Бескрайнее поле простиралось подо мной — но не было в этой бесконечности ни уюта, ни простора для желаний. Трава обвивала щиколотки, а под ней я, казалось, чувствовал словно зыбкую и ненадежную пустоту.
Я сделал шаг, единственно возможный в этом месте, и земля перестала существовать. Вернее... сама поверхность...
Я провалился... Провалился, будто бы сквозь сам мир.
И обрушился в хаос.
Вокруг бушевал шторм. Я падал сквозь... слои реальности, которые, как раскалённые добела сталь и лёд, пытались сплавиться в нечто чудовищное и новое.
Один мир я знал — это был мой родной. Я видел, как из ниоткуда прорастали деревья с листьями, возникая из маны, их корни цеплялись за пустоту и давали начало новой жизни.
В воздухе бурно плясали искры магии, столь знакомые и родные мне, однако...
В этот знакомый узор вгрызался другой. Чужой. Лезвиями сияющих линий он прорезал живую плоть моего сна, всего живого в нём.
Гигантские, безликие стальные конструкции вырастали из изломов пространства, с шипением испуская клубы пара.
По небу, разорванному пополам, плыли непонятные мне иллюзорные и нестабильные рекламные щиты, символы на которых пытались сложиться в магические круги, но рассыпались, не в силах удержать форму.
Это... начало войны? Я видел, как призрак летящего грифона на полной скорости врезался в полупрозрачный корпус какой-то металлической летательной штуки, и оба они, с оглушительным визгом металла и криком плоти, растворились в серой безразличной пыли окружающего пространства.
И тут я увидел Сердцевину. Там, где всё только начиналось, в эпицентре шторма, пульсировал клубок сплетённых энергий.
Ядро магии, сияющее ослепительно-золотым светом, было опутано металлическими цепями неизвестного мне вида.
Они сжимали его, будто пытаясь подчинить, изучить, понять. А магия в ответ выжигала их разрушительным пламенем, которое обжигало даже мой взгляд издалека.
От этого противостояния во все стороны расходились трещины по пространству, и сквозь них просачивались обрывки обоих миров.
Ощущения исходящей силы от обоих ядер лишало всякой воли к сопротивлению — настолько могущественны они были.
Какой-то внутренний инстинкт, возможно, остаток моей прежней сущности, подсказал: это не сон.
Возможно... это будущее. А возможно... уже настоящее.
Как сторонний наблюдатель, я осознал — два великих организма умирали, пытаясь родить третьего. И я, заложник этого родового мучительного процесса, падал прямо в их раскалëнное лоно.
И в самый последний момент, перед тем как чернота сомкнулась надо мной, я услышал — вернее, почувствовал — вибрацию, от которой задрожала... душа, если таковая у меня была. Моё «внутренее Я». Это был низкочастотный гул гигантских турбин, работающих в такт могущественному заклинанию Истока.
Мир раскололся окончательно. Я проснулся.