Мне очень нравился мой замок – мой собственный, по сути, мною и выстроенный, укреплённый, обжитый, где было уютно мне и моей семье, где всё соответствовало моему вкусу и моим представлениям о том, как надо. В детстве, воображая и рисуя замки, я выводил что-то вот такое, хоть и условно – с мощными, грозными стенами, башнями, башенками, барбаканами и машикулями, галереями и фахверками. Само собой, обязательным элементом был донжон и несколько чуть менее рослых и намного более стройных башен с длинными шпилями, на которых гордо реют флаги и крутятся флюгеры.
Ледяной замок, моя постоянная резиденция, конечно, сильно уступал Венцу Солор, обиталищу моей названной сестры, Лабрису Акшанта, где теперь жил мой старший сын со своей супругой, а с императорским Ваджедом даже рядом не стоял. Ну так и что? Он мой, он мне нравится, а на других нечего оглядываться. Меня мало волновало, что, выслушивая мои пожелания, строители иной раз делали удивлённые лица, переспрашивали, уточняли, предлагали свои, более привычные им, варианты, и в конце концов повиновались без охоты. Только с теми своими офицерами, которым при случае предстояло оборонять мою резиденцию, я готов был обсуждать детали, им готов был уступать. Да ещё жене – в вопросах комфорта.
И, как ни удивлялись или возмущались строители, получилось именно то, что хотел я. Выросшая на фундаменте старого приземистого замка новая громада царствовала над окрестными полями, лугами, лесами и посёлками. Её венчало, как короной, множество стеклянных галерей и террас, вознесённых на такую высоту, куда и из баллисты не вдруг достанешь, что уж говорить о стрелах или чарах. Как они пламенели на восходе или закате, воодушевлённо отражая красноватые лучи рождающегося или уходящего светила!
Внутри всегда было людно. Само собой – в замке жила не одна моя семья, но и все мои люди, по крайней мере, те, у которых не имелось собственных замков, а также огромное число прислуги, и неизменно – множество гостей. Об этой особенности жизни знатных господ моего уровня я раньше никогда не задумывался и первое время даже злился. Не случалось такого, чтоб мы с женой ужинали или обедали только вдвоём, или только в компании старших чад. Трапезничало разом ну никак не меньше тридцати человек, иной раз и до полутора сотен доходило. Мне пришлось привыкнуть.
Вот и сейчас, когда я в отведённом для тренировок внутреннем дворике упражнялся с сыновьями, по периметру толклось столько людей, что можно было подумать, будто мне снова приходится показывать себя на гладиаторской арене. Здесь с десяток тренеров и инструкторов: четверо из них занимаются с моими сыновьями, один – со мной, ещё пятеро тренируют моих бойцов самого высокого уровня, а также офицеров. Кстати, кое-кто из офицеров тоже торчит поблизости. А уж бойцы, стражники, адъютанты хоть и делают вид, будто заняты своими делами, всё равно пялятся и пялиться будут. Стоило упомянуть и слуг. Их тут полно, как праздных зевак, так и тех, чьи услуги вполне определены протоколом. Вон, Худжилиф терпеливо ждёт с моим камзолом и плащом, а те двое – с прохладительными напитками.
Хороша ты, гладиаторская жизнь!
– Не отвлекайся! – окликнул я сына и обозначил касание. Ишь, засмотрелся на верхнюю галерею, где наблюдается целый цветник юных девчонок из свиты моей супруги и супруг моих гостей! Да, там, наверное, есть на что заглядеться молодому парню. Но как-то не ко времени. – Внимательнее.
– Отец, сигналят, – подсказал мне Яромир.
Вот оно как! И в самом деле. Я передал меч оруженосцу и накинул на плечо камзол. Со стены уже подавали знаки, и среди зрителей наблюдалось оживление – все же видят, все не слепые.
– Государь? – удивился, подходя, Юрий, до которого очередь на тренировке так и не дошла. – Разве его величество не предполагал добраться сюда только завтра?
– Предполагал. Но, видимо, император предполагает, а погода располагает. Открывай ворота! – гаркнул я, хотя знал, что и без того сообразят, распахнут, не оставят властителя ждать за порогом.
И зашагал к арке, которая вела в парадный двор – как раз сюда когда-то прибыл я, знакомившийся со своими новыми владениями, сюда же вступит теперь и мой сюзерен. До сей поры в этих краях он не бывал, Хрустальный кряж не пересекал. Что ж, когда-то ведь можно и поинтересоваться, что ж там по ту сторону гор за владение у меня такое имеется?!
О своих планах он поставил меня в известность меньше месяца назад. Ну, что ж, принимать в гостях правителя – всегда честь, что бы лично я или там моя супруга на эту тему ни думали. Разумеется, Моресна нервничала и бегала по этажам, а мои управляющие нервно подсчитывали запасы провизии и гнали в Ледяной замок подводу за подводой. Ничего удивительного, государь, конечно, явится не один. И свита при нём будет не чета той моей, с которой я сюда когда-то явился. Если при его величестве окажется меньше тысячи человек, я очень сильно изумлюсь.
А эту тысячу надо будет кормить, разместить, развлекать – в общем, как-то обуютить. Дело сложное.
– Супруге сообщили?
– Да, мой господин, – Худжилиф поклонился. И как только он успевает это делать на ходу, да ещё столь чопорно? В нём намного больше светскости, чем во мне самом.
В парадном дворе прислуга и свиты – моя и Моресны – уже выстраивались положенным порядком. Няньки выволокли моих младших детей, на бегу застёгивая на них костюмчики, старшие дочки прихорашивались сами. Сыновьям же, как и мне, было параллельно на свой вид, лишь бы прилично и не в грязи. Я очередной раз с удовольствием оглядел свой выводок – все пятнадцать перед глазами, напоказ. Только самый старший не здесь. Он далеко, но что уж тут поделать. Даже в таком составе мои чада не так часто собираются все вместе, потому что по имперским традициям детей младше десяти за взрослый стол не сажают никогда. И жизнь у сыновей протекает совсем в иной плоскости, чем у дочерей – в других частях дворца, в других делах и интересах.
Проводив государя до его покоев, я перехватил за локоть супругу, которая, конечно, тоже сочла своим долгом последовать за сюзереном и за мной.
– Всё готово?
– Не волнуйся, – сердито ответила Моресна. – Когда я тебя подводила?
– Никогда. Но ты всё пытаешься делать сама, сама всё проконтролировать, а с таким объёмом работы…
– Я сто раз предупреждала тебя – не вмешивайся в мои дела и в мои обязанности, если не желаешь очередной ссоры! – Она проговорила это с любезным выражением лица, едва слышно – но с предостерегающей яростью, слышной и понятной только мне.
– Прости. Я снова всего лишь хотел помочь.
– Мы ведь об этом уже говорили, да? Сотни раз говорили. Не смей влезать в сферу моих обязанностей! Не смей контролировать! Неужели за столько лет я не заслужила доверия?!
– Да, родная. Прости. Прости меня ещё раз. – Я аккуратно поцеловал её пальчики, безжизненные, потому что разгневанные. Но в интонациях гнева мы с Моресной давно уже разобрались. Она сильно вспыхнула, но скоро остынет. Всё в порядке, мой промах будет прощён.
Никак не могу привыкнуть к тому, что даже предложение помощи в деле, которое она считает целиком своим, будет сочтено за оскорбление.
– Я навещу Аше. Может быть, мы посидим, поговорим.
– Не нужно же тебе, в самом деле, от меня разрешение!
– Нет, но если кому-то из наших людей что-то от меня понадобится, ты знаешь, куда его отправить.
– По-прежнему не могу себе представить, – тяжко вздохнула жена, – что ж такое должно случиться, чтоб твои люди искали тебя через меня. Иди уж!
Я снова поцеловал её. Пальцы уже помягчели и ответили моей ласке лёгкой дрожью. В этой дрожи и в сдержанно-снисходительном взгляде было обещание. Повеселев, я поспешил на этаж, где моей названной сестре были отведены её обычные покои. Их у нас так и называли – «солоровские», и, хотя Аштия бывала в Ледяном замке очень редко, всего раз пять за двадцать лет, сюда не селили больше никого из гостей. Только протапливали, прибирались и освежали гардины. Замок был настолько огромен, что места хватало всем.
В комнатах хлопотали служанки Аштии и та прислуга, которую сочла нужным выделить для этих комнат моя жена. Хотя, казалось бы, о чём тут хлопотать, если всё уже готово? Вокруг чистота, свежее хрустящее столовое бельё (уверен, в спальне – не хуже), в эркере на столике свежие цветы, камин разожжён, хорошая тяга обеспечена, так что огонь лишь подарит ощущение комфорта, но не нагреет гостиную, где и без того тепло. Но если слугам хочется показать своё усердие, можно только приветствовать это.
Аштия вышла из гардеробной уже в новом одеянии – более свободном, таком, которое для верховой прогулки не выберешь. Улыбнулась мне.
– Ты очень гостеприимен.
– Надеюсь, все останутся довольны… Не ожидал тебя увидеть, хотя и очень рад. Думал, теперь-то у тебя и начинается самая страда.
– Да как сказать. – Женщина вступила в эркер и задумчиво принюхалась к цветам. – Какая прелесть! Я думала, лаэтирии на севере не принимаются.
– Вот эти цветы? У Моресны здесь оранжереи. И персики с виноградами, и огромный цветник. Не удивлюсь, если узнаю, что она сама подбирала букеты. Спрашивать её о таком – нарываться на скандал. Я попробовал предложить помощь…
– Помощь? Ну, ты даёшь! – рассмеялась Аштия. – Сколько лет ты уже здесь, сколько лет в браке, а всё не привык, что к женщине надо проявлять уважение. Показывать, что доверяешь её силам и умениям, не считаешь нужным присматривать за тем, как она справляется. Поражаюсь, как же тебе удаётся полностью уважать мой выбор и при этом без тени доверия смотреть на собственную жену. Будто она ребёнок малый и с хозяйством не справится.
– Мда. – Я поскрёб затылок. – Видимо, личность действительно закладывается в детстве. Видишь, я прожил в Империи уже побольше, чем на родине, но до сих пор мыслю прежними категориями. И сейчас ещё с трудом себя перекраиваю. Знаешь, на последней охоте подхватил под локоть поскользнувшуюся дочку одного из своих вассалов – на рефлексе, чисто на рефлексе! Как же не поддержать девицу, которая чуть не упала! Всё графство тут же заговорило, что я таки присмотрел себе фаворитку, а может, и младшую жену. Кажется, девушка нешуточно на меня обиделась за то, что дальше этой помощи на охоте дело не пошло.
– Тебе давно уже следовало смириться с тем, что ты – фигура публичная. Любой твой знак внимания, оказанный даме или девице, будет возведён в превосходную степень. Тут ничего и не посоветуешь – не подхватывай на охоте поскользнувшихся девиц! Или подхватывай, загадочно улыбайся – и не бери в гарем. Пусть вассалы безуспешно пытаются понять тебя и нервничают, гадая, что ещё ожидать от сюзерена. Иногда это бывает полезно.
– Пожалуй…
– Ступайте, девочки. Если будет нужно, я вас вызову.
– Распорядись им, пусть на стол подадут что-нибудь. Откровенно говоря, я проголодался, пока сыновей тренировал. Мы ведь ждали вас только завтра.
– Надеюсь, мы не составили проблему, прибыв так рано? – загадочно усмехнулась госпожа Солор. Впрочем, почему загадочно. На тему «фи, как нехорошо со стороны императора нарушать планы своих вассалов» она может пошутить и подурачиться только со мной. Никто из урождённых имперцев – ну, может быть, лишь кто-то, обладающий по-настоящему блистательным и тонким чувством юмора – не сможет оценить подобное святотатство как шутку. Перед императором и его желаниями положено только падать ниц, восхищаться ими, радоваться им. Любой другой вариант – недопустим и просто абсурден.
Аше сошла к ужину в таком роскошном платье, какого я сроду на ней не видел. Госпожа Солор всегда была сдержанна в демонстрации своего достатка, а тут… Да, собственно, все в свите государя щеголяли воплощённым в туалетах и драгоценностях годовым бюджетом своих владений. Я лишний раз порадовался, что не стал слушать возражений жены и год назад заказал ей несколько очень дорогих нарядов, один из которых она сегодня и надела. По крайней мере, не будет комплексовать.
Я сам не любил наряжаться, но на облачённую в портновский шедевр жену смотрел с удовольствием. Она принесла в парадную трапезную огромный поднос со свежевыпеченным хлебом и двумя соусниками. Это была наша семейная традиция, а по сути – старинный имперский обычай, почти уже забытый везде, кроме глубокой провинции. Жена главы дома подавала на праздничный стол изготовленный ею самой хлеб и соусы, тоже результат её трудов. А главе дома надлежало разрезать буханку и отправить одну половину на правый стол, вторую – на левый.
И теперь Моресна с поклоном протянула мне поднос, а я, приняв, передал ещё горячую буханку государю. Он, как глава государства и мой сюзерен, должен был наделить хлебом нас всех. Государь не возражал. Нож даже не свистнул, а как-то прогудел сквозь воздух, не столько даже разрезал, сколько чиркнул – и вот, два идеальных ломтя из середины, один из которых он оставил себе, а другой передал мне. Оставшееся же отправилось на боковые столы. Видимо, так тоже можно.
Моресна ещё раз поклонилась, обойдя стол, села на своё место рядом со мной – и словно бы перестала существовать. Она не разговаривала ни с кем из гостей, лишь любезно улыбалась и сразу прятала глаза. Это было вполне вежливо, застенчивость моей супруги укладывалась в рамки допустимого. Если у гостей к ней возникали какие-то вопросы, они могли задать их мне. Если бы Моресне повезло сидеть рядом с Аштией, они, пожалуй, нашли бы о чём поговорить. Но, раз уж сложилось по-другому, моя супруга нисколько не страдала.
Она охотно пробовала то с одного блюда, то с другого, подкладывала кусочки мне, словно беспокоясь, что за разговором я могу их проглядеть, и старалась подливать соус. По её мнению, я слишком пренебрегал этой добавкой к основным блюдам, и, хотя она смирилась с тем, что таков уж мой вкус, понять его не могла и теперь, спустя столько лет брака. И всё пыталась убедить меня, что, если поступать по её, всем будет лучше.
– Мне кажется, для тебя это хорошая возможность поговорить о поднятии новых стягов, – сказал вдруг император. Вполголоса, то есть разговор предназначен только для нас двоих. – Ты ведь хотел бы заявить об этом.
– Конечно. Я оставлял прошение. Но подумал, что осмысленно отложить разговор на потом, после поездки и охоты, когда государь будет в приятном расположении духа и уже получит представление о севере.
– Ты стал опытным царедворцем, я смотрю, – рассмеялся правитель.
– Увы, не настолько, насколько хотелось бы.
– Тебе не хотелось бы. Ты вполне доволен тем, каков ты есть и какое место занимаешь. Не так ли?
– Именно так. – Я тоже улыбался, стараясь не тушеваться под пронизывающим, холодным, как камень, взглядом полудемона.
– Ты мне именно этим и нравишься, уроженец далёких миров. Уже всё рассказал Аштии о новых проблемах?
– Нет. Лишь обрисовал ситуацию, не слишком конкретизируя. Кстати, здесь сейчас присутствует Альшер Офежо, он господин Курчавых лугов.
– Я помню. Это бывший охотник на демонов.
– Да, государь. Офежо и сейчас чаще называют Курчавыми лугами, потому что овечьих отар там меньше не становится. К счастью, они только множатся. И шерсти с каждым годом оттуда поступает всё больше. Едва ли можно удивляться, что дикие северные племена, о которых мы пока ничего не знаем, избрали именно их своей целью. Грабить стада очевиднее всего, особенно если не собираешься оседать на ограбленной земле.
– А они, значит, не пытаются.
– Пока признаков нет. И попыток выдавить коренное население с занятых территорий не замечаю.
– Я вижу, ты нисколько не удивлён, что севернее твоих владений кто-то может обитать.
– Конечно, государь. На моей родине люди живут даже там, где снег держится восемь месяцев в году, и за оставшиеся четыре всё должно успеть отцвести и отплодоносить.
– Это невозможно, – хладнокровно ответил император. – Насколько я успел разобраться в особенностях северного сельского хозяйства, четырёх месяцев, из которых два – весенний и осенний – определённо пропадают зря, не хватит на то, чтоб вырастить полноценный урожай.
– Практически невозможно. Действительно. Но не потому, что не хватит четырёх месяцев, а из-за такого явления, как вечная мерзлота. Поэтому на дальнем севере люди занимаются преимущественно скотоводством, а также добывают из земли то, что можно потом обменять на продукты, привезённые с юга.
– Разумно. Но что же можно добыть на дальнем севере?
– Золото. Драгоценные камни. Нефть, уголь, разнообразные металлы.
– Любопытно. Но всё то же самое можно добыть и южнее.
– Иногда можно. А иногда уже и нет. Месторождения истощаются, а те, которые только-только открыты на севере, могут поражать своим богатством.
– Вот как… Что ж, понимаю. Но твоим соседям, как догадываюсь, никто не предлагает торговать или меняться. Откуда они берут еду, если ты прав в своих предположениях?
Север Серта был мне особенно любезен – летом в меру тепло, зимой в меру холодно. К жаре, круглый год заставлявшей изнемогать большую часть Империи, я так и не смог привыкнуть. Обычно дела держали меня вдали от здешних краёв, но если выдавалась возможность, я приезжал сюда со всей семьёй или её частью.
Здесь, в холмистой Джелене, у меня не имелось собственных крупных замков. Располагать я мог, пожалуй, только резиденцией Седара, моего вассала, где, конечно, всегда были рады и мне, и любому из моих людей. Кроме того имелись небольшие охотничьи домики и так называемые «виллы путешественников» – особняки, которые содержались в полном порядке, чтоб в любой момент принять и обеспечить полнейший комфорт вельможного гостя. Неважно, кем он оказался бы: императорским или моим личным чиновником, одним из моих вассалов, посыльным или мной самим.
Конечно, для всей свиты императора в одном таком особняке не нашлось бы места. Но уж для самого государя, для меня, Аштии и самых знатных спутников его величества нашлись и комнаты, и слуги, и припасы. Всё самое необходимое. Конечно, каждому из нас досталось не более чем по одной комнате, лишь государь расположился с большим комфортом. А спутники рангом пониже имели возможность устроиться в шатрах, возведённых поблизости на лугу.
Да тут, положим, никто не стал бы жаловаться на отсутствие удобств. Всех слишком придирчивых спутников его величество оставил в Ледяном замке – таких, как господин Бограма и его супруга, как граф Ридзина, как представитель Увеша… Всем им предстоит приятно проводить время в моей резиденции и клясть здешний холодный климат. А может, наоборот, наслаждаться им? Они ведь тоже люди – неужели не изнемогают от влажной страшной жары, безраздельно царящей по ту сторону Хрустального хребта?
Здесь же легко дышалось. Кристальный воздух, прозрачный, как вода горного родника, никогда не бывал по-настоящему пронзительно-холодным или чересчур знойным. Так уж сложились природные условия, что в этой части Серта всегда царила терпимая мягкая погода, и колебания температур в течение года были минимальными. Это облегчало задачу, стоящую перед пастухами – обиходить скот, практически круглый год пасущийся под открытым небом. Сами пастухи были людьми привычными. У них тут повсюду были разбросаны укрытия, которые вернее было бы назвать пастушьими заимками – крохотные, но настоящие домишки.
Один из таких домишек очень заинтересовал государя, и он заглянул в него после того, как уделил внимание другим вещам: пощупал разные сорта овечьей шерсти, осмотрел маленьких ягнят, дававших самую нежную, самую драгоценную шерсть, оценил несколько уже спрядённых нитей. Его величество счёл возможным войти в скромное обиталище пастухов, одобрил печурку, хоть и топящуюся по-чёрному. Потом полюбопытствовал, что делают со стадами, когда на землю ложится снег – тут это случалось. Пришлось показать ему долину горячих источников, где трава зеленела круглогодично. Сейчас долина отдыхала, стада нагуливали бока, лоск и шелковистую красоту шерсти на высокогорных лугах.
– Чудесное творение богов! – с завидным вдохновением вещал наш проводник, молодой помощник управляющего. – Если бы не эти удивительные кипящие фонтаны и это тепло, идущее из глубин, наш край вряд ли мог бы похвастаться таким богатством. И не дарил бы нас своей щедростью, которой мы сполна пользуемся.
Правитель внимательно слушал его славословия, пересыпанные пояснениями по делу, и с любопытством рассматривал па́рящие горячие источники, гейзеры, бьющие вдали. По его лицу сложно было что-нибудь понять, но он, кажется, любовался.
А я не мог. Я невольно задумался о той чудовищной смертоносной силе, которая сдержанно ворочается сейчас под нашими ногами, но обязательно рано или поздно прорвётся на свободу. Может быть, не при нашей жизни, но непременно случится. И тогда освобождение этой силы опустошит все земли вокруг, убьёт несчётное число людей и животных, надолго сделает здешние края непригодными для жизни. А может быть, даже изменит судьбу большей части обитаемого мира.
Собственно говоря, вулканическая деятельность, дарящая нас щедрой на зелень плодородной землёй и горячими струями, обжигающими небеса, а также возможностью даже в морозные зимы выпасать скот на свежей траве, намного лучше приспособлена отнимать жизнь, нежели дарить её.
Мы и сами носим в себе семя собственной гибели. Точно так же, как силы, формирующие сущность природы, способны изничтожить её и возродить вновь, человечество имеет аналогичные возможности. И никто не может предугадать, какая мелочь сработает катализатором, какой камушек или осколок увлечёт за собой лавину.
Да и к чему об этом думать? Истина одна: человечество, как и сам человек, рождается, живёт и с неизбежностью умирает, чтоб дать дорогу чему-то или кому-то другому. И в этом никто не виноват.
«Ну, даст судьба или там бог, если он есть, чтоб я не увидел гибели Серта».
– Государь, нас ждёт трапеза. Всё уже приготовлено.
– Хорошо. Я проголодался. – Он помолчал. – Мне кажется, я увидел почти всё, что желал. Хозяйство образцовое, это прекрасно.
– У меня хорошие управляющие.
– Лишний комплимент тебе. Это же твои управляющие. Ну что ж, думаю, с делом мы закончили, можно вспомнить и о развлечениях. Что вы с Аштией мне приготовили?
– Почему с Аштией?
– Я же видел, как вы шептались. Итак?
– Олени или тур. Как будет угодно государю. Но настоящие туры водятся севернее.
Лес был ясный – по такому одно удовольствие гулять, и тур может пройти здесь, почти нигде не ободрав бока. Солнце пронизывало кроны и ткало в воздухе самый сложный и самый искусный в мире узор, настоящее живое кружево, которое можно было вдохнуть – и представить себя частью этого мира, такого уравновешенного и умиротворённого, что здесь не хотелось даже двигаться. Просто стоять и смотреть.
Низменность быстро закончилась, лес плавно вскарабкался на холм и ещё больше поредел, зато деревья окрепли, раздались, привольно развернули кроны. Стали заметны люди, мелькавшие то тут, то там. Вокруг хватало гвардейцев, хотя надо было уметь смотреть, чтоб заметить их. Да, они не спешат приблизиться – видно, что вкус и предпочтения государя учитываются всеми. Спешившись, я заторопился за Аштией, но к прогалине, где злился готовый к бою тур, вышел, когда на неё уже вступил государь.
Зверь потихоньку подходил к той стадии бешенства, за которой ему уже будет безразлично, на кого кидаться. Пока он, благодушный сытый красавец, предпочитал отойти в сторону от существ, внушавших ему беспокойство запахами железа, одежды, необычной еды… Да чего угодно того, с чем животное пока ещё не сталкивалось, или сталкивалось не самым приятным образом! Но так продолжится лишь до тех пор, пока он не увидит подходящий для атаки объект…
Впрочем, он уже его увидел. Государь, мягко, будто охотящийся зверь, выступил на поляну, и в тот же миг между деревьями встали люди, я – один из них. Никто не переступал той условной черты, которая отделяла импровизированное поле боя – обширную прогалину, дававшую простор и человеку, и дикому зверю.
Уж не знаю, какими были русские туры, на которых охотились наши князья, но этот имперский образчик впечатлял. Мощное подтянутое тело могло, наверное, поспорить размерами с телом крупного пластуна. Только этот передвигался, как положено, по земле, способен был, я подозреваю, развивать хорошую скорость и врезаться в человека с силой мчащейся машины.
В общем, шутить с туром нельзя. Я понадеялся, что император это понимает.
Он легко перебирал в руках подобие копья с очень большим, длинным навершием. Здесь такое оружие называли «палец вышивальщицы», если официозно, или «пилка» – в просторечии. Весит прилично, но правитель, кажется, манипулировал им с лёгкостью, как принадлежностью для письма. Зачем только им залихватски вертеть? Свою крутость демонстрировать? Животное не оценит. Или его величество примеривается, как было бы удобнее?
Тур фыркал и покачивал рогами – даже я, плохо разбирающийся в повадках зверей, догадался, что он вот-вот кинется в атаку. Я ревниво следил за каждым движением государя – да-а, не скажешь, что ему уже то ли под восемьдесят, то ли за восемьдесят. Пластика у него не юношеская, конечно, но и до старика ему далеко. И, пожалуй, с туром справится, теперь я начинаю в это верить.
Бык сдвинулся с места так легко, словно не нёс в себе более чем тонну живого веса. Я только сморгнул – и вот он уже не перетаптывается на другом краю прогалины, а несётся на его величество. Правитель тоже начал действовать в один миг, без подготовки. Он бросился вперёд, будто всерьёз собирался таранить тура. Я уже ждал этого столкновения, и, пожалуй, даже готов был поверить, что человек, хоть и с примесью демонической крови в жилах, способен остановить и отшвырнуть такую махину.
Даже в неприметной, скромной одежде он не смахивал на рядового обывателя. Широкоплечий, рослый, мощный, он, кажется, всем собой олицетворял свою собственную власть. И дело тут не в росте или плечах. Просто он таков, что каждый увидит в нём правителя. Может, он просто врос в свой статус, проникся и пропитался им настолько, что уже ни в каком ином положении не представим. А может, всегда таким был.
В самый последний момент он вдруг ушёл вправо, пропустил быка мимо себя, ловко избегнув встречи с кончиком рога, и воткнул «пилку» вслед, куда-то в область шеи, а может, ниже. Оттолкнулся локтем от бычьего бока – и вот, уже готов снова встречать противника. Тур не зевал, он развернулся легко, будто по волшебству, ринулся на государя, опасно целя в него рогом. Ещё один рывок в самый последний момент, удар затейливым копьём и вой, короткий, но пронзительный, совершенно не похожий на голос тура.
Всхрапнув, зверь кинулся на врага боком, словно краб, даже не тратя времени на то, чтоб развернуться. Словно рассчитывал, что одолеет, если не даст человеку времени на подготовку. Гвардеец, стоящий рядом со мной, дёрнулся, однако его величество вполне обошёлся без помощи (да она бы и не поспела ко времени). В духе критских акробатов он оттолкнулся локтем от метнувшегося к нему упругого бока и перекатился через бычью спину, да ещё успел ударить копьём под левый локоть, прямо в турий бок. Вернее сказать, вонзил его куда придётся и как придётся, а кроме того опёрся на древко, направил своё падение.
Всё-таки упал, но мягко покатился по траве, почти сразу подхватился и выхватил нож. Бык явно был серьёзно ранен – «пилка» ушла в его плоть почти всем навершием – но продолжал двигаться, и шёл уверенно, сильно. Такой ещё успеет с десяток человек растоптать, прежде чем рухнет, а против него у государя только короткий клинок. Что можно сделать ножом, да ещё с такой махиной?
Фалак оказался далеко не единственным, кто рискнул кинуться к быку и его величеству, сжимая в руках ещё одну «пилку», в готовности передать её государю, ежели только тот решит хотя бы руку протянуть. Не единственным, но первым. Один из пяти гвардейцев, выскочивших на прогалину следом за императорским адъютантом, держал не «пилку», а подобие рогатины, которая здесь именовалась «полумесяцем».
Ночевать Аштия отправилась одной из первых. Я последовал за нею, чтоб помочь устроиться. Других женщин в отряде не было, и ей предстояло ночевать в одиночестве, на отшибе, чтоб соблюсти минимальное приличие. Но моя помощь вполне укладывалась в рамки приличий. Я ведь был её братом, хоть и названным.
– Ведь замёрзнешь здесь одна.
– Ну, что ты. – Женщина ловко развернула полость и одеяло. – Ерунда. Хотя тут, конечно, свежее, чем у нас, в Солор.
– Тоже балуешься охотой?
– Иногда. Но не на туров. Раньше выезжала на птицу с соколом. И иногда с луком.
– Это традиционное аристократическое развлечение, как понимаю.
– Вполне приличное, – рассмеялась, устраиваясь, Аше. – А чем ещё прикажешь аристократу в своём поместье заполнять досуг? Гости ездят не каждый день, хозяйством занимаются управляющие, книги читать или практиковаться в магии нравится не всем. Вот охота – это любому по силам. А ещё азартные игры. Но на такое развлечение необходимо либо врождённое чувство меры, либо очень большое состояние.
– А государь часто охотится?
– Частенько. Как видишь, обстановка для него привычная…
– То есть пока всех кабанов в окрестностях не переловит, не успокоится?
– Кто может знать?.. Тебе не по вкусу, я понимаю. Дай угадаю – жалко потерянного времени?
– Вот уж ничуть. Давненько я туризмом не развлекался. А когда-то любил. Хорошо тряхнуть стариной.
– Туризмом? Что это такое?
– Развлечение для обитателей городов у меня на родине. Когда месяцами живёшь в окружении стен, ходишь по мостовым и природу видишь только на картинках, иногда хочешь хлебнуть этой природы всем организмом. В полной мере. Хотя, конечно, в полной мере всё равно не получается. Обычно обзаводишься целой кучей туристического снаряжения и на природе начинаешь сибаритствовать. Спишь в палатке и спальнике, на надувной подушке, иногда и матрасом пользуешься, готовишь на горелке, а чаще даже не готовишь, просто разогреваешь…
– Понимаю. – Она улыбалась. – И охота у вас не в чести?
– С охотой у нас сложнее. На охотничье оружие нужно разрешение, на убийство зверя – лицензия. У нас осталось не так много диких дверей, чтоб позволить кому попало их убивать.
– Понимаю…
Утром государь поднялся ни свет, ни заря, и по лицам придворных я понял, что они, как и я, не в восторге от этого. По гвардейцам-то, как всегда, никаких выводов сделать было нельзя. Чему тут удивляться – у них такая служба, надо быть готовым в любой миг срываться с места, бросаться в бой или сопровождать на охоту государя, жаждущего сразиться с диким кабаном. Или с парочкой диких кабанов? Как получится.
Кабан не заставил себя ждать. Это оказался огромный заматеревший зверь с парой заметных отметин на шкуре, причём явно не от клыков – значит, у него были уже встречи с человеком, закончившиеся печально для человека. Знакомый запах мигом привёл зверя в ярость – он даже не пытался уйти от встречи, наоборот, тут же развернулся и бодро зашевелил конечностями. Государь только успел махнуть, чтоб свита убралась прочь и дала им обоим простор для манёвра.
Теперь я наблюдал за поединком с настоящим интересом и удовольствием. Император доказал, что вполне способен расправиться со зверем. К тому же, больше нет нервозной тревоги, что меня обвинят в гибели венценосца, потому что я сделал всё от меня зависящее. А заставить суверена быть осторожным никто не в состоянии. И от превратностей судьбы даже властелина целого мира никто не гарантирует.
Впрочем, о печальном лучше совсем не думать.
И действительно, поединок закончился быстро. Чувствовалось, что с кабанами государю куда привычнее иметь дело, чем с турами. Хотя сам по себе кабан, тем более такой крупный и опытный, может быть очень серьёзным противником даже для сильного охотника. Удар клыком способен не только пропороть ногу, но и сломать кость, а быстрота атаки дикого кабана просто поразительна. Но опыт и здесь сыграл свою роль. Император разделался со зверем быстрее, чем мы успели испугаться, и обернулся, встряхивая ладонью.
– Здесь ещё где-то должен быть выводок.
– И свинья, государь, – подсказал Хусмин Малеш. – Дикие свиньи – достойная дичь. Они тоже бывают очень опасны. И вкусны.
– Да, пожалуй. – Его величество вытер руки лоскутом, который подал ему Фалак. – Достойная. У тебя прекрасные леса, Серт. И прекрасная дичь.
– Благодарю, государь. – И я обернулся к невнятному переполоху, который сперва обозначил себя едва-едва, но очень скоро лёгкий шум перерос в возню, в резкую перекличку голосов.
– Государь, вооружённый отряд в четверти перехода отсюда, – доложил продравшийся сквозь кусты гвардеец.
– Я займусь, – коротко бросила Аштия и, потеснив Мутмира, перехватила гвардейца за локоть. Я насторожился тоже, но меня остановил взгляд государя.
– Что именно ты предпринял для нашей безопасности?
– Передал распоряжения своему вассалу, а у него достаточно войск, чтоб оцепить весь этот лес.
– Любопытно. И зачем же ему столько войск? – Император сощурился, и я понял: кажется, ляпнул кое-что явно двусмысленное, а ляпать-то как раз не стоило. – И действительно ли бандиты совсем не беспокоят север?
Мы с Аштией не сразу отыскали подходящее дерево, а когда нашли, я задумался, как бы, взобравшись на него, суметь остаться незаметными. И я, и она одеты очень ярко, как и подобает аристократам, сопровождающим императора на охоте. К сожалению, потащившийся с нами гвардеец тоже был облачён не в полевую форму, а в парадную. Такие ярко-багряные пятна на ветках дерева смогут сказать людям, на которых мы хотим незаметно посмотреть, почти столько же, сколько их вид – нам. Остаётся одно.
– Извини, я разденусь.
– Надеюсь, не догола? – усмехнулась Аштия, стаскивая с себя верхнее одеяние. Под ним, как выяснилось, всё было вполне прилично: рубашка и широкие женские штаны. К последнему предмету одежды, пошитому из тонкого тёмно-бежевого сукна, претензий не было. А вот рубашка…
– Она у тебя слишком ярко-белая. Ослепительно-белая. Не пойдёт. Видно будет очень далеко – сейчас же не зима.
– Согласна. – И женщина потянула с себя ещё и рубашку.
Гвардеец в панике отвернулся, но его стыдливый шок оказался излишним – под белоснежным льном обнаружился небелёный, неоднократно стиранный, даже на вид мягкий и уютный. Аше обтряхнула на себе одежду и небрежно бросила белоснежную рубашку на куст.
– Зачем тебе две рубашки?
– Я мерзлячка. – Она заправила ткань под пояс. – Лён – лучшая защита от холода, от ветра, и в нём не жарко, если солнце вдруг по капризу возьмётся припекать. Но он грубый, и в походе может докучать, раздражать кожу. Не груб и совсем не колется застиранный – но в таком неприлично дефилировать перед его величеством. Потому я надела две рубашки.
– Разумно. Тебе помочь? – Я вытащил из пояса подзорную трубку и зажал в зубах.
– Справлюсь сама. Это у тебя что?
– М-м-вам…
– Вставай сюда, на ветку, и объясни толком.
– Угум. – Я пристроился спиной к стволу и, освободив руку, вытащил предмет изо рта. – То же приспособление, которое помогает детально рассматривать далёкую цель, только не магическое. Если бы в своё время я лучше учился в школе и усерднее вникал в оптику, моим техникам не пришлось бы потратить столько времени, чтоб сделать эту вещь.
– Любопытно. И как она работает?
– В неё просто нужно смотреть. Но давай поднимемся выше.
Аштия карабкалась по веткам с бойкостью кошки. Но, впрочем, и дерево оказалось очень удобным для подъёма. И к тому же лысоватым – зелень почти не заслоняла обзор. Правда, при таком раскладе больше вероятность, что нас всё-таки заметят. Но без риска в разведке не обойтись.
– Вот, смотри, – предложил я ей. – Первая оценишь перспективы? Ну, правильно, давай по старшинству.
– Мда. – Аштия медленно водила подзорной трубкой из стороны в сторону. – Мда…
– Что там?
– Да как тебе сказать… Забавно, очень забавно. Уже и так видно, что это… Интересная штуковина. Она точно не магическая?
– Точно. Не беспокойся.
Аштия отняла от глаза прибор и посмотрела на меня. Такой её взгляд я знал, но сходу не смог вспомнить, при каких обстоятельствах уже чувствовал его на себе. Она молчала, и это быстро начало напрягать.
– Ну?
– Посмотри сам. Нет, не сюда. Вот туда. Между полосой леса и холмом.
Надо было отдать должное усилиям моих мастеров – они сделали для меня хорошую подзорную трубу, хоть и миниатюрную по размерам. Ничего, мне хватало «на один глаз», и сперва я с удовольствием рассматривал движение крупной массы войск вдали, отмечая приличную чёткость изображения и удобство используемого предмета. Даже признал для себя, что надо бы, пожалуй, наградить старика, рассчитывавшего для меня форму, размер и расположение линз, шлифовальщика, изготавливавшего их, и прочих… И лишь очень запоздало понял, что же именно вижу.
– Ёлы-палы… Что это?
– Меня спрашиваешь? – усмехнулась она.
– Стоп! Откуда это? – Я втиснулся в окуляр. – Не понимаю.
– Догадываюсь, что не понимаешь. Это не наши.
– Уверена?
– Что значит – «уверена»? Я без малого сорок лет в армии! Думаешь, не отличу прохождение наших войск от чужих?
– Демоны?
– Сомневаюсь. Не похоже.
– А кто тогда?
– Ну, кто тогда остаётся? Люди, конечно. Только чужие. Значит, ты умудрился просмотреть могущественную северную цивилизацию по соседству с собой.
– Что-то сомнительно. Я отправлял туда не одну поисковую группу. Они там даже диких племён не нашли!
– Стоит ли говорить за своих людей с такой уверенностью? Подожди давать за них гарантии. Мало ли какие подробности могут вскрыться.
– Я тут правлю двадцать лет! И знаю, кого отправлять на исследование новых земель!
– Серге… Не надо торопиться. Хорошо будет взять кого-нибудь из этих новоприбывших для допроса. Всего несколько вопросов, и всё станет на свои места. Возможно, выслушав ответы, ты обнаружишь, что твои люди были несколько небрежны.
– Что для нас важнее – как-то вывести из этих краёв государя, причём живым и невредимым, или выяснить, насколько внимательно мои люди обследуют новые территории?
Женщина пристроилась мне вслед, давая понять, что признаёт моё главенство в этом деле. Ну правильно, опыта у меня побольше, на учениях я через раз участвую в качестве командира мелкой спецгруппы, действующей в полевых условиях.
Тело мигом вспомнило все навыки, отметило все недостатки снаряжения и обуви, приноровилось к ним. Лес был хороший – не слишком заболоченный, в меру кочковатый и овражистый, но при этом весь в густой молодой поросли – не так просто разглядеть крадущихся соглядатаев, можно поближе подкрасться к неосторожному солдату, можно скрыться в зелени от чужих глаз. Мы с Аштией шли шагом, который у меня на родине назвали бы охотничьим, а здесь – звериным. Она держалась неплохо. Пока всё идёт отлично.
– Слышишь? – тихо спросил её я. Если не кричать во весь голос, то в таком лесу можно переговариваться без опаски – листва успешно экранирует звуки.
– Шум?
– Мы уже рядом. Внимательней.
Обычно избегаю этой фразы, потому что она отчего-то тянет за собой неприятные неожиданности. А тут ляпнул почему-то, сам себе удивился, успел решить, что не суеверен – и разглядел движение на прогалине слева. В одно мгновение отметил, что в отряде вряд ли больше пяти-шести человек, а значит, это не проблема. Значит, можно не уноситься прочь сломя голову и не прятаться среди кустиков.
– Семеро, – бросила Аштия за моей спиной.
– Шестеро. Сейчас увидим.
– Я права.
– Мда.
Они нас заметили, но не окликнули, а просто пришпорили коней и очень скоро оказались совсем рядом. Какие странные у них лошади – низкорослые и мохнатые, как пони, однако не пони. И люди одеты странно. Так с ходу и не поймёшь, в чём именно странность, но точно такое же впечатление у меня возникало от имперцев, когда я только привыкал жить в Империи. И переговариваются непонятно. Будь это один из имперских диалектов, я его хотя бы узнал, как способен был у себя на родине различить французский, испанский, итальянский, арабский и китайский с японским, хотя не способен был ни слова сказать ни на одном из них.
– Справимся? Или дёру? – процедил я сквозь зубы.
– Возьмёшь на себя четверых? – уточнила Аше, прячась мне за спину.
– Без труда. Ты-то как?
– Не волнуйся.
Чужаки снова окликнули нас и взяли в полукольцо, насколько позволили деревья и кусты. Я опасался, что они останутся в сёдлах, но, к счастью, даже такие маленькие и явно неприхотливые лошадки не рады были продираться сквозь молоденькую колкую поросль. И они спешились, перекинулись несколькими фразами, что-то сказали мне. Можно догадаться, что велели сдаваться. Ситуация-то очевидна. Им, наверное, тоже «язык» не помешает.
Я вынул меч, сжал в левой руке нож. Жест, в общем-то, интернациональный, пояснений не требует. Они – поняли. Двое атаковали меня справа и слева, явно уверенные, что застанут врасплох – ведь я смотрел вперёд. Конечно, они ведь не знали, что такое выучка у Одеев, и едва ли представляли, что затрапезно выглядящий мужик посреди леса может оказаться очень даже неплох в драке.
Здесь мне помогали путающиеся в ногах кусты. Вернее сказать, я-то в них не путался. Одеи в своё время не учили меня этому – научила жизнь, война и учения. И тут важнее всего было помешать противнику действовать на свой лад, потому что, смешав ему карты, можно было в одиночку разобраться с четырьмя, пятью и даже большим числом людей. Что как раз было необходимо.
И, кстати, кого-то одного надо постараться не убить. Например, вот этого.
Я наметил жертву сразу же, когда уходил от первой атаки. Перемахнул через куст и, держа в уме дальнейшие планы, атаковал одного из агрессоров – не в надежде на немедленный успех, но хотя бы с целью понять, на что они все способны. Боевой уровень-то у них, по идее, у всех должен быть один. А если нет, то надо поскорее прощупать каждого, чтоб скорректировать действия. Спасибо Одеям, что я могу себе позволить не только драться, но и присматриваться к противнику, размышлять и менять свои намерения.
К моему удивлению, первая же атака прошла. Такое впечатление, что боец, уверенно кинувшийся на меня и не обнаруживший жертву на месте, совершенно растерялся. А в поединке и полсекунды иной раз решают всё. После удара кончиком меча в шею противников осталось шестеро. Это, пожалуй, не говорило об их слабости или беззащитности перед профессионалом моего уровня – случайности всё-таки случаются со всеми, и растерянность при знакомстве с новой техникой никто не отменял, и эффект неожиданности тоже. Но произошедшее свидетельствовало, что у нас с Аштией есть реальный шанс.
Второй сложной атакой с усиленным уколом снизу удалось вывести из строя ещё одного бойца – он явно не ожидал, что я так быстро окажусь рядом, и даже оружие не успел вытащить, только схватился за рукоять. Добив его вторым ударом, теперь секущим, я развернулся к остальным. Обстоятельства уже начинали меня настораживать – когда с самого начала всё идёт так легко и гладко, проблемы расцветают пышным цветом ближе к концу поединка.
Осталось пятеро.
Аштия тоже как-то действовала, но за её перемещениями я не очень следил. Меня хватало только на то, чтоб присмотреть – все ли на месте, не сбежал ли кто-нибудь из бойцов, кому я пока не успел уделить активное внимание. Это будет, мягко говоря, нежелательно. И я постарался ускорить себя и свои реакции, насколько это было возможно. Наскочивший на меня противник показался мне неуклюжим, слишком медлительным. Чудо, что я столь легко перешёл в это самое выигрышное для боя состояние! Я мог лишь радоваться, что, несмотря на возраст, тело вполне отвечает моим требованиям. Правда, Одеи предупреждали, что это может аукнуться лет через десять, и медицинская магия ничем не сможет помочь. Но пока было важно то, что есть сейчас.
Мы добрались до места, где нас терпеливо ждал пластун. И тут неожиданно для меня Аше развернула пленника спиной к дереву, лицом к себе, и вцепилась в него взглядом своих слишком сильных глаз. Не уверен, что легко перенёс бы подобный напор, но, к счастью, ни её светлость, ни его величество никогда не пробовали на мне всю мощь своего характера, воплощённого во взоре. Не были принуждены к этому.
– Рассказывай, – велела моя спутница. – О вас, разумеется, о вас. Об этом вашем народе юрт.
Приказ показался мне сомнительным, я сделал движение возразить, но удержался. И тут заметил, что смуглолицый чужак внимательно наблюдает за мной, он явно заметил и движение, и отказ от намерения. Я засомневался, стоило ли так явно уступать женщине, и не затруднит ли это разговор с пленным, примет ли он наши угрозы всерьёз. Ну, впрочем, что сделано, то сделано, а если мужик, возомнив, будто мы тут все недостаточно брутальны, раз позволяем женщинам нас осаживать, откажется отвечать на вопросы, я сумею заставить его забыть о первом впечатлении.
Но проблем, к моему удивлению, не возникло. Пленник без сопротивления взялся отвечать на вопросы, тем более что они не касались тонкостей ведения боевых действий или сведений о расположении войск. Пока её светлость интересовало только, откуда взялись эти кочевники. Меня, разумеется, тоже.
Услышанное повергло в настоящий шок. Мы узнали, что, оказывается, упомянутый клан Адамант уже давно смотрел на земли, примыкающие к северной границе моих владений, как на свою личную безраздельную собственность, а теперь счёл, что пришла пора наложить руку и на всё, что южнее. С неподражаемым спокойствием и уверенностью боец заявил, что пастухи, обитающие здесь, получат покровительство клана и ни в чём не будут нуждаться, взамен приумножая богатства своих новых хозяев.
– Как мило, – протянула Аштия.
– Да, я тоже оценил ситуацию. Аше, может быть…
– Да, но чуть позже. Я собираюсь задать нашему собеседнику ещё несколько вопросов.
– Как ты догадалась, что я хочу сказать?
– Я уже достаточно долго тебя знаю. Итак, уважаемый – ваш клан смотрел на эти земли, как на свои, однако пока не обжил их. Почему?
– Здесь холодно. Холоднее, чем на родине, но эти земли могут быть полезны.
– Как великодушно с вашей стороны желать их захватить!
– Но ведь это вы решили сыграть с нами в эту игру, – удивился пленник. – Нас атаковали, едва только мы миновали врата пламени, а тот, кто выигрывает в военной игре, получает добычу.
– Что за врата пламени? – Аштия нахмурилась.
– Речь, как я понимаю, о магическом переходе, Аше. А вы думали, что только вашим магам известны способы перехода из мира в мир?
– Принципы перехода из человеческого мира в человеческий нам известны очень ограниченно. Тебе это должно быть известно как никому другому.
– Ну, видимо, у них эти приёмы развиты намного лучше. Кстати, любопытно – а способны ли они ходить туда-сюда из мира в мир? А, парень? Вы собираетесь колонизировать эти земли или переселяться на них?
– Я же просто боец, что я могу знать?
– Уж примерные-то ближайшие планы знает последний поварёнок в обозе.
– Откуда тебе знать, Серге, о чём может быть в курсе поварёнок в обозе? – удивилась её светлость.
– Я, помнится, общался и с поварятами, и с кузнецами…
– Хм…
– Ни к чему нам бросать родные края, – хмуро ответил пленник. – Но и новые нам не помешают.
– Вполне исчерпывающий ответ на мой вопрос. Заметь, Аше, как он говорит о своих родных краях, с какой нежностью.
– Что тут удивительного?..
– Без горечи. Из чего можно сделать вывод, что магия у них развита лучше, чем у вас.
– Поспешный вывод!..
– Отчего же поспешный? Если б они навеки покинули свои прекрасные степные края, у него это было б на лице написано. Большими интернациональными буквами. Я лично никаких выразительных надписей не вижу. Значит, имеют возможность возвращаться к себе на родину по мере необходимости или желания, сколько душе будет угодно. Ваша магия на такое не способна. А их, получается, способна. Значит, развита лучше. По меньшей мере, пространственная.
– Ну, положим…
– Ты ещё о чём-то хочешь спросить этого парня именно сейчас? Или всё-таки повезём его на место, где им займутся профессионалы?
– Ты ведь сам отметил, – с загадочной улыбкой возразила Аштия, – что у них, вероятнее всего, магия развита куда лучше, чем у нас. – Она вынула какую-то загадочную подвеску и повела ею перед глазами пленного кочевника. – А тащить чужую магию к нам в лагерь не следует. Альфа и омега любого разведчика, странно, почему ты об этом не вспомнил.
– Меня до сих пор держат подальше от принципов работы с магией. С упорством, достойным лучшего применения. Артефактами я давно уже научился пользоваться, и от моей магической стерильности не осталось и следа…
– А жаль!
– Ничто не вечно под луной, даже чистота. Ну, так что? Есть маячки? И не нашумим ли мы тут магией? Нас не застукают?