Передо мной высилась большая серебряная дверь, покрытая тонкими узорами, будто сотканными из инея. Я осторожно приближалась, боясь спугнуть её присутствие, — казалось, стоит сделать лишний шаг, и она растворится в воздухе, как мираж.
Позади едва слышно шептало эхо. Я вздрогнула, платье путалось в ногах, мешало двигаться. Каждый шаг давался с усилием, и с каждым новым движением казалось, что дверь не приближается, а ускользает, становясь всё дальше.
— Велина... — донеслось из-за спины.
Я сжала зубы и не обернулась. Голос повторился, менялся, будто звучал то близко, то далеко, прорываясь сквозь сон и пустоту. Сознание плыло, но я всё же делала шаг за шагом по холодному, будто каменному, полу.
— Доберись, — шепнул тот же голос.
За дверью струился тонкий свет. Он прорезал темноту, освещая путь узкой полосой, и в крошечной скважине поблёскивал металл. Мне казалось, что стоит дотронуться — и мир изменится.
Я подхватила подол платья, ускоряя шаг. Сердце билось всё быстрее, и вот дверь уже почти передо мной. Я протянула руку, почти ощущая ледяной металл, — и вдруг споткнулась о невидимую преграду.
Я упала, больно ударившись коленями о каменный пол. Дверь расплывалась перед глазами, будто таяла, ускользала в глубину сна. Я подняла платье, пытаясь разглядеть ноги, и вздрогнула: кожа была изрезана, вся в крови, будто по ней прошлись осколки стекла. Но боли не было — только странная пустота. Капли становились крупнее, я смахнула их ладонями, и они, рассыпаясь, превращались в тёмные хлопья.
Подняв голову, я увидела, как передо мной кружится пепел. Он разлетался по воздуху, оседал на платье, на волосы, на кожу. Запах гари наполнил пространство.
Я замерла, заворожённая этим снегопадом из пепла. Пепел оседал на ресницах, воспоминания ускользали, как и дверь — она уже существовала только в моей голове. Лишь пепел оставался со мной, осыпал лицо, смешиваясь с дыханием.
Я осторожно пробиралась по тающему снегу, обходя лужицы и влажные пятна. Солнце блестело на сугробах, превращая их в мягкое, слепящее кружево. Ветки деревьев тихо цеплялись за волосы, шуршали, словно шептали чтото своё. Цветы в руках казались уставшими — лепестки помялись, потеряли свежесть.
— Ещё чутьчуть, — шептала я себе, сжимая зубы и стараясь не сбиться с шага.
Впереди открылась маленькая поляна. Снег на ней редел, на проталинах виднелись прошлогодние листья, и от этого вдруг становилось легче, будто вместе с холодом отступала тяжесть в груди.
— Мама... — голос дрогнул, но в нём всё равно звучала радость.
Я ускорила шаг, перескочила через обнажившийся корень и почти побежала по мягкой каше из снега и листвы. Споткнулась — удержалась, вскинув руки, — и, наконец, опустилась на колени у могилы.
Цветы легли на камень. Я провела ладонью по холодной плите, смахнула грязь, выдернула пару сорняков.
— Давно не приходила, — тихо сказала я, будто оправдываясь. — Как ты тут?
Слова застревали, будто во рту был песок. В груди всё сворачивалось в тугой, липкий ком. Я долго молчала, пока не выдавила почти шёпотом:
— Я скучаю...
Ветер взъерошил волосы, и в этот момент послышалось ржание. Резкое, тревожное. Сердце подпрыгнуло, и я невольно пригнулась. Изза деревьев вынырнули два всадника. Тяжёлые лошади, звон упряжи, тёмные плащи. Стражники Радомира.
— О боги... — губы еле шевельнулись.
Паника взорвалась внутри. Я сорвалась с места, почти не чувствуя земли под ногами. Лес принял меня: ветви хлестали по рукам, сучья ломались под ботинками. Дыхание обжигало горло, в ушах гулко билось сердце.
— Охотники! — крик вырвался сам, когда между стволами мелькнула наша изба. — Стража тут!
Я вылетела на двор, окинула его взглядом — всё будто застыло. Несколько девушек, услышав меня, переглянулись и исчезли в домах.
— Зоя! — голос сорвался на хрип.
Старуха поднялась от крыльца, будто сама земля держала её за плечи. Морщинистое лицо дрогнуло, в нём смешались усталость, тревога и какаято обречённость.
— Дорогая моя... — её сухие ладони обхватили мои, и только тогда дыхание чуть выровнялось. — Что стряслось?
— Люди Радомира... — прошептала я, почти не разжимая губ. — Тут...
Она нахмурилась, и голос её стал глухим, тяжёлым:
— Что им тут делать?..
Я покачала головой, чувствуя, как коса мягко скользнула по плечу.
— Не знаю, матушка...
Зоя медленно отступила, пальцы дрогнули, и старая шаль соскользнула к самой земле. Она указала на лес, в тень ветвей:
— Скройся пока. Я узнаю, что к чему.
Спорить я не собиралась. Шаги сами нашли дорогу.
Я пересекла двор, свернула к знакомой тропинке — и через несколько минут стояла перед чужой дверью. Сжав кулак, дважды постучала.
— Здравствуйте... Лука дома?
Дверь открыла светловолосая женщина. За её плечом показался он. Моё дыхание сбилось, глаза сами расширились.
Лука. Парень, которого невозможно забыть: мягкий блеск карих глаз, чуть растрёпанные волосы, аккуратная, почти излишне воспитанная плавность движений.
— Велина? — он шагнул ко мне, а мать бесшумно отступила вглубь дома.
— Как ты, дорогая невестка? — в его голосе была тихая радость и тень тревоги.
Мы были помолвлены — так говорил Лука. С самого детства. Но я отдала эти воспоминания за магию, и сколько бы ни старалась, вернуть их невозможно. Осталось только ощущение потери, как пустая рамка от фотографии.
Я хотела бы расслабиться в его объятиях, вдохнуть это чувство «дома», но тревога жгла сильнее.
— Охотники Радомира едут сюда, — выдохнула я.
Лука притянул меня ближе, всматриваясь в деревню за моей спиной.
— За тобой?
— Я..., — слова сорвались шёпотом. — Я не присягала, чтобы воевать. Я уже давно не колдую...
Я спотыкалась о деревья — лес был слишком густой, каждая ель будто нарочно вставала на пути. Снег скользил под ногами, цеплял, сбивал с толку. Я не помнила, когда свернула с тропы, но теперь вокруг была только глушь, белая и молчаливая. Усталость прожигала ноги, боль шла вверх по мышцам, и наконец я упала в сугроб.
Подсознание само хотело этого — сил бежать больше не было. Я лежала, тяжело дыша, и снег медленно таял на моих губах. Коса давно расплелась, волосы липли к лицу, путались под воротником. Мысли рассыпались, как лесной снег, — только один пульсирующий инстинкт: бежать.
Но хватит ли сил бежать вечно?
Я закрыла глаза и вспомнила о маме. Я оставила её там, одну. И эта мысль жгла сильнее, чем холод.
Я услышала далёкий гул копыт, но продолжала смотреть в серое, туманное небо. Над ним медленно кружили два ворона, будто равнодушные к происходящему.
Они не остановятся. Я притянула к себе зелёную мантию, словно прячась от всего мира, и позволила усталости утянуть меня в вязкий полусон.
— Велина! — крик прорезал тишину, рванул меня из забытья. Я нехотя распахнула глаза, чувствуя, как к губе прилипла тонкая ниточка слюны. Холод вцепился в тело, пронзая его остро, словно стрелой. Мантия распахнулась, впуская в себя морозный воздух.
— Велина!
Я медленно поднялась, опираясь ладонями о мерзлую землю, и вгляделась в даль.
— Лука... — прошептала я себе под нос. Он ищет меня.
Я увидела его силуэт вдалеке. Он был в дублёнке и тяжёлых сапогах, каштановые волосы теперь прятались под шапкой. Он пробирался сквозь снег и ветки — шёл ко мне. За мной.
Я оглянулась. Внутри было странное, двоякое ощущение: зачем он пошёл за мной?
Я стряхнула с себя снег и медленно поднялась, осторожно, словно любое движение могло спугнуть и воронов, и меня саму. Мокрые пряди липли к щекам, дыхание рвалось короткими облачками.
После его испуга... могу ли я теперь доверять?
Я осторожно отступила назад, не сводя с него взгляда.
— Велина! — его голос разносился над лесом, он всё звал меня, оглядывался, искал.
Я бросила взгляд через плечо и сразу поняла: моя зелёная мантия слишком заметна среди снега. Осторожно расстегнула пуговицы — ткань мягко скользнула с плеч и упала в сугроб. Я следила, как она медленно исчезает в белом, будто оставляя в снегу кусочек меня самой.
Серое платье меньше бросается в глаза. Я затаила дыхание, видя, как пар от него поднимается тонкими облачками в холодном воздухе.
Копыта звучали где-то позади, гулкими ударами по утрамбованному снегу. Мы оба обернулись на этот звук. Лошади приближались — всё ближе, всё отчётливее.
— Велина...
Он заметил меня, а я стояла, как вросшая в снег, глядя на него и будто ищя ответ в его лице. Не шевелилась. Только ждала.
Он осторожно переступил через наше невидимое расстояние. Снег скрипел под его сапогами, ветки раскачивались от лёгкого ветра.
И вот нас разделяло всего несколько шагов.
Он всмотрелся в моё лицо, и я почувствовала, как внутри всё сжалось. В его взгляде было чтото, от чего горели глаза — не только от холода, но от горечи.
— Холодно, — сказал он просто, почти как факт, и протянул руки к моей зелёной накидке с капюшоном.
Наши дыхания таяли в морозном воздухе двумя облаками пара. Он набросил накидку мне на плечи и на миг задержал руки, будто не решаясь отпустить.
— Что ты тут забыла? — тихо спросил он, но в его голосе уже появлялась твёрдость.
Я отвела взгляд, оглядываясь по сторонам. Лес вокруг казался чужим, полным шорохов и спрятанного ветра.
— В деревне переполох, — произнёс он коротко, почти рубя слова, и снова посмотрел на меня.
Не хватало уверенности — не его, а моей. Я чувствовала, как мир вокруг дышит тревогой.
Его ладонь легла поверх моей руки — тёплая, неожиданно спокойная.
— Сбежим вместе? — предложил он, и у меня закружилась голова.
Бежать... вместе?
— Шутка какая-то? — мой голос прозвучал глухо, будто в снег ушёл.
Я переставляла ноги слишком медленно, будто тащила их за собой. Руки сковывали тяжёлые кандалы, к которым была привязана длинная верёвка. Другой её конец держал стражник, сидящий верхом. Они ехали. Я шла.
Серебристый блеск металла на запястьях резал глаза. Я пыталась повернуть руки, вывернуть их хоть немного, но сил уже не оставалось. Мы шли слишком долго. Сначала я бежала, потом просто шла, и теперь каждое движение давалось с трудом. Тело, уставшее до ломоты, медленно сдавалось.
— Остановитесь... — выдавила я сквозь боль в голове, почти шёпотом.
Никто даже не повернулся. Я повторила — тише, потом ещё раз. Лишь когда дёрнула рукой назад, натянув верёвку, на меня обратили внимание.
Дорога петляла и выворачивалась среди чёрных стволов. С ветвей капала вода. Ночь давила, и казалось, что сама тьма делает ноги тяжелее. Организм требовал хотя бы мгновения покоя.
— Что там? — одна из лошадей остановилась. Даниэль обернулся и увидел меня — измученную, обессиленную.
— Влад, остановись, — спокойно сказал он.
Стоило лошади замереть, как я рухнула на колени. Долгий выдох вырвался сам, будто я держала его с самого начала пути. Я прижала к себе мантию, повернула руки, стараясь устроить их хоть немного удобнее.
Стражники спрыгнули на землю и подошли.
— Подними её, — хладнокровно приказал Влад.
Даниэль лишь покачал головой.
Я уже не слушала их. Всё плыло. Только один всхлип вырвался наружу. Я подняла лицо к ветру, чтобы слёзы подсохли, прежде чем упадут.
Разве он мог так со мной поступить?
Я повторяла это про себя, как горькую жеваную траву, пока обида расползалась внутри.
— Что она там бормочет? А если заклинание читает? — встревоженно прошептал юный стражник, слишком молодой для службы королю. — Влад?..
На его фоне Влад выглядел ещё старше и собраннее.
— Нет, — коротко выдохнул он. — Не может.
Он сделал пару шагов и присел передо мной на корточки. Я с трудом подняла взгляд. Он тоже устал, хотя держался лучше.
Мы оба были выжаты до последней капли.
— Силы ещё есть? — спросил он тихо, почти по-людски, будто этот вопрос значил что-то большее, чем просто проверка.
Я мотнула головой, откидывая с лица прилипшие волосы скованными руками.
— Нет. Ничего у меня уже нет, — в груди билась пустота, и я впервые в жизни чувствовала такое отчаяние.
Ветер налетел с такой силой, что мои волосы вновь разметало по лицу. Он пах елью и сырой землёй. Весна только начиналась: снег таял, обнажая прошлогодние листья, и в воздухе витал едва уловимый запах жизни.
Влад бросил на меня последний взгляд и тяжело поднялся, опираясь о землю обеими руками. У лошади покачивалась сумка, и он, сократив путь, достал оттуда баклажку. Я не поднимала глаз, вслушивалась только в звуки: скрип ремней, шорох ветра, приглушённое ржание лошадей.
— Влад, остановись, — голос Даниэля прозвучал тревожно, почти умоляюще. — У тебя и так запасы на исходе.
Я закрыла глаза на секунду. Внутри ожила тёплая картинка: я дома, в своей кровати, укрыта тяжёлым шерстяным одеялом. Там нет холода, боли, кандалов и мокрой земли под коленями.
Чужая сильная рука обхватила мой подбородок, поднимая его. Я не сопротивлялась. Холодная вода коснулась губ, и я жадно сглотнула. Никогда прежде она не казалась такой вкусной, такой живой.
— Мы что, изверги? — рявкнул Влад, будто оправдывался перед кем-то невидимым.
Вода обжигала горло своей прохладой, возвращала меня в реальность.
— Езжай вперёд, — бросил он напарнику. — Встретимся у таверны. С такими темпами мы будем плестись до ночи.
Он откинул пустую бутыль и резко отпустил мой подбородок. Голова бессильно упала вперёд, и я ударилась подбородком о грудь.
Они всё ещё спорили где-то поодаль, голоса сливались с ветром, а во мне неожиданно поднялась волна упрямства. Я выпрямилась и сама поднялась на ноги.
Даниэль уже садился в седло. Бросил на нас короткий взгляд, кивнул Владу и тронул коня. Через миг его фигура растворилась в лесной темноте.