Сезон дождей в Джайпуре всегда одинаков. Грозы с ослепляющими молниями, потоки воды с неба, липкая надоедливая влажность на коже… Каждый год муссон начинается в июле и заканчивается в конце сентября. Неумолимо и неотвратно — ничто не способно изменить установленный богами порядок. Но точный день, когда прольется первый дождь, не может предсказать даже самый искусный пророк.
В тот год стена ливня накрыла пыльный Джайпур чуть раньше положенного срока. Темная, почти черная, туча пришла с юга. Она захватывала в свои объятия крыши домов, храмов и мечетей — медленно, не торопясь. Сверкающие вспышки и далекие раскаты грома словно нарочито возглашали — сезон дождей уже настал…
Вода медленно заполняла улицы и узкие переулки города. Привычные ароматы горящих благовоний и специй быстро смешивались с запахом мокрой пыли, делая воздух вязким. Прохожие торопились укрыться в ближайших лавках и магазинах, а недовольно причитавшие торговцы накрывали свои товары полотнищами.
Непогода постепенно подступала к огромному дому семьи Сингхания, расположенному недалеко от Старого города.
Трехэтажный особняк был возведен в середине прошлого века английскими архитекторами и отличался своим величием и изысканной простотой. В нем классическая британская строгость линий смешивалась с индийским витиеватым изяществом, придавая зданию свою уникальность. Множество окон и балконов с резными балюстрадами украшало его. То, что в холодной Англии воспринималось как излишество, в знойной Индии было необходимостью и позволяло двигаться воздуху свободно, принося прохладу и облегчение от жары. Восемь небольших колонн надежно поддерживали второй этаж, который, в свою очередь, создавал спасительную тень для просторной террасы.
В городе дом был известен как Сундаргхар (в переводе с хинди «красивый дом» — прим. авт.). Он славился не только своими архитектурными решениями и внешним видом. По местным легендам, в нем рождались самые красивые девушки Джайпура — дочери из рода Сингхания. И лишь немногие помнили истинную причину такого названия. Когда-то много-много лет назад первый владелец, по чьему заказу возвели особняк, нарек его в честь своей любимой жены Сундари. С тех пор дом хранил память о ней и переходил по наследству от матери к дочери.
Старшая госпожа и хозяйка Сундаргхара, Калпана Сингхания, стояла на крыльце своего большого дома, такого же белоснежного, как ее одеяние. Седина покрыла некогда черные волосы и сливалась с цветом вдовьего сари, но даже оно подчеркивало ее статус — дорогое, шелковое, с красивым блестящим отливом.
Это была высокая женщина с правильными красивыми чертами лица и осанкой, подобной королевской. Гордо поднятая голова, поджатые губы, прямой тяжелый взгляд темно-карих глаз. Во всем ее виде, жестах и тоне чувствовался характер и стержень: спорить — бессмысленно, беспрекословно подчиняться — обязательно.
Надвигающаяся гроза добавила хлопот и заставила суетиться прислугу. Четыре служанки разных возрастов торопливо уносили подушки с кресел в саду, снимали сохнувшую одежду во внутреннем дворе, убирали покрывала со скамеек на террасе. Дождь туда редко доставал, но таков был приказ госпожи.
Калпана следила за их работой и время от времени раздавала указания властным уверенным тоном.
— Куда ты это несешь? В гостиную? Ты что, не знаешь, где хранится белье? Бестолочь! — раздраженно выговорила она проходившей мимо молоденькой девушке с большим тряпичным ворохом в руках, из-за которого та даже не видела, куда идет. — Сита, проследи за ней!
— Да, госпожа, — старшая служанка склонила голову, прижимая к груди пледы, которые несла внутрь. Затем обратилась к девушке: — Пойдем через второй вход, так ближе.
Сита была примерно одного возраста с хозяйкой. Она служила в Сундаргхаре всю свою жизнь, поэтому хорошо знала — Калпана сейчас не в духе, и попасть под горячую руку можно даже по самому малейшему поводу.
Старшая госпожа не любила сезон муссонов. Ритмичный стук дождя, пугающие раскаты грома, противная влажность — все раздражало ее. Словно с каждой каплей, падавшей на иссушенную и изможденную солнцем землю Джайпура, в ней пробуждались самые скверные качества. Калпана становилась более придирчивой, непомерно требовательной, раздраженной, и, казалось, любая незначительная мелочь могла вывести ее из себя. Тяжелый характер хозяйки превращался в невыносимый в сезон дождей.
— И включи радио. Послушаю, что творится в мире.
Это тоже был своеобразный ритуал — сделать все, чтобы заглушить звуки надоедливого дождя. Радио, проигрыватель пластинок, телевизор, магнитофон, приглашенные музыканты… В ход шли все доступные средства, лишь бы не слышать то, что происходит снаружи.
Через несколько минут из глубины дома зазвучал дикторский мужской голос: «Сегодня, 25 июня 1987 года, состоялось заседание Специального комитета, посвященное проблемам жестоких межобщинных столкновений между индуистами и мусульманами в городе Меерут…»
Калпана нахмурилась, отчего две глубокие морщины на лбу обозначились еще выразительнее. В следующее мгновение раздался треск радио — Сита решила поискать другой канал. Заиграла грустная песня из современного фильма:
«Не быть нам вместе никогда,
За нас решила все судьба,
Но буду помнить я всегда,
Что в час, когда пришла беда,
Нашел и спас меня тогда…»
Калпана задумалась о чем-то и не заметила, как из дома вышла ее дочь Виджаянтимала. Она замерла, словно серая тень, чуть позади матери и грустно произнесла, смотря вдаль:
— Какая красивая песня…
— Да… — старшая госпожа обернулась на голос, с беспокойством взглянув на дочь.
На ней было светло-желтое сари, окаймленное широкой полосой вышивки.
Виджаянтимала продолжала оставаться привлекательной, как в молодости. Лишь проблескивающие на свету седые нити в волосах да легкие морщины на лице выдавали ее истинный возраст.
Тёмные густые волосы спадали ниже лопаток мягкими волнами. Высокий лоб, огромные печальные глаза, четко очерченный подбородок и скулы, пухлые губы. Она была похожа на звезду времен раннего черно-белого кино, когда красота была немногословной и благородной.