Семь шаров для безумной рулетки

Часть I. Больничные приключения

Часть I. Больничные приключения

Глава первая, в которой Илья попадает в неприятности

Не придавай важности сегодняшним огорчениям.
Завтра у тебя будут новые.
Арнольд Шенберг

Всё-таки это была плохая идея.

Очень плохая.

День вообще не задался с самого утра.

Сначала Илья чуть не опоздал в школу. Надёжно работавший до сего дня будильник на телефоне по неизвестной причине просто отказался будить. Родители к тому времени ушли на работу и парень банально проспал. Проснулся уже когда надо было подрываться и бежать.

Даже не позавтракав.

Шлёпнувшись, пару раз (как же без этого?) в подтаявшие мартовские сугробы во время вынужденной пробежки, мокрый, грязный и растрёпанный он вбежал в класс. Чтобы обнаружить отсутствие портфеля, который остался дома, и злую Бегемотиху, жаждавшую влепить двойку за опоздание.

Под обидный смех одноклассников пришлось оправдываться перед училкой и слёзно умолять разрешить сбегать домой, чтобы забрать дневник. Под пожелание не забыть ещё и голову вместе с портфелем и дневником, он помчался обратно.

Двойку, разумеется, мстительная Бегемотиха поставила. Жирно, красной ручкой, не взирая на то, что оценка явно не помещалась в отведённое ей место. Размахнулась, втиснула, оправдывая прозвище данное учениками даже не за большие габариты, а за уникальную способность всегда заполнять собой любое собрание или коллектив, будь то учительская или класс. Где бы она не появилась, её тут же почему-то становилось слишком много, а места - слишком мало. Как однажды по слухам выразился кто-то из учителей: её можно выдвинуть, но невозможно задвинуть.

Позже, когда ситуация вроде вошла в норму, на телефон позвонила мать. Оказывается, пока Илья бегал туда-сюда, он забыл запереть калитку в их двор. По закону подлости именно в этот день через открывшийся межзаборный портал проникла чья-то неуёмная собака и сильно подралась с их Пушком. Выслушивая законный нагоняй от матери, Илья краснел, бледнел и извинялся, ожидая когда закончится экзекуция. Виноват, что поделаешь...

Очередную подножку жизнь сделала на следующем уроке, когда выяснилось, что тетради с домашними заданиями в портфель он не положил. Как назло, математичка Алла Федоровна решила на этот раз проверить именно его. Так что теперь под двойкой Бегемотихи красовалась ещё одна, более аккуратная. Скорее даже незаметная на фоне первой.

Судьба решила посмеяться и выдала этот же финт повторно на уроке физики. Химичка же, взглянув на красный столбец, увенчанный огромной двойкой Бегемотихи как набалдашником, только печально вздохнула и ничего ставить не стала. Отметила в журнале точку и велела на следующий урок тетрадь с собой принести.

Домой идти не было никакого желания, но не сидеть же в школе? Оправдываться за кучу двоек не хотелось. Да и вообще было обидно. Не такой уж он и двоечник, просто так карта легла.

Неудивительно, что бросив дома злосчастный портфель и прихватив пару бутербродов, он умчался на улицу. Повезло, что мать снова куда-то ушла, а отец находился на работе.

Не самая хорошая идея сбежать на прогулку до самого вечера. А что ещё делать, чтоб избежать нагоняй? Лучше пусть один раз отругают за все сразу, чем несколько раз за каждое.

Но вот куда пойти?

Накинув капюшон на голову и сунув озябшие руки в карманы, Илья медленно шёл по просёлочной дороге, раздумывая как убить время. Настроение было паршивое, погода слякотная. Да ещё и вороны обидно каркали вслед уходящей фигуре: Кар-р-р-р! Кар-р-р-р! Кр-р-р-ра!

- Сама дура такая! - пробубнил Илья, повернувшись к ехидной птице. Та возмущенно посмотрела на него с ветки рябины, ещё раз каркнула и взмахнула крыльями. Качнувшаяся ветка сбросила копну снега. Который разумеется, чуть не попал в парня.

- Как есть дура! - проворчал он, разворачиваясь.

- Это же Стариков! - донёсся до него знакомый голос. - Привет Илья! Ну и шоу ты устроил сегодня в классе!

- Ага. Бегемотиха аж покраснела от злости. Я думал её разнесёт! Прикинь, был бы взрыв бегемота!

Через улицу напротив стояли два одноклассника — Серега Цыбуль, по кличке Цыпа и Жека Рязанов по кличке Отсев. Вообще-то последнего звали Женькой, но все почему-то называли Жекой. Даже учителя, как ни странно.

- А, привет, - поприветствовал их Илья. - Что делаете?

- Да мы вот надумали на заброшенную стройку сходить. Размяться. Паркур знаешь? - Цыпа смачно схаркнул. - Место удобное и нет никого.

- Это которая стройка? На Выселках?

- Не. На Выселках стрёмно. Там охрану поставили.

- Возле шаброшеной обширватории, шнаешь? - прошепелявил Жека, вставляя свои семь копеек в разговор. Гундосил он давно, ещё с детства, а дополнительно шепелявить стал когда он недавно случайно выбил передний зуб. Новый ещё не вставили, вот и приходилось разговаривать как получалось.

- Обсерватории, балда! - поправил его напарник. - Там когда-то астрологи собирались на звезды смотреть. А потом забыли.

- Сам ты балда! Аштрономы, а не аштрологи!

- А, какая разница. Главное что сейчас нет никого и тихо. К тому же мы на заброшку, а не в обсерваторию. Пойдёшь с нами?

Пусть Цыпа и Жека и являлись одноклассниками Ильи, но большими друзьями они не были. С другой стороны это всё-таки шанс потянуть время.

Глава вторая, где все не так страшно

Сказки живут среди нас,
надо только разглядеть, где и когда они начинаются.

Диля Д. Еникеева

Сознание возвращалось медленно. Рывками. Тело казалось деревянным, затылок оккупировала тупая боль. А во рту сухость, словно он целый день промокашку жевал. Мысли ворочались медленно, как вязкое желе. Голову явно чем-то обмотали. Вся одежда куда-то пропала, только нижнее бельё осталось. Хорошо хоть простынкой прикрыли.

На теле ощущались провода и присоски, а рядом, безразлично ко всему происходящему, попискивала медицинская аппаратура. Везде чувствовался стерильный медицинский запах.

- Иван Васильевич, пациент пришёл в сознание! - произнёс женский голос.

Илья открыл глаза и пошевелился. Чья-то сильная рука дотронулась до него:

- Тихо, тихо. Тебе пока нельзя двигаться.

Доктор. Довольно молодой. В белой шапочке в медицинской маске. Рядом медсестра. Красивая. Кудрявая прядь нахально выбивалась из-под шапки.

- Где я?

- В больнице. Как себя чувствуешь, альпинист-паркурщик?

- Затылок болит.

- Сильно?

- Не то что бы очень.

- Не тошнит? Голова не кружится?

- Вроде нет.

- Вот и славненько, - доктор явно обрадовался хорошим новостям. - У тебя сильный ушиб. Возможно сотрясение мозга. Сразу предупреждаю - вставать пока нельзя. Постельный режим.

- Ага, понятно. А вы доктор?

- Да. Можешь называть меня Иван Васильевич. А это наша медсестра Маша. Надеюсь, ты будешь себя хорошо вести?

Илья слабо кивнул. Доктор ему понравился. Весёлый.

- Так он вас и послушал, Иван Васильевич, - беззлобно прокомментировала девушка. - Мальчишки в его возрасте на месте сидеть не могут.

- Не волнуйтесь, Машенька. Будет буянить, мы его свяжем и укольчик сделаем.

- Не надо укольчик! - испугался парень. - Я буду все делать как скажете.

- Вот и ладушки. Считай, что ты в рубашке родился, парень! Многие после таких развлечений навсегда инвалидами оставались. И как тебя только туда занесло?

- От больной головы, наверное, - пробормотал Илья.

- Вот, вот. Маша, - обратился доктор к медсестре. - Сообщите родным, что пациент очнулся. Я даю разрешение на посещение.

Ну вот и папа. В белом халате. Хмурый, растрёпанный, вспотевший. Видимо Илья в него пошёл — тоже чуть что волосы постоянно по сторонам торчат. На лбу залегла складка — явно волновался, нервничал. Наверное, с работы ушёл, когда позвонили.

- Привет, - поздоровался он с сыном.

- Привет. А где мама?

- Маму я отправил домой. Ни в какую уходить не хотела, - вздохнул отец. - Завтра придёт. По телефону пообещала, что с ремнём. Большим, чистым и светлым… счастьем на беспокойную точку.

Илья представил как он в трусах и с присосками бегает по всей больнице от мамы, размахивающей ремнём. Выглядело безумно смешно, отчего он тихонько хихикнул. Стариков старший посмотрел на сына, понял что именно тот представил и тоже прыснул в кулак. Наверное, кто-то стоял в дверях и слышал весь разговор, потому что вскоре раздался и третий смешок.

- Это она может. Характер такой. Лично тебе мать выбирал! - отец встал в позу Наполеона, демонстрируя гордость собственным достижением. Затем вернулся к обычному состоянию. - Ты как сам?

- Нормально. Доктор говорит скоро выпишут.

- Прям так и говорит?

- Прям так и говорит. Рекомендовал в альпинисты идти.

- А ты?

- А я сказал, подумаю.

Отец едва слышно рассмеялся.

Они ещё немного поболтали, а затем Стариков старший вышел поговорить с доктором.

- Ну что вам сказать, Валериан Степанович? Родился ваш мальчик в рубашке. Ушиб, сотрясение при таких условиях — это просто ерунда. Чудо!

Иван Васильевич неожиданно прокашлялся, словно должен был сказать что-то не вполне приличное.

- Больница у нас, сами понимаете, далеко не столичная. Рентген шейных позвонков мы ему конечно сделаем, чтобы исключить возможное смещение. Но после выписки настоятельно рекомендую сделать томограмму и пройти полное обследование в более современной клинике. Не в нашем городе, - вздохнул он. Затем почесал нос и продолжил. - Несколько дней он побудет здесь под нашим наблюдением. Но организм молодой, думаю поправится быстро.

Доктор ещё долго что-то объяснял и рассказывал кивающему в такт разговора отцу. Когда они закончили Валериан Степанович попрощался с сыном и покинул палату. Стало вечереть и мальчик отдался неожиданно накатившему блаженному дремотному состоянию. Все равно делать нечего.

Когда он проснулся, за окном совсем стемнело. Пусть оно и находилось вне поля зрения, за ширмой, наступление темноты можно было определить безошибочно.

Царили тишина и покой. Лишь слева, со стороны входа, доносились обычные для больницы звуки: разговоры медицинского персонала и шарканье больных.

Глава третья, в которой Илья боится, что сходит с ума

«Вставай! Пора утку кормить!»

— Ну, ма-а-м, ну какая утка? Можно я ещё посплю?

Стоп! Он же не дома. И что только не привидится.

В больнице началось утреннее оживление. В коридоре раздались мягкие старческие шаги и в палату впорхнула Пелагея Петровна.

— Проснулся, касатик? Сейчас снова уточку напоим, а через часик и завтрак подоспеет. Правильный утренний завтрак он силу даёт.

«Я же тебе говорил — вставай!»

Ага… Не хватало ещё, чтобы глюки по утрам будили.

«Сам ты глюк!»

Проигнорировав нарастающую панику, Илья терпеливо прошёл через очередную процедуру «поения уточки». Пелагея Петровна ушла и снова стало скучно.

Хоть бы телефон оставили.

Грохот тележки возвестил возвращение забавной старушки. Однако вместо Пелагеи Петровны на него хмуро смотрела тётка с большим носом, облачённая в больничный халат. Где-то он её уже видел, вспомнить бы ещё где.

— Ну? Утку ставить будем? — произнесла она грубым гортанным голосом, в котором можно было без труда различить определённый акцент.

— Так это… уже. — ответил Илья.

— Да? Странно.

Тётка развернулась и погрохотала со своей тележкой куда-то дальше.

«Это больница или утиная ферма? Видать уток много, пациентов на всех не хватает.»

Илья демонстративно закрыл глаза, сделав вид, что спит. Неизвестный комментатор хмыкнул, но промолчал.

Вскоре подоспел и завтрак. С тем же куриным супчиком. Если так будут кормить и дальше, то долго не продержаться. Завтрак почему-то привезла та же самая тётка, что предлагала утку повторно. Она молча повязала ему слюнявчик, приготовила миску супа и поставила на столик-поднос. Глядя на хмурое носатое лицо и неласковые чёрные глаза, мальчик и не заикнулся спросить, куда делась Пелагея Петровна. Просто принял полусидячее положение, взял ложку и начал самостоятельно есть.

Что-то непонятное творилось в этой больнице с персоналом. Одна буквально с ложечки кормила под всякие шуточки-прибауточки. А другая просто поставила тарелку перед тобой и даже не заикнулась о помощи. Одно из двух: либо вчера он стал жертвой излишнего бабкиного сервиса, либо сегодня стал жертвой отсутствия оного у тётки. Скандал устроить, что ли? Да ну нафиг!

Что он, маленький?! Сам поест.

Тётка дождалась окончания завтрака, все так же молча собрала посуду и укатила прочь.

Илья грустно взирал на потолок, когда появился доктор. Но не тот, вчерашний, а новый. И в чем-то он выглядел прямой противоположностью Ивану Васильевичу: чёрные волосы, хмурый взгляд и каменное лицо, без всякого проявления эмоций. В руках он держал планшет с зажимом, куда он то и дело заносил пометки. Сами руки отчего-то были в резиновых перчатках. Только маска не закрывала рот, как положено, а грустно висела под подбородком.

— Стариков? — первым делом спросил доктор

— Да. А где Иван Васильевич?

— Выходной сегодня. Дежурю я, — кратко ответил доктор. И предупреждая возможный вопрос. — Константин Константинович. Будешь звать так.

— Понятно, — буркнул Илья. Новый доктор ему не понравился. Строгий такой.

— Судя по карте: падение, ушиб, сотрясение. Самочувствие? Что болит? Где?

— Уже лучше. Ничего не болит.

Доктор отметил что-то в бумагах.

— Попробуй сесть. Хорошо. Голова? Болит? Кружится? Тошнота?

Мальчик присел на кровати. Вроде все в порядке.

— Нет, ничего такого.

— После обеда рентген. Потом снимут бинты. Садиться можешь, но вставать и ходить нельзя!

«У-у, бука!»

Доктор обошёл кровать и осмотрел включенный прибор. Удовлетворенно хмыкнув, он нажал кнопку выключения и сделал очередную отметку в бумагах.

— Отцепляй мишуру, она больше не нужна, — рука в перчатке ткнула в присоски на теле. — Да аккуратнее, аккуратнее!

Мог бы и сам отцеплять, если такой умный. А вдруг что сломается, а Илье отвечать потом? И вообще, почему он без помощников?

— А почему вы один? Где Мария Степановна?

— Выходная. Не отвлекайся, тут со всем управлюсь сам.

«Ну ты глянь прям какой Бука универсал, обалдеть можно! В одиночку работает, без ассистентов. Явную нехватку кадров чувствую я!»

Пока мальчик отцеплял от тела все лишнее, доктор опять принялся что-то писать в бумагах, снова обходя кровать. Положив бумаги на тумбочку, он направился чтобы взять стул. Тот коварно выскользнул из его рук, громко упав на пол.

— А, что б тебя!

Наконец стул был водружён рядом с кроватью пациента и доктор сел.

— Поверни голову вправо!

Твёрдые, словно камень, руки обследовали бинты, которыми был обмотан затылок.

— Ай! — среагировал Илья на неожиданную боль, инстинктивно взмахнув рукой, задев халат доктора. Послышался неприятный то ли «чпок», то «хрямс».

— Терпи!

Раздался издевательский смешок гнусного невидимки. Илья уже готов был вспыхнуть и наплевать на своё решение не реагировать на опасный глюк, да ещё в присутствии доктора. Но остановил его возглас самого Константина Константиновича, заставивший изменить планы:

— Что это за гадость?

Вокруг левого кармана халата доктора расплывалось неприятное склизкое пятно. Тот сунул руку в перчатке в карман и на минуту непроницаемая маска на лице дала трещину. Целую гамму чувств можно было разглядеть на этом лице: удивление, раздражение, досада, злость, непонимание. И что-то ещё, чего Илья с ходу не определил. Когда доктор достал руку из кармана пальцы перчатки оказались испачканы остатками тягучей массы с обломками яичной скорлупы.

— Когда я найду, чьи это дурацкие шутки, он об этом пожалеет!

— Это не я, клянусь!

— Конечно, не ты. Яйцо подложили заранее. Ай, пакость…, — доктор попытался отряхнуть испачканные перчатки. — Мерзавцы!

Затем он встал и попытался вытереть перчатку о карман, но это оказалось бессмысленным. Только жидкое пятно ещё больше растёр.

— Ложись. После обеда за тобой придут.

Глава четвёртая, в которой происходит смирение с неизбежностью

На каждую хорошую мысль
неизбежно находится свой дурак,
аккуратно доводящий её до абсурда.

Илья Ильф, Евгений Петров,
"Пьеса в пять минут"

На душе словно кошки скребли. Не хотелось ни злиться, ни обижаться на судьбу, ни ругаться с голосом, который то и дело едко комментировал происходящее. Даже думать желания не было.

Наверное, так вот и сходят с ума. Тихо, спокойно. Под шуточки невидимого собеседника. И стрекотание невидимого сверчка.

И как теперь жить дальше? Что с ним будет? Как мама и папа отреагируют, узнав, что он сумасшедший?

Родителей было жалко.

Мама будет плакать. Отец расстроится.

Им придётся часто ездить в дурдом, тратить деньги на его лечение.

И вообще, это такой удар по репутации. Начнут сплетничать, тыкать пальцами: их сын в психушке, вдруг и они такие же?

Никто не захочет иметь с ними никаких дел.

На заборе какие-нибудь обидные слова нацарапают. Придётся дом продавать, уезжать. А значит навещать его станут реже.

Как жестока и несправедлива жизнь!

И себя жалко.

«И детей жалко», — тут же прокомментировал всё тот же мерзкий голос, продолжив тему известной цитатой из мультфильма. — «Посодют тебя в палату грязную. И будешь ты сидеть там на подоконнике в рубашке смирительной, взирая грустно из окна старого на хмурый больничный двор.»

«Ну ты же обещал меня не доставать!» — возмутился Илья.

«А что уж тут. Снявши голову по волосам не плачут!»

«Ты о чем?»

«А Бука наш сидит, бумаги пишет. В дурку тебя оформлять будут, вот что!»

«Откуда ты знаешь?» — новость ошарашила. Такой быстрой реакции Илья не ожидал.

«Сам видел. Сидит и пишет. Докладную с рекомендацией строчит.»

Это уже совсем плохой расклад. А он даже подготовиться не успел. На глаза сами собой навернулись слёзы. И сверчок, зараза, завёл что-то грустное-прегрустное.

«Ничего, ничего. Привыкнешь. И в психушке люди живут.»

Не голос, а прямо козёл какой-то… У всех голоса, как голоса. И только у него — настоящий козёл! Сволочь, так по больному резать. Одним словом — Глюк!

Напряжение последних часов дало о себе знать и вырвалось наружу. Не выдержав, Илья уткнулся в подушку и разрыдался как маленький.

«Ну ладно тебе. Не такой уж и настоящий. И не такой уж козёл.»

«Тебе легко тебе говорить — ты же Глюк! Это не тебя в палату к психам посадят и лекарствами колоть будут!»

«А я говорил — не шуми. Да кто же козла слушать будет?!»

Постепенно Илья начал успокаиваться, принимая реальность как она есть.

«Извини. Но что делать-то теперь?!»

Наверное, он и в самом деле был неправ. Возможно стоило прислушаться к дельному совету.

Голос замолчал, словно что-то обдумывая. Затем примирительно произнёс:

«Не боись, прорвёмся! Прекратим спокойствие и сохраняем панику. Я тебе помогу, но с уговором!»

Нда-с… Договариваться с обладателем неизвестного голоса, чтобы откосить от психушки. И на что только не пойдёшь, сойдя с ума?

«Что ты хочешь?»

«Я хочу нормально поговорить с тобой.»

«А разве не этим мы сейчас занимаемся?»

«Это не то. Тут более важное дело. Давай так: если в психушку тебя не посадят, то мы сядем и поговорим. В одном тихом спокойном месте.»

«Можно подумать палата в дурдоме для тебя слишком шумно...», — невольный всхлип вырвался в подушку.

«Представь себе да. Есть проблемка, от которой тебя и дурдом не спасёт.»

«Хорошо, договорились. Но только ты меня не достаёшь!»

«Ладушки. Но и молчать не буду.»

«Идёт.»

Подушка была мокрая. Поэтому Илья просто перевернул её. Грустно уставившись в потолок, он пытался примириться с новой реальностью. Выходило откровенно плохо: тянуло либо колотить кулаками о стену, либо снова начать рыдать в подушку.

«Ты главное ничего сейчас не делай. Начнёшь биться о стену — все усилия насмарку пойдут!»

«Иди ты...»

«Тихо! Бука идёт!»

В палату и в самом деле зашёл Константин Константинович. Мельком взглянув на Илью, он подошёл ко второй кровати и что-то чиркнул в своём планшете.

— Безобразие, все нужно делать самому, — проворчал он. Затем развернулся и сел на скрипнувшую кровать, оказавшись лицом к мальчику.

Словно не замечая заинтересованного взгляда, он продолжал что-то писать, комментируя какие-то мысли вслух:

— Дать задание санитарам: подготовить кровать для размещения пациента.

«Не иначе как про тебя говорит!»

Настроение Ильи сразу упало. Неужели уже переводят в сумасшедший дом? Да не, не может быть!

— Приготовить спецодежду. Хлопотно, но раз главврач сказал, надо достать, — очередная пометка в планшете.

«Смирительную рубашку упоминает, не иначе!»

Как это все мерзко. Словно не замечает, что пациент, которого собирается в дурку отправить, находится прямо перед ним. Издевается?

«Не исключено!»

Он даже сел на кровати, повернувшись к доктору. А тот все продолжал:

— Направление будет вместе с больным, — ещё одна пометка и доктор поднялся с кровати. И увидел расстроенное лицо Ильи, — Что с тобой?

— Константин Константинович! Пожалуйста! Не отправляйте меня в дурдом! Родители этого не переживут!

— Что ты, что ты! — доктор подошёл к совсем уже отчаявшемуся мальчику. — Никто и не собирался это делать!

— Но вы сами только что сказали. Про направление. Про санитаров.

Константин Константинович подошёл и сел на кровать Ильи, повернувшись к нему лицом.

— Ты все понял неправильно. Поступило указание подготовить место для ещё одного пациента. Вот и пришлось этим заняться мне.

— А смирительная рубашка?

— Спец-о-деж-да, — повторил доктор по слогам. — Пациент особый. Грубую одежду не любит. По диагнозу — проблемы с ногами. От того и санитары — довезти нужно. До палаты. А, напомнил! Кресло-каталка!