Имил Даар
День стоял ветреный, и стрелы летели криво. Почти все упали задолго до цели, а последние три так вообще вонзились в трухлявый пень. Охотничьи собаки устали носиться туда-сюда, заливистым лаем отвлекая на себя жирных тетеревов, и вернулись в разбитый на лесной поляне лагерь. Налакавшись воды, улеглись у колес крытой повозки и, положив мордочки на передние лапы, лениво взирали на выходивших из лесной чащи охотников. Последние выглядели уныло. У всех в руках были луки, а за плечами – колчаны, полные стрел.
– И всё же мы не зря выбрались! – низким голосом произнёс мужчина, появившийся одним из последних.
Он был давно не молод, но и не стар. Его борода уже прилично поседела, но огня в глазах было ещё предостаточно, да и руки были крепки и сильны.
Передав оружие подскочившему пареньку, по возрасту прыщавому, мужчина повернулся к своему приятелю, неторопливо шедшему следом, и помог тому снять колчан. Приятель, однако, оказался женщиной, совсем ещё юной. Освободившись от лука и стрел и освободив от капюшона густые и вьющиеся рыжие волосы, юная леди благодарно улыбнулась своему внимательному спутнику и, оперевшись на его руку, прошла к расставленному на траве шатру, в котором можно было не только спрятаться от ветра, но и насладиться отдыхом и закусками, захваченными с собой в лес. Последние были разложены слугами на серебряном подносе, и дело оставалось лишь за флягой, полной совсем ещё нового, а оттого сильно кислого, вина, которую тот же прыщавый пацан норовил вот-вот откупорить.
– Однозначно не зря! – повторил мужчина, когда, развалившись в шатре, отхлебнул из протянутого ему кубка.
Несколькими капельками перепачкал кончик носа, но, уловив на себе смешливый взгляд рыжеволосой, резво провел по лицу рукой и довольно выдохнул.
– Как же я рад снова видеть тебя улыбающейся.
– Ваша милость, вы так великодушны, – смутилась рыжая и сделала это невозможно красиво.
Мужчина расхохотался.
– Ну-ну, Бьянка, сколько ещё раз мне повторять, чтобы ты перестала видеть во мне правителя, а начала видеть отца? Кроме бедняги Гордона детей у меня нет и не было, так к кому ещё мне питать отеческие чувства, как не к тебе?
– Ваше величество…
– Отец, – поправил невестку правитель Имил Даара.
– Вы не перестаете меня удивлять.
– А ты не перестаешь меня радовать. Беседы с тобой что за вином, что за книгой – одно сплошное удовольствие. Теперь вот ты наконец и про охоту вспомнила. Я счастлив.
Бьянка поёжилась.
– Я бы никогда не решилась снова взять лук и стрелы, если бы не вы.
– Так разве это дело – больше года скорбеть? В том, что случилось, твоей вины нет. Так зачем изводить себя муками?
– Гордон был всей моей жизнью.
– Как отец я тебя понимаю, но как правитель скажу, что жизнь на его смерти не закончилась. Он был бы хорошим королём для Имил Даара, но ты можешь быть не менее хорошей королевой.
Бьянка вспыхнула.
– Не говорите так. Никто не заменит вас на престоле.
– Я не вечен. А ты молода и очень умна.
– Но я не Талайт, ваша милость. Во мне не течет кровь вашего рода.
– Это не проблема. Я вобью в тупые головы своих жирных советников, что ты достойна короны.
Сказав так, его величество снова пригубил из кубка. Тот был выполнен из черненого серебра. В самом центре, в месте трехконечной фигуры, своим видом сильно напоминающей щит, красовался олень. Его рога были столь же ветвисты, как и виноградные лозы, пущенные по ободку. А у самых копыт мастер по серебру скрестил стрелу и меч. Более изысканного кубка мир не мог себе представить, и принадлежал он лишь одному человеку на свете: его величеству Эогану Талайту, правителю королевства Имил Даар, что уже много веков неприступной крепостью стояло на Белых скалах.
Бьянка тоже сделала глоток. Поправила волосы, убрала за ухо шаловливую прядь, а после тихо поблагодарила слугу, поставившего перед хозяевами блюдо с вяленой олениной. К мясу прилагалась пригоршня лесных ягод, мелких, кроваво-красных, чуть горьковатых, но безумно вкусных. Бьянка надкусила одну – губы заалели от брызнувшего во все стороны сока.
– Вижу, что удивил тебя, – заметил Талайт, скользнув цепким взглядом по задумчивому лицу спутницы, – но иного выхода нет. Я слишком сильно любил свою покойную жену, чтобы захотеть снова разделить ложе с другой женщиной. Даже ради наследника. А что касается тебя, так я изучил твоё семейное древо, и по материнской линии твои предки состояли в каком-никаком родстве с нашим родом.
Бьянка покачала головой.
– Вы принимаете неверное решение, ваша милость. Я вышла замуж за вашего сына, потому что любила его. Я была готова поддержать его во всём, но не вмешиваться и ни в коем случае не мешать.
– А что если поддержка нужна не только при жизни, но и после смерти?
– Боюсь, это не моя судьба.
Талайт недовольно повёл бровями и сделал ещё глоток. Кубок опустел, король вытянул руку вперед, и шустрый служка был тут как тут с флягой.
У центральных ворот было по-столичному шумно: прибывшие из других земель торговцы смиренно стояли в очереди и ждали, когда стража досмотрит их груженые разным товаром телеги и даст отмашку на проезд. Везли всякое: ткани, разноцветные бусины, дорогую кожу на сапоги для благородных мужей, лекарственные травы, орехи, сушеные ягоды, рыбу в бочках и вяленое мясо, и многое другое, от чего жизнь в столице Имил Даара всегда была уровнем выше, чем в любом другом городе этого государства.
Среди желающих пробраться в самый центр шумной и щедрой на монету жизни находились и бродяги, и нечестные на руку пройдохи, и яркой внешности девицы. Всем им было место в столичной суматохе, а если стража и гнала кого-то прочь, то те всё равно выискивали лазейки, через которые и попадали в столицу.
В этот день толпа у ворот собралась большая. Давила со всех сторон. Так, что бедняга Плут чувствовал, как время от времени, в моменты особо сильных зажимов, по его телу бродили чьи-то ловкие руки, выискивая то ли карман, то ли кошель. К счастью толстяка, переживать ему было не о чем. Все ценности пребывали при его хозяине, которого в толпе можно было легко заприметить: перекинутые через плечо лук и стрелы видно было издалека, поэтому о том, чтобы потеряться, можно было не переживать.
Когда мимо проковылял слепой нищий, а следом за ним проехала повозка, столь сильно набитая мешками с безумно пахучими пряностями, что у повозки трещали борты, несчастный Плут не удержался и чихнул. Так смачно и громко, что собравшийся было просить милостыню нищий вздрогнул. А вместе с ним дрогнула и его костлявая рука, пальцы которой крепко сжимали миску с монетами. Миска наклонилась – монеты одна за другой шмякнулись в перемешанный с мелким камнем песок. Охочие до любой мелочи беспризорники кинулись на тот песок, и каждый захватил то, до чего смог дотянуться. Кому-то перепал медяк, кому-то – засохшая козья горошина.
Слепой нищий в ту же секунду прозрел.
– Воры! – во всё горло завопил он и огрел толпу пострелят палкой, на которую опирался. Прикрываемый черной повязкой левый глаз так и остался под повязкой, а вот правый неожиданно широко открылся и метал гневные искры на всех и каждого, кто мог был причастен к потерям.
– Посторонись! – услышал скопившийся у ворот люд. – Его величество едет!
Прямо по толпе пронеслись пять всадников. Кто не успел отскочить в сторону, ощутил на себе всю силу лошадиных копыт. Расчистив путь, всадники встали по разные стороны дороги и, вертя головами вправо и влево, следили за порядком. К ним присоединись ещё пять всадников, а также подключилась городская стража. Никто не смог бы прорваться сквозь стену из вооруженных стражников и навредить его величеству. Оставалось лишь дождаться возвращающуюся с охоты процессию.
Плут подпрыгнул на месте, стараясь отыскать в толпе Гверна. Общая суматоха перемешала весь собравшийся у ворот народ, и мать оказалась отделенной от сына, а муж – от жены. Не усмотрев нигде заветных лука и стрел, Плут обреченно шмыгнул носом и уже собрался было протиснуться между прижатыми друг к другу горожанами, как вдруг ему в бок уперлись чем-то острым.
– Мерзавец, – прошипели рядом. – Из-за такого, как ты, я лишился своего месячного заработка!
Нечто острое без труда вспороло прочный жилет. Плут почувствовал, что ещё немного – дрогнет холщовая туника. Заполучить дыру в теле не хотелось, и слуга Нольвена, испуганно икнув, покосился в сторону зловещего шепота. Тот исходил от того самого нищего, монеты которого совсем недавно разошлись по карманам всех, кому посчастливилось быть рядом. Злобно пыхтя, он приставил к Плуту отлично заточенный нож и сцедил сквозь желтые сильно прогнившие зубы:
– Хорош окорок мне попался! На всю зиму хватит!
– Послушайте, уважаемый, – залепетал толстяк, – моей вины в том, что произошло, нет.
– Ах, нет?!
– А если и есть, то совсем капля. Но чтобы вы не расстраивались, я обещаю, что попрошу своего хозяина возместить вам половину убытка.
– Половину?
– Хорошо. Весь! Весь убыток! Вот только мне бы найти моего господина…
– Все вы так говорите, – озлобленно шипел нищий. – Да только мне пыль в глаза пускать бесполезно. Нет у тебя никакого хозяина. Думаешь своими россказнями заболтать меня да потом слинять? Не выйдет.
– Ну, как нет? Есть. Высокий такой господин со светлыми волосами. У него ещё лук и стрелы за спиной. Посмотрите по сторонам. Может, быстрее, чем я, его разглядите.
– Ты мне зубы-то не заговаривай. – Нищий сильнее надавил на нож. – Выворачивай карманы – тогда, так и быть, не выпотрошу тебя.
– Да в тех карманах ничего нет, – сильнее прежнего разволновался Плут.
Дрожащими пальцами вывернув один, продемонстрировал попрошайке зиявшую в кармане дыру, и взялся за второй. Во втором заявлялась лишь пара крошек.
– Видите, – извиняющимся тоном пробормотал толстяк, – я же говорил…
– Чтоб тебя, – выругался нищий и ни с того ни с сего сунул Плуту рукоять ножа в руку. Не успел тот опомниться, как нищий уже орал на всю площадь: – Нож! У него нож! Стража! Скорей сюда! У него нож!
Как назло именно в этот момент в городские ворота въезжала процессия короля…
Паника не заставила себя долго ждать: толпа, взбудораженная воплями коварного попрошайки, заходила, зашумела, начала толкаться. Стража изо всех сил пыталась осадить разгоряченный люд, хоть тот и пёр прямо на пики. Двое всадников пришпорили лошадей и рванули вперед. Замерли как вкопанные перед экипажем его величества, тем самым «отрезав» от него неугомонную толпу. Прочие солдаты в тот же миг со всех сторон обступили растерявшегося Плута.
– Взять! – скомандовал один из стражников.
Плут не успел опомниться, как ему завернули руки за спину.
– П-позвольте, – пролепетал он, – я ничего не сделал.
И тут же получил в ответ на свое откровение:
– Я видел, как он наставил нож на экипаж короля, – прогундосил худощавый мужик. – Этот хитрец явно что-то затевал.
Толпа согласно загудела.
– Затевал, – поддакнула баба с пустой крынкой в руках. Давно немытые волосы выбивались из-под платка, которым женщина повязала голову. – Сновал туда-сюда и постоянно озирался! У меня ещё тогда проскочила мыслишка, а не затевает ли этот жирдяй чего дурного?
– Я лишь искал своего господина, – оправдывался Плут. – Он должен быть где-то здесь. Милорд! Милорд! – воззвал он громко к Гверну.
– А ну, молчать! – гаркнул стражник и вдарил Плуту пикой по ногам. Тот не устоял и, больно ударившись о мелкую гальку, которой была присыпана песчаная дорога, упал на колени. – О подельниках своих поведаешь позже и не мне, и не здесь, а в месте куда более интересном. Взяли его, парни, – кивнул командир подчиненным и неожиданно резко повернулся к нищему, что притворялся слепым. – А ты приди завтрашнего дня к монетному двору. Получишь за свою наблюдательность и смелость горсть грошей да пива. Кто знает, какую резню этот толстый прохвост устроил бы, если бы не твоя сообразительность.
Плут хотел было возразить и поведать правду, но вовремя сообразил, что правду в столице Имил Даара любили ту, какую сами себе придумывали, и любое его новое слово могло привести как минимум к новым синякам и как максимум к потере одной из конечностей, а, может, даже и жизни. Однозначно следовало молчать и уповать на то, что Гверн Нольвен вот-вот явится на помощь. Вот только где же носили черти последнего, если, как бы Плут ни оглядывался, никак не мог углядеть в разношерстной толпе своего хозяина?
– Опасность миновала? – сам себя спросил Талайт, когда экипаж тронулся и короля слегка качнуло в сторону сидевшей напротив невестки.
Бьянка отодвинула занавеску. На дюйм – не больше.
– Нежели кто-то решил покуситься на вашу жизнь? Этот бедняга, верно, – полоумный. В здравом уме никто на подобное не осмелился бы. Народ вас так любит.
Талайт беззвучно пошевелил губами.
– Не исключаю, что это мог быть кто-то из Дейерли. Возможно, проверка.
Бьянка фыркнула.
– Бросьте. Королева Маргарита ведет спокойную жизнь, а юный наследник ещё слишком мал, чтобы мы могли судить о его притязаниях.
Талайт сурово посмотрел на невестку.
– Никогда не недооценивай детей, если те занимают трон или им рано или поздно суждено его занять. Скрываясь под маской ребячества и наивности, они могут за спиной неторопливо точить нож. Так что сколь бы юн и глуп ни был наследник Дейерли, он – будущий король земель, с которыми у нас давняя вражда. Если тот, кого сегодня поймали, и правда имеет отношение к Маргарите и её верным псам, то нам следует готовиться к худшему. Произошедшее сегодня может оказаться только началом.
– Не проще ли сразу заручиться поддержкой Стернсов? Дейерли не осмелится сунуть нос через море, если будет знать, кто стоит за нами.
Талайт потёр лоб.
– Вначале нужно всё выяснить. Попросить помощи у Стернсов мы всегда успеем. Просто, коль попросим, то платить потом за такую помощь придется втридорога. Хотя мы и друзья с короной Нолфорта, но Риккард из тех, кто никогда не помогает даром. Его племянник, впрочем, тоже. Яблоко от яблони…
– А мне он показался неплохим человеком.
Талайт от удивления крякнул. С его губ было готово сорваться красноречивое порицание, но экипаж в этот момент налетел колесом на крупный камень, так что от встряски Талайт забыл половину из заготовленного. Пришлось обойтись малым:
– Не заблуждайся насчёт него. Тот, кого ты видела в Торренхолле, и не Гайлард Стернс вовсе, а просто некий его образ, который он сам себе создал и который мы все созерцаем. А вот его настоящего, со всей мерзостью его характера, что проявляет себя в самый ответственный момент, видел и знает не всякий.
– Даже так?
– Мне как-то посчастливилось стать свидетелем одной сцены… Скажу тебе одно: Гайлард Стернс – это точная копия Риккарда. Грубый, беспринципный человек, который думает лишь о своей выгоде и спит и видит себя правителем всего мира. Я вообще поражаюсь, как Риккард ещё жив. С таким племянником быстрее получишь нож в сердце, чем отполируешь край короны. Поэтому помощь от Нолфорта будет последним средством, к которому я прибегну, если моя хрупкая дружба с Маргаритой и её сыном всё же пошатнется и подобно чашке из тонкого фарфора шваркнется на пол и – вдребезги.
Бьянка поднесла руку к лицу и смахнула с него дорожную пыль, залетевшую через приоткрытую занавеску.