Сёстры академии Лемниската

Глава 1. Уроборос на цепи

Когда порою изменяли силы
И обжигала сердце горечь слез,
Со мною, как сестра, ты говорила
Неторопливым шелестом берез.

Всеволод Рождественский

Я обожала навещать бабушку в деревне, но в последнее время делала это всё реже. Потому что боялась вопроса, который обязательно задаст моя Лидочка.

Этот вопрос сыпался на меня из каждого родного рта. Его задавали родители, учителя, друзья и даже люди, с которыми я случайно познакомилась в очереди. Этот вопрос я частенько задавала себе сама – гуляя с подругами в парке, слушая одним ухом учителя по литературе или пялясь в потолок глубокой ночью. Но ответ всё не приходил.

Вот и сейчас, надеясь не услышать зловещий вопрос, я прятала нос в пухлом пирожке с вишней и искала отвлекающие факторы.

Бабулина кухня в Тихолесово наполнялась тёплым запахом сладкой выпечки и майским воздухом с привкусом свежего сквозняка. Ветер за окном трепал лысые кусты шиповника под оградой и врывался через деревянную форточку, гоняя туда-сюда узорчатые полупрозрачные занавески. Цветочки на них немного пожелтели от времени. Всё здесь было родом из детства. С тех самых пор, как мне было три года, бабушкина кухня почти не изменилась. Светлая, небольшая, с деревянными стульями и застеленным клеёнчатой скатертью столом.

Здесь мне снова было десять лет, когда мы с бабушкой вместе читали книжки, лепили пельмени, пили чай с конфетами и болтали о всякой ерунде. Из этого окна она звала меня домой с улицы, и я, попрощавшись с подружками, бежала мыть руки сильно пахнущим хозяйственным мылом и садиться за стол, уставленный сочными котлетами и мятой картошкой.

— Ба, это что? — Я подвинула пальцем блюдце с белой жидкостью на подоконнике.

— А? — Моя Лидочка развернулась от плиты, поправляя прикрывающий бёдра кардиган. Это был её любимый предмет одежды наряду со всякими необычными очками. Кардиганов у неё было с пару десятков, но этот мне нравился особенно — чёрно-белый, полосатый, как шкурка зебры, с белой бахромой по нижнему краю. — А, Блажена, это домовой разыгрался. Стал подворовывать вещи кой-какие. То одно пропадёт, то другое... Когда вернёт, а когда и с концами захапает! Вот, задабриваю молоком.

В домовых, леших, русалок и всякую другую нечисть бабушка верила всерьёз — спорить с ней я не стала бы даже в самом плохом настроении. Мама иногда переживала, что странности бабушки — это звоночек о какой-нибудь старческой болезни, но она всегда такой была. Я оставила блюдце на подоконнике в покое.

— И что украл? — Поддерживая бабушкину легенду, надеялась избежать страшного вопроса.

— По мелочи. То носки мои вязаные — пол-то ещё холодный, земля не прогрелась, я в носках хожу. А он возьми, да и спрячь. Так три пары! То пульт от телевизора, а у меня как раз передача начиналась. А на днях шумовка пропала! Так пришлось новую покупать – до сих пор не отдал, а как я без шумовки?

— И чего же он так распоясался?

— Поди разбери, что ему не хватает. Дом в порядке — это он мне беспорядок делает. — Моя Лидочка отмывала тарелку от маленьких клейких кусочков теста, взглядом проверяя чайник на плите. — Представляешь, Мишка Елисеев пропал!

Я вспомнила курчавого мальчишку лет шестнадцати, который жил через пару домов от бабушки. Худой, бедовый, вечно ошивался с ребятами постарше у местного ларька. Он был весёлый, прыткий, с озорными глазами и языком без костей.

— Как пропал?

— Вот так: совсем пропал! С неделю назад пошёл на речку и не вернулся.

— Один пошёл? — Я удивилась, потому что редко видела Мишку без компании.

— Один. — Бабушка кивнула тарелкам в раковине, не поворачиваясь. — Не знаю, что с ним стало. Участковый искал-искал, да разве тут найдёшь… Женька с ног сбилась, а потом плюнула. Ясное дело.

Женькой бабушка пренебрежительно называла мать Мишки — женщину с опухшим от алкоголя лицом и красными пятнами на щеках, которую я за всю жизнь видела трезвой всего пару раз. У неё был ещё восьмилетний сын — младший брат Мишки — Егор. Оба мальчика были от разных отцов, хотя тётя Женя всегда жила одна, без мужчины.

— Может, в город сбежал?

— Очень надеюсь, Блаженочка, очень надеюсь.

Не сказать, что это было редкостью. Папин друг из полиции как-то рассказывал, что им каждый день приходят ориентировки на пропавших подростков — большинство из них сбегает из дома. Учитывая Мишкину ситуацию, я бы не удивилась, встретив однажды парня в городе.

Бабушка, наконец, закончила с посудой, стряхнула капли воды с рук в раковину, вытерла пальцы вафельным полотенцем, налила себе чёрный чай из заварника, смахнула каплю с носика, чтобы та не оставила след на скатерти, и плюхнулась на стул напротив. В свои шестьдесят семь она ходила на маникюр к молодой соседке и даже слегка подкрашивалась.

— Ну, рассказывай. — Выдохнула она, помешивая сахар в чашке с выцветшим рисунком синицы. — Как дела твои?

Я уводила тему. Обсуждали, как на прошлой неделе ходили с подружками в кино и как оставались с ночёвкой у Киры. Как мама подарила новые носки в мою коллекцию – в фиолетовую сеточку, с блёстками. Я таскала крошки от пирожка по тарелке, собирая их в маленькую насыпь.

— А с институтом как? Решила, куда документы подавать будешь?

Глава 2. Близнецы

И я, как умею, понять пытаюсь.
Я жить по-готовому не привык.
Думаю, мучаюсь, разбираюсь
И все же порою встаю в тупик.

Эдуард Асадов

Они пришли, когда солнце алым колобком перекатывалось на бок, чтобы проспать до самого рассвета, и вывернули жизнь наизнанку, как грязную майку.

В закатных лучах пятнистый зажим-краб соскользнул с моих коротких волос и полетел на полотенце. Вечно растрепанные светло-русое каре сейчас было совсем в беспорядке — пряди выгорели и иссушились от июльского солнца, кончики волос намокли после купания в речке. Я провела на маленьком пляже почти весь день, и это было прекрасно: купаться, есть бутерброды, ласково сложенные бабушкой в контейнер с цветочками, запивать их водой с мятой и лимоном из пластиковой бутылки, читать Достоевского под плеск воды. Мне нравилось это скромное деревенское одиночество. Я нахлобучила на голову широкую соломенную бабушкину шляпу, чтобы спасти и без того веснушчатый нос от солнца.

Пискнул телефон, пришло сообщение от Киры: она уже подала документы в архитектурный и пока проходила по спискам. Я искренне порадовалась за подругу, но с грустью отметила, что куда-то нужно и свои бумажки закинуть, хотя бы ради приличия. Пошла уже третья неделя после выпускного, а я до сих пор ходила неприкаянным бродягой по деревне, не желая возвращаться обратно в городскую суету и отравленный смогом воздух.

Вечерело быстро — я не успела оглянуться, как на берегу никого не осталось — мамочки увели шумных детей обмываться в чистой воде душевой кабины, чтобы не вонять тиной, и ужинать в свете синего экрана телевизора. Пропали с берега полотенца, круги и запахи еды. Ветер над рекой покачивал камыши и разносил влажный песок, лягушки разинули рты и принялись распевать хриплые, надрывные гимны этому лету. В камышах что-то большое завозилось, зашипело, зашелестело. Я хлопнула себя по руке, размазывая красное пятно от плотного комариного трупа. Нужно было собираться, пока меня совсем тут не съели.

На ещё влажный жёлтый купальник натянула джинсовые шорты, а вот футболку мочить не стала — и так дойду, в деревне все свои, многие меня знали с детства, чего уж стесняться какого-то там купальника.

Я взбила полотенце от песка и засунула в рюкзак, туда же отправила пустой контейнер, бутылку, телефон и футболку, а шляпу решила понести в руке, чтобы отмахиваться от комаров. Сверху аккуратно уложила книгу и поплелась к песчаному склону – к пляжу он обрывался резко, нужно было подниматься бочком, изображая смелого краба на восхождении в гору. Смотрела под ноги, чтобы не упасть: сланцы утопали в разъезжающемся песке и редкой траве, жёлтые крупинки уже становились прохладными. Уверенно делая каждый шаг, я и не заметила, как врезалась плечом во что-то твёрдое.

— Ой, извините, — проморгалась и обнаружила, что нелепо согнулась перед белой мужской рубашкой. Странный выбор наряда: слишком официально для вечера на деревенской речке.

— Вам помочь? — Меня подхватили под локоть и помогли забраться вверх по склону. Когда я переместилась с отвесного жидкого песка на ровную твёрдую землю, смогла выпрямиться и поднять глаза, обнаружила перед собой какого-то разодетого щёголя.

Этого парня я не знала — не местный. Городские иногда приезжали на нашу речку искупаться и пожарить мясо, но он явно не был одет для «зелёнки»: чистая накрахмаленная рубашка, наглаженные оливковые брюки с острыми стрелками, белые кеды. У парня были светлые, коротко стриженные волосы. Та стрижка, за которую можно было отдать добрую часть зарплаты какого-нибудь работяги — точно мажор. Примерно моего возраста или, может, чуть старше. Он был вполне ничего, только что забыл здесь?

В голове вдруг алым пятном вспыхнул пропавший Мишка Елисеев, которого до сих пор не нашли.

Маньяк? Насильник? Чикатило тоже был приличным, на первый взгляд, мужчиной... Этот ещё и вцепился в меня клещами!

Я выдернула локоть и в панике попятилась назад. Черт, в рюкзаке не было ничего для защиты — я даже ключи не брала, бабушка ведь дома. Как бы они сейчас пригодились! Незнакомец странно покосился на меня, в глазах блеснула то ли тревога, то ли удивление. Вот так и закончится моя короткая жизнь?

— Дева Мария, Рус, я кончусь раньше, чем мы найдём её! Почему нельзя было просто подождать? Подожди меня, ну что ты за человек такой… — За спиной парня послышался молодой девичий голос, и сжавшийся внутри меня комок нервов перестал скручиваться в тугой шарик. Голова слегка закружилась от облегчения. — Леший, я больше не поеду с тобой! — Запыхавшись, к плечу блондина привалилась девушка с удивительно похожими чертами лица: показалось на секунду, что у меня двоится в глазах.

Румянец на её лице проступил сквозь макияж. Она вспотела и тяжело дышала, опираясь рукой с аккуратным нюдовым маникюром на своего спутника. Немудрено: девушка шагала по нашей гальке и дырявому асфальту на таких-то каблуках! Фигуристая, с метровой косой цвета мальдивского песка, дышащая яркой молодостью и насыщенной жизнью. Такие девушки просыпаются по утрам в белых простынях на сотне подушек, потягиваются и, никуда не спеша, выпивают стакан воды с лимоном по пути на залитую светом кухню, где варят себе свежеобжаренный кофе и завтракают йогуртом с семенами чиа перед тем, как пойти на персональную тренировку. Вальяжно, как кошки, у которых нет никаких обязанностей. Они с парнем были поразительно похожи: высоким ростом, острыми скулами, холёной светлой кожей и голубыми, как морозная корка, глазами.

До меня дошло: близнецы.

Глава 3. Добро пожаловать домой

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Иосиф Бродский

Утром мы снова отправились в дорогу. По словам близнецов, ехать нам осталось часов пять, но уже через четыре Рус сухо бросил через плечо, что мы подъезжаем к посёлку. Синий знак у дороги приветствовал нас названием «Дымный». В тот раз я улыбнулась ассоциациям, но через пару дней увидела утренние туманы этой местности и поняла, откуда взялось название. Посёлок спрятался в лесах и вдали от трассы — с большой дороги мы почти полчаса трусились по ухабам. Я приоткрыла окно и вдохнула хвойный запах. На одной из сосен неподвижно сидела птица с пёстрой синей раскраской и таращилась на одинокую машину.

— Это сойка? — Пришлось высунуться, чтобы ещё немного понаблюдать за интересной птицей, провожающей нас взглядом.

— Да, это Полина — сойка завхоза. Она часто тут сидит и смотрит, кто едет, а потом летит докладывать.

Как бы я ни старалась настроить себя на волшебные события, которые скоро могут произойти, от этой информации под диафрагмой всё равно защекотало. Неужели сойка говорящая?

Скоро мы, наконец, въехали в Дымный. Рус не сбавлял скорость, и мне пришлось выкрутить внимание на максимум и почти прижаться веснушчатым носом к окну, чтобы разглядеть побольше. С виду это был до неприличия приличный посёлок. Старенький асфальт с латками, машины на обочинах, кирпичные невысокие здания, узкие тротуары, самые обычные магазинчики с вывесками «Хлеб», «Аптека», «Хозтовары». Розовое здание местного дворца культуры с ухоженными клумбами перед входом, небольшая светло-зелёная школа за металлическим забором, двухэтажные многоквартирные дома и частные домики с разноцветными ставнями. Простенький, но до того чистый! Это был, наверное, самый образцовый посёлок из всех, что я когда-либо видела. Вылизанный, скромный. Он не пестрил рекламой, зато радовал яркими резными узорами на магазинчиках и частных домах, отсутствием смога и мирными людьми, спешащими по своим делам. На улицах народу было мало, прохожие то и дело бросали взгляды на автомобиль.

— Здесь живут ведьмы?

— В том числе. Некоторые ведьмы после выпуска из академии остаются здесь и есть пара семей, которые живут уже поколениями. Но людей больше. Они хранят тайну в обмен на помощь, которую мы им оказываем. — Спокойно пояснила Мира, а потом вдруг высунулась из окна по пояс и громко взвизгнула. — Здравствуйте, Ирина Аркадьевна! Как ваши дела?

Женщина лет пятидесяти в маленькой сиреневой шляпке и с плетёной авоськой в руках, сквозь сеточку которой я разглядела огурцы, картошку и свежий батон, остановилась и помахала Мире.

— С возвращением, куколка моя, ага! У меня всё хорошо, ага, ты заходи — попьём чаю! — Голос у женщины был громкий и бодрый.

— С радостью, только девочку отвезём! — Пропищала Мира, размахивая рукой и чуть ли не выпадая из окна, чтобы донести слова до отдаляющейся женщины.

— Буду ждать, ага, буду ждать! — Голос затих, и Мира поругалась на брата, что он даже не притормозил для её милой беседы со старой знакомой. Мне стало интересно, какую помощь оказывали ведьмы местным жителям, и я хотела уже задать очередной вопрос, как Рус свернул вправо и мы оказались на улице, разительно отличавшейся от современной части посёлка.

Здесь на нас смотрели аккуратные магазинчики, в которых на первый взгляд не было ничего особенного. Однако стоило мне приглядеться к вывескам, как душа заплясала кадриль. «Светлячок и ландыш», «Дом Луны», «Фамильяры и всё для них», «Мастер и Маргарита». В витринах мелькали волшебные шары, вспышки света, живые птицы, блестящие ткани и украшения. Я забыла, как дышать, и чуть не задохнулась, пока разглядывала загадочную улицу.

— О, обожаю эту их реакцию! — Мира захлопала в ладоши, через зеркало заднего вида наблюдая за мной. — Рус, может…

— Нет, даже не проси! Никакого шоппинга. — Мира состроила жалобную рожицу с огромными блестящими глазами, и брату пришлось раздражённо рыкнуть на неё. — Нет!

Блондинка обиженно надула губы, скрестила руки и на груди и вжалась в кресло. А я пообещала себе, что найду способ вырваться в посёлок, чтобы побродить по волшебным магазинам и хотя бы одним глазком взглянуть на чудеса внутри. Крупица магии, увиденная краем глаза, ударила в сердце адреналином экстремальной карусели.

Посёлок оборвался, съеденный лесной чащей. Здесь деревья росли гуще, чем по дороге от трассы до посёлка, на некоторых поворотах они то и дело гладили крышу и стёкла кончиками веток. Воздух вдали от шумной дороги был звенящим, густым, одуряюще свежим. Его можно было пить стаканами, как лекарство, исцеляясь душой и телом. Такие уголки нашей страны всегда дурманили меня, кружили голову в лирическом настроении и воскрешали желание петь о широкой России. Такое же чувство накатывало на меня в Тихолесово. Климат здесь был свежее и прохладнее — августовская жара не давила, а обнимала, и я подумала, что стоило взять больше тёплых вещей.

— Мы на месте, — Нарушила любование местным красотами Мира. – Добро пожаловать в Лемнискату.

Сосны выстроились в два ровных ряда, превратившись из бурных зарослей в строгих солдатиков, рельсами провожающих нас к академии. Дорога неделимой линией повела нас к свету, вскоре деревья расступились. Салон обдало солнечным светом и пением птиц. Мы выехали на широкое поле, со всех сторон окруженное лесом, словно забором. Посреди поля раскинулся цветущий сад с извилистыми дорожками, старым, но работающим фонтаном, и светлое двухэтажное поместье. Вся эта картина совершенно не выглядела пугающей. Никаких страшных символов или птиц, клюющих плоть на входе — только бежевый жилистый камень, серо-голубая крыша, чистые большие окна, свежесть воды от круглого фонтана и кусты голубых гортензий у самого входа.