В трактире «Белая лошадь» уже который день было мало посетителей. Хозяин отлично знал причину, но ничего поделать не мог. Прибывшие гости, едва спешившись, торопились выпить обычной воды (вместо пива-то!), сунуть в руку хозяина грош и удрать поскорее из этих мест в надежде, что через пару миль встретят ещё одно, где будет... спокойней. И хотя нигде в округе больше таких мест не было, а хозяин это прекрасно знал и пытался донести до улепётывающих гостей, никто его не слушал. Вот и приходилось тяжело вздыхать, сидя за прилавком, подперев подбородок рукой, и пялиться на открытые двери, через которые в трактир залетали одни лишь мухи.
Вытерев пивную кружку посеревшим от старости полотенцем, хозяин трактира поставил её к остальным, уже чистым, снова тяжело вздохнул и злобно покосился в дальний угол, где было темно и сыро. Затем опять перевёл взгляд на двери и подскочил на месте от радости, завидев у порога тень, а после и самого путника, появившегося в дверном проёме. Может, хоть этот не сбежит?
– Открыто? – спросили громко, и хозяин, от волнения растеряв все слова, спешно закивал.
– Прошу, – наконец сообразил он, что сказать, и выскочил из-за прилавка. – Вот сюда. Вот к этому столику, пожалуйста. Чего изволите? У нас сегодня ягнёнок со скидкой.
– Тогда ягнёнка и несите, – ответил гость, развязал верёвки на плаще и снял его. – У вас пусто, – добавил он, окинув помещение быстрым взглядом. – Что так? Не сезон?
Хозяин тут же помрачнел, предчувствуя, что если подастся во все правды, то и этот клиент испарится, и даже про брошенный на лавку плащ позабудет. Но врать было не в его привычках (разве только слегка не доливать пива, но это враньём не считается), поэтому он уныло вымолвил:
– Да как не сезон? Ещё какой сезон! И расположение у этого места самое наилучшее. Вон сколько дорог тут сходится и в разные стороны расходится. Раньше только и успевал монеты собирать, но вот в последние два дня дела совсем неважно идут.
– Почему? Зверь какой рядом бродит, что ли? Так поставь капкан.
– Да никакого зверя нет, но все лошади беснуются. Вон и ваша фыркает, как одичалая.
– Эта она устала. Ехал издалека, загнал бедную. Скоро отойдёт.
Последние слова гостя приободрили хозяина. Путник настроен был на долгий отдых и, видимо, на траты по-крупному, раз, не долго думая, согласился на самое дорогое блюдо.
– А пива к ягнёнку не желаете? – услужливо спросил хозяин, тем самым ловко переводя тему с нежелательного на доходное.
– Пива можно, – охотно пошёл на встречу гость, и хозяин заулыбался.
Он хорошо знал, что крупные заказы делают только путешественники, сильно измотанные дорогой и намеревающиеся отдыхать много часов, за которые они попросят ещё немало добавки и потратят немало денег. Неужели, наконец свезло?
В эту минуту в тёмном углу утробно зарычали, и послышалась странная возня. Как будто кто-то шевелился на досках, устланных шумным сеном, и недовольно ворчал.
– Что это? – насторожился путник и покосился в сторону дальней стены. – Кто там у тебя? Медведь?
Хозяин снова погрустнел и про себя выругался. И надо было той скотине замычать именно в этот момент! Не мог выждать с часок и потом начать? Этот только что прибывший господин вроде и выглядит храбрецом и видавшим многое, но и ему может не понравиться, если ему в лицо дыхнут кислятиной, а затем расквасят морду. Такое никому не понравится. Даже не пришлось к душе задире Вадесу, известному драчуну среди бродячих актёров. Их фургончик много путешествовал из одной части Нолфорта в другую, и путь часто лежал через этот лес, так что Вадеса хозяин трактира знал хорошо, а также отлично знал, что лучше его кулака в округе не было. Но вот вчера нашёлся один... И даже Вадес не смог ему противостоять.
– Да не смотрите вы туда. – Хозяин постарался звучать равнодушно. – Пьянь там всякая валяется, не просыхает уже который день.
– Пьянь? Точно? Рычит как тигр.
– Точно пьянь. Голову на отсечение даю. А если его рык вас коробит, то я вам пива бесплатно налью. За причинённые неудобства.
Путник хмыкнул.
– Ну, неси... пиво, – выдавил он и, улучив момент, когда хозяин шмыгнул за деревянную стенку, отделявшую обеденную залу от пивных бочек, встал и направился к сдвинутым в угол лавкам и столам, среди которых лежало нечто.
Оно представляло собой груду тряпок, сваленных друг на друга и укрытых тулупом, который в землях Торренхолла был большой редкостью. Кому вдруг стало холодно под жарким южным солнцем, было загадкой, которую прибывший в трактир гость зачем-то стремился разгадать. Подняв с пола сломанную ножку то ли от стола, то ли от стула, он осторожно потыкал ей прямо в центр тулупа. В ответ простонали.
– Вы бы не приближались к нему, – внезапно послышался голос из-за спины.
Гость обернулся. Позади стоял хозяин с кружкой, полной пива, и блюдом с лепёшками и чесночным маслом.
– Он мне всех постояльцев перепугал. – Хозяин поставил еду и пиво на стол. – Явился несколько дней назад, попросил вина покрепче. Потом ещё. Пил и пил, ничего не ел. Потом ему стало плохо, и он принялся буянить, словно одичал. И ладно бы его кто словом задел иль в рожу плюнул, а то ведь без причины начал кулаками махать. А кому приятно будет получить в глаз, когда смакуешь жареное мясо с розмарином?
Тёмный лес хорош в солнечный день. Тут и дорога освещается как надо – не оступишься, в канаву не брякнешься и в муравейнике по колено не увязнешь, – и прохлада не даёт мозгам запечься, а ногам – подкоситься от усталости. Но и пахнет кругом сыростью, среди которой лишь временами встречаются островки из нежных фиалок, преображающих серость и гниль вокруг.
Жаль, что любоваться фиолетовыми каплями на зелёном бархате мало кому приходило в голову. Если только влюблённым, забредшим в лес скрытно ото всех предаться ласкам. Путникам же важнее была не красота вокруг, а просвет меж деревьями, когда начиналась дорога через поля и дом был уже совсем близко.
– Правильной хоть дорогой идём? – спросил Рион, когда, как ему показалось, мимо одного из бурых деревьев они проходили уже третий раз.
– В этом лесу заблудиться трудно, – ответил Дален, перешагивая через камень. – Жиденький лес.
– Я б не сказал, – промычал Рион, осматриваясь.
– Нам главное к ночи доползти до Лисьего перевала, а там, считай, Торренхолл на расстоянии вытянутой руки будет.
– До Лисьего перевала?
– Не слышал? Ну да, ты же не из наших краёв.
– Угу.
– У хозяина этих земель, лорда Стернса, на Лисьем перевале охотничий домик. Говорят, лис тут много, а лорд Стернс – заядлый охотник.
– И часто ваш хозяин там бывает?
– Говорят, часто. Но я за ним не присматриваю, чтобы утверждать наверняка.
– Было б занимательно с ним там пересечься.
– Я тоже не прочь.
Рион покосился в сторону Далена.
– Тебе, простому рыбаку, зачем хозяин нужен? Тебе бы в порт – там всяко работы больше подвернётся, чем в каменных стенах.
– Я ведь говорил про сестру?
– Говорил.
– Так вот она как привязанная за этим Стернсом ходит.
– Пусть себе ходит. Рано или поздно он это заметит и сам её прогонит.
– В том-то и дело, что он в курсе и не прогоняет. Наоборот, держит около себя и тем самым издевается над девчонкой.
– Бьёт, что ли?
– Жить ей не даёт. Замуж выйти, семьей обзавестись…
– Тебе та семья много ли хорошего дала?
Дален запнулся и выругался. Рион бросил в его сторону косой взгляд.
Они шли и разговаривали уже несколько часов. За это время Дален успел рассказать о своём детстве, размеренной деревенской жизни, рыбацком прошлом и многом другом, чего лишился в одну ночь. Странно, но продолжительная беседа его ничуть не злила, хотя днями ранее, стоило о пережитом лишь вспомнить, глаза наливались кровью и пальцы сжимались в кулаки.
– Запнулся? – съязвил Рион, прекрасно понимая, что ругань не относилась ни к корягам, ни к пням, ни к прочим неожиданностям, о которые путнику легко поранить ногу.
– Твои слова обдумываю, – бросил Дален в ответ.
– И что надумал?
– Я, знаешь ли, мнения менять не привык. Девочка в доме растёт лишь для того, чтобы затем уйти в другой дом.
– Так твоя сестра и ушла. Только имя тому дому – Торренхолл.
Дален поморщился.
– Не перевирай. Ты прекрасно понимаешь, о чём я, но почему-то продолжаешь нести что попало.
– Просто пытаюсь хоть немного понять мотивы твоей сестры. И как вообще так получилось, что девчонка служит лорду? Скольких мужиков она уделала, если ей такое место предложили?
– Тут долгая история…
– А мы с тобой никуда не торопимся. До Торренхолла ещё идти и идти – не в тишине же это делать.
– Ты всё равно не поверишь.
– Тогда я тем более заинтригован.
– Хм… Нет. – Дален резко осёкся. – Не могу. Я и слово дал никому не болтать об этом.
Рион хмыкнул.
– Так уж прям и тайна?
– Твоё право не верить, но я дал слово молчать.
– Ну, молчи тогда. Молчи…
Последнее Рион протянул задумчиво. За время, что они шли, он успел многое узнать о своём попутчике. Этих знаний оказалось достаточно, чтобы, вспомнив рассказ Дагорма на ночной встрече в лесу, теперь свести несколько ниточек воедино.
Не так часто встретишь в лесу рыбака из Ланимора, который, вместо того чтобы вязать сети и днями пропадать в море, валяется пьяный в придорожном трактире и буянит так, что крышу вот-вот снесёт. Не так часто у такого рыбака обнаруживается сестра, ни с того ни с сего прислуживающая самому наследнику престола. И тем более не так часто все трое – рыбак, сестра и сам наследник престола – становятся свидетелями событий, от которых стынет кровь в жилах.
С этими мыслями Рион снова покосился в сторону Далена.
Он бы ни за что в жизни не подумал, что этот простофиля-моряк может быть метким стрелком. Да, его руки, возможно, крепко держали гарпун, отлично разбирали улов и счищали чешую, но поставить стрелу на тетиву им точно было не под силу. Возможно, и силы в тех руках было достаточно, чтобы пригвоздить к кровати жену с любовником и даже целого кита, но не дракона же.
В душной спальне горели две свечи.
Мириан никак не решалась их потушить, как и открыть окно, чтобы позволить свежему воздуху хоть немного потеснить духоту. Сон не шёл, хотелось пить, но Мириан боялась пошевелиться. Она была уверена: одно движение – его рука соскользнёт с её груди, сам он проснётся, встанет, оденется и уйдёт, придумав какую-нибудь отговорку в духе непрочитанных посланий, и тогда Мириан в который раз придётся встречать утро в обнимку с прохладным покрывалом. Мысль об этом доводила до тошноты в горле.
Впервые Гайлард Стернс уснул на постели рядом с женой. Впервые за все те дни, что он и Мириан оставались наедине. Чувствуя его горячее тело, вдыхая лёгкий аромат можжевельника, шедший от его одежды, оставшейся на полу, и густых волос, Мириан любовалась каждой черточкой его лица, при этом не смея даже дышать. Так ведут себя ловцы птиц, готовящиеся вот-вот поймать в сети яркую на оперение птаху. Или поэты, что, наслаждаясь заливистой трелью, слагают в голове новый стих. Поэзию Мириан понимала плохо, до ловли птиц была тем более равнодушна, но тем не менее вела себя и как поэт, и как ловец, страшась ненароком спугнуть ровный сон мужа.
Этой ночью Мириан было впервые хорошо. Гай был нежен и страстен с ней, и впервые леди Стернс ощутила, какой бывает та самая любовь, о которой ходящие в горничных девки вздыхают, пряча взгляд и с краской на щеках. В какое-то мгновенье Мириан даже испугалась напора мужа, захотела его остановить, но не осмелилась и ничуть не пожалела: тепло, разлившееся по её телу, и горячее дыхание, обдавшее её лицо, были невероятно приятны, и Мириан сладко стонала и от наслаждения закусывала губу. И хоть она не видела глаз мужа, она чувствовала, как блуждали его сильные руки по её точёному телу, а тёплые, влажные губы трепетно касались её бёдер, живота, шеи, отдавая им всю свою любовь и ласку. Минута за минутой, не спеша, овладевая нежно, смакуя каждый поцелуй и дразня ровно настолько, чтобы Мириан сама захотела отдать себя всю без остатка, Гай раскрывал её для себя полностью, поощряя делать то, за что ещё вчера Мириан стало бы стыдно.
Одна из свечей зашипела, и фитилёк погас, утонув в расплавленном воске. В огромной тёмной спальне стало ещё темнее.
Мириан темноты не боялась – она уже привыкла к чёрным южным ночам, – но от лишнего света не отказалась бы. Так хотелось смотреть и смотреть на спящего рядом мужа, на его подрагивающие ресницы, густые брови, лоб, тронутый пока ещё неглубокими морщинами, красивые, бледные губы… Последние едва заметно дрогнули, когда Мириан нежно провела по ним пальчиком, и сквозь крепкий сон, на выдохе, со всей той нежностью и непередаваемой страстью, которую Мириан довелось познать этой ночью, Гай произнёс всего одно слово…
Мириан медленно отвела руку и закрыла глаза. Пролежав так с минуту, отодвинула в сторону покрывало, тихонько поднялась с кровати, прошла к столику и задула последнюю горевшую свечу. Вернулась обратно в постель и легла рядом с мужем. В темноте она больше не видела его лица, но слышала ровное биение его сердца.
Приглушив роящиеся в голове вопросы рутинными мыслями, Мириан попыталась уснуть. Сделать это было трудно: вопросы упорно настаивали на своём существовании, но постепенно усталость одержала верх, и Мириан заснула…
Утро выдалось бодрым. Иначе как назвать целый ушат колодезной воды, в которой вроде как моешь голову, а вода попадает не только на засаленные пряди волос, но и за шиворот, на локоть и даже в подмышки? Так и стоишь, дрожишь от холода, и сон проходит сам собой, и глаза открываются, становясь нараспашку, как у перепуганного зверька.
У Рики те глаза открылись на первом же черпаке. Ледяные струйки, змейками побежавшие по шее и спине, даже заставили громко фыркать, однако согреться это не помогло. Пришлось терпеть и продолжать лить, смывая с тела и головы накопившуюся за несколько дней грязь и заодно надеясь на чашку тёплого ромашкового отвара на завтрак, когда мучения закончатся. Глядишь, впридачу к чашке чая ещё что-то перепадёт. Кусок сыра, например. И Рики облизнулась.
После возвращения из Папоротниковой впадины прошло больше недели, и с каждым днём Рики чувствовала себя всё более ненужной и опустошённой. Если у Рея Альгервильда Гайлард Стернс был в гостях, то теперь он вернулся домой, и, как всякого добропорядочного хозяина, дома его ждало много дел и красавица-жена. Для Рики в тех делах места не было, и первое время, мучась от безделья, она слонялась либо во дворе, либо в комнатах неподалёку от кабинета. Её не замечали, её мнения не спрашивали и даже часто обходили стороной, словно каменную статую. Вечера тоже стали скучны: беседы, к которым Рики привыкла до свадьбы лорда Стернса и в то время, пока они ездили к старику Рею, резко прекратились. Всё свободное время Стернс посвящал жене, а Рики оставалось лишь сидеть в тускло освещённой комнате и грызть орехи. Правда, грызть пришлось не в одиночестве.
Одиночество нарушал Сэм. Появляясь из ниоткуда, но ровно в тот самый момент, когда в комнате кроме Рики никого не было, он забалтывал девушку, как мог, и вместе они пытались найти ответы на вопросы, коих было без конца и края.
Правда, ничего толкового из этой затеи не вышло. Изо дня в день пережёвывая одни и те же факты, Рики и Сэм зашли в тупик, и дальше оставалось только недоуменно разводить руками. Никаких тайн раскрыто не было, и обоим было невдомек, в каком направлении рыть дальше.
Могла ли ледяная вода сейчас подсказать? Могла ли она освежить мысли, распутать их и задать новое направление? Могла, наверно, и свершению чуда Рики была бы рада, однако главной причиной, по которой она сейчас дрожала осиновым листом, было не спасение Сэма, а элементарное желание вернуть своему телу запах свежести, и Рики была уже у цели, пока вдруг не насупила брови и не повела носом.