Беттани проснулась на рассвете и услышала, как где-то в саду спорят отец и мачеха. Голоса были не злые. Гленна Май вообще редко всерьёз на кого-нибудь злилась, а отец пока держал себя в руках. Он, разумеется, мог быть несдержан, но Гленна как-то умела с ним управляться.
Беттани подошла поближе к приоткрытому окну. Восхитительное утро в конце последнего месяца весны, тёплое и немного сырое, благоухало пионами и чуть более деликатными ирисами, и не угомонившийся с ночи соловей распевал где-то в кустарниках.
Девушка старалась не дышать, хотя, разумеется, если она слышала разговор и ни шелест листьев, ни пение птиц его не заглушали – то никому не помешало бы и её дыхание.
– Боюсь, что ничего не выйдет, – расстроенно говорил отец. – Да и вообще, просто боюсь. Девочке такое не по силам. Если уж у Имании не вышло…
– Девочке надо крепче стоять на своих двоих, – доказывала мачеха. – Если с ней цацкаться до самой твоей и моей смерти, то что с будет потом? Даже Ренай уже готов жить один, а ему только шестнадцать. Беттани же двадцать один, и я не видела человека беспомощней.
Это было обидно и несправедливо. Беттани почувствовала, что в носу защипало, а на глаза набежали слёзы. Разве она виновата в том, что такая?! Разве кто-то мог быть виноват в болезни, постигшей в раннем детстве и лишившей его зрения, как это случилось с ней?
– Няня! – крикнула девушка сердито, чтобы скрыть обиду и огорчение от подслушанного. – Одеваться!
Поскольку мачеха сейчас была далеко и не могла слышать призыв, то можно было не опасаться, что её снова заставят одеваться самостоятельно. Беттани точно знала: даже если наденешь то, что висит в шкафу, нарочно приготовленное так, чтобы можно было надеть всё по порядку, это не убережёт от ошибок. Ренай, конечно, будет хмыкать, если Беттани неправильно застегнёт крючки и пуговицы, а отец примется упрекать няню. И только мачеха промолчит, но уж так она промолчит, что мороз по коже.
Гленна Май была злой мачехой, как в сказках. Она терпеть не могла Беттани. Да что там, она и своих детей не слишком любила! Иначе как объяснить, что эта женщина стремилась как можно скорее от них избавиться? Старшая дочь Гленны Имания уехала учиться в большой город, как только достигла совершеннолетия, а потом так там и осталась. Средняя – Мия – вышла замуж в восемнадцать лет, в прошлом году. Оставался лишь младший сын Ренай – по мнению Беттани, глуповатый и вредный подросток. Вот ему всё сходило с рук, мачеха его обожала. Разрешала и у друга по два-три дня жить, и спать в саду – а весной ночи ещё бывают холодными! – и на охоту с отцом ходить.
А Беттани Гленна считала неженкой и вечно нагружала какой-то работой, невзирая ни на то, что у них были слуги, ни на то, что девушка ничего не видела. Учила застилать постель, собирать в саду душистые травы на зиму, даже зашивать дырочки на одежде, хотя всё это у Беттани получалось крайне плохо!
Потому она и воспользовалась случаем, чтобы позвать нянюшку – та Беттани обожала и всегда была готова сделать для любимицы всё, что угодно.
Но сегодня няня не явилась, а на зов Беттани в спальню заглянула горничная Энора.
– Хозяйка велела, чтобы вы одевались сами, барышня, – безжалостно заявила она. – Завтрак уже скоро, так что побыстрее.
Энора была ужасно невоспитанная, и девушка даже не решилась её попросить помочь со шнурками на башмаках и пуговицами на утреннем платье. Мачеха всегда велела шить для Беттани платья, которые застегиваются спереди, но это ей подарила родственница, и пуговицы там были на спинке. Пришлось возиться самой! Горничная тем временем сновала по комнате. Беттани слышала, как Энора занимается несложными каждодневными делами: наливает в кувшин свежую воду, меняет наволочки и простыни, вытирает пыль.
– Я хорошо выгляжу? – спросила девушка, кое-как пригладив волосы щёткой.
– Ну, – произнесла горничная задумчиво, – как обычно выглядите. Только…
Чужие руки довольно сильно дёрнули пучок волос на затылке, поправили, воткнули несколько шпилек, чуть оцарапав кожу. Причёска получилась туговатой, но Беттани не стала просить ослабить её, как-нибудь потерпит. Зато волосы хоть не торчат во все стороны – этот упрек девушка часто слышала от окружающих. Затем Энора поколдовала сзади с застёжкой воротничка и сказала:
– Теперь всё в порядке. Идите, барышня.
– А няня…
– Джулии дали выходной, – ответила горничная, – должны же у людей выходные-то быть, барышня! Вы и так уже её от себя не отпускаете, вздохнуть свободно не даёте.
Беттани помрачнела. Свободно вздохнуть! Разве няне не в радость помогать ей, своей любимице?
– Я не думала, что это так важно, – призналась она. – Неужели няня устаёт?
Энора только вздохнула.
– Вы, барышня, живёте, как куколка в своём домике. Ну хоть иногда и думайте, пожалуйста, что мы-то здесь вовсе не куклы и не нарядные девчушки, которые в них играют. Простите уж за откровенность. Но ведь вам и не пять лет! Няня ваша месяц без выходных была, а у неё ведь есть и дом, и семья.
– Но она живёт с нами в этом доме, – возразила Беттани… и снова услышала вздох.
– Мы тут остаёмся, если надо. Но, по-честному, барышня, кроме вас тут никто не нуждается в круглосуточном уходе. Только ваша нянюшка тут и живёт, комната у неё. Да и то, вы вот мне правду скажите: нужна она вам? Неужели до старости так сами и не сможете ничего делать сами?
Сегодня все, видимо, решили устроить Беттани неприятные откровения. И отец с Гленной, и няня, и даже горничная! От обиды девушка почувствовала, что ей стало трудно дышать, глаза повлажнели.
– Проводить вас к завтраку? – видимо, заметив, что барышня не двигается с места, снисходительно спросила Энора.
– Я сама, – буркнула Беттани и поспешила выйти.
Но, если ничего не видишь, спешить лучше не стоит! Даже когда точно знаешь весь дом, всё равно есть вероятность, что куда-нибудь врежешься. Так и произошло: Энора не до конца закрыла дверь, и Беттани ушибла пальцы на ноге. Мягкие башмачки на невысокой шнуровке смягчили удар, но всё равно было больно.
Гленна Май шла впереди, совершенно не заботясь о том, успевает ли за ней падчерица. Беттани успевала, но она терпеть не могла ходить быстро, и поэтому негодовала. Ну почему мачехе невдомёк, что кому-то, может быть, непросто перемещаться по коридорам большого дома?! Уже после второго поворота Беттани перестала слышать шуршание платья и стук шагов по половицам. И только скрип входной двери стал её ориентиром. Мачеха вышла во двор, вот почему шаги перестали слышаться! Беттани хуже ориентировалась снаружи, но всё же это был родной двор и родной сад, поэтому она довольно скоро добралась до скамейки под розовым деревом. Это дерево было удивительным – весь год оно пахло розами и шелестело узкими листочками, приятными на ощупь. Такими твёрдыми, и в то же время бархатистыми! Дерево зацветало в начале лета и цвело до холодов. Сейчас над скамейкой склонились унизанные тяжёлыми бутонами ветви: Беттани, садясь, их задела и не удержалась – потрогала. Она знала, что розовое дерево распахивает венчики цветов, по форме напоминающих цветки шиповника, и ощупью искала уже распустившиеся. Но нет, было ещё рановато.
Жаль, ей нравилось касаться тугих лепестков и вдыхать нежный и в то же время сильный аромат!
– Беттани, – сказала мачеха и взяла девушку за руку. – Я хочу предложить тебе кое-что.
– Я слышала, как вы до завтрака разговаривали с отцом, – сказала Беттани.
– Не учла твой замечательный слух, – тут же довольно язвительно заметила Гленна. – Ну хорошо… А ты поняла, о чём речь?
– Нет, матушка, не очень.
– Давай я тебе расскажу, – вздохнула Гленна. – До того, как я вышла за Уоррена Мая, я принадлежала к семье Лунов. Ты знаешь, кто такие Луны?
– Это… колдуны, – с трудом ответила Беттани.
Магия её страшила. И хотя мачеха, кажется, никогда не колдовала дома, всё равно не стоило ей напоминать о прошлом, в котором она занималась магией.
– Скорее, это хранители, – заметила мачеха, – даже смотрители. Женщины нашего семейства особенные. Но должна заметить, Бет, что ты тоже особенная.
– Да? Вы заметили? – не удержалась от колкости Беттани.
– Дело не в том, что ты ослепла после болезни, – сказала Гленна. – Вернее, не только в этом. Дело в том, что твоя мама тоже происходит из рода Лун. Её девичья фамилия Амарт, однако у нас с ней общие корни. Наша прапрабабушка… Ты когда-нибудь слышала о том, что у неё был дом с волшебными дверями?
– Танцующий дом? – спросила Беттани.
– О, он уже давно не танцует…
– Я слышала, что Имания не выдержала там и двух месяцев, – сказала Беттани, – потому что это очень страшно.
И сама вздрогнула. Как это она не догадалась, что утренняя подслушанная беседа – именно об этом происшествии? О том, что Имания не сумела унаследовать этот ужасный танцующий дом с волшебными дверями. И теперь мачеха что же… хочет спровадить туда нелюбимую падчерицу?
– Это не страшно, – сказала Гленна, но её голос дрогнул. – Я подумала, что это занятие будет как раз для тебя. Давай я расскажу?
Беттани захотелось сделаться маленькой, она даже почувствовала, что у неё всё тело становится очень напряжённым, будто желая съёжиться до размеров тела пятилетнего ребёнка. Из последних сил она сопротивлялась оцепенению, и, чтобы хоть как-то избавиться от этого, спросила наименее, по её мнению, страшное:
– Почему вы думаете, что это для меня, матушка?
– Есть две причины – помимо дальнего родства по крови, – начала мачеха, взяв Беттани за руку. – Первая – тебе пора обрести самостоятельность. Это не означает навсегда расстаться с семьёй и отцом, ты всегда можешь прийти в наш дом, но… Ты знаешь мои убеждения: взрослые дети должны со всем справляться сами. Рано или поздно нас не станет, и мне больно думать, что, когда это произойдет, кто-нибудь из вас останется на свете совершенно беспомощным. С тобой сложнее: у тебя нет родных братьев и сестёр, а неродные помогать не обязаны. Разве что Ренай, но он…
Беттани выдернула руку из прохладных пальцев Гленны. В девушке кипел целый суп из эмоций! Она до глубины души была возмущена словами, ей было больно, страшно, горько, всё сразу. Как эта холодная и чёрствая женщина вообще может говорить такие ужасные слова? Неужели ей непонятно, что Беттани больно слышать, как она останется одна, без отца, и знать, что ни Имания, ни Мия, ни Ренай не помогут… И неужели мачеха за те семнадцать лет замужества за Уорреном не уразумела: Беттани не притворяется слепой и хрупкой, ей сложно жить, больно жить, она не такая, как все?!
– Вы не помните, матушка, что я ничего не вижу, да? Или так издеваетесь? Хотите выгнать меня, чтобы избавиться от лишнего рта?!
– Я знаю, что ты меня не любишь, хоть я и приложила некоторые усилия, чтобы у нас были тёплые и добрые отношения, – сказала мачеха всё тем же противным ровным тоном. – Я всё понимаю. Мне никогда не хотелось стоять между тобой и твоей мамой, и я не запрещала Уоррену возвышать её и рассказывать тебе о ней так, словно она жива и просто вышла в другую комнату. Но послушай, Беттани, никогда я не считала тебя лишним ртом. А дом, как мне кажется, был бы отличным наследием для тебя. А возможно, ещё и для твоих, я надеюсь, детей и внуков, раз уж мне не суждено оставить своим дочерям должность смотрителя. Ты не хочешь услышать вторую причину?
– Нет, – сказала Беттани. – Я хочу уйти в свою комнату.
– Бет, в своей комнате не просидеть всю жизнь! – повысила голос Гленна. – Я хочу до тебя достучаться, девочка, и видят боги – это сложно! Мир вокруг богат на происшествия, велик, прекрасен, несмотря на то, что в нём происходят и ужасные вещи. И дом, который раньше, говорят, мог танцевать и даже ходить по всему свету, был бы отличным шансом для тебя, шансом увидеть…
Она осеклась. Беттани внутренне возликовала, что поймала мачеху на такой ужасной ошибке: сказать падчерице слова, которые нельзя говорить. Наконец-то!
– Увидеть! – горько засмеялась девушка. – Вы сказали «увидеть», матушка!
– Беттани…
К обеду, однако, девушка выбралась из своей норы, вытирая слёзы с лица, и села за стол прямая, словно палка. Рядом не было отца – он с утра отправился в город по каким-то финансовым вопросам, зато явилась Имания. Она, видимо, только что приехала, потому что пахла вокзалом и паровозами, и немного лошадьми – видимо, добиралась от станции на попутной повозке. Имания была настолько самостоятельной, что не нуждалась в сопровождении, скажем, мужа или слуг, и предпочитала путешествовать налегке. Обычно во время поездки накапливались какие-нибудь забавные случаи, о которых сводная сестра весело рассказывала за трапезой.
Но сегодня Имания отчего-то помалкивала. И мачеха не была разговорчива. За столом царило напряжение, прерываемое разве что просьбами передать воду, соль или салат. Как всегда, Гленна старалась, чтобы все делали всё сами. Даже горничной сегодня рядом не было: Беттани слышала, как Гленна её отпустила из столовой. Уоррен всегда настаивал, чтобы за столом им прислуживали как полагается, но Гленна его не поддерживала. Она соглашалась с тем, что такой большой дом содержать без помощи – это сложно. А вот с обедом, если он не парадный с кучей званых гостей, можно было обойтись и без посторонних рук. «Что это за глупый обычай: есть, когда за твоей спиной стоят люди и смотрят тебе и другим в рот и в тарелку? Мне этого не понять!» – говаривала она.
Не то чтобы Гленна происходила из какой-нибудь бедной семьи, но всё-таки, помимо волшебников и смотрителей волшебного дома, в её семействе были в основном фермеры.
– Да что за секреты? – не выдержал напряжённого молчания Ренай. – Вы такие напряжённые, что между вами чуть воздух не трещит. Скажет мне кто-нибудь, что происходит?
– Ночью приходил вестник от Прапра, – вздохнув, ответила Гленна. – Очередная кандидатка не выдержала и недели.
– Ну, Прапра должна помнить, что даже Имания ей не подошла, – заявил Ренай. – Мия уже замужем и ни за что не придёт. Не думает же она, что ты должна?..
– Она передала, что кандидаток больше нет и что если двери будут закрыты – пути изменятся, – сказала Гленна. – А это очень серьёзно.
– Да ну, серьёзно, – фыркнул Ренай. – Что изменится для нас? Мы-то не маги.
– Как это не маги? В каждом из нас дремлет магическая сила, – возразила Гленна. – Мы семья, в которой раньше были смотрители дома. Прапра до сих пор ещё… пытается быть смотрительницей. Но нужен кто-то живой. К тому же дом слишком давно не двигается, и это уже само по себе плохо сказывается на путях.
– Магические пути, – заметила Имания, – не могут нарушиться, только сдвинуться. Это так только кажется, что в нашей жизни не присутствует магия. Но если маги перестанут ходить своими путями туда-сюда и если сдвинутся эти пути, то будут последствия. Начнут отказывать артефакты, перестанут работать заклинания. Даже волшебные зелья начнут действовать неправильно. И мир неумолимо изменится.
– Ну не умрёт же он, – снова фыркнул несносный сводный брат. – А хотите, я пойду и стану смотрителем? А что? это, наверно, весело. Можно волшебников пугать.
– Я бы не стала вот так запросто пугать волшебников, – строго сказала Имания голосом отменной заучки. – Любой волшебник может превратить тебя в лягушку. Или в паука. Или в мышь! Но самое главное, братец – это что смотрители дома всегда женщины. А ты немножко не женщина, и тут уже ничего не поделаешь.
– Я могу даже переодеться, лишь бы вы перестали переживать из-за этой старой развалюхи. Не всё ли равно, где жить? Тем более, если это дом, где всё есть. Живёшь на всём готовеньком, ни от кого не зависишь, постоянно видишь новых людей, они тебе что-то рассказывают… Разве плохо? Там, говорят, полно книг, причем некоторые из них наверняка волшебные, говорящие. Можно читать и даже учиться, и представляете, при этом не надо будет терпеть нудных домашних учителей. А среди магов наверняка есть красивые магини, да? Волшебницы там всякие, ведьмочки симпатичные… Красота! В общем, я согласен, передайте Прапра!
Беттани слушала молча и с некоторым удивлением. Ренай находил в этом страшном и мучительном для неё деле какие-то неожиданно хорошие стороны. Говорящие книги, интересные люди… Он точно говорит о том самом непонятном и пугающем танцующем доме, про который утром рассказывала мачеха?
– Я предложила эту работу не тебе, а Беттани, – заявила Гленна. – Она куда больше подходит, хотя бы потому что она женщина. К тому же, в отличие от тебя, в ней есть ответственность и рассудительность. У тебя я их пока не наблюдаю.
Беттани так и застыла с ложкой у рта.
Ответственность и рассудительность? У неё?
– Я в неё верю, – сказала мачеха искренне: а Беттани ведь всегда слышала, когда в голосах проскальзывали лживые нотки. Так вот, их не было!
– Да она же трусишка и лентяйка! – сказала Имания, удивлённая не меньше Гленны.
И тут Беттани обиделась.
– А ты там и двух месяцев не продержалась, наверно, боялась к зеркалу подойти, – воскликнула она.
Пусть мачеха и говорила, что сам себя смотритель в зеркале видел обычным человеком! А всё же зрячим, наверняка, в такой ситуации боязно увидеть себя чудовищем. Даже если ей, Беттани, это неведомо и она не будет видеть, как от неё, страшной, отшатываются всякие волшебники – ей ведь всё равно будет обидно.
– Не твоё дело, – парировала Имания.
– Мне-то всё равно, – не унималась Беттани, – я уже привыкла, что меня сторонятся. Что изменится? Что здесь я чужая и нелюбимая, что там буду…
– Не надо так, Бетти, – сказала мачеха с несвойственной ей болью в голосе, – я всегда любила тебя не меньше, чем своих родных детей.
– Она и нас всегда маловато любила, так что радуйся, – подсказал вредный Ренай.
– Если хочешь знать, я пошла только из-за сердца дома, – сердито заявила Имания, – но даже это меня там не сумело задержать. Это только кажется, что всё просто и ты получишь мечту в придачу к этому жуткому наследству! Но нет, не всё просто, а иногда даже не только страшно, но и опасно.
Спустя неделю от дома семьи Май, что в Кримствуде, медленно, словно пароход, отчалил гружёный фургон, запряжённый двумя крепконогими лошадьми. Следом готовилась выехать небольшая дорожная карета. Беттани не отходила от окна: хотя она и не могла ничего видеть, зато прекрасно слышала. Да и запахи были важны! А пахло, надо сказать, замечательно: разгорающимся летом. Даже примешивающиеся к стойкому аромату цветущего сада запахи лошадей и дёгтя не отпугивали Беттани. Они были частью путешествия и приключения.
В дверь спальни постучали, и Беттани, думая, что это нянюшка спешит напомнить о скором отъезде, нетерпеливо крикнула:
– Я скоро выйду!
Но особое шуршание юбок, лёгкие шаги и едва уловимый земляничный аромат духов дали девушке понять, что пришла вовсе не няня.
– Бетти, – сказала мачеха. – Мы уже обо всём вроде бы переговорили, но…
У Беттани было огромное количество наставлений от Гленны. Она даже не представляла, что может остаться ещё что-то. Сказать по правде, она устала от этого бесконечно ровного голоса, почти лишённого эмоций. Но сейчас она услышала какие-то несвойственные мачехе интонации и насторожилась.
– Я благодарна вам за всё, что вы сделали, матушка, – сказала девушка на всякий случай, ведь отец часто напоминал, что они оба должны благодарить Гленну ежедневно и даже ежечасно. – Мне было… Мне было хорошо в этом доме!
– Я хотела сказать лишь, что ты для меня – ничуть не хуже, чем другие мои дети, – сказала мачеха. – Я старалась воспитывать вас одинаково и не делать между вами различий…
«Я заметила, – едва не сорвалось у Беттани с губ. – Не хуже – но и не лучше, а ведь следовало как-то понять, что я совсем другая! Что со мной надо обращаться иначе!»
Но она этого не сказала, а только нашла руку мачехи и пожала её.
– Спасибо, матушка.
– Тебе страшно, Бет?
Беттани не знала, что сказать. И на всякий случай ответила, что да – ей было не по себе.
– Ты можешь вернуться, когда захочешь, и я не буду упрекать. Я сама в своё время не справилась, – взволнованно заговорила Гленна. – Ты можешь жить тут, сколько захочешь, и когда нас с Уорреном не станет – всегда найдется кто-то, кто тебе поможет. Ты… Ты даже прямо сейчас или на полдороги можешь передумать и не ехать туда. Да! Всё так! Но если ты поедешь и выдержишь хоть сколько – это сделает тебя сильнее.
– Почему это так важно? – спросила Беттани. – Ведь я девушка, зачем мне быть сильнее?
– Потому что быть сильным и уметь сражаться – полезно для здоровья, – встрял Ренай, который неслышно пробрался следом за Гленной в спальню Бет.
Вообще-то ему это было запрещено. Но раз уж Беттани собиралась покинуть свою комнату на неизвестный срок и тут совсем мало оставалось личного и интимного, да и то отправилось в сундук… То так уж и быть, она решила не сердиться на брата.
– Потому что ты человек, а не мокрица, – сказала мачеха. – Нечего прятаться от всего света, даже если ты его не видишь. Мне бы хотелось, чтобы ты окрепла, стала сильнее… Потому что я люблю тебя.
– И… если я стану сильнее, вы будете любить меня больше, что ли? – выпалила Беттани, обидевшись на «мокрицу».
Однажды Ренай подкинул ей парочку на зубную щётку. А те, медленные, вялые, никуда не спешили уйти! Хорошо ещё, что Беттани давно привыкла ощупывать предметы со всех сторон, прежде чем воспользоваться ими, и не сразу сунула щётку в рот… Мокрицы были противные, гадкие, и как можно было сравнивать её с такими мерзкими существами?!
Но мачеха неожиданно обняла сопротивляющуюся, сердитую Беттани и сказала как никогда ласково:
– Нет, глупая. Я просто тебя люблю. Ты боль моего сердца. Когда я вижу, как ты слаба и беспомощна в этом мире – мне становится не по себе. Как я смогу оставить тебя, если ты всегда будешь такой? Поэтому я хочу, чтобы ты научилась самостоятельности – как Имания и Мия, как Ренай в будущем.
– Я уже самостоятельный, – заявил Ренай, – просто ты не хочешь этого признавать. На мне бремя младшего ребёнка, а из-за твоего инстинкта наседки мне придется терпеть это ещё года два-три!
– А ну брысь, – беззлобно сказала Гленна и еще крепче обняла Беттани. – Ну всё, достаточно, а то я расплачусь.
Сказала – достаточно, но не отпустила. Пришлось Беттани вежливо кашлянуть и пошевелиться в крепких объятиях. В отличие от мачехи, девушка ужасно растрогалась: в носу защекотало, а глаза стали горячими и влажными.
У открытой входной двери ждала Имания. Она сунула Беттани в руку свёрток.
– Вот, держи, – сказала она. – Там магический браслет – потрёшь его как следует – сможешь со мной связаться.
– Зачем? – не поняла Бет. – У меня есть кулон для связи с отцом.
Со старшей сводной сестрой у неё не было ничего общего. Ренай звал Иманию «учёной крысой», а по словам няни Беттани знала, что сестра обожала вычурные платья, яркий макияж, пышную причёску и длинные ногти, отчего напоминала залетевшую в тёмный лес сказочную птицу. Имания слыла смелой, резкой, во многом подражала Гленне, и у Беттани были все основания не любить сводную сестру.
– Затем, глупая, что я там была и всё знаю. К тому же тебе может понадобиться такая помощь, о которой не каждого попросишь, а я… Зря, что ли, Ренай называет меня «библиотекой на каблуках»?
– Он тебя и похуже зовёт, – сказала Беттани неловко.
Она и так растрогалась из-за прощания с мачехой, а тут ещё это. Все как будто решили изменить её привычное видение семьи и наперебой показывали, какие они хорошие. Хотя и не трудились подбирать слова, говорили, как всегда, с подковыркой и грубовато.
– В общем, это для связи со мной. Браслет магический и тебе поможет. А, и ещё. Прапрабабушка Эмилия, она своеобразный человек… Ну, то есть призрак. Она одновременно и древняя старушка, и вздорная девчонка. В целом, не такая уж она несносная, постарайся найти с ней общий язык. Иначе она по несколько дней не высовывается со своего чердака.
– А она живёт на чердаке?
В доме мачехи, который Беттани давно привыкла считать родным – ведь другого она не помнила! – каждый уголок был изучен. Там легко было ходить, касаясь рукой стены, и девушка передвигалась довольно быстро. Могла даже побежать, правда делала она это осторожно и вытянув перед собой руки.
А здесь она с самого порога потерялась в пространстве. Ей казалось, что вокруг ничего нет, только темнота с белёсыми просветами. Хотя, может, и эти просветы ей только чудились!
– Мне страшно, – призналась Беттани нянюшке Джули, и сама поразилась, как же тоненько прозвучал её голос.
– Не бойся, – ответила няня. – Это хороший дом, светлый, красивый.
– Всё врёт, – внезапно прозвучал чей-то голос, и нянюшка вскрикнула. – Ну, чего орёшь? Тебе разве не сказали, что тут живёт мой призрак? Как она меня называет?
– Кто? – спросила Беттани, догадываясь, что речь о Гленне или же Имании.
Ей тоже было жутковато от голоса, но она не видела, кто говорил – а нянюшка, очевидно, смотрела на пугавшего её призрака.
– Мать твоя или кто она там тебе… Гленна Лун, конечно!
– Гленна Май, – поправила няня, с трудом произнося слова – у неё так явственно стучали зубы, что Беттани сама едва удерживалась, чтобы не трястись.
– Она зовёт вас Прапра, бабушка, – сказала Беттани и присела, придерживая юбку – как её с малолетства учила нянюшка.
– И чего вы дрожите? – спросила прапрабабушка.
– Жутковато здесь, – ответила няня, будто оправдываясь. – Вы уж извините…
– А я ничего не вижу, поэтому… просто волнуюсь. Мне сказали, что это страшный дом, – сказала Беттани.
– Ничуть не страшный, такой большой и светлый, деточка, – снова соврала Джули.
– Здесь темновато, мрачновато и страшновато, а я свечусь жутким зеленоватым светом, как и положено призраку, – самодовольно заявила Прапра. – Ну? Чего встали? Ваши вещи уже давно разгружены. Идёмте, я покажу вам свои владения. Не терпится небось всё увидеть?
– Вообще-то нет, – сказала Беттани. – Я ничего не вижу. Понимаете, бабушка? Я незрячая.
Прапра издала какой-то очень уж резкий и противный звук – возможно, смешок.
– Незрячих смотрительниц не бывает, – изрекла она. – Ты не притворяешься, часом? Твоя сестрица или кто она там притворялась, что у нее сломана нога. Или рука? Даже заставила отправить её домой!
– Она сломала кисть и вывихнула лодыжку, когда убегала от магов-убийц, – вступилась за Иманию Беттани.
Кто бы мог подумать, что она будет защищать нелюбимую и неродную сестру?! Но Беттани не могла забыть, как хорошо они попрощались.
– А ты даже убежать не сможешь, – сказала Прапра, и Беттани ощутила холодный ветерок, который овеял её вокруг плеч и головы.
Видимо, Прапра облетела девушку по кругу, чтобы разглядеть со всех сторон.
– Ты не поворачиваешь головы и не следишь за мной глазами, ты и правду незрячая, – медленно проговорила она. – Нда… До чего докатились, уже слепых девчонок присылают. Неужели во всём свете нет больше смотрительниц из рода Лун?!
– Если и есть, госпожа Лун, то вы их уже всех распугали. У вас дурная репутация, – сказала нянюшка, и её голос уже почти не дрожал.
Но только почти!
Всё-таки Джули вряд ли каждый день видела призраков. Даже если она была о них наслышана больше, чем Беттани – слушать россказни других и смотреть, как кружит по дому настоящее привидение, это совсем разные вещи!
– Да, у меня есть определённая репутация, и я её не в один год нажила! – хвастливо заявила Прапра. – Эмилия Лун – это вам не какая-нибудь там Вейлиза, Роуз или, к примеру, Гленна! А вы чем похвалитесь?
– Ничем, – ответила Беттани в надежде уйти от стычки, в которую её втягивали.
Как и в случае с Ренаем или Мией, это ей удавалось далеко не всегда, но попытаться-то можно! Однако няня Джули уже по привычке взяла инициативу в свои руки.
– Мы можем похвастаться чувством такта, которого вам недостает, – сказала она с упреком. – Держать гостей на пороге мы бы точно не стали! Госпожа Гленна, к примеру, сразу провожает гостей в столовую или гостиную с камином, чтобы они отдохнули с дороги. Особенно если сама приглашала их! А вы ведь настойчиво зазывали сюда хоть кого-то, потому что долго без смотрителя ваш дом не живёт!
От такой отповеди Эмилия Лун даже поперхнулась приготовленными насмешками.
– Вот, девочка, учись, как надо ставить на место сварливых старух, – сказала она, обращаясь явно к Беттани. – Учись, но не вздумай со мной так разговаривать, или я тебя со свету сживу.
– Я не собиралась, бабушка, – тихо сказала Беттани. – Уже вечер, не так ли? Можно, мы немного отдохнём с дороги, а завтра вы покажете нам дом? Наверняка мы лучше его оценим, если у нас будут свежие силы.
– Смотрите-ка, какая разумница, – задумчиво и в то же время насмешливо ответила Эмилия. – Не надейся, что я тебя буду жалеть: мол, сиротка, да ещё незрячая…
– Я не сиротка, – сказала Беттани. – У меня хорошая семья, у меня есть отец, Гленна, Ренай…
– А то я не знаю, – хмыкнула Прапра. – Ладно. На сегодня, считай, ты от своих обязанностей отвертелась. Я тебя познакомлю только с нашей трапезной да ещё со слугами. Они тебе понравятся: их не видно, не слышно, отличные просто слуги.
– Вас-то видно, госпожа Лун, – заметила няня.
– Это для пущей жути, – зловеще расхохоталась Прапра, и Беттани вдруг поняла, что не слышит в её голосе ни угрозы, ни лжи, только кокетство.
Снова повеяло холодком, но на этот раз он был каким-то деликатным, мягким. То, что слуги были невидимыми, у Беттани не вызывало никаких особых чувств, но когда что-то вроде сквозняка поддержало её под локоть и куда-то повлекло, ей стало жутковато. Рядом ахнула няня.
– Вы бы просто подсказали, куда идти – мы и справились бы, госпожа Лун, – сказала она с упреком.
– Нет уж, пусть девочка привыкает, – сказала Прапра. – Тебе, нянька, тут не положено оставаться – но ладно уж, ради слепой девчонки сделали исключение. Она привыкнет – а ты уедешь.
Беттани плакала и плакала, пока не уснула. И проснулась под утро, потрясённая тем, что видела сны. Ей и раньше что-то снилось – но какое-то неясное, смутное: движущиеся пятна и невнятные голоса. Здесь же Беттани увидела невероятное, но во сне она точно знала, что это – настоящее. Она видела небо – ошеломляюще огромную голубую бездну, и знала, что оно именно голубое, видела горячее закатное солнце, окунающееся в море цвета расплавленной меди, и понимала, что это цвет меди… Видела смеющихся людей, куда-то летящих птиц и ещё много такого, для чего не могла подобрать слов и названий.
Вот почему Беттани поднялась с кровати вдохновлённой и словно обновлённой. Возможно, именно это могло считаться отсутствием разлада с собой?
– Няня! – позвала она как можно громче, потому что не знала, где сейчас находится Джули.
Комната напротив… Но Беттани ещё не изучала расстояния между комнатами, ширину и длину коридора и всё такое. Это ещё только предстояло исследовать – и явно было делом небыстрым.
Няня появилась довольно быстро.
– Одеваться, нянюшка, скорее! Нам надо изучать дом! – живо и весело сказала девушка, едва услышав, как Джули шуршит юбками на пороге.
– Жуть пробирает, едва про это подумаю, – вырвалось у нянюшки. – Мало этого тёмного и сырого дома, мало призраков, которые тут на каждом шагу… Так ещё и идти смотреть всё остальное! Меня это так пугает!
Она вытащила из гардероба какие-то вещи, принялась помогать Беттани и не переставая рассказывала, как ей плохо спалось и насколько было страшно.
– Ничего, – утешила ее Беттани, – скоро ты сможешь поехать домой. Может быть, я освоюсь даже раньше, чем за две недели. Жаль только, что с твоим отъездом тут будет мало с кем поговорить, но, быть может, волшебники…
– Ну, а если они отвратительные люди? Злые и жестокие? – спросила няня.
– Не всем же быть злыми и жестокими, – пожав плечами, ответила Беттани.
– Достаточно, чтобы таким оказался кто-то один, – вздохнула Джули. – Неужели тебе не страшно?
– Мне страшно, – ответила девушка. – Но вспомни, зачем всё это затеяла матушка Гленна! Чтобы я стала самостоятельнее и сильнее. И уж если я такой постепенно сделаюсь, то почему бы не пойти до самого конца? Найти ключ, стать полноправной хозяйкой, загадать заветное желание… Ведь правильно?
– Очень правильно, – сказала няня. – Можно мне остаться в своей спальне? А лучше, давай отсюда уедем…
Беттани тяжело вздохнула. После прошедшей в слезах и сомнениях ночи она бы отослала нянюшку прямо сегодня: к чему оттягивать неизбежное? Но не хотелось обижать свою добрую и милую Джули. Пришлось идти на компромисс:
– Прапра сказала, что дом надо осмотреть! Без тебя мне будет труднее. Но давай подождём две недели, а потом уже решим, уезжать тебе или ты тут привыкнешь. Тогда мы уговорим госпожу Лун, чтобы позволила тебе остаться со мной.
Няня слегка фыркнула, то ли не одобряя такое решение, то ли сомневаясь в милости госпожи Лун.
Когда она причёсывала Беттани, та повернулась лицом к окну, и поняла, что не просто почувствовала тепло солнца. Нет, она увидела чуть более светлое пятно среди привычной чёрной мути, и сказала об этом няне.
– Доктор уже много раз говорил, что тебя обманывают твои чувства, – ответила та. – Тебе просто очень хочется, чтобы так было. Он ведь много раз проверял и говорил, что медицина тут бессильна.
– Но я вижу слабый свет, – уверенно сказала Беттани. – Я верю, что зрение вернётся.
– Никто не запрещает верить, – проворчала няня. – Но только знаешь, когда надежда сперва возрождается, а потом умирает – это очень больно.
Она сказала это так, что стало понятно: няня Джули пережила нечто очень тяжкое. И Беттани сказала:
– Энора не так давно напомнила мне, что у тебя есть семья. Разве это не так? Ты так мало рассказывала о том, что у тебя есть мать, отец, дочь…
Няня как-то очень уж резко дёрнула волосы, которые как раз убирала в пучок на затылке. Беттани зашипела сквозь зубы от боли, но ничего не сказала, боясь, что няня отвлечётся и не ответит на вопрос. Но Джули, помолчав, всё-таки сказала:
– Подожди, вот эта шпилька плохо встала… Семья у меня была. Отец и мать воспитали мою дочку почти без моего участия, Бетти.
– Ты…
Беттани вывернулась из заботливых рук, пестовавших её все эти годы. Двадцать один год!
– Когда ты родилась и твои мать с отцом наняли меня – Кловер было шесть, – продолжала няня. – Я тогда ещё часто брала выходные, ведь было кому приглядеть за тобой. Потом… Потом была эпидемия, и твоя мама заболела вместе с тобой. Я как раз была дома, со своей семьёй, и господин Май просто не пустил меня обратно, чтобы я могла ухаживать за вами. Госпожа Май умерла, а ты потеряла зрение, а меня не было рядом!
– Мама думала о том, что ты тоже можешь заболеть, – сказала Беттани. – Заболеть и заразить свою девочку.
– Но мое сердце болело за неё и за тебя, – сказала Джули и всхлипнула. – Поэтому я решила как можно реже с тобой расставаться, а моя Кловер, она ведь уже была большая, у неё всё было, и…
Беттани притихла, трогая причёску. Кажется, она была идеальна, как всегда – плотно приглаженные волосы, чтобы ничто не мешалось, тугой пучок на затылке, выпущенная под ним кокетливая волнистая прядка… Наверно, это было красиво. Ей не увидеть и не понять – возможно, никогда не увидеть! Но стоило ли винить в этом самоотверженную и добрую нянюшку Джули? Разумеется, нет! С тем же успехом можно было обвинять весь остальной мир, который тоже бился тогда в лихорадке, вызванной «летучей болезнью».
– То есть ей сейчас двадцать семь, – сказала Беттани. – Когда ты уезжала на свой выходной…
– Это был день, когда она родила сына, чудесного мальчика, – сказала Джули.
И ничего больше не добавила. Очевидно, здесь и был тот тяжёлый момент воскресшей и вновь умершей надежды. Няню не подпустили к внуку – и она, конечно это переживала.
– Ты не должна оставаться здесь, – Беттани наощупь нашла руку няни и прижала её к своей щеке. – Джули, милая. Я выросла, я почти такая же взрослая, как твоя дочь. И очень тебя люблю, очень! Всю жизнь бы провела рядом с тобой, и так страшно, так плохо будет без тебя, но… Разве ты не считаешь, что должна быть рядом с дочерью внуком? Попробуй ещё раз, попробуй вернуться к ним и начать сначала!
– Ну, готова, наконец-то? – спросила Прапра, едва Беттани и няня вышли из-за стола. – Тогда пошли!
Но, едва няня взяла девушку за руку, чтобы вести её по дому, как Эмилия чуть ли не взвизгнула:
– А ну стоять!
– Так стоять или идти, госпожа Лун? – не выдержала Джули.
– Ей – идти, тебе – стоять! Займись тут чем-нибудь, неужто никакого рукоделия не припасла? Позови слугу, пусть покажет тебе, где библиотека, там всякого добра телега. Хочешь – ткацкий станок, хочешь – прялка, хочешь – пяльцы и нитки-иголки всякие! А Бетти пускай учится ходить сама.
– Но ей бы освоиться, – оробела няня от такого напора.
– Джули, позволь себе оторваться от девочки! – рявкнула бабуля. – Хватит вот этого! Вам двоим давно пора отдалиться друг от друга. Ты для Бетти даже не мать!
Чуткая Беттани ощутила всю боль, которую сейчас почувствовала няня. И взяла её за руку.
– Вы правы, бабушка, – сказала девушка мягко, хотя ей тоже вдруг захотелось как следует рявкнуть. – Нам пора отдалиться, но я бы сегодня хотела, чтобы няня тоже всё осмотрела. Ей будет это только на пользу! К тому же она потом уедет и будет волноваться оттого, что бросила меня в неведомой опасности… Так вот, пусть сегодня нянюшка пойдёт с нами и увидит, что никаких опасностей здесь нет. Что я под вашей защитой, бабушка.
– Ох ты, льстивая куница! – удивлённо протянула Прапра. – Хитрая! Джули, ну и врушку же ты воспитала! Ужасную врушку!
– Не врушку, а защитницу, – отрезала няня.
– Именно что врушку! Джули ведь была должна знать о доме и смотрителях – ну хотя бы от Гленны или Имании! Да и ты, деточка…
– Они почти ничего и никогда не рассказывали о доме, – сказала Беттани.
– И правильно: я им запретила, – сказала Эмилия, чем-то, судя по голосу, страшно довольная. – Хорошо! Беру свои слова назад: Беттани не ужасная врушка, но всё равно она остаётся хитрой куницей. Ну что встали? Идемте смотреть мои владения… Обе!
Джули и Беттани ничего не оставалось, как пойти за призраком.
– Тут у нас гостевые спальни и прочее, – рассказывала Прапра. – По правую руку все гостевые, в конце – уборная комната, общая. Вытяни руку, считай двери: шесть штук – спальни. Седьмая, там ещё ручка не круглая, а длинная – уже туалетная комната. Запомнишь? Гости бывают нечасто, маги предпочитают просто проходить сквозь нас из двери в дверь. По левую руку – две гостевых, потом прачечная, потом перевязочная.
– Перевязочная? – дуэтом спросили Беттани и няня.
– Обычно они сами со всем справляются, но бывают нужны бинты и даже гипс для переломов. Не у всех магов порядок с исцеляющими артефактами или заклинаниями. Некоторые так гордятся тем, что они маги боевые, или еще какие-нибудь… Некроманты, маги крови, всякие стихийники, портальщики или просто у кого мозги набекрень – тьфу. Лучше бы умели свои переломы как следует сращивать. А то бывают целители, которые себя не умеют врачевать, только других. Ну кто такое придумал? В общем, тут перевязочная, и всё тут. Смотреть будете?
– Я бы заглянула, – сказала Джули. – И что, смотрительница должна помогать раненым?
– Да ну, зачем, – на Беттани резко повеяло холодком, и девушка решила, что призрак Прапра сердито заколыхался. – На это есть слуги. Незримые, незаменимые и умелые.
– А можно мне немного научиться… Перевязывать? – спросила Беттани.
– Это ещё для чего? – удивились и няня, и Эмилия.
– Просто подумала, что полезно было бы уметь. Для этого глаза ведь не очень нужны, даже хорошо, если я не буду видеть рану.
– Наощупь, что ли, будешь бинтовать? А если пулю вытащить? А если рану зашить – правильно сумеешь ли? – сердито заспорила Прапра, но потом внезапно изменила тон. – Ладно, поглядим. Может, что-то простенькое и сумеешь! Идём дальше!
Они обошли целых три этажа – правое крыло, левое крыло, винтовая лесенка в какую-то круглую башню. Здесь не стали задерживаться, Прапра лишь пробурчала: «Это механизм. Все равно не работает!»
В коридорах пахло старым домом, но не плесенью и тленом – нет, запах был уютный. У бабушки Саймы, матери отца, в домике на берегу ручья тоже царили такие ароматы – чистоты, уюта и покоя. Иногда, пока Прапра вела Бетти и её нянюшку по коридорам, девушке казалось, что она слышит какие-то таинственные звуки – то хихиканье, то топот босых ног. И запахи порой немного менялись: повеет то свежестью, то ароматом свежих булочек, хотя до кухни, по уверениям Эмилии, было далеко, то свежеспиленной древесиной.
Но волшебных дверей нигде пока так и не было!
Обошли весь дом. Кажется, не побывали только на чердаке и в подвале: Эмилия сказала, что туда девушке соваться всё равно нечего. У Беттани страшно устали ноги. И, наконец, когда она чуть было уже не начала ныть, как маленькая, и требовать показать ей волшебные двери, Прапра сказала:
– А! Сегодня они вот где! Ну что ж, с первого дня показались. Видимо, есть в тебе, Бетти, что-то такое. Сестрица-то твоя, или кто она тебе там – ждала ведь целых три дня, покуда двери не нашлись!
Голос у Эмилии был довольный.
– Вот они, – холодная рука призрака потянула Беттани куда-то вперёд.
Причем девушка помнила, что они уже тут проходили – танцевальный зал и рядом диванная, где, как сказала Прапра, можно было курить, но никто никогда не курил… Наугад протянув руку Беттани даже думала нащупать самую обычную окрашенную стенку.
И услышала стук.
С той стороны, где должна была находиться стена, а за ней диванная комната, кто-то стучал, кажется, деревянной палкой. А может, волшебным посохом? Сердце девушки забилось сильно-сильно: вот оно! Это же оно, настоящее волшебство! О котором она слушала столько сказок – голосом няни или отца, конечно же…
– Двери всегда появляются там, где меньше всего ждёшь. А иногда не ждёшь вовсе. Слышишь стук – бегом бежишь, ищешь дверь и открываешь, – поучала Прапра.
– Хорошо, бабушка, – сказала Беттани, – но где же ключ?
– Да протяни ты руку, – застонала бабуля.
Нет, всё, конечно, прошло не так уж плохо. Просто волшебник оказался новичком – юным, впечатлительным. Пришлось няне Джули отпаивать его тёплым молоком, пока не прошла икота. Беттани страдала, плакала – но, кажется, от этого магу становилось только хуже, потому что он пугался каждого всхлипа. Няня потом сказала, что выглядела Бетти не так уж страшно, «только голосок уж больно хриплый был!» – из чего девушка сделала вывод, что чудовище получилось жуткое.
А уж как хохотала Прапра! Волшебнику же явно не нравилась компания чудовища и призрака, и он беспокойно спрашивал, когда его отпустят.
Его и не держали вовсе. Всё было не очень волшебно. Как оказалось, появлялась не просто одна какая-то неуловимая дверь! Появлялся целый проход, по которому маг мог попасть из одного мира в другой, очень быстро и относительно безопасно. Но только делать это надо было сразу. Потому что не зря, оказывается, прапрабабушка говорила «волшебные двери», именно так, во множественном числе. Открываешь одну дверь, волшебник в неё входит. А потом открывается вторая, сама по себе, и ждёт, пока человек выйдет.
Не успел – жди теперь, пока появятся новые двери, и ведь при этом не факт, что они будут вести туда, куда тебе надо.
– Вот так-то, мой мальчик, – ворчливо проговорила Прапра.
Судя по злым холодным вихрям, она летала кругами над ними тремя: няней, молодым магом и Беттани.
– А разве с-смотритель… не может открыть мне дверь? – спросил «мальчик».
– Ну так-то, конечно, может, – сказала Эмилия, – но у неё пока для этого опыта не хватит.
– Могу? – удивилась Беттани. – И именно туда, куда ему надо?
Сама свой голос она слышала как обычно, но вот паренек испугался, задышал прерывисто, будто куда-то уже мысленно бежал. И Бетти поняла, что обижена. Ишь, трус какой!
– Можешь, но не умеешь, – сказала Прапра теперь уже своей праправнучке. – Надо учиться. Ничего, у нас это не впервые, ничего особенного. Пообедает, а может, и поужинает с нами, тут и поспать есть где. Не пропадёт!
Няня Джули сказала:
– И не бойся мою воспитанницу. Она вовсе не страшная, ну!
Маг заёрзал на месте, но всё же спросил:
– У него… неё… Вы её воспитываете? Всё время?
– Почти с самого рождения, – заверила паренька няня. – Ну же, глупый, приди в себя поскорее! Разве ты мало слышал про волшебные двери, через которые начал ходить?
– Я, я… Я слышал! – сказал волшебник. – В нашей академии рассказывали про то, как ходить между мирами. Но мы ещё не сдавали зачёт, а я пока нашёл книгу и решил сам. В книге сказано, что смотрительницы на самом деле вовсе не чудовища, что это всё сказки, а на самом деле они красавицы. Хотел посмотреть!
– На самом деле она и правда красавица, а ты балбес, – высказалась Прапра. – Ладно, чего мы тут расселись посреди коридора? У нас есть куча отличных комнат: гостиные, столовые, диванные и спальни. Тебе столовую или сразу запрёшься в спальне, чтоб ни одно чудовище тебя не достало, мальчик?
– А я… А я, можно, сначала в туалет? – робко спросил юноша.
И Беттани окончательно разочаровалась в «своем первом волшебнике».
Спустя несколько часов, когда няня уже помогала уставшей девушке раздеваться перед сном, откуда-то раздался стук. Довольно громкий! Беттани встрепенулась и схватила няню за руку.
– Я попробую сама! – азартно сказала девушка.
– Стой, глупая, ты куда в одной рубашке?! – всполошилась Джули. – Хоть платье надень!
Но Беттани ощупью схватила со стула лёгкий халатик, накинула его поверх ночной рубашки и босиком кинулась вон из комнаты. Платье?! Да какая разница, если эти глупые противные волшебники всё равно видят её волосатым чудовищем с клыкастой пастью?! Может, монстр в пеньюаре им покажется даже более сносным, уютным и домашним, чем в строгом платье.
Дверь Беттани нашла быстро: стук раздавался громкий, сильный, уверенный, а главное – он всё повторялся и повторялся. На него побежала не только смотрительница, но и юный волшебник: она довольно скоро услышала за спиной топот его ног, обутых в тяжёлую обувь, и пыхтящее дыхание.
Как оказалось, он последовал за смотрительницей вовсе не зря. Когда Беттани открыла дверь, юноша тут же закричал:
– Учитель Тамон! Как я рад, что нашёл вас!
– Нашёл, – не удержалась Беттани. – Ох… простите, здравствуйте, я вас не вижу, но вы проходите.
– Спасибо тебе, – прозвучал приятный мужской голос. – Очень рад, что у дома теперь такая симпатичная смотрительница! Ну а ты, олух, чего стоишь? Идём скорее, там твои родители скоро всю академию разнесут!
Повеяло тёплым воздухом, пахнуло незнакомым и очень мужским ароматом, и Беттани только и успела, что развернуться к другой двери, открывшейся перед мужчиной. Она-то теперь знала, что там есть дверь… Из неё слегка сквозило. И оба волшебника туда шагнули.
– Скажи ей спасибо, дурень, – ворчливо заметил учитель Тамон. – И до свидания!
– До… свидания! – крикнула вслед им Беттани, ориентируясь на звуки и запахи.
– Пока, чудовище! – радостно вякнул студент, и дверь захлопнулась.
Но Беттани успела услышать:
– Ив, ты дурак? Не обижай смотрительницу, орясина! Тебе через эти двери ещё сколько ходить?
Вот так! Интересно, этот маг, учитель или кто он там, он на самом деле видел её, Беттани, как симпатичную девушку, или сказал это из вежливости? Но всё равно слышать его слова было куда приятнее, чем «пока, чудовище!»
А ещё, пожалуй, у него был хороший голос, такой низкий, красивый. Пусть интонации и снисходительные, а потом и строгие – а всё-таки не злые.
– Тебе будет интересно, что за люди ходят здесь туда-сюда, – раздался совсем рядом голос Прапра. – Но не бери в голову. Они никогда не остаются. Сколько уж сердец так разбилось у бедняжек-смотрительниц – не пересчитать! Ещё когда дом танцевал и мог ходить между мирами сам, было как-то полегче: они ещё могли встречаться время от времени. Но теперь-то всё, он остался на месте и неизвестно, сдвинется ли снова…