Семь невест для демиурга

Пролог

Полуночный лес спал.

На поляну неуверенно ступила растрепанная девушка, утопая босыми ступнями в мохнатой травяной поросли. Растения будто светились: застывший в небе диск лил с высоты свое белое пламя, осыпал пушистые ветви папоротников волшебной пыльцой.

За пределами опушки деревья стояли почти сплошняком. Дальше вздымалась тьма, казавшаяся в ночи почти вековечной – в чаще луна уже не имела влияния.

– Ты все-таки пришла...

Налетевший ветер покачнул серебристую зелень. По телу Ринайи поползли колкие мурашки.

Пришла. К кому? Куда и зачем?.. Вопросы возникли из ниоткуда и тут же канули в небытие.

Вздох-сквознячок, снова кивок трав.

– Я уж и не надеялся.

Голос дохнул зимним холодом, и на краю поляны выткался черный силуэт. Ринайя отшатнулась от него.

– Не уходи! Ты мне нужна, – невидимая струна натянулась и впилась в плоть, вынуждая ее сделать два шага вперед. Стоило сократить расстояние, перестать пятиться, и натяжение уз ослабло, а душу затопило спокойствие.

– Да, так. Иди ко мне, ближе... – мужчина бесшумно скользнул по направлению к девушке. И Ринайя, больше не в силах бороться с притяжением между ними, подалась ему навстречу.

Как же холодно! Из ее рта вырвался пар. Вытянутые листочки папоротников заблестели от инея, превратились в маленькие ледяные кинжалы, полоснувшие по икрам.

Она не помнила, как покинула спящий лагерь, как долго пробиралась сквозь чащу, сгорая от нетерпения и странной жажды. Как оставила где-то шерстяной плащ и кожаные сапоги... Теперь царапины на ногах ныли и саднили, но вблизи незнакомца тревога забывалась, а боль сменялась сладкой истомой.

– К-кто ты?..

– Твой бог, – он приподнял ее подбородок, заставив смотреть прямо на него.

Черты лица пришельца ускользали от взгляда, зато глаза...

В прошлой жизни, случившийся еще до их похода, Ринайя не раз прибегала в кузницу посмотреть на то, как куют оружие. Она восхищалась точной работой мастера и его силой, любовалась светящимися, раскаленными докрасна железными заготовками, из которых позже получались наконечники копий и стрел.

Таким же чернено-алым серебром сияли в темноте глаза бога.

– Не бойся. Больно и страшно будет только сначала, – он обхватил ладонями лицо маэвки.

Его руки оставили два пылающих отпечатка на ее щеках: прикосновение сверхъестественного существа сначала обожгло углями, потом пробрало нестерпимым морозом. Она хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Серебряные глаза смотрели прямо в душу, ввинчивались острыми спиралями в мозг, вливались в сознание жидким металлом и там застывали, приобретая новую форму и подстраивая форму под себя.

Спустя несколько мгновений пытка ослабла, и маэвка снова почувствовала свое тело. Ладони мужчины теперь ощущались иначе – покалывание сотен острых иголочек воспринимались как единое саднящее ощущение, плавно перешедшее в почти приятную щекотку. Не в силах сбросить эти оковы, Ринайя подняла руки и дернула ворот нательной рубахи, разрывая льняную ткань.

Изуродованная сорочка упала к ногам.

– Хорошо, – бог развернул ее и прижал к себе. Кожу пронзила боль: огромный ожог, кажется, тут же пошел волдырями и вмерз в твердь его обжигающе ледяной груди.

Незнакомец опустил руки, и к лежащей на земле рубахе присоединились штаны.

Девушка осталась нагая, но холод ее больше не тревожил – весь диапазон температур, от пронзительной прохлады полярной ночи и до пылкого марева знойного дня – был теперь внутри нее. Ощущение тела пропало совсем. Кем бы Ринайя ни была ранее, здесь она переродилась, стала другой. Боль сворачивалась тугими клубками тьмы внутри того, что раньше было ее оболочкой, и эту темень пронзали лучи ослепительного счастья. Она дошла.

Бог опрокинул ее на землю. Схваченная заморозками трава омыла рану-ожог целительной росой и она, разбуженная током горячей крови, проросла внутрь маэвки. Небо наклонилось и выплеснуло сверху лохань из звезд, крон деревьев, фиолетовой синевы.

В девушке разгоралось бушующее пламя – огненная стихия грозила вот-вот поглотить ее целиком, как вдруг в самый центр пожара с размаху вонзилось ледяное копье. Огромное, оно достало до самого сердца, немного остудило жар и подтаяло… чтобы через мгновение пронзить ее вновь.

***

– А-а-а!...

Ринайя проснулась, рывком приняла сидячее положение. Правая рука машинально обхватила корпус лежащего рядом лука. Низ живота скручивали сладкие спазмы, словно в него всадили меч, а горло саднило от истошного крика, которого она... не издавала?

Никто не проснулся, побеспокоенный ее воплем: лагерь спал — настолько мирно, насколько вообще можно спать в дремучем лесу. Никто не подскочил, выхватывая оружие и готовясь отражать нападение; никто даже не заворочался. А, значит, Ринайя не издала ни звука, хотя перед глазами все еще стоял образ сияющих металлических глаз.

Дело шло к утру. Маэвка посидела, прислушиваясь к затихающей боли в животе и всматриваясь в светлеющее небо. Ветер шевелил древесные кроны, напевая песню столь же древнюю, как и сам лес. На расстоянии вытянутой руки лежали ее подруги – безмятежно посапывающая Мара, которая сейчас выглядела совсем ребенком; серьезная Сольга, что даже во сне решительно хмурила брови.

Стоит признать, поход оказался сложнее, чем все они думали поначалу. Попросить Тривию сварить успокаивающее питье?..

Покинув родную деревню, они до сих пор еще не встречали серьезных опасностей: ни переродков, ни других противоестественных существ, которыми так любила стращать их Тривия. Но тревога сопровождала людей неустанно, вилась позади отряда легким шлейфом подспудного страха.

Ничего удивительного, что в итоге Ринайя увидела кошмар.

Маэвка встала и, прихватив лук с колчаном, осторожно направилась к краю лагеря. Заколдованные букеты из диких трав, развешанные по периметру стоянки, обозначали границу защитной области. Обереги – черепа мелких животных и грызунов – белели непотревоженные: нечисть даже близко не подходила к наложенным ведуньей чарам.

1

Маэвка отступила на шаг от границы, выравнивая сбившееся дыхание и поднимая лук на изготовку. Она не боялась нечисти, но встречи с лесными выродками оставляли в душе неприятный осадок. И каждый раз после схватки хотелось помыться. Не от крови. От ощущения соприкосновения с чем-то неприглядным, дефектным.

Тем, что не должно было существовать вовсе.

Вдалеке хрустнула ветка. Мужчина шел к лагерю не таясь. Можно было позвать подмогу, но Ринайя медлила, уловив в силуэте знакомые черты.

– Тагар?.. – выдохнула она, разглядев украшение в виде металлической синицы на плече пришельца.

– Я, – друг приблизился к незримой границе и остановился. – Так и будешь держать на прицеле?

Маэвка помедлила, настороженно рассматривая соплеменника, потом все-таки опустила лук.

– Где ты был?

– Проверял, далеко ли ведут следы, – охотник показал на оставшиеся в низине отпечатки ног. – Кто-то из отряда ушел за черту.

– Один? – Ринайя замерла, настолько дикой показалась ей эта мысль. – Прямиком в лес?..

– Да. Это была девушка. Следы маленькие и неглубокие.

Тагар сделал шаг и очутился на территории лагеря. Ничего не произошло. Воздух не натянулся вокруг него незримыми струнами, не зазвенел, как бывало, когда нечисть пыталась прорвать обережную грань. И Ринайя выдохнула.

Чем дальше отряд отдалялся от дома, тем удивительнее и страшнее становился лес. Все понимали – с каждым днем вероятность встречи с перекидышами возрастала, ведь здесь их некому истреблять.

Тагар оказался Тагаром, но Ринайе всё равно было тревожно.

– Ты не нашёл её, – скорее подтвердила, чем спросила она.

– Нет. Давай попьем горячего, – Тагар направился вглубь лагеря, где чернели угли потухшего костра. – Я замерз.

Он уселся на поваленное бревно и, наклонившись над землей, принялся методично разжигать пламя, выбивая искры из бывалого кресала. Тривия запалила бы огонь в два счета, но будить травницу раньше времени не стоило – старуха нуждалась в отдыхе больше, чем другие члены отряда. Ринайя налила воду в котёл, поставила его рядом с костром и села поодаль, ненароком разглядывая закадычного друга. Черные волосы с пепельным отливом выбились из-под повязки – длинная челка Тагара падала ему на глаза, скрывая их пронзительную синеву. На лице охотника тут и там белели мелкие шрамы, а уж за его загорелыми руками можно было наблюдать вечно – они не боялись никакой работы.

– Как ты узнал, что кто-то покинул лагерь? – спросила Ринайя, когда пучок соломы наконец разгорелся от искр.

– Проснулся оттого, что мимо меня прошли, – Тагар положил тлеющую траву на вчерашние угли и принялся подкладывать в несмелое пламя тонкие ветки хвороста. – Сначала думал, один из охотников по нужде дальше обычного зашел... А потом понял, что в лагерь так никто и не вернулся, – рыжие блики разгорающегося костра подсветили тревожную складку между бровями маэвца.

– А кто пропал-то?

– Узнаем, как все проснутся, – мрачно ответил охотник.

Солнце подсвечивало деревья до середины, когда люди в лагере зашевелились. Тревожная весть быстро облетела проснувшихся, и горстка людей племени маэ собралась вкруг пустующей лежанки исчезнувшей девушки. Ушла Эсмина: ее дорожная сумка аккуратно покоилась в изголовье, постеленный на земле плащ был почти не смят. Из-под свертка с одеждой выглядывало острие меча.

– Даже оружия не взяла, – Иагон озвучил то, что о чем думал каждый. – И куда дуреху понесло?.. Неужели домой?

Все мрачно переглянулись, но промолчали. Охотник затронул тему, которую предпочитали не обсуждать.

Из деревни в лес отправились семь девушек: Эсмина, Мара, Сольга, Клоя, Яра, Хазрель и сама Ринайя. Их сопровождало столько же парней-защитников и пожилая травница, ведущая отряд по бурелому, руководствуясь интуицией и подсказками, которые давали духи. С Марой и Сольгой она была неразлучна с самого детства, с Ярой и Хазрель с самого же детства враждовала. Клоя находилась где-то посередине, примыкая то к одной, то к другой компании.

Что касается Эсмины, то она была одиночкой. В разговоре девчонка чаще всего отмалчивалась либо соглашалась с чем ни попадя, лишь бы от нее поскорее отстали. И Ринайя так для себя и не решила, презирает она землячку за бесхребетность… Или уважает за умение быть одной?

– Что скажешь, вещунья? – Тагар сел на корточки напротив старухи, которая тоже проснулась и выпила заваренного чаю, закусив его сладкими кореньями, целый мешок которых несли специально для неё.

– Надо идти, – обронила Тривия, едва отворив узкую прорезь рта. – Время торопит.

– А вдруг Эсмина решит вернуться? – Ринайя сама не поняла, как осмелилась спорить с травницей, которая негласно считалась главной в отряде.

А та, вместо того, чтобы поставить девчонку на место, задумалась. Потом убрала в сторону чай, вылила в еле тлеющий огонь остатки воды из котелка и голой рукой поворошила стремительно чернеющие, отчаянно шипящие угли.

– Сворачивайте лагерь… Я посоветуюсь с духами.

Тривия встала с бревна и с удивительным для ее возраста изяществом опустилась на колени перед костром. Черная юбка с белым орнаментом по подолу легла на землю, а сама старуха сгорбилась и, закрыв глаза, принялась напевать монотонную песню на незнакомом языке. Дым и пар от все еще горячего кострища окутали ее фигуру, и Тривия с Тагаром поспешили убраться подальше: магия не терпела присутствия посторонних.

Однажды, еще будучи девчонкой, Ринайя подглядела за ворожбой травницы и узнала, каким образом та общается с богами. Куриная кость, засохшая ягода шиповника и голубой камень с острыми краями – три предмета, выроненные из старческой ладони и упавшие на стол определенным образом, давали ответ на заданный вопрос. После того случая Ринайю долго преследовали хвори и неудачи, и охота лезть в ведьмины секреты пропала.

Когда через пять минут Тривия с покрасневшими от дыма глазами присоединилась к остальным, отряд был готов выдвигаться – вещи собрали, тяжёлые припасы разделили по-честному.

2

– Может, поищем Эсмину тут? – прищурился подоспевший Тагар. Пока другие таращились на пугающую находку, он внимательно всматривался в устилающий землю ковер папоротника. Ринайя последовала его примеру: от ее взгляда не укрылось, что вытянутые иголочки растения местами скукожились и потемнели.

– Она пошла дальше, – сказала старуха. – Сапоги подберите. Еще пригодятся.

Тагар едва заметно кивнул, и отряд тронулся с места.

Ринайя молчаливо последовала за всеми, хотя ноги гудели, а живот скручивало от голода. Тривия и Тагар говорили, что скоро девушки привыкнут к тяготам пути, но шла вторая неделя похода, а тело отказывалось приучаться к длинным переходам, и в обеденное время все так же хотелось есть.

Травница еще до выхода из деревни приняла решение не останавливаться на дневную трапезу, ведь обустройство лагеря с созданием защитного контура требовало времени, которого у них не было. Путники плотно ели с утра и наедались до отвала вечером, пытаясь восстановить силы.

Но до вечера тоже было далеко – солнце, проникающее сквозь листву, нещадно пекло макушку.

Справа толкнули локтем.

– Будешь? – Мара протянула ломтик вяленой тыквы.

Ринайя сцапала нелюбимое раньше лакомство и быстро сунула его в рот, пока Яра и Хазрель, идущие впереди, не выдали ее Тривии.

Перекусы в отряде не приветствовались. Травница говорила, что расслабляться нельзя: нужно смириться с новыми реалиями и быть готовым к нападению – каждый час, каждую минуту дня и ночи.

– Спасибо, – запоздало буркнула Ринайя с набитым ртом и оглянулась на вторую подругу, Сольгу, с удовлетворением отмечая, что та тоже занята пережевыванием припрятанной с ужина тыквы.

Они втроем были неразлучны с самого детства. Вместе играли в песке на берегу реки и слушали зимние сказки по вечерам. Вместе учились плести венки, возделывать огород и помогать родителям по дому. А когда стали постарше – стали готовить, разделывать рыбу и дичь, охотиться и даже сражаться на мечах. Правда, Ринайе лучше давалась стрельба, поэтому в поход она запаслась еще и луком со стрелами.

А теперь все они оказались в диком, полном неведомых опасностей лесу, толком не зная, куда и зачем идут.

Темная тень мелькнула внезапно – из леса выпрыгнуло нечто большое, тяжелое и рухнуло прямо на отряд.

Впереди закричал Намжон.

А потом раздался звук рвущейся ткани, от которого у Ринайи волосы встали дыбом. И она замерла. Оцепенела, наблюдая с раскрытым ртом, как блеснули мечи и ножи… как Яра и Хазрель разворачиваются с перекошенными лицами и бегут на нее, а мужчины, напротив, мчатся на…

– Тварь!

– Перекидыш напал!!

В нескольких метрах от нее, выгнув спину дугой, утробно рычала тварь. Не человек и не зверь – нечто темное и лохматое – что напало на Намжона и держало в длинных острых зубах лоскут его кожаной куртки.

Ринайя видела и понимала, что у окруженного полузверя нет шансов спастись. Люди, смешавшиеся было в первые секунды нападения, теперь собрались, выставили вперед острые мечи и, под ободряющие вопли Тривии, по очереди наносили чудовищу глубокие раны. Тварь орала, выла, возмущалась. Наверное, она была голодна, раз решилась напасть на вооруженный отряд.

Существо умирало в нечестном бою, но Ринайе не было его жаль.

Перекидыш упал на траву и задергал мощными лапами, а девушку будто отпустило. Напряженное тело размякло, сердце забилось, как бешеное – ее охватил запоздалый страх.

Позади истерично всхлипывали.

Ринайя обернулась и увидела Клою, вцепившуюся в Марину куртку и плачущую у нее на груди. Сольга стояла хмурая, скрестив руки на груди. А Яра и Хазрель выглядывали из кустов.

– Быстро вылезли! – Тривия гневно взмахнула палкой на двух девиц. – Нельзя разбредаться. В чаще могут прятаться другие твари.

– Все, – послышался глухой голос Тагара.

Ринайя снова повернула голову, на этот раз в сторону мужчин, и увидела, как те разошлись в стороны. На полянке между деревьями остался лежать неопрятный окровавленный ком. Рядом кривился Намжон, баюкая рану на плече.

Охотники тихо переговаривались и перешучивались. Страх постепенно проходил, и вот уже Сольга и Хазрель решились приблизиться к мертвому чудищу.

Ринайя тоже подошла. Тварь лежала на спине бездыханная, лишь легкий ветерок шевелил бурую шерсть на ее животе. Но самым удивительным оказалось то, что сейчас, по происшествии времени после смерти, морда этого выродка отдаленно напоминала человеческое лицо.

Чья-то рука легла на плечо, и Ринайя вздрогнула, оглядываясь:

– Мара…

– Напугала? – девушка улыбнулась, будто и не было никакого нападения. — Как думаете, сколько ему лет?

– Этому? – Тагар подошел к чудовищу и ткнул мечом в голую ступню. – Лет пятнадцать есть. Видишь, когти уже закручиваются.

– А если не закручиваются, значит, они маленькие и не опасны? – подруга рассматривала существо скорее с любопытством, нежели с омерзением или испугом.

– Все опасны. Даже дитеныши, – ответил Тагар и тут же повернулся к Тривии и Намжону. – Ты как там? Жить будешь?

– Буду, – ответил Намжон, морщась от боли и стараясь не смотреть лишний раз на то, как Тривия перевязывает его руку.

– Рана рваная, но зашивать буду вечером, – травница вздохнула. А сейчас надо идти.

– Что будем делать... с ЭТИМ? – спросила Сольга.

– А что ты предлагаешь? Похоронить со всеми обрядами? – усмехнулся Иагон.

– Ну хотя бы закопать, – насупилась блондинка. – Эту тварь могут найти другие выродки. Они явно не обрадуются гибели своего... товарища?

Никто не знал, собираются ли перекидыши в стаи, строят ли совместный быт. Есть ли у них взаимоотношения друг с другом, или они окончательно превратились в зверей, сохранив лишь отдельные человеческие черты? Особенно впечатлительные говаривали, что далеко в лесу существуют целые города этих страшных отродьев.

Но так глубоко в лес маэвцы не заходили. А если и заходили, живыми не возвращались.

3

"Пророчество… – досадливо подумала про себя Ринайя. – Боги!"

Весь уклад жизни маэвцев крутился вокруг туманного пророчества, точная формулировка которого уже забылась за давностью лет. Каждая родившаяся в племени девочка – невеста. Каждый появившийся на свет мальчик – ее охранник. Девочек с отрочества готовили к большому путешествию на край света и учили владеть оружием, чтобы в случае этого путешествия суметь постоять за себя. В старые времена девочки были просто невестами, а не невестами-воительницами, но ныне за пределами крепкой стены, отделяющей их поселок от остального мира, стало слишком опасно.

Мальчиков учили владеть оружием вдвойне: они должны защищать невест в пути, коли понадобится, а еще – ежедневно ходить в лес, чтобы приносить дичь и меняться товарами с людьми из соседних поселков.

Но где уверенность, что "путешествие на край света" – не выдумка старейшин, и пророчество действительно существует? Где доказательство того, что существуют сами боги?..

Тривия и такие, как она, твердят о них постоянно: взывают к ним с просьбами или покорно выслушивают их волю. Но даже неискушенной в ворожбе Ринайе магия старой знахарки не казалась слишком уж убедительной: вот если бы она своими глазами увидела, как выродок попытался и не смог пройти через защитный барьер…

Девушка испугалась своих мыслей и поспешила прочесть про себя молитву-оберег. Только осаждающих барьер монстров им не хватало! Намжон бодрился и сидел у костра вместе со всеми, но был бледен и то и дело цепенел взглядом, явно вспоминая разверзнутую пасть выродка в шаге от себя.

Уж пусть боги действительно существуют и берегут их отряд в дальнейшем! А ее крамольные мысли… Что поделать – Ринайе всегда было трудно думать и вести себя так, как велят старейшины. Может, потому и она считала, что попала в число избранных невест по ошибке?..

Но, похоже, не только она испытывала недоверие – один из сопровождающих их воинов, двадцатилетней Зувар, поддержал Хазрель.

– А вдруг пророчество – не более, чем легенда? – парень лениво растягивал слова. Левую половину его лица пересекал белый шрам: уголок рта был слегка приподнят вверх, отчего казалось, что парень вечно усмехается.

– Легенда, которая становится явью, – сурово посмотрела на него Тривия. – Посмотри вокруг, Зувар. Лес заражен и постепенно умирает. Деревья, звери, люди – все подвержено неведомой болезни, меняющей облик нашего мира. Ты не раз ходил на охоту за стену и видел обезображенных животных, которые были так отвратительны, что мы не решались использовать их в качестве еды.

– Так было всю жизнь. Мы не видели другого мира, – пожал плечами Бран.

– А я – видела! – чуть повысила голос травница, и Ринайя невольно вжала голову в плечи.

Тривия никогда не кричала, но умела говорить так, что ее голос долетал до каждого слушателя.

– Я застала времена, когда деревья давали спелые плоды, а не те гниющие отбросы, которые они рождают сейчас! – старуха рассердилась и забыла про свой остывающий чай. – А слышал ли ты о двуглавом ребенке, родившемся в одном из поселков? Еще пара поколений, и нормальные люди перестанут приходить в этот мир. Мы все превратимся в выродков!

Угроза возымела действие. Зувар приуныл и уставился в костер, Тагар непроизвольно поправил рукоять широкого меча, с которым не расставался даже во время еды, а девушки заозирались по сторонам. Дело шло к ночи, и чернильные тени обступали маэвцев со всех сторон: отбрасываемый огнем круг света был ничтожно мал по сравнению с бесконечной тьмой окружающего их леса, а защитные чары оберегов – слишком хрупки, чтобы устоять перед напором бесчисленных орд выродков, готовых броситься на людей.

– Но почему так, Тривия? – жалобно протянула Сольга: уж у кого-кого, а у нее всегда хватало и почтения к старшим, и веры в богов.

– Потому что мир стал дряхлым. Демиург создал его тысячи лет назад: он взял бурую руду из глубоких пещер Сапфировых гор, полил ее растопленной водой с их льдистых вершин и оживил своим семенем, – Тривия успокоилась и начала слегка покачиваться из стороны в сторону, будто баюкая себя. В отсветах костра ее лицо казалось особенно дряхлым и оттого печальным. Глубокие морщины пробороздили коричневатую кожу, спускаясь ущельями и ложбинами от носа к подбородку. Но глаза из-под полуопущенных век глядели синими озерами, бездонными колодцами мудрости, полными бесчисленных тайн.

"Сказки, – снова пронеслось в голове у Ринайи. – Бесконечные сказки. Как они могли создать мир из горной руды, если тогда и гор-то не существовало?.."

– Из руды, семени и воды выросли леса. В лесах завелась дичь и появились мы, люди. И жизнь бурлит вокруг в изобилии — до тех пор, пока мир не начинает стареть. Однажды почва беднеет и истощается, воды рек мутнеют, а силы вложенного в руду семени становится уже недостаточно, чтобы природа рожала и обновлялась… Это происходит сейчас. И так случалось в прошлом.

Тривия резко замолчала, погрузившись в раздумья, и собравшиеся переглянулись: была у пожилой травницы такая манера – нагнать загадочности, напустить дыма и резко оборвать рассказ, заставляя слушателей изнывать от любопытства.

– Но мир ведь не умрет окончательно? – с нескрываемой надеждой уточнила Мара. – Этого можно будет избежать… и теперь тоже?

– Трудно сказать, – уклончиво ответила Тривия. – Последний раз мир угасал несколько сотен лет назад. Тогда демиург послал людям знак, что готов продлить жизнь своему творению. И когда он прислал его месяц назад, в моем сердце затеплилась надежда… Демиург возьмет себе жен из числа человеческих дев, и их многочисленные дети станут семенами, что очистят свет от скверны.

Вещунья поворошила угли, и в воздухе заплясал целый рой золотистых, стремительно исчезающих искр. Потом сделала большой глоток чая.

– Если кто-то из вас… – она обвела долгим взглядом избранных девушек, – не хочет становиться женой бога и спасать мир… Можете идти. Уходить прямо сейчас, как Эсмина. Я никого не держу.

4

Котелок из реки так и не вынули. В отличие от тела Эсмины, которая, уйдя из отряда, недолго оставалась жива.

«И пролежала рядом с лагерем добрую часть ночи», – Ринайя поежилась.

Вместе с прочими она молча следила за тем, как мужчины доставали тело из-под обрыва. Как Иагон внес его за контур и положил на траву, стараясь лишний раз не смотреть на полуобнаженную маэвку. Мокрые укороченные штаны и нательная рубаха облепили точеную фигурку, не скрывая ее изящных, налитых очертаний. А ведь раньше Ринайя не замечала в тихоне особой красоты. Может быть, потому что она вечно донашивала чью-то одежду не по размеру?..

– Бедная... – чуть не плачущая Мара хотела накрыть мертвую одеялом.

– Погоди, – остановил ее Тагар. Он закрыл Эсмине глаза, прикоснулся к синюшной коже на руках и ногах трупа. – Я должен понять, как это случилось.

– Как-как? Так спешила сбежать от нас, что аж вспотела. Решила искупаться, да не повезло: у-то-ну-ла, – язвительно разъяснила Хазрель, отворачиваясь ото всех и направляясь к костру. – Яра, не стой ты деревом. Ну подумаешь, утопленницу нашла, завтракать ведь все равно придется.

На Яру ее резкие слова подействовали, как оплеуха. Она проморгалась, оторвала ладонь ото рта и быстро потопала за новым котелком. Клоя, не любящая оставаться без поддержки, поспешила за ней.

Мара, Сольга, Тагар и Ринайя остались около мертвой маэвки. Охотник первым нарушил повисшую тишину:

– Утонула? Да она плавает, как рыба. Да и глубина здесь небольшая.

– А что с ее волосами? – Мара выглянула из-за широкой спины жениха и бросила на труп полный ужаса взгляд. – Они… седые?

Друзья молча посмотрели на изрядно выбеленные волосы бывшей невесты.

– Позавчера она выглядела иначе, – констатировала Сольга. – Думаете, она встретила выродка?

– Тогда не смогла бы убежать.

– Прямо уж не смогла бы, – откликнулась Тривия, до этого момента не принимающая участия в обсуждении. – Эсмина сделала все, что считала нужным. Ушла из лагеря, потом, вероятно, встретила перекидыша, спаслась от него бегством и случайно навернулась в реку – обрыв тут крутой, в темноте можно и не заметить. А снизу острые камни… Вот, глядите!

Женщина прикоснулась к окоченевшему телу Эсмины и не без труда повернула ее голову набок. На затылке, почти незаметный за волосами, темнел багровый порез. Река давно очистила рану, смешав кровь со своими водами и унеся ее вниз по течению.

– Как бы то ни было, – произнесла травница, – главное мы выяснили: ни одна тварь не оставила на ней следов, значит, эта девочка не обратится в чудовище… Надо быстро закопать ее и уходить.

С этими словами ведунья вырвала одеяло из рук Мары и накрыла мертвое тело с головой.

– А обряд? – спросил Тагар.

– Боги видят, – отрезала Тривия. Потом взглянула на Ринайю и ее подруг. – Собирайте вещи, свои и мужские. А вы… – травница повернулась к охотникам, – разделитесь поровну. Одни пусть копают яму, а другие таскают с реки крупные камни. Надо сделать все, чтобы эти твари не откопали Эсмину. И еще… Тагар прав. Отныне ночью будем выставлять дежурного.

Через час все было готово. Маэвцы позавтракали, совершили куцый похоронный обряд, сняли контур и собрались у свежей могилы, на которой уже подсыхала земля.

Иагон подошел к ближайшему дереву, вытащил топорик из-за пояса и сделал пару насечек на стволе.

– Зачем? – сухо поинтересовался Тагар.

– Чтоб остановиться на обратном пути… Вспомнить. Шапку снять.

– М-м-м, – только и ответил проводник.

Тривия тоже ничего не сказала. И Ринайю это почему-то встревожило. Она изо всех сил старалась не думать о том, что скорее всего, не вернется назад, не увидит знакомых дубов вокруг деревни, не искупается в местном маленьком озере, воды которого летом становились теплыми, как парное молоко.

«Подумать только, я больше не увижу ни одного из наших проводников. И Тривию тоже. Ведь все они, доставив нас к Сапфировым горам, вернутся обратно… Без нас. На что станет похожа наша жизнь ТАМ? В стране демиурга?...» – она посмотрела на Мару и Сольгу и взяла их за руки.

Счастье, что она отправилась в путь не одна. И все сложности им предстоит преодолевать вместе. По лицам подруг Ринайя поняла – они думали примерно о том же.

– Пора, – негромкая команда Тривии испортила момент.

Руки разомкнулись, и маэвцы ушли с освещенной поляны в темный влажный лес. Солнца здесь было меньше – густая листва сплеталась в плотный пушистый ковер, который пропускал лишь редкие, порой ослепляющие лучи небесного светила. С самого начала путешествия Ринайя тешила себя безобидной игрой, стараясь закрывать глаза каждый раз, когда попадала под очередной луч. На мгновения она забывала о тяготах пути, сосредотачиваясь на теплых прикосновениях солнца… а потом открывала их вновь.

Так было еще вчера. Но с момента нападения перекидыша все поменялось. Вообще-то Ринайя знала, что рискует – лес не терпел невнимательности и так и норовил подсунуть под ноги то корягу, то яму или змею. Но сегодня невеста четко осознала, что игры закончились. С каждым шагом, уводящим прочь от освещенной поляны, лес плотнее обступал маэвцев.

Он больше не был их домом. Да, здесь росли похожие деревья и пахло также, как в родных краях: сочными мхами, грибами, прелой листвой. Но за колючими кустарниками могли скрываться уродливые хищные твари, которые, как Ринайя уже усвоила, нападали внезапно и атаковали наверняка… И теперь редкие солнечные лучи скорее раздражали, ибо затуманивали взгляд. Да, всего на мгновение...

«Но порой это мгновение решает все», – Ринайя в очередной раз напряглась и скользнула взглядом по спине раненого Намжона.

Охотнику повезло, что он остался жив. И что в выродков превращались только те бедняги, которых ранили смертельно.

И все же в этот день им улыбнулась удача. Тварей не встретилось, зато попались кролики – Бран подстрелил несколько особей, целясь под восторженные возгласы оголодавших маэвцев. Но не все из них годились в пищу: тех, что уродились с тремя ушами и лишними хвостами повыбрасывали сразу. Остальных Тривия велела тщательно осмотреть перед готовкой.

5

Откуда-то справа доносился тихий раздражающий звук: не то еле слышный свист, не то шипение… Вибрации на высокой ноте проникали в сознание, гоня сон прочь.

Ринайя открыла глаза: ей показалось, она отдыхала не менее десяти часов, хотя в действительности прошло не более двух – высоко в небе все еще стояла луна. И звук после пробуждения никуда не делся, все также царапал и скреб в голове, словно прося выпустить его наружу.

Невеста сначала села, а потом и встала на ноги. Лагерь спал. Тагара свалило после суток, проведенных на ногах, а других охочих до дежурства не нашлось.

Свист доносился со стороны большого дуба, увитого плющом, словно зеленой гирляндой. Приглядевшись, Ринайя заметила голубые бутоны, распустившиеся на вьюне: нежные, будто впитавшие в себя лунный свет лепестки чередовались треугольными листочками. Ринайя была уверена, что когда они устраивались на ночевку, это был самый обыкновенный плющ – который теперь напитался красками ночи и превратился в красивейшее растение…

Но звук исходил не от дуба. В паре метров от могучего долгожителя леса росла рябина, на которую подвесили букет с защитными оберегами.

Белые черепа хорьков, белеющие в охапке подвявших листьев и еловых лап, сочились свежей кровью. Из пустых глазниц стекали багровые струйки, пятная траву блестящими каплями.

Пришлый здесь!

Ринайя хотела броситься назад, но первый разумный порыв – поднять тревогу и разбудить остальных – мгновенно уступил место оцепенению. С той стороны барьера показался… человек.

Или кто-то, очень на него похожий.

То был высокий мужчина, искрящийся в ночи, облаченный в белоснежное одеяние. Он неслышно приблизился к защитной границе, ступая мягко и в то же время легко, свободно. Его окружал лес, а к земле льнул туман… Густой и какой-то белесый в свете набирающей силу луны.

– Впусти меня, – голос прозвучал тихо, но уверенно.

Ринайя откликнулась на просьбу всем существом. Тело дернулось вперед, а рука потянулась к ветке рябины. Всего-то и делов – скинуть амулет на землю, раздавить ногой маленькие хрупкие черепа – и сберегавшей маэвцев магии придет конец. Но в глубине души шевельнулось узнавание, настойчиво требующее не спешить и проявить осторожность: она ведь уже встречала этого мужчину…

– Нет, – через силу ответила маэвка.

Ей показалось, что мужчина усмехнулся, но она бы не поручилась за это – смотреть ему в глаза было сложно. Черты лица незнакомца колебались и шли рябью, будто не могли решить, какой именно облик взять за основу.

– А если на меня нападут дикие животные? Говорят, ваши места ночью очень опасны. Впусти.

Противостоять его голосу было трудно. Он парил над землей, играя на мышцах тела Ринайи, как на струнах. Заставляя их напрягаться против ее воли. Сама того не замечая, невеста незаметными шажками подходила к границе.

Но пока в ушах еще стоял предупреждающий свист оберегов, пока она была с внутренней стороны защитного круга, она могла сопротивляться.

К тому же, пришлый явно лукавил. Он не выглядел испуганным. Не вжимал голову в плечи, не озирался по сторонам и, кажется, вообще не боялся опасностей, таящихся в ночном лесу.

– Нет, – снова сказала Ринайя.

На этот раз он не просто ухмыльнулся: на его лице появилось нечто, поначалу казавшееся невозможным – улыбка. Радостная эмоция совершенно не сочеталась с его агрессивной, слепящей глаза внешностью. Но стоило уголкам губ раздвинуться, и внешность эта сразу упростилась и потеплела, стала живой, человеческой. Сквозь серебристую рябь проступили правильные, практически юные черты лица: ровный заостренный нос, темные брови слегка вразлет, ярко выраженные скулы.

– Ваши примитивные чары – ничто для меня.

Мужчина подошел к рябине и посмотрел на букет, задрожавший то ли от внезапного порыва ветра, то ли от напора враждебной силы, стремящейся прорвать обережный круг. Амулеты взвизгнули напоследок и замолчали. В наступившей тишине явственно слышался стук капель крови, зачастивших о землю с удвоенной скоростью.

– Я бы переступил через границу и даже не заметил этого… Но хочу, чтобы меня впустила ты.

Незнакомец перевел взгляд на Ринайю, и на этот раз она выдержала его взгляд. Уйти прочь она не могла, слишком крепка была невидимая привязь, на которой держал ее серебристый пришелец. Но могла стоять на месте и оттягивать время, задавая ему вопросы.

– Почему?

– Не хочу брать силой то, что и так причитается мне.

Он медленно пошел вдоль кромки лагеря, и Ринайя послушно пошла за ним с другой стороны круга. Собранные травницей обереги выходили из строя, стоило ему приблизиться к ним. Белые черепки крошились и отваливались от букетов, уносимые потоками крови, стебли растений скукоживались и покрывались инеем.

– Кто ты такой? – спросил Ринайя.

– А сама еще не поняла?

"Поняла. Но признать правду значит безоговорочно поверить в то, что еще недавно казалось выдумкой. А поверить – значит покориться".

Девушка не ответила, подозревая, что ответы не так уж ему и нужны: он мог читать в ее сознании все, что заблагорассудится. Тогда как он являлся для нее загадкой.

Легендой, обретшей плоть и появившейся в лесу по неосторожному зову.

– И зачем пришел?

– Потому что ты думала обо мне.

Да, думала… После рассказа травницы Ринайя постоянно возвращалась мыслями к грозному богу, чьей невестой ей суждено было стать. Его фразы били точно, словно стрелы, выпущенные рукой охотника в пробегающую мимо добычу. Добычу трепетную, наивную и никак не ожидающую такой сокрушительной меткости. Вот только в отличие от кроликов у нее было лишь одно сердце…

Девушка остановилась и почувствовала, как болезненно сжалось в груди. Стоять тогда, когда он уходит, было выше ее сил. Наблюдать за тем, как он скрывается в тумане, оказалось настоящей пыткой – и моральной, и физической.

– Что случится, если я тебя впущу? Нам больше не надо будет никуда идти?

Демиург ответил не сразу.

6

Просыпаться не хотелось. В состоянии перехода из теплого, медового сна в промозглое утро Ринайя зажмурилась и попыталась вернуться в дрему… туда, где еще несколько мгновений назад она чувствовала себя счастливой, на своем месте… туда, где можно было встретить его.

– Яра, вставай. Ну чего ты разоспалась сегодня? – недовольный голос Хазрель, пытающейся растолкать подругу, грубо развеял остатки утренних грез.

Ринайя потянулась и открыла глаза, встретившись лицом к лицу с пасмурным небом.

– Доброе утро, – тихо произнесла откуда-то сверху и сбоку Мара.

– Доброе, – ответила Ринайя и нехотя поднялась. – Как думаете, будет дождь?

– Тривия скажет наверняка, – Сольга тоже уже проснулась, и теперь приглаживала пятерней укороченные наполовину волосы, прежде чем заплести их в тугую косу.

Утро продолжилось, как обычно – после быстрого умывания и причесывания Ринайя скатала спальное место и сложила вещи в сумку, спасая их от возможного дождя. А потом все собрались вокруг костра для утренней трапезы. И тут тоже все прошло обычно, если не считать того, что Яра с Хазрель поцапались – та не простила подруге бесцеремонного выдергивания из сна. И сегодня Ринайя, на удивление, могла ее понять.

Допивая чай, девушка поглядывала на совершенно целые, нетронутые амулеты охранного контура, удивляясь, до чего реалистичными порой могут быть сны.

Невест не готовили к встрече с демиургом. Их учили защищать себя. Быть сильными, выносливыми и способными в любой момент бросить привычную жизнь и отправиться неизвестно. Древние легенды гласили, что однажды создатель мира может призвать к себе целомудренных девушек маэ, чтобы исполнить пророчество и не дать беспощадной хвори заразить все живое…

Но ни одна из этих легенд не давала ответа на вопрос, как этот самый создатель выглядит. Красив он или безобразен? Страшен и беспощаден или, наоборот, добр и всепрощающ?

Невестам сызмальства прививали мысль, что они невесты, но никому и в голову не пришло бы спрашивать, легко ли завоевать любовь демиурга. Их не учили, как нужно говорить с богом, как обращаться к нему и как прикасаться. Он ближе к обычному мужчине или к мифическому существу? Состоится ли свадебный обряд после знакомства, и на что будет похожа их совместная жизнь? Какие обязанности будут у молодой жены… то есть, жен? Как это вообще – делить мужа с другими женщинами, пусть и давно знакомыми?..

Шаткие догадки, вырастающие на фундаменте диких предположений и подпитываемые неизвестностью, роились в голове каждой избранной для похода маэвки. А ответов не было – Ринайя могла бы поклясться, что и Тривия, уверенно возглавляющая отряд, знала ненамного больше них самих. Никто не был готов к тому, что обросшая мхом легенда начнет сбываться именно на их веку. Многие до последнего не верили в ее правдивость…

Но Ринайя после сегодняшней ночи больше не ставила существование демиурга под сомнение. И в том, что он знает о походе и, более того – ждет их прихода, она тоже не сомневалась.

Идя след в след за проводниками и Тривией, она раз за разом мысленно возвращалась то к моменту, когда приснившийся бог появился на границе лагеря, то к поцелую… То к его словам: пока вы так далеко, я могу приходить только ночью.

«Значит, завтра он тоже придет? – Ринайя почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. – И почему он решил приходить именно ко мне? Зачем ему это? Явно не для того, чтобы разговаривать… А чтобы?.."

Ринайю кинуло в жар, на лбу выступила испарина – то ли от духоты, повисшей в лесу плотным маревом, то ли от смутных воспоминаний о ее первом сне, где демиург сразу перешел к активным действиям.

Волнуясь, сомневаясь и предвкушая, она не заметила большую часть пути и тягот, обычно этот путь сопровождающих. Ей не мешали ветки густого подлеска, так и норовящие вцепиться в волосы, и бесконечные завалы, ямы и упавшие деревья – если раньше она была вынуждена постоянно смотреть под ноги и то и дело спотыкаться, то теперь она преодолевала их легко, без усилий. Она почти не обратила внимания на то, как начался и закончился редкий дождь, и как прошла первая половина дня. Просто в какой-то момент небо пошло ярко-голубыми пятнами и тенистое лесное пространство пронзили золотые солнечные лучи.

– Чувствуете, как приятно пахнет? – улыбнулась Мара.

– Кажется, нам повезло, – откликнулся Тагар, который шел рядом. – Дерево впереди видите?

Впереди и правда стояло дерево, разительно отличающееся от вереницы темно-зеленых дубов. Оно и росло чуть поодаль, на небольшой лужайке, красуясь оранжевыми плодами, буквально усыпавшими раскидистую крону.

– Никогда не видел таких аппетитных фруктов… – с трудом проговорил Намжон. Час назад он начал замедлять темп, и на его место встал Зувар, принимая роль ведущего отряд. Намжона беспокоила рана, нанесенная выродком: он то и дело хватался за бок, а теперь и вовсе чуть присогнулся, дабы уменьшить режущую боль в животе.

Их поколение не было избаловано ягодами или плодами фруктовых деревьев – последний раз маэвцы ели нечто подобное больше десяти лет назад, и память Ринайи все еще хранила фрагменты тех сладких мгновений. Но потом сады начали портиться, и ныне уже ни одна яблоня или груша в окрестностях деревни не плодоносила.

Меж тем все в отряде почувствовали манящий аромат неведомого дерева. Юноши и девушки обступили лесное чудо, ахая и разглядывая необыкновенные фрукты со всех сторон.

– Мы так давно не ели… Может, попробуем один? – робко спросила Сольга, не спуская глаз с ближайшего к ней плода.

– Надо с собой набрать, – поддержал ее Зувар, – Тут на всех хватит. Возьмем столько, сколько сможем унести.

Он первым протянул руку и оторвал плод от ветки.

– Погодите! – раздался недовольный голос ворожеи. Тривия растолкала замерших у дерева маэвцев и отобрала у Зувара сорванный фрукт. – Нельзя есть неизвестно что! Тем более, выросшее в лесу.

– Почему "неизвестно что"? – пробурчал охотник. – Это фрукты, явно вкусные и съедобные. Не та дрянь, что растет у нас!

7

Ринайю разбудил сладкий аромат. Запах был таким сильным, что представлялся чем-то осязаемым, материальным. Он распростерся над спящими маэвцами, встал во весь рост над раскинувшейся во сне невестой и заставил ее открыть глаза. А потом и вовсе убедил подняться на ноги и неслышно подойти к обережному кругу – с той стороны, откуда пахло сильнее всего.

За границей уже ждал демиург. Он сидел прямо в изумрудно-черной траве, поджав ноги и облокотившись спиной о дерево. Его одежда, кожа и волосы сияли в лунном свете. Ринайе подумалось, что он похож на звезду, упавшую с небосвода и оказавшуюся в лесной чаще.

– Наконец-то, – улыбнулся он и поднялся на ноги. – Сегодня ты крепко спала… Устала за день?

Она не ответила, только посмотрела на него долго, жадно и внимательно. Сказать, что прошла вечность с тех пор, как они виделись в прошлый раз, и что с тех пор она отмерила неисчислимое количество верст: она шла и шла бесконечно долго, пока наконец не встретила его?..

Не сказала. Но мужчина уже и сам забыл свой вопрос. Не отрывая от нее жадного взгляда, он подошел к обережной границе. Глаза его больше не смеялись.

– Впусти меня, – сказал он хриплым напряженным голосом.

В этот раз Ринайя и не думала сопротивляться. К чему, если она и сама хочет его впустить? Он – властелин тихого ночного леса, праотец для ее народа и причина похода. Непонятно как, всего за три встречи – встречи нереальные, случившиеся во сне – он успел укорениться в ее сердце. Стать неотторжимой частью привычного естества.

Девушка подошла к ближайшему оберегу. Он и висел-то совсем некрепко, лишь слегка цепляясь сухими листьями за древесную ветку. Будто кто-то, устав от каждодневной рутины, лишь небрежно закинул его сверху… Кто это был, не она ли сама?

Нет. Ринайя точно помнила, что несла другой букет, с другими растениями. Она слегка подтолкнула его, и он сам свалился на землю. Невеста подняла ногу, чтобы раздавить белые черепки (на этот раз они не сочились кровью – она вся, кажется, вытекла еще вчера), но демиург опередил ее.

Его легкая, обутая в красивый белый сапог ступня опустилась на амулеты, кроша их и превращая в пыль. Уже знакомый высокий писк отчаянно взвизгнул в ушах, чтобы замолкнуть навсегда. Из образовавшейся прорехи внутрь лагеря хлынула холодная волна: снаружи явственно потянуло свежим ветром, пряными запахами распустившихся в ночи цветов и ничем не прикрытой опасностью…

Но Ринайя думала только о белых сапогах демиурга: никогда и ни у кого она не видела такой красивой, аккуратно исполненной и в то же время ослепительной в своей простоте обуви – даже у женихов в день свадебного торжества. Опомнившись, что она и сама вроде как "невеста", Ринайя перевела взгляд на свои босые, запыленные и натруженные в пути ноги и мгновенно залилась краской.

Но мужчина не дал ее стыду окрепнуть: раньше, чем она успела прочувствовать болезненный укол доселе незнакомого чувства, он сам обнял ее и поцеловал.

– Пригласишь в гости? Хочу посмотреть, как вы живете, – оторвавшись от ее губ, заявил он.

"Чего? Да разве ж это жизнь?.." – опешила Ринайя, еще не пришедшая в себя после внезапного приветствия. На этот раз она не лишилась чувств и не уснула заново (или как назвать то, когда засыпаешь во сне?) – уже неплохо. Спотыкаясь, девушка повела бога в лагерь.

Лес, наспех вытоптанные тропинки да спящие тут и там люди – на что здесь смотреть? Сумки и сапоги валяются бессистемно, а густые кусты неподалеку и вовсе предназначены для справления нужды… За две недели пути Ринайя начала забывать, что такое спать на удобной кровати не под открытым небом и готовить еду в печи, а не на костре. Хвалиться здесь было нечем, да и показывать тоже.

А вот демиург, видимо, считал иначе. Он вертел головой по сторонам, рассматривая личные вещи маэвцев да и их самих, спящих в разных позах. Около Хазрель он и вовсе остановился. Рыжая вредина во сне выглядела непривычно кроткой, но привлекательность ее осталась прежней: длинная коса змеилась по земле, очертания крепкой фигуры были расслаблены и соблазнительны.

Интерес демиурга не остался незамеченным Ринайей, и она ощутила укол ревности. Глупо. Хазрель ведь тоже невеста, и в один прекрасный (или не очень?) день она также свидится с создателем мира…

Отогнав неприятные мысли, Ринайя взяла демиурга под руку и с удивившей ее саму смелостью потянула его дальше.

Пока что он ее и только ее бог. И она не станет терять времени даром.

– Идем. Покажу главное место в нашем лагере.

Костер практически потух. Где-то в недрах бело-черных углей еще тлели красноватые огоньки, но их жара с трудом хватило бы на то, чтобы согреть озябшие руки. Рядом лежал поваленный дуб с толстенным, отмерившим не один десяток лет стволом – лесной житель упал не так давно, может, в начале сезона – на его поникшей кроне еще сохранились пожухлые бурые листья, а на мощных, вывороченных из земли корнях – комья грязи.

Именно из-за дерева ведунья и выбрала это место для стоянки. Рядом с таким гигантом удобно коротать ночь: развешивать одежду для просушки, собирать ветки для костра и отдыхать после ужина. Около него и сейчас, прислонившись спиной к стволу, полусидел-полулежал Бран. Охотник остался дежурить, но сон сморил его, как и остальных.

– Почему он спит сидя? – поинтересовался демиург.

– Он… – Ринайя осеклась и задумалась. Не говорить же, в самом деле, что Бран таким образом охраняет их покой? Хорошо же будет выглядеть отряд в глазах прародителя!

Но «прародитель» уже забыл про дежурного: он поднял с земли одну из жестяных, начищенных до блеска мисок и теперь с превеликим любопытством вертел ее в руках.

– А это это за предмет? – бог требовательно посмотрел на Ринайю.

– Тарелка… Мы из нее едим.

– Едите?.. – переспросил демиург и смешно наморщил лоб. Сейчас он больше напоминал малосведущего юнца, нежели древнее и могущественное божество. Он отвел взгляд, поразмышлял несколько мгновений и улыбнулся, будто вспомнив нечто знакомое, но давно позабытое. – А-а-а. В смысле, поддерживаете ваши тела в живом состоянии. Понятно.

Визуал - невесты

РИНАЙЯ

ХАЗРЕЛЬ

ЭСМИНА

ЯРА

КЛОЯ

МАРА

СОЛЬГА

8

Утро началось неожиданно, резко, как прыжок из теплого кокона его дарующих наслаждение рук в неудобную, зябкую реальность, где с утра на лицо и волосы выпала роса. Вокруг зарождалась какая-то суета. В голосах маэвцев слышалось беспокойство.

«Неужто выродки подобрались к лагерю?», – эта мысль послужила толчком. Ринайя подскочила и села, опершись на руки.

Первым, кого она увидела, оказался Зувар. Тихо постанывая, он пробежал мимо спальников подружек прямиком за границу круга, чтобы скрыться в густых лещинных кустах.

Лежанки Мары и Сольги пустовали. Ринайя быстро огляделась и с облегчением выдохнула, когда убедилась, что подруги уже умылись, причесались и теперь сидели у костра.

– Тривия! – раздался с другой стороны лагеря встревоженный голос раненного Намжона. Стоящая рядом с ним Хазрель вдруг охнула и поднесла руки к лицу.

– А без меня не управитесь? – ворчливо крикнула травница, которая как раз получила из рук сидящего у костра Иагона кружку с горячим настоем.

– Нет, – скорбно ответил Намжон. – Кажись, дело серьезное…

У Ринайи засосало под ложечкой. Сбросив остатки сна, она подошла к впадине меж корней раскидистого ясеня, где устроилась на ночлег Яра.

Намжон сидел на корточках, держа бесчувственную (или бездыханную?!) брюнетку за руку и пытаясь нащупать пульс. Спальник, плащ, волосы и лицо маэвки покрывали мелкие капельки росы. Она выглядела спящей. Разве что кожа казалась скорее желтой, нежели белой, да от закрытых глаз по щекам расползались бледные синюшные круги. Намжон уронил Ярину руку и отрицательно покачал головой.

– Не дышит.

– Это все ты! – Хазрель отняла ладони от лица и бросилась на Ринайю, чуть не сбив ее с ног. – Ты убила Яру!

– С ума сошла?! – от внезапных обвинений сперло дыхание. Ринайя перехватила запястья напавшей на нее невесты и попыталась отодрать цепкие, вцепившиеся в ворот рубахи пальцы, но противница будто обезумела, скаля рот и оттаскивая ее в сторону.

Сыпя неразборчивыми проклятиями, Хазрель освободила одну руку и хлестко ударила Ринайю по лицу. Но та уже достаточно проснулась, достаточно пришла в себя и окончательно разозлилась! Яростно шипя, она отпустила обидчицу и тоже одарила ее увесистой оплеухой. Ей захотелось выпустить скопившееся напряжение, отомстить обнаглевшим соплеменницам – Хазрель и... Яре, что уже не сможет ответить за инцидент с кроликами.

– Тривия! Тагар! – взвизгнула Мара, когда рыжая маэвка ощерилась и сделала новую попытку напасть. Сольга схватила ее за растрепанную со сна косу.

– А ну прекратить! – стукнула посохом подошедшая травница.

И мужчины, мигом окружившие девушек, оттащили их друг от друга.

– Что случилось? Звериной травы объелись?! И эти всклокоченные, пышущие ненавистью вздорные бабы – спасение нашего мира? Мне стыдно за вас… невесты!

Хазрель, судя по всему, уже жалела о своей выходке. Впрочем, это не помешало ей состроить несчастную рожицу и затрястись всем телом.

– Эта злодейка убила Яру! – повторила она свое обвинение навзрыд. – Все видели, как она вчера набросилась на нее с кулаками.

– Хазрель врет! – от возмущения Ринайя перестала вырываться из крепко держащих ее рук Тагара.

– Молчи, – прошептал у самого уха друг. И добавил громче, чтоб все услышали. – Драка случилась позавчера, и у Яры был нож.

Голос Тагара прозвучал спокойно, и только частое дыхание, согревающее макушку Ринайи, выдавало то, что он тоже зол. Большинство мужчин начали поддакивать ему, Хазрель же, не чувствуя поддержки, скривилась и продолжила рыдать.

Тем временем Тривия вместе с Намжоном принялись осматривать умершую. Маэвцы затихли. Через некоторое время травница вынесла свой вердикт:

– Яру убила собственная несдержанность, – удрученно заключила старуха. Она выгребла из-под изголовья целую кучку подсохших кожурок, потом показала маэвцам несколько круглых косточек, найденных по соседству с телом.

– Эта несчастная объелась отравленных плодов. Зувар тоже ослушался меня... – травница тяжело поглядела на охотника, сидящего вблизи кустов с пристыженным видом. – Но он легко отделался, потому что съел всего один фрукт, а с утра разбудил меня и честно во всем признался. Надеюсь, мой порошок скоро ему поможет. Яра же съела много, еще до полуночи… И ничего не сказала мне.

«Потому что пришел демиург и всех усыпил, – подумала Ринайя, невольно вспоминая случившееся ночью и закусывая губу. – Яра не смогла позвать на помощь...".

– Возможно, просто не успела сказать? – предположила Мара.

– Теперь это ведают только боги, – вздохнула Тривия. – Надеюсь, это научит вас не бросаться на приманки этого леса. Вы – представители народа маэ, а не голодные щенки!

* * *

Шаг… снова шаг… еще шаг и еще. Звериные тропы увиливали в стороны, и часто только Тривия да идущие впереди мужчины протаптывали путь в густом разнотравье. В какой-то момент Ринайя поймала себя на мысли, что ей все равно – она больше не думает о маршруте и о тяготах пути.

Шепот демиурга все еще звучал в ее ушах.

Его ночные прикосновения остались на коже пульсирующими точками – пылающими отметинами, незаметными стороннему глазу. А иначе почему ей кажется, что она чувствует руки бога на себе прямо здесь и сейчас?

Впереди уверенно шагали Сольга и Иагон, позади – тихо переговаривались Мара и Тагар. Друзья, не сговариваясь, окружили Ринайю, прикрывая ее от Хазрель, которая висла на Клое и только делала вид, что убита горем. Когда Ринайя выныривала из грез и нечаянно оглядывалась назад, она натыкалась на тяжелый взгляд рыжей невесты, прицельно направленный на нее.

Обряд прощания с Ярой – быстрый и скомканный – запомнился воплями ее подруги. По этому поводу Сольга даже шепнула:

– Да если б она не орала, как в заборе застрявшая, Тривия бы по-человечески все провела. И обряд бы свершила, как положено, и времени бы дала попрощаться.

Но старуха заметно волновалась, и отряд вышел сразу, как только смог, без оглядки на воющую волчицей Хазрель. Рыжая перестала вопить только тогда, когда травница в грубой форме приказала ей замолчать. Невеста сбавила громкость, но продолжила тихо стенать, кусая ладонь и спотыкаясь о каждую корягу.

9

Ринайю сильно ударили в спину. Она пролетела вперед и чуть не упала в лужу... успев разглядеть взметнувшуюся рядом рыжую косу: Хазрель спешила спрятаться под деревом, не обращая внимания на стоящих на пути людей. Или она специально толкнула Ринайю, воспользовавшись всеобщей суматохой?.. Ливень шумел, гром отдавался в ушах, с разных сторон слышались звуки и голоса. Новая молния осветила небо.

– Ринайя, иди к нам! – позвал откуда-то Тагар. Раскидистая зеленая лапа ближайшей сосны отодвинулась в сторону: из-под нее выглянула светлая макушка Мары.

Закрывшись рукой от иголок, невеста шагнула в укрытие. Тагар слегка подвинулся, уступая Ринайе удобное место подальше от колючих веток. Его нареченная безмятежно улыбалась, поглядывая то на подругу, то на охотника. К ее щекам прилипли влажные кудряшки – она расчесывала их прямо пятерней.

Под лопаткой, куда пришелся удар Хазрель, все еще неприятно ныло, но близость Мары и Тагара помогла Ринайе забыть обиду. Пара так хорошо смотрелась вместе, что на некоторое время девушка почувствовала себя лишней. Показалось – не будь тут ее, влюбленные завели бы какой-то свой разговор.

– Ну и ливень, – усмехнулся Тагар, – одно радует: раз сильный, значит, долго не продлится. И мы пойдем дальше.

– Скорее бы, – согласилась подруга. – Хочется уже выйти из леса. В нем темно даже днем. Каждую минуту ждешь нападения.

– Отобьемся, – спокойно ответил Тагар. – А по сырости никто и не нападет, даже нечисть будет в норах отсиживаться… Помню как-то отправился я на рыбалку, выплыл на середину реки, а тут дождь. Вот такой же, как сейчас…

Тагар принялся рассказывать одну из своих прошлогодних баек о том, как ливень начал заливать его лодку, как он вычерпывал воду сапогами, чтобы не утонуть. В итоге и без рыбы вернулся, и сапоги пришлось новые справлять, потому что старые никуда не годились даже после сушки и починки.

«Какая нехитрая у него жизнь. Знакомая, родная, да и сам он пригожий. Вон Мара как любуется на своего жениха… То есть, бывшего жениха», – чтобы понять подругу, Ринайя попыталась иначе взглянуть на проводника. Он был надежным, крепким, мускулистым, хорошо управлялся и с мечом, и с луком. Мог выследить любую дичь, шить обувь, чинить и мастерить все на свете. Он даже был по-своему, по-маэвски красивым: волосы его выгорели на солнце, кожа загорела и загрубела от ветров, тело исчертили несколько шрамов. И все же после бесед с демиургом Ринайя начала понимать, что Тагару, как и любому соплеменнику, больше нечем ее удивить.

«Даже Мара переменится к нему, когда узнает Клэра поближе», – от этих мыслей в груди защемило. Какого это – быть всего лишь одной из жен?..

Ринайя откинула эту мысль, слишком уж тяжело она ложилась на душу. Что ждало их впереди? Сплошная неизвестность, где даже мифы и легенды не были подспорьем.

Завершив историю о рыбалке, Тагар начал рассказывать о зимней охоте. Девушки слушали и смеялись в нужных местах. Мара, наверное, даже от души.

Ринайя привалилась к стволу, обхватив себя за плечи: мокрая куртка облепила тело, без движения стало зябко. Чтобы отвлечься, она начала думать о вчерашней ночи. Мысли ее унеслись далеко – в измерение, где плоды вроде кламоэ совсем не редкость, и можно каждый день наслаждаться их необыкновенным вкусом, не рискуя поплатиться за это жизнью. И вдруг как никогда захотелось, чтобы путешествие закончилось как можно скорее...

– Все хорошо? – Мары обеспокоенно трясла ее за руку.

– Что? – Ринайя встрепенулась, сбрасывая наваждение и возвращаясь во влажный, душный мирок, ограниченный еловыми, спускающимися почти до земли, лапами. Подруга и Тагар глядели на нее, стоя плечом к плечу.

– Ты красная… И горячая. Не заболела?

– Все хорошо, – невеста приложила руку ко лбу. Ей больше не было холодно. Скорее, наоборот: от воспоминаний, усиленных фантазией, бросило в жар. – Скорее бы уж закончился дождь!

– Так он почти закончился.

И правда. Стена дождя ушла на север, лишь деревья роняли капли с набухших ветвей. Ринайе захотелось спрятаться от изучающих взглядов друзей, и она первой вылезла наружу.

– Выходим! – прогремел над лесом командный голос ведуньи, и маэвцы продолжили путь.

Идти по сырому бору – то еще испытание. Мокрая земля скользила и уходила из-под ног, лужи объявлялись внезапно и в самых неожиданных местах, грязь чавкала и неохотно выпускала из склизких недр человеческие сапоги.

Единственное, что радовало – в просветах стремительно летящих туч уже вовсю проглядывало солнце. Весь лес блестел от капелек влаги, оставшейся после дождя, и в этом торжественном убранстве природы Ринайя тоже видела его руку и замысел. Через час небесное светило пекло уже вовсю. Тропинки, трава и кусты подсохли, а волны теплого воздуха подсушили одежду и волосы маэвцев, уничтожая воспоминания о коротком стремительном ливне. Идти стало проще, веселее. По крайней мере, в душе Ринайи вихрилась какая-то необъяснимая радость.

«Я просто жду новой встречи… – вдруг поняла она. – Пожалуйста, приди ко мне сегодня».

Теперь ноги сами несли ее вперед, и порой казалось, что отряд плетется ужасно медленно, хотя мог бы идти гораздо шустрее. Ринайя начала присматриваться и вскоре вычислила: всех тормозил еще не оправившийся от ранения Намжон.

Но к вечеру, когда солнце клонилось к линии горизонта, вокруг сгустилась непонятная тревога. В небе то и дело грустно кричали птицы, на людей навалились усталость и апатия. Каждый шаг давался с трудом, будто отряд пробирался вброд через бурный речной поток.

Людское беспокойство передавалось по воздуху вместе с легким ароматом дыма.

– Мне кажется, или пахнет человеческим жильем? – спросила Сольга.

– Или охотники встали на привал? – отозвался Трог.

Из чащи слева выскочил олень с обломанными рогами. В другое время охотники непременно попытались бы достать его стрелой, но сейчас все просто остановились, с ужасом глядя вслед лесному зверю, который не обратил на путешественников никакого внимания. В его огромным карих глазах плескалась животная паника.

10

– Сильно болит? – Тривия ощупывала тонкую девичью лодыжку, не обращая внимания на сдавленные охи и страдальческую мимику Мары. – Идти сможешь?

– Смогу, – блондинка встала, оперлась на левую ногу и стоически выпятила нижнюю губу. – Но медленно. Если б не Тагар с Ринайей, я бы тоже из лесу не вышла. Они тащили меня под руки.

– Демиург, дай нам сил… – проворчала травница. – Нельзя рисковать еще одной невестой! Ищите удобное место для стоянки. Останемся здесь до завтра, а я пока подумаю, как облегчить боль.

Отряд, еще не пришедший в себя после пожара, воспринял новость с энтузиазмом. Бег по пересеченной местности отнял море сил, глаза все еще слезились, а в горле першило от дыма. Да и само пребывание на пустоши радовало душу после многодневного лесного перехода. Здесь дули ветра, обзор простирался куда дальше, чем до соседнего дерева, а главное – над головой было небо. Пусть низкое и затянутое тучами, зато – от одного края каменистой ложбины и до другого.

– Как вовремя ты навернулась, – хмыкнула проходящая мимо Хазрель.

Мара насупилась, но промолчала, а кулаки Ринайи непроизвольно сжались. Их отношения с рыжей никогда не были гладкими, но то, как уверенно и нагло стала вести себя соперница во время похода, переходило все разумные границы. Разобраться бы с ней раз и навсегда, но травница четко дала понять, что не потерпит междоусобицы между маэвцами. Им и так столько всего угрожало – выродки, голод, ядовитые фрукты, погодные условия… Неужели воевать еще и друг с другом?!

– На самом деле, мне не так уж и больно, – виновато прошептала нам Мара. – Но я подумала: было бы неплохо передохнуть, да?..

– Конечно. Мы и сами еле выбрались. Чуть в лесу не остались, как… Намжон, прими его душу предки, – ответила Сольга.

Тривия настояла на том, чтобы встать на ночлег подальше от границы леса – она опасалась, что на пустошь может хлынуть волна перекидышей, спасающихся от пожара. Но пока что из пожара валили только звери, и их поток быстро иссякал. Парни даже успели подстрелить несколько косуль, а Тривия благосклонно махнула рукой, разрешая употребить добычу в пищу. Так что маэвцы здорово приободрились – после сложного дня их ждала награда в виде роскошного пира.

Лагерь разбили в километре от того места, где заканчивались последние редкие деревья, с трудом цепляющиеся за безжизненный скальник. В небольшой впадине, окруженной невысокими скалами и образующими что-то вроде навеса. Тагар покачал головой при таком выборе места – «стены» естественного происхождения защищали от пронизывающего ветра и любопытных взглядов, но могли стать проблемой, вздумай кто-то подобраться к ним незамеченным. Но и оставаться на плоской равнине, у всех на виду, казалось не лучшей идеей.

Долго отдыхать травница не дала. Надвигалась ночь, и каждому было найдено дело: мужчин Тривия послала собирать ветки для костра, девушек – готовить ужин из мяса косули и куцых остатков зерна, а сама пошла устанавливать защитную границу. Обережные букеты, за неимением деревьев, пришлось разместить прямо на каменистых выступах, придавив пожухлые листья сероватыми валунами. Тривия ворчала и проклинала грозу, спалившую лес: маэвцы так и не успели собрать свежих трав, необходимых для стабильной работы заклинания.

Ринайя напросилась вместе с охотниками, хотя могла бы, как все девушки, остаться в лагере и заняться похлебкой. Желудок сводило от голода, и сама она с трудом верила в скорое счастье – сытную трапезу из настоящего мяса... Но душа болела за Намжона. А еще было жалко несчастных животных, которые чудом спаслись от пожара и все-таки погибли, угодив в руки прожорливых маэвцев.

Найти хворост для костра оказалось нелегкой задачей. Для этого пришлось вернуться к лесу, что стоял обугленной, медленно тлеющей стеной на горизонте. Маэвка невольно задумалась, глядя в сторону места, что было их пристанищем первые недели пути: где они засыпали под кронами деревьев, а просыпались от пения птиц. Где она впервые увидела во сне Клэра. Где навсегда остались Эсмина, Яра и Намжон...

– Ждешь не дождешься, когда попадешь к своему жениху? – услышала она низкой голос позади.

В нескольких метрах стоял криво ухмыляющийся Зувар. Судя по всему, он уже вполне оправился после утреннего недомогания, раз выбрался из пожара и теперь подначивал Ринайю.

– Твое какое дело? – до похода невеста редко общалась с дерзким соплеменником. И сейчас желания не было.

– Вот думаю, как он будет оприходовать вас... – парень покрутил в руках найденную жердь, длинную и толстую, как полено. – Всех одновременно или все-таки по очереди?

У Ринайи вспыхнули щеки, но в сгущающихся сумерках этого нельзя было разглядеть. Она положила руку на рукоять меча и ответила с максимальным достоинством, хотя сердце билось быстро и тяжело.

– Помни свое место, охотник. Твоя задача – довести нас до гор, а не предаваться пустым размышлениям.

– Почему бы не поразмышлять, пока все мы еще живы, – мрачно, но едко ответил Зувар.

– Иди работай вместо того, чтобы попусту языком чесать! – из-за ближайшего склона показался Тагар. Он держал в руках целую охапку хвороста.

Темноволосый маэвец скривился, но перечить не стал. После смерти Намжона главенствующее положение в иерархии охотников занял друг Ринайи.

– Все в порядке? – Тагар посмотрел на невесту. – Я набрал достаточно веток... Можно возвращаться в лагерь.

– Давай помогу, – Ринайя отмерла и забрала у него половину ноши. – Все равно ничего полезного так и не сделала...

* * *

Когда ужин был приготовлен, небо уже почернело, а уставшие и сытые маэвцы повалились на спальные мешки, в дело снова вступила недовольная Тривия.

– Чего разлеглись? Думаете, на равнине меньше выродков, чем в лесу? Мы не для того потеряли целый день похода, чтобы вы лежали без дела. Живо тренироваться на мечах! Мара может не участвовать – посмотришь за костром, раз хромая.

Дома маэвцы постоянно устраивали показательные тренировки, посмотреть на которые приходила вся деревня. Сильные и ловкие бойцы – защита племени, способные постоять за себя невесты – гордость и надежда рода. Но с начала похода сходки не устраивались ни разу. Было не до того.

11

Из-за того, что тело Намжона теперь покоилось где-то в опаленной пожаром чаще, с ним не смогли толком проститься. Просто пробормотали все положенные молитвы, сидя у костра, и сожгли расшитый пояс парня, чудом сохранившийся у Тагара: они как-то махнулись – шапку на кушак – да так с тех пор и ходили. Каждый пытался вспомнить что-то хорошее о Намжоне: самые удачные вылазки в лес за добычей; то, как шел впереди отряда и всячески опекал девчонок; как принял удар выродка, закончившийся в итоге для него печально…

Да на том и покончили. Ринайя тоже хотела припомнить какую-нибудь деталь, но слова комом встали в горле. Об охотнике она печалилась больше, чем об Яре. Он, во всяком случае, вел себя достойно и никогда не строил козней за спиной.

– Мне не понравилось, как прошла тренировка, – пасмурно заявила Тривия после сходки. – Вы вялые. И недостаточно злые. Если нападут выродки, они порвут вас на ошметки.

Маэвцы молча воззрились на нее.

“Легко отчитывать других, когда сам ничего не делаешь», – подумала Ринайя. Возня с амулетами, гадания да раздача указаний – разве это сравнимо хоть с малой долей того, что остальные делали каждый день?

– Мы встретили одного перекидыща за весь поход… – проворчал Зувар. – Может, не так уж их и много в этих краях?

– И заплатили за встречу жизнью лучшего из наших охотников! Нам просто везло… Пока.

– Что значит “пока”? – не выдержала Хазрель. – Дальше будет хуже? Мы продолжим умирать?!

– Если не будете слушаться меня, то да, – непреклонно заявила травница. – Лес не прощает ошибок.

– Но мы ведь уже не в лесу, – пробормотала Мара, кутаясь в куртку. Ринайя взглянула на подругу с недоумением: прежде Маре и в голову не приходило ставить под сомнение авторитетность высказываний Тривии.

– На пустоши опасностей не меньше, поверь мне. И выродки – еще не самое худшее, – неожиданно мягким голосом ответила та. – Пей лечебный отвар, лапушка. Заварку не выбрасывай, ее мы нанесем на твою лодыжку.

– Хорошо, – послушно согласилась та и отпила густое бурое варево, умудрившись почти не скривиться при этом.

Закат отбрасывал последние отблески на верхушки каменных холмов, подсвечивая грубые камни в нежные розовые оттенки. Ринайя то и дело поднимала глаза вверх, любуясь непривычным зрелищем: в лесу нечасто удавалось видеть такое. Ветер к вечеру почти стих – лишь тоненько подвывал в далеких гранитных расщелинах, навевая мысли о чем-то далеком, печальном. Она снова задумалась и поняла, что думает в этот момент не столько о красоте и величии момента, сколько о демиурге.

Отныне все необыкновенное, чудное, удивительное прочное ассоциировалось в ее сознании с волей и задумкой… как там он сказал, его зовут? Из длинной абракадабры букв и слогов ей запомнился лишь один… Клэрвоял. Клэр.

– Кого нам стоит бояться помимо перекидышей, Тривия? – подал голос Иагон. – Что может быть страшнее них?

– Обязательно говорить об этом на ночь глядя? – поежилась Сольга.

– А когда еще? В пути? Если есть конкретная опасность, я хочу знать о ней заранее. А не тогда, когда будет уже поздно.

Тривия нахмурилась.

– Сольга права. Еще накличем.

– Я слышала про подселенцев душ, – вдруг подала голос Клоя.

Ринайя непроизвольно покрылась мурашками. Она тоже слышала про подселенцев. Про них слышали все.

– Их никто никогда не встречал, – проворчал Иагон. – А чесать языком зазря любой горазд.

– Потому что после встречи живых не остается, – встрял Брос, любовно (или нервно?) наглаживая рукоять кинжала. – Наш дедушка был отважным охотником. И однажды рассказал, как набрел на далекую деревеньку в лесу. Там были одни мертвецы. Люди лежали без следов убийства или болезни…

– А других очевидцев, кроме него, конечно же, не осталось? – Тагар забрал у оцепеневшей Мары кружку из рук. Положил ее травмированную ступню себе на колени, размотал обернутую вокруг щиколотки тряпицу, зачерпнул пригоршню бурой заварки и бережно приложил ее к опухшей коже. Тривия было дернулась помочь, но охотник осадил ее коротким: “Я сам”.

А Ринайе снова пришло в голову, что такую образцовую пару не следует разрушать – даже если пророчество говорит иначе… Тагар не был похож на демиурга: в нем не пылал жаркий зной и не завывали ледяные ветра мороза. Ему были чужды резкие перемены настроения, взрывы веселья или вспышки ярости. Но в нем тоже горело свое, спокойное, еле заметное пламя, навроде пламени очага. И оно было под стать Маре – уютной, милой, домашней.

– Не осталось, – подтвердил Трог. – Он ходил один.

– Понятно, – очень сдержанно и очень дружелюбно кивнул Тагар, чем навлек на себя возмущенный взгляд братьев.

– Кто это вообще такие? – Мара, согретая нежными прикосновениями жениха, перестала ежиться и с любопытством глянула из-за его плеча.

– Злобные духи. Чужие гости в нашем мире, – усмехнулся Зувар и понизил голос. – Они обречены на блуждание и страдание от жутких голода и жажды, которые никак не могут удовлетворить. И лишь подселяясь в человеческие тела, способны ненадолго этот зуд утолить… Напугал? Не дрожи, – он опустил ладонь на колено сидящей рядом Ринайи и слегка сжал его.

Та подняла на него взгляд, но тот не убрал руку, продолжая поглаживать женскую коленку и ухмыляться.

– Глупости, – заявила Сольга. – Враки. Духи – добрые. Они помогают нам с охотой, защитой и колдовством… Правильно, Тривия?

– Я обращаюсь только к светлым духам, – знахарка поворошила палкой костер. – Но там, где есть свет, найдется и место для тени… Я тоже не встречала подселенцев, если вам важно мое мнение. Но я не так много видела в жизни. И легенды слагались не просто так.

– Откуда вообще взялись духи? – Ринайя стряхнула руку Зувара и отсела от него подальше. Ей на глаза попались Мара с Тагаром: подружка склонила голову на плечо охотника и незаметно, явно прячась от Тривии, гладила его по спине. Эта умиротворяющая картинка так не вязалась с действиями Зувара, что ей стало противно. – Их тоже создали демиурги?

12

Кто-то перебирал ее волосы… Этот «кто-то» развязал кожаный шнурок, стягивающий косу, и медленно, но осторожно протягивал длинные пряди меж пальцев. Несколько мгновений Ринайя находилась на границе сна и яви, отдаваясь неге и уже догадываясь, кто сидит рядом с ней – лежа на боку, она видела сквозь сомкнутые ресницы сияние его одежд.

– Как ты сюда попал? – прошептала она сонно. – Как прошел границу?

Демиург продолжил играть с ее волосами. Когда коса распустилась аж до самой шеи, он намотал ее на кулак и слегка потянул на себя: невеста распахнула глаза и увидела прямо над собой веселые светлые глаза, окруженные бархатным свечением. Ей не было больно – наоборот, приятно аж до дрожи.

– Ты сама меня впустила… В прошлый раз. Помнишь?

– Да... И теперь ты всегда сможешь войти в круг без разрешения? – эта мысль вызвала у нее смешанные эмоции.

– Я и раньше мог. Но не делал этого – потому что все должно идти своим чередом: знакомство, приглашение, предложение... свадьба, – он склонился над девушкой и заправил маленькую выбившуюся прядку ей за ушко.

Ринайя снова прикрыла глаза. Желание накрыло внезапно, прошило с ног до головы, прокатываясь по телу сладкой истомой.

– Ты такая красивая с распущенными волосами, – прошептал демиург и накрыл ее губы своими.

Маэвка выдохнула и выгнулась ему навстречу. Клэр гладил шею и ключицы своей невесты, нежно пробегая по коже кончиками пальцев. Он медленно, но неумолимо раздевал ее, развязывая сдерживающие ворот рубахи тесемки, обнажая острые девичьи плечи и подбираясь к наиболее чувствительной области – напрягшейся груди. Кончик его языка мягко проник в полуоткрытый рот, подчиняя себе ее язык, губы и даже ее саму…

Ночной ветерок захолодил оголенную грудь. Кожа Ринайи покрылась мурашками, а соски затвердели, призывно смотря в темное небо. Демиург накрыл их руками, будто успокаивая или пытаясь согреть, и продолжил терзать поцелуями распухшие губы.

Правда, уже через мгновение его ласка изменилась. Он вдруг сжал одну из темных горошин и прокрутил ее между пальцами. От неожиданности Ринайя выгнулась сильнее и высвободила рот. Горько-сладкие ощущения отдались эхом внизу живота.

– Нет, – прошептала она, уже понимая, чего он хочет. Невеста уперлась ладонями ему в грудь и попыталась отстраниться.

Не тут-то было. Тело демиурга осталось ровно на том же месте. И сдвинуть его оказалось не легче, чем переместить гору.

– Почему? В прошлый раз тебе вроде понравилось, – его голос выражал удивление, желание соблазнить, усмешку и надежду.

Странная смесь. Непонятная. И сам он – непредсказуемый, чужеродный, но такой восхитительный и притягательный своей неземной, непостижимой природой.

– Если скажешь, что не хочешь… – произнес он с легкой печалью и тут же улыбнулся, – не поверю.

– Не хочу в присутствии других, – Ринайя покосилась на спящий лагерь.

– Хорошо, – демиург поднялся на ноги и подал ей руку. – Пойдем.

«Куда?» – вопрос остался при ней. Ринайя догадывалась, куда и зачем, и от этих догадок жар приливал к щекам, а по телу растекалась мелкая дрожь.

Тем не менее, она поднялась, поправила сползшую с плеча рубашку, чуть задержалась, чтобы надеть сапоги, и последовала за ним, стараясь ступать как можно тише.

Они действительно покинули лагерь, прошли через границу, отмеченную онемевшими оберегами. Миновали расселину и вышли на каменистое плато, залитое голубоватым лунным светом. И остановились.

Демиург поднял голову.

– Неплохо, – произнес он. – Давно я не смотрел на собственное творение и не видел его изнутри – так, как видите его вы.

Ринайя тоже принялась вглядываться в иссиня-черное, сбрызнутое звездной россыпью небо.

– Неплохо? – удивилась она. – По-моему, оно восхитительно! Кстати, мне всегда было интересно, как далеко до края небесного купола? Если мерить это расстояние в длинах нашего поселка... Сколько их поместится?

Демиург почему-то усмехнулся.

– В длинах твоего поселка, маэвская девушка?

– Ну... – невеста немного смутилась, – или сколько там поместится лесов? Подобных тому, по которому мы шли?

– Я не берусь назвать это число – ни в лесах, ни в поселках. Ведь никакого купола нет. Все, что вы видите ночью – всего лишь стремящаяся к бесконечности пустота. И до любой из звезд, что видна на небе, такое огромное расстояние, что ты даже не в состоянии представить подобные величины.

– Стремящаяся к бесконечности пустота? – глупо повторила Ринайя.

– Именно… Зияющее черное ничто. Пропасть, у которой нет дна. А крохотные искры света в этой бездонной пропасти на самом деле так чудовищно велики, что могли бы вместить тысячи таких миров, как этот.

– И все это создал ты? – она силилась понять то, о чем он толковал, но не могла охватить мыслями подобный размах.

– Нет, – демиург снова улыбнулся и ласково потрепал Ринайю по щеке, будто умиляясь ограниченности ее мышления. – Мое творение – лишь земля, по которой ты ходишь.

"Значит, в другом мире есть куда более могущественные творцы?" – чуть было не прозвучал следующий вопрос, но невеста решила, что пока что с нее хватит чудовищных осознаний. И опустила голову, с облегчением цепляясь взглядом за камни и редкие кусты, что окружали их на возвышенности.

Казалось, если она продолжит всматриваться в эту бесконечную черную пропасть, пустота затянет ее в себя. И маэвка будет падать в нее вечно, потому что никакого дна там не предвидится...

Ей захотелось вернуться в лагерь, к своим подругам, вещам, соплеменникам. Тагару.

А еще лучше – сразу домой. К натопленному очагу и деревянным лавкам, застеленным волчьими шкурами, еще хранящими запах леса. К матери, братьям и сестрам.

Будто прочитав мысли Ринайи и заревновав к таким простым, понятным и родным ее сердцу вещам, демиург подошел, взял озябшую руку девушки и поднес ее к своим губам.

– Скоро твоя жизнь изменится так, как ты не можешь себе даже вообразить. Мой дом не похож на твой. Может быть, сначала он покажется тебе чуждым и непривычным... Но не спеши делать выводы. Дай время себе и... мне, – он взглянул на нее как-то по-новому, с добротой и пониманием.

13

От окружающей красоты Ринайя онемела. Никогда прежде ей не доводилось бывать в столь огромных домах. В жилище демиурга могла бы поместиться четвертина поля, а стены его были так высоки, что, вздумай в нем вырасти дерево, оно бы не задевало потолка кроной.

Но в этом доме не росло деревьев, и ничего похожего на траву, поля или луга не было тоже. Все сверкало, искрилось и блестело в свете ослепительно-ярких гроздьев, озаряющих помещение холодным сиянием.

– Как тебе? – Клэр обнял Ринайю за плечи, живо интересуясь реакцией невесты и словно не замечая ее изумления.

Ринайя молча воззрилась на него. Она была напугана. И поражена. И... когда-нибудь она, возможно, и правда сможет привыкнуть к такой дивной обстановке, но сейчас, после всего пережитого, от контраста "жизнь-сон" голова шла кругом.

Маэвка покачнулась, и мужчине пришлось подхватить ее на руки, чтобы она не упала.

– Настолько плохо? – демиург улыбнулся и пошел с ней сквозь залитое светом пространство. – Или наоборот?

"Лучше бы мы остались на пустоши", – подумалось Ринайе. Она не была уверена, что у нее хватит сил вынести такой насыщенный распорядок: днем идти до одури, отбиваться от выродков и хоронить товарищей, а по ночам посещать удивительные места, которые были так прекрасны, что вызывали лишь панику и тошноту.

– Прости, если напугал тебя, – посерьезнел он. – Не относись к этому путешествию слишком серьезно. Это всего лишь сон. Маленькая экскурсия.

– Маленькая что? – неизвестное слово привлекло ее внимание.

– Не обращай внимания. Ты хочешь есть?

– Нет. Сегодня был отличный ужин. Мы наконец-то поели мяса, – решила поделиться радостью невеста.

– Хороший был день? – рассеянно улыбнулся он.

Ринайя оцепенела, не веря услышанному. После чего дернулась всем телом и вырвалась из его рук.

– В лесу начался пожар. Мы чудом не погибли! – дрожащим голосом произнесла она. – Я молилась тебе. Ты... ты не слышал этого?

На лицо юноши набежала тень. Он виновато взял ее за руку, будто снова извиняясь.

– Я не вижу много из того, что происходит с тобой днем. Наша связь пока еще слишком слаба... Но скоро она станет сильнее. ТЫ сама станешь сильнее, обещаю.

Он сделал еле заметное движение головой, и рядом с ними возник стул – самый красивый стул из всех, что она когда-либо видела. С изящными ножками, высокой спинкой и тканевой подушечкой – такой мягкой, что ее попа будто провалилась в нежное облачко, и такой белой, что Ринайе было страшно испачкать ее своей давно не стиранной одеждой.

– Садись. И выпей это, – в руке Клэра появилась прозрачная чаша на тонкой ножке. Свет отражался от тонких стенок сосуда, словно сделанных из горного хрусталя.

Ринайя осторожно взялась за ножку, боясь переломить ее, и с непривычки чуть не пролила содержимое чаши: пузырящуюся жидкость розоватого цвета, над которой витал освежающий ягодный аромат.

– Что это?

– Вода для поднятия настроения, – демиург положил ладони на плечи маэвки и принялся массировать ее кожу кончиками пальцев. – Просто выпей, и тебе станет легко и хорошо.

Ринайя послушалась. Против ожиданий прохладный напиток оказался терпким и немного обжег небо и язык. Однако эти ощущения были в чем-то даже приятны, и девушка осушила чашу до дна.

– Вкусно, – улыбнулась она, чувствуя, как по всему телу растекается тепло, согревая и расслабляя натруженные за день мышцы. Голову повело, и почти сразу же накатило легкое, хмельное веселье.

– Еще? – демиург перехватил из ее рук опустошенный сосуд.

– Пожалуй, нет.

– Хорошо, – чаша исчезла из рук бога. – Я заметил кое-что. Покажешь мне свои ноги?

Маэвка опустила голову и увидела темные, уже подсохшие пятна, проступившие сквозь грубую тканину нижних штанов.

– Ой, – собственные ссадины стали неожиданностью для Ринайи. Она не помнила, чтобы падала навзничь, убегая от пожара, не помнила и характерных болей при ходьбе.

С другой стороны, в тот момент она не думала ни о чем, кроме спасения. А парни частенько рассказывали о чудесных подвигах на охоте: как в момент истинного страха в них просыпались недюжинные способности, разумное засыпало, но просыпался внутренний зверь. Стоящий на краю гибели человек иногда сам не помнит, как именно бежал, спасаясь от смерти, как влез на высокое дерево или как преодолел глубокую реку...

Демиург тем временем подтянул кверху ее рукава.

– На локтях такие же раны. Я помогу убрать.

Ринайя глянула на голые локти, убеждаясь в его правоте. Но как можно убрать с тела свежие ссадины? Их можно промыть, намазать заживляющей мазью, на крайний случай перевязать. А лучше совсем не трогать. Как говорила Тривия: природа – лучший лекарь, лучше довериться ей и не мешать делать свое дело.

К удивлению Ринайи, демиургу не потребовались мази и повязки. Он вытянул из воздуха еще один стул, сел рядом и принялся за дело.

Бог взял раненый локоть и легонько коснулся его: рука демиурга ненадолго озарилась ярким серебром и сразу же погасла. Он не лечил ее в привычном понимании Ринайи, лишь дарил прикосновения – легкие, как лепестки, сопровождаемые нежным шепотом и вспышками света. Иногда подкрепляя их такими же невесомыми поцелуями, от которых под кожей девушки растекалось покалывающее, щекотливое тепло. Со стороны "лечение" казалось скорее "исследованием". Мужчина рассматривал невесту вблизи, улыбался, вдыхал запах ее кожи и осторожно пробовал ее на вкус. При этом раны маэвки уменьшались на глазах: царапины затягивались, корочки темнели, ссыхались и превращались в мельчайшую пыль, которую демиург небрежно смахивал рукой.

– Почему мне кажется, что ты изменился? – спросила Ринайя, пытаясь отвлечься от неизвестной доселе, а потому тяготящей ее нежности. Она смотрела на светлую макушку Клэра и видела его совсем юным, теплым, милым почти по-домашнему. Может потому, что он и был дома?

– Я изменился. Каждая наша встреча меняет меня. И тебя тоже. Ты не заметила?

14

Ринайя дышала через раз. Ей не терпелось узнать, что будет дальше, и вместе с тем она не решалась проявлять любопытство. Но в тот момент, когда его губы оказалось непозволительно близко от ее лона, она сдвинула ноги и попыталась отодвинуться от него подальше.

– Что-то не так? – на его лице промелькнуло неподдельное разочарование. – Ты снова не готова?

Маэвка промолчала, почувствовав груз вины, тяжелой, будто каменная плита.

– Тогда чего бы ты сейчас хотела? – снова спросил он.

– Я хочу помыться! – резко ответила Ринайя. Да, в этот момент она мечтала не о ласках, прикосновениях и поцелуях... Она мечтала о горячей воде. Или о воде холодной, но в достаточном количестве, чтобы в ней можно было ополоснуть и тело, и волосы. А так невеста буквально кожей чувствовала въевшиеся в нее грязь, пот, дым и смрад горящего леса.

– Ах, это, – рассмеялся демиург. – Такое я могу устроить.

Он рывком встал на ноги, сдернул маэвку со стула и в следующее мгновение они оказались в другом помещении. Потолок здесь был ниже, стены – в пределах видимости. Но поверхности также сверкали и блестели. Посреди теплой, влажной комнаты стояла большая белая... лохань, которую и «лоханью» язык не поворачивался назвать. Она была не из дерева или камня, а из красивого гладкого материала, которому невиданные творцы придали плавные очертания.

Но главным было то, что внутри нее стояла вода: прозрачная, манящая и явно горячая – над поверхностью поднимался густой пар.

– Тебе нужно смыть тяготы пути, милая. Я понимаю, – мягко сказал демиург и... исчез. Не вышел через дверь, которая здесь, к слову, была, а попросту испарился.

Ринайе было некогда раздумывать над странностями его передвижений. Она торопливо скинула рубаху и полезла мыться, опасаясь, что волшебный сон-морок вдруг подойдет к концу, а она не успеет насладиться купанием. Горячая вода обволокла ее ноги до самых колен, вызвав стон наслаждения. Она фактически обжигала, но маэвка так долго грезила о бане, что сейчас погрузилась в нее без раздумий. Девушка дала себе минут пять, чтобы привыкнуть, и погрузилась в лохань с головой, полоская волосы и растирая себя ладонями.

Когда она вынырнула, все вокруг стало другим. Усталость, апатия, страх, тревога – все исчезло и испарилось, поднявшись к потолку невесомыми капельками молочно-белого пара.

Ринайя прислонилась к краю лохани и полностью расслабилась. Теперь слова Клэра о том, что с ней произошли изменения, приобрели новый смысл. В этой удивительной комнате, в чудесной белой ВАННОЙ (незнакомое доселе слово само всплыло в сознании) маэвка будто полностью обновилась. Она убедилась в этом, когда взглянула на очертания своего тела, которое из-за ряби воды показалось вдруг несколько незнакомым. Сзади спину что-то кольнуло – Ринайя достала перекрутившийся на другую стороны нательный медальон. И он тоже глянулся ей непривычно-чуждым...

После всего, что случилось днем, происходящее здесь и сейчас казалось нереальным. Оно таковым и было, но сила эмоций и ощущений ставила волшебные сны с демиургом наравне с самыми прекрасными моментами в ее жизни. Она давно не испытывала такого блаженства... Хотя, что значит "давно"? Деревенский уклад ее родного поселка, простой дом, купание в натопленной горячими камнями парной – все это не могло сравниться с роскошным убранством дворца Клэра...

Даже его "ванная", и та полнилась необычными, странными вещами: колбачками, баночками, изящной красивой мебелью... Невеста прикрыла веки, потому что разглядывать диковинную комнату было невмоготу. Дом демиурга оказался слишком непостижим для нее.

Ринайя сосредоточилась на воде, которая единственная была чем-то знакомым. Тело расслабилось, стало легким, как пушинка. Девушке пригрезилось – еще мгновение, и иллюзия закончится. Она откроет глаза и увидит над собой темное небо каменистой пустоши, с которой на нее холодно посмотрят колкие звезды...

– Уж не надумала ли ты спать, моя дорогая? – голос Клэра был нежен и насмешлив одновременно.

Ринайя сбросила дрему и обнаружила демиурга, стоящего рядом с купелью и бесстыдно рассматривающего ее разморенное теплом тело.

Она сделала попытку прикрыться, но бог свел брови на переносице.

– Не надо. Хочу видеть тебя всю.

Маэвка отняла от груди руки, чувствуя, что ей становится еще жарче и горячее. Светлые глаза Клэра, казалось, прожигали ее насквозь. Щеки невесты вспыхнули, когда взгляд демиурга, вдоволь налюбовавшись грудями, скользнул к ее паху.

– Раздвинь ноги.

Она порывисто вздохнула и не смогла исполнить приказ. Ее мышцы окаменели от смущения, кровь и возбуждение ударили в голову, будто перебродившее на жаре вино. Тогда бог взял лежащий на полке белый отрез ткани, развернул его и подошел к Ринайе, показывая, что купание окончено. Она неуклюже встала, держась за бортики, еще больше теряясь от его близости. Хотела было укутаться в тканину несколько раз, но он просто накинул мохнатое покрывало на девушку и подхватил ее на руки, прижимая к себе. Его рубаха тут же промокла, пошла серыми влажными пятнами.

Вода в купели взбурлила, душный теплый воздух заклубился в помещении.

От демиурга пахло похотью и властью, которой она больше не могла сопротивляться. Мозги Ринайи превратились в студень, пока он нес ее до небольшого столика, покрывшегося испариной.

– Пожалуйста, не скрывай ничего от меня, – прошептал он ей на ухо. – Не скрывай себя... Я так соскучился по человеческим телам.

Он усадил ее на стол, предупредительно подстелив снизу сдернутое секундой ранее покрывало. Ринайя кивнула, не в силах противостоять его пьянящему, льющемуся прямо в сердце и еще ниже, голосу. Сквозь дурман колдовского влечения к ее повелителю пробилось чувство... Неловкости? Странная фраза про человеческие тела на миг лишила невесту душевного равновесия.

– Что это значит? – спросила она, борясь с затуманивающим рассудок желанием.

Клэр отстранился от нее и замер, с восхищением и даже благоговением рассматривая обнаженную невесту. Ее кожа была покрыта мелкими старыми шрамами и мозолями. Она совсем не светилась – в отличие от его кожи, точно обсыпанной мелкой лунной пыльцой.