– Здравствуйте, Илва. Меня зовут Олаф Свейделин, я увидел вашу фотографию и решил вас найти.
Вот так сразу? Ни тебе «диса Хальвардсон», ни «ваш номер артефакта мне дала ваша многоуважаемая матушка»? Похоже, выходной день безнадёжно испорчен.
– По какому делу вы мне звоните? – вежливо и холодно, чтоб понял – соблюдай дистанцию, ответила я.
– По делу знакомства с вами, – нагло усмехнулся незнакомец.
– Простите, возможно вы – сын дье Свейделина из мануфактуры «Свейделин»? Нет? – скорее почувствовала, чем услышала его ответ я. – Или вы дье Свейделин, который заказал рекламу термоносков своей бабушки? Тоже нет?
– Нет, – явно веселились на той стороне.
– Тогда вы, наверное, тот дье Свейделин, с сыном которого занимается моя тётушка Дагмара? – продолжила я допрос по-прежнему вежливо, хотя внутри уже всё клокотало.
– Нет. Я – Олаф Свейделин, – ответил он с ударением на имени.
Можно подумать, в королевстве мало Олафов Свейделинов. Даже знаменитость, ледяной маг и путешественник, открывший подгорный тоннель ниссе в одной из пещер Великанской Гряды – и тот Олаф Свейделин!
– Вы поразили моё воображение, Илва, а это, поверьте, сделать не так-то легко, – продолжал свою речь неизвестный Олаф Свейделин. – Скажите, могу я прислать вам связной зеркальный артефакт?
Я так оторопела, что брякнула «зачем», вместо того, чтобы послать его сразу – далеко и насовсем.
– Понимаете, – проникновенно сказал незнакомец, – мне страшно интересно, похожи ли живая вы на свою фотографию. Мне кажется, я влюбился.
– Очень лестно, – ледяным тоном ответила я. – Ценю ваше внимание, но больше не звоните!
Сбросив вызов с артефакта, я обвела невидящим взглядом свою комнату и вскочила с криком «Мама, ты снова за своё». Диса Мия Хальвардсон в это время разбирала гирлянду «волшебных огоньков», которую только что достала из коробки (в нашей семье к Йолю готовились загодя), и так категорично отрицала новую попытку сватовства, что я поверила.
– Конечно, о внуках я мечтаю по-прежнему, – заявила она, – но после скандала, который ты закатила при знакомстве с сыном дисы Фриссон, лезть в ту же яму не стану.
– Может, это тётя Дагмара? – тут же нашла новую жертву я. – Почему меня нельзя оставить в покое?!
– Так тебе уж почти двадцать четыре, – напомнила мама, будто я могла бы это забыть. – Вот я в твои годы…
Началось. Я знала наизусть, что в мои годы она уже была замужем за папой, дважды матерью и заслуженной домохозяйкой. Конечно, мне тоже повезло: после университета не каждый может устроиться и два года проработать в редакции «Столичной сплетницы» – самой модной газеты Арнстона. Но мама почему-то не считает это достижением. Вот Айварс после учёбы вообще уехал в экспедицию и торчит там второй год, но ему можно, он же мальчик. А мне, по мнению всех родственниц и даже Агнетты, нужно срочно замуж, потому что бабий век, видите ли, короток.
– Это не значит, что можно давать мои фотографии и контакты всяким посторонним дье! – рявкнула я в ответ и стала набирать тётке Дагмаре.
Та первым делом спросила, отчего я так кричу. А как тут не кричать, если каждый посторонний Олаф Свейделин может связаться со мной по личному артефакту? Ладно бы по рабочему, его в редакции не скрывают. Но про мой личный артефакт знало не так много людей. И эти люди по странному стечению обстоятельств были исключительно моими родственниками.
– Ох ты ж горе наше, да радоваться надо, что этот Свейделин красоту такую по фото разглядел, – я прямо увидела, как тётка, прижав к уху артефакт, всплёскивает руками. – И, кстати, папашу моего ученика звать Нейл.
– Теперь и к внешности будете придираться? – заорала я ещё громче, всё же отметив для себя, что тётка с Олафом С. не знакома.
– Да кто придирается? – удивилась она. – Ты же у нас красотка из модного журнала.
– Из модной газеты, – механически поправила я и попрощалась с тёткой Дагмарой.
Чуть не пыхтя от негодования, набрала другой тётке – Лисбет. Строго говоря, тётка она была двоюродная, но мы в семье общались запросто.
– Никому я твой контакт не давала, – сразу объявила та. – И ни с каким Свейделином не знакома. Лучше скажи, как у тебя дела на работе.
Тётка Лисбет была преданной многолетней читательницей «Столичной сплетницы» и страшно гордилась тем, что меня взяли в редакцию сразу после учёбы. Хвастала напропалую, что её племяшка не кто-нибудь, а репортёр лучшей модной газеты Арнстона, да что там, всего королевства.
– Я тебе потом расскажу, – пообещала я. – Сейчас настроение кровожадное: буду дальше выяснять, кто меня так невзлюбил.
– Точно не я, – хмыкнула тётка, – родителям привет, – и отключилась.
– Да что ж ты так раскипятилась, – вздохнула мама, доставая из коробки другую гирлянду. – Разве плохо, что молодой человек влюбился в твою фотографию настолько, что решил познакомиться лично?
– Кто ему мешал, – буркнула я. – Можно лично подойти на улице или ещё где, я бы так же его отшила.
– А может, – не сдавалась мама, – он из другого города?
– Скажи ещё, из другой страны, – я подошла и стала помогать разбирать спутавшиеся от долгого лежания нити. – Но дело даже не в этом. Дело в том, что мне такой вот влюбчивый зачем?
– Ох, – вздохнула мама, – ну в кого ты такая упёртая, Илва?
– В папу, – гордо ответила я.
Обычно эти слова тут же прекращали любые дебаты, потому что папа у меня – замечательный. Добрый, умный, самый-самый! А ещё он преподаёт высшую математику, поэтому часто бывает немного рассеянным. Иногда мне кажется, что в его голове столько цифр и разных формул, что они мешают всему остальному. Зато Гюнтер Хальвардсон стал самым молодым профессором за всю историю – в тридцать два года.
Но сегодня маму было не остановить.
– Да где он был бы, твой папа, если бы не я? – задала она вопрос, на который мне не нужно было отвечать. – Разве стал бы он таким учёным, если бы не жена, которая каждый день варила ему суп, стирала носки и твердила – Гюнтер, ты самый умный?
– Подумать только, звонить на личный артефакт незнакомой дисы! – возмущалась Майле, которую недавно взяли старшей в отдел рукоделия и переселили в мою комнату в связи с ремонтом.
Она обладала фантастическим умением рассказывать о вязаных вещах так, что тебе немедленно хотелось бежать в магазин за пряжей. Конечно, я на работе не очень-то распространялась о своих проблемах с семейством, которому отчего-то снова срочно потребовалось выдать меня замуж. Но с немолодой и почти незнакомой женщиной почему-то расслабилась и рассказала про вчерашний испорченный выходной.
– Как ты это терпишь, дорогая? – спросила она участливо.
Иногда терпеть это было утомительно, иногда скучно, но чаще всего возмущало до фиолетовых ниссе.
– Они же семья, – развела я руками. – Куда я денусь?
– Дело твоё, – подмигнула Майле и озабоченно произнесла: – Шум такой, будто стены долбят. Пойду посмотрю.
Здание, в котором располагалась редакция «Столичной сплетницы», по праву гордилось богатой историей, поэтому и в ремонт вкладывали целое состояние. Как раз сейчас очередь дошла и до нашего этажа под самой крышей. Но поскольку переезд сотрудников обошёлся бы в дополнительные траты, трудовой процесс не прерывался: мы просто переходили из комнаты в комнату, а следом за нами – и мастера-ремонтники. И до сих пор никакого шума они не поднимали, а речь о переносе стен или ещё каком крупном изменении не шла. Сейчас же грохот стоял такой, будто рядом поселился Злобный Сверлильщик.
Я было тоже хотела пойти и посмотреть, что вытворяют за стеной, но тут в дверь заглянула Магрит с громким криком: «На планёрку!». Магрит была секретарём редакции, очень любила шоколад и бегать с криками по всем нашим трём этажам, объясняя это тем, что нужно сжигать калории, мол, у неё и так лишний вес.
Пока я успела встать из-за стола, Магрит уже и след простыл. Её крик теперь раздавался где-то на втором, а я быстро спустилась по лестнице и почти побежала к нужной двери: опаздывать у нас было не принято. Планёрки всегда проходили в большом кабинете нашего главного редактора Ларса Гисмундсона. Обычно звали только старших по отделу, но сегодня почему-то в просторном помещении собрались почти все, так что было не протолкнуться, и я с трудом нашла место на пуфике возле кадки с экзотической пальмой из дальней Ардилии. По редакции ходили байки, будто эту пальму привёз из заморского путешествия ещё первый хозяин этого кабинета – знаменитый репортёр и основатель «Столичной сплетницы» Харальд Ведсон.
– Все в сборе? – громко спросил Ларс и постучал своей ручкой по стакану.
Хрустальный перелив тут же прекратил все разговоры, поэтому громкое «Все, кого собрала» от Магрит прозвучало как пушечный выстрел в полдень на главной площади.
– Тогда начинаем, – невозмутимо продолжил Ларс. – До Йоля чуть больше месяца, так что всем пора напрячься. Что у нас по тематике для нового выпуска? Дизайнеры?
Грег из отдела дизайна огладил солидную бороду и ответил:
– Восемь способов украсить йольское дерево. Новые тенденции.
– Такое уже было в прошлом году, – возразила рыжая Агне, тихая и покладистая, но только не когда дело касалось работы.
– В прошлом году была статья «Семь способов украсить йольское дерево. Классика и современные тенденции в дизайне», – педантично поправил её Грег.
– Разница невелика. Подумайте ещё, – резюмировал главред и продолжил допрос: – Кулинария?
– Запланирована серия интервью с поварами лучших столичных ресторанов, – затараторила пухлая Кая Свендерсон, наш главный кулинар, – в которых они расскажут, что готовят к йольскому столу для своих семей. Поэтому мне нужен сотрудник на здоровое питание, иначе выйдем из графика.
– Хорошо, – кивнул Ларс, – берите пример с Каи. А в помощь тебе, – он обвёл глазами собравшихся, – пойдёт Илва.
– Мне же нужно писать новые вопросы для йольской анкеты! – попыталась отбиться я. – И гороскоп на декабрь!
Здоровое питание – что может быть скучнее? Да ещё перед Йолем!
– Ничего, ты у нас молодой, подающий надежды специалист, всё успеешь, – не стал даже слушать Ларс. – Модники и модницы, у вас что?
От отдела мод на планёрке сидели Вейнике и Снурри, и только оба открыли рты (невысокий подвижный Снурри очень любил перебивать статную красотку Вейнике), как вдруг в дверь влетела Майле.
– Смотрите, что нашли строители прямо в стене! – взволнованно сказала она, и все увидели, что в руках у неё какой-то густо покрытый пылью сундучок или ящик.
Она осторожно положила свою ношу на тут же расчищенный стол и легко подула, отчего во все стороны поднялось пылевое облако приличных размеров. Кто-то чихнул, кто-то закашлялся, а я подскочила с пуфика и полезла ближе к центру событий, т.е. вклинилась между головой Снурри и бюстом Хенрики, чтобы тоже разглядеть находку.
Коробка оказалась старой деревянной шкатулкой, покрытой облупившимся лаком. Её створки чудом держались вместе благодаря полувылезшим шурупам.
– Дайте-ка мне, – потребовал Ларс, и никто не стал возражать.
Главред подцепил пальцами крышку, мне снова стало плохо видно, и я вынырнула из тесного промежутка между Хенрикой и Снурри.
– Ого! – вдруг сказал начальник. – Кто-нибудь читает по-квинтайски?
Вокруг него сталкивались головами более расторопные, чем я, коллеги.
– Ой, – пискнул вдруг наш отдел культуры – Инга Фейдоттир, – это же… это… первое издание «Серебра королевы зимы»!
– Ты читаешь на квинтайском? – скептически спросили её.
– Да вы посмотрите на обложку! – прерывающимся голосом сказала Инга. – Я же была на открытии выставки, первый тираж «Серебра» вышел именно с таким оформлением!
Я переводила взгляд с одного на другого и усиленно пыталась выковырять из головы всё, что знаю о знаменитой книге «Серебро королевы зимы». При этом очень старалась не упустить, что обсуждают коллеги. Словом, четыреста лет назад некий заезжий бард-южанин по имени Хуэго из Мрадоны написал цикл из двенадцати баллад, посвящённых не то поразившей его воображение долгой зиме Старвейса, не то альвийской Королеве Зимы лично. Вроде бы так нам говорили на лекциях по литературе в университете.