- Все вы, являетесь социальными иждивенцами, а, следовательно, согласно Декрету №3 от 2 апреля прошлого года – преступники…
Но это позже. А пока - весна. Она хороша, даже если видна через маленькое окошко с закруглёнными углами старого проржавевшего кунга. Машина везла и везла нас по разухабистой дороге навстречу неизвестности. В кунге нас было двенадцать бедолаг, отловленных по вокзалам, заброшенным стройкам да аварийным домам. Скамейки для сидения были узкие и мы, то и дело соскальзывали, бились друг о друга и о жестяные стенки, матерились в полголоса или шипели от боли. Трещала, а кое-где и рвалась одежда, с сухим стуком сталкивались лбы. Ревел двигатель. В маленьком окошке двери мелькал и мелькал бесконечный проселок и сопровождающий нас УАЗик с конвоирами.
- Эй, водила, растудыть твою в укроп! Не дрова везёшь!
Не дрова. Их бы он и то поберёг. А нас чего жалеть?
Скрип тормозов, резкая остановка, и мы опять повалились друг на друга.
- Слезай с меня, лишенец!
- На себя посмотри…
И тут, как ядерная вспышка, солнце ворвалось через распахнувшуюся дверь, и стало уже не до разговоров. Глазам больно, а барабанные перепонки рвал крик:
- На выход, уроды!
Что там – снаружи? Ослеплённые и оглохшие, короткими шажками мы пошли к выходу. Я невидяще уцепился за впереди идущего. Попытался спрятаться от света за его спиной. Тот не оборачиваясь, двинул мне локтем:
- Отвянь!
- Живее, доходяги, живее выходим, - это нам снаружи.
Впереди идущий рванулся куда-то вперёд и исчез. Снова солнце прямо в глаза.
Щурясь, я прыгнул в сияющую пустоту. Там вообще земля есть? Бетонный плац больно ударил по пяткам. Где я? Как смог осмотрелся.
Асфальт. Небольшое КПП. Вышка с прожектором, на ней солдат с автоматом на плече. Дальше длинное здание, похожее на казарму, квадрат плаца. Еще далее что-то вроде гаражных боксов… Воинская часть, не иначе… Мои собратья по несчастью столпились рядом и тоже, щурясь, зыркали по сторонам.
Три офицера, как три богатыря, выросли перед нами, как из-под земли. Майор и два лейтенанта.
- А ну – построиться!
Команда хлестнула по нам, будто плеть, и мы встали в кривую шеренгу лицом к говорившему. А тот, невысокий, худощавый, с погонами майора, поправил фуражку на голове, разгладил усы под длинным носом и заревел то, с чего я начал рассказ: что, мол, Родина нас кормила, учила, лечила. В надежде, что мы, в свою очередь, ей отплатите тем же. Она долго ждала, наконец, терпение её лопнуло! И с этого дня мы будем свои долги отрабатывать ПРИ-НУ-ДИ-ТЕЛЬ-НО.
- Вот там, - он махнул в сторону ворот КПП, - В поселке, вы отныне будете жить. Там же будете и работать на благо Родины. Подробности вам расскажет ваш бригадир. А пока вы должны понять одно: больше с вами никто нянчиться не будет. И закон здесь один – я, майор Дятлов.
Ну и дальше в том же духе. Было жарко, хотелось пить и присесть где-нибудь в теньке.
На счастье, речь майора не затянулась.
- Еще раз повторяю, - сказал он под конец. – Жизнь-малина для вас кончилась. Начинается жизнь-дерьмо. И чем больше этого дерьма в вас обнаружится, тем короче будет ваша жизнь.
Отточенный жест, и из кармана явил себя белоснежный носовой платок. Майор снял фуражку тщательно – делай раз! делай два! - вытер лоб, виски и таким же отточенным движением засунул платок в карман.
- Романов, - негромко позвал он, не оборачиваясь, и один из лейтенантов за его спиной вытянулся: – Давай их на санобработку. Ну и далее по пунктам.
Следующие два часа нас раздели догола, побрили налысо, выдали по куску хозяйственного мыла на двоих и загнали в душевую, где из шести сосков бежал жиденький водопад теплой водички. После душа нам всем выдали стандартное армейское бельё, включая выгоревшие от бесконечных стирок гимнастерки, портянки и стоптанные сапоги. На все наши робкие попытки как-то разъяснить наше положение, отвечали: «скоро узнаете» или молчали. Особо настырному невысокому щуплому дядьке из нашей команды солдат с золотой «фиксой» во рту и погонами сержанта попросту дал по морде.
Как только все банные дела были закончены, и мы толпой вывали из душевых на улицу, рядом с нами будто вырос из-под земли невысокий мужик лет 30-ти в потертом танкистском шлеме. Он мельком осмотрел нас, поморщился и сказал:
- Я – Ломоть. Отныне – ваш смотрящий. Знакомиться, дупла – пенёчки, будем позже. Сейчас придется немного поработать.
И следующие полчаса мы грузили подводу, в которую была запряжена серая меланхоличная кляча. Грузили мешки с мукой и сетки с картошкой, грузили вакуумные упаковки с кирпичиками хлеба, пачки крупы, сахара, чая, консервы и даже несколько упаковок бульонных кубиков.
После этого мы двинулись к КПП, которое тут же распахнуло перед нами железные ставни ворот. Вот так, впереди Ломоть на подводе, следом неровная колонна по-двое, мы и вступили в пределы Зоны.
А может и не так.
День первый
или
сейчас всё пойдёт по-взрослому.
Пока я умывался и завтракал в избе-кашеварне, Жора успел побывать у Ломтя и утвердить маршрут, который они с Комаром вчера все-таки выработали. Как мне потом рассказал Жора, был негласный закон, по которому тройки не должны были вести поиск близко друг от друга. Или совместно, или, чтоб расстояние между ними было не менее трех километров. Во избежание. Хоть с оружием здесь было и туго: по одному «Макарову» и 2 обоймы на тройку, плюс каждому бригадиру по «помповухе», ну и Ломтю, в знак статуса – «Калаш», бережёного Бог бережёт. А-то, бывало, и палить друг в друга с перепуга начинали.
До последнего дома шли в разнобой, обходя лужи. Дождь, зарядивший с ночи, моросил и моросил, поэтому мы все трое надели легкие накидки с капюшонами. Меня, кроме накидки, одарили еще большим рюкзаком, в котором хранился наш сухпай на двое суток. Отдельно, в специальных карманах были упакованы четыре, похожие на термосы, керамических контейнера с пружинными крышками. Жора гордо светил пистолетной кобурой на левом боку, Комар был спокоен. На сгибе локтя он нес за ремни три армейские каски. В другой руке – двухметровую ветку.
На околице возвышался деревянный крест, рядом скромно ютилась небольшая деревянная лавочка. Под лавочкой виднелась вскрытая консервная банка, полная окурков.
- Присядем на дорожку, - скомандовал Жора. И специально для меня пояснил: - Обычай.
- Крест этот, - сказал Комар, садясь первым и закуривая. – Поставил еще Пахом Таймырский. Настоящий батюшка, не чета нынешним. Все бродяги, что в поиск идут всегда под ним отдыхают. На удачу.
- Это тот, что церковь строить в Ильинцах пытался? – спросил Жора. - На исповедь еще зазывал, службы служил какие-то. Как он сгинул?
- Ну почему сразу сгинул, - невесело усмехнулся Комар, протягивая ему каску. – Там, в Ильинцах его и нашли. Повесился бедолага…
Следующая каска досталась мне.
- Твоё дело, - сказал Комар. – Хочешь - надень, хочешь в рюкзаке носи. Хочешь, тут оставь, решать тебе. Тут советы не помогут. Каждый по-своему приноравливается. Одно запомни крепко: в Зоне смерть на каждом шагу. Сдохнуть тут легче, чем на свободе мимо урны плюнуть. Так что слушай внимательно, что будем говорить.
- И ещё, - добавил Жора. – Никто с тобой здесь особо возиться не будет. Но и на смерть специально, - он как-то криво усмехнулся и глянул на Комара, - посылать тоже не станет. А кому какая судьба – Зона сама разберёт.
Я надел каску на голову и застегнул ремешок под подбородком. Комар сплюнул, потушил чинарик и бросил его в консервную банку.
- Двинули, - сказал Жора. – Идем по дороге. Направление во-он то дерево с двойной кроной. Видишь?
Я кивнул.
- Дойдешь – остановишься. Теперь про хворостину: увидишь что она себя неправильно ведёт: ну, там, качается не так или не в ту сторону, или к земле её пригнуло, или еще что – тут же останавливаешься и подзываешь меня. Даже если покажется что, что-то не так – сразу останавливайся. Все понял?
Я снова кивнул.
- Ну, тогда топчи дорогу, комбикорм!
Я зашагал первым, метрах в пяти за мной, наш старший, Жора. Былой асфальт раскололся на острова, между которыми расплылись лужи. Он хрустел и ломался по краям. Кое-где торчали набухшие почками ветки кустов и кустики зелени.
- Только не вздумай впереди себя камешки бросать или еще чего, - добавил Комар, который двинулся замыкающим. – А-то был тут у нас до тебя один. Он, видишь ты, в книжке читал, что аномалии с помощью железных гаек искать нужно. Ну и получил этой же гайкой да себе по лбу… Хорошо, хоть свой лоб подставил, а не чужой…
И тут меня на меня накатило такой волной беспричинной паники, что я еле устоял на ногах. И озноб такой, что в глазах потемнело.
- Что, пробрало? – услышал я сзади Жорин голос. – Это Зона с тобой поздоровалась. Не переживай, по первому разу все пугаются. Привыкнешь со временем…
- Ша, - перебил его Комар. – Зона. Отставить разговоры не по существу. Идем, смотрим, слушаем. Немой, со щупа глаз чтоб не спускал!
Я кивнул, и мы снова двинулись по когда-то асфальтовой дороге.
Метров через двести хворостину вдруг повело в сторону и вниз. Я тут же остановился, поднял руку вверх, а потом указал на выгнутый дугой щуп.
- Ну вот, - сказал Жора, подходя ко мне. – «Плешь комариная» обыкновенная. Что в нее не попади, все в лепёшку. Слева она, в кювете расположилась.
Он взял у меня хворостину и провел ей над правой стороной дороги. Там кончик щупа вел себя нормально. Жора прошёл несколько шагов вперёд и чиркнул ботинком по дороге отметку.
- Правее отметки, - сказал он.
К утру ветер стих, но вымотались все так, что проснулись поздно. Пока встали, пока умылись водой из ржавой бочки под водостоком, пока позавтракали, солнце поднялось высоко. Собрались, но команда у нас уже была не та. Жору мутило – весь завтрак наружу. Комар при каждом шаге морщился – ожог разболелся. И у меня, хоть и не так левая рука беспокоила, а все равно, будто онемела. И слушалась плохо.
Вышли к небольшому озерцу, а там аномалий тьма тьмущая. Но и артефакты – вот они, прямо, как на ладони. Метрах в десяти ближайший. И «Колючка», и «Кусок мяса», и «Мамины бусы». А возле камыша, у самой воды «Болотный огонёк» светится. Манит к себе.
Как сказал Жора, нам хотя бы его одного заполучить, всем троим ходка зачтется. Только как же эту, сволоту, достать, если запустил Комар самолётик, так тот сначала загорелся, потом наизнанку его горящего вывернуло, а под конец – в клочки порвало. А это он всего-то метра три пролетел.
- «Жарка», за ней «Выверт», потом «Рубец», - определил Жора и скомандовал. – Пошли, поищем. Может, обход есть.
Куда там. Почти полностью озеро обошли – нет прохода. Было два выхода к самой воде, но Комар даже ступать на мокрый песок запретил. Мол, не дай Бог, «Электра» где примостилась. Даже пепла не останется. Вот так и кружили полдня, только время потеряли. Жору дважды тошнило, он все больше бледнел. Комар – хромал, да и у меня рука разболелась – спасу не было. Двинули к молочной ферме, и тут удача, наконец, нам улыбнулась. Наткнулись на россыпь небольших, с ладошку, треугольных камешков. Это был часто встречающийся в Зоне артефакт «Радуга». Цена ему была – копейка в базарный день. Но на нашем безрыбье… Взяли и их. Завернули в провощенную бумагу, положили мне в рюкзак. А потом, как отрезало. Аномалии, не так уж и часто, но встречались, а артефактов больше никто из нас не заметил.
К вечеру вышли на окраину Старой Рудни. Устали, как собаки. Выбрали сарай, крытый жестью, развели рядом костер, кое-как поужинали.
- Сегодня нужно дежурных выставить, - сказал Комар, закуривая. – Что-то предчувствие у меня нехорошее.
Жора посмотрел на него вопросительно, и он продолжил:
- Нашумели мы сегодня порядком. Эти аномалии, как колокольчики на донке. Чем чаще их касаешься, тем громче они звонят. А Зона шума не любит. И если вчера она к нам только присматривалась, сегодня может и в гости пожаловать. Жора, ты как? Дежурить сможешь?
- Нормально, - махнул наш старшой рукой. Хотя его вид говорил обратное: был он бледен и взгляд его временами будто стекленел, уперевшись в одну точку. – Самый черный час – мой.
- Самый черный – это первый час после полуночи, - пояснил мне Комар. – Значит, первым дежурю я, потом Жора, а под утро – ты.
Я кивнул, мол, понял.
– Выходим завтра после восьми, - сказал Жора. - Надо выспаться. А-то прошлой ночью флюгер этот всю душу вымотал.
Быстро темнело. Старший тройки вдруг встал, прошел несколько шагов до угла сарая и согнулся в поясе. Его стошнило.
- Плохо дело, - сказал мне Комар в полголоса. – Похоже, поймал наш Жора сотрясение мозгов. Причём немалое. У тебя с рукой как?
Я пожал плечами. Поднял и опустил левую руку. Мол, работает.
- Если что, будь готов, я тебя вместо него разбужу, - сказал Комар негромко и улыбнулся на мой кивок.
- И еще, - сказал Жора, возвращаясь к нам нетвёрдой походкой. - Еды только на утро осталось. Так что завтра – последний день поиска. Решающий. К вечеру ложимся на обратный курс. Нужно, кровь из носу, еще хоть пару артефактов раздобыть. Иначе не Ломоть, так майор Дятлов, нам вырванные годы устроит.
Зашли в сарай, полный сухого, хрусткого, пахнущего прелью и плесенью, сена и забрались на второй ярус по приставной лестнице.
Я так устал, что мгновенно погрузился в зыбкое забытье на грани яви и сна. Гудели натруженные ноги, болела рука. В голове неспешно прокручивались события сегодняшнего дня.
Мелькнул и погас сон, в котором я успел разглядеть, как над спящим Жорой склонилась неясная тень и от ее рта к уху старшого протянулась нить серебристой слюны…
Я проснулся от дикого вопля, который раздался совсем рядом. Загрохотали выстрелы. Я подскочил, вокруг темнота, заметался, проваливаясь в прелое сено, и тут же получил кулаком в ухо. В голове взорвался и опал фейерверк, и я пришёл в себя. Осмотрелся: рядом темная фигура Комара, шепотом матерясь, втаскивала лестницу наверх, а Жорин силуэт у слухового окошка замер, да что-то на улице высматривает. А оттуда снова как заорёт кто-то. Да громко так и жутко. У меня аж в глазах потемнело. И по ушам, как молотком с двух сторон. Больно же как! А старшой наш от окошка отпрянул, за уши схватился и завыл:
- Жжет! Уши жжет!!!
Комар подскочил к нему, отбросил в сторону, включил фонарик и стал шарить в сене.
- Убери его! – это он мне.
Я ухватил Жору за плечи и потащил его вглубь сарая, а от окна:
- Бах! Бах!
Проснулся, светало уже. Не сам – Комар растолкал.
- Твоя очередь, - сказал он. – По свету эта тварюга врядли заявится, да и шкуру я ей ночью подпортил. Так что ты за Жорой больше присматривай. Он вроде заснул. Может, оклемается ещё. Иначе, тащить нам его на себе всю обратную дорогу.
Я встал, потянулся, пошевелил левой рукой – боль почти не чувствовалась. В свете, проникавшего на чердак через слуховое оконце в торце, виднелось тело Жоры. Он забился в самый угол и не шевелился, свернувшись калачиком.
Спать хотелось отчаянно, и я решил пройтись, осмотреть окрестности. Глупо, конечно. Особенно после того, что произошло нынче ночью. Однако страха не было. Ну, бегал зверь какой-то вокруг, ну - подранил его Комар. Теперь не сунется. Я столкнул приставную лестницу и, не спеша спустился вниз. Было тихо. Дверь сарая заскрипела так, будто решила разбудить всю округу. Снаружи по земле струился легкий туман и вчерашняя обнаруженная неподалёку «Плешь» выдавала себя нечастыми тихими хлопками. Я пошёл вокруг сарая и вскоре обнаружил следы. Судя по их размерам, вчера нам спать не давал зверь, ни как не меньше тигра. Борозды когтей по кирпичной стене только подтвердили мои догадки. Поверх следов чернели пятна крови. Я присел, разглядывая следы, и вдруг почувствовал за спиной чьё-то присутствие.
Резко обернувшись, я увидел перед собой Жору. Тот стоял, покачиваясь, и глядя на меня глазами, полными пустоты и безумия. Рот его расползся в жабьей улыбке так, что казалось, губы в уголках рта вот-вот лопнут. От нижней губы к подбородку текли ручейки темно-красной крови.
Он попытался что-то сказать, но закашлялся, пуская кровавые пузыри.
Я выпрямился и стал пятиться к дверям сарая. Жора никак не пробовал последовать за мной, стоял себе, глядя в землю под ногами. Потом всё же обернулся и, не переставая улыбаться, упал на спину. Кровь вместе с каким-то темным сгустком потоком хлынула из его рта.
Я заорал во весь голос. На мой крик прибежал Комар, и мы вдвоём попытались поднять Жору, но ноги его не слушались. В конце концов, мы положили старшого набок, что бы он не захлебнулся собственной кровью. Тело Жоры мелко тряслось, он судорожно с хлюпом дышал. Время от времени он начинал тихо смеяться, но смех тут же переходил в надрывный кашель. Кровь текла, не переставая. Я присмотрелся к тёмному сгустку, который Жора выплюнул, и меня вывернуло наизнанку. Комар проследил мой взгляд и смачно выругался.
- Язык откусил, - озвучил он очевидное. – И что теперь делать? Как кровь остановить?
Я не ответил. Мне было не до этого.
- Был бы лёд, - сказал Комар, махнул безнадёжно рукой и достал сигарету.
- Эх, Жора, Жора… Угораздило же тебя, - сказал он, прикуривая трясущимися руками и садясь на какой-то ящик.
Жора Речица умер через час. Последний раз судорожно вздохнул, дернулся, вытягиваясь в струну, и затих.
Всё это время мы сидели рядом с ним и, молча, ждали неизбежного.
- Отмучился, - сказал Комар. – И нам легче. Не надо тащить его с собой.
Он присел рядом с телом старшого и стал шарить у него по карманам. Полпачки сигарет, спички, грязный носовой платок и какое-то удостоверение с крупной надписью «Ярывань» на обложке – вот нехитрый скарб, который хранился у Жоры в карманах.
Я встал, взял примеченную ранее лопату и пошел за сарай, где торчали сухие, без листочка, стволы яблонь и груш.
Пока я копал могилу, Комар стоял рядом и бухтел. Что мол, здесь так не принято. Забросали бы ветками и дело с концом. Или сожгли бы вместе с сараем. Что время теряем, что тварь бродит где-то окрест… Он замолчал и помог мне дотащить тело Жоры до могилы. Потом взял у меня лопату и стал засыпать яму.
Я воткнул в головах самодельный крест.
- Бывай, Речица, - сказал Комар. - Никто не хотел, чтобы так случилось. Но Зона решила по-своему.
Он засунул в мой рюкзак Жорину каску и хлопнул меня по плечу:
- Давай, хватай хворостину и пошли.
Однако на пути у нас были следы давешней зверюги, что пугала нас ночью, припорошённые её же кровью. И как только мой щуп оказался над одним из пятен, кончик ветки стал извиваться, закручиваясь в спираль. Я тут же остановился, одернул ветку и поднял руку. Подошедший Комар присвистнул:
- Ох и попали мы с тобой, Немой, - сказал он. – Я такое ни разу не встречал. И рассказов не слышал.
Кончик ветки продолжал дергаться, то набухать, то утоньшаться, будто дышал. С него скатились две крупные коричневые капли и кляксами шлёпнулись на дорогу. Я отбросил щуп в сторону и попятился.
- И тварь такую никто в Зоне ещё не видел. Я бы знал, - продолжил Комар. – Похоже, кровь её – та же аномалия. Ступать в неё ни в коем случае нельзя. Даже в засохшую. Сдохнешь. Или ещё чего похуже.
Он покрутил головой по сторонам, кивнул своим мыслям и с разбега ударил ногой по ближайшему забору. Раздался треск и секция, метра три длинной, закачалась внутрь двора давно покинутого дома. Не останавливаясь на этом, мой напарник прыгнул на провисший забор, треснуло ещё раз, несколько досок встало торчком. Комар наклонился к выломанной части и с натугой поставил ее на торец.