Сейчас. P.S. И никого не стало

Пролог

Несколько лет назад.
- Вставай, боец! - еле сдерживая слезы, я колотила кулаками по его груди, - Вставай, боец! Бойцы не плачут!
Злой не шевелился и продолжал лежать на снегу. Глаза его были закрыты, рваное дыхание поднималось облаком в морозном воздухе.
Твою мать. Я стала лупить его по щекам красными скукоженными от мороза ладонями - рукавицы я потеряла ещё в самом начале пути.
Саня поморщился и открыл глаза, я отвернулась и смахнула слезы.
- Развалился тут. Отдохнуть решил? - я покосилась на его рваную штанину, залитую кровью, и торчащие кости, борясь с тошнотой. Он проследил за взглядом и попытался привстать.
- Не надо, не смотри, - я пресекла его попытки, мешая ему подняться.
- Вот же бл4дь, - он матернулся, - Перелом, сука.
Он откинулся на спину и спросил:
- Давно отдыхаю?
- Не знаю. Может, минут пять-десять. Сильно больно?
- Прорвёмся, - он поморщился.

Саня достал из кармана пачку «Парламента», но подкурить у него не получалось. Я выхватила у него сигарету, достала из кармана спички, и через мгновение вернула её на место уже подкуренную.

- Ты куришь? - рыкнул Злой удивлённо.
- Неа, пробовала однажды.
- Добрый тебя грохнет.
Опустив окурок в снег, Саня опять заговорил:
- Слышь, Малая, гони за помощью, ты не справишься, а сам я не дойду.
- Хернёй не страдай. Я тебя не брошу, - я поднялась на ноги, - Надо шину наложить, потерпи, поищу ветки.
Через некоторое время я уже сидела на коленях перед ним и импровизировала с ветками и ремнями, сооружая шину.
- Слушай сюда, Малая, - Злой схватил меня за руку, - Встаёшь и идёшь на юг, выйдешь к тропе, а там налево и топать до зимовья не сворачивая. Нож у меня возьми, на всякий..
- Да, заткнись уже! Ты что, не понимаешь? Я совсем не ориентируюсь на местности. Мне что юг, что восток! Я не найду тебя потом! Я не смогу привезти помощь, - орала я, - Поэтому соберись и приготовься к долгому пути. И да, будет больно. Но ты ж помнишь, бойцы не плачут.
- Твою мать...
Я не стала слушать дальше и пошла за большими ветками, которые видела в низине.
Проваливаясь в снег почти по середину бедра, я ухватила большую сухую раскидистую ветку и волоком потащила её к месту, где лежал Саня.
- Саня, вот сейчас ты залезешь сверху, и я тебя потащу.
- Ну ты и дура, нахер тебе это надо. Иди и помощь приведи, Геракл, 4пт.
Мне хотелось его стукнуть. Хотя, в конце концов, он был прав. Я дура. И оказались мы в этом дерьме из-за меня.
Меня впервые взяли с собой на охоту. Красивое слово «охота» означало, что два раза в день парни будут уходить в заснеженную тайгу и проводить там большую часть времени. У них будут мужские разговоры, азарт, адреналин и добыча. А я буду оставаться в зимовье с кем-нибудь из них. Я пробовала ходить с ними, но первый же мертвый заяц вывернул меня наизнанку вместе с содержимым желудка. Я гладила ещё теплую шкурку и плакала. Один раз и навсегда я решила для себя, что охота это зверство, и отказалась в этом участвовать.
Шёл третий день, парни пошли за косулей, а со мной остался Злой.
Приготовив обед, я начала доставать Саню и канючить - я хотела гулять. В итоге через час Злой не выдержал и, матерясь, пошел меня выгуливать. Но что-то пошло не так, и теперь он со сломанной ногой лежит передо мной, и находимся мы хер знает где.
Я заслужила его раздражение и злость. Поэтому, как только мне удалось зафиксировать сломанную ногу, я схватила ветку и поволокла ее в направлении, куда указал Злой.
Он был тяжёлый, это был первый случай, когда я была не рада богатырскому сложению троицы и моим скромным физическим возможностям.
- А не надо было физкультуру прогуливать, Рина. Надо было тоже в качалку, - бубнила я себе под нос, впрягаясь в импровизированные сани.
- Злой, не молчи, говори со мной, - пыталась я отвлечься от жалящего крепкого мороза.
Ответа не последовало, я остановилась и обернулась. Саня опять отключился. Твою ж мать. Куда идти? Я не видела следы, мы здесь не проходили. Я слушала интуицию, но она молчала, я наугад повернула направо.
Я не знаю сколько я бродила, играя в маленькую лошадку, но когда я увидела перед собой след от ветки, которую я тащила за собой, я упала на колени.
- Бл44444, - взвыла я.
- Что там, Малая? - я вздрогнула от хриплого голоса.
Саня иногда приходил в себя, но несмотря на фиксацию ноги, боль была адской и временами он отключался.
Я помнила о морозе, поэтому периодически останавливалась и растирала его лицо, кисти рук и стопу на здоровой ноге.
Надо было торопиться.
- Мы ходим кругами, брат.
- Не могу понять, где мы находимся. Куда идёт след?
После описания местности и наших следов, Саня выбрал направление, я взвалила ветку на предплечье и потянула свою ношу за собой.
Двигались мы медленно. Краем глаза я уловила движение. Собака. Точно, лайка. В голове мелькнула радостная мысль, что человек должен быть рядом или жильё.
Но когда животное, увидев нас, застыло, а потом повернуло голову, волоски на теле встали дыбом.
- Ох.....еть, - выдохнула я.
На меня смотрела тупая морда, и я чётко различала большие уши с кисточками и короткий хвост. Рысь. Зверь застыл, разглядывая нас и принюхиваясь. Кровь. У Сани вся штанина залита кровью.
Мысли стреляли в голове как из пулемета. Я бросила ветку, выхватила нож, подняла вверх широко расставленные руки и с диким криком бросилась в сторону зверя.
- Пошла вон!!! Смылась, тварь, на44й!!! - орала я дурным голосом.
Рысь попалась правильная, не жаждущая приключений, и при первых же криках зверь развернулся и рванул в тайгу.
Я вздрогнула от постороннего звука. Это был сиплый смех. Смеялся Злой.
- Малая, ты монстр! Молодец! Испугалась?
Я отрицательно покачала головой:
- Пошли уже. Надо поторапливаться.
И мы снова двинулись в путь.
Спустя некоторое время, выбившись из сил, я опять рухнула на колени. Я не чувствовала рук. Злой опять отключился. Наступал вечер, через час наступят сумерки, надо выбираться отсюда.
- Надо идти, Рина. Надо идти. Мы выберемся, мы обязательно выберемся, - шептала я под нос.

Глава 1

Рина

Яркое солнце светит мне прямо в глаз, и хочется чихнуть. Глаза закрыты, но я начинаю щуриться. Медленно приоткрываю один глаз. Вся комната залита ярким солнечным светом, окно приоткрыто, ветер колышет белые шифоновые занавески. Пахнет корицей. Я сладко потягиваюсь, и тут же меня притягивает в себе горячая сильная рука. И сонный хриплый голос шепчет на ухо: «Иди ко мне». Целую руку мужа, и говорю:

- Дииим, мне надо. Ну, серьёзно.

- Надо забрать у Кати горшок и поставить у нас под кроватью.

Он притянул меня к себе сильнее, зарылся в волосы и шумно сделал вдох.

- Ты мне снилась, зайчик.

Чуть касаясь, я поглаживаю его длинные красивые пальцы.

- Ммммм, я не оставляю тебя даже во сне, - я довольно расплылась в улыбке.

- Ты читала мне сказки, - шептал он мне на ушко, - А потом просила новые туфли.

А тем временем его рука сантиметр за сантиметром исследовала мое тело, забираясь под сорочку. Знакомая приятная дрожь. Но мне надо идти. Я извернулась и попыталась встать с кровати. Дима недовольно заворчал, возмущаясь, что не готов выпускать меня из кровати в субботу утром.

Ууу, мой медведь.

Я выползла из-под одеяла, отбиваясь от мужа и смеясь. Шлёпая по теплому паркету в ванную, я заглянула в детскую – дочка ещё спала, разметав свои шоколадные волосы по подушке и прижав пухлый кулачок к подбородку. В ногах у нее лежала книжка, раскрытая на самом интересном месте. Вязанная мышка Журка упала на пол и лежала грустная – ей не хватало сладких Добреньких объятий.

Пока я чистила зубы, в ванную зашёл Добрый, прижал меня к себе и утянул меня под душ, предлагая продолжить взрослое утро. Я не успела заколоть волосы, они рассыпались по плечам и тут же намокли. Ну вот, а хотела вымыть голову вечером. Опять мурашки. Опять желание стать его кровеносной системой, обнять его и нести ему жизнь. Каждый день. Ничего не меняется. И ничего не изменится ни через десять лет, ни через сто. Я любила мужа, разлетаясь на атомы, забывая дышать, и ловила себя на том, что я самая счастливая женщина во Вселенной.

Проснулась Катюша. Когда я к ней зашла в халате, с чалмой из полотенца на голове, она уже натащила в кровать мягких друзей, и увлеченно играла, я не успела разобрать, что за сценарий в этот раз – она меня заметила. А потом в комнату заползла Добрая улыбка, и я пошла готовить завтрак. Краем уха слышала, как Дима делает Кате «потягушки», а она урчит как котёнок.

Услышав переливчатый детский смех, я с чашкой кофе в руке заглянула в детскую.

Катя сидела на кровати к Доброму спиной, а он стоял и заплетал ей косички. Это было их начало дня – папины «потягушки и косички.

Я улыбнулась.

Меня опять накрыла тьма.

***

Мне всегда было интересно, по какому принципу нам наверху распределяют счастье, страдания и боль. Что-то вроде: «Сюда только счастье, боли не надо, немножко скуки и обыденности», «А вот сюда всего понемножку – чуть-чуть боли, чуть-чуть страданий и душевных волнений, и чуть-чуть счастливой любви в итоге». И нет никакого принципа в таком распределении и никакой справедливости. Кому-то достается все, а кому-то ничего. До определенного момента я думала, что мой лимит по физической боли в этой жизни уже исчерпан. Как я ошибалась.

Я слышу чёткий мужской голос, он разговаривает со мной, медленно открываю глаза, щурюсь от яркого света и пытаюсь хоть что-то разглядеть. Я без контактных линз, потому что вижу только светлые мутные пятна, пытаюсь шире раскрыть глаза, как будто это что-то изменит. Я не чувствую мое тело. Очень медленно как через вату до меня начинают доходить слова: «Сегодня 22 ноября. Ты в больнице, ты попала в аварию». 22 ноября?! И я начинаю плакать. «У нее болевой шок, выводите её, выводите, ей больно…». И меня опять накрывает темнота.

Это была долгая кошмарная реальность. Это как сон, который перемешался с твоей действительностью, и ты никак не можешь проснуться. С тобой происходят страшные вещи. Тебя окружают незнакомые люди, и ты находишься в месте, куда недавно собирался. Но что-то не так, такое смутное ощущение, что всё не так, как-то не логично. Тебе постоянно страшно. А потом происходят события, которые вообще не вписываются в твою картину мира - за тобой гоняются незнакомые люди, тебя хватают и пытают, ты горишь и не понимаешь, что им от тебя надо. В этой каше из боли, людей и событий иногда мелькают лица родных, но, в целом, один нелогичный кошмар тут же заканчивается другим, ты опять горишь или тонешь, или просто не можешь дышать, тело отказывается тебя слушаться, тебя перебрасывает с одного места на другое, и всё начинается сначала. Это был мой личный ад.

И в этом аду среди всего этого хаоса из лиц, событий, страха и боли я вдруг опять увидела Доброго. Он просто стоял и смотрел на меня. Я протянула руку и дотронулась ладонью до его груди. Это реальность? Я ощущаю прикосновение, ощущаю теплую кожу, рельеф мышц. Запах, чувствую, как он пахнет, и у меня начинает кружиться голова. Втягиваю воздух и задерживаю дыхание. Ещё. И ещё. Обнимаю его двумя руками, крепко прижимаюсь к нему и тут же решаю, что больше не отпущу. Смутно представляя, где я вообще нахожусь, я была полна решимости уйти отсюда только вместе с ним, и совсем не имеет значения, куда именно. Где-то глубоко внутри тонкий голосок нашептывал мне, что всё это неправда, и его нет передо мной, Добрый умер много лет назад. Но я прижималась к нему и вдыхала его запах, Боже, какой родной запах, я узнаю его из тысячи. Главное для меня в тот момент было не разжать руки, не отпускать его.

Глава 2

Позже, ближе к обеду ко мне пришёл мой врач. Это был молодой мужчина симпатичный мужчина, но лица я толком не разглядела, только руки. Аккуратные ногти, мизинец смешно искривлен. Он вкратце рассказам мне, как обстоят дела. ИВС, тяжелая черепно-мозговая травма и другие повреждения. Да, досталось мне неслабо.

Последнее, что я помню, это корпоратив телеканала на базе на побережье. Международный день солидарности журналистов. Сентябрь. Из моей памяти стерлись события последних двух месяцев жизни. Я даже не помнила, как я оказалась за рулём в тот день. Я буквально находилась на краю, в двух минутах от смерти. И остаться здесь мне помог Добрый, я в этом была уверена. Мы победили. Эту битву мы выиграли.

После разговора с врачом мне опять захотелось спать, глаза мои слипались, и я опять провалилась в сон. Мне снились ребята в камуфляже, стрельбище, огражденное полосой деревьев, моя позиция на горе Лючихеза и лагающая связь, с треском выплёвывающая мой позывной.

Несколько лет назад.

- Delta- Alfa- Charlie- Oscar- Tango- Alfa. Delta- Alfa- Charlie- Oscar- Tango- Alfa. Приём, - радиостанция издавала хрипящие булькающие звуки.

- Delta- Alfa- Charlie- Oscar- Tango- Alfa. Delta- Alfa- Charlie- Oscar- Tango- Alfa, как слышно, приём, - голос Артёма был не чёткий, - Дакота, Дакота, ответь.

Из радиостанции опять раздался свист. Я переключила её на передачу, сигнал двоил, связь была ни к чёрту.

- На связи. Что там у вас, Монтана, - ответила я, - Mike-Alfa-November-Tango-Alfa- November- Alfa, как слышно, приём.

Собиралась гроза, связь то и дело пропадала. Несмотря на обещанные данные дальности покрытия сигнала в лесу и холмистой местности, связь сегодня лагала. Батарея была заменена всего час назад, всё должно быть исправно.

- Мать твою, Монтана, да что там у вас?

- Возвращаемся. Прикрой нас.

- Принято. Жду координаты.

Булькающие звуки и хрипы сказали мне, что координат не будет. Опять прикрывать вслепую.

В оптический прицел СВД я увидела группу, они отходили, технично меняя позиции от укрытия к укрытию. Противника не было видно. Проводив группу в оптический прицел еще на тысячу метров, я выдохнула, и осторожно выкатилась из моего укрытия.

Лёжа на животе, я засунула радиостанцию в рюкзак, глотнула воды из фляги, подхватила СВД, и на коленях, пригнувшись к земле начала отходить с позиции.

Я занимала высоту на склоне горы Лючихеза, которая расположилась на границе Сихоте-Алиньского заповедника.

Я стала спускаться с высоты, петляя среди кедрово-хвойного леса, после, сделав круг и убедившись, что меня не преследуют, я вышла на тропу и двинулась к лагерю.

Несмотря на то, что СВД была копией реального боевого оружия, она соответствовала ему по габаритам, весу и прицелам, плюс к её пяти килограммам был добавлены полтора килограмма радиостанции. К лагерю я вышла физически вымотанная.

Мысли мои переместились в самое начало этого приключения. Всё началось с простого заявления.

- Да ты не сможешь! – мужчина недоверчиво качал головой.

Мы работали вместе первый год, и, если бы он знал меня лучше, он бы был в курсе, что эта фраза действует на меня как красная тряпка для быка, она меня бесит.

- Я бы на твоём месте прикусила язык.

- Это хрен знает где, нужна серьёзная подготовка, Добровольская.

- Она у меня есть, - я кинула на стол справку о моих достижениях в Федерации рукопашного боя и КМС по пулевой стрельбе, - А ещё я прошла подготовку в Центре медицины и катастроф, умею оказывать первую помощь. Я готова.

Рудному ничего не оставалось, как поднять руки в небо:

- Лучше будет послать туда парня или парней, Добровольская. Олега, например, Сергея.

- Рудный, это мой проект, и туда еду я, - я развернулась и вышла из кабинета.

Зам директора телевизионного канала, где я работала, Анатолий Рудный, остался сидеть в недоумении.

Проект «Взгляд изнутри» был полностью моей идеей и имел неплохие рейтинги. Сейчас речь шла о тренировочных сборах военно-патриотического клуба «Сокол» в горах Сихоте-Алинь. Молодые ребята от 18 до 23 выезжали на месяц в труднодоступную местность и тренировали боевую способность и спортивные навыки. Я должна была там быть. Я должна была стать частью команды.

Когда утром нас с оператором привезли к подножью Лючихезы, я в ту же секунду вспомнила подъем на гору Шаман несколько лет назад. Поэтому я потуже затянула шнурки на берцах, надела перчатки, проверила воду и с рюкзаком приготовилась к восхождению. Оператор шёл рядом и матерился. Ему приходилось нести еще и большую часть оборудования.

- Иди работать на телевидение, говорили они. Это легко, говорили они, - передразнивал Вова своих родителей.

- Давай возьму кое-что из оборудования, - предложила я.

- Да иди ты, Добрая. Всё из-за тебя. Какого хера тебя на всякий трэш тянет.

Глава 3

Когда я оказалась дома, без супер-женщины в белом халате на своём посту, с волшебными уколами, которые помогают, мне показалось, что я умираю. У меня болело всё. Я вся была одна сплошная боль. Я вставала под душ и молилась. Я просила не мучить меня долго и поскорее забрать. А потом, когда я выходила, завернутая в полотенце, я видела себя в зеркале, и мне становилось стыдно. Я давала себе по щекам и кричала: «Соберись, тряпка!». Вода приносила кратковременное облегчение, и только под душем мне было не больно, иногда я стояла так часами. Каждый день.

Волосы отрастали очень медленно, вес отказывался набираться. Я не могла есть. Каждый прием пищи сопровождался ноющей болью после, которая терзала меня часами, в лучшем случае. В худшем - меня рвало, в желудке ничего не задерживалось. Много ночей я провела на полу в ванной, содрогаясь от болезненных спазмов, вытирая слёзы.
Жёсткие ограничения, моё тело, которое отказывалось выздоравливать, слабость и неспособность выйти на улицу заставляли меня сопротивляться.

Я опять стала разговаривать с Добрым. Он был мне нужен, как воздух. Я время от времени прокручивала в голове наш разговор при подъёме на Шаман, вспоминала его высказывание, что мы – одно, и, если у меня заканчиваются силы, я всегда могу взять их у него. Сейчас самое время.

- Ну вот, вспоминаю твой день рождения и тот несчастный арбуз, - я сидела на полу туалета, прислонившись в стене, - Я же тогда тебе праздник испортила. А ты такой крутой был, просто сел со мной, пока меня выворачивало, и волосы держал. Ну, знаешь, волос как бы нет, - я провели по ежику волос на автомате, - Но, чувак, я бы не отказалась бы сейчас от твоей компании.

Я невесело рассмеялась. Точно, кукуха поехала - сижу, разговариваю с Добрым, и где-то глубоко внутри жду, что он мне ответит. Хотя бы в моих мыслях. Мне по-прежнему не хватает его. Когда я вижу что-то интересное, когда читаю хорошую книгу, когда делаю новые снимки в новой локации. Каждый раз ловлю себя на том, что хочу поделиться с ним каждой моей эмоцией и каждым моим впечатлением. Мне не хватает разговоров по душам.

- Знаешь, Димка, о чём я мечтаю, вот здесь, на полу, каждый раз, когда мне становится плохо? О сметане! Вкусной, жирной, сливочной сметане. Прикинь! Помнишь, всегда ржал надо мной и моим аппетитом. Так вот, я тебе обещаю, как только я смогу нормально есть, я куплю себе килограмм свежей вкусной сметаны. И съем!

Сейчас я точно могу ответить на вопрос, что кроме разговоров с Добрым давало мне силы в то время. Музыка. Каждое утро у меня начиналось с того, что, открывая глаза, я брала пульт и включали DVD, и комнату заливали звуки «Numb»[1] и голос Честера Бенингтона[2] из Linkin Park. Я лежала и смотрела в потолок. Но уже под «Breaking my habit»[3] я заставляла себя встать с кровати и жить. Благодаря энергетике и звуковым ритмам мне хотелось победить. Мне хотелось вернуться в строй и сделать это как можно быстрее. Честер заставлял меня собраться и двигаться вперёд.

- Привет, подружка, - я достала гитару Доброго из-под кровати.
Аккуратно раскрыв чехол и бережно стряхнув пыль, я провела рукой по корпусу инструмента. Пальцы тут же почувствовали энергетическую вибрацию, как будто я коснулась руки Димы. Позже, сидя на полу и бережно прижимая к себе его гитару, я, перебирая струны, в стиле фингерстайл играла «Numb». Другие песни. Другая я.

В те моменты, когда меня не скучивало болью или, когда я не проводила часы у белого друга, сидя на полу в туалете, я всегда брала гитару. Гитара оставалась моей страстью. Меня приводила в трепет возможность перевести мои эмоции в звуки, которые отражали весь спектр моих чувств. Каждый раз, когда мои пальцы перебирали струны, я представляла себе, что где-то там, наверху, Добрый смотрит на меня и делает то же самое – держит на коленях свою гитару и касается струн своими длинными пальцами, его красивые руки порхают как птицы. Мой мозг выплескивал одно за другим воспоминания, но самое регулярное из них было, как мы сидим на полу, завернувшись в пледы, рядом мигает гирляндами ёлка, мы играем «Hotel California» Eagles в две гитары.

Несколько лет назад.

- Рина, ты слушаешь? – парень тронул её за локоть.

- Ну, и что дальше, - я сопоставляла факты в голове.

- Ты же классно играешь! Ну, тогда на рок фёсте ты вообще зажгла.

- Да ну тебя, я электрогитару второй раз в жизни держала в руках, так, для фона постояла, - возразила я.

- Ну, а байк фёст, «На краю Земли», ну, вы тогда у костра с Мутантом отожгли, Дидюля отдыхает, так Ангела[4] сыграли.

- Жень, ты сейчас к чему это всё? – фронтмен рок-группы «Arsenicum» нервничал.

- Ну, типа… Апокалипсис у нас. Очень помощь твоя нужна.

- Ой, 4ля, а я-то думаю, чего это. Ну, говори, - я стукнула музыканта по плечу.

- Варвар в больницу загремел. Надолго. А у нас 7 концертов в начале августа.

- Ну, так выздоровеет ваш Варвар, чего кипишуешь раньше времени.

- Не успеет. Серьезное дело там.

- Так Варвар ударник же, от меня-то чего хочешь?

- У нас ещё Конь ударник, но тогда мы остаемся без гитариста и вокала.

- Да нахера вам такие сложности, найдите ударника на замену, ну Хабаровск пошерстите, Благовещенск, что там ещё.

- Искали, пока не нашли никого, сезон, все заняты. А брать неотработанного ударника это можно сразу концерты отменять.

- 4ля.

- Давай бартер, ты нам помогаешь, а мы тебе съемки тура организуем. Это же круто будет, быть в составе группы и посмотреть изнутри.

- Сколько у нас времени?

- Месяц.

- Дай мне ваш стандартный репертуар, видео с выступлений, аудио, что у вас ещё есть. Я подумаю.

Глава 4

Теория шести рукопожатий заключается в том, что каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.

В этом что-то есть. Так или иначе, почти через месяц после моего возвращения домой раздался звонок с незнакомого номера, и я ответила.

Это был Злой. Вот так просто. Я не сразу узнала его голос, уж очень давно мы не разговаривали, но всё же это был он. Я не слышала о нём десять лет.

Пока я была в реанимации, мои друзья по работе через социальные сети объявили сбор крови, в которой я так сильно нуждалась в тот момент. И среди тех людей, которые видели этот крик о помощи в социальной сети, оказался тот человек, который знает Саню и меня.

Звонок. Это был он. Где номер взял?

- Малая, это Злой, Саня Злой, помнишь такого?

- Злой... – повисла пауза, я с трудом выдавливала из себя слова, - Привет.

- Я прилетаю 31-го. Послезавтра буду у тебя. Ты там же, на Уборевича? Тебе что-нибудь нужно?

Что ж, это вполне в его духе. Ни одного лишнего вопроса – замужем, можно тебя увидеть, с кем ты живешь? Буду тогда-то, жди.

Длинные гудки.

Я разревелась. Не знаю, почему. Возможно, боль носила накопительный эффект, возможно, посттравматический стресс накрывает не сразу. Но я впервые плакала не из-за того, что у моего тела что-то болит, а из-за того, что болела моя душа. Я не позволила себе расслабиться и пожалеть себя ни на секунду как пришла в себя в реанимации. Я зажала в себя в кулак и как мантру повторяла каждый день – я хочу выздороветь, я хочу, чтобы это поскорее осталось в прошлом.

И вот сейчас мне захотелось уткнуться в плечо Сани и плакать. Потому что мне больно. Потому что мне страшно. Потому что с ним не надо притворяться сильной, потому что с ним я могу плакать, и мне не унизительно его сочувствие. Мы не виделись много лет, кажется, целую жизнь. В грудине под ребрами опять начало ныть, и мне стало не хватать воздуха.

Он позвонил мне утром 31-го. Сказал, что он уже в аэропорту Кневичи, едет ко мне. Я закончила разговор и побрела в душ.

Я не знаю того мужчину, который спешит ко мне. Я смутно помню, как он выглядел тогда, и уж тем более не узнаю его сейчас. Я начала переживать, что я совсем его не узнаю, потому что он стал чужим.

А ещё через час я дрожащими руками открывала ему дверь.

-Малая…

- Не надо. Не называй меня так. Теперь я Добрая. Проходи, - я отошла, приглашая его вовнутрь.

На пороге стоял человек-гора. Высокий качок с мощной грудной клеткой и огромными руками, с короткой стрижкой. На меня смотрели Злые карие глаза, взгляд был колючий и изучающий. А потом вдруг взгляд потеплел, заискрился, он шагнул в квартиру, выдохнул «варяг» и притянул меня к себе, крепко сжал в объятиях, как будто хотел переломать мне все кости - он меня узнал.

Я пыталась вспомнить, о чём с ним можно говорить. И на ум не пришло ни одной темы. Моя гостиная сразу как-то уменьшилась и скукожилась, стоило ему сесть на диван. Он действительно был огромный. Мы молчали и откровенно разглядывали друг друга.

- Ты как?

- Живая. Ты же знаешь, я всегда выживаю.

- Тебе кто-нибудь помогает? Ты выглядишь слабой.

- Мама жила у меня три недели, уехала недавно. Подруга еду привозит, Юлька, она молодец просто «Ух, какая» у меня.

- Еда есть? Может, в магазин? В аптеку?

- Нет, не надо.

- Когда в последний раз на улице была? – он подозрительно посмотрел на меня.

Видимо моё бледное с зелёным оттенком лицо произвело на него такое впечатление. Я молчала. Я не знала, как сказать, что я не могу самостоятельно спуститься по лестнице, не говоря уже о прогулке по заледенелому двору. В последний раз я была снаружи, когда шла от такси до двери подъезда после выписки из стационара. Сколько прошло времени? Мне с трудом удавались подсчеты.

- Сама оденешься или тебе помочь?

Я фыркнула в ответ.

Когда я вышла в прихожую в лыжном костюме, который на мне висел, Саня поправил мою шапку, усадил на стул и начал натягивать мне на ноги ботинки. Причём, он делал это так профессионально, что я растерялась. А потом вспомнила, что у него есть дочь. Сколько ей сейчас? Девять, десять?

Когда он закончил с ботинками, то поднял меня на руки как пушинку, запер дверь и почти бегом начал спускаться по лестнице. Я испугалась, у меня закружилась голова, я зажмурила глаза, сильнее обхватив его за шею.

Двор был покрыт остатками прошлого снегопада, местами снег подтаял и заледенел. Да и за пределами двора ситуация обстояла не лучше. И поэтому Саня носил меня на руках всю прогулку. Мы прогулялись до сквера Суханова, побродили по дорожкам, а потом, увидев мой красный нос, Злой чертыхнулся и буквально помчал со мной на руках домой.

Вернувшись домой, мы сидели на диване и пили кофе.

- Я наблюдал за тобой в социальных сетях, - он вертел в руках кружку с кофе и не смотрел на меня.

- Эй, да я слышу осуждение в голосе! Что? Тебя поразила моя бурная личная жизнь?

- Ну, судя по фоткам, никого старше тебя, или хотя бы твоего возраста. Они моложе, нет, они гораздо моложе…

- Ой, только не надо завидовать, Саня.

Судя по выражению его лица к моему чувству юмора он готов не был.

- Скажи, почему.

- Злой, не зли меня, - я усмехнулась, - Звучит паршиво, да.

- Надо же, меня так уже давно никто не называл, - он улыбнулся.

Глава 5

Рина

– Всё виснет. Не могу работать, – я нервничала, прикидывая, как скоро мой айтишник сможет ко мне подъехать.

Злой наливал себе кофе. Через день после нашей первой встречи раздался звонок в дверь и вот этот качок опять на моей кухне, хозяйничает, не стесняясь.

– Не понял, ты же на больничном. Какая работа?

– Нет, это не работа, - я замялась, – Я книгу пишу.

– Ого. А о чём?

Я задумалась, а потом посмотрела на него, гадая, сможет ли он понять меня.

– О домашнем насилии, о женщинах. Ты знал, например, что у нас в городе нет ни одного специализированного центра или фонда, куда женщина могла бы обратиться? Есть помощь семье, есть помощь мамам с детьми, есть помощь детям, воспитанникам детских домов, фонд дикой природы. А для женщин, которые пострадали в семье – нет.

– Это из-за Шерхана, да?

– Это всего лишь натолкнуло меня на мысль, - я ушла от ответа.

– Тебя обвинят в чёрном пиаре, тема злая и актуальная, ты готова к этому?

– Нет, не готова. Пока не готова. Поэтому просто пишу. И никому не говорю об этом.

– Оке, давай глянем, что там с твоим монстром, - он уселся за компьютер.

Я наблюдала через его плечо за непонятными мне манипуляциями, хаотичным на мой взгляд движениями мышкой.

Через какое-то время я услышала вердикт:

– Virus. Словила где-то. Антивирус слабенький стоит. Сейчас поправим.

Спустя полчаса мой железный друг сообщил мне, что перезагрузка прошла успешно. Саня еще пробежался по вкладкам. Остановился на папке «АРХИВ».

– Что это, фотки?

– Хочешь посмотреть?

– Ну да, хочу.

И в ту же секунду калейдоскопом замелькали фотографии.

Длинные волосы. Пышный рыжий хвост на фотках. Лисичка.

Следующее фото.

Спортзал. Я в белом кимоно, две девушки и четыре парня, двое из них с медалями, улыбаются.

Затем опять калейдоскоп мелькающих кадров. Опять пауза - я в наушниках в тире, крупным планом, улыбаюсь, в руках винтовка.

– Малая. Это не ты. Это кто-то другой, – что-то произошло с его настроением, – Почему АРБ[1]? Почему такое странное занятие? Никогда бы не подумал, что ты будешь бить морды.

– Добрая. Я – Добрая, – поправила я его.

Он усмехнулся:

– А ещё это, - он ткнул на фото в тире, – Это на случай, если рукопашка не поможет, и они скроются? Не думал, что всё так плохо.

– Что ты хочешь услышать?

– Всё. Почему, когда я уезжал, тут оставалась Бэмби с оленьими глазами и худыми коленками. А когда вернулся, тут Сара Коннор, 4пт.

– Чувак, так десять лет прошло.

– Это не объяснение.

– Мне страшно было.

– Шерхан?

– И это тоже.

– То есть, это не единственная причина.

– Тогда, ну когда Андрея не стало, Скворцов встречался со мной, чтоб сказать, что претензий ко мне нет.

– Скворцов?

– Шквар. Я тогда от одного его вида мурашками покрылась. Страшный человек. Кот, ну, Шерхан, тогда сдал ему Бероева. Что Шквар с ним сделал, что с тем в итоге стало не знаю, но Бероев был пешкой, за ним кто-то стоял, – я вздохнула, – Поэтому я готова. Всегда.

– Короче, все десять лет готовилась к Апокалипсису. Твою мать. Я столько всего пропустил.

Тут он шумно выдохнул и выдал:

– А пойдем гулять.

И через несколько минут он уже завязывал мне шнурки на ботинках.

Когда мы вернулись прогулки мы сели смотреть фильм. Раньше я любила ужасы. Мне нравился жанр хоррор, такие фильмы заставляли меня сгруппироваться, прийти в тонус и жить. Не ныть, не жаловаться. Больница кардинально изменила мои вкусы. Когда вернулась домой из стационара, первое, что я сделала, когда добралась до видео, выкинула всю подборку фильмов. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на такое дерьмо и заставлять себя переживать ужас от искусственных картинок на экране. Хотелось ванильных фильмов про любовь. Но и про любовь смотреть мне тоже было больно. Частичные провалы в памяти после таких травм это нормально, заверяли меня медики, всё восстановится, обещали они. А для меня было очень странно помнить фрагментами, но при этом любой фильм про любовь вызывал у меня поток слёз.

Поэтому, когда Злой вручил мне пакет с дисками, я сначала обрадовалась, а потом приуныла – фильмы про вампиров мне смотреть не хотелось, ещё в большее недоумение меня привела аннотация к диску, которая определяла фильм как «про любовь».

Саня сел на пол, я легла на диване с мороженым, и мы начали смотреть «Сумерки». Иногда я отвлекалась и смотрела на его лицо. Он был как бронепоезд - эмоции просто отсутствовали. И меня интересовал вопрос, он смотрит этот фильм для девочек только потому что на диване я, больной друг, вернувшийся с того света. Или же ему действительно интересно.