Сгорая во льдах Антарктики

Глава 1. Эль

– Вулкан Эребус по праву называют самым тихим местом на Земле. Это морозное белое королевство сосуществует с хаотично разбросанными буйными островками горячей почвы с собственным климатом…– Тихо вторю я женскому голосу диктора документального фильма. Я смотрю эту серию довольно часто вот уже семь лет, так что у меня получилось увековечить в памяти все самые интересные факты об Антарктиде.

– Ты правда не хочешь остаться с нами? Я предложила маме переделать игровую в твою комнату. – Тара сидит по-турецки на краешке кровати, не заваленном книгами.

– Хочу. Но я должна поехать с родителями. Я буду к вам часто приезжать, обещаю. – Тара вздыхает и понимающе кивает головой. Я не хочу брать на себя ответственность говорить восьмилетке о том, что что чувствую себя обязанной перед мамой и папой.

Когда я заболела, маме пришлось уйти с работы, но из-за папиного трудоголизма мы ещё несколько лет жили достаточно комфортно. А когда болезнь вернулась с двойной силой, нам пришлось продать дом и переехать на съёмную квартиру. Сейчас я здорова, но ничего уже не будет как раньше. Как до болезни.

Папа потерял свою престижную должность, но не опустил рук, и благодаря Эбби – моей старшей сестре, мы никогда ни в чём не нуждались. Через некоторое время Эбби от нас съехала, и мы переехали в более дешёвую квартиру на окраине. Когда наступила вторая ремиссия, я решила не поступать в университет. Болезнь была моим естеством, я не думала о том, кем хочу быть, и стала делать всё возможное, чтобы отплатить своей семье. Вот уже три года я работаю на нескольких работах, занимая этим всё своё время. С утра я работаю бариста в кофейне в центре, вечером делаю уборку в частном детскому саду, а по выходным выгуливаю собак, стригу газоны и помогаю брату с домашним заданием.

Поэтому, когда нам действительно неожиданно позвонил нотариус маленького коттеджного посёлка в пригороде городка раз в десять меньше нашего, и сказал, что маме в наследство от бабушкиного троюродного брата достался дом, мы не раздумывая стали собираться.

Я не привыкаю к местам – новые квартиры, новые больничные палаты, новые места работы. Они остаются, а люди в них меняются. Также как и я. Всю свою сознательную жизнь я находилась в постоянному ожидании своего ухода, я не привязана ни к чему на этой планете. Ну, может только к коллекции дисков с документалками об Антарктиде.

Диктор всё ещё монотонно ведёт свой рассказ, моя племянница рассматривает книги, которые мы решили сдать в библиотеку, а я осматриваю старый линолеум на полу и ухмыляюсь.

Два чемодана среднего размера, три с половиной коробки и упаковка с дисками – это всё, что останется после моего ухода. Когда бы он ни произошёл. Я не привязываюсь к вещам, люблю отдавать что-то на благотворительность и покупать одежду на барахолках. Наверное, это следствие тех четырёх лет, прожитых в страхе. Да я и сейчас живу в страхе, чего греха таить.

Почему три с половиной коробки, спросите вы. В старой розовой подарочной коробке, в которой мне на двенадцатый день рождения подарили ролики, лежит мой «экстренный набор». Вам это может показаться кощунством, но всем больным раком рекомендуют собрать такой на случай… На случай.

Я помню то, как в первый раз собирала эту коробку. Всю неделю меня разрывал истерический смех – что такого я сделала, что мне приходится готовить свои похороны? Но потом это вошло в привычку и каждый прожитый месяц я дополняла «набор» не только тем, что мне нужно будет на похоронах, но и то, что я хочу оставить своим близким. По секрету я расскажу, что там лежит. Ведь даже мама никогда туда не заглядывала. Зелёное хлопковое платье (женщина в магазине сказала, что его надевали один раз в 1973 году), белые кеды, типовые документы, согласие на донорство органов и блокнот с описанием похорон. Теперь там лежит небольшая керамическая урна, ведь после четырёх лет болезни я решила, что хочу быть кремирована, а свою «похоронную» одежду я завещаю Таре. Там ещё лежат кое-какие вещи, которые должны получить родные и мои подруги, но об этом я скажу позже.

Вся моя жизнь может уместиться в нескольких коробках.

Я не хочу оставаться в памяти людей, не хочу, чтобы меня помнили, как ничем не примечательную девушку. Семь лет назад я приняла болезнь, как данность. Конечно, после пары недель вопросов типа «Почему я» и «Что я такого сделала?». Я не стала потихоньку отрезать от себя людей, я оторвала их, как липкий пластырь.

А теперь я покидала город, в котором как я думала, я не только родилась, но и умру.

И даже две мои школьные подруги Джейн и Ханна не были удивлены моему отъезду – они уже давно отпустили меня, когда в столовой я сказала им о своём диагнозе. Я не хотела, чтобы меня жалели, чтобы они приходили в больницу и были свидетелями моего превращения в овощ. Конечно, в глубине души мне хотелось, чтобы они сказали, что никогда меня не бросят, но вселенная была против этого. Они посмотрели на меня так, будто я уже умерла, и стали чураться меня, словно я могу их заразить.

Когда наступила ремиссия Ханна сказала, что была уверена в том, что я выкарабкаюсь. «Поэтому мы не разыгрывали из этого трагедию. Ты же подросток, у тебя сильный организм».

Но они не видели, как ребята помладше уходили из этого мира чуть ли не каждую неделю, хотя многие из них были настоящими бойцами, а не соплёй вроде меня.

Мы и теперь встречаемся раз в пару месяцев, но я бы назвала наши встречи «для галочки». Родителям приятно знать, что у меня есть живое общение со сверстниками. Но между мной и подругами уже давно разверзлась огромная пропасть – они обе заканчивают университет и уже работают стажёрами в крупных компаниях. У них обеих уже есть стабильные отношения, они обе живут отдельно от родителей и мечтают о большом доме с бассейном, красивых детях и ежегодном отпуске на море.

Глава 2. Дэни

Глава 2. Дэни

Боли в пояснице появились ещё летом, но я не придавал этому большого значения. Чего ещё ожидать, когда лектор звонит каждый день и напоминает сдать конкурсные работы. Сидишь буквально целыми сутками за мольбертом, а в голове всё мешается похуже красок. У меня нет каникул, но я не жалуюсь. Ведь рисование – это моя жизнь.

И вот запястье уже не просто свело, кисточка с пресловутой алой краской словно жертва самоубийства лежит на застеленном целлофаном полу.

– Дэни, всё окей? – Спрашивает Питер, зашедший ранее в подвал в поисках наушников.

– Кажется, да, но всё-таки мне придётся сходить к врачу. Такого раньше не было.

Я стараюсь не показывать брату, что мне страшно, ведь я всё ещё не чувствую кисть.

– Тебе надо поберечь себя, чувак!  У тебя каникулы, сходи в клуб, потуси с друзьями, а не сиди сутками в подвале. Ты же блин, студент! Я сплю и вижу, как буду отрываться, осталось годик потерпеть.

– Да ты вроде никогда ни в чём себе не отказывал.

– Что правда, то правда, О, нашёл. – Брат берёт кейс с наушниками с диванного подлокотника и спешит наверх.

– Пит?

– Да?

– Только не говори предкам. Я сам скажу, когда схожу к врачу.

– Окей, брат. Слушаюсь и повинуюсь. – Говорит он фразу, которая в детстве была нашим паролем. Мы часто играли в рыцарей, но я был очень заносчивым ребёнком, поэтому сделал из себя короля рыцарей, а младший брат был у меня эсквайром.

Спустя примерно минут двадцать я снова стал ощущать руку, поднял кисточку и оглянул конкурсную работу. Заданием было изобразить сцену из всемирно известных произведений. За пару дней до отправления заявки на конкурс мне приснился Данте и сказал, что поможет мне, если я выберу цифру шесть. Я проснулся в скверном настроении. Почему мне не мог присниться Марк Твен? Может, сказался устроенный отцом марафон страшилок на ночь? Посмотрев в интернете, что было в шестом кругу ада по Данте (1), я испортил себе настроение ещё больше, а потом пошёл с парнями в бар. И с того дня я пообещал, что не буду разгильдяйничать, пока не закончу картину.

И вот шестой круг ада передо мной, почти завершённый, не достаёт только пары штрихов огню.

Я вообще не люблю такого рода произведения и фильмы смотрю только ради папы. Мне нравится что-то жизнеутверждающее, всякие сказки со счастливым концом и вообще, в этом мире слишком много дряни, чтобы не быть оптимистом. Только это и может держать на плаву. У меня отличные родители, друзья, я учусь в престижном вузе на любимой специальности и каждый год езжу в разные страны. В прошлом году в столичной галерее даже прошла выставка с моими работами, на что мне жаловаться?

И всё же, отчего-то я нарисовал шестой круг ада, вгоняющий меня в ступор. Но я же никакой не Бэзил Холлуорд (2), верно?

В приёмном отделении консультационного центра больницы нашего городка на следующий день настоящее сумасшествие: на трассе перевернулся автобус с рабочими, почти сорок человек в тяжёлом состоянии. Столько крови, столько красного…прямо как на моей картине. Подхожу к стойке регистрации и спрашиваю молодую медсестру в толстой чёрной оправе:

– Здравствуйте. У меня запись к терапевту. Стоит подойти в другой день? – Девушке явно не до меня.

– В экстренном отделении нет мест, так они везут уже в наш центр. С ума сойти, наша маленькая больница не была к такому готова! Все терапевты сейчас заняты, но… – Её глаза округляются, увидев что-то на экране монитора.

– Даниэль Смит, верно?

– Верно. – Я направляю взгляд на потрёпанную стойку, сделанную под мрамор. Ну, конечно, я же сын своего отца. Я специально не пошёл в частную клинику, где лечатся все в нашей семье, чтобы не было огласки. Но и тут узнали сына директора крупного холдинга.

Проходите в шестой кабинет, доктор Вернер вас ожидает. – В шестой? Это какая-то нелепая шутка? Прекрати, Дэни, не подкармливай своё воображение.

– Может и правда лучше в другой раз? У вас и без меня дел…

– Проходите в шестой кабинет, мистер Смит.

– Понял, спасибо.

В крыле у шестого кабинета необычайно тихо. Все силы сосредоточены на раненых. Конечно, доктор Вернер меня не ждал, его ждал я, и это ужасно давило. В голову пришла ужасно постыдная мысль: почему именно в этот день, когда я решил прийти на осмотр, случилась такая страшная авария? Теперь я отвлекаю врачей от работы. Точнее, моё имя.

– Мистер Смит, извините за задержку. У нас аврал. Я постараюсь помочь вам как можно быстрее, если вы не против.  Полноватый мужчина лет пятидесяти открыл передо мной дверь и в странной манере извинился за то, что поможет мне. Теперь я ещё больше себя виню.

– Присаживайтесь. Итак, что вас беспокоит?

Я рассказал о болях, о том, когда они появились, о том что в детстве ломал руку и ответил на вопросы о своём образе жизни. В маленьком, но светлом кабинете пахло антисептиком, отчего у меня вмиг заложило нос. Не люблю больницы. Хотя, кто их любит?

– Конечно, боли могут быть связаны с вашим…занятием. Но мы на всякий случай проведём вам обследования. Возможно, вам немного придётся подождать, пока не завершат обследования остальным. – Доктор раз десять понажимал на кнопку мыши и из принтера начали вылезать различные бумаги. Он скрепил их скрепкой и наспех всучил мне, бросив у выхода, чтобы я пришёл завтра к обеду за результатом.