Серотониновая яма

Глава 1

Пролог

Матвей

Что вы знаете о перепадах настроения? Наверное то же самое, что и остальные люди в своем большинстве. Всем может быть сегодня весело, а завтра грустно. У всех иногда заканчиваются силы. Всем иногда хочется спать больше, чем обычно. Все иногда чувствуют эмоциональный подъем. Хорошее настроение, плохое настроение, это свойственно людям, да?

Ничего особенного.

Не выдумывай.

Иди займись делом.

Вся грусть из-за лени.

Помой посуду, и все пройдет.

Нельзя пропускать учебу из-за того, что тебе просто печально.

Что значит, тебе не хочется спать?

Что значит, тебе постоянно хочется спать?

Что до моих перепадов настроения…Они похожи даже не на американские горки. Скорее, на адскую карусель. Где на старой вагонетке тебя колошматит по виражам, пока из-под твоего сидения вылетают шурупы, а весь парк аттракционов в огне, и ты горишь тоже.

Ничего особенного. Ничего. Особенного.

Блеклым взглядом я смотрю на окно. Не за окно. На.

Белая рама, блики стекла.

Ничего больше.

Как и я. Две руки, две ноги, мышцы, которые я старательно прокачивал в маленьком спортзале. Но там, внутри, за кожей, за кровеносными сосудами, за жилами - пустота. Никаких признаков человека, кроме физического присутствия.

Слышали про серотониновую яму? Я в серотониновом овраге. Я, как бур, искал свой серотонин, разрывая землю, но опускался все ниже, до самого ядра планеты.

Вчера король мира, сегодня дохлая мышь. Раздавленный таракан. Знаете, что у тараканов нет мозга? Только нервные узлы. Я весь – нервный узел.

Вчера у меня было все. Друзья, девушка, в которую я влюблен, учеба. Я сам, в конце концов. Сегодня нет ничего. Это серотониновая кома. Я израсходовал его весь.

Но обо всем по порядку.

Глава 1

Лада

- Ладушка-а-а, - почти пропевает моя мама, раскрывая шторы, - доброе утро!

Солнечный свет врывается в комнату резко и безапелляционно, и точно так же нагло лезет между моих сомкнутых век.

- Мам, - я щурюсь, - у меня будильник.

- Кто рано встает, тому Бог подает.

Отворачиваюсь к стене и накрываюсь одеялом с головой. Уверена, Бог подал бы мне и через пятнадцать минут, когда прозвенел будильник. Но маме такие шутки лучше не озвучивать.

- Давай, Лада, вставай, позавтракаем вместе.

Услышав в ее голосе знакомые стальные нотки, тяжело вздыхаю и усаживаюсь на постели:

- Иду, мам. Дай умыться, ладно?

- Конечно, ромашка моя.

- Сегодня ромашка? – смеюсь, накрывая глаза пальцами.

- Все цветы мира для моей любимой дочери! – упираясь коленом в матрас, оставляет поцелуй у меня на лбу и выходит.

Я с облегчением перевожу дыхание, испытывая легкие угрызения совести. Ромашка очень старается все делать правильно, но вот не раздражаться на религиозную просветленность матери – это бесконечная задача со звездочкой.

Откидываю одеяло и поднимаюсь. Делаю легкую зарядку, разминая мышцы. Беру халат и задерживаюсь взглядом на иконах в углу. Скороговоркой в своей голове читаю Отче наш. Надеюсь, что Бог примет эту поспешную молитву и не обратит внимания на то, что в этой квартире вера давно уже трансформировалась, стала предметом торга и обросла дополнительными нюансами.

Умывшись, иду к маме и молча принимаюсь ей помогать. Кухня – это место, где нам всегда было комфортно вдвоем. Настроившись на нее, стараюсь прочувствовать настроение.

- Оладушки для Ладушки? – спрашивает она с улыбкой.

Морщу нос:

- Ма-а-ам.

- Поняла! Взрослая, - цокает, изогнув бровь. – Садись, я достану приборы.

- Ты сегодня в офисе?

Раскинув руки в стороны, демонстрирует брючный костюм. Прихватив тарелку с авокадо и черри, садится, сообщая:

- Конечно.

- Когда работаешь из дома, тоже наряжаешься, - пожимаю плечами.

- Это разная градация нарядов, - отвечает, намазывая тост сыром, - как у тебя в универе? Подружилась с кем-нибудь?

- В порядке все.

- Не огрызайся, - переходит мама на свой любимый назидательный тон. – Я просто хочу знать, как дела у моей дочери.

- Все в порядке, - проговариваю терпеливо.

Она молчит, только красноречиво мимикой демонстрирует свое недовольство. Вздыхаю. С ней проще умереть, чем выстроить личные границы.

Сообщаю примирительно:

- Мам, подружилась. Ребята в группе классные, с девчонкой одной нашли общий язык.

- Как ее зовут?

- Илона, - поясняю несколько скованно.

Если честно, Быстрова вряд ли бы понравилась моей матери, но я надеюсь, что они никогда не встретятся. Я достаточно быстро поняла, что дома проще немного приврать, чем выдерживать давление.

В этот раз тоже получается. Скользнув взглядом по моему лицу, она улыбается. Кивает на мою тарелку:

- Завтрак съешь сам.

- Я помню! – закатив глаза, торопливо возвращаюсь к еде.

- Подкинуть тебя до университета?

Быстро прикинув, что в машине мама продолжит допрос, который считает беседой по душам, а на парковке может увидеть Илону или кого-то из моих ребят, я пожимаю плечами:

- Не, не жди меня. Мне еще накраситься, и я хотела по пути к метро в пункт доставки зайти.

- Не опоздаешь?

- Мам.

Она демонстративно поднимает ладони и округляет глаза:

- Все-все! Тогда я побежала.

Чмокаем друг друга в щеки, и я остаюсь за столом, слушая, как мама ставит посуду в раковину, идет в коридор и там, я знаю, сосредоточенно замирает у зеркала. Потом берет с полки ключи от машины и выходит.

Прикрыв глаза, перевожу дыхание. Очень ее люблю, но иногда с ней бывает непросто. Поэтому с хлопком двери я неосознанно расслабляюсь и заканчиваю завтрак в приподнятом настроении.

Собираюсь под музыку, делаю легкий нюд, свои светлые волосы расчесываю и оставляю распущенными. Придирчиво изучаю отражение в зеркале. Поправляю объемный вязаный кардиган, под которым топ из такой же ткани. Поджимаю губы, чтобы показать своему отражению, что не очень им довольна, но в ответ получаю такую же гримасу. Кажется, это взаимно.

Глава 2

Пока Илона болтает с поразительной скоростью, как она это умеет, Матвей идет рядом и слушает ее, похоже, очень внимательно. Поэтому у меня есть возможность бросать на него короткие взгляды. Темные волосы в легком беспорядке опускаются почти до бровей, закрывая лоб. Нос кажется чуть длинноватым, за счет того, что, видимо, был сломан. Его кончик слегка изогнут в мою сторону. Если это случилось в драке, то били, получается, левой?

Погрузившись в размышления, пропускаю момент, когда Стрелков поворачивает голову и смотрит на меня. Волнение вперемешку со страхом опаляет изнутри горло, спускаясь на шею горячими всполохами, которые наверняка проявляются красными пятнами.

Поспешно отвожу взгляд.

Черт. Этот парень…он весь какой-то «слишком». Слишком широкий, слишком давящий, слишком наблюдательный. При этом какой-то наглый и обескураживающе простой. Мы ни разу не разговаривали, а я все равно чувствую, насколько он может быть прямолинейным. Даже это выражение в глазах. Ну кто так смотрит?!

Я вытягиваю из кармана джинсов телефон и пишу сообщение своей школьной подруге, делая вид, что страшно увлечена перепиской.

Боковым зрением отмечаю, как Матвей наконец отворачивается. И ощущаю, как намертво скованная грудная клетка вновь становится подвижной, давая легким возможность насытиться кислородом.

И Быстрова, и ее друг, они оба тут немного чужеродные. Получили место по квоте, их пристроил в этот универ директор центра для трудных подростков, вроде бы что-то такое Илона рассказывала. Такие разные, они все равно неуловимо связаны какой-то деталью. У обоих есть такой ощутимый надрыв, который всегда стыдно, но тем не менее безумно интересно разглядывать.

Тем временем мы идем запутанными коридорами, поднимаемся на третий, переходим в другой корпус по мосту, а потом спускаемся на второй.

- А нахрена мы поднимались, чтобы потом спуститься? – выпаливает моя одногруппница.

Стрелков спокойно и терпеливо поясняет:

- Переход на третьем, но аудитория на втором. Ракета, придется запомнить, я тебя за руку водить не смогу каждый день.

Снова скосив взгляд, не смею посмотреть ему в лицо, останавливаюсь на широкой мощной шее. Как у быка – думается мне.

Матвей пацан еще совсем, ему должно быть около восемнадцати, как и мне, но от него исходит какая-то темная и вязкая энергетика, как от настоящего мужчины, притом очень непростого.

В следующее мгновение он так же, как в прошлый раз, поворачивает голову, чтобы почти осязаемо поймать меня в зрительную ловушку. Не отрывая от меня глаз, говорит снова насмешливо, обращаясь, конечно, не ко мне:

- Подружке скажи, что ее я могу проводить в любой момент.

- Мот! – фыркает Илона одновременно весело и возмущенно.

Я тем временем краснею еще больше. Мне не совсем свойственно так сильно смущаться и замыкаться в себе, но Стрелков своим хулиганским нахальством выбивает меня из колеи.

Меня это немного даже злит, поэтому, вздергивая подбородок повыше, сообщаю:

- Подружка, кстати, все слышит. Не отсталая же. Можно напрямую говорить.

Он улыбается. Вдруг как-то очень по-простому. Пожимает плечами:

- Буду знать.

Уголки моих губ тоже ползут вверх, и я отворачиваюсь, чтобы это скрыть. Кажется, Матвей заметил, что симпатичен мне, и мне хочется сбежать из-под его пристального взгляда.

Поэтому я хватаю Быстрову под руку и тяну ее за собой по коридору.

Бросаю через плечо:

- Спасибо, Матвей!

Слышу тихий смешок, который летит нам вслед, но я уже вижу дверь нужной аудитории и тороплюсь скрыться за ней. Этот парень мне нравится, но лучше бы мы и дальше не разговаривали.

Глава 3

Матвей

Сидя в столовой университета, обвожу кружку с чаем пальцем по ободку. Залипаю на этих успокаивающих движениях, пока вникаю в то, что рассказывает Илона. Обеими руками подперев голову, она делится искренне:

- Тяжело уже ей стало мыться, ставлю табуретку в ванную, Ба садится, я мою. Ну, голову и тело там, где ей тяжело достать. Интимной гигиеной она пока сама… - сбиваясь, замолкает, а потом дергает плечом, - В общем, как-то так…

- Хреново, Ракета. Помочь чем?

- Не, - она улыбается так искусственно, что меня воротит, - пока сами.

- Помнишь, что можешь звонить в любое время?

- И ты даже ответишь? - смеется она совсем не весело.

Вместо ответа слегка прищуриваюсь. Мы не раз друг друга выручали, Быстрова это знает, но демонстрировать слабость не любит, мне это очень понятно.

Спрашивает:

- Как мама?

Я криво улыбаюсь:

- Прекрасно. Вчера от подруги ее забирал, чуть тачку мне не заблевала. Ехала потом, высунув голову в окно, как спаниель.

Ракета фыркает, качает головой, а потом подается ко мне ближе через стол и умоляюще складывает брови:

- Сходим выпить и потанцевать?

Я усмехаюсь. Выпить и потанцевать – это то, что я чаще всего слышал от Быстровой. Это ее жизненное кредо. Мы и дружить начали после какой-то тусовки, где я отвечал больше за первый пункт, а Илона – за второй. Вела меня потом домой, хотя должно было быть наоборот, конечно. Так себе мы детки, конечно. После школы гнали на занятия в центр реабилитации, а потом угашивались дешевым пивом.

Произношу:

- Не вопрос. Только есть одно условие.

- Так?

- Блондинка, которая была с тобой.

- Лада?

- Не знаю, - пожимаю плечами, - красивая, голубые глаза, светлые волосы. Вон сидит в углу.

Илона хмурится и склоняет голову на бок:

- Ну?

- Позови ее с нами.

- А что с той, кого ты водил в кино?

Я досадливо морщусь. Свидание вышло так себе, на фотках в приложении девочка показалась мне более притягательной, да и в переписке у нас было как будто больше общих тем. О следующей встрече мы, тем не менее, договорились.

Дергаю плечом:

- Мы не в отношениях.

- Мотик, - подруга грозит мне пальцем, - Егорова не из этих.

- Егорова?

- Лада Егорова, да. Ты ж ее видел, чистый ангел.

- И? – приподняв брови, откидываюсь на спинку стула.

Быстрова смеется. Разводит руками и поясняет:

- Она во вторые половинки верит.

- Ну, пусть верит. Я-то что?

- Мот…

- Да что? Видел, как она смотрит на меня. Нравлюсь, - позволяю себе короткую самодовольную ухмылку, - буду ковать, пока горячо.

- Угу, - бормочет Ракета, - смотри, чтобы не обожгло. Кует он.

- Не понял, позовешь или нет?

Нахожу глазами столик наискосок от нас. Там блондиночка сидит в окружении ребят из группы. Смеются, обсуждают что-то. Она старается не смотреть на меня, но иногда взгляды все равно бросает. Короткие, искренние, смущенные. Я каждый ловлю.

- Я тебя с Антоном познакомил? – спрашиваю подругу, не отводя глаз от Егоровой.

- Ну?

- Жду ответный мув, Ракета, - хмыкаю.

Она же закатывает глаза:

- Господи, у тебя там что, все записано?!

- Да-а-а, - протягиваю, утрированно нахмурившись, и заглядываю в рюкзак, - дай глянуть в список, сверим долги…

- Стрелков! – цокает языком Илона и поднимается. – Если бы список существовал, то был бы километровым. Но я тебя слишком люблю. Пошла на дело.

- Удачи!

- Она мне не нужна.

Ухмыляюсь и наблюдаю за тем, как Быстрова решительно пересекает столовую и приземляется на стул рядом с блондинкой.

Лада. Красивая, на каком-то глубинном уровне сексуальная, почти по-животному притягательная и действительно совсем…совсем мне не подходящая. Но сегодня я почему-то чувствую такой эмоциональный подъем, который позволяет мне быть нахальным придурком.

И, несмотря на то, что Егорова сначала внимательно слушает мою подругу, а потом сразу отрицательно качает головой, я уверен – все получится. Давай, блондиночка, соглашайся, обсудим с тобой вторые половинки.

Наблюдая за их беседой, ловлю кураж. Илона болтает, Лада сдается. Снова коротко смотрит на меня, и я успеваю подмигнуть, пока она не отвернулась. В груди как будто бурлит предвкушение, аж кончики пальцев покалывает.

Когда девчонки смеются над чем-то вместе, я склоняюсь над кружкой чая, чтобы скрыть свою шальную улыбку. Выгорело. Идем пить и танцевать, и ангелочек с нами.

Глава 4

- Да, мам? – принимаю звонок, пока нетвердой уже рукой подношу к губам сигарету.

- Ну наконец-то дозвонилась! – восклицает она, и я, наморщившись, отвожу телефон от уха.

- Мы в баре, не слышал.

- А, понятно! С пацанами или с Илоной?

- С Илоной, - затягиваюсь.

- Ключи с собой?

- Конечно.

- Ну, тогда я тоже пойду погуляю.

- Скинь мне адрес и телефон.

- Мот, - стонет она страдальчески и вместе с тем укоризненно.

- Давай, мам, просто отправь.

- Ладно! – сдается. – Хорошего вечера.

- Тебе тоже, - бормочу.

Скидывая, зачем-то проговариваю вслух еще раз, но уже в никуда:

- Тебе тоже…

Снова тяну в себя никотин. Поднимаю голову в темное небо и выпускаю белесый дым. Телефон вибрирует от входящего сообщения. Наверное, мать прислала то, что я просил. Оборачиваюсь через плечо на дверь бара. Она стеклянная, и я иногда ловлю разноцветные всполохи двигающихся софитов. Это дешевое, но очень движовое заведение. Лада, конечно, наморщила очаровательный носик, когда только зашла, но после второго шота уже расслабилась. Затягиваюсь последний раз и смазываю красный огонек об бортик урны.

Мотор, который завелся за грудиной еще в обед, только набирает обороты. Тяну на себя дверь и окунаюсь в горячечную атмосферу этого места. Темно, душно, кожа сразу покрывается испариной и становится липкой. Я подхожу к нашему столу и падаю на диванчик.

- Милый, ты покурил? – спрашивает Илона.

Я улыбаюсь, прищурившись:

- Каждый раз будешь спрашивать?

- Конечно! Весь смысл моей жизни сейчас в том, чтобы убедиться, что ты покурил! – разводит руки широко в стороны, а потом с хлопком приземляет ладони на столешницу.

Быстрова и так довольно стремительна в своей жестикуляции, а под алкоголем становится еще громче. Лада наблюдает за ней исподлобья с легкой недоуменной улыбкой. Наверное, для нее трудные подростки – это сериал. Но никак не реальные люди, такие, как мы с Ракетой.

Заметив мой взгляд, Егорова смущается. Ей с нами немного некомфортно, несмотря на то, что она кажется довольно бойкой девочкой. Однако я заметил, что конкретно я заставляю ее робеть. Мне нравится.

- Мот, ну что там у нас дальше в программе? – спрашивает Костя.

Илона так уговаривала подругу пойти с нами, что случайно продала эту идею еще одному одногруппнику. Я его плохо знаю, но чувак оказался веселым и легким на подъем, мне сегодня заходит.

Приоткрыв рот, веду кончиком языка по внутренней стороне щеки. Заметив, как пристально за этим наблюдает Егорова, делаю движение еще более медленным и интенсивным. Ее щеки розовеют.

Я переключаю внимание на Костика.

Говорю:

- Пьем по-гусарски. Умеешь?

Парень смеется:

- Нет. Надеюсь, сабля не нужна?

- Только локоть, - поясняю, пока перемещаю шоты с центра стола.

Выставляя рюмку перед Егоровой, касаюсь ее плечом, и она снова смотрит на меня из-под ресниц. Ну конечно, нравлюсь, тут вариантов нет.

- Позволишь? – спрашиваю, аккуратно обхватывая ее запястье.

Прикусывая нижнюю губу, молчит пару мгновений. Я все еще держу ее руку и чуть надавливаю подушечками в нужном месте, чтобы почувствовать пульсовую волну. Быстро колотится сердце у ангелочка, очень быстро.

- Сабли точно не будет? – уточняет Лада с улыбкой.

- Слово пацана, - заверяю и тут же выставляю ее руку в нужное положение, поднимая и сгибая в локте, - смотрите, ничего сложного. Рюмку ставим сюда и пьем.

Объясняю вроде бы всем, но сам концентрируюсь на том, как ощущаются прикосновения к голой коже Егоровой. Здесь жарко, теплый кардиган она сняла, как только зашла, и осталась в каком-то пушистом коротком топе на широких бретелях.

Мой флирт, конечно, бесхитростен и очевиден, но Лада реагирует как надо. Стесняется, стреляет глазами, тут же отводя их в сторону. Потом, когда я заканчиваю с объяснениями, переспрашивает:

- Так держать? Или так?

Расценив это как приглашение к продлению тактильного контакта, я снова касаюсь пальцами ее руки. Делаю вид, что регулирую положение, и отпускаю, только прочертив линию от локтя до ладошки по нежной коже с внутренней стороны.

Музыка здесь играет громко, но я все равно слышу, как Егорова вдыхает неровно.

- Давайте, - командую, - на счет три.

Устанавливаю свой шот на локоть, вижу, как остальные делают то же самое, и заряжаю сразу:

- Три!

Обхватив губами бортик рюмки, ловко опрокидываю содержимое. Заметив, что Лада не справляется, протягиваю руку, чтобы поддержать ее стопку.

Говорю тихо, только для нее:

- Это не по правилам, конечно. Но я балл тебе засчитаю.

- Судейская комиссия куплена?

- С потрохами.

Егорова снова улыбается. Очаровательно это у нее выходит, как-то даже обезоруживает. Я зависаю.

Мотор за ребрами барахлит. То замрет, то стартанет так, как будто кто-то педаль в пол давит.

Это хороший вечер. Почему-то чувствую, что все складывается так, как должно. Я на кураже, и рядом правильные люди. Музыка хорошая, шоты вкусные, опьянение приятное. И девушка, которая прямо сейчас тянется за салфеткой, случайно (или специально?) касаясь моего запястья, тоже совершенно невероятная.

Переглядываемся с Ладой бесконечно, остановиться невозможно. Она расслабляется, смеется над моими шутками, иногда кокетничает прям открыто.

В какой-то момент, когда девчонки уходят в туалет, Костян спрашивает:

- Егорова понравилась?

Смысла скрывать я не вижу, поэтому киваю:

- Ну да. А что? Претендуешь?

- Не, - коротко мотает головой и добавляет с какой-то гордостью, - у меня девушка есть.

- А чего один пришел?

- Она в другом городе.

Чуть сощурившись, интересуюсь со смешком:

- Это не тот случай, когда «у меня уже секс был, но ты ее не знаешь, это в лагере было»?

Парень смеется. Показывает мне экран телефона, где на заставке он с брюнеткой. Кажется, на вокзале.

Глава 5

Лада

Споткнувшись о бордюр, смеюсь.

Говорю:

- Ого!

Опустив взгляд вниз, изучаю свои белые кроссы, которые выглядят так, как будто прошли войну. Это, конечно, не первый их бордюр за сегодня.

- Лада, - говорит Матвей и берет меня под руку, - скажи мне, пожалуйста, ела ли ты когда-нибудь шаурму после шотов?

Весело фыркаю и накрываю губы ладонью. Отвечаю максимально серьезно:

- Почти уверена, что такого опыта у меня не было.

- Тогда, - Стрелков указывает куда-то в небо, - вперед, к гастрономическому приключению!

- Я последний раз ел шаурму, когда не успел вернуться в отель до развода мостов. Правда, там она называлась шавермой, - говорит Мирон, оборачиваясь.

Этот блондин с широкой улыбкой присоединился к нам в баре и зачем-то вызвался меня провожать. Кажется, друг того парня, что нравится Илоне. То ли я немного запуталась, то ли это шоты меня запутали.

Непривычная к таким тусовкам, я опьянела не слишком быстро, но очень резко, и Стрелкову пришлось выхватывать у меня рюмку пару раз, меняя ее на бутылку минералки, хотя я очень хотела пить без рук или по-гусарски, как все. Наверное, завтра я поблагодарю его за это, но там, за столом, почти обиделась. Сначала по-настоящему, а потом уже притворно надула губы. Чтобы, когда Мот спросил, как он может извиниться, подставить ему щеку для поцелуя.

Мирон тоже флиртовал со мной, и отвечать ему было приятно. Матвей злился, но очень ловко переключал мое внимание на себя. В какой-то момент у меня даже сложилось впечатление, что эти двое ведут какую-то шахматную партию друг с другом. Поэтому такая витиеватая прогулка втроем до моего дома выглядит немного странной, но сейчас я совсем не хочу в этом разбираться.

- Тогда нам туда, - радостно информирует Матвей.

Он перекладывает наши с ним руки так, чтобы я держалась за сгиб его локтя. Мимолетно сжимает мои пальцы, и в моей грудной клетке все тоже как-то схватывается легким спазмом. Вижу, что он пытается отстоять свою приоритетную позицию перед Мироном, и мне даже нравится, как легко у него это получается. Кажется, Стрелков очень, просто катастрофически, уверен в себе.

Вместе мы идем туда, куда ведет Мот. Это даже не кафе, просто окошко на первом этаже дома около метро, которое сейчас не работает.

Пока ждем заказ, отходим в сторону и Стрелков, обхватив меня за талию, очень легко поднимает и усаживает на широкий парапет. Взвизгнув, снова смеюсь.

Говорю:

- Вот это карусель!

- Главное, чтобы не укачало, - отзывается Мирон весело, окидывая нас демонстративно оценивающим взглядом.

Потом подтягивается на руках и проворно занимает место рядом со мной. Оказавшись чисто физически выше Мота, откровенно этим забавляется. И, закинув руку мне на плечо, подмигивает ему. Несмотря на алкогольный морок, я все равно вдруг осознаю, что ситуация может выйти из-под контроля. Стрелков весь вечер был веселым и обаятельным, но он все равно выглядит как уличный хулиган. Его дворовое нутро сквозит в каждом движении и в каждой черточке его лица, не говоря уже о крепкой шее и широкой груди с логотипом бренда, популярного в околофутболе. Может быть, это стереотип, но мне искренне кажется, что он привык решать вопросы не шутками, да и вообще не на словах.

Но Мот удивляет меня. Откинув голову назад, щурится. Сует руки в карманы джинсов и сообщает:

- Будешь так себя вести, еды не получишь.

Смешливый блондин на мгновение немеет. А следом хохочет так искренне и громко, что я сама расслабляюсь, тем более что он убирает руку с моего плеча.

- А ты знаешь нужные рычаги!

- Три шаурмы! – объявляет парень из окошка, чуть высунувшись наружу.

Матвей указательным и средним пальцами указывает себе на глаза, а потом ими же – на нас.

Говорит:

- Я принесу. Увижу, что сосетесь, пока меня нет, не видать вам самой вкусной шавухи на районе.

Закрывая лицо ладонями, я смеюсь. Так со мной давно не разговаривали! Но, надо признать, это звучит удивительно колоритно. И очень честно.

Блондину рядом со мной тоже весело. Он отодвигается и нарочито громким шепотом сообщает:

- Прости, Лада! Ты красивая, но жрать я сейчас хочу больше. К тому же этот тип выглядит угрожающе.

- Я все слышу, - ворчит Стрелков.

Мирон изображает, будто застегивает рот на молнию, а потом выставляет ладони вперед в просящем жесте и стучит пятками о парапет, всем своим видом демонстрируя нетерпение.

Когда Матвей выдает нам еду и садится с другой стороны от меня, замолкаем. Раскрываю фольгу и слышу, как парни делают то же самое. Откусываю хрустящий лаваш и закатываю глаза от удовольствия, не сдерживая стон. Это безумно вкусно!

Пытаюсь озвучить мысль вслух, но выходит невнятно, Мирон и Мот смеются надо мной, а я ловлю непривычное, но очень теплое ощущение. Беззаботности, молодости, здоровой вседозволенности. Свободы.

- Все как надо, - бормочет блондин с набитым ртом, - курица прожарена идеально, капуста хрустит, даже помидоры вкусные!

- А я говорил, - выдает Стрелков самодовольно.

Активно киваю, пытаясь присоединиться к беседе, но не желая отвлекаться от еды. Откусываю еще и вдруг кладу голову Матвею на плечо. Прикрываю глаза и жую. Он мне нравится. Наверное, не нужно было дразнить его, флиртуя с другим. Тогда он пошел бы провожать меня один.

Стрелков поворачивается и целует меня в макушку.

А потом говорит:

- Теперь у тебя в волосах майонез. Сорян.

Я снова смеюсь. Прикрываю рот ладонью, потому что он все еще набит шаурмой, и едва не давлюсь, но не могу угомонить свой приступ веселья. Мот подает мне бутылку воды и, пока я пью, стирает с моего подбородка сбежавшие капли.

Мирон же, кажется, теряет интерес к этой тусовке.

Спрыгнув с парапета, говорит:

- На сытый желудок жестко рубит, так что я поеду. Вижу твой дом, Лада, - прикрыв один глаз, он наводит фокус на мою многоэтажку вдалеке, - а значит, считается, что я тебя проводил. И в достаточной мере взбесил твоего секьюрити. Мне было весело, но до драки не дошло. Идеально!

Глава 6

Матвей

Когда я открываю глаза, единственная мысль, которая посещает мою пустую голову, это – зачем?

За-чем?

Ну…нахрена просыпаться, если не видишь смысла в этом дне?

Мое тело – бесполезный набор мышц и костей. Ощущаю себя мешком, набитым биологическими тканями. Веки движутся навстречу друг другу, лениво встречаются и расходятся.

В комнате светло. Наверное, какие-то дневные часы, но разброс возможных вариантов слишком широкий. Утыкаюсь взглядом в створку старого шкафа. У меня мало вещей, поэтому большинство полок занято зимними куртками и какими-то пледами. И даже эта деталь кажется мне…нецелесообразной.

Зачем здесь шифоньер, который даже не мой? Зачем в слове «шифоньер» мягкий знак? Зачем просыпаться, если я не могу шевельнуть рукой? Зачем?

Я закрываю веки и снова проваливаюсь в сон.

Сквозь дрему слышу, как бабушка ругается с мамой и снова стараюсь уснуть. Не хочу даже пытаться выходить, пока она тут. Пусть спорят без меня. Все равно до моего слуха доносятся фразы «он опять», «бестолковый», «на твоей шее», «а я говорила». Даже если бы постаралась, бабка бы меня не удивила.

- Ты посмотри! – кричит она, распахивая дверь.

Не знаю, сколько прошло времени, но я с трудом разлепляю веки. Смотрю на собственные пальцы руки, которая лежит на простыне с васильками и полосками.

- Нормально столько спать?!

Я молчу. Рот открыть – неподъемная задача. Да и незачем. Я – неблагодарная скотина, и так в курсе.

- Скот неблагодарный, - выплевывает бабушка.

Точно. Скот. Немного не угадал.

Вот бы она ушла. Или хотя бы дверь закрыла, пусть орет там где-нибудь.

- Да сколько, блин, можно?! – выдает уже моя мама на предельной громкости.

- Сколько нужно!

- Отстань от него. Выходной! Надо ему, вот и спит!

- Ты потом меня вспомнишь. Перед Богом тебе говорю, вспомнишь!

- Мама, я тебя столько вспоминаю, что лучше бы амнезия расшибла! А ну закрой!

Дверь хлопает, но ругань не утихает еще долго. Я все это время изучаю узор на подушечках пальцев. Надо же, как ладно эти полоски складываются.

Лада. Точно.

Я в кино ее пригласил? Сегодня? В день, когда кровь течет по венам и артериям исключительно потому, что сердце зачем-то выполняет свою работу? Поистрепавшийся мотор. Скрипящий механизм. Как старый жигуль, который притаился во дворе между пятиэтажек, и просто хочет, чтобы его не трогали.

Я обещал позвонить. Для этого нужно взять телефон, найти нужный номер, задействовать речевой аппарат. Не могу.

Мне хочется спать невыносимо. И я прикрываю веки. Снова. Но никаких снов не вижу, только черную яму.

- Ты попомни мои слова! Я говорила тебе!

- А ну тихо! Собралась орать, выйди вон!

Распахиваю глаза. Светло. Позвонить Ладе? Не могу, Господи, не могу совсем. Может, написать сообщение? Просто перенести.

Собирая себя по кускам, я отчаянно посылаю мышцам сигналы для активации. Шарю руками по постели, и натыкаюсь на телефон. Три процента зарядки, что в три раза больше, чем моя собственная батарея.

Перемещая палец по экрану, пишу.

Стрелков Матвей: Привет! Лада, прости, с кино не получится.

Не дожидаясь ответа, я блокирую экран. Он темнеет, и я хочу, чтобы мир вокруг тоже занавесился черным. Закрываю глаза. Спать будем.

- Мот, - зовет мама тихо, присаживаясь на постель.

- М?

С трудом поднимаю веки и понимаю, что в комнате темно. Скосив взгляд, смотрю, как рука с ярким маникюром ласково гладит меня по ноге через одеяло.

- Ты плохо себя чувствуешь?

- Да.

- Похмелье?

Тяжело вздыхаю. Это недомогание в нашей семье – не редкий гость, и с ним мама точно знает, что делать. Только вот каким должен быть отходняк, чтобы вытянуть из человека всю душу подчистую?

Отрицательно мотаю головой.

- Температура? – касается ладонью моего лба.

Я молчу.

- Хочешь есть?

- Нет. Я хочу спать, мам.

В глаза как будто песка насыпали. Лучше бы ими вообще не двигать.

- Я принесла воды, попей хотя бы.

Зажмуриваюсь и по-детски поджимаю губы, когда их касается бортик стакана. Потом сдаюсь и, приподняв голову, пью. Приятная прохлада осязаемой волной прокатывается по пищеводу и даже немного освежает мысли.

Чуть смягчив тон, я бормочу:

- Посплю, и все будет в порядке.

- Ладно, - отвечает тихо, но не уходит.

Я поворачиваюсь на другой бок с твердым намерением снова отключиться от реальности, когда мама спрашивает:

- Расстроился?

Медленно наполняю легкие воздухом, задерживаю его, а потом, зависнув в вакууме без мыслей, едва вспоминаю, что надо выдохнуть. Я не хочу разговаривать, я хочу просто, чтобы от меня отстали.

- Нет, - выдаю бесцветно.

- Ты же знаешь бабушку, Матвей. Просто не обращай внимания.

- Я знаю бабушку, мам, - машинально пытаюсь ее успокоить, как всегда это делаю, проговаривая вслух то, что для нее важно, - я не расстроился. Завтра все будет в порядке.

Когда она, помолчав, все же поднимается с моей кровати, я испытываю огромное облегчение.

Мне действительно ровно на все вопли моей бабки. В детстве еще шкерился от нее, рыдал, переживал. Сегодня – вообще до одного места. Я даже в чем-то с ней согласен.

В пять лет быть неблагодарным скотом обидно, а в восемнадцать кажется, что во мне действительно не так уж много благодарности. Почему-то бабушка именно ее всегда требовала. Но по какой причине я должен говорить «спасибо» до кровавых мозолей на языке, все эти годы оставалось для меня загадкой.

Мне снится что-то страшное. Я пытаюсь бежать, но ноги не слушаются, становятся пудовыми и невероятно медлительными. Почему-то ужасает не то, что меня догонят, а то, что я ничего не могу сделать. Ощущение липкое, вязкое, мерзкое. Перемещаясь из одной локации в другую, я все равно в каждой ощущаю себя загнанным зверем. Меняются декорации, но вот это мразотное чувство беспомощности и бесполезности остаются прежними. Не в силах вырваться из этого адского круга, я просыпаюсь только под утро, и то благодаря переполненному мочевому пузырю.

Глава 7

Лада

В универ я еду в плохом настроении. Мама уже дважды спрашивала, почему я такая хмурая, но я не собираюсь делиться с ней тем, что я все выходные прождала свидания с парнем, а он ограничился одним сообщением. Когда прочитала то, что Матвей отменил нашу встречу, мне, если честно, захотелось разрыдаться.

И после этого – ничего.

Мне казалось, что я ему понравилась, разве нет? Он меня поцеловал!

Поджав губы, отворачиваюсь к окну.

Мама говорит:

- В пятницу утром еду в Питер, хочешь со мной?

- Ты же по работе?

- Там очень красиво. Погуляешь, пока я буду занята, а в воскресенье проведем время вместе. Поменяю обратный билет.

Медленно качаю головой. То, что она считает совместным времяпрепровождением обычно заканчивается давлением с ее стороны, попытками отбиваться – с моей, и мы неизменно ругаемся. Примерно с моего подросткового возраста наши поездки и отпуска перестали быть хорошей идеей. Даже такие непродолжительные.

Говорю:

- Ты знаешь, я не очень люблю этот город.

- Дай ему шанс.

- Мам, - улыбаюсь, повернувшись к ней, - удивлена это слышать от тебя.

- А что? – хитро улыбается, не отрывая взгляда от дороги. – Я не всегда была жесткой бизнес-леди. В молодости я только и делала, что раздавала моральные авансы.

- Хотела бы я на это посмотреть.

- Ой, лютик, поверь мне, не стоило. Но я считаю, что не меняются только люди, к городам иногда стоит присмотреться. Покажу тебе свой любимый храм. Ты там даже не была.

- Не, - снова отрицательно мотаю головой, - правда не хочу. И в пятницу важный семинар, у преподши там все на карандаше.

- Как знаешь.

- Я выскочу на светофоре, - отстегиваю свой ремень и берусь за сумку.

- Давай довезу до универа, - начинает мама, но я уже тыкаюсь губами ей в щеку и открываю дверь со своей стороны.

Оказавшись на улице, вдыхаю полной грудью. За выходные похолодало, и я запахиваю на груди кожаную куртку. Идиотский Матвей испортил мне два дня, и сегодняшний пока ничем не лучше. Он не сделал ничего плохого, просто я всегда была уверена, что со мной так нельзя. Да и вообще, разве не каждой девушке хочется внимания и ухаживаний?

Стрелков не особенно похож на романтика, конечно, но на свидание ведь позвал? Я же не перепутала, он имел в виду свидание? Господи, ну конечно, да! После того, как целуешь девушку, не зовешь ее на дружескую тусовку в кино!

Раздраженно выдыхаю.

Если это какая-то пикап техника, то он полный идиот, если решил, что я поведусь. Телефон в сумке вибрирует, и мое сердце нервно сжимается. Стучит, конечно, все так же. Но именно по ощущениям – как будто сокращается резче, коротким стуком отдаваясь в висках.

Сознательно оттягивая момент, я перехожу дорогу, поправляю волосы, откидывая их за спину. Оглядываюсь по сторонам, чтобы скользнуть взглядом по студентам, которые идут от метро через маленький сквер вместе со мной.

Это, конечно, может быть сообщение от кого угодно. Но я знаю. Я знаю, что нет.

Осторожно достаю смартфон, как будто он может куснуть меня, если не буду достаточно ласкова, и смотрю на загоревшийся экран.

Матвей Стрелков: Доброе утро, Лада. Как дела?

Закрываю мессенджер и даю себе легкую передышку. Потому что мне хочется съязвить по поводу его пропажи, что не совсем адекватно. Мы целовались, но это не отношения, я же не совсем восторженная дура.

И с другой стороны мне хочется сразу же строчить ответ, потому что я очень рада, что парень, который мне искренне нравится, написал. А это противоречит моим внутренним установкам.

Удивительно, как одно маленькое сообщение может сдетонировать в черепной коропке, разметав по ней здравый смысл.

Подхожу к университету и поднимаюсь по широким ступеням, пока кручу в голове варианты ответа, которых, конечно, не так уж много. Мне стоит просто поздороваться и сказать, что все хорошо.

У тяжелых дверей останавливаюсь и запоздало обвожу парковку взглядом. Я знаю, как выглядит машина Мота, и замечаю ее сразу. Черная старая иномарка сигнализирует о том, что он уже тут. Сердце снова выдает непонятную реакцию. Немного раздражаясь на собственный организм, я захожу в холл и сразу направляюсь к гардеробу.

Ладно, посчитаю красные флаги позже, мы слишком мало общались, чтобы что-то понять. Я ведь не знаю, почему Стрелков отменил свидание. Вдруг что-то случилось?

Сдаю кожанку и пытаюсь лавировать в толпе студентов, которая в этом большом холле всегда закручивается какими-то непонятными воронками. Опустив взгляд в телефон, вдруг чувствую, как кто-то придерживает меня за плечо, сдвигая в сторону.

- Спас тебя от лобового столкновения, - раздается надо мной грубый голос.

Мне едва удается скрыть то, что тело содрогается от толпы мурашек, которые собираются на плечах и устремляются вниз вдоль позвоночника.

Поднимаю голову и встречаюсь с прямым взглядом Стрелкова. Он сегодня кажется строже, чем обычно. Все те же тяжелые веки и прямые брови, все та же каряя радужка, но как будто на дне притаилось нечто недоброжелательное.

- Привет, - произношу смущенно, - спасибо.

Матвей не убирает руку, и мы продолжаем идти в обнимку. Чуть наклонившись ко мне, он констатирует:

- Ты не ответила.

- Не успела, - нахмурившись, веду плечом.

Среагировав на это движение, Мот отпускает меня, и тон его становится мягче, когда он поясняет:

- Просто видел, что сообщение прочитано. Извини, что пропал.

- Что-то случилось? – спрашиваю я и, конечно, очень хочу услышать утвердительный ответ.

Стрелков сует руки в карманы джинсов, отводит взгляд. Не отказываю себе в удовольствии изучить рельефные мышцы, которые проступают от этого простого действия, а потом поднимаюсь к лицу. Нос на этот раз слегка изогнут в противоположную от меня сторону, и я снова задаюсь вопросом, как это вышло.

Глава 8

Матвей

- Когда на баскет придешь, Мот? – спрашивает Остап, падая рядом со мной на скамейку.

Она прикручена к асфальту, но от тяжелой фигуры друга все равно довольно ощутимо вздрагивает, как будто вот-вот завалится.

Глубоко затягиваюсь и стряхиваю пепел на землю. Смотрю, как наши пацаны играют два на два, зарубаясь так, как будто не по сотке с каждого поставили на площадке под мостом, а в NBA на паркете гоняют.

Из центра для трудных мы уже выпустились, но продолжаем встречаться здесь или на тренировках по баскетболу, где меня давно уже не было.

- А смысл? – уточняю наконец.

Остап расценивает мой ответ иначе. Хмыкает:

- Ну понятно, не для того, чтоб в сборную попасть. Так, чисто повидаться.

Я молчу о том, что смысла не вижу в принципе ни в чем. Делаю следующую затяжку и неопределенно приподнимаю плечи.

Говорю:

- Я сюда доехал.

- О-о-о! – басит друг с сарказмом и разводит своими ручищами в стороны. – Даже не знаю, как тебя, скотину такую, отблагодарить!

Я улыбаюсь искренне. Протянув руку с зажженной сигаретой, толкаю его в плечо.

Говорю:

- Ося, че пристал? Нет сил на баскет.

- Учеба заманала? – перестроившись, спрашивает сочувствующим тоном.

- Есть такое. Раз пристроили, не хочу вылететь, а мозгов не хватает.

- Надо было в школе учиться, а?

Вздохнув, молчу. Может, надо было. А может мне и здесь стараться не стоит. Как будто есть вероятность, что из меня может получиться…кто-то.

Выкинув окурок, снова принимаюсь наблюдать за игрой. Хорошо. Спокойно, как-то ровно в душе, как будто я на своем месте. Брать в руки мяч мне не хочется, но даже просто посидеть на лавке среди своих – уже неплохо.

Натягиваю на голову капюшон и остаюсь на этом же месте еще надолго. Иногда курю, потом застегиваю теплый бомбер, но позу не меняю. Периодически подходят пацаны, чтобы перекинуться парой фраз, но быстро оставляют меня в покое. Еще с центра привыкли, что иногда меня выключает.

Когда на площадку выходит большой неповоротливый Ося, я улыбаюсь. В этот момент понимаю, что меня немного отпускает. Потому что, когда вдруг находишь что-то по-настоящему смешным, это значит: тьма начинает рассеиваться. Это всегда было моим личным маркером.

- Мот! – орет друг, широкой спиной оттесняя назад соперника. – Смотри че могу!

И, размахнувшись одной рукой, с силой посылает мяч в корзину. Тот с грохотом ударяется о щит и примерно с такой же скоростью летит обратно.

Сгибаясь пополам, я ржу. Содрогаюсь от смеха и слышу пацанский искренний хохот со всех сторон.

- Ося, ну ты профи!

- Шутер, брат!

- Впервые в баскетболе! Двадцатиочковый!

- И это бы-ы-ыл наш лучший игрок! Оста-а-ап А-а-абрамов!

- Да пошли вы, - отмахивается друг от всех шуток сразу и, запыхавшись, подходит ко мне, - ну че, развеселил?

- Для меня был спектакль?

Вместо ответа Ося кланяется, а я качаю головой. Ну и придурок же этот большой мишка, но какой добряк.

Когда темнеет и значительно холодает, наш дворовый чемпионат наконец заканчивается. Я разминаю затекшие ноги, пока вокруг кучкуются те, кого надо подвезти. Тачки в компании теперь две, одна моя, одна у Руслана. Не его личная, это их с дядькой на двоих, но от этого Рус гордится ей не меньше. Тем более, что гоняет на ней чаще своего родственника.

Со смешком поясняет нам:

- Коля все боится, что я нажрусь где-нибудь в подворотне, для него то, что я за рулем – это гарант.

- А ты нажрешься? – уточняю с ухмылкой.

Знаю, что нет, этот парень из наших оказался почти что самым образцовым, но дразнить его мне нравится.

- Неа. Но Святому Николаю об этом знать не обязательно, мне понравилось водить.

Распределив пассажиров, прощаемся и расходимся. Двоих подкидываю до метро, а Олега и Осю довожу прямо до дома, мы живем в соседних районах.

Панельные дома, хоть и светят в темноте теплым желтым светом, все равно выглядят мрачно. Несмотря на яркие окна кое-где, я знаю, что жизнь внутри этих панелек такая же ободранная, как и снаружи. Какие бы веселенькие занавески там не висели, в этих квартирах те же крики на кухне, тот же звон бутылок, те же старые санки на балконе и все та же сраная беспросветность, что и везде.

Когда Остап просовывает между сидений руку, чтобы попрощаться и следом с кряхтением выбирается, Олег хмыкает:

- До сих пор не понимаю, как он в твоей тачиле помещается.

- Да ладно уж, не такая она и маленькая.

- Ага. Видел, как Ваньку к стеклу прижало с другой стороны?

Я беззвучно смеюсь. Абрамов всегда был таким большим, но почему-то даже за несколько лет шутки о его габаритах не приелись.

Выруливаю со двора и дальше ползу по слабо освещенной дороге между длинным жилым домом и детским садом. Молчу, сосредотачиваясь на том, чтобы не задеть одну из припаркованных вдоль нее машин.

- Сегодня темно, да? – спрашивает Олег.

Я рассеянно киваю:

- Эти фонари никогда не тянули.

Чистяков усмехается:

- Не тут. В твоей башке.

Бросив на него короткий взгляд, возвращаюсь к дороге. Когда психолог в центре диагностировал у меня депрессию и направил к психотерапевту, Олег был единственным человеком, кому я об этом рассказал. Не потому, что мы лучше общались. Иногда делишься с тем, кого толком и не знаешь.

Отвечаю:

- Сегодня уже рассветает.

- Русик до сих пор ходит к тому психологу, - роняет как будто просто так.

Но я сразу ощетиниваюсь. Дернув уголком губ, интересуюсь сдержанно:

- И?

- Ничего. Говорит, очень помогает.

- Супер. Рад за него.

Чистяков замолкает, и не открывает рот даже тогда, когда видит свою девятиэтажку. Хотя обычно это в его привычках – вкинуть напоследок философскую мысль, не дожидаясь, когда ты психанешь или пошлешь его. В этот раз он просто пожимает мне руку, благодарит и выходит.

Глава 9

Лада

- Покажи его фотку, - просит Вета и тянется к моему телефону.

Я смеюсь и отталкиваю ее, поднимая смартфон на вытянутой руке. Я сижу у нее дома на пушистом ковре, а она валяется рядом, положив голову мне на колени.

- Отстань.

- Да ладно тебе! Жадничаешь?!

Ветка перекручивается, чтобы встать на четвереньки, а потом снова потянуться к телефону.

- Измайлова…блин! – я пытаюсь возмущаться, но она так настойчиво со мной сражается, что становится смешно.

Завалившись на пол, хихикаем как две идиотки. Вета щекочет меня, я ору и смеюсь, и в конце концов она оставляет меня в покое. Поправляет короткую стрижку пикси и запускает руку в бумажный пакет рядом, чтобы достать бургер.

Откусив, произносит невнятно:

- Я все равно сильнее тебя. Показывай добровольно или я тебя заломаю.

- У меня одна нога как две твоих! – фыркаю. – Кого ты там заломаешь?

- Я как моряк Папай. Только вместо шпината – двойной чизбургер. Доем и тогда… - она сосредоточенно жует, - берегись.

Качаю головой, а сама уже открываю соц сети, чтобы найти страницу Илоны. У Матвея очень мало фотографий, а вот у его подруги я нашла много изображений. Я не рылась… Просто посмотрела.

Протягиваю телефон подруге и говорю:

- Можешь листать. Блин, Вет, ну хотя бы руки протерла! Все в масле.

Измайлова корчит мне рожицу и делает вид, что облизывает экран. Снова рассмеявшись, толкаю ее в плечо.

- Идиотина…

- От идиотины слышу. Ого!

- Что? – спрашиваю обеспокоенно.

- Вот это бычара.

Закатываю глаза и наваливаюсь ей на плечо, чтобы глянуть, кого она наградила таким эпитетом. На фотографии Илона сидит на корточках, пристроив руки на коленях в расслабленном жесте. А рядом с ней стоит Мот. На нем спортивные штаны и застегнутая под горло олимпийка, ладони в карманах, взгляд хмурый, челюсти напряжены.

- Ты про Стрелкова?

- Ну не про девчонку же.

Хмурюсь с сомнением:

- В жизни он не такой угрюмый. Ну, по крайней мере не всегда.

- Защищаешь? – хмыкает Вета весело. – Влюбилась?

- А ну отдай!

- Ну щас прям!

Измайлова подскакивает на ноги и отходит на безопасное расстояние. Листает фотки, сосредоточенно смотрит в телефон. Я нервно закусываю губу, пытаясь уловить ее реакции. Мы дружим с седьмого класса, и Ветка уже тогда говорила то, что думала. Я люблю ее примерно так же сильно, как моя мама терпеть не может. Когда подруга в девятом сама проколола себе бровь, нам чуть было не запретили общаться.

- Красивый, - резюмирует она наконец.

- Серьезно?

- Ну да. Пацан на спорте, но есть в нем грубая мужская привлекательность.

Тоже подрываюсь на ноги и забираю телефон. Ворчу:

- Слишком долго смотришь.

- Боже, Лада, - ржет Ветка, - я на твой желтый флаг не претендую.

- Что еще за новое определение?

Она снова откусывает бургер и запрыгивает на кровать с ногами. Садится по-турецки, разводит руки в стороны:

- Почему новое? Желтый флаг. Как на пляже, знаешь? Купаться можно, но нужно быть о-о-очень осторожной.

- Да с чего ты взяла? – упрямлюсь, кажется, из принципа, и снова сую ей телефон под нос. – Смотри, здесь он улыбается. Хорошенький, да?

Она серьезно кивает:

- Хорошенький желтый флаг. Он, кстати, тебе звонит.

Переполошившись, вскакиваю на ноги прямо на кровати и прикладываю телефон к груди.

Шиплю:

- Что делать? Ответить?

Измайлова хмыкает. Комкает бумагу от чизбургера и кидает получившимся шариком в меня.

Говорит:

- Как будто есть другой варик.

- Ну, можно оставить пропущенный…

- Хочешь наказать за два дня молчания?

Я молчу. В такой формулировке звучит не очень хорошо. Но Стрелков и правда пропал после того странного разговора про ужастики, а я снова ждала, как полная дура. Он мне нравится, но эти качели…боюсь, что скоро начнет мутить.

Но еще больше я боюсь, что если не приму вызов сейчас, Мот больше не перезвонит. Может быть, так было бы лучше, но… Отвернувшись от подруги, я отвечаю.

Нервничаю и боюсь, что по голосу это будет понятно, но проговариваю тихо:

- Привет, Матвей.

- Привет, - его голос звучит непривычно радостно, - не видел тебя сегодня в универе.

- Я была только на первой паре.

- Умеешь прогуливать, Лада?

Не знаю почему, но каждый раз, когда Стрелков произносит мое имя, меня обсыпает сладкими холодными мурашками. Произнесенное его голосом, оно звучит невероятно мягко и интимно.

- М-м-м, - тяну в попытке сосредоточиться, - умею.

Ветка подползает к краю кровати и слезает на пол, чтобы видеть мое лицо. Усмехается иронично, складывает из пальцев сердечко. Я закатываю глаза.

- Хочешь сходить в кино?

Не сдержавшись, отвечаю с ноткой сарказма:

- Кажется, такое предложение я уже слышала.

- Ладно, - он смеется, - сделаю это предложение особенным. Сеанс сегодня в двадцать один сорок. Я заеду. И потом, конечно, отвезу. Идет?

Чувствую, как счастливая улыбка растягивает мои губы, и совсем не могу это скрыть. Измайлова цокает, а потом изображает глубокий обморок.

Спрашиваю с откровенным кокетством в голосе, которое и меня саму удивляет:

- А если откажусь?

- Не отказывайся, Лада, - просит он, и то, как Мот произносит мое имя, снова заставляет содрогнуться от волны сладкой дрожи.

- Я не дома. У подруги.

- Отправь адрес. Моя бэха мало похожа на карету, но домчу с ветерком. Ну? Что скажешь?

Снова улыбаясь, я киваю. Выдержав паузу, все-таки произношу беспечно:

- Хорошо.

И скинув звонок, радостно взвизгиваю. Топчусь по кровати то ли в победном танце, то ли просто в восторженном припадке.

Вета хохочет, наблюдая за мной. А когда я наконец слезаю, ворчит с притворным недовольством:

- Перестилать теперь белье после тебя, все мне сбила.

Глава 10

Когда приезжает лифт, Измайлова вопит мне в след:

- Ты безумно красивая-я-а-а-а!!!

Усиленный акустикой подъезда, ее голос слышно, наверное, даже из космоса. Я смеюсь и качаю головой. У меня сегодня с собой даже сумки нет, рассовала вещи по карманам. Та еще принцесса. Но для кино, наверное, и правда сойдет.

Пока еду на первый этаж, понимаю, что заметно нервничаю. Но по-хорошему, так искренне по-девчачьи, как это обычно бывает перед встречей с парнем, который сильно нравится.

Однако перед тем, как толкнуть тяжелую дверь подъезда, я делаю пару глубоких вдохов.

Матвей стоит около своей машины, расслабленно привалившись к ней бедром. На нем широкие синие джинсы и анорак, который кажется слишком холодным для этой осени. Увидев меня, Стрелков улыбается, и это снова удивительно преображает его хмурое жесткое лицо.

Подходит ко мне быстро и решительно и, приобняв за плечо, коротко целует в щеку.

Говорит:

- Очень красивая, Лада.

- Спасибо, - отзываюсь смущенно.

Отвожу взгляд, но тут же снова возвращаюсь к его лицу. Сегодня Мот кажется другим. Воодушевленным, жизнерадостным, это читается и в мимике, и в движениях.

Он открывает мне дверь переднего пассажирского места и протягивает руку:

- Едем?

Помедлив, подхожу и вкладываю свою ладонь в его, и Матвей помогает мне сесть, хотя в этом, конечно, нет необходимости. Но то, что «бычара», как назвала его Ветка, проявляет такую галантность, невероятно приятно.

Пока пристегиваюсь, он оббегает машину и падает на свое сидение.

- Не холодно? – спрашиваю, кивнув на его куртку.

- Рядом с такой девушкой? Жарковато, - Стрелков хмыкает.

- Боже, Мот, - ворчу, - твоя прямолинейность иногда…смущает.

Он тихо смеется, выезжая со двора.

Говорит:

- Прости. Я так привык. Хочешь включить свою музыку?

- Нет, - отвечаю, чуть прищурившись, - интересно, что ты слушаешь.

- Уф, я даже занервничал. Постараюсь не шокировать тебя своими треками.

Но со свойственной ему простотой, Стрелков тут же включает песню, которая начинается со слов «Ты как BMW 745, я в тебе ниче не хочу менять, будто немцы собирали тебя для меня».

*Рыночные отношения – Красивая

И, кажется, решив, что я еще недостаточно стесняюсь, добавляет:

- Называется «красивая». Это про тебя.

- Удивительная прямота, - повторяю, стараясь спрятать порозовевшие щеки за волосами.

- О, ты привыкнешь.

Ненадолго замолкаем, пока слушаем музыку. Я бросаю на Мота короткие изучающие взгляды, пока он сосредоточен на дороге, но уверена, что он замечает каждый из них. Стрелков держит руль уверенно и слегка небрежно. Рукав его анорака сползает чуть ниже, открывая браслет на запястье. Обычная серебряная цепь, которая смотрится удивительно органично. Сдержанное мужское украшение, которое почему-то притягивает мой взгляд.

Спохватившись, что пялюсь на руки Матвея слишком долго, я моргаю и отворачиваюсь к окну. Но мелькающие за стеклом фонари и вполовину не так интересны для меня, как этот парень рядом.

- А ты давно водишь? – спрашиваю, чтобы санкционированно продолжать его разглядывать.

- Лет с двенадцати.

- Что? Как это?

Мот смеется:

- Шокировал? Нас с другом учил его батя. Понял наш интерес к тачкам и старался поддерживать. Говорил, что пацанам лучше в гараже торчать, чем в плохой компании. Но мы, конечно, и то, и другое успевали. Эту бэху, кстати, он нам и помог купить на двоих.

- Вы меняетесь?

На секунду оторвав взгляд от дороги, Стрелков смотрит на меня. От странного выражения в его глазах я замираю и, кажется, даже не дышу.

Он же продолжает как ни в чем ни бывало:

- Нет, теперь она только моя. Макс погиб, а его папа сказал, что от своих слов не отказывается. Что лучше мне проводить время в компании старого седана, чем…ну, ты поняла.

- Мне жаль, - произношу тихо.

- Все нормально.

Я снова замолкаю. Теперь, по крайней мере, становится понятно, почему Матвей иногда выглядит таким угрюмым. Не просто пацан с района, а парень, который пережил по крайней мере одно по-настоящему травматичное событие.

- А ты никогда не сидела за рулем? – спрашивает Стрелков.

Пожимаю плечами:

- У нас есть машина, моя мама водит, но мне самой пока не приходило в голову пойти в автошколу.

- Хочешь, научу?

- Водить машину?

- Ну да, - уголки его губ ползут наверх, - я хороший инструктор.

Его голос становится ниже и глубже, и я приглушенно фыркаю и снова отворачиваюсь. Если буду с ним, меня точно укачает на этой карусели эмоций. Причем очень скоро.

Оставив машину на парковке торгового центра, мы поднимаемся в кинотеатр. У бара небольшая очередь, и Мот наклоняется ко мне, чтобы сообщить тихо:

- Все хотят посмотреть кринжовый ужастик.

Поднимаю на него глаза:

- А мы пришли на ужастик?

- Да, ты же их любишь?

- Обожаю, - соглашаюсь шепотом, глянув на Стрелкова из-под ресниц.

Он слегка прищуривается. Вижу, как едва заметно вздрагивают крылья носа, когда Матвей тянет в себя воздух. И снова склоняется надо мной:

- Мне нравится, как от тебя звучит это слово.

Мы не говорим о чем-то особенном, но этот простодушный флирт кажется мне в некотором смысле беспощадным. Мот как будто подкрадывается ко мне, оставляя все меньше возможности для маневра.

И я инстинктивно делаю шаг назад. В буквальном смысле отодвигаюсь от него.

Пока еще могу побегать, лучше буду кружить в бессмысленной попытке запутать следы.

Он улыбается:

- Что будем? Попкорн? Начос?

Я незаметно перевожу дыхание. Мы снова в безопасной зоне, и мне очень нужна эта передышка. Выбираем закуски, я жалуюсь Стрелкову, что приготовить попкорн в микроволновке мне не удалось ни одного раза в жизни.

- Либо остается полпакета нераскрытых зерен, либо все сгорает к чертям, - болтаю, пока идем к своему залу.

Глава 11

Матвей

У меня бывают дни, когда жизнь ощущается невероятно ярко. Еда становится вкусной, тренировки всегда в кайф, тусовки с друзьями заканчиваются на рассвете. Даже алкоголь вставляет гораздо приятнее. Наверное, это всем знакомо? Моменты, когда отчаянно чувствуешь себя живым. Более того – где-то на вершине.

Общение с девушками в такой период всегда было для меня гораздо приятнее, чем обычно. Как и все остальное.

Но к тому, какой эффект произведут на меня поцелуи с Ладой, я был откровенно не готов. Она только касается меня своими мягкими губами, а чувство, которое зарождается в грудной клетке, уже похоже на ураган. Родившись где-то за ребрами, он стремительно проходится по всему телу, запуская цепную реакцию. Мурашки, усеивающие мою спину, похожи на иглы, которые проступают изнутри наружу. Голову ведет. Все мышцы приходят в тонус.

Обхватывая лицо Егоровой ладонями, целую сразу глубоко. Она впускает мой язык так охотно, как будто только этого и ждала.

Дернувшись ближе к ней, чувствую, как ремень врезается в шею, и мне приходится опустить одну руку, чтобы вслепую отстегнуться.

Получив свободу, пробираюсь руками под объемный бомбер, нетерпеливо ощупывая талию и ребра.

Чуть не сдох, когда в кинотеатре Лада сняла куртку и осталась в одном топе без белья. Я по жизни мало что выигрывал, но сегодня точно должен был получить медаль за самообладание.

Ее кожа теплая и гладкая, я бы сказал, что бархатная, но не уверен, что вообще когда-то трогал бархат.

Егорова отстраняется, чтобы затянуться кислородом, а я подхватываю ее ноги и перекидываю через свое колено. Хочется быть еще ближе.

Снова целую, прихватываю ее полные губы, ловлю сбивчивое дыхание. Мне жадно и голодно. А от того, как Лада реагирует, просто чеку срывает.

Ее ладони несмело путешествуют по моему телу. Она трогает пресс через футболку, ведет по груди, поднимается выше и сзади на шее ныряет пальцами под ворот.

Те поцелуи, которые у нас с ней уже были, глупо даже сравнивать с тем, что происходит сейчас. Новая высота.

Но, когда я касаюсь губами шеи Егоровой, она вздрагивает и ожидаемо меня тормозит.

- Мот, - шепчет едва слышно.

Прежде, чем отстраниться, позволяю себе еще два поцелуя – за ухо и в уголок губ.

Спрашиваю:

- Что?

Голос звучит хрипло и мне приходится откашляться. Она делает то же самое и тихо смеется.

Я в это время зарываюсь ладонью в ее волосы, массирую затылок, веду носом по виску.

- Боже, - по звуку как будто задыхается. - Голова кружится.

Бережно беру Ладу за щиколотки и возвращаю на место. Открываю окно, через которое тут же тянет осенней прохладой. Ветер, прокатываясь по влажной коже, моментально трезвит.

Спрашиваю:

- Порядок?

- Да, просто… - она встряхивает головой и прикладывает пальцы к щекам. - Неважно.

- Важно, Лада. Что не так?

Я разворачиваюсь к ней, поудобнее укладываясь боком на сидении. Егорова делает то же самое и протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки.

Произносит ласково:

- Все замечательно. Даже слишком.

- Испугалась?

- У тебя сломан нос? – переводя тему, трогает пальчиком мою переносицу.

- Да, давно уже.

- Как это случилось?

Я хмыкаю. Эта девочка любит задавать неудобные вопросы, а еще говорит, что я слишком прямолинейный. Но я не против, сегодня мне не сложно на них отвечать.

Поэтому говорю коротко, но открыто:

- У матери был мужчина. Он ударил ее, а я – его.

- Они уже не вместе?

- Нет.

Лада продолжает нежно касаться моего лица. То ли из любопытства, то ли отвлекая. И снова спрашивает:

- Разве это нельзя было вправить? Вы не вызвали скорую?

- Было застолье, было много людей. Моя мама…любит флиртовать. Случился скандал, я ввязался, разнимали соседи. Получилось некрасиво. После драки я сбежал из дома, шкерился по друзьям. В травму идти…не было сил, скажем так. Зажило как зажило.

Прикрываю глаза, наслаждаясь тем, как Егорова гладит меня. Поцелуи с ней сносят голову, но и эта аккуратная ласка тоже очень приятна.

Наконец слышу:

- Мне кажется, тебе идет.

- Кривой нос?

Чувствую, как она убирает руку, а потом ловлю теплое дыхание на своей щеке. Не двигаюсь.

Лада шепчет:

- Да. Это очень красиво.

И снова целует меня.

На этот раз держу руки при себе. Подхватываю каждое движение ее губ и наслаждаюсь несмелой инициативой Егоровой. Перед ее искренней нежностью я чувствую себя безоружным. Все рецепторы становятся похожи на дворовых щенят, которые кидаются к Ладе, виляя хвостами, и жадно поглощают то, что она может дать.

Выждав время, касаюсь кончиками пальцев ее подбородка. Веду по линии челюсти до уха и, задев мочку, снова зарываюсь в волосы. Красивая, вкусная, потрясающая девочка Лада.

- Матвей, - шепчет, отрываясь от меня.

- М?

- Почему ты сам не поцеловал?

Усмехаюсь. Тянусь, чтобы мягко и коротко коснуться ее губ один раз, затем второй и третий.

- Баловался, - сознаюсь по-детски бесхитростно.

Егорову, кажется, это веселит, и все ее смешки я ловлю приоткрытым ртом. Тут же целую снова поспешно. Мне нужно больше. Всего недостаточно.

Ангелочек уточняет:

- В смысле?

Прочесываю ее пряди пальцами и прикладываю светлые кончики к губам. Лада наблюдает за мной, широко раскрыв глаза.

Поясняю:

- Нравилось растягивать.

Она улыбается смущенно, опускает глаза и выглядит в этот момент отличницей, которая застеснялась из-за излишней откровенности. Но, когда поднимает на меня взгляд, становится похожа на сексуальную кошечку.

- Мне тоже понравилось, - произносит тихо, но тем не менее игриво, - только не злоупотребляй.

Собираюсь снова поцеловать Егорову, когда в кармане ее куртки вибрирует телефон. Она дергается, вытаскивает смартфон, и мы оба видим, что на экране написано «Мама».

Глава 12

- Мот! – окликает мама, вытирая лицо рукавом.

- Готово?

- Да, можешь забирать.

Поднимаюсь со стула в подсобке, споласкиваю кружку от остатков чая и иду к своей машине.

- Сияет красавица, - замечаю удовлетворенно, - спасибо, мам.

- Да не за что. Валерке вон спасибо скажи.

- С тебя пиво! – живо откликается ее напарник. – Два.

Мама стягивает с головы бандану и кидает ее в мужчину.

Говорит иронично, но вместе с тем кокетливо:

- А чего не три?

- Это моя мера, - отвечает тот серьезно. - Я если три выпью, тогда крепкое открываю. А два нормас. Завтра ж еще работать.

Я смеюсь и протягиваю ему руку:

- Дядь Валер, вообще без бэ, сейчас принесу.

Он шмыгает носом и с важным видом кивает. Говорит:

- Ира, сын у тебя мужик!

Мама смотрит на меня с гордостью и, обняв за шею, заставляет наклониться к ней ниже, чтобы оставить на щеке звонкий поцелуй.

Произносит тепло:

- Конечно, мужик. И не только потому, что пиво тебе носит.

- Да ладно тебе, - я усмехаюсь, - это самая дешевая автомойка в мире.

К воротам подъезжает новый клиент и она, махнув мне, направляется к водителю. Валера, сунув руки в карманы, шмыгает носом. Смотрит на мою бэху и спрашивает:

- Она ж у тебя на заварке?

- Ага, - вслед за ним оглядываю машину. – На палке и на заварке, все по-пацански.

- Мужи-и-ик, - тянет он снова со значением.

Хлопаю его по плечу и спрашиваю:

- Жигули барное?

Валера, простодушно улыбаясь, кивает и показывает мне два пальца. Я забегаю в маленький магазин за углом и через пару минут уже возвращаюсь с «оплатой». Оставляю пиво в подсобке и подхожу к маме, чтобы аккуратно тронуть ее за локоть. На ее голове снова бандана, а на ногах веселенькие розовые резиновые сапоги. Она выключает мойку и спрашивает:

- Поехал? Поздно будешь?

- Надеюсь, что да, - отвечаю со смешком.

- Ну пока, гуляка.

Мама подставляет щеку, и я касаюсь губами ее влажной скулы.

- Мот, - зовет она, когда я уже направляюсь к машине.

- А?

Замечаю по-особенному виноватое выражение лица и догадываюсь, что она скажет.

- Бабушка звонила, просит заехать.

- Накопила новых оскорблений? Некуда девать?

- Что-то у нее там с телевизором.

- Когда надо?

Закусив губу, пожимает плечами. Произносит тихо:

- Когда сможешь.

- Ладно, понял. Заеду. Не сегодня уже.

Мое настроение, которое держится на верхней отметке уже несколько дней, в этот момент, дрогнув, все же сползает чуть ниже. Поездки к бабке всегда даются мне непросто. На своей территории она даже не старается фильтровать то, что говорит. Она и у нас-то дома не эталон вежливости, но самые изощренные обзывательства достаются мне обычно, когда я приезжаю помогать.

Выезжаю с автомойки и, парканувшись в ближайшем дворе, набираю Ладу.

- Привет! – отвечает звонко и будто бы запыхавшись.

- Что делаешь?

- На йогу ходила, только закончила.

- Собака мордой вниз? – спрашиваю, улыбаясь как дурак.

Егорова смеется:

- Так и знала, что это единственное, что ты знаешь о йоге.

- Заехать за тобой?

- М-м-м, - тянет растерянно, но потом все же соглашается, - да, давай.

Лада диктует мне адрес и уточняет:

- Тебе долго ехать? Я же успею сходить в душ?

- В душ и без меня? – интересуюсь, понизив голос.

Егорова фыркает и хохочет. Не выдержав, вторю ей. Ангелочек все делает искренне и с полной отдачей. Если смущается, то обязательно с пылающими щеками. Если смеется, то громко и открыто. Если целуется, то до распухших губ.

- А ты умеешь флиртовать! – произносит весело.

- Я буду через полчаса. Думай обо мне.

- Мот! – укоряет ласково и скидывает звонок.

Выезжаю со двора, сосредоточенно выворачивая руль. Дифференциал и правда заварен, мы с Максом в свое время баловались и дрифтили с пацанами. При управлении в городе это не совсем удобно, но я давно уже привык, а менять редуктор…не знаю, это кажется мне своего рода предательством друга. Да и лишней десятки у меня нет.

Выползая на дорогу, делаю музыку громче и подпеваю вполголоса:

- Ты такая нереальная, у меня тебя уведут.

*хмыров – Травма_23

Потом усмехаюсь, потому что это определенно про меня и Ладу. Особенно строчки дальше, где поется «ночь снова заберет тебя, таких, как я, туда не берут». Но сейчас думать о том, что мы с ней разные, мне не хочется. Какая разница, сколько у меня денег, когда между нами так искрит? Если справлюсь и закончу универ, передо мной все дороги будут открыты. Я могу стать кем угодно и дать этой девушке все, что нужно. И даже больше.

На светофоре достаю сигарету из пачки и прикуриваю. Затягиваюсь глубоко и, задержав дым в легких, выпускаю его в открытое окно. В конце концов я фимиам, я выше любых неудач. Разве нет?

По пути я заезжаю к Олегу, и он, завидев мою машину, поднимается с лавочки у подъезда. Приближается быстрым шагом, пока я открываю окно, и мы пожимаем друг другу руки.

- Не ожидал, - говорит Чистяков со смешком.

Я тоже хмыкаю:

- Люблю удивлять. Давай сюда ключи.

- Кого поведешь, романтик?

- Не твое дело, - я нетерпеливо трясу ладонью в воздухе.

Но друг продолжает куражиться. Опираясь на дверь тачки, он демонстративно оглядывает мой внешний вид и интересуется:

- А где смокинг? – Взгляд Олега падает на куртку на пассажирском, и он ржет: - Понял! Курточка стон айленд, самая дорогая шмотка в твоем гардеробе, сразу видно, человек на свидание собрался.

- Блин, Чистый, - я тоже смеюсь, - дай ключи и отвали от меня, клоун.

Он отдает мне связку и хлопает по плечу. Напоследок вкидывает:

- Интересно на нее посмотреть.

- Не надейся.

Я оставляю друга и наконец доезжаю до фитнес-клуба Лады, где она уже ждет меня у выхода.

Глава 13

Лада

Конечно, я влюбилась. Четыре свидания – и привет. Интересно, это рекорд или есть еще более быстрые дурочки?

Смотрю на квадратную челюсть Матвея, острый подбородок, нос, искривленный в сторону…и готова растечься по этой самой крыше, несмотря на холодный осенний ветер.

- Чай? – Стрелков протягивает мне термос.

- Спасибо, - делаю маленький глоток. – Так что, ты живешь с бабушкой?

Мы сидим, привалившись спиной к заграждению. Я чувствую себя по-хорошему опустошенной, потому что только что восторженно пищала и металась по периметру, пока Мот не поймал меня за талию. Смеясь, сказал:

- Видишь серое здание? Это отделение полиции, так что визжать лучше с другой стороны крыши.

Я поспешно накрыла рот ладонью и неразборчиво уточнила:

- Серьезно?!

- Не бойся, тебя не арестуют. Скорее всего, просто попросят спуститься. Но лучше не маячить им в окна.

- Я преступник, - выдала театральным шепотом, чем снова вызвала его смех.

- И как ощущения?

- Потрясающие.

Мот наклонился, прислоняясь своим лбом к моему, сказал тихо:

- Знал бы, что тебе так понравится, привел бы сюда на первое свидание.

- Странно, что ты не боишься этого слова.

- Какого? – он хмыкнул, легко касаясь моих губ. – «Сюда»?

Я весело фыркнула, и Матвей меня поцеловал. Как всегда, горячо. Его напор, возможно, должен был напугать, но я и сама оказалась жадной до близости с ним.

Сейчас же Стрелков молчит, и я кладу голову ему на плечо. Все внутри заходится от непривычного удовольствия. Выдержав паузу, чтобы просмаковать эти эмоции, все-таки переспрашиваю:

- Так что?

- Ангелочек, ты знаешь, что иногда задаешь неудобные вопросы?

Усмехаюсь и прикрываю глаза рукой. Пользуясь заминкой, слегка поворачиваю голову и вдыхаю запах Матвея.

Вкусно.

- Знаю, - отвечаю коротко.

- Живу с мамой, бабушка отдельно.

- А отец?

Стрелков едва слышно смеется, и его грудная клетка вибрирует. Улыбка против воли растягивает мои губы, потому что я сама бесконечно обвиняю его в излишней прямолинейности, а сама лезу в самое личное.

- Отца не знаю, - отвечает он все же.

- Совсем?

- Фотки видел, обычный такой тип. Они с матерью в школе вместе учились.

Извернувшись, поднимаю взгляд, чтобы посмотреть в строгое лицо Матвея. Вроде бы не злится и даже не смущен. Выглядит беспечным и открытым.

- А почему вы не общаетесь? – спрашиваю, решив, что эта тема для него не болезненная.

Глупо влюбиться в того, кого совсем не знаешь, поэтому я настырно пытаюсь пробиться в самую сердцевину Мота.

- Мать говорит, он испугался беременности и свалил, - Стрелков пожимает плечами, и мою голову тоже дергает наверх. – Больше не общались.

- Молодые были?

- Да, вроде, лет по девятнадцать. Хотя вряд ли это показатель возраста, просто человек такой.

С места, где мы сидим, открывается потрясающий вид. Деловой центр, состоящий из нескольких высоток, сияет огнями и отражает последние лучи закатного солнца. Выглядит так монументально, что дух захватывает.

- Представляешь, какой оттуда вид? – говорит Мот и вытягивает руку, указывая куда-то на последние этажи.

- Вряд ли лучше, чем отсюда.

- Стопудово лучше, - смеется.

Делаю глоток чая из термоса и, поежившись от приятного тепла, упрямлюсь:

- Нет. – А потом интересуюсь через паузу: - Тебе никогда не хотелось его найти?

- Зачем?

- Не знаю. Из любопытства.

Сажусь прямо и перекрещиваю ноги. Верчу крышку, бестолково закрывая и открывая бутылку. Потом добавляю:

- Мой тоже свалил. Мне было интересно, и я его нашла. Правда, написать пока еще не решилась, но номер есть.

- Ого, - отстранившись, Матвей смотрит на меня с удивлением. – А как нашла?

- О, ты удивишься, но девушки могут найти кого угодно, если действительно в этом заинтересованы.

- Похоже, с тобой лучше не ссориться, Ангелочек.

Я смеюсь и толкаю его в плечо:

- Что за прозвище? Это потому что я блондинка?

- Да, - и, наклонившись ко мне, добавляет низким грубым голосом, - но мне нравится, как оно с тобой резонирует. Потому что у Ангелочка иногда в глазах такие бесы пляшут…

Поднимаю на Стрелкова взгляд, и замираю, забыв как дышать. Если он действительно видит бесов, то они определенно хотят подружиться с теми чертями, которые смотрят на меня с глубины его карей радужки.

В грудной клетке такое ощущение, как будто я в свободном падении. И нет никаких гарантий, что меня не переломает при приземлении.

Но когда наши губы встречаются, мне становится все равно, чем это все может закончиться. Матвей так целует, что все мысли из головы вышибает, как будто их там и не было никогда. Руками скользит под куртку и, поддев край моей майки, касается голой кожи. Задыхаюсь.

Пока гладит спину, нетерпеливо сжимает талию и касается большими пальцами живота, просто с ума схожу. Мне нравится эта настойчивая жадность. А потом Стрелков медленно откидывается на спину и тянет меня за собой так, что я оказываюсь лежащей на нем. Одна его ладонь воровато пробирается под резинку спортивных штанов и ложится на ягодицу.

Эта часть тела всегда была источником моих комплексов, поэтому я дергаюсь и отстраняюсь.

Мот, конечно, расценивает мою реакцию иначе. Убирает руки, чтобы переместиться в безопасную зону и обхватить мое лицо, бормочет:

- Извини.

Неуклюже завозившись, скатываюсь с его тела и сажусь, подтягивая к себе ноги. Повисает неловкая пауза, и я вдруг улыбаюсь. Потому что совсем не знаю, о чем говорить после таких поцелуев, и не понимаю, как объяснить, почему так среагировала.

Говорю:

- Все в порядке. Правда.

Стрелков поворачивается на бок и подпирает щеку ладонью. Я улыбаюсь еще шире и сообщаю:

- Поза для картины. Нарисовать тебя?

- А ты умеешь?