Сердце в огне

Глава 1

«Все герои и события в данном произведении вымышлены автором. Любое совпадение случайно»

Глава 1

– Что ж, пожелаем молодым счастья! Горько!

Зал взорвался аплодисментами, под тканевым куполом из тонкой кисеи что-то хлопнуло, и сверху посыпались золотые и серебряные звездочки и лепестки роз. Под прозрачной фатой невеста мерцала улыбкой. Она доверчиво смотрела на жениха. Помедлив всего секунду, Глеб поднял невесомую вуаль и, обхватив лицо любимой женщины обеими ладонями, нежно поцеловал. Губы его были горячими и сухими, а дыхание отдавало дорогим коньяком, шоколадом и мускатным орехом.

Гости одобрительно загудели, кто-то снова захлопал в ладоши и принялся громко отсчитывать: раз, два, три… одиннадцать! Поцелуй длился бы и дольше, но не хватило дыхания, да и демонстрировать излишние страсти не хотелось. Глеб смущенно улыбнулся и развел руками, а Женя заботливо вытерла с его губ следы блеска и обернулась в зал.

Празднично украшенные столы, лица гостей и ведущего расплылись в еле заметной дымке, как будто она попала в лабиринт с кривыми зеркалами. Слезы, которые дрожали в краешке глаз, превращали всё вокруг в зыбкий мираж. Женя боялась вздохнуть: вдруг это всё рассыплется, как высокая горка из хрустальных бокалов с шампанским, установленная при входе в ресторан. Она снова перевела взгляд на Глеба. Он белозубо улыбнулся и подмигнул. Женя рассмеялась. Праздник продолжился. Впереди еще танец жениха и невесты и большой трехъярусный торт, который, как ни странно, выбирал Глеб. Он, в отличие от Жени, был сладкоежкой, да и вообще, очень любил пробовать разные блюда из разных стран. В последнее время вдруг пристрастился к индийской кухне, поэтому Жене приходилось изучать ролики, где учили готовить рыбу с помидорами, имбирем и чесноком или бирьяни со специями, овощами и морепродуктами. Ее это нисколько не напрягало. Она вообще любила экспериментировать на кухне. Когда оставалось для этого время.

С Глебом они уже два года жили вместе, и вот решили всё-таки пожениться, причем инициатором была совсем не она. Ее и так всё устраивало. К чему эти формальности? Но карьера Глеба требовала наличия супруги, это прибавляло солидности и сулило более серьезного к нему отношения. Он работал в банке и мечтал выйти на позиции управляющего одного из московских филиалов. А пока приходилось с утра и до ночи работать как каторжному, постепенно шагая по карьерной лестнице вверх. Через месяц обещали назначить начальником отдела, и Женя ждала этого не меньше Глеба, потому что знала, как ему это важно.

Под Новый год, когда они вместе наряжали елку, Глеб вынул из коробки большой сиреневый шар с серебристыми снежинками. Женя удивилась: откуда он взялся? Она бы точно запомнила его с прошлого года. Загадочно улыбаясь, Глеб повертел игрушку в руках, а потом протянул Жене:

– Вот, купил на ярмарке, когда пошел за кофе… Ручная работа… Повесишь?

В глазах Жени мелькнул восторг, совсем, как у ребенка, который нашел долгожданный подарок от Деда Мороза. Она сложила ладошки ковшиком, словно собиралась набрать воды, и протянула их вперед, чтобы Глеб смог вложить туда хрупкую вещицу. Прохладное стекло уже коснулось руки, как вдруг Глеб, заглянул ей прямо в глаза и разжал пальцы. Женя ахнула. Шар ухнул вниз, прямо на светлый ламинат, и разлетелся на кусочки, угрожающе выставив кверху, острые, как бритва осколки. В носу даже защипало от огорчения. Такой красавец и вдребезги! Женя расстроенно смотрела вниз, осколков было много, и все крупные, зазубренные. А среди них какая-то бумажка, свернутая в маленький свиток.

– Что это? – спросила она, всматриваясь в остатки шара.

– Посмотри, - всё так же улыбаясь, сказал Глеб.

Женя опустилась на колени и аккуратно, опасаясь порезаться, вытянула бумажку. Еще раз вопросительно посмотрела на парня и развернула ее. «Выходи за меня замуж!» - витиеватыми буквами было выведено на бумаге. Глеб тоже опустился вниз, встал на одно колено и осторожно приподнял один из осколков, похожих на перевернутую скорлупку. Под ним лежало колечко со сверкающим небольшим бриллиантом. Пока Женя недоуменно переводила взгляд с записки на кольцо и обратно, он поддел его пальцами и негромко произнес:

– Любимая, ты согласна стать моей женой?

Женя, как под гипнозом, кивнула. Глеб улыбнулся и надел ей кольцо на палец. Оно идеально подошло. И только тогда Женя взвизгнула и бросилась на шею. Уж очень романтично всё Глеб устроил. И даже, если не мечталось о свадьбе, то такое необычное предложение руки и сердца всё изменило.

И вот конец мая, и в небольшом ресторанчике под распустившимися липами звучат тосты, гремит музыка, и на террасе лихо отплясывают друзья, дурачась и зажигая так, как будто больше никогда не удастся гульнуть.

Когда совсем стемнело, появилась официантка, которая торжественно катила перед собой блестящую тележку с высоким тортом. Глеб и Женя, держась за руки, слушали восхищенные возгласы гостей и готовились вместе большим ножом отрезать первый кусок. До молодых оставалось буквально два шага. Вдруг со стороны бара быстрыми шагами подошла администратор и, широко улыбаясь, зажгла большую блестящую свечу, которая вспыхнула высоким пламенем, а потом начала разбрасывать вокруг себя нестерпимо яркие искры. Их было много, целый столп.

В ту же минуту Глеб отшатнулся, а Женя испуганно вцепилась ему в руку. В зале был полумрак, а потому никто не заметил, как лицо Глеба стало белым, и на лбу выступил пот. Женя заметалась взглядом по ресторану: кто допустил эту оплошность? Они же сто раз всё обговорили: никакого открытого огня! Отстранив Глеба, Женя подскочила к администратору и прошипела:

Глава 2

Глава 2

– Жень, отключи сообщения! Ты на отдыхе! – сказал Глеб и попытался мягко отнять у нее телефон.

Женя виновато улыбнулась:

– Сейчас, Глеб, сейчас… Тут нужно немножко график подкорректировать, а то девочки впритык попадают…

– Пусть попадают! У тебя медовый месяц! Забудь, пожалуйста, о работе хотя бы на эти десять дней!

– Ага, а сам? – хитро улыбнулась Женя.

Глеб смутился, он и правда, каждое утро проверял рабочую почту:

– Но телефон-то я отключил! А почта… не считается… это так, чтобы совсем не выпасть из процесса…

– Вот и я не могу выпасть, Глеб… а то потом не разгребу и ты меня вообще не увидишь дома, даже ночью…

Глеб обиженно оттопырил губу, задумался на минуту и изрек:

– Запрещенный прием… Ладно, даю тебе двадцать минут… А потом всё! Ты в полном моем распоряжении!

– Согласна, - засмеялась Женя и с готовностью подставила губы для поцелуя.

Женя работала в пафосной и очень дорогой студии красоты в центре города. Очередь к ней растягивалась на несколько месяцев. Мало кто мог делать такие окрашивания, как она. Все таблицы и расчеты были для нее лишь основой, а вот дальше она начинала творить – смешивать, добавлять, прикидывать на глаз. Как шеф-повар, который не заглядывая в рецепт, создает собственное блюдо и чувствует, какую травку или специю следует положить, так и Женя интуитивно догадывалась, как добиться того или иного оттенка волос, чтобы получился законченный образ. К ней шли, когда, казалось бы, исправить уже было ничего не возможно, но уже после первого посещения, было не стыдно выйти на улицу, а после второго или третьего можно было блистать на любом приеме или корпоративе. К ней шли совсем молоденькие девушки, капризные избалованные молодые женщины, строгие бизнес-леди в деловых костюмах и с личными водителями и пожилые дамы, похожие на английских королев.

Женя выходила к ним – тонкая, длинноногая, кудрявые каштановые волосы играли темным медом в свете ярких ламп. Очень улыбчивая и всегда в ровном хорошем настроении, она сразу же располагала к себе. Глаза у нее были просто удивительные, как у новорожденного олененка. А на носу - россыпь веснушек, совсем немного, как будто кто-то дунул через ситечко с корицей, и невесомая пыль рассеялась по коже. Женя помнила, у кого, сколько детей, где работают мужья, как зовут любимую собачку и какие напитки нравятся больше – чай или кофе. А если чай, то зеленый или обычный.

Еще в детстве она рассаживала в ряд кукол и, стянув у мамы большие портновские ножницы, начинала стричь их, а потом с помощью зеленки или марганцовки окрашивала искусственные волосы так, что издали игрушки казались стаей тропических попугаев. Мама и ругалась, и смеялась, и горделиво тянула на работе: «А моя-то, что вчера учудила…» Она воспитывала ее одна, с отцом разошлись, когда Женечке исполнилось два года. После развода он сразу исчез. Ни свиданий с дочкой, ни алиментов. Став постарше, Женя о нем даже не спрашивала, а на вопросы, кто у нее родители, спокойно отвечала: «У меня только мама. Она на складе – учетчица».

Мама у нее была рукодельница. Шила она так, что многие были уверены: простая, простая, а явно знакомства имеет, иначе, откуда у нее такие шмотки? Женьку она одевала модно. Сшить могла, что угодно, просто взглянув на платье или юбку в журнале. Сама обмеряла дочку и делала выкройку. Не пропадал ни единый кусочек ткани, всему Алла Сергеевна находила применение. Да на Женьку и шить было одно удовольствие! Ее хоть в тряпку замотай, а все подумают, что это новая коллекция от кутюр.

Мама шила по выходным, а то и ночами. Иногда Женя поднимет всклокоченную голову от подушки, а мама всё сидит у окна в полумраке, и только лампа на высокой ножке освещает ее руки. Мелькает серебристая иголка, тянется нитка, обметывает мама швы, забывая о времени. А утром на спинке стула висит новая юбка с оборками – и когда успела?

Женька пробовала за мамой повторять, но то уколется до крови, то кривыми стежками сметает две тряпочки, то никак не сообразит, как рассчитать выкройку, поэтому быстро это дело забросила. Разве можно с мамой соревноваться? А вот прическу соорудить, а лучше всего и выкрасить – это уже поинтереснее будет! Однажды в детском саду, пока воспитательница отвлеклась, Женя подровняла каждой кукле челку, потом кисточкой для рисования аккуратно раскрасила прядки акварелью, и в завершении еще и с помощью клея соорудила нескольким своим терпеливым моделям высокие начесы. Особенно пострадала одна из кукол, у которой были на редкость длинные волосы. Их Женя отрезала почти под корень, а всё потому, что накануне смотрела вместе с мамой какой-то фильм про любовь. Мама вздыхала, а Женька ничего не понимала, но внимательно разглядывала короткую стрижку героини и всё прикидывала, кому бы из игрушек такую выстричь. Но все ее куклы давно уже походили на жертв взрыва на фабрике с красками, к тому же обкорнала их Женя знатно, а, как известно, искусственные волосы не вырастают. Если только большого мягкого льва приспособить с его пушистой гривой. Но это неинтересно – он же не человек. Пришлось в садике на свой страх и риск постричь всеми любимую куклу Катю.

Девчонки из группы восхищенно ахнули и выстроились в очередь, чтобы заполучить такую же красоту. Хорошо, вовремя вернулась воспитательница, иначе бы родителей девочек ожидал сюрприз. Ох, и влетело Женьке! Сначала от Ирины Николаевны, а потом и от мамы.

– Ты все игрушки испортила, Женя! – сердито отчитывала ее мама, торопливо волоча домой за руку. – Где я денег возьму, чтобы новые вам в группу купить?

Глава 3

Глава 3

Гортанные обеспокоенные выкрики слились для Жени в один фон. Парни торопливо вытягивали парашют, один из них уже прыгнул в воду и нырнул на глубину, а со стороны берега к ним направился спасательный катер. Женю била мелкая дрожь. Дыхание перехватывало, а сердце колотилось так, что закладывало уши. А может, это от воды… Казалось, будто время остановилось и невозможно понять, сколько минут прошло с момента их неудачного приземления. Женя закрыла глаза. И вдруг раздались радостные возгласы. Кожей почувствовав изменения вокруг, Женя вскочила на ноги, с трудом удерживаясь на качающейся палубе. Чуть в отдалении в зеленоватых волнах она увидела голову Глеба. Широкими гребками он плыл к катеру. Игнорируя протянутые к нему руки, вскарабкался на кромку борта и с трудом перевалился внутрь.

– Глеб! – кинулась к нему Женя.

Она обхватила его за голову, отвела со лба мокрые темные пряди и вдруг принялась торопливо ощупывать его плечи и руки.

– Ты в порядке? Где ты был? Я так испугалась…

Некрасиво скривив губы, Женя отчаянно разревелась. Глеб кое-как сел на пластиковое кресло и крепко обнял ее. Оба мокрые они прижались друг к другу. Кудрявые пряди запутались в руках, и Жене, наверное, было больно, но она не чувствовала ничего, кроме облегчения. Глеб жив! С ним всё хорошо!

– Нормально, нормально… - отвечал Глеб поверх ее головы, делая знаки перепуганным туркам.

Через десять минут они оказались на берегу. Хозяин катера долго жал им руки, заглядывал в глаза и обещал вернуть деньги, и если они захотят, сделать большую скидку на другие развлечения.

– Нет уж, спасибо, - рассмеялся Глеб.

Женя с позеленевшим от переживаний лицом не могла даже смотреть в сторону будки, где они купили злосчастные билеты. Запомнит теперь на всю жизнь!

– Ты знаешь, Женька, - сказал Глеб, когда они шли по пляжу, утопая ногами в горячем мелком песке, - там внизу такие русалки были… Я подумывал остаться с ними…

– Дурак! – злилась Женя. – Я чуть не умерла от страха… Как представлю, что с тобой что-нибудь бы случилось…

Глеб внезапно остановился и внимательно заглянул ей в глаза:

– Жень, что бы ни произошло, мы всегда будем вместе… Я никогда тебя не оставлю. Даже ради русалок…

Он обхватил ее за плечи и, притянув к себе, пошел дальше. Две фигуры – высокая и пониже, медленно брели вдоль берега, а за ними тянулась цепочка следов, которую жадно слизывали пенистые волны.

Летели жаркие дни, плавно перетекая в темные южные ночи с тонким золотистым полумесяцем на небе, радовало нежно-дымчатое утро, с поигрывающей серебристыми бликами, водой. Женя просыпалась рано. Высвободившись из рук Глеба, она на цыпочках подходила к балконной двери и, отодвинув в сторону легкую штору, подставляла лицо свежему морскому воздуху. Теплый ветер играл с кудрявыми прядями непослушных волос, перебирал их невидимыми пальцами, танцевал в воздухе, поднимая снизу терпкий аромат турецкого кофе. Женя быстро одевалась и, плеснув в лицо холодной водой, бежала вниз, приветливо здороваясь со всеми уборщиками и горничными.

Неудачный полет почти выветрился из памяти, и Женя, сидя на террасе, уже спокойно поглядывала на других смельчаков, парящих в воздухе. Им с Глебом просто не повезло, по крайней мере, больше она о таких случаях не слышала.

До конца отпуска оставалось еще четыре дня. А потом Глеб уедет в банк, а она встанет за спинкой кожаного кресла и снова начнет придумывать и творить, исправляя чужие ошибки и радуя женщин красотой. Осенью нужно обязательно полететь в Милан, на ежегодный семинар колористов, а потом… Хватит! – одернула себя Женя. Опять о работе начала думать… Нет уж, у нее есть еще несколько дней релакса, и в эти дни она будет размышлять только о том, в какой из ресторанов пойти вечером или какой купальник надеть к бассейну.

– Ты опять от меня сбежала… - раздалось за спиной.

Женя улыбнулась, легкий поцелуй коснулся ее шеи, отчего по коже побежали приятные мурашки. Глеб обошел плетеное кресло и сел напротив. Позевывая и потирая лицо рукой, он поискал глазами официанта, чтобы заказать кофе. Женя залюбовалась мужем – белая футболка-поло и голубые джинсовые шорты подчеркивали его крепкую спортивную фигуру. Подошел официант и поставил перед Глебом крохотную чашечку крепчайшего кофе.

– Спасибо, Юсуф, - поблагодарила Женя. – Тэшекюр эдерим.

Молодой турок расплылся в улыбке и, кивнув, отошел в сторону.

– Как ты их запоминаешь? – удивился Глеб.

– Это несложно,- пожала плечами Женя и отпила цветочный чай.

Кофе она не любила, ей нравился лишь его аромат, а сам напиток казался горьким и слишком навязчивым, даже со сливками. Сейчас перед ней на столике стоял прозрачный маленький чайник, в котором распустился и разбух красный экзотический цветок. Глеб с любопытством повертел чайник, заглядывая в него, как в аквариум. Цветок плавно пошевелил остроконечными лепестками, похожими на плавники тропической рыбки. Глеб отвел глаза и, сделав маленький глоток кофе, спросил:

– Пойдем вечером на пляж? Там будет живая музыка…

Женя неопределенно качнула головой:

– Посмотрим… Сейчас только семь утра.

Позавтракав и окунувшись в бассейн, Женя и Глеб вернулись в номер, переоделись и побежали в фойе гостиницы. Автобус, который забирал гостей на экскурсию по водопадам, готов был уехать без них. Они еле успели вскочить на высокую подножку.

Глава 4

Глава 4

Откуда-то сбоку медленно появились сотрудники отеля и попытались отволочь его в сторону. Глеб сопротивлялся и ругался матом, но себя не слышал. В белых касках пробежали пожарные. Двое скрылись внутри бунгало, остальные быстро развернули, похожие на серых удавов, шланги. Зашумела и полилась мощная белая струя пены. Глеб подумал, что она похожа на небольшой водопад, который они с Женей видели сегодня утром.

Он недоуменно оглядывался, казалось, он провалился в другое измерение, где всё происходящее остановилось, как зависают в фильме кадры с актерами. Кружились в воздухе невесомые хлопья пепла, они падали на белую рубашку, оставляя серо-черные полосы. Покрасневшими глазами Глеб, не отрываясь, смотрел на бунгало. Он пытался убедить себя, что Жени там нет, но отчетливо понимал, что ложь во спасение не срабатывает. Если бы она была не в номере, то давно бы уже нашла его. Значит, она там. И неизвестно, живая или мертвая.

И вдруг послышался ропот, кто-то из женщин взвизгнул, и этот звук напомнил Глебу пронзительный крик чайки, выпрашивающей еду у причала. Заплакал ребенок и тут же смолк. Наверное, его унесли подальше от страшного зрелища. Страшного только для Глеба, потому что бунгало не полыхало, как костер инквизиции и пострадавших, похоже, было немного. Для остальных картинка была, конечно, волнующей, как же, целое приключение, но не более… Страшно было только Глебу.

На дорожке показалась машина скорой помощи. Не двигаясь с места, Глеб смотрел, как появившиеся из бунгало пожарные, осторожно несут чье-то маленькое тело, больше похожее на куклу. Мелькнули загорелые ноги, красные ногти, кусочек голубой майки, которая была на Жене, когда она ложилась в кровать. Остальное было скрыто блестящей фольгой и еще какой-то тканью. К Глебу подскочил Юсуф и принялся громко стрекотать, перемешивая русские и турецкие слова. На глазах у него были слезы. Глеб поморщился и покачал головой: он ничего не понял. Он вообще с трудом соображал, что происходит. Как будто это всё было не с ним. Сон. Наваждение. Мираж.

Юсуф потянул Глеба к докторам, которые колдовали над каталкой, готовясь загрузить ее в салон. Глеб, машинально переступая ногами, подчинился. Юсуф приставал к врачам, тыкал пальцем в Глеба, что-то объяснял и выспрашивал. От него раздраженно отмахивались, бесцеремонно отодвигая в сторону, чтобы не мешал. В конце концов, один из докторов разразился яростной короткой речью и, скрывшись в салоне, захлопнул дверцы. Взвыв сиренами, автомобиль поехал к центральным воротам.

– Хоспитал, - закричал Юсуф, дергая Глеба за руку. – Центральный больница! Такси!

Оглушенный и вялый, как полудохлая рыба, Глеб непонимающе смотрел ему в лицо. Юсуф скривился и, забыв о субординации, потащил Глеба к главному корпусу. «Такси, хоспитал!» - приговаривал он, пока они шли к лобби.

Как он оказался в больнице, так и не понял. В кармане шорт было несколько смятых зеленых десяток, ими и расплатился за поездку. Остальные деньги были на карточке и в номере, в сейфе.

Всю ночь он провел в коридоре, где сновали доктора, привозили и увозили больных, как тени по углам жались родственники, слышались стоны и причитания, от которых хотелось закрыть уши. Кожа и одежда пропитались запахом лекарств, а внутри всё изныло от тревоги. Под утро к нему подошла невысокая девушка с черными прямыми волосами. Это оказалась сотрудница компании, где у них была оформлена медицинская страховка. Глеб автоматически отвечал на вопросы, многие из них ему уже задавали, когда он только приехал и искал доктора, чтобы узнать хоть что-нибудь о Жене. «Ждите, ждите, ждите», - слышал он на протяжении этой ночи.

Ему ужасно хотелось пить, но кулер оказался пуст, а мелочи для покупки воды из автомата у него не было. Ямур, сотрудница страховой, сочувственно сжала его руку и, сходив куда-то, принесла литровую бутылку минералки. Глеб осушил ее почти одним глотком. Пока заполняли бумаги, появился доктор. Ямур вызвалась переводить. С недлинными паузами, тщательно подбирая слова, молодой доктор с серьезным лицом, рассказывал о состоянии Жени. Ямур слушала внимательно, иногда с сожалением поглядывая на Глеба. Он терпеливо ждал, когда она перескажет ему слова врача. На самом деле, он просто оттягивал момент, потому что, не понимая ни слова из сказанного, он по лицу, по жестам, по поджатым губам, а главное, глазам, в которых мелькала досада, догадался – дело плохо.

Доктор закончил свой монолог и, разведя руками, поспешил скрыться за больничными дверями, куда не пускали посторонних. Он как будто боялся, что Глеб накинется на него с кулаками и потребует привести сюда, в коридор, Женю, живую и здоровую, такую же, как на фотографии, сделанной сегодня у водопадов.

– Вам лучше вернуться в отель, - тихо сказала Ямур. – Сейчас непонятно, когда вам разрешат повидать Евгению. Нужно отдохнуть.

Глеб усмехнулся: отдохнуть… Как он может отдохнуть от кошмара, который обрушился на него, как снег на голову. Из объяснений врача и Ямур стало ясно, что когда Женя заснула, в номере, по всей видимости, произошло короткое замыкание. Скорее всего, виноват был кондиционер, и искра, выскочившая из него, попала сразу на шторы. Синтетический материал загорелся в одно мгновение, превратившись в липкий огненный факел. Занавеска упала на Женю и намертво прикипела к коже. Сильно обожжены волосы и руки, досталось и лицу, но на сколько повреждения глубокие и как будет проходит заживление, пока никто сказать не может. Надо ждать.

Слушая Ямур, Глеб смотрел куда-то мимо ее плеча. Перед глазами стояло улыбающееся Женькино лицо: вот, она морщит нос, подмигивает ему, кривит в гримаске губы…

Глава 5

Глава 5

Шел второй час ночи, а Глеб всё сидел в баре, стараясь с помощью виски заглушить свои ощущения. Казалось, что сознание разделилось пополам. «Шизофрения какая-то», - усмехался Глеб, пытаясь сфокусировать взгляд на бармене, натирающем белоснежным полотенцем бокалы. Неуклюжими пальцами Глеб подвинул к себе тяжелый стакан и уставился внутрь. Лед давно растаял, тягучая красновато-желтая жидкость напомнила ему об огне. Он пьяно покачал головой, стараясь отогнать наваждение.

Кратковременное посещение Жени явно пошло ему не на пользу. Он столько ждал. Так надеялся, что когда увидит ее, почувствует прилив сил и тревога отступит. Он думал, свидание с Женей наполнит его верой, что всё поправимо. Он выдохнет, и просто будет ей помогать, и скоро они забудут об этом страшном происшествии, как о дурном сне. А потом еще внукам расскажут, что пришлось пережить в молодости их бабушке и дедушке. Будут примером любви, которая исцелила и вернула к привычной жизни, закалив их навсегда, как закаляет огонь сталь.

Но всё вышло совсем не так. Его ожидания разбились вдребезги, как тот хрупкий шар, в котором он прятал кольцо и записку с предложением. И таким же ощерившимся острием торчит теперь осколок их счастья, готовый распороть шелковую ткань, из которой соткана была их любовь. Глеб злился. На глазах кипели слезы, но не от алкоголя, а от ужасающего своей откровенностью чувства страха. Страха перед Женей, перед ее ожогами. То, что она побывала в лапах огненного монстра, как будто осквернило ее, выжгло из души Глеба тот восторг и чувство нежности, которые испытывал он, находясь рядом с ней.

Щурясь на отражение ярких ламп в зеркалах бара, он пытался вспомнить свою Женьку и вернуть утраченное. Неужели это чудовище выжгло всё дотла? Дотянулось своими кривыми обгоревшими щупальцами до его души, проползло по ней, оставляя за собой лишь черные следы сажи и тлена. Тыкаясь, как слепой котенок, он растерянно бродил на пепелище, то и дело бросался к кучкам золы, ворошил их непослушными пальцами, пытаясь отыскать драгоценности прошлого. Но всё напрасно, в голове то и дело возникала лишь одна картинка – Женька в больничной палате. И от этого видения, намертво впечатавшегося в мозг, хотелось орать дурниной.

Бармен вопросительно задержал взгляд. Глеб кивнул и показал на опустевший стакан. Играя бликами, из бутылки полилась новая порция медной жидкости.

Глеб пил виски маленькими глотками. Он надеялся, что силы, которые скрыты в этой отупляющей жиже, сжалятся над ним и позволят вычеркнуть из памяти то, от чего он чувствовал себя предателем и слабаком. Он уговаривал себя, что это зыбкое ощущение временное, и завтра оно исчезнет, растает, как кубики льда в стакане. И он никогда и никому не расскажет об этом. Эта позорная тайна умрет вместе с ним. Сколько людей, которые допускали для себя возможность сбежать, спрятаться, отвести глаза и изобразить важные дела, когда требовалось личное мужество? Много. Таких людей много. Свернули в переулок, увидев, как хамоватые парни пристают к девчонке, не прыгнули в речку, где водоворот затягивал мальчишку, отвернулись от мордочки тощего и замерзшего котенка, когда снег сыпался за воротник и гнал в теплый дом.

Минута малодушия простительна. И он, Глеб, ей не поддастся. Он выдержит. Однако далеко-далеко в черной галактике его души всё чаще маячила боязливая мысль. И Глеб отбивался от нее, как будто от этого зависела его жизнь. Он не мог сам себе признаться в том, что оказался слаб. Огонь сжег не кожу его жены, огонь подточил стержень внутри него, и сейчас этот стержень рассыпается, как перегоревший мрамор.

Он чувствовал себя беспомощным. Вокруг выжженная пустыня, земля в заскорузлых трещинах, жалкие пеньки обгоревших деревьев. Кое-где уцелели тонкие ветки, но они лишены листьев, в них нет больше жизни. Они служат лишь напоминанием о том времени, когда здесь всё цвело и благоухало, и смеялось и пело счастье. Боль и горе разъедали душу, травили разум, хотели причинить страдания телу. Глеб накачивался алкоголем, сознательно оттягивая момент, когда снова нужно будет открыть глаза и оказаться в реальности. Пусть хотя бы один вечер и ночь он побудет в добровольной иллюзии, что это просто затянувшийся кошмарный сон.

Тысячный раз Глеб прогонял в сознании тот вечер. Так быстро всё случилось. Он пытался убедить себя, что не было у него возможности предотвратить эту трагедию, но лишь подстегивал чувство вины: не смог, не справился, струсил… Вот оно! Струсил и не смог забежать в бунгало, когда там уже появился огонь. Теперь договориться со своим внутренним прокурором не было никакой возможности. Он не берет взяток в виде оправданий и отсылок к картинкам из детства. Он безжалостен и суров. А еще справедлив. И это нужно признать и смириться.

Думая о Жене, Глеб мучился странным ощущением. Он как будто пытался торговаться с судьбой, заранее зная, что сделка обречена на провал. А всего на всего нужно было забыть. Забыть, что пострадала она от огня. Ужасные мысли прыгали в голове, как будто, играя в теннис, стучали мячиком о стену: если бы она захлебнулась, если бы попала в аварию… От дикости этого торга, на голове шевелились волосы, но Глеб лишь мрачно хмурился и продолжал себя истязать. Он не мог простить Жене, что она обгорела. И точка. И хватит от себя бегать.

Теплилась надежда, что такие мысли, это и есть то самое дно, от которого он теперь оттолкнется и перестанет бояться. Но Глеб понимал, что на самом деле, это начало конца. Рано или поздно наступит день, когда не спрячешься за прозрачным стеклом. Придется войти в палату, подойти к Жене, увидеть вблизи ее шрамы и ожоги, и при этом сделать вид, что всё это неважно. Можно искусно притворяться, но Женька сразу всё поймет и почувствует.

Глава 6

Глава 6

Из того вечера Женя почти ничего не запомнила. Воспоминания обрывались на моменте, когда она, окунув напоследок руки под ледяную струю воды, идет к автобусу, а на большом камне ее уже ждет Глеб. Он протянул ей тогда руку, и Женя с радостью за нее ухватилась. Сердце сжалось, так приятно, когда есть, на кого опереться и довериться. Всё-таки в одиночестве человек уязвим, а когда рядом есть родная душа, силы прибавляются и придают уверенность: всё получится.

Смутно помнила, как в автобусе ей стало нехорошо, а дальше только боль, боль, боль. Она выпила воды и уснула в номере, накрыв голову простыней, так было легче успокоить мигрень. Темнота, тишина и неподвижность – вот главные ее лекари. Ей снился странный и тягучий сон, где было очень жарко, и там, во сне, она недоумевала: неужели они всё еще не вернулись с экскурсии, а продолжают лазать по скалам, выбираясь на открытые участки, где солнце палит так, что шипят и плавятся волосы на голове. Потом были какие-то крики, ей было трудно дышать, и всё время она искала Глеба, но видела лишь его силуэт. Он стоял в белой футболке и смотрел испуганно. А она удивлялась: неужели он боится ее.

Ледяные струи водопада превратились в бурлящий кипяток, который кто-то невидимый лил ей на руки. Сначала она слабо отмахивалась, но со временем свыклась – боль от обжигающих перчаток стала постоянной и такой же неотъемлемой, как вторая кожа.

Благодаря лекарствам, Женя парила над землей и танцевала в облаках. Ничто ее не волновало, не тревожило, не касалось. Было хорошо и радостно.

Когда очнулась, с удивлением уставилась на неуклюжие белые свертки на месте рук. Они так ныли и горели, что она заподозрила под бинтами раскаленные угли. Хотя откуда им здесь взяться? Когда звала персонал, почувствовала, что левая часть лица, как будто стянута набок. Удивилась и сразу же попросила зеркало. Не дали. А может, просто не разобрали ее сиплый шепот. Она надышалась дымом, и связки на время перестали работать.

Внимательно слушала объяснения доктора и медсестры, не понимая, о каком пожаре они говорят. От мысли, что с Глебом случилось непоправимое, подскочила в постели так, что выдернула иголки, запищали отчаянно датчики, засуетились медсестры. Хриплый голос шипел на пределе: где Глеб? И сколько бы ни уверяли, что с ним всё в порядке, и он дежурит ежедневно внизу, не верила. Даже, когда он появился за стеклом ее палаты, подумала, что это тот самый призрак из ее забытья. Всё та же белая майка и испуганный взгляд.

И вот ему разрешили войти. Как же хотелось его обнять, прижаться, почувствовать его запах, напоминающий о недавнем счастье, но Глеб стал далек и недосягаем. «Боится сделать мне больно», - убеждала себя Женя, стараясь не замечать странного выражения на лице мужа.

Глеб барахтался в потоке финансового цунами: выныривал, хватал глоток воздуха в виде кредита или займа и погружался с головой обратно, ужасаясь глубине денежной пропасти. Наконец, принял решение лететь домой. С обратным билетом помогли в страховой. Доктора набросали примерную схему последующего восстановления, а Глеб продолжил излучать оптимизм перед Женей. Ничего, дома и стены помогают.

– Глеб, но я не смогу работать… - шептала Женя, в отчаянии разглядывая свои руки.

Ни она, ни Глеб до сих пор не видели, в каком состоянии находится шрам на лице. И Глеб был этому рад. Пока хватало и того, что рубцы и ожоги сильно ограничили подвижность пальцев.

– Ничего, Жень… Всё разработаем… Восстановишься. Это ведь только пока… Времени прошло слишком мало…

Женя поднимала на него карие глазищи, и Глеб видел: она ему не верит. Да он и сам себе не верил. Привык уже лгать себе, Жене, их будущему… Пожар безжалостно проложил между ними черную выжженную полосу. Еще цепляются кончики пальцев, еще примеряются глаза, чтобы перепрыгнуть эту преграду, еще пытается убедить разум, что всё поправимо, но жизнь уже свернула в сторону. Острая стрелка компаса, даже не успела отреагировать, и пока кажется, что направление верное, но скоро они совсем собьются с пути и не смогут найти дорогу назад. Если только поодиночке.

В аэропорту Женя долго проходила паспортный контроль, нервничала и чуть не плакала, когда видела себя в отражении большого выпуклого зеркала на потолке. Глеб был всё время рядом и старался увести ее в такой уголок, где не будут, хоть и мимолетно, но задерживать взгляд на ее лице и руках, и где можно было не опасаться толчеи.

В салоне Женя сидела, отвернувшись к иллюминатору, за все четыре часа полета, она ни разу не покинула свое место и даже отказалась от напитков.

– Жень, давай через трубочку, - предложил Глеб, протягивая ей стаканчик с водой.

Женя отрицательно качала головой. Она смотрела на облака, лежащие толстым пушистым сугробом над землей. В детстве она была уверена, что если выйти из самолета, то можно сесть на упругую белую подушку и, свесив ножки, долго сидеть, помахивая рукой другим пассажирам в самолетах.

О том, с каким восторгом она летела в свадебное путешествие, старалась не вспоминать, уж очень больно становилось на душе, больнее, чем, если неаккуратно сдвинуть повязку на руках. Глеб тоже кривил губы и смотрел в сторону. Никак не мог он принять Женьку, которую ему подсунули после той трагической ночи. Его Женя с ясной улыбкой и лучистыми глазами осталась у водопада. Рядом с прозрачной кристально чистой водой. Водой, которая не боится огня и способна его уничтожить.

Время от времени он поглядывал на Женю, но она неподвижно сидела с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Под тонкой кожей век было видно движение. Лицо было спокойным и расслабленным, а руки лежали на коленях, как у прилежной ученицы. Глеб сильнее сжал сцепленные между собой пальцы: ободок обручального кольца врезался в кожу, напоминая о недавнем счастье. Женино кольцо в больнице разрезали, и теперь оно лежит в чемодане, в кармашке с разными мелочами.

Глава 7

Глава 7

После вынужденно длительного отпуска, Глеб ездил на работу без особой радости. Да и откуда им теперь взяться, если вся жизнь перевернулась с ног на голову? Дома тягостно и нет больше звонкого, как колокольчик, Женькиного смеха. Постоянно что-то падает, звенит, с грохотом разбивается…

– Жень, давай я тебе помогу…

– Нет, я сама.

– Женя…

– Что?!

И злой отчаянный взгляд.

– Тебе нужно время, Жень… а ты хочешь всё сразу. Мне Игорь на работе обещал дать телефон массажиста. Он реабилитациями занимается. Просто нужно подождать…

Но Женя ждать не хотела. Она уже побывала на приеме доктора и купила специальные мази, которые могли смягчить и выровнять следы от ожогов. Сама в интернете нашла упражнения и разрабатывала пальцы, стараясь добиться свободных движений, как это было раньше.

Иногда Глеб заходил в комнату и видел, как Женя сидит перед зеркалом и внимательно себя разглядывает. Он научился не реагировать на бело-розовые полосы, старался смотреть на другую половину лица. Женя не стала уродлива, но пока след от ожога внимание привлекал, поэтому, выходя на улицу, она надевала большие темные очки и наматывала шелковый платок, так чтобы скрыть часть щеки.

Однажды столкнулась со знакомой девушкой из студии, и по сочувствию, мелькнувшему в ее глазах, поняла: теперь она часто будет видеть такую реакцию. Но эта эмоция была хотя бы живой, а вот когда Глеб смотрел на нее, его глаза, словно покрывались полупрозрачной пленкой. Как у пришельца. Вроде бы и видит, а вроде, и нет. И это было ужасным ощущением.

День теперь тянулся долго-долго. Раньше она жаловалась, что ей не хватает времени, а сейчас ненавидела утро, потому что впереди были длинные и тягучие, как резиновый клей, будни. Выходные, впрочем, были еще хуже. Глеб заказывал разную еду и садился играть в приставку. Редко, но предлагал прогуляться, и с видимым облегчением выдыхал, когда получал отказ. Так и сидели каждый в своем углу. Женя читала книгу, не видя строк, и раздраженно листала страницы непослушными пальцами, а Глеб, надев наушники, уходил в виртуальность.

Случались и перепады настроения. Причем у обоих. То Глеб начинал бодро зачитывать истории успеха спортсменов или обычных людей, пострадавших в разных катастрофах, то Женя просыпалась в приподнятом настроении и видела мир сквозь розовые очки. Правда, эйфория проходила так же быстро, как и нападала.

Однажды, в минуту веры в себя, Женя решила удивить Глеба, и пока он был на работе, принялась готовить его любимое блюдо – острый рис басмати с разными специями и травами. Рецепт совсем не сложный, и прежде, Женя почти не глядя, за полчаса справлялась. Теперь же всё вокруг было засыпаны специями. Как Женя ни старалась, а чайная ложка из пальцев выскальзывала, ее содержимое просыпалось, приходилось начинать всё сначала. Раньше она бросала ингредиенты на глаз: щепотку того, щепотку другого. Пришлось об этом забыть. Такие мелкие движения были ей пока недоступны. Оттирая от стола желтые разводы куркумы, Женя с тоской смотрела на устроенный беспорядок. Утешало только, что на блюде охристой горкой, зернышко к зернышку, лежал рис, радуя вкраплениями зеленого, красного и черного.

Она напряженно застыла рядом, прислушиваясь к звукам из прихожей. Вот-вот должен был приехать Глеб. Но вместо этого завибрировал телефон:

– Жень, я задержусь… Мы тут с ребятами из отдела посидим в баре недолго… Ты не обидишься? А завтра вместе куда-нибудь сходим…

На заднем фоне слышался звон посуды, разговоры, смех и музыка. Там жизнь. Там веселятся, шутят, пьют пиво и закусывают его жареными свиными ушами и луковыми колечками, наливают в бокал вино и с предвкушением поглядывают на рубиновую жидкость, обещающую расслабление и другие приятности. Мир, словно поделили на две части. В одной – пустой, заперли Женю, а в другой – живут, как будто ничего не случилось. И это справедливо. У них, и правда, ничего не произошло. Люди эгоистичны, и осуждать их за это невозможно. Но почему же тогда так тоскливо на душе?

Подсыхала блестящая желтая горка, отдавая никому не нужные ароматы в воздух. Еще некоторое время Женя просто стояла, опустив голову, опираясь на столешницу. Нет, она не злилась на Глеба, наоборот, пусть уж лучше пьет с коллегами, чем сидит истуканом с ноутбуком или приставкой. Она тоже могла бы позвать подружек и пить с ними мартини. Только вот подружки как-то внезапно закончились. Первые дни после ее возвращения писали и даже звонили, а потом… Потом как-то каждая занялась своими делами. Так уж случилось, что закадычной подруги у Жени никогда не было. Со всеми она общалась ровно и дружелюбно, могла и куда-нибудь выбраться потанцевать и посмеяться, но вот такой близкой души, чтобы, как сестра родная… нет, такой не нашлось. А может быть, потому что Жене вечно было некогда. Не умела она бесцельно болтать по телефону, просиживать в кафе или ресторане. В такие минуты ей казалось, что она убила время, безжалостно и жестоко. А могла бы узнать что-то новое, освоить очередную технику, посмотреть фильм о музеях, которые она мечтала увидеть, да много чего…

Ее мама тоже никогда не любила бездельничать. У подъезда на деревянной скамейке собирались соседки со всего дома: обменивались новостями, сплетничали, обсуждали, кто, как воспитывает детей, а ее мама мышкой пробегала мимо, только здоровалась и всё.

– Мам, а почему ты никогда внизу с соседями не сидишь?

Глава 8

Глава 8

Такси мчалось по ночному неспящему городу. Глеб уже давно протрезвел, крепкий кофе и неспешный разговор сделали свое дело. Он думал об Анне, и немного о Жене. За весь вечер она ему не перезвонила и ни разу не написала, хотя он не появился дома ни в час ночи, ни в три. Сейчас начало пятого, так поздно он не возвращался из бара никогда. Он вспоминал, как в приглушенном свете ламп переливались платиной волосы Анны, как тонкие пальцы перебирали витую цепочку на шее, как сверкали в ушах дорогие серьги. Небольшой камень по центру прекрасно оттенял голубые, как морозное небо, глаза.

– Сапфировый фейерверк, - первое, что произнесла Анна, после того, как пересела к нему в баре и назвала свое имя.

– Что? – удивленно переспросил Глеб.

Слово «фейерверк» вызвало самые неприятные ассоциации, Глеб даже непроизвольно передернул плечами.

– Серьги, которые ты разглядываешь, чтобы не смотреть мне в глаза. Они называются сапфировый фейерверк, - спокойно пояснила Анна, перейдя на «ты».

Не торопясь, она сделала небольшой глоток мартини. Внутри бокала лежала шпажка с тремя оливками. Анна зажала одну из них зубами, перекатила вглубь рта и с удовольствием раскусила. Глебу немедленно захотелось за ней повторить. Он сглотнул слюну и потерянно улыбнулся. Оставшиеся две оливки снова нырнули в холодное озерцо.

Она была права, Глеб в глаза не смотрел: всё скользил мимо точек зрачков, пробивающих голубой наст. Чувствовал только, как застывают скулы и больно ломит зубы, словно выпил ледяной родниковой воды.

– У тебя, кстати, глаза по цвету похожи, - продолжила Анна, указывая ресницами на шпажку с оливками.

Глеб окончательно смутился и начал оглядываться, чтобы найти предлог и сбежать. Но все его коллеги были заняты своими делами: выпивали, разговаривали, громко смеялись, незло подшучивали друг над другом…

– Ты с ними работаешь? – последовал еще один вопрос.

И снова короткий миг лазоревого неба, мелькнувшего среди сумерек.

– Да… мы иногда сюда заходим…

Глеб не понимал, что с ним. Он как будто превратился в десятиклассника, которого заприметила взрослая красивая девушка. Когда он знакомился с Женей, они были сразу на равных, словно давнишние друзья. Анна показалась ему чем-то недосягаемым и грандиозным – словно она была произведением искусства, а не живым человеком. Он никак не мог собраться с мыслями, чтобы повести непринужденный разговор, и отчаянно на себя злился, ведь раньше за ним такого не замечалось.

«Сейчас она встанет и уйдет!» - мелькнула острая, почти болезненная мысль. Глеб неловко подвинул стакан, на дне которого плескался остаток виски.

– А я здесь впервые… - не оставляла инициативы Анна.

Ее холеные пальцы с безупречным маникюром скользили по краешку посыпанного белой пудрой бокала. Глаза смотрели чуть насмешливо. Глеб загляделся, вспомнив тропическую птичку с яркими голубыми перышками. Она залетела к ним с Женей в спальню, когда они отдыхали в Таиланде. Но Анна не птичка. Если и сравнивать ее с каким-то животным, то это, несомненно, кошка, причем белая. Да, именно! Белая вальяжная кошка с сапфировыми глазами. Своенравная и привередливая.

Глеб улыбнулся своим мыслям: с чего бы ему об этом вообще думать?

– Вы… - начал он, понимая, что звучит это по-дурацки, но беседу требовалось поддержать.

– Ты, - перебила его Анна.

И с достоинством кивнула головой, словно королева даровала жизнь. Глеб засмеялся:

– Ты… тоже работаешь здесь, в одном из бизнес-центров?

Анна чуть приподняла правую бровь, задумалась, как будто решала, стоит ли открывать хоть какую-то информацию о себе.

– Да… теперь да…

– А где, если не секрет? – не унимался Глеб.

Он чувствовал, как горят щеки, то ли от алкоголя, то ли от волнения. Хотелось бы, чтобы от первого, но что-то подсказывало, что его смущение напрямую связано с собственными эмоциями.

– Секрет, - улыбнулась Анна и как-то по-особенному повернула голову.

Глеб уставился на изгиб шеи: «Как будто в музее смотришь на античную скульптуру». Анна знала, как эффектно смотрится это движение, и возвращаться в прежнее положение не спешила. Ее пальцы рассеянно скользнули по влажному стеклу бокала. Наконец, голубые огоньки снова замерцали прямо перед Глебом.

Некоторое время они сидели молча. Глеб оставил все попытки завести небрежный разговор. Он понял, это не нужно. Удивительно, но уже не казалось важным быть умнее, веселее или развязнее. Разматывались невидимые нити, опутывали плечи, руки и тела, надежно скрепляли и проверяли: не порвется ли?

Не сговариваясь, они пересели на диванчик в самом углу, откуда можно было наблюдать за всеми остальными. Когда бокалы опустели, оба заказали крепкий кофе в чашечках с наперсток. Анна поднесла напиток к лицу, закрыла глаза и глубоко вдохнула аромат. Тонкие ноздри затрепетали.

– Любишь кофе? – хрипло спросил Глеб.

Его глаза натолкнулись на айсберг. Он чувствовал себя капитаном-самоубийцей, который сознательно и планомерно сменил курс и направляет корабль прямо на плавучую гору.

Глава 9

Глава 9

Все выходные Глеб думал об Анне. Как наваждение, она мерещилась ему повсюду. С Женей ему было тревожно, и он отчаянно скучал по уже распробованному ощущению покоя, которое излучала женщина, случайно появившаяся в его жизни. А может, и не случайно? Плевать! В голове уже прижились ядовитые ростки-мысли: с Анной он не чувствовал себя виноватым. А с Женей это ощущение накрывает с первой минуты, как видит ее утром и до последней, когда сидит допоздна с игрушками в ноутбуке. Он ненавидел себя за то, что воспринимает теперь Женю чужой. Словно его обманули и подсунули пластмассовую подделку. Тщетно ночами, следя за мелькающими на экране фигурками, он силился возродить в душе всё, что раньше было связано с Женькой: нежность, умиление, восхищение и восторг… Но чувства были совсем другими. И это пугало. Он никак не мог разобраться в себе. Разлюбил? Так быстро? Но это бред… А если и так, то ничего, кроме ощущения гадливости к самому себе, это не вызывало…

С Анной калейдоскоп разрозненных чувств, отъедающий ежедневно от него по кусочку, вдруг цепенел и прекращал свое головокружительное вращение. Картинка становилась статичной, как муравей, застывший в капле смолы. Глебу хотелось, чтобы это состояние продолжалось и продолжалось. Без нее оно напоминало Танталовы муки. Покой плещется хрустальной ледяной водой у горла, но недосягаем, а жажда избавиться от чувства вины и страха, похожи на дерево с плодами, до которого не дотянуться. Промучившись этими мыслями все выходные, Глеб окончательно сдался – он должен пойти за ресурсом. Напитавшись им, он сможет быть с Женей, чтобы начать всё сначала. Так он спасет обоих.

Глеб задумчиво смотрел на уток, дерущихся из-за куска булки. Раньше Женька его ругала за то, что он кормит их хлебом. Сейчас она молчала, разглядывая маленький птичий колизей – кто станет победителем? Вот она, похоже, оказалась в числе проигравших. Кто-то могущественный и неведомый, показал большим пальцем вниз, и теперь она выброшена на обочину – без профессии, без дома и без поддержки. Привычное уже чувство жалости к себе радостно заерзало внутри. Сейчас, сейчас, его будут кормить! На первое подадут слезы, на второе – завернутое в горькие листья несправедливости, отчаяние, а на третье – вязкую гущину тоски. Вуаля! Всё свежайшее, только что собранное из глубины души, приправленное острой злостью и обидой.

Впервые ее накрыло этим чувством, когда увидела, как смотрит на нее Глеб. До этого себя не жалела, больше переживала за него. Сначала, потому что не знала, точно ли он не пострадал, а потом от того, сколько проблем на него обрушилось. И со всем ему приходилось справляться в одиночку. Увидев в больнице его загнанный взгляд, еще несколько дней себя утешала: это шок. Любой испугается, когда приходит в ожоговое отделение. Но и спустя неделю, Глеб смотрел странно. Женя находила оправдания - ему нужно время, он видел огонь и думал, что она в нем погибла. И только, когда заметила, как при виде чуть отклеившегося бинта, в его глазах мелькнула брезгливость, а губы всего на секунду дернулись от отвращения, задохнулась от острой жалости к себе.

Это было новое и странное чувство. Сначала Женя к нему привыкала: вертела, как неизвестный предмет, ощупывала, пробовала на вкус. Не понравилось. Но жалость не отступила, а только на время затихла. Женя стойко сражалась с ожогами, терпела перевязки, через боль разрабатывала связки и сухожилия, злилась на свою беспомощность и, вытерев слезы, упрямо начинала сначала. А потом… потом вдруг устала, и вот тогда жалость пришла к ней по праву. Женя сама ее пригласила и почувствовала к ней симпатию. Привыкла. Она стала ее неотъемлемой частью: и когда ложка падала из неуклюжих пальцев, и когда приходилось просить Глеба побрить ей ноги и подмышки, и когда он потянулся вытереть с щеки след от мороженого и застыл, остановив на полпути руку.

Неожиданно поняла: она стала стесняться мужа. И бояться: вдруг то, что он тщательно маскирует, проявится в его глазах, как на фотобумаге. Смутные очертания станут четкими и резкими, и тогда уже не удастся себя обманывать.

– Жень… - вырвал из раздумий голос Глеба.

– А?

– У нас ведь всё будет хорошо… - с непонятной интонацией произнес он.

Он продолжал напряженно следить за утками. Одни лезли в самую гущу и щипали друг друга за шею, другие предусмотрительно плавали поодаль, довольствуясь ошметками размякшей булки, но зато гарантированно получая еду. Пожалуй, лучшая стратегия. Если булки будет много.

Женя внимательно посмотрела на его профиль – чужой и далекий, похожий на контур горы у моря. Почувствовав ее взгляд, Глеб повернул голову. Оливковые глаза помутнели и стали неживыми, как будто только что он переместился куда-то далеко.

***

– Ты чего опаздываешь? – прошипел в трубку Игорь. – Тебя уже шеф спрашивал! Сегодня же понедельник! Через две минуты совещание!

Глеб и сам видел, что успевает впритык. Встал позже обычного, заметался, забегал по квартире. Кинулся в ванную, а там Женька тянется за полотенцем – голая, смуглая, невозможно горячая… Улыбнулась несмело, убрала со лба влажные кудряшки волос и стоит, опустив руки с темно-красными шрамами. Раньше набросился бы, наплевав, что опаздывает, а сегодня засмущался, как подросток, заблеял что-то… Вспомнив эту сцену, Глеб поморщился, как от зубной боли. Ехавшая с ним в лифте женщина, с сочувствием взглянула и отвернулась. Вот точно также сделала и Женька.

– Жень… - Глеб неловко топтался на кухне.

Женя в коротком халатике переступила длинными стройными ногами по прохладному кафелю и обернулась – она как раз бросила в чашку пакетик с чаем. Это ей удавалось сделать без ущерба для кухни. Вместо чайника воду теперь нагревал термоспот. Удобно. Кнопку нажал, и кипяток полился в чашку. Главное, безопасно.