала. Эта нелепая мысль вызвала нездоровый смех, от которого мигом стало больно в груди, я тихонько захныкала, и наконец-то на губы полилась вода, холодная и невыносимо вкусная после кислоты стойкого свинцового привкуса.
Какие-то лица мелькали перед глазами, и я тщетно пыталась узнать в них те, которые показывала мне Марана. Но лицо регента – точно такое же, каким оно было на масляном портрете – не узнать не могла. Моя правая рука, слабая и беспомощная, коснулась нахмуренного лба, густых тёмных бровей, напряжённой переносицы, колючего подбородка, хищного носа, шрама на виске. Глаза тёмно-зелёного, болотного цвета смотрели на меня угрюмо, тревожно. Это лицо казалось более реальным, чем мои собственные пальцы.
Имя регента неожиданно выпало у меня из памяти, а вспомнить его казалось невероятно важным. Что это за жена, которая не помнит имени мужа? А меня как зовут?
«Мара, Мара, Мара…»
Воспоминание принесло неожиданный прилив злости и сил, и я вдруг услышала собственный голос:
- Ривейн, я люблю тебя. Я безумно тебя люблю…
А потом темнота наползла на глаза, как пролитые кем-то чернила.
***
Треск.
Тихий, ненавязчивый и какой-то уютный, непонятного происхождения. Даже не треск – потрескивание, словно чуть влажные дрова ссорятся в очаге.
Плечо почти не чувствовалось, но и боль ушла. Ушла боль, головокружение, без следа прошёл озноб, а вот жажда осталась. И слабость, словно моё тело принадлежало тряпичной кукле.
Одна голова включилась в работу, и я открыла глаза, не без сожаления признавая, что реальность может оказать предельно неприятной. К сьере, найденной на пустой поляне с огнестрельным ранением в одежде ловчего, будет очень много вопросов и крайне мало доверия. Я уже арестована?
Первое открытие: дом, в котором я находилась, был деревянный. Побеленный потолок, милые вязаные салфеточки на стенах. Я лежала на кровати, облокотившись спиной на горку небольших подушек. Рядом в кресле сидела маленькая старушка с прикрытыми глазами и загадочной улыбкой тоненьких синеватых старческих губ. Кажется, если дышать ещё тише, чем дышу я, можно было услышать легкое прерывистое похрапывание.
На другой стене – окно, прикрытое льняными бежевыми, немного мятыми занавесками. Дверь в третьей стене обрамляли охотничьи трофеи: кабанья голова и слегка проеденная молью медвежья шкура. Я перевела взгляд дальше и увидела отсвет огня. Действительно, трещали ветки в камине.
Перед камином располагалось ещё одно кресло, в котором, спиной ко мне, сидел человек. Я видела светлые короткие волосы, край синего камзола и сильную мужскую руку, лежащую на подлокотнике. На полу развалилась довольно крупная серо-коричневая собака с жесткой даже на вид шерстью.
Канцлер, пёс Ривейна.
Я сглотнула – слюна во рту собралась с трудом.
Медленно-медленно правой рукой приподняла край лежащего на мне пухового одеяла. Левая рука и плечо перевязаны, но блузу и юбку можно разглядеть. Вероятно, Тук всё же умудрился каким-то образом снять одежду ловчего с раненой меня.
Мужчина резко, но бесшумно поднялся с кресла и развернулся ко мне. Что ж, изображение на портрете имело огромное сходство с оригиналом, правда у этого регента морщинка между бровями была более резкой, а под глазами пролегли тени.
«Чуть не потерял ценную для разведения самку. Уникальный единственный экземпляр. Странно, что сьере даётся столько воли в перемещениях», – вяло подумала я.
- Кто вы? – вдруг спросил мужчина, и я почувствовала, как сердце маленькой глупой ледышкой опускается в область пяток.
_______________________________________________________
Регент Ривейн Холл
Часть 2.
- Сьера Марана, в девичестве Дайс, ваша жена, – ответила я хрипло, особо ни на что не надеясь. Если уж он задаёт такой вопрос... Но на лице регента, словно вырезанном из камня, не отразилось ни гнева, ни злорадства.
- Как меня зовут? – продолжил он безумный диалог, я окончательно растерялась, но ответила, ежесекундно ожидая подвоха или вспышки ярости:
- Ривейн. К чему эти вопросы?
- Вы бредили, пока лежали без сознания. Как вы себя чувствуете? – спросил новоявленный муж, а я подавила нервный смешок. Марана не предупредила меня, что они с мужем общаются «на вы».
О чём ещё она могла забыть или намеренно умолчать?
- Терпимо. Небольшая слабость, и руку не чувствую. Что произошло?
- Вероятно, целились в кабана, а попали в вас. Виновного ищем.
Вот и поговорили. Может быть, впервые за все пять месяцев супружества, хотя я подозревала, что сьера Марана слегка преувеличила отстранённость регента. Смотрел он на меня как-то странно, но в его зеленоватых глазах не было презрения, ненависти или отвращения, даже скуки или равнодушия не было. Скорее настороженность... и что-то ещё.
Тем временем регент подошёл к двери – шаги у него были широкие и тяжёлые, по-военному чёткие. Окликнул кого-то, коротко, как будто подзывал собаку – и в комнату вкатился маленький суетливый человечек с угодливым лицом.
- Лекарь, – отрывисто бросил мне регент.
Второй раз в жизни меня осматривал настоящий лекарь, первого приглашал Брук, но тот как-то больше действовал по старинке, руками. А этот просто сел со смущённой, даже испуганной полуулыбкой, не то что не касаясь меня – руки не протягивая, но я почувствовала, как холодеет вокруг воздух. В нос ударил запах, какой бывает в воздухе после грозы, голова окончательно прояснилась, но предательски заныли свежие и старые раны.
Царапина на щеке, полученная во время утренней скачки в лесу. Простреленное плечо. Много-много лет назад неудачно вывихнутая лодыжка…
Не сказав ни слова мне, лекарь тихо обратился напрямую к регенту, так тихо, что слов я не разобрала. А вдруг он именно сейчас объясняет, что эта женщина никогда не падала с лестницы и не теряла ребёнка? А вдруг…
Брук должен был это предугадать. Он же утверждал, что лекари подкуплены. Сфера влияния неведомого Каллера поражала.
Лекарь, всё так же суетливо поклонившись, вышел, а регент повернулся к огню. Замолчал, словно обсуждать нам с ним было больше нечего, а давешняя вспышка мне просто причудилась.
- Что он сказал? – не выдержала я.
- Что процесс излечения идёт нормально, и примерно через час можно будет возвращаться. Пуля, к счастью, прошла навылет, не задела ни кости, ни жизненно важных органов, – сухо проинформировал "супруг". – Через час как раз прибудет экипаж для вашего перемещения с максимальным комфортом.
Странно, но он меня раздражал. Даже больше, чем сломавший мою жизнь и фактически месяц с лишним насиловавший меня незнакомец Брук. Даже больше, чем ледяная Марана, считавшая нормальным, что другая женщина должна была заменить её в супружеской постели… Регент же по большому счёту тоже был жертвой и лично мне ничего плохого не сделал. Пока не сделал.
- А где мы находимся?
- Охотничья сторожка, летом здесь живёт лесничий с матерью. Королевский охотничий дом, к сожалению, не был готов к нашему визиту, а вам было нужно… тепло.
Нелепо двусмысленная фраза.
- Спасибо.
Не знаю, за что благодарю, но, вероятно, поблагодарить стоит. Наверное, за то, что дождался моего возвращения, что не бросил в лесу – я была готова к любому варианту. Что не понял, кто я. Что лично сидел и ждал моего пробуждения. Но при этом не приближался, волнения не выказывал, обращался предельно отстранённо.
Нужно мне его волнение! Наоборот, стоит порадоваться, что я получила передышку, и наше знакомство прошло так гладко. На последствия ранения можно списать многие странности поведения. Возможно, это всё же затея Брука, хотя если так... он всё же сильно рисковал.
Пёс поднялся и подошёл ближе, принюхиваясь. Раньше мне не доводилось видеть такую породу: висячие уши, бородка, необычный цвет густой жёсткой шерсти, словно соль смешали с чёрным перцем. Марану Канцлер по её словам недолюбливал, а как отреагирует на чужачку? Собаку не обманешь…
Рычать пёс не стал, Ривейн не обращал на него внимания, и я обращать не стала.
- А где все остальные? Слуги, гости...
- Гости разъехались. Слуги дожидаются снаружи. Вам нужна их помощь?
- Нет, вовсе нет.
Снова молчание.
- Вам нет необходимости дожидаться экипажа, – предложила я, потому что его присутствие становилось всё более и более тягостным, словно в домике заканчивался воздух. – Я сама…
Всхрапнув особенно громко, старушка проснулась, открыла маленькие острые глазки, заохала и засуетилась вокруг.
- Сьера Фарес, подождите снаружи, – отрывисто бросил регент. Подошёл ко мне.
Несколько минут мы молча смотрели друг на друга.
А потом он сорвался.
- Сама?! Ну, уж нет, Слут вас раздери, если вы ещё куда-нибудь поедете «сама»! Как вы могли быть так… так неосторожны! Я говорил вам не отлучаться, я говорил вам держаться вблизи остальных, если рядом со мной вам находиться противно! Я предупреждал, что ещё одна выходка в таком духе… В итоге погибли люди! И вы могли погибнуть! Вы!
Люди? Ах, да… слуги. Тот, кого сбросила лошадь, а ещё, возможно, тот, на кого напал кабан. И третий… Тук мог позаботиться о свидетелях. Я невольно вжалась в подушки, плечо заныло.
- Вы постоянно всё портите, срываете все мои планы! – рычал регент мне в лицо, наклоняясь всё ближе, так, что я могла детально разглядеть его злые тёмно-зелёные глаза, и узкий глубокий шрам, и нервно раздувающиеся ноздри. – С самого начала, когда вы лгали мне постоянно, умалчивали и отпирались до последнего: о своём происхождении, о своих взглядах, даже о том, что вы любите есть на завтрак! Из-за вашего упрямства и эгоизма сорвался первый этап переговоров по Варданам, из-за вас сейчас под угрозой второй, потому что правители Пимара и Дармарк вправе отозвать посольства при прямой угрозе жизни, а как ещё это называется, если я не могу обеспечить безопасность собственной жене? Из-за вас…
Глава 9. Гартавла. Нарушение распорядка.
Гартавла – древняя королевская крепость на востоке Гравуара – была, по сути, государством в государстве. Точнее, городом в городе. Формально это был королевский дворец с комплексом необходимых хозяйственных сооружений, но на самом деле – укреплённая и защищённая от всяческих внешних вторжений цитадель, способная выдерживать длительную осаду. Запасы продовольствия, полноводный колодец, несколько действующих мануфактур, и даже военные казармы с тренировочным полигоном для личного полка Его Величества – всё было подготовлено к тому, чтобы коронованные сье и сьеры могли спастись при серьезном нападении, и, подозреваю, те, кто строил Гартавлу пару-тройку сотен лет назад, опасались отнюдь не иноземного вторжения, во всяком случае, не только его.
Гартавлу, как положено, окружал глубокий ров, ежедневно вычищаемый специальными слугами, и высокая каменная стена. У массивных ворот денно и нощно дежурило не менее полутора десятков стражников и как минимум один маг. Внутри ни я, ни кто-либо из наших ни разу не был, разумеется: вход доставщиков провизии и прочих жизненно необходимых для высоких особ лиц осуществлялся по строжайшему досмотру. Как рассказывал мне Брук, даже делегация Высокого храма, иностранные послы и королевская родня не избегала этого самого досмотра.
Экипаж регента пропустили беспрепятственно.
Несмотря на то, что я была напряжена до предела, какая-то маленькая, почти забытая и забитая восторженная девочка внутри меня, не наигравшаяся в детстве девочка мечтала высунуться по пояс из экипажа и жадно разглядывать всё вокруг, каждую мелочь: сверкающую металлическую чешую кирас и украшенных разноцветными перьями шлемов стражников, хлопающие на ветру, как крылья, полотнища флагов цвета сочной зелени молодой листвы, крошечные окошки-бойницы в монолите угрожающе устремляющихся в сизое небо стен. Некстати вспомнилось, что ещё одна категория простых жителей беспрепятственно попадала в Гартавлу: смертники. Обычная тюрьма в Гравуаре располагалась на западе, а вот смертные казни проходили в её восточном сердце, надёжно укрытом от глаз обывателей.
Да, внутри я не была, но подробнейшая карта Гартавлы, висевшая на стене в моей каморке в домике Брука, была изучена вдоль и поперёк. Я знала, что увижу огромную пустую площадь, мощённую округлым зеленоватым, точно покрытым мхом, булыжником. Вокруг площади подковой располагался внушительный королевский дворец, приземистый, трёхэтажный, но рекордсмен на Континенте по протяжённости, резиденция династии Цеешей на протяжении семи столетий. За зданием дворца находились Королевские сады, воспетые во многих поэмах, великолепием которых мне не удастся в полной мере насладиться: до весенней оттепели они закрывались на зимний сон. Впрочем, посмотреть на них можно было с Центральной лоджии, находящейся в центре сходящихся симметричных лестниц, огибающих, если память мне не изменяет, Зал Приветствия. Я знала, что дворец оформлен в бело-золотой гамме: позолоченное благородное дерево, гипсовая лепнина, широкие тяжёлые рамы многочисленных зеркал, обманчиво невесомо-ажурная мебель. Знала, что пол выложен разноцветными мраморными плитами, отражающими свет массивных многослойных, как свадебные торты, люстр.
И всё же, вступив на эти древние плиты в первый раз, я покачнулась от внезапно нахлынувшего головокружения человека, попавшего в собственный сон, сон, внезапно ставший явью.
***
- Сьера Марана, ваша сорочка…
- Сьера Марана, ваши чулки…
- Сьера Марана, ваша нижняя юбка…
- Сьера, верхняя юбка…
- Сьера, накидка…
- Сьера, платье….
- Сьера, туфли…
В домике Брука мне помогала одеваться некая сьера Льема, и всё же торжественный ритуал, принятый во дворце, отличался от репетиций примерно так же, как мука от готового хлеба. Первое и главное открытие, которое я совершила: одеваться приходилось практически самой, поскольку прикосновения горничных и фрейлин к королевскому (почти) телу были строго регламентированы. При водных процедурах, например, горничные мыли голову и вытирали обнажённое тело госпожи полотенцами без особых проблем, но подвязывать чулки я должна была самостоятельно, фрейлины лишь почтительно их мне подавали, а потом стояли в двух шагах и с овечьими лицами, вытянутыми от осознания важности происходящего, наблюдали, как я старательно пыхчу со скользкими шёлковыми ленточками.
Что ж, я-то была только рада. Незаменимость помощниц была заметна только при застёгивании многочисленных пуговичек и застёжек, преимущественно находящихся на спине, и при создании причёски. Ловкие пальчики Фреи порхали в моих волосах, укладывая их причудливыми прядями, а я посматривала в большой овальное зеркало то на неё, то на себя, то на темноволосую Далаю, выжидательно стоящую чуть поодаль. На Далию чуть меньше, на Фрею чаще. То и дело в голову лезли абсурдные картинки, как она запускает свои острые коготки в волосы регента и довольно улыбается, словно сытый хорёк.
- Сьера выглядит прекрасно, – смиренно заключила Фрея, но её голубые глаза смотрели задорно, в уголках губ притаилась смешинка. По сравнению с ледяной Мараной она казалась нежным тёплым солнышком.
- Благодарю, – я старалась отвечать ровно. – Можете идти. Мне нужно побыть пять минут в одиночестве.
- Целитель ожидает, сьера, – с полупоклоном произнесла Далая, и они ушли, одна за другой. Действия фрейлин напоминали идеально отлаженный марионеточный театр, они даже говорили по очереди, не сбиваясь, точно их озвучивал один человек.
часть 2.
***
Я не хотела видеть лекаря, не хотела принимать регента, впрочем, ночные визиты Брука сделали своё дело – вряд ли регент сможет чем-то меня удивить или напугать. То, что я чувствовала, не было страхом, скорее, крайней степенью брезгливости. Но мне было ради чего терпеть, точнее, ради кого. И я терпела, хотя порой хотелось зажать рот ладонью – вот как сейчас.
Ничего, привыкну. Ко всему можно привыкнуть, верно?
Целитель, сье Артуп, знакомый мне по портретной галерее Мараны, пожилой мужчина, так и норовивший вжаться в мраморный пол и занять как можно меньше места, ко мне ожидаемо не прикоснулся, даже к раненому плечу. Меня снова окутало уже знакомым густым теплом, и мысленно я порадовалась ему – озноб отступил.
Вероятно, спектр ощущений при посещении лекаря – тепло или холод – зависел от особенностей дара конкретного человека. А может быть, от личности и характера.
«Если усилия регента принесут свои плоды, он, должно быть, сразу же от меня отстанет», – мелькнула неожиданная мысль, но нервная тошнота от неё только усилилась. Целитель пробормотал, что заживление раны идёт хорошо, что плечо не должно доставлять мне хлопот, а если будут неприятные ощущения – стоит его позвать, что пару дней следует воздержаться от верховой езды и прочих активностей. Я собиралась было уточнить, относится ли к числу «активностей» супружеский долг, но целитель уже рысью попятился к двери.
До визита регента оставалось десять минут, золотые часы на каминной полке безжалостно показывали время. Я опустилась на маленький бордовый пуфик, сжала руки на коленях. В личной комнате сьеры Мараны преобладали золотые красные оттенки, и это слегка нервировало, хотя, безусловно, комната была роскошна.
К роскоши и богатству я относилась неоднозначно. В доме Борова частенько бывали ценные вещи, но по большей части ворованные. Сам Боров к дорогим шмоткам и штучкам был равнодушен, вот деньги, монеты он любил. А я привыкла воспринимать все эти вещицы как часть другого мира, находящегося за пределами Сумрачного квартала, как нечто красивое, но бесполезное и чужеродное. Ряды шкатулок из костей животных и редких пород деревьев, полные каких-то маленьких драгоценных мелочей, серебряный гребень для волос, туалетный столик с овальным зеркалом – всё это не было моим. Как в детстве – прекрасное и обманчиво близкое богатство кем-то своровано, остаётся только проводить взглядом – и отпустить с миром.
Я не привязывалась к вещам.
Можно ли было сказать это о Маране?
Всё в этой комнате было каким-то обезличенным, лишенным, если можно так выразиться, индивидуального запаха. Единственная вещица, привлекавшая взгляд, стояла рядом с кроватью – роскошной кроватью с балдахином – деревянный кукольный домик высотой мне по пояс. Несмотря на свою усталость, я рассмотрела его во всех подробностях: удивительного мастерства уникальная работа, потрясающая детализация. Крошечные полотенчики и салфетки, постельное бельё, малюсенькие краники в ванной, пуховки на трюмо, настоящее зеркальце... И две куколки размером с ладонь, нарядно одетые девочка и мальчик. Я осторожно потрогала шёлковый светлый локон девочки – Марана специально предупредила, что свою дорогую игрушку она никому не позволяла брать в руки. А я бы хотела передвинуть посудку в кукольном шкафчике, снять с вешалки в прихожей плащ, коснуться небольшого клавишана цвета слоновых бивней – издаст он какой-нибудь звук или нет?… Тут даже кровать с балдахином имелась! Правда, другого цвета.
В дверь стукнули, не стукнули даже, едва коснулись деревянной поверхности костяшками пальцев, но я вздрогнула и подскочила на месте. Регент не был похож на человека, который стал бы стучать перед входом куда бы то ни было, хоть в спальню жены, хоть в Высокий храм. Я дёрнула незапертую дверь. Регента за ней не обнаружилось.
Незнакомый молодой человек в болотной ливрее торопливо отступил. Дворцовый этикет строг. На охоте многие негласные запреты теряли свою силу, а в стенах Гартавлы между супругой регента и простой обслугой должно было быть не менее двух шагов.
- Его превосходительство приносит свои извинения, у него срочные неотложные дела.
Ах, да. Именоваться «Его Величеством» сье регент не имел права, но чин адмирала давал ему право на обращение «Его превосходительство».
…что чувствует приговорённый, получивший нежданную отсрочку? Радость? Я не испытала радости, скорее – невнятную тревогу. Марана уверяла меня, что регламент никогда не нарушается. Произошло что-то важное? Что-то страшное? Или никаких тайн – всё дело в заботе о моём здоровье после ранения?
Дверь за слугой закрылась бесшумно, я осталась одна. Подождала – но ни фрейлины, ни горничные, уверенные в том, что сьера покорно исполняет свои непосредственные обязанности дворцовой шмары, не появлялись. Я переодела туфли с «комнатных» на «выходные» и выскользнула в коридор.
Что чувствует приговорённый к смерти, когда понимает, что дверь его камеры осталась не запертой разиней-стражником?
Часть 3.
***
Каблуки постукивали по мраморной мозаике пола. Тут и там возились слуги, вычищая золу из каминов, протирая поверхности комодов и столов, поправляя ковры и цветы в вазах. При виде меня вся эта армия обслуги опускала глаза и отвешивала почтительные поклоны, но никто и не думал задавать мне какие-либо вопросы, останавливать или предъявлять претензии: так и должно было быть, но осознать это в полной мере пока не получалось. Я прошла до лоджии мимо полуоткрытых и запертых дверей в залы и жилые комнаты по левую руку, мимо череды высоких, обрамлённых бело-золотыми портьерами окон по правую руку, старательно делая независимый королевский вид. Чуть поколебалась: спуститься вниз широкой, устланной белоснежным ковром лестнице вниз? Или выйти на лоджию?
Моя комната располагалась на третьем этаже. Комната Ривейна тоже. Все самое интересное могло оказаться этажом или двумя этажами ниже.
Осенний ветер не испытывал никакого почтения к особе, имеющей кровное родство с одной из Цеешей, сомневаюсь, что он и для короля или патриарха сделал бы исключение. Я подошла к перилам не без опаски: высота была незначительной, но меня пугала даже она. Я не привыкла смотреть сверху – ни на мир, ни на людей. В Сумрачном квартале не было высоких зданий.
Знаменитые королевские сады до весны погрузили в сон. Листья кустарников и деревьев казались серебристой паутиной, по нелепой причуде безумного садовника намотанной вокруг голых стволов и веток. Каменный фонтан в самом центре – без воды, разумеется. На скамейки наброшены серые глухие покрывала.
Мёртвое царство для мёртвой королевны. Я поёжилась и отступила – по сравнению с этим неподвижным тёмным миром дворец казался радужным и безопасным местом.
Что бы ещё посмотреть в неожиданно выпавший перерыв? Я попыталась припомнить карту дворца. На первом этаже кухня, бальный зал, зал послов, зеркальный зал, библиотека, оружейный… нет, туда мне точно не надо. Изобилие металла, самых разных металлов с непривычки кружило голову, наполняло рот едкой слюной, которую хотелось скорее сплюнуть, чем проглотить. Конюшни? Не успею, ещё поди искать начнут. На втором этаже зал для переговоров, капелла для храмовых церемоний…
Каким-то образом мне удалось отстраниться от снующих туда-сюда слуг: сьера ведёт себя странно, но сьера была ранена, упала, головой ударилась... Выйдя с лоджии, я двинулась по коридору обратно, заглядывая в полуоткрытые двери и мысленно сверяя их с планом из собственной памяти.
Одна из дверей была заперта на торчащий снаружи ключ, и именно её я почему-то никак не могла припомнить. Небрежно кивнула пыхтящему над массивным подсвечником рыжему вихрастому мальчишке с забавными лопоухими ушами, чем-то неуловимо напоминающему Брая, и тот мигом оторвался от замены изрядно оплывших свечей и почтительно повернул ключ в скважине. Во всём, что не касалось собственного тела, рекомендовалось делегировать действия окружающим – неудивительно, что сьера Марана согласилась принять участие в заговоре. Хотя бы скуку развеять.
Не указанная на плане комната на первый взгляд не представляла собой ничего особенного. Просторная, с высоким потолком, она напоминала рабочий кабинет: пустой стол, кресло с наброшенным поверх чехлом, вычищенный камин, одноцветный круглый ковёр с коротким ворсом. Стеллажи с книгами.
И множество птичьих клеток разных размеров, пустых. А ещё – пустые стеклянные кубы, на дне которых лежали россыпью крупные чёрные камни и ветки.
Я поколебалась, но располагающий схожестью с братом мальчишка всё ещё копошился со свечами, чуть настороженно поглядывая в мою сторону.
- Чья это комната?
Мальчишка вжал голову в плечи, от старательности ответа его голос больше напоминал писк:
- Его покойного Величества Персона, да будут ангелы стелить его постель на небесах!
Слишком скромно для Его Величества, впрочем, всё ценное, похоже, уже перенесли в другое место. Эгрейнская казна, кстати, тоже находилась в Гартавле, нести недалеко…
- Он любил… животных?
- О, да, сьера! – чуть оживился мальчик. – И птиц, и других всяких, даже ползучего гада держал, звал Сье Роджером, вот как! Очень свой зверинец любил, сам нередко ухаживал! Ну, как ухаживал, кормил, то есть, разговаривал…
- А… где сейчас животные? – зачем-то продолжала я терзать вопросами парнишку, пожалуй, в большей степени из-за невольной к нему симпатии, чем из искреннего интереса к теме беседы.
- Погибли, сьера, – удручённо сказал мальчик. – Ящеры погибли, и черепаха, и сье Роджер, вот, говорят, безмозглые они, а всё же понимают, и как хозяина не стало, так вот и их, одного за другим… А птиц, говорят, выпустил кто-то, тут я не знаю. Раз – и не стало их, птиц-то, но не до того всем было, вот оно как.
- Понятно, – механически отозвалась я, испытывая огромное желание потрепать мальчика за вихрастую макушку, как проделывала это с Браем, когда он был младше и не чуждался сестринских нежностей. – Как жаль…
- Рыбы вот остались.
- Рыбы?
- Да, в королевском саду стоит аквариум. Мой отец за ними присматривает! – очень гордо добавил мальчик.
А я подумала о том, кто же и зачем мог выпустить королевских птиц. Был ли это жест мстительной злости против любимцев последнего из рода Цеешей – или же протест против неволи, отчаянный крик о свободе того, кто, рожденный для неба и ветра, по чье-то прихоти был вынужден смотреть на тёмный и тесный человеческий мир сквозь прутья решётки?
Глава 10. Распорядок продолжает нарушаться.
Я отложила ненавистную иголку и мрачно уставилась на белую ткань. Сьера Марана вышивала хорошо и быстро, у меня же получалось в лучшем случае что-то одно из двух. От традиционных изображений милых кроликов, пташек и цветов сводило зубы: трудно было представить что-то более далёкое от моих мыслей и душевного состояния. Я перевела взгляд на Фрею и Далаю, сидящих на дозволительном этикетом расстоянии и всё равно навязчиво близких. Далая почти не поднимала глаз и молчала, чем вызывала мою глубочайшую признательность, а вот светловолосая Фрея словно давила улыбку, и это раздражало невероятно. Ловкие пальцы фрейлин так и мелькали, нитки, иголки… Я положила пяльцы на колени, поймала взгляд Фреи и сказала:
- После ранения рука отчего-то стала хуже меня слушаться.
- Позвать целителя, сьера? – откликнулась блондинка, а я покачала головой:
- Просто нужно время.
Взгляд у неё был какой-то… странный. Что я сделала не так? Не те интонации, не те слова? А ведь она спит с регентом и может донести свои подозрения до него. Но я слишком мало общалась с настоящей Мараной и плохо поняла, какая же она на самом деле. В любом случае, выходило гадание на осиновой коре, так что стоило ли сокрушаться?
Снова посмотрела на лежащую на ткани иголку. Сплавы ощущались слабее чистых металлов, но всё же… Если уж силами Высших мне достался магический дар, то почему такой бесполезный? Лучше уж лекарский. Или дар заклинателя погоды – в древности, говорят, и такие были. Я прикрыла глаза, но иголку чувствовала, как и множество других серебряных, золотых, стальных, железных и медных изделий, наполняющих комнату некоронованной королевы Эгрейна. Зачем мне это всё?
Ненавижу шить.
«Дзын-нь!» – раздалось едва слышно в полной тишине комнаты, я открыла глаза и увидела, что игла лежит на полу. Обе фрейлины деликатно не отрывались от своих работ: если внезапно ставшая криворукой госпожа молчать изволит, они тоже будут молчать.
- Я не хочу сегодня больше вышивать, – решительно сказала я, и девушки с готовностью отложили свои пяльцы. Выжидающе смотрели на меня, а я мысленно отправила их к Слуту для самых кровожадных экзекуций. Зачем нужно это постоянное сопровождение? Чтобы я не сбежала? А стража на что? Чтобы не самоубилась? Так не надо королев до такого состояния доводить! Чтобы не скучала? А ты спроси для начала, чего сьера королева делать желает! Например, пяльцы надеть на чью-то чугунную голову и иголки вогнать поглубже, прямо в мозг.
Сьера королева желала свободы. Возмездия. И безопасности. Но поскольку это недостижимо…
Чего я хочу? Перетерпеть и дождаться коронации, которой всё равно не будет?
Самый малозатратный вариант. Стиснув зубы, встречать регента каждое утро. Не умереть со скуки до вечера. Не умереть от тоски и тревоги до конца безумной авантюры.
Или попытаться что-то изменить. Сбежать? И подставить Арванда? Брук мстителен и жесток.
...если Арванд ещё жив. Если.
Был ещё один вариант. Регент Ривейн. Он мне не понравился: на вид чурбан чурбаном. Чужую женщину от жены не отличил. Да и женился-то на инкубаторе. На племенной скотине! При этом у него ещё хватает наглости в чём-то скотину обвинять, что он там говорил об упрямстве и эгоизме? Но в чём-то наши интересы совпадали, и если я сумею найти с ним общий язык…
Этого мало. Мало постараться ему понравиться, надо, чтобы он мне поверил. Чем я могу доказать, что я не Марана? Я никогда не была беременна, но, с другой стороны, регент не маг и не лекарь, откуда ему знать, вдруг Марана обманула его тогда, а не сейчас? Сымитировала выкидыш? Чем я могу доказать, что я на его стороне? Уверена, двухэтажный дом заговорщиков уже девственно пуст и чист. Каллера, организатора заговора, я не видела в лицо ни разу и не знаю о нём ничего, кроме фамилии, явно фальшивой. Брук – человек-невидимка, как и его сторонники. Мне не оправдаться, а если регент поднимет шум… Брук, опять же, мстителен и жесток.
Остаётся только одно. И для этого мне не нужно сидеть на одном месте, занимаясь иглоукалыванием пальцев.
Две пары глаз сверлили меня трепетно, выжидательно, неотрывно. Серые глаза Далаи, голубые – Фреи. В конце концов, они такие же куклы-марионетки, как я. Они тоже хотели свободы и безопасности, но могли получить только жалование. А жалование давалось им за угождение мне и слежку. Но это не их вина.
- Прикажете подготовиться к прогулке? – голос Фреи звенел колокольчиком. Если регент не только с ней спит, но и разговаривает, это звучит забавно со стороны: колокольный гул его низкого голоса и её высокие тона.
Не моё дело. Моё дело – Арванд.
Всколыхнувшийся было гнев стих. Не исчез окончательно, просто опустил голову и спрятал клыки.
- Да. То есть, не совсем. Проводите меня в Королевские сады, – сказала я первое, что пришло в голову. – Прогулка, разумеется. Не стоит нарушать распорядок. И… возьмите с собой хлеб.
Девушки посмотрели на меня искоса, но кивнули. Мы переоделись, и я вознесла молитву Высшим богам о том, что из-за внеплановой занятости регента два этапа возни с одеждой были пропущены.
***
Мы спустились вниз и двинулись к Королевскому саду бесконечной анфиладой парадных и гостевых помещений первого этажа, я впереди, две мои спутницы чуть поодаль, по обе стороны от меня.
Часть 2.
Перед массивными стеклянными дверями, за которыми виднелись чуть искажённые очертания погружённого в сон сада, фрейлины внезапно остановились.
- Месьера…
- Месьера, сад уже погрузили в сон.
Я посмотрела на них по очереди. Марана прожила в Гартавле всего пять месяцев, лето и часть осени. Она не обязана была знать какие-то нюансы.
- Погрузили, и что же?
- Наш визит может разбудить древесных духов, – очень тихо ответила Далая. Я покосилась на неё: издевается? Но девушка была серьёзна, как и всегда.
- Детка, вера в древесных и иных низших духов оскорбляет Высших, – повторила я азы. – Ты не ребёнок. Впрочем… Я не заставляю тебя идти с собой, если ты веришь в сказки для маленьких детей. Мы пойдём вдвоём с Фреей. К королевскому аквариуму. Покормим рыбок, только и всего.
На лице светловолосой фрейлины восторга я не увидела, даже привычная лукавая полуулыбка спряталась так, что без свечи не отыскать. Но никаких возражений не поступило, Далая, потупившись, упрямо осталась стоять у дверей, а Фрея покорно пошла за мной, как положено по регламенту.
Мы прошли совсем чуть-чуть, огибая спящие деревья, мимо спящего фонтана. Воды не было ни в одной из трёх постепенно уменьшающихся кверху каменных чаш, каменная фигура сверху, представляющая собой две разведённые в молитвенном жесте ладони тоже была суха, но мне чудились застывшие в воздухе серебристые капли.
Я мысленно хмыкнула. В духов я не верила, да и в Высших, сказать по правде, – постольку-поскольку. Когда-то что божества, что Гартавла с её обитателями казались мне недостижимыми, как небосклон. Но всё внезапно изменилось, и, возможно, мне пора было начинать молиться усерднее и верить со всем старанием. Где короли – там и боги.
- Вот, сьера, – прошелестела Фрея, и, следуя за указующим жестом её тонкой руки, я подошла и заглянула за каменный бортик довольно внушительной в диаметре округлой каменной чаши мне по колено высотой. Больше всего королевский аквариум напоминал огромную вкопанную в землю кастрюлю без крышки. Вода в чаше казалась неподвижной и чёрной – возможно, глубина его достигала нескольких человеческих ростов. В центре высился остроконечный чёрный каменный выступ. Я присела на бортик, разглядывая собственное отражение на идеально гладкой, без единой морщинки, водной поверхности.
Может быть, обитатели аквариума умерли, как и другие животные? Были убиты по чьей-то злой воле? Или просто предпочитают отдыхать на дне?
Я посидела немного, разглядывая лицо сьеры Мараны. Рука не болела, лекарь своё дело знал, но голова вдруг закружилась, а во рту пересохло, и в то же время язык и дёсны неприятно защипало. Кругом были деревья и камень, обычно в таком окружении у меня не появляется никаких дискомфортных ощущений, а сейчас я чувствовала себя так, словно проглотила с десяток медных монет. Впрочем, у меди вкус другой, куда более привычный и не такой едкий...
Незнакомое ощущение.
Я провела языком по дёснам – мне казалось, что я вот-вот нащупаю кровоточащие язвочки. Покосилась на застывшую Фрею – не чувствует ли она нечто подобное? Может быть, так и ощущается "недовольство древесных духов"? Что-то тяжело плеснуло, чёрный хвост или плавник ударил по водной поверхности, я успела заметить обтекаемые очертания тела рыбины размером примерно с две моих ладони.
Я кивнула Фрее, и она торопливо достала заранее припасённую булку. Секунду я колебалась, а потом раскрошила пористую золотистую мякоть в ладони и стряхнула в воду.
Несколько мгновений тишины – и вода забурлила, будто закипев, так, что я соскочила с бортика. Что ж, рыбы были живы, и с их аппетитом как минимум всё в порядке. Здоровенные, иные с мою руку длиной… А ведь я люблю рыбу, но не ела рыбных блюд с тех пор, как оказалась в заточении у Брука.
Вытерла попавшую на руку каплю и, отчего-то не удержавшись, лизнула. Вода оказалась горько-солёной. Неужели из моря привозят? Должно быть, так, рыба-то морская.
Дёсны защипало сильнее.
- В конюшни, сьера? – Фрея нарушила тишину, и у меня не было причин возражать ей. Конюшни и поле для объезда лошадей и прогулок, в частности, выгула сьеры регентши, находились севернее Королевского сада. Внутри оказалось тепло, как во дворце, горячника не пожалели.
Только в конюшне, оглаживая бок смирной лошадки, которая посмотрела на меня без особой симпатии – уж ей-то явно было известно, что перед ней фальшивка, хотя для протеста коняжке не хватило норова – я поняла, что едкий привкус и сухость во рту пропали без следа.
***
День длился медленно и неспешно, и я саму себя ощущала холодной рыбой в тёмной солёной воде. Ко времени обеда не было аппетита, ко времени дневного сна я не устала нисколько, на вышивку даже смотреть уже не хотелось, а книги были скучные и непонятные – или только казались мне таковыми? Не дождавшись конца «дневного отдыха», единственным плюсом которого было то, что фрейлины с почтительным поклоном удалились, я встала, самостоятельно стянула сорочку для сна, торопливо надела нижнюю рубашку и нижнюю юбку, влезла в заранее приготовленное дневное зелёное платье – цвет нарядов становился всё более насыщенным к вечеру – и вдруг поняла, что не дотягиваюсь до крошечных пуговиц на спине. Кто придумывал наряды этим знатным сьерам, почему они настолько беспомощны в обслуживании себя?!
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги