Сердца четырёх

Глава 1

Кофейня усталых сердец на перепутье миров. Место, где вечная ночь — и где раз в год, всего один раз, идёт снег, занося целый свет, и в самый глухой и тёмный час возможно подлинное чудо…

"Так почему не со мной?" — думала Тони, пряча лицо в воротник дутого пальто. По улицам мело, тротуары, ещё в обед слякотные, превратились в каток, и она осторожно переставляла натруженные ноги в таких же дутых, как пальто, ярко-синих сапогах. Ноги у фей слабое место. Слишком хрупкие кости.

В тесном тупичке за углом не было огней. То, что она искала. Стянув перчатку, Тони нащупала в кармане кофейное зёрнышко и углубилась в темноту. Шаг, ещё шаг. Как только её глаза перестали различать изломы ледяной корки под подошвами, всё изменилось.

Городской шум как отрезало, не стало снега, исчез тупичок, зажатый меж высотными зданиями. Улица, открывшаяся на его месте, была безмолвна и черна. Не горели фонари, не светились окна, не разрывали мрак фары машин. Лишь звёзды, непривычно яркие и крупные, сияли с высоты, прорисовывая во тьме силуэты островерхих крыш, размытые настолько, что казалось, это не дома, а призраки домов. Но разве в призрачном мире может быть по-другому?..

Тони не знала, день сейчас или ночь. Время здесь текло по-своему, а солнце всходило лишь для тех, у кого в душе свет. И пространство ощущалось иначе. Один из домов был как будто реальнее и ближе прочих. Он стоял через улицу, но стоило двинуться с места, и Тони очутилась на крыльце — едва не стукнувшись плечами с рослым человеком в длинном кожаном плаще и шляпе, надвинутой на лоб.

Оба инстинктивно отпрянули. Над крыльцом вспыхнула лампа, и Тони увидела лицо незнакомца. Мрачное выражение, жёсткие, если не сказать, хищные черты и глаза цвета сажи, в которых не отражался свет. Не горел огонь души…

— Ты?! — вырвалось у него.

И она вернула ему возглас — с отчётливой неприязнью:

— Ты?

Они посмотрели друг на друга.

Мужчина усмехнулся и, протянув руку, открыл перед ней дверь.

Тони не хотела принимать его галантность, но мягко освещённое нутро дома дышало теплом и дивным ароматом кофе, и, помешкав, она переступила порог.

В кофейне всё было, как она помнила — уютно и просто, однако сегодня в центре пустого ещё зала царила красавица ель в золотых и алых шарах, в бантах, снежинках и волшебных блёстках, которые перебегали по пушистым лапам, рождая таинственное мерцание в глубине цветного стекла. В душе Тони поднялось радостное чувство. Она засмотрелась на танец чарующих отсветов и не сразу заметила, что в кофейне уже есть пара гостей…

***

Ксавьер прикрыл за собой дверь, не выпуская из поля зрения двоих у стойки.

Они сидели на высоких барных стульях лицом друг к другу. Мужчина, похожий на наёмника или охотника за головами: куртка военного кроя, короткий ёжик волос цвета соли с перцем, колючий взгляд и тот характерный пепельно-бурый оттенок кожи, какой бывает у человека, много времени проводящего в бездне. Если он, конечно, человек. Женщина тоже не первой молодости, но роскошная. Грива золотых кудрей, пышные формы, обтянутые блестящей алой тканью, юбки расстелены по полу, на кукольном лице броский макияж — со сцены она, что ли? Или с панели?..

За стойкой никого не было.

Ксавьер подошёл ближе, и наёмник спросил:

— Вы кто такие?

— И тебе доброго дня, приятель, — Ксавьер уселся на соседний стул. — Где Ник?

— Да кто ж его знает, — подала голос женщина. Будто соловушка трелью разлилась — с одной поправкой: птичка была сильно не в духе. — Сбросил сообщение: ты мне нужна. А сам где-то пропадает! Сидим вот, ждём непонятно чего.

Рядом с ней комом лежало манто леопардового окраса. Искусственное. Натуральный мех Ксавьер чуял нутром — для этого в нём ещё оставалось достаточно от дракона.

— Похоже, нас всех вызвали, — сказал он.

Бросил на стойку кофейное зерно, и оно с мягким стуком покатилось по дубовой столешнице, будто орешек, облитый шоколадом.

От ёлки подошла фея, шурша своим безобразным пальто, и положила рядом ещё одно зёрнышко. Такое же крупное, хорошо прожаренное, как у Ксавьера, самое обычное на вид.

Наёмник переглянулся с блондинкой в красном.

Через полминуты на прилавке лежали уже четыре кофейных зерна. А дальше произошло странное. Зёрна пришли в движение и соединились между собой в четырёхлепестковую фигуру, словно железные опилки, притянутые к магниту. Что-то щёлкнуло в углу. Включился музыкальный автомат, и зазвучал низкий глуховатый голос, который нельзя было не узнать:

— Спасибо, друзья, что пришли. Не хочу, чтобы вы чувствовали себя должниками, обязанными платить по счетам, но дела таковы, что мне больше не к кому обратиться. Каждый из вас однажды сказал, что если будет нужен, мне стоит лишь позвать. Что ж, момент наступил. Вы знаете, какая ночь впереди, и знаете, что в эту ночь кофейня должна работать, что бы ни случилось. Однако именно сегодня мне нужно уйти, — голос помедлил. — Не буду говорить, что это вопрос жизни и смерти, и всё же… Есть женщина, которая мне очень дорога. Эмма, ты в курсе.

Блондинка раскрыла глаза, будто в испуге, и кивнула, нахмурив разрисованное лицо.

— Для неё подошло время переродиться, — продолжал Ник. — Если я не буду рядом, не буду держать её за руку, смотреть ей в глаза, повторять имя, в своём новом рождении она забудет меня, и мы потеряем друг друга навсегда. Прошу вас присмотреть за кофейней, пока меня нет. Усталые сердца должны находить утешение и надежду, а высшие должны знать, что бездна надёжно заперта. Я вернусь до того, как пробьют часы, чтобы чьё-то желание исполнилось, как заведено. А пока полагаюсь на вашу помощь. И простите меня за это бремя. Ваш друг Ник.

Глава 2

Айк много раз видел эту кухню. И когда Ник лечил его воспалённые пальцы своими хитрыми травяными примочками, и когда выслеживал крысу бездны — мелкого, но вредного паразита, которого сам же, не заметив, приволок на себе с очередной охоты. Но ему ни разу и в голову не пришло присмотреться ко всей этой блестящей машинерии, а тем более разобраться в её назначении. Большие и маленькие штуковины Ника шумели, гудели, клокотали и мигали огнями, производя лучший кофе во всех известных мирах. Каким образом — волновало Айка так же мало, как то, почему идёт дождь и отчего желтеют листья на деревьях. И вот нате вам.

— Ты правда знаешь, что со всем этим делать? — спросил он.

Златовласая Эмма прошлась, шелестя необъятными юбками, между металлическими шкафами, столами, резервуарами и хромированными коробами с краниками, будто императрица среди полков лейб-гвардии. За ней тянулся шлейф пьянящих женских ароматов, таких сильных, что они перебивали вездесущий запах кофе.

— Я и тебя научу, — сказала она голосом певучим, как свирель. — Тут нет ничего сложного. Техника — это магия, доступная каждому.

Эмма погладила здоровенную бандуру с ухватистыми чёрными рычагами, больше похожую на какое-нибудь оружие, чем на кухонное приспособление. Айк следил за плавными движениями белой руки, полноватой, но восхитительно изящной, смотрел на дразняще алый рот, на сдобную грудь в смелом декольте, и думал: "Какая женщина".

— Я некоторое время работала баристой у нас в клубе, и когда первый раз встала к кофемашине, даже не знала, на какие кнопки жать. Но я верила в своё чутьё. Кофе — напиток любви, особенно если добавить немного ванили, корицы и мускатного ореха, — на её лице вспыхнула игривая улыбка. — Так что у меня всё получилось… После того как я залила половину бара и спалила дорогую кофемолку! Три месяца потом расплачивалась.

Она рассмеялась журчащим грудным смехом, откинув голову назад, будто подставляя шею для поцелуев. Шея тоже была белая, сахарно-зефирная, манящая. А глаза — синие-синие.

Какая женщина, зажарь её Аид!

Но пока что жарился, как на углях, сам Айк.

— Знаешь, какой кофе варю я? — хрипло спросил он, падая на первый подвернувшийся табурет. — Крепкий, ядрёный. Ставишь турку на огонь, по старинке, без этого всего… Бросаешь щепотку соли, пару горошин чёрного перца. Потом, уже в чашку, добавляешь ложку коньяка.

— И с каждым глотком подливаешь ещё чуть-чуть, и ещё, — подхватила она. — Пока не останется один коньяк с привкусом кофе. Ты ценитель, Айк, ты всё сможешь. Смотри, зёрна уже засыпаны, — острый ноготок с тонким цветочным рисунком ткнул в стеклянную ёмкость на подставке. — Осталось смолоть.

От низких бархатных обертонов в конце фразы по хребту Айка прошла огненная дрожь. Проклятье его породы — поддаваться чарам сладкозвучного голоса.

— Ты, часом, не сирена? — рыкнул он сквозь зубы.

В ту же секунду нежный пальчик щёлкнул тумблером, кофемолка взревела, превратив груду зёрен в коричневый вихрь. Эмма обернулась и посмотрела на Айка:

— Я — амора.

— Это ещё что?

— Женщина-амур.

— Такие бывают?

— А ты думал, мы размножаемся почкованием?

Их разделял пресловутый кухонный остров с варочной панелью, двойной раковиной и каменной столешницей. Айк встал и упёрся ладонями в холодный гранит. Эмма иронично сощурилась:

— Ты сам-то кто — волк?

— Волкодав, — огрызнулся Айк.

Он слишком стар и слишком много видел, на этот раз он не поддастся.

Эмма повернулась к холодильному шкафу.

— Ну что, пёсик, посмотрим, что тут у нас?

— Не называй меня так!

— Как скажешь.

Она растворила двойные двери, и Айк присвистнул:

— А старый прохвост неплохо подготовился!

Пышные пироги с начинкой на любой вкус, пицца и бургеры для любителей человеческого фастфуда — ночь впереди длинная, одними десертами сыт не будешь.

Эмма осмотрела печку с магическим элементом, нашла в меню программу "С пылу с жару", которая делала разогретую пищу неотличимой от свежеприготовленной, и с удовлетворением кивнула.

Айк тихо склонился к её волосам, втянул носом медвяно-пудровый запах.

Она вдруг обернулась, взглянула на него в упор. В её зрачках прыгали чертенята, и Айк, смешавшись, отступил на шаг.

Во втором шкафу обнаружились собственно десерты. Печенья разных видов, имбирные пряники, шоколадные и ореховые пирожные — все под плёнкой на отдельных подносах друг над другом, будто курочки на насестах.

— Когда только успел настряпать, — буркнул Айк.

— Насколько я знаю, — сказала Эмма, — на Последнюю Ночь Ник заказывает выпечку у мучных фей.

— Так эта из них? — Айк кивнул на дверь, за которой осталась девчушка в брючках, похожая на тень — в чём только душа держится.

— Нет. Эта обычная, цветочная. Из тех, что летают в Зачарованные сады за пыльцой, а без неё чахнут, как розы без полива.

Айк помедлил.

— А он… тот самый?

Он сам не понимал, почему спрашивает у неё — в конце концов, она тоже видит их всех в первый раз. Но разве те, кто ведают любовью, не должны читать в душах?..

Глава 3

Тони пожалела о своих словах, едва они слетели с губ, и в этот момент в воздухе разлился мелодичный звон. Дин-динь-дилинь.

— Кто-то пришёл. Надо встретить!

Она кинулась в зал, на ходу приглаживая волосы и мысленно благодаря неведомого, но такого своевременного гостя за то, что избавил её от неприятного разговора. Почти добежала до дверей — и остановилась в растерянности.

У входа топал, оставляя мокрые следы на полу и отряхивая снег с бурых плеч, небольшой, крепко сбитый медведь.

Тони понадобилось секунд пять, чтобы сообразить: нет, не медведь, а гном в медвежьей шубе и шапке! Заросший до самых глаз, с лохматой бородой веером, кустистыми бровями, в меховых сапогах до колен и в огромных рукавицах. Он не спеша снял с себя зимнее, повесил на вешалку у входа, сапоги поставил на коврик у стены, сунул ноги в шлёпанцы с помпонами, хотя шлёпанцев этих, Тони готова была поклясться, ещё полчаса назад тут не было, и наконец соизволил заметить её. Кашлянул выжидательно.

— Добрый вечер! — выпалила Тони, натягивая на лицо рабочую улыбку. — Рады вас приветствовать! Пожалуйста, проходите. Где желаете сесть?

Гном поворочал тяжёлой головой, и единая копна его волос и бороды колыхнулась, как плакучая ива, тронутая ветром.

— Что за новая мода? — голос у гнома оказался сиплым и ворчливым. — Где Ник?

— Нику пришлось отлучиться, — объяснила Тони, копируя любезно-непререкаемый тон эльфийской начальницы салона красоты, на который она работала в прежней своей, крылатой, жизни. — Не переживайте, он скоро появится. А пока мы обслужим вас по первому разряду.

Краем глаза она заметила у служебной двери чёрную фигуру дракона. Удобно придумано: над входом нет колокольчика, гостей в зале ничего не тревожит, а для персонала звучит перезвон, который нельзя не услышать — даже в подвале. Ксавьер стоял неподвижно, почти незаметный в тени дверной ниши, но чувствовалось, что он следит за неожиданным гостем, готовый вмешаться в любой момент. Тони сама не знала, приятна ей такая опека или вызывает отторжение. Пожалуй, и то и другое. Но в присутствии дракона ей определённо было спокойнее.

Под шубой у гнома обнаружилась старомодная куртка, отделанная красным кантом, шерстяные бриджи с подколенными манжетами на пуговицах и толстые вязаные гетры. Он важно прошествовал к столику, удобно расположенному у окна и в то же время вблизи камина, который, впрочем, не был разожжён.

— Дай мне, девочка, самого крепкого кофе. Такого, чтоб слезу вышибло.

Эмма уже заняла место за стойкой.

— Только для вас, — пропела она. — Первая чашка первому гостю за счёт заведения.

Гном бросил на неё масленый взгляд и жестом удальца разгладил буйную лицевую поросль в том месте, где подразумевались усы. Однако был он настолько космат, что и усы, и пышная борода, и волосы — всё сливалось в сплошную львиную гриву медвежьей масти.

От стойки послышался характерный шум. Здесь тоже было две кофемашины, одна из них — полный автомат, чтобы в случае надобности готовить "быстрый кофе", как называл это Ник, хотя и в самом простом эспрессо у него всегда была щепотка волшебства.

Вслед за Ксавьером в зале появился Айк — человек со шрамами, от которого разило сумерками и бездной. Эмма улыбнулась ему, что-то подшаманила, и машина выдала такое жгучее варево, что у Тони, пока она несла чашку заказчику, отчётливо щипало в носу и горчило в горле.

Гном с шумом втянул ноздрями запах, сделал глоток и, крякнув, передёрнулся.

Что было дальше, Тони не увидела. От входа повеяло холодом, и она поспешила навстречу новому посетителю.

— Добрый день, господин Харпер! Проходите, располагайтесь. Ник скоро будет.

Мимоходом бросила взгляд на своих вынужденных компаньонов и убедилась, что этот гость знаком всем. Из человеческих миров в кофейню Ника забредали, как правило, раз в жизни, по неповторимому стечению обстоятельств. Льюис Харпер был счастливым исключением. Или печальным — как посмотреть.

— У меня всё хорошо, — однажды он разоткровенничался он. — Всё, понимаете? Небольшой, но прибыльный бизнес, отличный дом, чудесная жена, замечательные дети, прекрасные друзья… По сути, я счастливый человек, и я ценю это, поверьте! Но время от времени чувствую себя этаким винтиком в машине счастья, который крутится, крутится, служит ей, словно раб, без смысла и цели. И тогда мне всё становится поперёк горла. Хочется выкинуть какую-нибудь сумасшедшую штуку. Сломать машину, понимаете? Но это было бы жестоко по отношению к близким… и это было бы глупо. Я пробовал экстремальный спорт, ездил на отдых в одиночку — помогает хорошо если на неделю. И жена обижается. А тут посидишь пару часов, выходишь, как заново рождённый. А ещё у вас лучший в мире кофе, и пить его можно литрами безо всякого вреда здоровью!

— От моего кофе здоровью только польза, — посмеиваясь, сказал тогда Ник.

Харперу не нужен был кофе с особой магией, годился любой. Для начала Ник всегда варил ему капучино. Сейчас Айк под руководством Эммы сделал то же самое и, кажется, остался удивлён, что у него получилось.

Амора посыпала пенку корицей, и Тони прикрыла глаза от удовольствия: ей всегда казалось, что корица пахнет счастьем.

Конечно, это был не тот капучино, который готовил Ник на второй машине — отдельно кофе, отдельно молоко, — пенка у него выходила бархатистой, в меру плотной, и вливал он её так, будто писал картину тончайшей кистью.

Глава 4

— Ну что, — Эмма потёрла руки в предвкушении, — время пустить в ход чудо-тетрадку? Где там твой млечный цвет!

В кухне не было новогодней иллюминации, но свет стал как будто ярче и теплее и празднично заиграл на металлических поверхностях. Эмма ощутила азарт. Может, дело в кофейной магии Ника, или, по капризу Гекаты, она заразилась от феи нездоровой страстью помогать ближним? Неважно. Страхи и сомнения отступили. Впервые за отчаянно долгий срок в её руках оказалась настоящая сила, пусть и близко не похожая на прежнюю, но она будет не она, если не попытается!

Пока фея копалась на полках и листала тетрадь в поисках рецепта, Эмма заново опробовала большую кофемашину Ника, кое-что подрегулировала и сварила контрольную порцию, на этот раз оценивая вкус напитка с точки зрения профессионала. Получилось отменно.

За окном росли сугробы — Последняя Ночь набирала силу. Скоро кофейню занесёт по крышу, и лишь поутру зима чудесным образом отступит, освободив тех, кто внутри, из снежного плена.

Наверное, в этом была своя романтика, но Эмма предпочитала встречать Новый год в местах более прозаичных — и денежных. Нынче у них в клубе гуляла крупная ай-ти-компания, и Эмму ждал гонорар с пятью нулями. Ей, между прочим, впервые предложили такую сумму за одно выступление. И всё полетело псу под хвост!

Эмма вспомнила Айка и тихо хмыкнула.

— Тут три рецепта, — фея подняла голову от тетради. — Общий, для всех, и отдельно для мужчин и для женщин. Если им, как здесь сказано, не хватает уверенности в общении с противоположным полом. По-моему, то что надо. Только женский вариант очень калорийный. Сахар, жирное молоко, шоколад, взбитые сливки… Она ни за что не будет это пить! Как мы её уговорим?

Эмма усмехнулась:

— Тоже мне, проблема. Ты попросишь своего дракона…

— Он не мой.

— Ладно, ты попросишь не своего дракона, чтобы он отнёс ей кофе — и улыбнулся. Уверена, он умеет изумительно улыбаться, когда хочет. Она из его рук даже яд примет.

Фея молчала.

— Ревнуешь? — спросила Эмма.

— Нет, конечно!

— Жаль. Ревность — топливо страсти.

Антония надулась.

— Ты не отстанешь, да?

— Не отстану, — подтвердила Эмма. — В моей природе соединять судьбы и связывать сердца. И знаешь что? Кажется, мне начинает нравиться это приключение.

— Мне тоже, — неожиданно призналась Антония. — Я снова чувствую себя немного… феей.

— И я! — Эмма рассмеялась. — Ну-ка, продиктуй мне, что там за чем.

— Сначала налить в кастрюлю семьдесят миллиграммов молока, добавить палочку корицы и нагреть на медленном огне…

— Стоп-стоп-стоп! Это что, вручную надо готовить, на плите?

— Не знаю, — растерялась Тони. — Я читаю, что написано.

— Ладно, давай дальше, — Эмма нахмурилась, но тут же заставила себя расслабить лицевые мышцы. Незачем торопить морщины. А дослушав до конца, повеселела. Так называемый женский рецепт — это, по сути, мокко в особых пропорциях, с ванилью и… Что там с млечным цветом?

— Взять по ощущениям, — прочла фея.

Эмма выругалась. Потом выругалась ещё раз — и никак не могла успокоиться:

— Это кофе я могу варить по ощущениям! Я знаю как! А эту вашу магическую солому я не ощущаю!

— Не кричи, пожалуйста, — попросила фея. — Мне кажется, я пойму, сколько нам нужно, только…

Она перевернула страницу и затихла, уставясь в тетрадь так, будто увидела привидение.

— Что там?

Эмма заглянула ей через плечо. Наверху разлинованной страницы была приписка, обведённая красными чернилами: "В особо трудных случаях млечного цвета может оказаться недостаточно, и тогда следует использовать пыльцу фей".

— И где у Ника пыльца фей? — бодро спросила Эмма. — Ты видела?

Тони обернулась, и глаза у неё стали влажными и несчастными.

— У Ника нет пыльцы… Она у меня.

На секунду у Эммы мелькнула мысль, что фея её стащила. Но нет, конечно же, нет! Для этого она слишком хорошая девочка.

…Кофейня Ника оказалась единственным уголком магического мира, где фея, потерявшая крылья и силу, могла находиться, не завывая от фантомных болей в лопатках и не сходя с ума от пустоты в душе. Удивительно, что она вообще выжила. Без своих садов, где всё напоено и овеяно пыльцой. Тем, что другим даётся за большие деньги, феи просто дышат, это часть их естества, и отнять у Антонии сады было всё равно что отнять воздух.

Ник держал немного пыльцы про запас и отдал её своей временной постоялице со словами: "Тебе нужнее". Этим подарком Тони и спасалась, расходуя по чуть-чуть, чтобы хватило как можно дольше.

А теперь глупая девчонка чувствовала себя виноватой. Обделила она, видишь ли, посетителей кофейни, нуждавшихся в ценном ингредиенте… И вообразила, что кровь из носа должна поделиться частицей своей жизни с этой клушей в зале.

— Она не клуша, — обиделась за свою подопечную Тони. — А я не умру без пыльцы, я понемногу приспосабливаюсь. Правда!

Отрывистыми движениями Эмма достала из тумбы кастрюлю, из холодильника — пакет ультрапастеризиванного молока.

Глава 5

Этого полноватого мужчину в джемпере и пиджаке Тони приметила сразу. Волосы у него были седые, а лицо гладкое, так что на вид дашь от силы тридцать пять — такой контраст привлекает внимание. Он пришёл поздно и, один из немногих, сидел в одиночестве, оглядываясь вокруг с неподдельным интересом. Тони принесла ему дежурный капучино, потом латте и пиццу, а теперь он попросил глясе со взбитыми сливками и пирожное с крем-брюле.

— Я думал, что утону в снегу, — с удовольствием поделился гость. — Еле взобрался на крыльцо. Что это за место?

Обычно посетители не задавали таких вопросов и принимали всё, что с ними происходило, как само собой разумеющееся. Но из правила всегда случались исключения.

— Кофейня усталых сердец, — ответила Тони.

— Как интересно, — обрадовался незнакомец. — Отличное название для книги! Это будет новогодняя сказка. Весьма вероятно, в ней найдётся место и для вас, и для той женщины, с которой вы говорили... Что у неё за история, не расскажите?

— Спросите у неё сами, — предложила Тони.

Гость был странным, будто не от мира сего, но, кажется, безобидным, и если ему нужно с кем-то поболтать, пусть болтает с Робертой, ей это на пользу.

— Может быть, позже, если наберусь смелости, — он поднял на Тони светлые глаза. — Вы не поверите, но я крайне застенчивый человек.

— Не поверю, — согласилась Тони. — По-моему, вы очень общительны.

— Это потому что вы располагаете к себе… Посидите со мной, пожалуйста. Я не стал бы просить, но видел, как вы говорили с другими, и после этого они преображались самым фантастическим образом. Уделите немного времени и мне.

— Простите, мне некогда, — сказала Тони. — Смотрите, сколько народу.

Гость лукаво улыбнулся, и на его щеках появились милые ямочки, как у ребёнка:

— А я заметил, что когда вы подсаживаетесь к кому-нибудь, вас не вызывают, пока вы не закончите разговор.

— В самом деле?

Тони попыталась припомнить. Кажется, призывный звон колокольчика и правда ни разу не оборвал её беседу с посетителем. Хотя было-то этих бесед… Может, просто совпадение?

— А давайте проверим! — предложил гость.

Тони села, и он подвинул к ней глясе и пирожное.

— Не отказывайтесь, я взял это для вас, мне неловко есть одному. Только не говорите, что боитесь поправиться! — торопливо добавил он. — Вам это точно не грозит. Вот мне... Но я тоже не боюсь, мне всё равно.

— Как же всё равно, — растерянно возразила Тони, покосившись на Роберту.

Каким-то чудом женщина в сером тоже до сих пор оставалась одна. За всё время к ней никто не подсел, только незанятые стулья растащили от стола.

Роберта послала Тони ответный взгляд и, конечно же, не могла не заметить её собеседника.

— Есть проблемы, которые волнуют меня гораздо больше, — произнёс он в это время и улыбнулся с печальной иронией. — Позвольте представиться: меня зовут Том, и я писатель-неудачник.

Гость выжидательно посмотрел на Тони.

— Вы даже не спросите, почему неудачник? И не попытаетесь убедить, что любые неудачи — явление временное и у меня всё получится, стоит лишь приложить немного усилий?

— Нет. Если бы вы были удачливы, вы не нашли бы дорогу в нашу кофейню.

— Вот как? — удивился Том. — Значит, в чём-то мне всё-таки повезло.

И сразу заговорил о себе:

— Я сочиняю всю жизнь. В детстве я придумывал истории о подвигах и приключениях, в юности — об открытиях и преодолении. Потом жизнь тела стала мне неинтересна, и я начал писать о жизни души и разума, и, скажу без ложной скромности, это были мои лучшие книги. Но они оказались не нужны ни издателям, ни читателям. Тогда я вернулся к подвигам и попытался найти в них что-нибудь занимательное для себя, и мне даже удалось… Но, видимо, я что-то делаю не так, потому что мои книги всё равно не читают. И я решил не придумывать, а брать истории из реальной жизни, собрал все деньги, которые у меня были, и отправился путешествовать. Я сошёл с поезда, побрёл куда глаза глядят и сам не понял, как очутился тут...

Тони не знала, что сказать, да Том, кажется, и не ждал ни советов, ни подсказок. Возможно, ему просто надо было выговориться.

Вдруг повеяло стужей. Ксавьер, присевший у стойки передохнуть, резко соскочил со стула и двинулся к дверям походкой хищника, готового к неминуемой схватке. Тони обмерла: у порога клубился мрак. Секунда, две — и он оформился в человеческую фигуру, с головы до ног укутанную во тьму, словно в плащ.

Это и был плащ — плащ сумеречника. Тони таких никогда не видела, но знала, как они выглядят из книг и рассказов очевидцев, поэтому узнала безошибочно.

Вошедший был высок и плечист, тень от низко надвинутого капюшона извивалась, как живая, скрадывая его черты.

Они с Ксавьером встали лицом к лицу, и сердце у Тони прыгнуло к горлу.

Шрамопалый Айк, которого будто ветром выдуло из-за стойки, занял позицию левее, но не спешил переходить к действиям. Бойня в кофейне им не нужна. Да и много ли могут двое бессильных против сумеречного колдуна? А новый гость явно был таковым — иному плащ бы не подчинился.

— Изумительно, — прозвучало рядом, точно сквозь войлок, и Тони вздрогнула.

Глава 6

Ксавьер знал, что кофейня оборудована по последнему слову техники. "Волшебство не должно устаревать и покрываться плесенью, как древний фолиант с заклинаниями", — говорил Ник. Возможно, кофейная магия в самом деле нуждалась в электронно-механических подпорках, но скорее Нику просто нравилось играть с человеческими устройствами, как маленьким мальчикам в мире, где жил теперь Ксавьер, нравится играть с машинками и самолётиками.

В этом и впрямь было нечто притягательное. Грубая сила кинетического движения шкивов и поршней, тонкие чары электромагнитных полей — тоже своего рода магия. Ксавьер завёл себе автомобиль с мощным двигателем и любил, вдавив педаль газа, мчаться по пустому шоссе под звёздами, слушая гул воздуха, обтекающего кузов, и всем телом ощущая эхо скорости. Нет, это не походило на полёт, но было хорошим способом забыться.

Не без любопытства он наблюдал, как Эмма открыла дверцу в стене и, помешкав, тронула панель настройки. В стенах зашумело, но шум сейчас же захлебнулся. Дисплей высветил сообщение об ошибке, и электронный голос объявил, что внешний блок повреждён или остановлен во избежание поломки. Если верить схеме, которую общими усилиями удалось выудить из недр умного прибора, блок размещался на некоторой высоте недалеко от кухонных окон — Ксавьер даже примерно представлял себе место.

— Его просто снегом завалило, и автоматика заблокировала пуск, — авторитетно заявил Айк. — Раскопаем сейчас, и все дела.

— Но как мы выйдем? — спросила Антония, с испугом глядя на белую крупчатую стену за оконным стеклом, и это её "мы" прозвучало так наивно и трогательно, что Ксавьер не сдержал улыбки.

— Мы с тобой никуда не пойдём, — Эмма обняла её за плечи, отводя в сторону. — А мальчики что-нибудь придумают. Только не открывайте окно, — добавила она строго, — не то нас тут завалит.

Ксавьер с Айком обошли кофейню, заглядывая во все углы, проверили задние двери и вернулись к главному входу.

— Этот-то знает, как тут пройти, — наёмник бросил злой взгляд на пришельца из сумерек, который чёрным изваянием замер за своим столом.

Его плащ тоже сковало чарами безвременья. Тёмный полог не клубился, но лицо сумеречника по-прежнему занавешивала густая тень.

— Хочешь пробудить его и попросить о помощи? — усмехнулся Ксавьер.

Исчадия бездны рождались, чтобы убивать, но они лишь следовали своей природе, не имея иного выбора. Сумеречное измерение не рождало ничего и никого, туда приходили извне, отлично зная — зачем. Сила сумеречных колдунов, щедро политая кровью, давала власть подчинять тварей бездны; их жестокость и коварство вошли в пословицы.

Возможно, сумеречник, прятавший своё лицо под капюшоном, в самом деле хотел просто выпить кофе. Возможно, в приступе меланхолии он даже сожалел о том, чем стал, но довериться ему было бы безрассудством — история Одинокого Гнома лишнее тому подтверждение. Символично, что теперь эти двое занимали места за соседними столами.

Айк мимоходом сделал по чашке кофе себе и Ксавьеру, свою опрокинул залпом, как стопку, и оглядел зал, где люди сидели неподвижно, словно куклы в кукольном домике:

— Хорошо-то как. Вот такими они мне нравятся.

В коридорчике между подсобкой и кладовой нашлась вытяжная лесенка, ведущая в низкое, перегороженное балками пространство под кровлей. Оттуда был выход на крышу, но открыть его не удалось. Они не очень и старались — ясно, что там всё завалено. Гораздо больший интерес представляло полукруглое окно, наподобие слухового, не занесённое снегом и достаточно большое, чтобы через него выбраться наружу.

Рама поддалась легко, и Ксавьер высунул голову в проём. Снег лежал под самым карнизом. Вокруг, куда ни посмотри, расстилался сплошной белый покров, но в темноте было видно, что дальше он понижается, будто склон холма. Кофейню окружал гигантский сугроб.

— Если спустимся, потонем с головой, — констатировал Айк. — Может, поджечь что-нибудь или разогреть печку и сбросить туда?

— Думаешь, этого хватит, чтобы растопить такую махину? — усомнился Ксавьер. — Будь у меня огонь…

Он не стал договаривать.

— Будь у тебя огонь, ты бы здесь не торчал, — заключил наёмник.

Они вернулись в зал, выбрали на вешалке две удобные меховые куртки, нашли в подсобке крепкий трос и снова поднялись. Наёмник остался в своих высоких ботинках с войлочной оторочкой, Ксавьер сменил лёгкую городскую обувь на мохнатые сапожищи Гнома — ноги у бородача отличались большим размером.

За окном было морозно и безветренно, снег оказался пышным, не слежавшимся и легко проминался.

— Шанс есть, — сказал Ксавьер, обвязываясь тросом. — Я попытаюсь.

— Тебе не привыкать быть героем, — съязвил Айк. — Кстати, каково это?

— Паршиво. Хочешь попробовать? — Ксавьер обернулся и посмотрел на него сверху вниз: — Я знаю, кто ты, пёс.

Цербер из стражи Врат Аида, который выпустил в мир духа тьмы — посмертную сущность сумеречного колдуна, настолько сильного, что он мог тягаться с высшими. Ксавьер понял это во время разговора с Одиноким Гномом, а тот, похоже, догадался сразу.

Айк лающе рассмеялся.

— Представь себе, дракон, я тоже не скрываюсь. Искупил вроде как.

— Что стало с твоими кольцами?

Серебряные перстни с пёсьими головами, по три на каждой руке. Чтобы перейти в собачью форму, цербер бьёт их друг о друга — теперь Ксавьер вспомнил.