Запах пыли, старой бумаги и влажного бетона ударил в ноздри, едва Габриэль переступила порог заброшенного склада. Она моргнула, пытаясь привыкнуть к полумраку, который нарушал лишь тусклый луч фонарика в ее руке. Где-то в глубине здания с тихим скрежетом катился по рельсам лифт, но здесь, в этом крыле, царила гробовая тишина.
«Контора бывшего партнера, архив десятилетней давности, и конечно, всё это в самом зловещем месте на окраине города», — она мысленно проворчала, пробираясь между грудами покрытых паутиной коробок. Ей нужна была папка с документами по старой рекламной кампании. Ничего важного, просто начальник любил похорохориться перед новыми клиентами, показывая «историю успеха».
Она свернула за угол стеллажа и замерла.
Сначала показалось, что в дальнем углу, куда не доставал свет, громоздится странная тень — огромная, неестественная. Но тени не дышат. А эта — дышала. Ровно, глубоко. Габриэль медленно подняла фонарик.
Свет выхватил из тьмы спину. Широкие плечи, напряженные мышцы, и... крылья. Огромные, массивные, перья цвета запекшейся крови, отливающие в свете фонарика темным бархатом и полированной бронзой. Они были сложены, но их размер был ошеломляющим, заполняя собой пространство между стеллажами.
Луч дрогнул в ее дрожащей руке.
Существо повернулось. Медленно, неспешно, будто его потревожила назойливая муха. Его лицо оказалось поразительно красивым — резкие, словно высеченные из мрамора черты, высокие скулы, губы, изогнутые в линии холодного равнодушия. Но глаза... Они были абсолютно черными, бездонными, как космос в беззвездную ночь. В них не читалось ни эмоций, ни мысли, лишь ледяная, всепоглощающая пустота.
— Ты ошиблась помещением, смертная, — прозвучал его голос. Низкий, глубокий, без единой нотки тепла. Каждое слово было обточенным льдом.
Габриэль почувствовала, как по спине бегут мурашки. Инстинкт кричал «беги», но ноги не слушались. Вместо этого сработал другой механизм — защитный, едкий.
— Я... не смертная, а менеджер по рекламе, — выдавила она, заставляя себя сделать шаг вперед. Ее каблуки гулко отстучали по бетону. — И не ошиблась. Мне нужны документы. А вы? Служба доставки из преисподней забежала?
Его взгляд скользнул по ней, быстрый, оценивающий, полный такого нескрываемого превосходства, что у нее внутри всё сжалось. Он не ответил на шутку. Казалось, он вообще не счел ее достойной ответа.
— Уйди, — произнес он, и в этом одном слове было столько непререкаемой власти, что воздух вокруг словно сгустился. — Пока можешь.
Он повернулся к ней спиной, демонстрируя свои величественные крылья, словно говоря: «разговор окончен». Это высокомерие обожгло ее сильнее, чем страх.
— Знаете, — не унималась Габриэль, подходя ближе, — обычно, когда занимаешь чужое помещение, вежливость предполагает хотя бы представиться. Меня, например, Габриэль зовут.
Он снова медленно обернулся. Теперь в его бездне-взгляде плескалось что-то новое — не интерес, нет. Скорее, легкое, почти скучающее раздражение, как от назойливого жужжания.
— Ты требуешь имя? — его губы искривились в подобие улыбки, в которой не было ни капли радости. — Удивительная наглость песчинки, требующей отзыв урагана.
— Песчинка, может, и не требует, — парировала она, уперев руку в бок. Ее зеленые глаза, яркие, как весенняя листва, вспыхнули вызовом. — Но она хотя бы знает правила приличия. В отличие от некоторых крылатых... личностей, заявляющихся без приглашения.
Он замер, и в его ледяной маске на мгновение появилась трещина. Не гнева, а чего-то более острого — удивления. Никто, ни одно живое существо в его памяти, не говорило с ним так. Не осмеливалось.
— Твоя болтовня утомительна, — отрезал он, и его крылья чуть вздрогнули, сдвинув воздух, пахнущий озоном и древней пылью. — Ты играешь с силами, которых не понимаешь. Последнее предупреждение. Исчезни.
Он сделал шаг вперед, не для угрозы, а словно сама тьма сгущалась вокруг него, вытесняя ее, смертную, из своего пространства. И в этот миг Габриэль поняла, что не уйдет. Не потому что не боится. А потому что этот холодный, высокомерный тип стал для нее самым большим вызовом в ее жизни. Вызовом, на который она не могла не ответить.
— Хорошо, — сказала она, и на ее губах играла дерзкая, чуть нервная улыбка. — Я уйду. Как только получу то, за чем пришла. А вы можете продолжать... стоять здесь и излучать ауру невыносимой тяжести бытия. Удачи.
Она повернулась к нему спиной, демонстрируя ту же пренебрежительную отстраненность, что и он. Ее сердце бешено колотилось, но она заставила себя сделать несколько твердых шагов вглубь склада, туда, где, как она помнила, должен был быть архив.
За ее спиной воцарилась тишина. Но теперь это была тяжелая, звенящая тишина, полная внимания. Он не ушел. Он наблюдал.
Гулкие шаги Габриэль отдавались эхом в звенящей тишине. Она чувствовала его взгляд на своей спине — тяжелый, пронзительный, словно физически ощутимый. Каждый нерв в ее теле был натянут как струна, но она не оглядывалась. Гордость и упрямство — вот что вело ее вперед сквозь лабиринты запыленных стеллажей.
«Архив, отдел кадров, 2010-2015... Где же ты, черт возьми?» — мысленно бормотала она, считывая полустертые надписи на коробках. Рука с фонариком дрожала лишь слегка.
— Ищешь свидетельства чужой жизни? — его голос донесся до нее словно из самой тени. Он не повышал тон, но каждое слово было идеально слышно, будто произносилось прямо у ее уха. — Жалкое занятие для того, в ком еще теплится искра.
Габриэль сжала губы, но не обернулась.
— В отличие от стояния в темном углу, это хоть как-то оплачивается, — бросила она через плечо. — Искры, знаете ли, сами по себе счет за электричество не оплатят.
Она услышала тихий, едва уловимый звук — не вздох, а скорее шелест перьев. Он сдвинулся с места. Он шел за ней. Не преследуя, а словно невидимой нитью привязанный к ее компании, которую он, казалось, считал вынужденной.
Тишина вернулась в угол склада, но теперь она была иной. Она была насыщена эхом ее шагов, отзвуком ее голоса, дерзкого и живого, словно раскат грома в гробнице. Мальбонте стоял неподвижно, его крылья, цвета вороненой стали и запекшейся крови, были плотно сложены за спиной, но мышцы под перьями оставались напряжены, будто все еще готовясь к битве, которой не случилось.
Она ушла. Смертная. Человечишка с глазами цвета весенней листвы и языком, отточенным как кинжал.
«Габриэль».
Имя вертелось в его сознании, неотвязное, как навязчивая мелодия. Он не давал ей своего. Имена имеют власть, а давать власть над собой — удел слабых. Ее же имя было просто звуком, но почему-то этот звук отзывался в нем странным эхом.
Разорвать на куски. Свести с ума.
Угрозы, которые заставляли трепетать могущественных демонов и целые легионы ангелов, она парировала шутками. О платежках за электричество. О правилах приличия. Ее страх был кратким, острым, физиологическим всплеском, который он уловил своим существом. Но он тут же был подавлен, растворен в упрямстве и... да, в азарте. Она видела в нем не космическую угрозу, а высокомерного незнакомца, занявшего не то место.
Раздражает.
Ее присутствие было назойливым жужжанием, нарушающим его уединение. Этот склад, это тонкое место, был его убежищем, разломом, который скрывает его энергию от других существ. И вот является она — со своей коробкой бумаг и своими мелкими, ничтожными заботами. И заставляет его... разговаривать. Тратить дыхание на существо, чья жизнь — лишь вспышка по сравнению с его вечностью.
Но...
Он мысленно перебирал каждую ее реплику, каждый взгляд. В ее зеленых глазах не было подобострастия, не было и того омерзительного страха, что переходит в экстаз самоуничтожения. Там был вызов. Чистый, как алмаз. «Страх — это не повод быть скучной». Какая безумная, какая абсурдная и какая... восхитительная философия.
Он, рожденный от союза, нарушившего все законы, выживший там, где сгинули сотни других гибридов, познавший цену власти и сладость порока, — он был скучен. Бесконечной войной света и тьмы, интригами, предсказуемостью страха и поклонения. Ее реакция была непредсказуемой. Как новая, неизведанная стихия.
Он сжал кулак, и в ладони вспыхнуло и погасло маленькое пламя — смесь ангельского сияния и адского огня. Таким же было и его внутреннее состояние. Холодный гнев на ее наглость сталкивался со жгучим интересом.
Она увидела в нем не Мальбонте, Наследника Бездны, Непокорного Метиса. Она увидела зазнавшегося незнакомца. И в этом был странный, освобождающий ужас. Она испытывала его. Не его силу, не его титулы, а его самого — его терпение, его авторитет, его ледяную маску. И ему это понравилось.
«Пока я еще развлекаюсь твоим безумием», — сказал он ей. И это была правда. Но не вся.
Ее безумие было искрой, упавшей в бездну его вечной, пресыщенной ясности. И эта искра не гасла. Она тлела, разжигая голод. Не голод к разрушению или власти. Голод к... новым ощущениям. К чему-то столь же яркому и мимолетному, как сама она.
Он повернулся к тому месту, где она стояла, где все еще витал слабый, едва уловимый аромат ее духов — чего-то цветочного и дерзкого, совсем не подходящего для пыльного склада.
Она — ошибка. Аномалия. Непредвиденное осложнение в его великих планах.
И почему-то мысль о том, чтобы снова увидеть эту ошибку, заставила его бездушные, черные глаза сузиться в странном, почти предвкушающем выражении.
Игра только началась. И впервые за долгие столетия Мальбонте почувствовал, что он не единственный игрок за столом. И это делало грядущую партию невыносимо интересной.
Мысль возникла внезапно, как вспышка адского пламени в кромешной тьме, и была так же совершенна в своей коварной простоте.
Влиться... в ее сферу обитания.
Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Как это по-смертному. Банально. И гениально. Он, способный низвергать троны и разрывать реальность, будет разыгрывать роль какого-то «управленца» в ее жалком, крошечном мире. Мысль была настолько унизительной, что становилась порочно привлекательной. Это было что-то новое для его вечного бытия.
Он представил ее лицо. Эти широкие, ярко-зеленые глаза, полные изумления, когда она увидит его не в пыльном полумраке склада, а в стерильном блеске своего офиса. Он будет править или по-человечеки — руководить. И все это время — изучать ее. Наблюдать, как в привычной ей среде будет проявляться ее дерзкий дух. Сломается ли он под гнетом рутины и субординации? Или вспыхнет с новой силой?
Это был бы идеальный эксперимент. Испытание в ее же собственной песочнице. Он закрыл глаза, и сила сознания, подобно щупальцам тени, проскользнуло сквозь слои реальности. Он искал нити, связывающие ее жизнь. Офисное здание... рекламное агентство «Вектор»... слухи о смене руководства после поглощения более крупным холдингом... Он стал менять шестеренки в ее реальности как опытный мастер. И создал идеальную пустоту, которую мог занять.
Это было бы так просто для него. Воля, вплетенная в паутину человеческих решений, несколько поддельных документов, возникающих как бы сами собой в базах данных, легкий гипнотический туман для нужных людей. Он давно наблюдал за человеческим миром и знал, как здесь все устроено. Для него — игра в куклы. Для нее — новая реальность.
Что он увидит?
Увидит ли он, как ее смех станет натянутым, а глаза потухнут, когда «новый директор» будет критиковать ее работу? Увидит ли он ее доброту или холодную жестокость, которые будут разрываться между желанием защитить соратника по работе и необходимостью подчиниться приказу свыше? Сломается ли ее веселое чувство юмора под давлением корпоративного абсурда, который он же и будет нагнетать?
Или... она и там найдет способ бросить ему вызов? Будет спорить на встречах, парировать его замечания своими едкими шутками, заглядывать в его холодные глаза с тем же вызовом, что и в складе? Мысль об этом заставила его кровь пробежать быстрее. Это был риск. Это было искушение.
Утро следующего дня было неестественно солнечным. Габриэль, держа в руках стаканчик с дымящимся капучино и сумку с той самой злополучной папкой из архива, вошла в знакомый холл офиса «Вектор». Воздух, обычно наполненный утренней сонной суетой, сегодня вибрировал от сдержанного, тревожного гула.
— Ты слышала? — тут же налетела на нее коллега Лилит, глаза ее были круглыми от волнения. — Нашего мистера Престона повысили! Внезапно! А сюда прислали нового, из головного холдинга. Говорят, взгляд — лед, улыбки ноль целых, ноль десятых, и решения принимает быстрее, чем я успеваю кофе выпить.
Габриэль невольно улыбнулась. «Взгляд — лед». Вчерашняя встреча вспыхнула в памяти ярким, тревожным кадром: темно-красные крылья, черные глаза, в которых читалась вселенная пустоты.
— Ну, посмотрим на этого титана бизнеса, — отмахнулась она, пытаясь отогнать навязчивый образ. — Может, он просто стеснительный.
Лилит фыркнула, но тут же зашипела: «Идет!»
Двери лифта отъехали, и по холлу прошелестела волна почтительной тишины. Габриэль обернулась.
И мир перевернулся.
Он шел по коридору, окруженный нервно улыбающимся топ-менеджером. Но Габриэль не видела никого, кроме него.
Никаких крыльев. Никакого запаха озона и древней пыли. Вместо этого — идеально сидящий темно-серый костюм, подчеркивающий его мощные мускулистые плечи и узкую талию. Белая рубашка, галстук, холодный, как его взгляд. Темные волосы были безупречно уложены, а черные глаза, те самые, бездонные, скользнули по персоналу с оценивающим безразличием.
Это был он. Тот самый. Существо со склада.
Он выглядел как человек. Самый красивый, самый отстраненный и самый опасный человек из всех, кого она видела. Но под этой маской из дорогой ткани и светских манер она чувствовала ту же самую сущность. Ту же мощь, то же леденящее высокомерие.
Их взгляды встретились на долю секунды. В его глазах не промелькнуло ни капли узнавания. Лишь плоское, нейтральное скольжение взгляда начальника по очередному безликому сотруднику. Это было хуже любой насмешки.
— Коллеги, разрешите представить, — залепетал сопровождающий менеджер, — нового исполняющего обязанности генерального директора, Майкла Бонта. Господин Бонт будет курировать наше агентство в рамках реструктуризации.
Майкл Бонт. Искаженное, облаченное в смертную оболочку эхо того имени, которое он отказался ей назвать. Это была насмешка. Вызов.
Габриэль стояла, сжимая в руке стаканчик, чувствуя, как пальцы немеют. Весь вчерашний азарт, все дерзкие шутки ушли в ноги, став ватными и тяжелыми. Он был здесь. В ее мире. И он был ее боссом.
Он прошел мимо, не оглядываясь. Его группа скрылась за дверью директорского кабинета.
— Ну что? — прошептала Лилит. — Я же говорила! От него мурашки по коже. Красивый, черт возьми, но... жуткий.
— Да, — тихо ответила Габриэль, отрывая взгляд от захлопнувшейся двери. — Жуткий.
Она медленно пошла к своему рабочему месту, сердце колотилось где-то в висках. Это не было совпадением. Это был расчет. Игра. Он последовал за ней. Или... он нашел ее? Зачем? Чтобы доделать вчерашнее? Чтобы доказать свое превосходство?
Она села за стол, поставила недопитый капучино. Вчера она чувствовала себя равной в той игре, потому что они были на нейтральной, странной территории. Теперь же он вторгся на ее землю. Он устанавливал правила.
Но вместо того чтобы сжаться от страха, она почувствовала, как по ее жилам снова пробегает знакомый, колючий ток. Вызов.
Он думал, что, надев костюм и став «господином Бонтом», он запугает ее? Заставит опустить глаза и подчиниться?
Она посмотрела на закрытую дверь его кабинета, и на ее губах появилась медленная, решительная улыбка.
Хорошо, господин Бонт. Хорошо, Майкл. Посмотрим, кто кого здесь будет испытывать.
Она открыла ноутбук. Игра действительно изменилась. Но она еще не была проиграна. Напротив, она только что стала в тысячу раз интереснее.
Первую половину дня офис прожил на цыпочках. Воздух был густым от напряжения, словно перед грозой. Шепот за кофемашиной стих, звонки отвечались быстрее, а смех, если и раздавался, то был приглушенным и виноватым. Дверь кабинета нового директора оставалась закрытой, и эта массивная деревянная плита стала символом новой, неведомой угрозы.
Габриэль пыталась погрузиться в работу — нужно было подготовить презентацию для нового клиента, — но мысли упрямо возвращались к нему. К его лицу, которое и в дорогом костюме не утратило своей первозданной, дикой мощи. К абсолютной легкости, с которой он вошел в ее жизнь и перевернул ее с ног на голову.
Лилит, чье рабочее место находилось напротив, наклонилась к ней через перегородку.
— Слушай, а он на тебя вроде бы посмотрел дольше, чем на остальных, — прошептала она, сверкая глазами. — Может, ты ему приглянулась? Хотя, глядя на него, сложно представить, что вообще может ему «приглянуться» в человеческом смысле.
— Он на всех смотрел как на погрешность в отчетности, — парировала Габриэль, не отрывая взгляда от монитора. — И я, видимо, была самой крупной погрешностью.
— Ну, погрешность с отличным вкусом к капучино, — подмигнула Лилит и скрылась за своим монитором.
Габриэль вздохнула. Шутки — ее привычный щит — сегодня казались бумажными, неспособными защитить от реальной опасности. Но сдаваться она не собиралась.
Около одиннадцати утра зазвонил ее рабочий телефон. Внутренний номер. Незнакомый.
— Габриэль, менеджер по рекламе, — автоматически ответила она.
— Габриэль, — произнес голос на другом конце провода. Низкий, бархатный, идеально калиброванный. Тот самый голос, что звучал в темноте склада. Теперь в нем не было открытой угрозы, лишь холодная, деловая вежливость, которая пугала еще больше. — Это Майкл Бонт. Будьте любезны зайти в мой кабинет. Прихватите текущие отчеты по вашим проектам.
Щелчок. Он не ждал ответа.
Сердце Габриэль совершило прыжок в горло, а затем упало куда-то в пятки. Она медленно опустила трубку. «Прихватите отчеты». Стандартная просьба нового начальника. Но в его устах это звучало как вызов на дуэль.
Оставшиеся до конца рабочего дня часы превратились в марафон на выживание. Габриэль отключила все уведомления, отгородилась от любопытных взглядов Лилит и погрузилась в пучину переделок. Каждое его замечание, холодное и точное, она мысленно оспаривала, спорила, а потом... признавала его правоту. Это бесило больше всего. Он не был дилетантом, пытающимся самоутвердиться. Он видел слабые места с пугающей проницательностью.
Она сменила эмоциональный посыл на более дерзкий и современный, сузила целевую аудиторию, добавила провокационных визуалов. Работа закипела. Адреналин, вызванный его вызовом, смешался с азартом творчества. Она не просто выполняла приказ — она доказывала. Себе и ему.
В шестом часу, когда за окном начал садиться багровый закат, она распечатала готовую презентацию. Руки дрожали от усталости и нервного напряжения.
— Ну как? — Лилит наблюдала за ней с почтительным ужасом. — Ты вообще дышала последние шесть часов?
— Этому не учат на корпоративных тренингах, — с трудом улыбнулась Габриэль и направилась к кабинету директора.
Секретаря уже не было на месте. Офис погружался в вечернюю тишину. Она постучала.
— Войдите.
Он сидел в том же кресле, но свет от настольной лампы выхватывал из полумрака только его руки, сложенные на столе, и часть лица. Он казался неотъемлемой частью сгущавшейся за окном ночи.
— Ваша презентация, господин Бонт, — она положила папку на стол.
Он не спеша открыл ее. Минуты тянулись, наполненные лишь шелестом бумаги. Габриэль стояла, пытаясь читать по его лицу хоть что-то, но оно было каменной маской. Наконец, он поднял на нее взгляд.
— Приемлемо, — произнес он, откладывая папку в сторону. Его голос был ровным, лишенным каких-либо эмоций. — По крайней мере, теперь это имеет право называться работой, а не набором клише.
Он откинулся на спинку кресла, его черные глаза изучали ее с бесстрастной тщательностью.
— Вы способны на большее, когда перед вами ставят четкие границы, — констатировал он. — Интересно.
— Почему вы здесь? — не удержалась она, пренебрегая субординацией. Голос выдал ее, прозвучав сдавленно. — Мы оба знаем, что это не совпадение. Зачем все это? Костюм, эта должность?
Мальбонте не дрогнул. Ни один мускул не шевельнулся на его лице. Он смотрел на нее так, словно она задала вопрос о погоде.
— Ваше восприятие моих мотивов не имеет значения для выполнения ваших обязанностей, — холодно отрезал он. — Ваша задача — работать. Моя — оценивать. Все остальное — праздный шум.
Он встал, и его тень накрыла ее. Он подошел ближе, не с целью запугать, а словно рассматривая некий образец. На этот раз в воздухе не было запаха озона, лишь легкий, дорогой аромат его парфюма — древесины, кожи и чего-то горького, почти не уловимого. Его взгляд скользнул по ее лицу, задержавшись на следах усталости, на упрямо поднятом подбородке.
— Вы тратите энергию на ненужные вопросы, — заметил он, и в его голосе впервые прозвучала легкая, ледяная нотка чего-то, что можно было принять за слабый интерес. — Вместо того чтобы сосредоточиться на сути. Эта привычка будет вас тормозить.
— А какая суть? — не сдавалась она, чувствуя, как закипает. Его холодность была хуже любой ярости.
— Суть в том, чтобы стать лучше. Сильнее. Быстрее. Все остальное — слабость, — он произнес это с абсолютной, неопровержимой уверенностью. — Вы либо справляетесь с давлением, либо ломаетесь. Пока что вы демонстрируете... упрямство. Это любопытно.
Он развернулся и снова сел за стол, взяв в руки другой документ. Аудиенция была окончена.
— Завтра в девять утра жду первоначальные наброски по «Вектор-Премиум». Не опаздывайте.
Габриэль стояла еще несколько секунд, чувствуя, как гнев и разочарование борются внутри нее. Он не просто игнорировал ее вопрос — он демонстративно стирал саму их вчерашнюю встречу, сводя все к сухим рабочим отношениям. И в этом было его самое изощренное испытание.
Она молча вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
В кабинете Мальбонте медленно опустил документ, который не читал. Его бесстрастное выражение сменилось легкой задумчивостью. Она не отступила. Даже когда он выстроил стену из льда, она пыталась ее пробить. Эта смертная обладала раздражающей, настырной живучестью.
Уголок его рта дрогнул на миллиметр. Не улыбка. Скорее, признание сложности задачи. Она была непредсказуемой переменной в его уравнении. И пока что это развлекало его больше, чем любая война в преисподней. Он давил на нее, а в ответ получал не слом, а огранку. Это было... неожиданно.
И он с нетерпением ждал, какой формы будет этот алмаз под его давлением.
Ровно в девять утра Габриэль стояла перед дверью директорского кабинета. В руках она сжимала не только распечатанные наброски, но и план психологического сопротивления. Прошлой ночью, в перерывах между доработкой презентации, она решила: если он настаивает на роли холодного начальника, она сыграет роль идеальной сотрудницы. Но с одним исключением — ее оружием и щитом останется юмор. Острый, как бритва, и безупречно вежливый.
— Войдите, — раздался из-за двери его голос, безжизненный и четкий, как удар метронома.
Она вошла. Он сидел за массивным столом, погруженный в чтение финансового отчета. Утренний свет из панорамных окон казался бледным и беспомощным перед его мрачной фигурой в костюме цвета вороньего пера. Он не удостоил ее взглядом, когда она приблизилась.
— Доброе утро, господин Бонт. Как и требовалось, наброски кампании для «Вектор-Премиум», — ее голос звучал ровно и профессионально, будто она разговаривала с голограммой.
Только тогда он медленно поднял глаза. Его черный, бездонный взгляд скользнул по ней, холодный и оценивающий.
— Полагаю, вы провели бессонную ночь, пытаясь соответствовать завышенным, на ваш взгляд, требованиям? — спросил он, и в его интонации не было ни капли настоящего интереса, лишь риторическая проверка ее состояния.
Габриэль мягко улыбнулась, аккуратно кладя папку перед ним.
— О, нет, благодарю за беспокойство. Я прекрасно выспалась. Как выяснилось, осознание того, что твой босс, возможно, обладает паранормальными способностями к обнаружению малейших недочетов, действует лучше любого снотворного. Сон был глубоким и необычайно продуктивным. Я даже проснулась без будильника.
Мальбонте замер. Его пальцы, лежавшие на столе, едва заметно подрагивали. Он явно не ожидал такого ответа. Ни тени усталости, ни подобострастия, ни страха. Только эта... невозмутимая дерзость, облеченная в безупречные формы вежливости.
— Ваши шутки непрофессиональны и неуместны, — холодно отрезал он, открывая папку. Его взгляд пробежал по страницам, поглощая информацию с пугающей скоростью.
— Это не шутка, господин Бонт, — парировала она, сохраняя учтивое выражение лица. — Я выдвигаю рабочую гипотезу, основанную на эмпирических наблюдениях. Ваша скорость анализа данных и способность видеть суть проблемы действительно выходят за рамки обычных человеческих. Я просто пытаюсь подойти к изучению методов управления с научной точки зрения. Для личного профессионального роста.
Он просматривал ее наброски, и на сей раз его взгляд задержался на одном из предложений чуть дольше. Она рискнула, предложив смелую, почти вызывающую концепцию, основанную на эстетике избранности и скрытой силы.
— «Превосходство, рожденное в тени», — он прочитал вслух заголовок, предложенный ею для ключевого визуала. Его голос не выдал ни одобрения, ни осуждения, он был гладким, как отполированный лед. — Объясните логику. Почему именно «тень»? Большинство брендов стремятся к свету, к открытости.
— Полагаю, вы понимаете эту концепцию глубже многих, господин Бонт, — ответила Габриэль, глядя ему прямо в глаза, будто между ними не было массивного стола, а лишь тонкая нить невысказанного противостояния. — Некоторые вещи, как и некоторые личности, обретают свою истинную ценность, силу и притягательность не на ярком, обжигающем свету всеобщего внимания, а в условиях определенной... таинственности. Избранности. Именно в тени лучше всего виден настоящий блеск.
Он медленно закрыл папку. Воздух в кабинете сгустился, наполнившись звенящей тишиной, которую нарушал лишь отдаленный гул города за окном.
— Вы пытаетесь говорить со мной намеками, Габриэль? — спросил он, и в его голосе впервые зазвучала легкая, но отчетливая нотка опасной усталости, будто он утомился от этой игры, которую сам же и начал. — Полагаете, что у нас есть какая-то общая почва для подобных аллегорий?
— Ни в коем случае, — она сделала легкое удивленное лицо, чуть склонив голову набок. — Я говорю исключительно о рекламной стратегии для премиального сегмента. Если же вы увидели в моих словах некий личный подтекст или аллегорию, значит, моя скромная гипотеза о ваших выдающихся аналитических способностях находит очередное практическое подтверждение. Что, несомненно, полезно для моей «научной» работы.
Уголок его рта дрогнул. Почти невидимо. Призрачное движение, которое могла заметить только она, всматривавшаяся в его каменное лицо. Это была не улыбка. Скорее, микроскопическая трещина в его ледяном фасаде, вызванная чистым раздражением от ее неуязвимости.
— Ваша стратегия... не лишена определенного апломба, — признал он наконец, откладывая папку в сторону. — Что, впрочем, не отменяет ее крайней рискованности. Вы готовы нести полную ответственность, если эта концепция провалится и нанесет ущерб репутации бренда?
— Господин Бонт, — начала она с легким, почти театральным вздохом, — с момента вашего появления в этом офисе чувство ответственности стало моим постоянным и неразлучным спутником. Прямо как офисное растение. Только, в отличие от того несчастного фикуса в углу, оно не требует регулярного полива и солнечного света, зато прекрасно стимулирует рост профессиональных навыков и скорость реакции.
На этот раз он отреагировал более явно. Его взгляд стал острее, тяжелее, будто вся его нечеловеческая сущность на мгновение сконцентрировалась на ней. Он откинулся на спинку кресла, сложив длинные пальцы перед собой. В этой позе было что-то от хищника, оценивающего добычу, которая оказалась не такой уж и простой.
— Вы либо невероятно глупы, либо обладаете редкой формой самоубийственной храбрости, — произнес он, и его голос прозвучал тише, но от этого еще более весомо.
— Либо я просто считаю, что даже в условиях суровой проверки и тотального контроля лучше сохранять человеческое лицо. И, простите за непрофессионализм, чувство юмора, — закончила она за него, все так же вежливо улыбаясь. — Если, конечно, это не противоречит корпоративному кодексу.