Сгусток Отроков

Глава 1. Нэл - сын Посейдона

Жалкое зрелище.

Некогда высшая ступень эволюции, разумные люди — деградировали до первобытного строя. Завернутые в лохмотья где только не найденной одежды, обмениваются ракушкам, камнями, вещами... Валюта потеряла свою ценность. Она ведь не красивая и вовсе не полезная. То ли дело блестяшки, бусы.

Тьфу...

Ну вот что ты пыришься на меня своими Дурными глазенками, торгаш? Помылся бы хоть, умыл грязную рожу...

И это еще самые сознательные, сохранившие хоть крупицу цивилизованности. С кем мне приходится жить... Отец, отец...

— Буга-Уга-Ага-Га?

— И тебе того же. Давай свою Гу-гу.

— Га-га?

— Да хоть Га-га, хоть Гу-га... Как же вы меня все достали, дураки дурацкие. Давай.

Под красным навесом в конце улицы-барахолки, взамен на игрушку-зайку, продавец в женской шубе на голое тело передал мне пачку «картинок».

Для него — картинок, для меня — целые сочинения манги с длинным сюжетом и смыслом.

Смыслом, которого Дурные лишены. Не все, но слишком многие. Этот вон даже двух слов связать не мог...

— Привет! Еда?

— Здорово. Чем кормишь?

— Картофель! Картофель Жар! Могу варить. Могу Жар! Молоко!

— Сыр, то есть?

— Молоко!

— Понял. Давай жареную, и сверху сыром. Большую порцию.

По соседству от рейдера, надыбившего невесть откуда запечатанные издания манги на русском, Дурной повар держал палатку-ресторан. Нет. Ресторан — громкое слово. Трапезная.

Этот хоть мог сложить слова в какую-то связь да логику.

Время есть. Кристина еще наверняка даже не накрасилась. Опять я слишком рано...

Пластмассовые грязные столы, хлипкие стулья... Эх, отец, отец, во что мы превратились...

— Молоко-Картофель!

— Спасибо. Кетчуп дашь?

— Красный?! Красный есть, Желтый есть!

— Только кетчуп.

— Красный!

Молодой, моего возраста паренек ушмыгнул за стойку так резко. Хм. Интересно... Может, с ним получится провернуть трюк? Парень вроде соображает...

— Красный!

Поварёнок, сварганивший за считанные минуты картошку во фритюрнице, тащил уже пяток пакетиков кетчупа к моему столу. Клиентов у него много. Барахолка — людное место, оживленное. А так учтиво обращается с каждым, походу. Даже не пришлось представляться сыном главы. Парень каждого гостя обслуживает лично и с особым рвением. Славный малый.

— Постой.

— Вода?

— Нет. Повтори. Красный — это кетчуп.

— Красный — это кетчуп. Кетчуп?

— Запомнил?

— Запомнил! Желтый?

— Горчица.

— Красный — кетчуп. Желтый — горчица. Молоко — сыр?

— Гляди-ка! Не зря подумал, что смышленый!

— Смышленый! Учить? Учить больше?

— Да. Будем учить. Ты знаешь, кто я?

— Нет. Не знать.

— Тогда откуда знаешь, что я учить собрался?

— Много слов. Умный! Хотеть учиться. Угадать. Надеяться!

— Что ж, повезло тебе, чувачок, что у тебя трапезничаю.

— Трапезничаю?

— Ем.

— Трапезничаю. Да.

— Как тебя зовут, Дурной?

— Даг!

— Даг. Очень приятно. Я Нэл. Сын Посейдона.

— Глава?!

— Глава, глава... Приходи в наш Бахчисарай.

— Впустить?! Можно? Как?!

— Скажи: «Я Даг, не Дурной, а Славный малый. Впустите, меня позвал Нэл». Не слишком сложно?

— Сложно...

— Тогда, видимо, не будет обучения. Извини, время тратить готовы только на уже почти «правленных» мозгами, способных запоминать, схватывать...

— Я Даг, не Дурной, а Славный малый. Впустите, меня позвал Нэл. Запомнить!

— Ох ты ж! Вот и славненько. Если и правда — Славный малый, то скоро увидимся.

— Когда?

— В любое время, как тебе удобнее.

— Вечер?

— Да хоть ночью. Встретят, проводят, комнату выделят. Накормят, напоят...

— Спать уложат! Печку растопят, съедят!

— Так ты у нас еще и начитанный!

— Читать — чуть. Не много.

— Замечательно. Ты все понимаешь, что я говорю, да?

— Все!

— Скажи, откуда натасканный? Сам уродился, или кто помогал развиваться?

— Бабушка. Бабушка «правленная». Бабушка не испортиться вовсе.

— Бабушку тоже приводи. Обеспечим всем, чем только нужно. Таким в учителя надо, а не в трущобах пропадать.

— Хорошо! Угостить, без платы!

— Нет, я заплачу уж. Держи.

Украшенная золотыми узорами рукоятка кинжала в серебряных ножнах теперь красовалась в ладонях у Дага.

— Дорого!

— Богато. Ты забыл, мы это поселение основали, как бы. Ну, отец...

— Не могу!

— Можешь, можешь. Не стесняйся. Знал бы, как тяжело отыскивать таких Славных, как ты. А не испорченные, как твоя Бабушка, это вообще кладезь. Что ж вы вечно по задворкам каким-то мотаетесь, да не вылезаете в люди!

— Убьют.

— Тоже верно. Убьют. Мой косяк, забываю, что умных не любят.

Казалось бы, безобразный шрам на левом плече в виде звезды, после выпендрежа знаниями и красноречием перед агрессивными Дурнями, должен всегда о таком напоминать... Так за свои девятнадцать ни хрена и не усвоил.

— Работать дальше! Спасибо! УвидетЬся позже!

— Увидеться, только в письме мягкий знак, не нужно его произносить. Дети — другое слово.

— Увидеться позже. Спасибо!

Вот и поговорили. Парень по имени Даг. Даг... Ну и имя! Хотя мое, Нелей — не лучше. С учетом, что местные иногда двух слов связать не могут... Нэл им явно попроще. Отец, отец, что ж ты такое наворотил!

Манга, манга... Картинки, связывающие воедино действо историй. Без диалогов, не понятных обывателям поселения, да и вообще мало кому, доносят лишь часть информации. Не столь ценны для народа Дурней. Для меня — чуть ценнее.

Я — сын Главы. А толку и бенефитов — под ноль. Разве что меня не затронула общая Дурость, благодаря Отцу и его генам. Скорее, счастливая случайность, чем нечто особенное. Таких все-таки кучка. Пусть и малая. А почему так случилось, что нам повезло и мутаген не подействовал — кто его знает...

Глава 2. В ежовых ягодицах

Поселение. Одно из немногих. Палатки, на скорую руку и грубо сколотые, порою шатры. Из подручных средств, из чего нашлось — из того и соорудили. И все так тесно друг к другу, что аж хочется выть.

Что я на них так обозлился? На себя стоит сердиться, что помочь ничем, собака такая, не могу. И лучше плана, чем бежать, начинать все с нуля с самыми умными, в башку-то и не пришло.

К сожалению, на большее самые Дурные из Дурных не способны. Палатки, палатки, палатки…

Приходится Кристину оберегать от агрессивных варваров, которые от любого толчка могут слететь с цепи и устроить драку. А их тут дохренища и больше.

Да уж… «Умные». Отец, отец…

Достаточно умные, чтобы не чпокаться сутками напролет и помнить, что нужно ходить в одежде, искать припасы, добывать пищу, готовить… Но все еще подчиняющиеся инстинктам. Лишь былой отголосок рассудка, тенью напоминающий «что», «куда» и «почему» неандертальцам нового века. Производить и изобретать что-то с нуля — уже не в состоянии. Много животных позывов. Обдумывать действия свои не в состоянии, прежде чем делать.

Эти глаза… В них нет интереса к развитию. Нет приличия. Механизированные люди, выполняющие функцию жизни.

Тьфу, поскорее бы пройти мимо этого района…

Вонючие, грязные. Изредка меняющие одежду и умывающиеся.

Почти Животные. Звери.

Что же там, за Периметром, если эти еще «разумные»? Симуляция и рассказы бати, конечно, чертят картину маслом, но масло явно слишком жиристое.

Слава яйцам — эти лабиринты беспорядочных палаток уже позади.

Те, что поумнее, заняли бывшие жилые трейлеры и дома, некогда в панике покинутые мыслящими людьми в попытке убежать от чумы поражения мутагеном.

Не вышло, не фортануло.

Сейчас в них тупышки Дурные, но хоть помнящие — что значит душ, гигиена, искусство. Соображающие в устоях каких-никаких правил. Социальные нормы, профессии…

Но большинство — позабыло, как говорить. Не готовы учиться чему-то новому. Лишь передают профессию, освоенную когда-то давно, из поколения в поколение. Повара, огородники, плотники… Вроде бы умные… Но все равно — Дурни. Живут — не тужат, ничего им не надо. Все устраивает.

— Эй, Кузнец. Хочешь, расскажу, как облегчить твое дело?

Рубящий молотом по наковальне мужик у своего домика-трейлера обернулся и недоуменно на меня посмотрел. Ну давай, проснись, частичка разума…

— Нэл, ну ты чего…

— Кристина, дай пробну в последний раз, авось еще пробужу чей-то заплывший мозг.

— Поняла…

Я вскочил на помост, любезно поставленный предками для некогда фееричных концертов. Посреди улицы с жилыми домами он смотрелся по крайней мере неуместно-забавно. Особенно теперь, когда спектаклей да музыки в живом выступлении и не сыскать.

— Смотри, кузнец! Нажимаешь на кнопку… И бац! Сплав готов.

Металлический прут, вырванный из кучи мусора рядом с помостом — отличное подспорье для демонстрации. Пара секунд, и металл уже капал на землю, твердая плотная структура превращалась в жидкую под жаром, исходящим из направленной струи лазера.

Плавильный прибор в навороченном «швейцарском ноже», заделанный столетиями назад некими умниками — лишь одна из функций прямоугольной шайтан-машинки с сенсорным дисплеем на солнечной батарее. Этих «ножиков» на складе — завались и больше. А пользоваться ими никто учиться не желает.

Кузнец тоже явно не желал. Пожал плечами и дальше, с увлеченным взглядом, стал чекать схожий прут об свою наковальню.

— Твою ж налево…

— Нэл, слезай. Давно же понятно, что не всем…

— Честной народ! Выходите из домов! Подходите, подходите! Чудеса узрите! Пора прогрессировать!

Черта с два я сдамся! Жители трейлер-парка начали отвлекаться от своих дел и подтягиваться из своих домиков.

— Нэл…

— Смотрите! Узрите! Чудо техники у меня в руке! Может вам и музыку сыграть, и яблоко нарезать, и в хозяйстве помочь. Вам интересно?!

— Угагааа! — прокричал какой-то Дурень в штанах на радужных подтяжках.

— Угуга-уга-га. Ага. А кто-то может что внятно сказать? Интересно?!

— Угааагаа!!! — прокричали все хором.

— Походу, умных из вас на полшишки. Грустно. Так, смотрите, Шайтан-коробка что могёт!

Режим голограммы. Врублю им основы-основ. Авось, кто и проблещет умом.

Три клика, запуск ролика… Вот и замелькали в воздухе образовательные картинки школьной программы двадцать первого века.

Отлично.

Подождем реакции…

— АаааааЁ!!!!! Лалай! Лаалай!!!

Кучка аборигенов затыкала пальцами в картинки с историей планеты Земля… Динозавры кого-то явно до усрачки перепугали, раз так заорали. О, вон и первые убежавшие от страха. Для них был явный перебор. Ничего…

— Нэл, пойдем уже, а?

— До конца им покажу рекламную брошюру, если кто аукнется, то зашибись. Нет так нет.

Большая часть, скучая, разошлась обратно в жилища. Неудивительно. Человек десять увлеченно смотрели… Понимаете ли вы хоть что-либо? Судя по попыткам схватить живую картинку и не свойственной для апокалипсиса и смерти реакции… Не особо. Что ж. Попытка не пытка.

Ролик окончился.

Пара девушек в могучей кучке оставшихся зааплодировала.

— Итак, дети мои, что вы сегодня поняли?

Ответа я не жду, конечно же, вероятность мала, но как меня это все задолбало. Если хоть малый шанс есть пробудить напоследок еще кого-то…

Улыбающийся люд пошел по своим домам. Ясно, понятно. Кино закончилось, сеанс подошел к концу.

— Ничего вы, заразы, не поняли…

— Я поняла.

— И я!

Оп-па. Две хлопавшие девушки, оказывается, делали это осознанно! Вот так удача! Все остальные свалили, а эти — остались! Мало того, подошли к нам с Кристиной поближе и заговорили!!! Удача, какая удача…

— Кристина, ты зырь! Есть улов!

Глава 3. Синее перо, зеленый платок

Совершать перфоманс перед Дурными — отчаянный шаг. Не знаю, какого лешего понесло во всеуслышание так громко заявлять о своей разумности и превосходстве.

Вместо семьи просветленных, с тем же успехом, мог получить люлей. Причем увесистых таких. И до смерти забить могли, что уж там. Повезло, что агрессией эти не отличались и максимум поулюлюкали, да испугались… Буквально повезло. Могли и камнем кинуть в висок. И поминай, как знаешь. Никаких тебе ритуалов, никакого светлого будущего с Кристиной. Слишком безрассудный поступок. В первый и последний раз действую столь тупо. Больше нельзя.

Особенно в городке «Вне Закона».

Вот тут собрались отличавшиеся умом. Только им. Но все остальные мирские приличия отринули, твари. Живут по животным законам, по сиюминутным желаниям. Инстинктивно. Полная дозволенность всего. Что, на удивление, и сдерживает от бесконечных убийств друг друга и насилия. Ведь если ты поведешь себя агрессивно, любой, не задумываясь, ответит агрессией. Глотку перережет, между ребрами ножом пырнет…

На этих мутаген подействовал по своему. Отравил сознание в степени извращенной и грустной. Вроде соображают. Вроде помнят, как обращаться с техникой, заправлять фабриками, производить питание и прочие перки, устраивать рейды за добычей… Цивилизованные с виду. В душе — дикари.

Рабство, проституция, разврат.

На фабриках под надсмотром «Поумневших» работают похищенные и проданные на аукционе дети и взрослые.

Бордели, где отсутствуют рамки фетишей.

Самоуправство. Анархизм. Гедонизм.

Жители трейлер-парка и палаточного городка, Дурные — не особо боятся. Защищаться эти «первобытные» все же умеют. В инстинктах природы заложено — защита от более сильных и страшных. Как травоядные от суровых хищников.

Да и эти анархисты — не особо захаживают. Им не интересно. Разве что — держат «точки» с едой, торговые палатки с хабаром. Негласное «перемирие». У тех свой строй, у этих свой… Порой забредают индивидуумы повоинственее, даже пару раз — банды… Так их местные сильные Дурни там и оставили на всю жизнь; в мусорной куче, среди отходов валяются. Больше не особо пытаются балагурить и в чужой монастырь со своим уставом залезть.

Отец, отец… Почему ты это все позволил? Как до такого все докатились? Можно же было устроить чистку… Хотя, о чем это я. Это уже — геноцид. Это же все-таки люди. Причем, вполне разумные и адекватные. Обеспечивают нас свежей едой с роботизированных в древности заводов и фабрик, поставляют косметику девушкам, средства гигиены… Конечно, в чем их заслуга? Тыкнуть пару кнопок на автоматизированных по полной панелях, да приказать детям-рабам выполнять руками простенькие действия?

Твари. Мутаген раскрыл все пороки людские. В той или иной степени… И эти еще ведь разумные! Что же творится там с одичалыми, за краем периметра, за скалистым хребтом…

Тем не менее, это реальность, с которой все свыклись. И городок «Вне Закона» — существует. И мы сейчас в нём, по пути к дому на возвышении, на краю скалы.

Тут точно стоит вести себя иначе и работать поаккуратнее.

Многоэтажки, низкие каменные постройки, покрытые огромным слоем пыли и грязи. Элитные с дизайнерской вычурностью белые небоскребы, уже давно серые.

Людей на улице практически нет. Все либо сидят по домам и хрен знает только чем занимаются. Либо на заводах «пашут». Если «пахать» — означает третировать взятых в заложники более Дурных. Или проводят свои деньки в заведениях по типу Салуна «У Джорджи».

Туда мне с Кристиной и дорога. Как я вечно поддаюсь на уговоры красотки в кожаной юбке?

— Кристин, ты уверена, что хочешь туда заходить?

— Прошлое — в прошлом. Сможем отыскать кого с добрым взглядом — прелестно.

— А нет так нет. Пропустим по стаканчику, и домой. Хорошо. Только помни…

— Аккуратно. Меньше слов, больше осматриваться.

— И тонко задавать вопросы. Нельзя…

— Вести себя не вычурно, робко. Помню.

Створки дверей скрипнули, оповещая о нашем приходе.

Механическое пианино захлестывала прокуренную залу энергичной мелодией. Два места поджидали за стойкой с краю у парашника. Иных свободных вариантов у нас, походу, нет. Час пик, людей набилось, как муравьев вокруг сахара.

Нам же и лучше. Авось, выгорит авантюрная затея Кристины переманить в стезю понимающих благоразумие кого-то из Бешеных Мыслящих. Хотя б одного, и то хлеб.

Помолчу. Пусть Кристина охмуряет баристу. Вписывается в обстановку в своем пестром наряде из кожи куда хлеще меня в походных штанах и измазанной майке. Хотя татуировка с черепом и ящером на оголенном предплечье и вызывала уважение местных, но я — точно не местный типаж голодранца. А зашедших на огонек неместных Дурней — не сильно уж жалуют. Тем более умников…

— Две стопашки покрепче.

Кристина с размахом и громко плюхнулась на стойку, выкинув два пальца в откровенно вызывающем и недвусмысленном жесте…

— Вот тебе и неприметно, и тихо… — прошептал я ей на ухо.

— Местные правила. Иначе б как раз — была бы очень вне массы.

Спорить с ней не стану. Ей видней… Как-никак, выросла среди бунтарей. Я-то здесь гость редкий и сильно непрошеный.

— Крис! Давно в край не захажила!

— Жак, стопашки. Покрепче. Разговор — после.

— Платить будешь натурой?

— Пошел ты, ушлепок! Вот мой партнер. С ним натурой. А он с тобой — чем захочет.

Кристина пнула меня под бок. Демонстративно и дерзко.

Бартендер пялился, потирая стакан.

Без лишних слов. Что есть в кармане жилетки… Фонарик. Сойдет.

— Вот. Свет. Кнопка. Бум-Бум, — закосил под не особо болтливого, но сообразительного дикаря.

Глава 4. Господин Не Герой

Дернул из салуна на максимальной своей скорости. Нельзя такого ценного кадра упускать.

Как разглядеть незнакомца среди потемневших улочек? Заходили в салун — дело шло к закату, но вроде и просидели внутри не долго…

Без общего освещения электрическими фонарями темень жуткая, конечно.

Только слабые отсветы Луны проникают сквозь облака, изредка даря момент ясности происходящего.

Здания по обе стороны улицы разрушены и покрыты грязью.

Прискорбные забытые памятники давно ушедшей эпохи.

На улице ни души, кроме нас.

Куда он подевался?

Право… Лево… Слева. Зеленый шарф бликанул в свете луны. Свернул в переулок. Успеем.

— Быстрее!

Ощущение себя одиноким странником в этом безжалостном мире, где правила уже не действуют, скрашивает последние годы Кристина. Без нее в этом мире было б уныло и скучно… Хорошо, что сейчас она бежит со мной рядом и не отстает.

В физическом плане — подкована не хуже меня. А с учетом трех рюмок, опустошенных одна за одной — похоже, в данный момент и получше.

Неподалеку от нас зловещие беспокойные звуки. Опасность. Нужно быть начеку.

Силуэты обветшалых фасадов зданий кажутся призраками из прошлого, напоминая о временах, когда на улицах царила беззаботная жизнь, и стоял радостный шум ночных забав.

Я всего этого не застал. Лишь в симуляторе видел, да с рассказов отца… Что стало с этим народом, который так радостно раньше всю ночь сходил с ума, в хорошем смысле, а на утро — шел на работу. Театры, клубы, концерты… Все в прошлом.

Как паника съела цивилизацию, заставив бежать из домов, как культизм охватил разум слабых и сильных, как мутаген наложил карантин на целые мегаполисы?

Вроде ответы я знаю, все в симуляции ясно. Но — в голове не укладывается. Как? Раз — и все. Нет никого. Ничего. Все, что веками возводили и постигали — забыто. И забывается все больше и больше…

Теперь здесь среди бетона и дерева — царит лишь тишина. Пустота. Пронизанная лишь ветром и скрипом дверей, открываемых сквозняком.

Поворот. Вон, зеленый платок. Синее перо. Уже не бежит наутек, а спокойно идет быстрым шагом.

— Крис…

— Да, знаю. Притормозим.

Как хорошо, что мы понимаем друг друга с полуслова. Спринтерский забег на триста метров — не самое лучшее, что может быть после алкашки и жирной еды.

Да и личность в трущобных широтах можем испугать, подбежав вдруг сзади. И в итоге — подохнуть от рук убийцы за правду… Надеюсь, за правду. Что у него в голове, кроме жалости к ребенку, пока не понятно. Подойти лучше спокойно, а окликнуть издалека. Вежливо, скромно… Сейчас стоит перевести дыхание, следовать тихо и осмотреться. В этом районе — я еще не бывал. Сломя голову начинать разговор, не узнав обстановки — плохая идея.

На темной улице, словно в сцене из старого вестерна, ощутил нас прям героями одинокой борьбы за выживание. Я и Кристина. Двое Отроков Новой Эры. Сгусток… как прозвал нас отец. Готовы столкнуться с любыми опасностями, чтобы дойти до Великой Цели.

В чем конкретно Она заключается, пока так и не понял, но потихоньку начинаю представлять. Хотя бы по-своему.

Сердцебиение участилось. Мысли бурлят. Надо успокоиться.

Кристина рядом со мной. Если что — должен защитить ее от этого типа. И от всех, кто посмеет напасть.

Вот смогу ли?

Вспоминая кульбиты парня… или девушки, черт их знает, по лицу не успел до конца разобрать. Вручную — сомнительно. Прибьет. Но я на конфликт и не нарываюсь. И потом, в рукопашке, может, и нет тому равных, да я всегда успею рассечь его пучком лазера… Или босяков, что вынырнут из закоулка.

Фигура впереди все приближалась. Мы сокращали дистанцию.

Внезапно, обернувшись всем телом, молодой азиат/ка посмотрел на меня с выражением презрения в глазах.

— Что вам нужно? — спросил он холодно.

Голос все же скорее мужской. Такой звонкий, высокий… Но вроде — мужской.

— Ты не думаешь, что сумеешь уйти от ответственности за то, что только что произошло? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие.

— А что, хотите мстить?

— Наоборот. Прикрыть твою спину. Я бы и сам сделал то, что и ты…

— Так что же сидел тихо и даже не дернулся?

Молодой азиат стал подходить. Медленно, плавно, почти незаметно. Но становился все ближе…

Хочет все же напасть?

Кристина молчит. Мой черед вести диалоги. Это по моей части.

— Меня девушка остановила.

— Ее все устраивало?

— Не устраивало потерять мою жизнь понапрасну.

— Помочь бедной девочке и умереть — это, по-твоему, попусту?

Парень остановился.

Хорошо… Главное сейчас — не ошибиться в выборе фраз.

— Я бы умер, не защитив. Тут Кристина права. Порешили бы нелюди прямо на месте, до главаря и дойти б не успел.

— Это верно. Твои шансы равнялись б примерно…

Загадочное синее перо колыхалось на ветру вместе с зеленым платком. Азиат замолчал.

— Пятнадцать процентов. С учетом того, что я бы тоже вмешался.

— Хорош не только в бою, но и в подсчетах? А если б тебя не было, и Кристины, и меня б дернуло, как и собирался, помочь?

— Пять. Пять процентов. Не больше. Смотря что ты прячешь за пазухой, кроме ножа.

— Лазер.

Скрывать смысла нет, да и навряд ли тот знает и помнит про технологии прошлого…

— Пятнадцать процентов тогда.

Интересно…

— Семнадцать. Вижу, у тебя у лодыжки еще один нож. Что ж. Не так плохо.

— По-твоему, это много?

— Это не ноль. Кристина — эта девушка. А ты?

— Моя невеста. А я Нэл, сын…

— Посейдона. Точно, точно. Видал тебя: околачивался тут и там годами. Не особо в скромности отличился.

Незнакомец присел на скамейку. Можно ли считать за знак доброй воли?

— Подходите. Не укушу.

Кристина кивнула. Что ж, начало положено.

Глава 5. Бахчисарай

Вечером небо над долиной окутывается мягким фиолетовым оттенком, а на горизонте медленно заходит солнце, окрашивая всю природу в золотистые и розовые оттенки.

Жаль, но закат мы с Кристиной на сегодня пропустили, сидя в прокуренной забегаловке. А затем гонялись в ночи за не слишком уж благородным Хиро…

— Давай переведем дух, я устала.

Кристина легла на мягкую траву.

— Мы достаточно далеко. Можно…

Присоединюсь-ка и я к ней…

— Какая красотища…

— И правда.

— Почему мы сюда ночью не приходили раньше?

— А кой-его знает…

Видок открывался и правда — великолепный.

Бахчисарайская долина раскинулась перед нами во всей своей красе и многообразии. Даже без искорок цивилизации, в освещении лишь луны да звезд, некогда густонаселенный центр Крыма — прямо услада для глаз.

Простираются бескрайние поля с золотистыми колосьями пшеницы, пахнущие свежими травами и цветами. В ночи — запах особенно ярко освежает и заметен. Вдалеке виднеются горные вершины, увитые пышной зеленью лесов и кустарников.

— Лето… Как же хорошо здесь летом.

— Да, Крис. И зимой неплохо…

— Это последнее наше лето здесь?

— Скорее всего.

— То есть…

— Последнее, Кристи. Последнее. Я не передумал.

— А как оно… Там?

— Знать бы, где это «там» для начала. Думаю, не сильно отлично. Все-таки, вроде, не море переплывать, а всего-навсего озеро.

Кристина, тяжело дыша после длительной пробежки в гору, мечтательно уткнулась головой мне в грудь.

— В последний раз, значит.

— Да.

— Давай насладимся моментом.

Что ж… Девушка плохого не посоветует. Сколько бы я ни зачерствел, она всегда умеет абстрагировать меня от грубой реальности.

По дорогам долины неторопливо шествуют стада овец и коров, создавая живописные картинки пасторальной жизни. В воздухе слышен щебет птиц.

Чистейший воздух. Сейчас в полной мере, наконец, прочувствовал аромат трав и цветов, наполняющий ноздри.

Скоро мы попрощаемся, уютная долина… Совсем скоро. Извини, но я больше так не могу. Дурий народ вскоре в край одичает… Я это вижу. Предчувствую и вижу…

Вдоль речек и ручьев раскинулись уютные фермы и деревушки Дурней, где жители занимаются земледелием и животноводством.

На большее-то они и не способны. Да оно им — и не надо. И все меньше и меньше людей занимаются чем-то полезным. С годами они тупеют все сильнее, деградируют больше… Отец не учел замедленный постэффект мутагена, считая, что все они умные, и их пронесло.

Богатая история этой местности вскоре будет в конец позабыта. Да уже… Ее помнят лишь единицы. На холмах виднеются старинные замки и крепости. Наподобие нашего, только не заселенные. Заброшенные, кинутые и нежилые.

После апокалипсиса (дурацкое слово, но что это, если не он?) старый Бахчисарай выглядит, как заброшенный город на утесе. Разрушенные здания, обвалившиеся стены и разбросанные обломки. Мрачная и пустынная атмосфера. Прежде живописные сады и дворцы теперь покрыты пылью и руинами.

Я родился уже в этих руинах. Сколько бы не испытывал рвения к «прежней» жизни, которую видал лишь в симуляциях, именно это — моя родина, мой отчий дом. Руины.

Тьфу…

На улицах царит тишина, лишь время от времени слышен скрип ветра, который гонит песок. Величественные прежде арки и колонны — теперь сломанные и обветшалые. Вода в фонтанах давно иссякла, оставив лишь высохшие, покрытые мхом камни.

Некоторые из оставшихся людей стремятся выжить в этом безжизненном месте, борясь за каждый кусочек еды и глоточек воды.

По-своему считая, что все хорошо… Но по факту, уже как безнадежные пещерные люди. Дикари. Они скрываются в подземельях или разрушенных строениях, постройках былого величия, заброшенных трейлерах. Живут, как могут. Приспосабливаются. Все дальше и дальше по наклонной скатываясь в бездонную пропасть Дурости и невозврата. Стараясь избежать опасностей, которые поджидают их в случае выхода из зоны комфорта, малейшего прогресса или попытке что-либо изменить в этой жизни.

Избегая полной Одичалости и беспросветных оргий и Дурости, что царят вне поселения.

— Бахчисарай на утесе ныне лишь символ утраты и разрушения.

— Нэл, но это наш дом.

— И?

— И люди вполне довольны жизнью. Радуются, смеются. Гуляют, играют…

— Дурнеют. Ты тоже это видишь. Не можешь не видеть.

— Да…

— И если все скатится к тому, от чего отец вместе с предками и бежали сюда — то в чем смысл?

— Я согласно, но… это… оно…

— Это произойдет еще вовсе не скоро, хочешь сказать?

— Угу.

— Нескоро. Возможно, уже не на нашем веку. Но произойдет. И как ты сможешь жить и затем в старости ожидать кончины, зная, что нашим детям, внукам или правнукам суждено быть обреченными? На ту… Жесть. Хрень которую мы видели в симуляции.

— Никак не смогу. Поэтому согласна с тобой. Следует бежать и пробовать все изменить.

— Вот-вот.

— Отец согласится?

— Уверен. Как по-твоему, Бахчисарай не напоминает отцу о том, что даже самые красивые места могут быть поглощены апокалипсисом? Неужели он не видит, к чему все неуклонно идет…

— Не может не видеть.

— Именно.

— Но не хочет признавать, отпускать…

— Меня. Единственного сына.

— Да.

— Я с ним поговорю. Не волнуйся. Поймет.

Кристина приобняла меня.

— Давай еще немного отдохнем.

— Недолго. У нас сегодня еще насыщенный график.

Кристина сильнее прижалась ко мне своим теплым телом и грудью.

Отдых. Отдых и покой нам лишь только снятся, Кристин… Но — да. Ты права, надо сделать передышку. Иначе так можно свихнуться, и самому, не дай бог, подурнеть.

Среди долины тянутся извилистые тропы, ведущие к живописным водопадам, горным озерам и пещерам, полным таинственных украшений природы.

Глава 6. Стар и млад

— Нет.

— Предлагаешь и дальше так? Сидеть внутри можно до скончания века. Нашего с Кристиной…

— Просто живи и не думай так наперед.

— Если все потупеют, то цикл замкнется.

— Времени еще вагон. И нас тут много, найдете еще, уверен, среди люда не зараженных проказой.

— Отец, ты же смекаешь, что как в старые добрые времена сношаться с братьями-сестрами среди «выживших поумневших» для «выведенья селекции» — так себе идейка.

Кажется, наконец-то начал задевать логическую здравую часть отца.

— Нелей. Это разумное замечание.

— Знаю.

— Почему ты с него не начал?

— Эмоции. Извини.

— Чему я тебя учил?

— Думать.

— Точнее?

— Прежде значимые мысли, затем все остальное.

— Верно.

— То, что в конце-концов человечество вымрет, если будем следовать твоему «плану», понимаешь?

— Сын. Продолжи свое видение событий. Вы уплывете, все вместе, и…

— Начнем все по новой…

— И что дальше? Чем это прекратит упадок человечества и приведет к иному исходу? Кроме того, что вы окажетесь незнамо где, незнамо с чем.

— На плотах отправляют самых-самых из разных поселений, правильно?

— По лотерее…

— Но из «самых-самых»?

— Молодых, сильных. Да.

— И смышленых.

— Ты часто видел там шибко смышленых среди них за последние годы?

— Почти всегда.

— Повторю, Нелей. Шибко смышленых. Ключевое слово «шибко».

— Отец. Хватит равнять всех по себе и мне. Отпусти уже прошлое и идеализмы.

Глава поселения Посейдон, а по совместительству мой батя, обновил свой бокал с вискарем и докинул льда из услужливого шарнирного робото-бара. Еще чуть-чуть, и смирится с моим решением, чувствую нутром.

— Да нет у меня замашек никаких. Уже давно… Просто хочу, чтобы тебе как лучше было.

— Тогда согласись.

— Да согласен я, согласен. Что с тобой, оболтусом, попишешь.

— Так просто поменял мнение?

— Да. Так просто. Не совсем поменял. Тут вам с Кристиной и остальными явно будет безопаснее, надежнее, комфортнее…

— Но мы здесь зачахнем и…

— И не перебивай, пока я не закончил речь.

— Прости.

— Я стар. И не бессмертен. Рад бы внуков увидеть, понянчить… Но эгоизм свой засуну себе в одно место. Если хочется приключений и узнать, «что там» за горизонтом- валяй. По сути, самому интересно. Может, там и правда чудо-город, Утопия, которую брат таки построил. Для лучших из лучших.

— Полагаешь — он мог?

— Зевс — вполне. Амбиций не меньше, чем у тебя. И умнее меня в разы. Энергичнее, устремленнее…

— Пап. Почему ты мне раньше обо всем этом не рассказывал?

— Я… Да боялся как-то тебя оторвать от дома и отпустить.

— И правильно. Молодой был. Глупостей бы еще натворил.

— Рад, что ты трезво оцениваешь ситуацию. Ты и сейчас не то чтобы «зрелый»…

— Отрок. Ага. Спасибо за напоминание. Так Зевс… Отец! Какого лешего у вас такие имена? И меня еще решил Нелеем по греческим мифам назвать. Что за дела?

Старик засмеялся.

— Скажи спасибо, что у тебя нет еще одного дяди Аида, да теток Гестии, Геры, Деметры…

— Точно нет?

Что-то старый пердун многовато от меня долго скрывал и так.

— Нет. По крайней мере, я знаю лишь брата… А что там за чудес наворотил наш отец Кронос, когда от матери ушел, пока мы мелкими были…

— Добей меня и скажи, что бабка моя Рея.

— Нет. Настя. И имена она выбирала. Даже не он…

— Хорошо. Шутку понял с вами. Меня-то зачем Нелеем назвал?

— Показалось забавным.

— Да уж. Забавно. Обхохочешься.

— Ладно тебе, Нэл.

— Не обижайся, если не продолжу славную традицию.

— Да как пожелаешь. Вы с Кристиной всерьез собрались уплыть?

— Да.

Отец глубоко вздохнул.

— Мне будет грустновато без вас. Буду скучать. Не уверен, что все из Сгустка последуют вашему примеру. Им здесь живется не плохо.

— Я и не рассчитывал, что все ринутся вслед за мной в пекло. Сегодня на занятии предложу, а там уж за ними решение.

— Как скажешь, сынок. Как скажешь. Пойдем тогда к ребяткам?

— Кристину дождемся сначала. Договорились у тебя встретиться. Что-то долго она…

— Не стоит торопиться. Придет — и отчалим.

— Да.

В тишине мы с отцом сидели спокойно. Попивая виски, глядя в огонь. Наблюдая за колышущимся желтоватым пламенем. Потрескивают дрова. Уют и покой. В Бахчисарае и правда — комфортно. Но покой — мнимый. Бездействие — раздражает сильнее всего.

Какие у отца сейчас вертятся мысли? Не знаю. Где же Кристина?..

— Отец. Ты нас обвенчаешь?

— Чего?

— Ну… Скрепить клятвой союза, муж и жена, одна сатана, все дела…

Отец громогласно засмеялся. А что тут смешного…

— Да без проблем. Только зачем оно вам? Обряды и официальности давно позади. Живут себе, партнерами обзывают товарищей, и все тип-топ…

— Мне хочется. Хочется поклясться ей в верности. Устроить ритуал.

— Для нее?

— Больше для себя. Приобщиться к старым традициям. Почувствовать, в чем смысл этого и как-то…

— Ни в чем особенном, сынок. Но — как пожелаешь. Вам как церемонию…

Кристина вошла без лишнего стука. Уже переодевшись в красный сарафан. Модница…

— Простите, если заставила ждать.

— Нет, нет. Ничего страшного, дочка. Мы как раз о вашей помолвке говорим.

— Ой…

— Не смущайся. Как бы ты хотела, чтобы все прошло? Это ж для тебя праздник должен быть. Запомниться.

— Я… Я…

Кристина нервно заерзала пальцами.

— Кристина, расслабься. Я вот хочу, чтобы было красиво, во всеуслышание. И тебе чтобы спокойно.

Глава 7. Рейд

Алла, скромная миниатюрная девочка в спортивной одежде, поднесла и мой шлем. Сама присела за соседний стол в первом ряду. Будет со мной и новичками сегодня проходить через этот кошмар наяву. Насчет «не будет больно» и «не страшно» — соврал. А куда деваться? Не отпугивать же с порога.

— Единство. Настройка. Симуляция. Руководители программы. Нелей — начальная. Кристина сегодня проведет занятия со второй группой, а Антон, в свою очередь, возьмёт на себя углубленный, вместо Нелея. Госпожа Милоу — старшие, как обычно, за мной спец-просвещение.

— Принято, лорд Посейдон.

Все в зале начали натягивать шлемы. Новичкам помогают дети, что сегодня также будут с нами. Им предстояло опять увидеть всю эту мерзость. Весь этот мрак и беспросветную хтонь. Наше прошлое… И отчасти все еще настоящее. Дети обязаны проходить программу ввода раз за разом, чтобы раскачать психику. Вывести ее из зоны комфорта одичалости и Дурности. Взрывной коктейль катехоламинов раз за разом разгоняет мутагенную основу и помогает соображать трезвее. После обычно их перенимает Антон с образовательной программой, или Кристина с легкой вводной и азами обучения. На этот раз — подхвачу я. И мне предстоит углубиться в историю, философию, истины, мораль и направленность.

Даже для бывалых малых — милой девочки Аллы, спортивного Кента, бесстрашного Жоры — такое будет в новинку. Что уж говорить о Бабушке с Дагом и веселой Семейке. Однако больше у меня переживаний за только вышедших из рехаба двух личностях. Кайле — спустя месяц, и Инне — спустя неделю. Это как раз те, кто еще не проходил полноценно Симуляцию. Те, кто при виде робота заистерили и подверглись невыносимому для них стрессу. Те, с которыми отцу и Антону пришлось заниматься день за днем индивидуальной терапией и сессиями. Сразу ввергнуть в пучину безумия зарождения Дурней и нескончаемых оргий — таких точно нельзя. Гормоны не вывели бы мутагенный слепок. Скорее — добили бы. Свели с ума окончательно.

Детки в модных шляпках начинают брыкаться и неохотно надевают свои шлемы, меняя головные уборы. Вуальным мамашам, смотрю, весело. С энтузиазмом крепят на детишек…

— Все готовы?

— Да! — донеслось хором от немногочисленной публики.

Пришли не все, но и обязательством-то это не является. Мы ж не тираны с отцом или диктаторы. К знанию надо тянутся, желать его самому…

Что ж, шлем. Привет. Давно не виделись, дружок. И скоро не будем видеться вовсе.

— Начать Симуляцию.

Череп сжали мертвой хваткой жгуты. Скребущей наждачкой пришли в движение. По телу прошли судороги и онемение. Кору мозга пронзили сверлящие нейро-волокна и микро-провода, тут же выпуская смазку обезболивающего.

Жаль к нему выработалось уже за пятнадцать лет привыкание.

Этот процесс, сродни пытке, отец проводил на мне с четырех лет… Как только «череп окреп». Отец, отец…

Зрительные нервы подсоединились к цифровому пространству и камерам шлема. Все еще вижу всех вокруг четко. Слишком четко. Резкость выкручена на максимум в нашей реальности, лишь бы мозг не смел перепутать мутные образы с настоящей картиной.

Отдать команды. Пора…

«Отбор группы.»

Произнес мысленно про себя, но в этом и нужды-то нет. Скорее, это нужно мне самому, чтобы не терять контроль над происходящим.

Единству и шлему достаточно взгляда на объекты и моего желания.

Шлему. Это именно шлем. Образец К-195 Нейропсихологической Адептизации. Никакие не очки виртуальности. Экспериментальная подготовка кадетов к войне в Симуляции, максимально приближенной к реальности в коллективном сознательном соединенных — кхм, смешной фразеологизм — Единством. Потому его так и прозвали. Единство, руководящее войнами лучше любых генералов. Лучше любых сержантов готовит всех к бою. Лучше кого-либо соединяет разрозненные массы и устраняет разрыв в познании и обучении.

Но — знать это остальным ни к чему. Пусть будет лишь «виртуальностью». В конце-концов, какая им разница, что нынешний чудо-дворец, называемый «домом» — бывший военный объект и лаборатория.

Достаточно бывшим Полудуркам и Диким пережитой боли, страданий, мучений в жизни.

Достаточно разрывающего нейроны на части геномного кода от шлема.

Достаточно генного искривления самим мутагеном.

Достаточно смерти, что видели многие.

А кто не видел, увидит сейчас.

Цели отмечены. Можно начать Симуляцию.

Для начала — Черная Комната.

Как по щелчку пальца, все пространство исчезло.

Пустота. Освещение — отсутствует. Густая тьма.

Лишь четко отрисовывается группа людей в оранжевых комбинезонах, светящихся изнутри.

— Все в порядке? Не пугайтесь, помните, я рядом, это все не взаправду.

Почти…

— Нэл, где мы?

Пухляшка Диа испуганно вцепилась в мускулистого… брата? Что-то я даже не удосужился узнать поближе, кто эти парни. Семья…

Семья справлялась вполне адекватно. Охренеть. Ни единого ора, панического испуга или лишних вопросов. С удивлением рассматривают пустое пространство, которого, по сути, не существует. Даже дети.

Наши-то Алла, Кент и Жора проходят процедуру уже в который раз. Им не впервой. На них я как раз и рассчитывал, если придется успокаивать…

Успокаивать все же придется. Забыл я про Дага. Из поля зрения вылетел.

Бедняга, дрожа, пытается нащупать стены, понять, откуда подсвечиваются наши тела в бескрайней тьме, бегает по петле зацикленного пространства, возвращающей его с другой стороны обратно к нам в портальной бесконечности.

А вот его Бабушка спокойна, даже бровью не повела…

— Тише, тише…

Детишки остановили парня в бесполезном забеге.

Глава 8. Пшеничное поле

Судя по просвечивающим стенам, наложению текстур лагающих фреймов, полоскам артефактов и дефектам изображения — культисты-террористы прорвались в реакторную. Самая жесткая нагрузка в этот момент происходит. А сейчас еще двадцать рыл перегружают и без того старые процессоры.

Наше с Шелдоном передвижение по коридорам теперь больше напоминает прерывистую телепортацию на короткие расстояния. Грохот тяжеловесной брони миксуется в сжатый гул, повторяющийся вновь и вновь с перепадом громкости и частот.

Я несусь к радиоактивной зоне по памяти, ориентироваться в пространстве иначе уже нереально.

Парень не отстает.

Успеем ли до термоядерной реакции? Вопрос…

— Бери меня за руку, парень.

Без лишних вопросов Шелдон выполнил команду.

Никогда такого не пробовал, но раз стены периодически исчезают — можно испытать удачу и пройти напрямик.

Упор в гладкую салатовую стенку. Инерционный порыв и…

Время, замерев, лагануло. Визгливый высокий электронный звук. Бьется из уха в ухо.

Стена не просто пропала. Очутилась позади нас с Шелдоном. Будто не мы переместились, а она сама сдвинулась с условленного места.

Еще лаг. Разводы пиксельных форм.

В глазах зарябило.

Стена вернулась на свое место, мы продвинулись глубже по сектору.

Раз. Два. Три.

Так просто. Раздражающее жужжание зажеванной пластинки, бьющее по ушам, и галлюцинационные глюки — не в счет.

Через несколько секунд возникли среди прячущихся под столами пиксель-артовых ученых, загораживающихся кубическими грифельными досками. Внутри мутных пятнышек четко угадываются Баба Катя, ее внук, брат Шелдона и двое отцов, которых минутами ранее я раздробил в алую грязную жижу.

Атакующие, среди которых присутствуют добрая половина Семьи и Алла, беспрепятственно оккупируют пункт назначения. Все рывками. Обрубленное. Модели грузятся все менее качественно, небрежно.

Финал уже близко.

Культист, вскидывая ладони вверх, нажимает на кнопки, словно играет на пианино. Цифры меняются. Надписи. Не разобрать. Все перекручено в кашу из кода, пикселей и прямоугольников.

Врываются линии с точками и кружками в суставах. Среди них выделяются Кайл и Инна, а также остальные, кого я не досчитался.

Солдатский спецназ подоспел.

Все в сборе. Прелестно. Значит, ничего не упустят.

Оптическая дисторсия всего изображения.

Дисторсия обволакивает и выгибает здание лаборатории. Искривляет каждый уголок. Стены изгибаются. Иллюзия неестественной выпуклой кривизны вызывает ощущения дезориентации и нереальности.

Голова кружится. Облики товарищей смываются.

Взгляд скользит по выгнутым поверхностям. Проникнуть сквозь слой искажения — не выходит. Лишь теряюсь в этом оптическом лабиринте.

Следом пришла и вогнутая дисторсия. Эта уже, напротив, создает впечатление погружения в глубины пространств потолка, пола, тел, обретших детализированные модели. Стены сжались. Загнулись внутрь, словно притягивая в себя все окружающее.

И меня в том числе.

Это что-то новенькое.

Перегруз. Значит, у машины прошлого есть свои пределы, хотя нам с отцом казалось, что она совершенна… Мы ошибались.

Этот эффект вызывает чувство замкнутости. Угнетения.

Пространство само по себе поглощает все светлое, радостное…

Любовь к Кристине.

Надежду на будущее.

Радость от новых Славных и Умных…

Целеустремленность.

Уверенность.

Оптимизм.

Все высасывает, все увядает.

Остаются лишь темные отражения внутренней тайны…

Страх потерять все.

Самовлюбленность.

Гордыня.

Упрямство.

Злоба. Много злобы на мир, на людей. На отца…

Резко — все отпустило. Чувства вернулись в исходность.

Переливчатое чередование… Нет.

Комплексная оптическая дисторсия. Сочетающая в себе элементы выгнутости и вогнутости. Создает перед застывшими в разных позах и действиях участников Симуляции, а также болванчиков цифр — мозаичный образ искаженной реальности. Выпуклость, вогнутость, выпуклость, вогнутость… Переплетаясь в странных узорах и формах, окружение вызывает ощущение хаоса.

Тотальная дезориентация. В этом мире искаженных отражений каждый уголок здания кажется элементом нечто большего. Загадочным пазлом, который сложно разгадать и понимать.

Что-то не то…

— Единство — остановить Симуляцию.

Ноль реакции. Ничего. Тишина, как от Единства, так и вокруг. Даже свой голос услышал лишь внутренним ухом. Или вообразил, что услышал.

Всепоглощающая, необъятная, давящая тишина.

Калейдоскоп кислотных красок, смещения спектра.

— Единство — остановить Симуляцию!

Без эффекта. В этот раз даже голос внутри себя не слышу.

Что за хреновина такая…

Давление. Сминающий пресс.

Глаза заполняются кровью.

Сосуды лопаются.

Гортань дерет кислым скребком.

Выгоревшей пленкой сквозь багровую пелену сумасбродная картинка многоугольников расплывается в черную мглу.

Чернота.

Глушь.

Никаких ощущений.

Я умер? По одной из теорий, после смерти — бесконечная тьма и пустота. Ничто. Отсутствие бытия. Именно такое сейчас состояние…

Но существую. Как часть месива тьмы.

Бесконечной, глубокой, непроглядной, неосязаемой.

Замигал мелкий зеленый пиксель. Яркий, сильно выделяющейся из общего фона. Банально тем, что кроме него, ничего вокруг и не имело ни формы, ни цвета.

Глава 9. Оргия в пустоши

Изменяются люди. Только лишь люди.

То одеты в одежды. То голые.

То вырывают сердца из плоти друг друга.

То перегрызают глотки, клыками впиваясь в щитовидные хрящи.

Дикими глазами провожают всех нас.

Каждый раз кто-то указывает пальцем.

Каждый раз мы заходим в костер.

И каждый раз — становится все жестче и жестче.

Культисты сплелись в вечной оргии.

В танце сумасшедшего экстаза,

Их крики сливаются с воплями ночи.

Вихрь страсти и безумия пленяет умы,

И сердца бьются в унисон, как одно.

Темные тайны раскрываются в пляске,

И души погружаются в бездну безумия.

Культисты сплелись в кольцо смерти и рождения,

Где время останавливается, а пространство искажается.

Таинственные символы освещены кострами,

Дневное светило сменилось ночным.

Луна светит своим холодным светом.

И в этом мире, где реальность смешивается с кошмарными снами,

Культисты танцуют свой древний танец.

Сквозь мрак и хаос они идут,

Поклоняясь темным богам своим.

Изменяются люди. Только лишь люди,

В этом вечном круговороте жизни и смерти.

В водовороте безумия тонем мы вновь,

Люди меняются, теряя облик свой.

Дикие души, объятые мраком и страстью,

Пляшут в экстазе, не зная усталости.

Культисты в танце сплетаются тесно,

Их крики сливаются с воплями ночи.

В вихре страсти и безумия тонут их мысли,

Сердца бьются в унисон, как одно.

Тайны темные раскрываются в пляске,

Души падают в бездну безумия.

Культисты в круге смерти и рождения,

Где время останавливается, пространство искажается.

И каждый раз, когда мы заходим в костер,

Становится все жестче и жестче.

Культисты указывают на нас пальцем,

Но мы уже не те, кем были раньше.

Мы изменились, стали другими,

Дикими и свободными, как звери.

Мы не боимся боли и смерти,

Мы — часть этого безумного вихря.

Танцуем вместе с ними, мы теперь тоже культисты ночи,

В этом танце страсти и безумия.

И наши крики сливаются с воплями ночи,

А наши души погружаются в бездну блаженства…

— Стоп. Единство, прекратить Симуляцию.

Голос бабы Кати… Что?..

— Отсутствие прав авторизации. Доступ лишь у лорда Нелея, сына…

— Анализ состояния Нелея. Подтверждение потери контроля. Переход доступа к

адекватному участнику курса.

Я… Сознание… Я… Правда…

— Нелей, сын Посейдона. Результат анализа. Помутнение. Обильное кровоизлияние в мозг. Возможен летальный исход. Автономная реанимация за счет систем Единства. Симуляционная кома. Поддержание состояния за счет резервных структур. Критическая ошибка. Санкционирован экстренный переход доступа. Идентификация. Старший Лейтенант Третьего Ранга Доктор Екатерина Стоцкая. Состояние — стабильное. Доступ разрешен.

— Остановить Симуляцию.

— Полная остановка приведет к летальному исходу у пяти членов группы. Трое окажутся в состоянии комы. Двое лишатся рассудка. У остальных прогнозируются травмы, психические и физические, от легких до тяжелых. Санкционировать остановку Симуляции?

— Прямое амбулаторное нейро-вмешательство сквозь кору мозга. Прогноз времени до стабилизации?

— Три часа. Необходимо нахождение в активной фазе Симуляции.

Я… В вихре безумия, сплетения тел, рачленения. Есть, пить, размножаться. Есть, пить, размножаться… Есть…

— Переход на подготовительный уровень — возможен?

— Возможен. В Черной Комнате — поддержание нынешнего состояния за счет резервных структур. Автономная реанимация. Для нейро-вмешательства — требуется активная фаза.

— Остановить текущий проект. Переход в Черную Комнату. Плавная очистка сознания. Поочередно. Начать с наиболее критичных. Сообщить Главе Посейдону и Внешнему Контуру, проинструктировать в действиях.

— Слушаюсь, Доктор Екатерина.

— Катюха… Обращайся — Катюха.

— Слушаюсь, Доктор Катюха.

Тела, тела, тела… Мое, чужое, младое и старое… Я… Мы…

— Нэл. Нэл, прием. Слышишь меня?

Муть красноты и переплетения оргий исчезли. Ни грязи, ни следов отходов предавшихся похоти, разврату и агрессивным инстинктам.

— Нэл? Слышишь?

Цок-Цок-Цок.

Баба Катя щелкала пальцами перед глазами. Глаза…

— Баба Катя?

— Хорошо. Ты восьмой. Осталось одиннадцать, но, вроде, там сложностей не должно много быть.

— Что происходит?

— Сейчас сознания остальных прогрузит, и объясню.

— Кратко хотя бы.

— Тебе и компании предстоит еще один урок. Теперь от меня.

Я лишь кивнул. А что еще остается?

Баба Катя, плавно плывя по бескрайне черному пространству, переместилась к постепенно возникающим контурам девочки рядом со мной.

Я… Мы… Мы все лежим в ряд, прямо в пустоте, на невидимой… Койке? На чем-то мягком… Девять из нас. Остальных нет…

Надо восстановить ход событий.

Подземная лаборатория. Все так привычно… Кроме резких подгрузок и зависаний. Глюки Симуляции, виденные мною впервые. Процессор…

Перегрузка. Неужто?

Далее солнце. Палящее солнце над полем пшеницы. Слишком палящее.

Перегрев… Перегрев Системы. В инструкции я изучал это… Когда-то давно. Очень давно, еще мелким, гораздо младше Жоры…

Перегрев плат, перебой. Замыкание. Ведет к… К нагреву шлема Симуляции. К нагреву черепной коробки, сбою регулировки натяжения ременной установки, обволакивающей ткани мозга…

Черт.

Я обязан был понять еще все тогда. Жар. Такого жара быть не должно было…

Глава 10. Мэллори

Темнота не отступает.

Ее пробивает изометрия из белых квадратов.

В непроглядной тьме утопают белые квадраты.

Квадраты, квадраты и темнота.

Шутка, обман мозга и глаз.

Изометрические проекции на бесформенном поле стремятся приукрасить свою двумерную сущность трехмерным обликом, однако их усилия лишь вызывают новые трудности.

Тело на этот раз лепит как из пластилина, отрывая кусочек за кусочком материи в окружении.

Призраком наблюдать за рождением со стороны… Бррр…

Каждый раз Симуляция преподносит сюрпризы в красочных спецэффектах. Не перестает изумлять уже второй десяток лет.

То искры, сгущающиеся в водовороте, то воронки жидкого металла, то ускоренное развитие зародыша до взрослого парня.

Сотворение биомассы из тошнотворной головоломки белого с черным — вот это в новинку! И пожалуй, в таблице первенства самых отвратных — почетное место среди верхних строчек.

Одно, второе, третье… Толпой все двадцать человек в гигантском помещении без источников света. Как в Черной Комнате, но помимо тел виднеются смутные грани объектов.

Контроль над конечностями. Руки, ноги… Двигаться можно.

На расстоянии вытянутой руки детали фантомно и бесцветно детализируются, но не особо. Полки, бытовая техника… Если приглядеться, кажется: схожие формы бесчисленно циклятся и дальше на всем обозримом участке.

— Катюха, где мы?

Где мы, где мы, где мы… — отозвалось громогласное и гулкое эхо.

— Склад.

Ад, ад, ад…

В поле видимости движущимся пунктиром обрисовалась девушка. Машет рукой, зовет за собой, голоса не слышно.

— Единство, фильтрация высокочастотных волн. Фокусировка на очистке и перераспределении ресурсов. Интерполяция визуальной составляющей объектов интереса.

— Слушаюсь, Нелей, сын Посейдона.

— О, чему-то отец все-таки да научил?

— Катенька, я с детства с этой Симуляцией работаю-живу. Конечно, освоился…

— А что ж контроль потерял и систему перегрел, раз умный такой и знал, что делать это категорически опасно?

— Я… не придал этому значения. Одно дело, в инструктаже что пишется, а другое — на практике…

— Забылся. Так и скажи прямо.

— Скорее, увидел цель, не увидел препятствий.

— Учись на своих ошибках, милок. Иначе в иной раз — промашка станет фатальной. Как для тебя, так и для остальных.

— Да, Катя. Принял к сведению, благодарю. Что дальше?

— Смотри кино, милок. Тебе будет интересно.

Стоящая на одном месте беспрерывно машущая девушка помаленьку обрастает деталями и глубиной. Пепельные короткие волосы, прикрывающие глаза челкой, лакированные черные ногти, черные обрезанные в пальцах перчатки. Жует жвачку, надувая розовые пузыри. Худи, мешковатые штаны, желтые кеды.

— Кто эта… девушка?

— Зачинщица, бунтарка, хулиганка, вандал…

— На вид простецкая…

— С таких обычно и начинается армагеддон.

— Обычно? У нас что, часто, что ли, концы света наступали?

— Смотря что считать под этим словом… О Елене прекрасной и Трое слыхал?

— Гомер, Илиада…

— Что-то вроде.

— Но это же не конец света.

— Смотря для кого. Есть и другие примеры в истории, но надеюсь, идею уловил.

— Ага. Имя у нее есть?

— Мэллори.

— Твоя знакомая?

— Не совсем… Ну, в одной тусовке шатались по молодости.

— И…

— Тсс. Просто наблюдай. Звук откалибровался.

Баба Катя перешла с тихого перешептывания на полный голос и обратилась теперь ко всем.

— Ребятки, вскоре цепочка связи между нами прервется. Ни я вас не услышу, ни вы меня, ни кого-либо, кроме записи Симуляции. Ресурсы направлены в данный момент на…

Баба Катя прервалась, заприметив мой неодобрительный взгляд. Ни к чему им эта информация, не надо. И так в ужас придут, когда очнутся.

— На поддержание равномерной циркуляции парабеллума.

Старушка подмигнула, улыбнувшись краешком губ.

Да, этим можно втирать любую дичь, всё проглотят.

— Вникайте в происходящее. Управлять телом вы…

Голос Бабы Кати затухал и прерывался. Как и прежде, полутонами, отображались все объекты вокруг, только теперь стали пунктирными мои компаньоны.

Зато объявился звук лопающейся жвачки девчонки Мэллори, а окружение вокруг нее засияло колышущимися яркими красками.

— Погнали уже!

Резкий-дерзкий, низкий голосок. Еще и продолжает отдаваться эхом. Мэллори поскакала по просторам склада, опрокидывая дорогостоящее мудреное оборудование на своем пути, словно играясь.

Ноги сами собой затопали следом за девицей.

Автопилот… Ясно. Значит, и правда можно расслабиться и «смотреть кино». Только вот ощущения — странные. Гипер Естественные, утрированные, гиперболизированные… Вдох — словно тысяча, шаг — словно сто. Диссонанс между действиями и мозговым восприятием. Рассинхрон в мировоззрении…

— Мэлли, полегче!

Низкая звуковая волна, соприкоснувшись с окраской ауры Мэллори обратным течением, обогатилась цветом и явила юношу в черной кепке с белым принтом «69». На лице красуются едва выросшие усики и тощая бородка.

— Да какая, нафиг, разница? Круши, ломай, устрой дестрой, порядок — отстой…

— Мы ж сюда забрались только посмотреть, не?

Еще одна волна цвета озарила девчонку в красной бандане с черным черепом и пирсингом в губе.

— Катька, запихни свою любознательность в жопу! Мэлли, дело говоришь! Нахрен эти корпорации и их власть. Власть народу! Так говорили раньше?

Новый участник беседы присосался колышущимся каналом-щупальцем к общей цветастой извивающейся схеме.

Рослый пацан с синяками под глазами, в прозрачной черной сетчатой майке и шортах.

Глава 11. Культ личности

Толчок.

Еще толчок.

Искра электрического разряда бежит от краешков пальцев рук к груди. Та наполняется холодом, остужающим раскаленное, как во время ковки, тело.

Сердце отдается стуком.

Легкие жадно заглотнули и вытолкнули новый воздух.

Толчок.

Искра пронеслась молнией к мозгу.

Зубы затрещали.

Голова помутилась.

В глазах начало виднеться что-то, кроме пустой темноты с красным оттенком.

Точки. Миллиарды крошечных бурых точек в ярком алом зареве.

— Нэл!

Это голос Кристины…

— Нэл! Нэл!

Я иду к нему, проваливаясь в бесконечность шагами незримых ног…

— Приди в себя, Нелей!

Щека загорелась. Шершавая старая ладонь огрела со всей силы. Баба Катя… Ее руки, ее голос.

Еще. И еще…

— Не время зависать. Наблюдай!

Сотрясения, дергают из стороны в сторону. Пошатываясь в амплитудной вибрации, точки сливаются в привычную по последнему взгляду на склад картинку. Только сепия огня испарилась. Цветные щупальца-тоннели между людьми стали еще контрастнее и насыщеннее. Даже с перебором. Резкость и зернистость увеличилась в разы.

А щупалец и людей, к которым они присосались, и пульсируя перекачивают колышущуюся натянутым транспарантом ткань бытия — стало куда больше.

— Баба Катя…

— Бабу свою ты по ночам шпилишь, а я для тебя — Катя, не больше.

— Что сейчас…

— Не отрубайся. Смена локации. В прогрузке ты почему-то отпал.

— Мне виделось, что снаружи, я там…

— Не важно. Если со мной сейчас — значит, живой. Не бери в голову.

— Но…

— Потом об этом. Сосредоточься на истории. Пока остальные за действием наблюдали, ты пропустил половину.

— Все в порядке? Дети…

Пытаться посчитать точное количество смутных пунктирных контуров в оранжевом свечении сложно. В глазах начинает рябить и двоиться.

— Все невредимы… Ну тут — точно. Только для тебя персонально пришлось с Единством бодаться, на персональный канал связи по запасным протоколам выходить и устанавливать рут-протоколы.

— Стоп… Почему мы вообще можем общаться, и я Вас отчетливо вижу?

— Тебя… Не Вас. Как же натаскать уже: обращайся на «ты».

— Тебя, Катя. Почему, кроме тебя, никого не слышу?

— Настройка такая. Мы сейчас с тобой в отдельном потоке, так сказать, соединении аудио сигнала через микширование с глушилкой.

Уже знакомая бунтарка Мэллори стоит на каменном помосте, вскидывая резко кулак вверх и вниз. Рот безмолвно открывается и закрывается с яростной мимикой. Что-то скандирует, сотни человек вокруг повторяют движения точь-в-точь.

— Что я упустил, быстрой сводкой?

— Мы перенеслись на пару лет вперед. Девушку, что ты видел — за тот поджог стали считать лидером, построили оппозиционную ячейку, распространившуюся по миру на кучу подобных. Пока все под ее контролем, девушка веселится, радуется жизни и, прикола ради, направляет всех против злых корпоратов. Власть народу, все дела.

— Мэллори — твоя знакомая?

— Мимолетная, из общей тусовки. После того случая — виделись редко, пересекались тут и там. Я училась на врача, она дальше шаляй-валяем занималась.

— В данный момент — мы где?

— На это собрание пришла тогда посмотреть, что за кипишь, о чем в университете, даже на выпускном году, так болтают.

— Так о чем?.. Можно звук вернуть?

— До переключения карты нормалей — нет. Да и смысла не особо, сцена, скорее всего, к концу подходит, скоро перезагрузит уже, я дольше буду с Единством возиться, чем это собрание продлится.

Девушка вскинула вверх руку еще раз, а второй зажгла горящим факелом чашу с дровами. Все собравшиеся части щупалистого-монстра, соединенные воедино вокруг Мэллори, в синхронном порыве подняли вверх зажигалки, дав жизнь мелкому огоньку в их руках.

Пламенные языки, подрагивая, шевелятся, создают впечатления тысячи и одного глаз, следящих за каждым моим движением. Хищные яростные зрачки на до того безликом туловище чудовища с щупальцами.

Мэллори прыгает в раскочегаренную толпу.

Скукожившись, ворохи огней и перенасыщенных красок воронкой начали всасываться в точку на лбу у бунтарки.

— Нэл!

Снова красная пелена, голос Кристины…

В этот раз ненадолго.

Вспышка боли в ушах, пробивающая вибрирующей дрожью все тело.

Высокий свист.

Вспышка света, испепеляющая марево.

Картинка вновь имеет очертания, скользящие в оттенках голубого мерцания. И что самое главное — звук.

И мне он уже не нравится.

Крик. Душераздирающий крик Мэллори.

— Что вы делаете? Психи!

— Все, кто не мы — исчезнуть должны.

Девушку несут на руках персоны в черных пончо и мешковатых штанах.

Несут все так же, как минутой ранее в совсем иных ситуации, времени, месте.

Бережно.

Нежно.

С любовью.

С одним лишь отличием. Против ее воли.

Оторва — явно повзрослела. Волосы больше не короткие. Пепельный цвет — смыло в сплетениях прошлого. Ныне русая, с виду не столь уж и броско одетая.

Ее вовсе не нравится то, что тут происходит.

Брыкается, бьется в конвульсиях и вырывается. Но бестолку.

Крепкой хваткой ее держат за кисти, лодыжки и талию.

Вот, впиваясь ногтями до крови в своих воздыхателей, ей на миг удается освободиться — но тут же грубо хватают новые руки.

Грубо, но при этом — любя.

На лицах каждого видно вожделение, радость, экстаз от прикосновения к Ней.

— Чужие пойдут на органы.

— Какая я, нахрен, чужая? Совсем рехнулись?!

Глава 12. Побочный эффект

Фликкер-шум. Ровный, беспрерывный электронный «бииип».

Дыхание… Мое.

Стук сердца…

Я жив.

Даже не по звукам это могу определить, а по боли. Чувствую тяжесть в грудине, ломоту суставов в коленях, мягкую, но в тоже время такую неудобную поверхность под спиной.

Глаза… Открыть их не выходит. Пока придется довольствоваться тактильностью и звуком…

Запах — жженой резины.

Привкус… У меня во рту что-то есть. Металл? Горький пластик с металлом… Трубка…

Языком ощущаю их несколько. Гладкие. Подведены к небу и деснам.

Встать?

Нет. Попытка не увенчалась успехом. Хотя руки-ноги слушаются, упереться в кровать (я же на кровати?) удалось.

Слишком слаб… Давно не ощущал такой слабости. Наверное, с детства, когда отец гонял челночным бегом по горам с кучей тяжелых бутылок наперевес, чтобы те не разбились.

Приподнялся в положение сидя, ухватившись за холодные ручки. Все, мой предел. Дальше — лишь голова закружилась, и тошнить начало.

Без зрения я тоже не привык находиться. Тренировки с завязанными глазами с ориентацией по местности Бахчисарая, а также на природе — были в программе обучения… Давно. Очень давно. Не думал, что это когда-либо мне пригодится. И организм, вроде и привыкший тогда к слепому образу жизни на протяжении месяца, уже подзабыл, как это.

Почему я не могу открыть глаза? Слиплись, будто клеем промазанные. Или, скорее, запаянные…

Говорить-то получится?

— Есть, кх, кх-то?

Кашляя, хрипя, но вышло. Свой голос даже сперва не узнал. Такой низкий, грубый…

Ответом стала лишь тишина.

— Ау!

Крик вышел громким, но дался не слишком уж просто. Скорее отрывисто буркнул, нежели уверенно подал голос.

Кто-то (или что-то?) зашуршал, где-то очень и очень неблизко. Услышали наконец?

— Кто здесь орет, спать мешаешь…

Знакомый ломающийся голосок.

— Кент, быстрой сводкой: где мы, что происходит? Я не могу открыть глаза.

— Нэл? Ты что ли? Скрипишь, как старик, не узнал даже.

— Нэл, Нэл. Доложи расклад, Мелкий.

— Очнулся, значит, наконец…

— Мелкий, успокой уже меня и опиши обстановку.

— Успокоить… Ну, мы в безопасности, в мед-крыле корпуса «Бетта 5».

— Подробнее. Что вокруг, кто, почему не откликается и не наблюдает…

— Придержи коней, они и так все загнаны.

— Мелкий…

Нагловатая физиономия рыжего толстенького паренька без труда предстала перед мысленным взором в моей не видящей ничего снаружи голове с сомкнутыми веками. Судя по звуку, Кент, цокнув, закатил глаза в своей излюбленной манере. Не любит парень формальности, но сейчас мне необходима четкая и структурированная информация. Лишиться органов зрения в мои жизненные планы не входило, и без этой проблемы жизнь не веселая.

— Нас тут десять осталось. Я, ты, Жора, Алла, двое новеньких мальчиков и девочка мелкая их. Мужики, отцы их, вроде бы, и один мускулистый. Брат или кто он там кому, я запутался… Подумал, он вдруг голос подал. Пару ночей к ряду в приступах бился.

— Так, постой…

Парень говорит в полный голос, достаточно громко, не шепча, как и я.

— Если тут, кроме нас, восемь… Почему остальные молчат? Почему не проснулись…

— Ну…

— Мелкий, отвечай.

— Девчонки в коме, у одного отца — челюсть онемевшая, но, поверь, пялится на тебя сейчас с интересом и злобой. Второй мужик накачан лекарствами и транквилизаторами, спит, как убитый; истеричный тоже дрыхнет — и без всяких препаратов. Слава яйцам, третью ночь бессонную я бы не выдержал, подушкой бы его сам придушил.

— А пацаны?

— Вон сидят, в настолку играют на кровати у Шелдона. Пацаны, что молчите?

— Ммм…

Мычание не сильно объясняет происходящее.

— Ааа. Ясно. Вот видишь?

— Не вижу, Мелкий. В том и проблема. Что вы там?

Я даже теоретически не совсем понимаю, где ребята находятся в пространстве. Чуть правее, чуть ниже звук… Я на втором ярусе, что ли? В корпус «Бетта-5» я заходил от силы раз, из любопытства. В мед-крыло, расположенное где-то в дебрях — тем более. А уж в палаты, или где мы сейчас вообще — и подавно.

— У них сейчас, по сюжету, подземелье такое…

— Что?

— Ну, там говорить нельзя, иначе монстр выползет или еще чего…

— Чего? Ни черта не понимаю.

— Я тоже не особо, это их тема, они с вечера еще начали, я сегодня выспаться хотел. По большому счету, я и спал, а тут ты орешь…

Ответа адекватного, похоже, не дождусь.

— Сколько я пролежал без сознания?

— Пять дней. Ну и ночь, естественно. Хотя мы все в ту ночь, считай, не шибко дееспособны были, как видишь, и сейчас…

— Да не вижу я, блин!

— Ай, прости. Я ж спал, между прочим! Ты меня из такого сна интересного выдернул, сам сижу, зеваю. Тебе еще что-то невтерпеж узнать, или до утра подождет?

— Все остальные целы? Почему вы с пацанами здесь, если в сознании и по голосу… твоему — вполне бодрые?

— Хм…

— Что?

Молчание. Не нравится мне эта пауза в его резвой речи.

— Не целы, Нэл. У меня ноги пока отказываются слушаться, например… Не отказали, но… Что-то не то. У ребят, у Шелдона и Жоры, температура держится тридцать восемь, мед-робот и Единство рекомендовали курс лечения, вот, проходят. Нас не разделяли, ибо сказали — не вирусо передающееся что-то. У Сени — с глазом проблема.

— Тоже не видит?

— Видит… Только не совсем реальные вещи. Остатком Симуляция виднеется, и оттуда образы. Аппарат носит, подключенный здесь длинной трубкой, как у тебя, к потолку куда-то…

— Что за трубка?

И правда, в беспокойстве об остальных про неудобства во рту забыл. Она качает… Или вкачивает внутрь меня что-то?

— А чиж его знает. Какая-то трубка.

— Кто это все нам поставил? Единство?

Глава 13. Фатих

Высокая башня со шпилем. Настолько высокая, насколько позволяет разумная планка Крымской гористой местности. Радио-вышка, служившая и для системы ПВО, а также наблюдательный пункт. Много всего слилось в одном месте.

Именно здесь, подальше от всех остальных, поселился Фатих.

Отстраненный, не слишком жалующий общество, асоциальный отшельник. Хиккан, как бы его назвали в древности.

Наши занятия — ему уже давно приелись и не шли в кайф… Да и мне они уже удовольствия не приносят давно, тут его понимаю.

В принципе — его понимаю. Его стиль жизни, беззаботность и отрешенность — импонируют. Видимо, потому только со мной он и общается. Зависать с ним в играх ретро-приставки с бесчисленным множеством шедевров искусства ушедших времен, смотреть изысканное и невероятное кино, до утра трещать о всяком разном, разбираясь в кулуарах истории, строить теории… Весело. Прекрасно разбавляет повседневность.

И все это останется позади. Уже совсем скоро.

Интерком в холле двери зашипел, и подсевший голос Фатиха раздался из мелкого пищащего динамика.

— Ты с Кристиной сегодня?

— С ней. И еще кое с кем…

— В смысле? Ты же знаешь, я не…

— Мелкий, Лея с Люком, да пара младых ребят-новичков, очень смышленые. Хочу им показать игрушки, порадовать…

Интерком умолк. В зрачок камеры влезали только мы с Крис, остальные стоят у лестницы, в конце длинного холла с красным ковром.

Позеленел. Ковер позеленел… Стены, потолок, пол — вновь исчезли. Мой прекрасный друг Минотавр шагал где-то внизу, телепортируясь на короткие дистанции. Сложно к такому привыкнуть.

Стиснуть зубы, зажмуриться. Проморгаться. Вдох. Выдох.

Помещение вернулось в свой истинный облик.

Ковер зеленый…

Прикусить язык. Глаза заслезились. Вдох. Выдох.

Ковер красный…

— … Нэл, ты как?

Кристина смотрела на меня с беспокойством. Выпадаю по паре секунд в себя, но для Крис — это целая вечность. Ей хватает, чтобы увидеть, что со мной что-то не то.

— Все в порядке. Уже легче. С утра, как очнулся — вот там не очень. Сейчас уже в целом…

— У тебя глаза все красные стали…

— Сосуды, скорее всего… Ничего, Катя сказала: скоро пройдет. Наверное. Всего несколько часов натикало — а я уже на ногах!

— Нэл…

— Я люблю тебя, Крис, все хорошо, пока ты рядом.

Теплых слов и нежного поцелуя Кристине хватило, чтобы вновь успокоиться. За руку меня не отпускает с тех пор, как вышли из душа…

Уже ходить проще, тонус мышц возвратился, и ее поддержка не так нужна, как часами ранее. Но все же — приятно.

Интерком продолжает молчать. Впустить в свое «обиталище» может лишь только владелец. Хозяин.

Думает Фатих… Все еще думает.

Ну нет, конечно, не только хозяин может открыть изнутри металлические балки и ставни двухметровых засовов. В теории, я могу Единству приказать выдать допуск по экстренной мере, и по протоколу отворить входной люк. Правда — незачем.

Но знаю, пустит. Всех постарше меня не особо в гости зовет, мешают его образу жизни. А детей за компанию со мной принять, погонять в кооперативные игры — обычно он только «за». С ними чувствует себя как-то свободнее, своего уровня-возраста, что ли… Хотя лбу тридцать два года. Его дело.

Интерком затрещал.

— Ты такую ораву ко мне еще не водил.

— А тут событие знаковое. Пущай уже, давай расскажу.

— Прям вот настолько?

— Все уже в курсе, один ты затворник. Ни Крис же, ни Лее без меня не отвечал даже.

— Ты же знаешь, без тебя им вход заказан.

— Берлога мужиков, ага, ага… Впущай давай, с порога достало общаться.

— Да я, скорее, бухой просто все последние дни, отвечать, скажем так, не охота было.

— И девчонок впускать, пока сам в одних труселях, не хотел!

— Да не то, что бы не хотел… Я звонка даже не слышал. Заваливайтесь.

Интерком запищал.

Стержни металла отъехали один за другим, ушли вглубь стен… И стены ушли вглубь серой массы. Под ногами возникло жерло вулкана… Лава.

Вдох. Выдох. Прикус языка.

Все снова в норме.

Если мое состояние вообще можно нормой назвать.

Хотя бы стены — на месте. А под ступнями — ковер. Зеленый…

Вдох… Красный. Порядок.

— Дети, заходим. Добрый дядя Фатих соизволил…

— Какие мы тебе дети! Ты нас не сильно и старше.

— Но старше. И поумнее, Лея. Это уж точно.

— Это еще под вопросом.

Отвечать на дерзость Сени, потерявшего троих членов семьи, я не осмелюсь. Да и его галлюцинации схожи с моими… Чуть иные, не столь частые. И видит не сквозь стены и иные ландшафты, а людей, действа, события… Редко. Прерывисто. Симуляционное кино, обрывки из общей памяти, цифры… Минотавра не видит. Или не рассказывает, как и я, никому о таком странном чуде с кровавой дубиной. Не могу винить парнишку.

Да и дерзость ли это? Сеня, возможно, и правда смышленей меня. Как и Шелдон. Пока я лежал в коме, эти ребята на тестировании интеллекта показали какие-то невменяемые для их возраста результаты. Походу, Диа и Клэр не врали, сказав, что они в семье не самые умные…

Ныне покойная Клэр. Мускулистая девушка… Для меня — лишь вчера повстречалась. Я о ней ничего и не знаю. Совсем. Знакомство ограничилось парочкой реплик. И теперь — ее нет. А я даже не смог поприсутствовать на упокоении.

Фатих, крымский татарин, предстал перед незваными гостями будто тень из прошлого, покрытая паутиной забвения. Обросшая и заросшая. Его внешность отражала годы запоя и пяления в яркий экран — усталые глаза, потускневший взгляд, точно затерявшийся в дальних пустошах. Синяки и мешки под глазами. Уже седеющие черные волосы, заплетенные в небрежный хвост, словно символизировали отчуждение от мира. Успел хоть накинуть какой-то обветшалый плащ… И на том спасибо. К Фатиху в трусах даже я не привык до сих пор, а уж детям такой кошмар наяву видеть не стоит. Плащ… Или все же халат? Нет, плащ, покрытый пятнами вина, создает даже какую-никакую видимость безмятежности.

Глава 14. Поминовение

Увесистый удар в нос. Резкий горько-соленый запах крови не заставил себя долго ждать.

Еще удар. Солнечное сплетение. Воздух сперло. Кровь ушла дальше по носоглотке и потекла где-то по небу.

И еще. В этот раз в висок.

Образ скорбящего мужа, отца и брата в едином лице — стал темнеть. Весь мир вокруг и так не отличался яркостью красок, с тех пор как очнулся, но теперь стало куда мрачнее.

И только сатанинский Минотавр остаетлся все так же четок: перебирая копытами, невозмутимо бредет с дубиной, взрыхляющей землю.

И этот зверь — совсем рядом. Даже ближе, чем тогда в палате за спиной у Кристины. Обшарпанные шипы, размером с голову, с засохшей темно-багровой субстанцией, рассекают воздух в опасной близости от мужика, что вымещает на мне всю накопившуюся злость.

И Гай имеет право злиться.

— Сука. Ублюдочная тварь!

— Прекрати, Гай!

— Жаклин. Нахрен. Я убью скотину.

Еще один удар. Кажется, что-то хрустнуло в районе челюсти. Хоть я и стою на ногах, сознание все сильнее склоняется к новой отключке. Но боль в теле по сравнению с той, что у меня на душе сейчас — ничтожна. И она не позволяет мне уйти в дремы очередной безмятежной комы.

— Я виноват. Серьезно и бесповоротно.

— Убью. Сука!

Очередного удара не последовало.

— Нет.

— Дрэй! Пусти!

— Нет.

— Эклер мертва! Жаклин Мертва! Пусти!

Дрэй хоть и помельче разъяренного Гая, но сдерживать потерявшего дочку и жену — пока получается.

Получалось. Удар прилетел и заступнику локтем по щеке.

А затем и мне еще пачкой тяжелых кулачных прямых.

Пусть бьет. Не буду даже сопротивляться. Не испытывал раньше такого чувства вины ни перед кем.

— Хватит, Гай! Я потеряла сестру и брата. Мне также грустно, но парень тут ни при чем!

— Заткнись. Я убью его.

Удар слева по другому виску. Я зажмурился.

— Как он убил дочь.

Удар справа по уху. Звон. Щемящий и искореженный.

— Как он убил партнершу.

Удар… не прилетел.

— Отец. Не надо.

Веки с трудом разлепились.

Причиной внезапной остановки моего избиения до смерти стал сын скорбящего в гневе Гая.

Накачанный парень с короткой стрижкой перехватил на замахе удар, возможно даже летальный, и развернул к себе рыдающего отца.

— Сын…

— Отец. Прекращай. Нелей не мог знать, что так все обернется.

— Но семья…

Гай заикался. Схоже с Кристиной: в моменты нервных припадков — слова излагались с трудом.

— Отец. Хватит. Отпусти. Никому на пользу еще одна смерть не пойдет. И глянь: ты в порыве чуть не убил одним ударом хилого Дрея.

Эллей, мой спаситель, стоял напротив. Как понимаю, самый сообразительный и умный во всем их семействе.

— Я… я…

— Хочешь, чтобы Иолана потеряла еще одного близкого? И в этот раз от руки Зятя?

Даже учитывая неустойчивое психическое состояние парня, что ближе по возрасту к Фатиху, чем ко мне — он прекрасно осознает ситуацию.

— Сын…

— Отец. Отпусти. Шелдон — простил. Арсений — также. Я… Тоже. Хоть и почти лишился рассудка и теперь… Я отпустил. Все хорошо.

— Я… Сын… Он…

— Хватит. Отпусти Жаклин и Эклер. Они бы так поступили.

Гай обнял старшего сына. Обернулся ко мне и подал руку — в качестве мира.

— Ничего. Я все понимаю. Имеешь право злиться… Я сам…

— Нэл. Кончай себя бичевать. Видишь, отец…

— Вижу. Хорошо.

Я пожал протянутую руку, ощущая при этом жгучее желание свалиться бесчувственно на пол. Но нет, Нэл. Нет. Еще не все ты закончил. Так просто вину не загладить, и ни я, ни Гай, да и, скорее всего, ни сам Эллей все позабыть и оставить в смутном прошлом — не сможем.

— Гай, Эллей. Я пришел предложить пойти попрощаться с ними.

Хватка новоиспеченного отца-одиночки троих парней усилилась.

Старший сын смотрел с недоумением.

— Мы все лежали в лазарете и не имели возможности.

— И что ты предлагаешь, Сын Посейдона? В прошлое не возвратиться, упущенных дней нам не вернуть, мгновений скорби…

— Эллей, возможность имеется.

Гай наконец-то отпустил мою руку. Запястье застонало от боли.

На лице всех присутствующих в уютном фойе с диваном цвета беж читалось непонимание.

— Единство записывает все события с разных углов в Бахчисарае. С учетом того, что у нас есть свидетели события…

Иоланта, утратившая сестру и брата, всхлипнула. Черт, слишком формально, без уважения…

— Нелей, ты предлагаешь нам еще раз войти в Симуляцию?

Юноша рассудительно почесал подбородок.

— Да. И пережить церемонию, вместе со всеми.

— Ты…

— Гай. Это нужно нам всем. Мне это нужно. Если вы не хотите, я все равно сам…

— Нелей, мы не против. Я не против… отец?

Тучный мужчина, которого не так давно я растирал на куски в киберпространстве, закрыв глаза, громко вздохнул.

— Не против. Да. Я хочу попрощаться.

Хорошо. Это правда хорошо. Один я идти не решался, за тем и пришел к ним.

— Вместе будет чуть проще. Буду откровенен. Мне проще. Никогда ни с кем не расставался посмертно.

— А мать?

— Умерла при родах.

— И не воспроизводил поминание через Симуляцию?

— Не было никакой церемонии. Отец просто сжег тело в крематории. Он не сильно привязан к ритуалам, приметам или вере предков, современным обрядам…

Тяжёлая ладонь, выбивавшая только что всю жизнь и дурь из меня, приятельски похлопала вдруг по плечу. Такого я точно не ожидал.

— Не беда. Нелей, сын Посейдона. Прости.

Грузный мужчина по имени Гай вовсе не казался теперь столь грозным. Напротив, многодетный отец смотрел заботливым взглядом.

Резкая смена настроения — один из симптомов прогрессирующей Дурости. Но тут, скорее, проявление отцовского чувства человека, вырастившего троих парней.

Глава 15. Последний день на Земле Обетованной

— Ты готов?

— Фатих, я не выгляжу глупо?

— Немного. Но это даже забавно!

— Хна… Серьезно…

— Желание невесты — закон!

— Да, да… Только я думал, ты мне знак какой нарисуешь на лбу и руке, да и все.

— Так что — тебе не нравится?

— Всё! Всё тело, ё-моё!

— Къына геджеси, брат!

— Я читал о ритуале. Мизинец! Ладонь от силы! Но не всего жениха, Фата!

— Решил посильнее от сглаза и злых духов тебя уберечь.

Фатих истерично рассмеялся. Точно, он это нарочно…

— Ночь Хны не предполагает с ног до головы меня покрывать узорами. Особенно пока я сплю!

— Да ладно тебе, круто ж получилось!

Все лицо в узорах различных форм и размеров. Фатих, привыкший не спать по ночам — потрудился на славу. Руки, ноги…

— Ты совсем охренел?!

— Ну, пусть невеста порадуется брачной ночи!

— Псих.

— Братишка, ягодички твои еще никогда не смотрелись более сексуально!

— Ну… Спасибо, что ли?

— На здоровье! А так, между нами: нечего вырубаться было с закатом после.

— Ты помни, я только из комы выкарабкался и вчера весь день бродил по делам.

— Ага… Выходи уже давай из толчка!

Мда… Из всех церемоний и ритуалов, по итогу, Кристина сочинила свою креативную смесь венчания. И первый этап подготовки: невесту и друзья, и родные обмалевывают хной. Целый процесс. Только захотела, чтобы и я тоже поучаствовал, прочувствовал момент и порадовался. Что ж, мои друзья постарались на славу.

Пора на выход. Красавчик ты, Нэл — ничего не попишешь!

Этот домик, в котором живем уже несколько лет с Кристиной на пару — миленький, по ее словам. По мне — так такой же, как остальные… Собственно, милая-любимая и выбирала, куда бы нам съехаться. По мне — так без разницы. Вид вот — красивый, и ладно…

Внешне постройка сохранила свой очаровательный фасад, шарм прошлого, но внутри уже давно, задолго до Апокалипсиса, претерпела поразительную трансформацию. Практически уверен, что изначально ветхое здание из белого камня не имело такого убранства. Стены увешаны голографическими проекциями, отображающими фотографии из сети Единства, картины Ван Гога, Васнецова и прочих мэтров искусства.

Интеллектуальная система освещения чутко реагирует на малейшее движения, к голосу прибегать нет нужды. Создает идеальную атмосферу для каждого момента жизни внутри, будь то ужин, завтрак, дурака-валяние или вечер романтики. Как оно это делает — я без понятия. А так хотелось бы научится создавать нечто подобное… Хоть что-то. Разобраться пытался по схемам и урокам, но понял — тщетно. Без умелых рук, и не одних — систему такую мне не создать. Утром мягкий свет пробуждает, имитируя восход солнца, что находится за скалами. Вечером освещение становится более теплым и приглушенным.

В гостиной — камин. Как и во многих других домишках. Под зиму — вполне пригождается, хотя климат с изобретениями прошлого контролируется Единством. До сих пор… Автономные устройства продолжают свою неустанную робо-работу. Незнамо где… Под землей, в Заполярье? Такого факта в общей базе знаний почему-то так и не нашел за все годы.

Сейчас камин горит и потрескивает, хотя в нем и нет нужды. Чисто эстетическая разве… И шашлык.

— Гена додумался ночью его там пожарить. Прикинь?!

— Браво! Фатих, как ты-то умудрился подняться и не проспать?!

— Мой секрет прост — я не ложился!

— Эээ, а как ты собираешься завтра отчаливать?

— Будет же еще целый день на подрыхнуть!

— А сборы?

— А мне ничего, кроме вашей компании, сильно не нужно. Так, запихаю, что на глаз попадется перед самым отъездом.

— Понятно. Ну что? Разбудим засонь?

Гена, блондинчик с легкой щетиной, валяется прямо на ковре, рядом с грязной тарелкой и полупустым фужером. Огонь отбрасывает на него уютный оранжевый свет.

На разложенном диване расположился Антон. Так и заснул, звездочкой распластавшись на полматраса. Низкорослый рыжий мужик, но вот умеет же место занять. Уснул с джойстиком в одной руке. Напротив — экран выбора персонажа в игре…

— Единство, поставь музыку пободрее. Зажигательный рок.

— Секунду, Нелей.

Негромкая музыка заиграла, дабы не разбудить нежно-спящих.

— Единство — у нас подъем. Давай повышай децибелы!

Вот. Теперь другое дело!

— Что-о…

Спавший на ковре Генка, чуть помладше меня, подскочил, как ошарашенный.

— Доброе утро! Проснись и пой!

— Нэл… Ну ёклмн…

— Нам за невестой идти через полчаса. И так уж поспали.

— Крис… А… Точно…

— Точно, точно. Давай, оклемывайся.

А вот Антон признаков пробуждения не подавал. Только храпанул и перевернулся, завернувшись в одеяло…

— Фата, Ген — будите тело. Я пока сварганю нам завтрак.

— Ща сделаем! Эй, алло гараж!

Что это выражение означает — я без понятия. Но Фатих любил блеснуть сленгом из старых фильмов.

Как и я. Но у него это выходит куда эстетичнее. Все таки возраст имеет свои плюсы.

И минусы… Мой живот, слава яйцам — еще не выпирает из-под майки. Наоборот, отточенный пресс.

Ладно, хватит, нарцисс, время кушать и идти петь серенады Кристине.

Кухня оснащена умными приборами, которые сами готовят любимые блюда. Однако сегодня хочу сделать напоследок все сам. Да и не будет никто мне готовить, когда уплывем. Пора привыкать.

Яичница. Проще простого. С колбаской, сыром…

Задавался вопросом к Отцу — откуда продукты, если сельское хозяйство у нас в полудохлом зародыше.

Он отвечал, не лукавил: «Единство! А там — кто его знает. Доставка с фабрик работает, свежее есть… Давай не будем думать над тем, что не доставляет хлопот?»

Не знает он сам, одним словом. Все это вошло в автоматизм еще давно, до Мутагена и Одурения народа.

Глава 16. Последняя ночь в Райских Садах

Путь недолгий, солнце еще даже не успеет осесть за горизонтом. Час-два от силы. Да и ветер не сильный, только порывистый. Дойдем в мгновение ока.

— Вперед?

— Пошли, Нэл. Осторожно!

Как же я ошибался.

При всей простоте задачи с первого взгляда — проще не становилось. Полдороги свеча так и норовила погаснуть. Почва — уйти из-под ног. Руки затекать начали. И пить… Ох как хотелось пить, после бани, костра и сухих песчаных руин! А сопровождающие нас — наотрез отказались поить. Испытание воздуха, вода впереди…

Мда. Ну что ж.

Прикрывая ладонями, синхронно меняя темп шага, дыша в унисон, вместе идя по неровной дорожке впереди колонны пьющих, гулящих, веселящихся и гогочащих людей. Я и Кристина — Мы, как единое целое — справились.

Успенский храм, православный монастырь, высеченный в скале в восьмом веке нашей эры. Наша эра… Наша — это уже после Апокалипсиса, значит… До нашей Эры? А как тогда Эру до-до считать? А, неважно… Отсчет общепринят когда-то давно, и Единство работает строго по нему, и никак не иначе.

Здесь сохранились древние фрески, рассказывающие историю христианства в Крыму.

Внутри Успенский храм поражает своим величием и благоговением.

Сразу при входе взгляд устремляется к центральному куполу, расписанному сценами из жизни личностей прошлого. Христос и его мать… Богородица. Правда ли все это происходило? В прошлом многие верили. Сейчас — позабыли. Не до изучения книг, веры, истории. То, что знаем я да единицы из Сгустка — заслуга госпожи Милоу. Теолог до мозга костей. Сколько себя помню, столько в Сгустке все открывает таинства веры… Что при этом ей никак не мешает принимать также мистику, магию и астрологию, духов и прочий экстрасенсорный бред и фантазии.

Стены храма покрыты фресками, изображающими библейские сюжеты и святых. Яркие краски и искусная техника исполнения создают иллюзию присутствия в другом мире.

Вдоль стен тянутся ряды икон в золоченых окладах. Лики святых кажутся живыми, их глаза следят за нами, а руки протянуты в благословении.

Так же, как сейчас наши с Кристиной — тянутся к свету свечи, оберегая и направляя.

В центре алтаря — престол, а над престолом возвышается балдахин, поддерживаемый четырьмя колоннами.

В храме царит атмосфера тишины и покоя.

— Передайте тепло от огня древности Христианства!

Госпожа Милоу уже тут как тут, в своих черных одеждах. Женщина в годах, а нас обогнать умудрилась. Указывает на запыленный канделябр у алтаря. Да, давненько здесь никто не бывал…

Огонь вспыхнул на поблекшей храмовой свече.

— Помните, дети! Ваше странствие еще не окончено!

И вот мы с Кристиной снова бредем по тропинке, петляющей между камней. Позади нас провожают пристальным взглядом каменные Сфинксы.

В тени величественного Чуфут-Кале, где время высекло свою летопись в камне, застыли Они. Эти древние изваяния, вырезанные из монолитных глыб известняка, являются безмолвными свидетелями давно забытых эпох.

Человеческие головы, увенчанные высокими головными уборами, напоминают о временах, когда по этим землям ступали древние греки. Львиные тела, мощные и изящные, словно сошли со страниц мифов и легенд. Закрытые глаза сфинксов и загадочная улыбка на их устах хранят секреты веков.

И вот эта улыбка в этот раз меня и смутила. Как и все остальные детали.

Сфинксы должны быть лишь глыбами камня, едва напоминать по форме нечто Сфинкса-подобное. Мало мне Минотавра, шастующего то тут, то там; Сфинксы также безмолвно ожили, как только мы вышли из храма.

По обе стороны от входа в пещерный город недремлющие стражи, охраняющие его сокровища, излучают опасность. Каменные исполины, и без того приводящие в трепет любого, теперь обрели мимику, шевелились и… Дышали? Может ли камень вообще дышать? Значит да, раз сейчас смотрю на это явление.

До этого момента я и так предполагал, что неизвестные мастера, создавшие сфинксов, вложили в них душу и мастерство. Каждый изгиб тела, каждый штрих лица выполнен с поразительной точностью и вниманием к деталям.

И теперь — эта душа наполнила собой чудовищ и явила себя.

А звери уже вовсе и не с закрытыми, а с распахнутыми настежь глазами. Зрачки полыхают оранжевый пламенем и с аппетитом смотрят на нашу группу празднующих, ожидая, что мы вернемся к пещерам, и…

— Нэл? Нэл?

Кристина, прикрыв ладошкой пламя, улыбаясь, с тревогой подняла брови, продленные узорами Хны.

— А?

— Ты как?

— Все нормально… Идем.

Не хочется поворачиваться спиной к этим гигантским тварям, но с другой стороны — это же статуи. Что они могут сделать? Как лежали там себе сотни лет, так и будут лежать. Да и возвращаться туда — нет причины.

Заботит совершенно иное — галлюцинации начинают развитие. Не идут на спад, а наоборот прогрессируют. И теперь — не только меняющийся ландшафт и багровый полубык.

Пока Кристина любуется видами, краем глаза пытаюсь выцепить из толпы парнишку Сеню… Видит ли он своим глазом нечто подобное?

Кудрявый паренек отстраненно шагает позади отца и массирует пальцем висок. Что бы ему не виделось — до Сфинксов, походу, дела никакого нет.

Интересно… А спутника-Минотавра в округе давно не видать. Он как будто испарился, пугливо поджимая хвост, как только мы прошли мимо Сфинксов, при свете дня еще застывших и привычно-недвижимых статуй.

Минотавр, Сфинксы… Что дальше? Мантикоры?..

Или во что еще может превратиться этот едва различимый в факельном свете крымский скорпион светло-жёлтого окраса с бурыми клешнями, вылезший из своего убежища в трещинах камня старых строений?

Глава 17. Жребий брошен

До Загорского водохранилища (а нынче, как его называют Дурные, способные выговорить хоть пару фраз — «Озеро Пашни») всего пять часов ходу от Бахчисарая. Но это для меня, и по прямой, более рисковой дороге — не в обход. Для группы людей под несколько сотен — полдня похода. Не меньше. Потому этот привал у Обсерватории в «Научном» и еще один, следующий, в Верхореченском, всем просто необходимы. Хоть тут и собрались лишь «Лучшие из Лучших» от Бахчисарая. Будто в этом — есть смысл. Даже не смотря на то, что наш небольшой Сгусток вызвался добровольцами, люди пошли по традиции нас проводить и показать остальным поселениям «лицо и стать».

В пылающих объятьях летнего зноя, там, где солнце раскаляет складки гор добела, в поселке Научном раскинулась загадочная обсерватория. Кому служила, как, когда — нет даже в энциклопедиях Единства. Ее белые купола, подобно гигантским глазам, смотрят в безбрежный космос.

Нынче она — лишь перевалочный пункт. По назначению использовать ее никто давно не стремится. Важна обширная тень и насыщенная ресурсами и автоматизированным сервисом Единства база внутри.

Округа обсерватории — царство первозданной красоты. Склоны поросли ковылем, колышущимся на ветру, как золотое море. Воздух насыщен ароматами диких трав: шалфея, мяты, чабреца.

Вкусный запах. Дышать так спокойно…

Минотавр выглядывает из колючего кустарника терновника. Точнее, его рога. Кажется, в этот раз монстр дрыхнет…

Вдох. Выдох…

Не исчезает, поганец.

На тропинке вблизи — красно-фиолетовые ягоды, в ложбинах притаились заросли спелой ежевики.

Жара невыносимая.

Тропа к обсерватории петляет среди огромных валунов, поросших зеленоватым лишайником. Деревья, изогнутые под тяжестью веков, отбрасывают густую тень, где мы и расположились.

Мы — это немногие, кто отважился-таки отправиться вместе со мной в путь к неизведанному, а также те, кто решил попрощаться.

Немногие мы — Я, Кристина, трио братьев и их овдовевший отец, что не осмелился отпускать из-под опеки последних детей, пухляшка Диа, пропотевший и еле дышащий после долгой прогулки Фатих, малые Кент и Жора — неразлей вода с парнями из Семейства после инцидента, Кайл — новичок, решивший все-таки попытать удачу с нами. Это из тех, кто со мной прошел по лезвию Симуляции… К сожалению, Даг решил, что это — не его путь. Баба Катя даже не отговаривала — личное решение парня. Проводить согласился, но не дальше.

Из тех, кто не окунулся со мной в забвение злосчастной симуляции, помимо Кристины энтузиастов набралось немного. Гораздо меньше, чем я надеялся. Гена с Антоном — пасанули. Какими бы закадычными друзьями не были с детства — отказались от затеи. И винить не могу, понимаю. Без них будет не так уютно. Жаль… Надеялся. Эх.

Пара крепких парней из тусовки Люка заинтересовались, пара подруг Леи… И все. Сама Лея тоже с нами, но вот Люк… Под вопросом. Шестнадцать человек, если никто еще не надумает за остаток пути.

Стоит пройти проведать влюбленную парочку у озера, давно уже их не видать, а отправляться дальше уже совсем скоро.

Хвоя, тропинка, обрамленная неработающими фонарями, которые накрывают глубокие непрозрачные «колокольчики», делающие лампы как бы потайными. Когда-то умышленно так все сделано, лишь бы сверхчувствительным телескопам даже незначительная «засветка» не мешала нормально работать.

Сейчас ничего не мешает. И никто. И работы, собственно, тоже никакой не ведется.

Вид на море, раскинувшееся вдалеке — конечно, чудесный, с высоты уже даже не птичьего полета, а гораздо выше. Точки в Крыму есть и позабористее, но подкрепленное куполом зрелище — впечатляет.

Озеро вроде в той стороне — подальше от сталинских ветхих построек с итальянским колоритом.

Вроде… Судя по карте на табличке у тропы. Угораздило же Лею сейчас устраивать в романе разборки, а Люка кочевряжиться! Тут и заблудиться не ровен час.

Природа, природа, природа… А есть ли что-то иное там, куда мы отправимся? Надежды на индустриально развитые города будущего, кишащие бурной деятельностью, наподобие Бахчисарая, манят идейно. Определенно. Должны быть. Особенно, если этим всем занимался дядька Зевс. Ну, по словам отца — должны быть…

А вот и Парочка влюбленных пташек.

Сидят себе на краешке странной деревянной лестницы уходящий от берега в… в никуда?

Десятиметровая лестница выглядит словно трамплин для чего-то. Чтобы пройтись по ней в последний путь к возвышению? К нырку в глубину? Зачем… На кой-ляд ее здесь кто-то когда-то установил?

Уже неважно.

Как неловко… Застал во время поцелуя. Только поцелуй — странноватый. Лея хнычет и целует. Отталкивает черноволосого кучерявого Люка, которого мы когда-то считали ее братом, найдя их в переулках, полу немых, затем притягивает ближе. Бьет, плачет, целует…

— Обещаешь?

— Лея…

— Люк!

Опять ударила ладошками и насупилась.

— Хорошо. Я подумаю.

— Обещай! Иначе мы не увидимся!

— Подумаю. Говорю ж. Сложно…

— Люк!

Поцеловала.

— Все еще сложно?!

— Сложно… Выбор…

— Между мной и удобством?!

Ударила в грудь парня и отвернулась.

Люк в свою очередь обнял молодую девушку сзади и поцеловал в ухо.

— Между жизнью и возможной смертью с тобой.

— Не гони!

— Лея. Пока идем, я подумаю еще. Я боюсь…

— Быть со мной?

— Плыть на горящем плоту. И непонятно куда… Эта идея…

— Странная? Ненормальная?! Как я?! Это сказать хочешь?!

Лея намеревалась встать на шаткой от времени лестнице, но поскользнулась.

Черт, не успею!

— Лея!

Люк, следом за зеленовлаской, с пронзающим тишину всплеском плюхнулся в воду, тщетно пытаясь ее подхватить.

— Тьфу ты!

— Лея, ты в порядке?

Мокрые подростки, отряхиваясь, вылезли на берег. Лея двигается стремительным шагом обратно в общий лагерь, навстречу ко мне.

Глава 18. Из тихих вод

— Отвали, он проданный раб!

— Гун-гун.

— Плевать, что вы там считаете, и на традиции! С дороги!

— Гун-гун!

Заостренное копье на цепи, на подобие китайского шэнбяо, с треском вышло из места, где только что красовалась глазница одного из «беззаконников» Бахчисарая. С таким же треском вернулось в руку Стража Порядка нашей третьей Воронки Жребия.

Страж стоит довольно далеко от остывающего трупа преследователя, пробравшегося сквозь заслон в погоне за Хиро. Точно дальше, чем цепь и длина самого копья.

Дети спрятались за меня, Гая, Эллея и Кайла. Все дрожат теперь не только от холодной воды и промокших одежд.

— Что…

Ай! Кристина сжимает ногтями мне руку, всем естеством намекая избегать резких движений и поспешных решений.

— Я понял.

Азиат Хиро — хохочет и хлопает в ладоши. Шляпы с пером и платка на нем уже нет.

Еще один упырь, который прежде шел в конвое первым, кинулся на Стража, отделяющего наш выпавший в воду Сгусток от их Шайки.

Что за…

Голова парня, отсеченная, лежит уже на понтоне у ног Дии.

Девушка сглотнула, но не проронила ни звука.

Хиро, расхаживая с важным видом и не прекращая смеяться, взял в руки упавшую перед ней бошку.

— Знаете, после отрубания — никаких признаков жизни голова подавать не будет. Ну, может на рефлексе моргнет нервным импульсом, но не факт. Ствол мозга, который контролирует жизненно важные функции, такие как дыхание и сердцебиение, будет отделен от тела, и голова умрет мгновенно. Место отсечения на голове будет сильно кровоточить, поскольку в этой области сосредоточено большое количество кровеносных сосудов. Кровь будет вытекать под давлением из артерий и вен, пока не произойдет естественная остановка кровотечения, или пока кровь не свернется. Но при всем при этом кровавом зрелище, что нас озарило, можно считать — ему повезло. Не мучался… Джон? Или как там звали этого хрена?

Очередной из отчаянных безумцев достал пистолет. Обычный классический черный глок.

Прежде чем я успел крикнуть: «Пригнись!», рука с зажатым оружием уже болталась, обвитая цепью, рядом со Стражем, ничуть не изменившимся в лице, сохраняющем спокойствие и невозмутимость.

— Аааа!

Выпучив глаза, ранее целящийся в Хиро вопил.

— Помогите ему, быстрее!

Хиро продолжал смеяться, жонглируя головешкой, словно мячом.

— Чего нельзя сказать о тебе, Гарри! Рука — совсем иное дело! Жизнь не прекратится мгновенно. Рука не содержит важных органов, поэтому тело может продолжать функционировать и без нее.

Хиро остановился, подкинул головешку в воздух и с размаху пнул кровавый снаряд в сторону мечущихся в панике конвоиров.

— Однако отсечение руки приведет к обильному кровотечению, которое может стать опасным для жизни, если его не остановить.

Смекаете?

Еще один, самый здоровый бугай из «Ковбоев Конвоя», ростом почти со Стража — стиснул огромный тесак и рванулся на Хиро.

Почти так же быстро, как Страж, здоровяк очутился вблизи нас. Почти так же смертельно, как копье с цепью, тесак отправился в полет и устремился в лицо японца.

Почти.

Почти — потому как лезвие замерло в милиметрах от глаз абсолютно спокойного, улыбающегося Хиро.

Голой татуированной рукой Страж двумя пальцами сжал успевший раскрутиться в бешеном вихре острейший тесак. Капельки багровой крови — единственная реакция на застывшей руке Стража.

Нападавший также замер. Страж стоял к нему спиной где-то в метре.

В глазах верзилы затаился испуг.

Шаг назад…

— Ааа! Дулп! Ааа!

Больше шага — он сделать не смог.

Хиро харкнул в сторону покосившегося ковбоя-великана.

— Бишоп? Или Жопыш? Не помню… Прости, но это, видимо, последние сигналы ты подал своим ногам. Хотя — чего я извиняюсь.

У швырявшего тесак больше не было ступней. Их просто фактически не было. Только сейчас заметил. И нигде их не наблюдаю…

— Также стоит отметить, что отсечение конечности может привести к другим осложнениям, таким как инфекция или повреждение нервов.

Так что, ребята, вот вам совет! Хотите сохранить жизнь Гарри и Бишопа — спешите!

Отсечение конечности является серьезной травмой, и важно как можно скорее обратиться за медицинской помощью, чтобы остановить кровотечение и предотвратить возникновение осложнений. Хотя что я это вам все рассказываю. Вы ж все равно тупые и агрессивные, будете биться, как об стенку горох. Как горошек и сдохнете — тупо и бесславно, как жили.

— Сука!

С этими словами и выпученными глазами оставшийся с кровоточащей культей замолчал навсегда.

Только что стоявший рядом с нами Страж уже по рукоять вонзил тесак под ребра выбежавшего культяпова. Любое враждебное движение в сторону Хиро или нас — имеет последствия. Смертельные последствия. Теперь можно не сомневаться.

Со Стражами шутки плохи. Всегда мне это по одному их грозному виду было понятно.

Правда, я думал их лишь для вида ставят для назидания Ритуала и в предостережении, что Избранные — «неприкосновенны».

А вот в действии доселе лишь угрюмо блистающих кубиками пресса трехметровых гигантов — никогда еще не видел. Они не только для вида здесь. Что за скорость… И что за оружие? Что это было?

Остальные сопровождающие нынешнего мертвяка бандюки поубавили пыл и отступили с поднятыми руками.

— Выкусите, козлы! Я вне вашей игры.

— Гун-гун!

— Ах вы, заразы…

Один из мужчин в ковбойских шляпах медленно потянулся за пазуху.

— Фрэнки, нет. Хватит. Он выиграл.

— Но, мистер Джорджи…

— Хватит. Этот выродок Йори того не стоит.

— Я бы не назвал себя выродком, Джордан!

— Вали, чтоб тебя больше не видел даже близко у Бахчисарая! И за сотни километров вокруг.

Глава 19. Психотроп

Паника. Суета. Неразбериха.

На небольшой площадке плота, окруженного искрами огня и дыма, воцарился хаос.

Фатих не прекращает смеяться и раздавать бредовые команды, как Капитан корабля.

Бугай Гай — уставился в небо таким же пустым взглядом, как и Лея.

Люк с товарищами Афоней и Роем — водят хоровод посредине и поют нелепую песню.

Что за испарения не исходили бы от фаеров — газ искажает сознание.

На весла встали те, кто на вид остался балансировать в рамках ясного сознания: Кайл с тревожным взглядом на грани безумия, абсолютно адекватные два сына Гая — Эллей и Шелдон, Диа в слезах, Кент с беспрерывным словесным потоком мата, Жора с серьезным и сосредоточенным лицом.

Хиро — будто исчез. Где ты, японец? И Даг, Славный малый?! Куда вы затерялись?

Кристина тут рядом под боком. Вцепилась. Кричит.

И Арсений. Парень смотрит прямиком на меня, закрыв один глаз. Здоровый глаз… Или вернее тот, что не видит галлюцинаций.

Почему ты уставился на меня и вытянул палец?

Почему губы трясутся, и беззвучно что-то треплешь?

Почему я стою и ничего не делаю, и смотрю на тебя так же в ответ, когда пасть Гидры уже смыкается над нашим плотом в намерении нас поглотить, а две другие головы оголяют клыки из глади воды?

Что бы ни исходило за испарение газа от фаеров — оно искажает сознание.

На весла встали те, кто, кажется, остается на грани ясного сознания: Кайл с тревожным взглядом на грани безумия, абсолютно адекватные два сына Гая — Эллей и Шелдон, Диа в слезах, Кент с беспрерывным словесным матом, Жора с серьезным и сосредоточенным лицом.

Хиро — будто исчез. Где ты, японец? И Даг. Славный малый. Куда вы затерялись?

Кристина тут рядом под боком. Вцепилась. Кричит.

И Сеня. Парень смотрит прямиком на меня, закрыв один глаз. Здоровый глаз… Или вернее тот — что не видит галлюцинаций.

Почему…

Стоп.

Мое сознание тоже кренится.

Цикличность. Я уже об этом всем думал.

Не просто думал. Это все — уже происходило.

Действие за действием. Аккурат точь в точь.

И в момент смыкания пасти — опять.

Что бы ни исходило за испарение газа от фаеров — оно искажает сознание.

На весла встали те, кто, кажется, остается на грани сознания: Кайл с тревожным…

Стоп.

Повторение. Снова. Снова. И снова.

Время замедлилось.

На весла встали те…

Стоп.

Это было.

Время остановилось.

Картинка замерла.

Звуки — нет.

Фатих не прекращает смеяться.

Пение Люка, Афони и Роя.

Шипение фаеров.

Плачь Дии.

Брань Мелкого.

Крик Кристины.

Стоны Майи.

Оры Астер.

Крик Кристины.

Арсений. Что ты шепчешь, парень? Что…

Хрип смыкания пасти Лернейской Гидры, опять.

На весла встали…

Стоп. Стоп. Стоп.

Картинка не продолжает движение.

Звуки утихли.

Шепот Арсения. Его необходимо понять. Парень что-то пытается до меня донести. Все остальное — уже было. Уже произошло. И происходит. И произойдет вновь.

Что бы ни исходило за испарение газа…

Нет.

Шепот. Концентрация на шепоте, Нэл.

— О… Ог…

Визжащий, скользкий звук слов, прошедший через фильтр сознания.

Грани сознания.

На весла встали те, кто, кажется, остается на грани сознания: Кайл с тревожным…

Стоп.

— Огл.

Что бы ни исходило за испарение газа…

— Огля.

На весла встали те…

— Оглянись.

Пасть снова сомкнулась.

На весла…

— НАХРЕН ВЕСЛА!

Мой голос пронесся как гром по замкнутому подземелью. Время пустилось в ход. Обратный. Медленный. Вязкий. Как и звуки.

Пасть размыкается, две головы с клыками погружаются, хоровод ребят в центре с песней на пару закружились в обратном течении.

Рука Кристины стала холодной.

— Оглянись и…

— Что, Сеня, что?!

Говорить я могу. Оглянуться — сверх тяжко. Словно сама природа, законы притяжения, физики, времени — не дают.

Пасть размыкается, две головы с клыками…

Опять замыкание петли. Только в обратку.

— Оглянись и пр…

Петля.

Петля.

Повтор за повтором.

Каждый раз — контролировать тело все проще.

Каждый раз — оборот — все дальше и резче.

Голова. Туловище. Еще чуть-чуть, и увижу, что за спиной, вне взора.

Петля.

Повтор за повтором.

Каждый раз — контролировать тело все проще.

Каждый раз — рука Кристины все холоднее.

Каждый раз — рука Кристины теряет свою человечность.

Каждый раз — все больше чешуек, вместо кожи.

Каждый раз — я все дальше от реальности.

Хотя, не пойму — что уже реальность, мать твою за ногу!

— Оглянись и прыгай.

Наконец-то я понял, что от меня хочет миражный след Арсения.

Наконец-то я…

Я выхожу из петли.

Вижу, что сзади меня.

Вижу…

Хиро… Даг…

Они уже под водой.

Толкают наш плот…

Наконец-то я понял, что от меня хочет миражный след Арсения.

Наконец-то я…

Я выхожу из петли.

Хиро… Даг…

Я.

Я в прыжке. Лечу в воду.

В обратном движении времени. В обратном прыжке.

Из воды.

Из воды выныривает и Хиро. Обратно.

И Даг.

И снова я.

Я выхожу из петли.

Время прекращает плестись вспять.

Время перестает замирать.

Время вновь обретает естественность.

Я в воде.

— Даг, Хиро, скорее!

Оба ныряют за мной.

Гидра выглядывает из водной глади.

Время ускоряет свой ход.

— Даг, Хиро, скорее!

Оба ныряют за мной.

Сплав из водохранилища в реку, сквозь дугу тела Гидры…

Сплав из водохранилища в реку, сквозь арку плотины.

Гидры нет. Гидра — лишь сон. Мираж на ветру. Галлюцинация.

Глава 20. Откровения

Густые леса, полуразрушенные застройки, прозрачнейшая вода и неторопливый спуск по реке - все, как привиделось.

Оттого - еще тошнее. Все это я - видел. Все это я проживал, чувствовал. Но скорее эхом дежавю, нежели реалистичным сном.

Даже некоторая болтовня юрких девчонок, “морская болезнь” Фатиха (хотя, больше склоняюсь - это бадун с белочкой от жары полуденного солнца), ужимки Кристины, ворчание Гая, насвистывание Дага и прочее, прочее… Все очень знакомо.

Неужели мои терзания в одиночестве и перевязанные руки и ноги, пытка - все тоже правда? Ясных образов вспомнить не выходит. И все сложнее с каждой минутой. Но ощущения были - не из приятных. Если мягко сказать.

Единственным серьезным отличием от моих туманных воспоминаний является отсутствие иных плотов с парочками и тройками от других поселений. Сколько из них так и остались похоронены в водах где-то у плотины? И где те, кто перебрался… Непонятно. Хотя, если судить по тому, что вышли в плавание на заре с интервалами в отправке, а сейчас палящий полдень, перегревающий голову, то весь психоз произошедшего пути мог затянуться на часы… Сколько мы провалялись без сознания там? Сколько времени отходили? Сколько людей так и не отошло на иных плотах? И сколько уплыли далеко вперед? Загадка. Но теперь наш плот в гордом одиночестве под аккомпанемент природы безмятежно покоряет спокойные воды.

– Нэл, слушай, о том, что у низа воронки и Джорджи…

Касание Крис до уха холодное. Аж пробрало от неожиданности, вздрогнул. Но - это прохлада приятная, нежное. Головной убор в виде банданы не сильно спасает, а духота сегодня невыносимая.

Лучше спрошу прямо, не ходя вокруг да около. То, что мне привиделось - может, и не правда, а лишь фантазия моего больного воображения, умозаключений и логики.

– Он твой отец?

– Не знаю. Возможно. Я…

– Как можно не знать? И почему молчала?

– Послушай, у него целый гарем девчонок. Дурных девчонок. И эти девчонки - не только его. Ими пользуются… Многие.

– Тайну раскрыла.

– И у многих рождаются дети. Уже очень давно.

– Я думал, ты своих родителей не знаешь, и тебя подобрали где-то в переулках, как и всех остальных детей…

– Ты серьезно? Ты думал?

– Думал. Юношеский инфантилизм и поверхностность во мне походу еще не испарились.

– Сложные слова. Нэл, я же просила, когда нет необходимости - упрощать.

– Сложно. Все в жизни сложно. Любимка, учись справляться - дальше легче не станет.

Кристина облокотилась ко мне на грудь.

– Угу.

– Так, по-твоему - ты его дочь, верно?

– Возможно. Он ко всем девочкам, по сути, относится как к дочерям. Даже к тем, с которыми спит.

– Мразь.

– Его дом, его правила… Всех кормит, поит, содержит…

– И насилует.

– По большей части - никто и не против. Не назвала бы это насилием.

Шаткая дрожь пробрала кожу и кости.

– Дети, Кристина… Ты была ребенком.

– Меня он не трогал. Остальные… Улыбались.

– Сестры?

– Не факт… Все очень сложно.

– Я же говорил - жизнь сложная штука.

– Матери не знаю, но судя по всему, к ней у Джорджи чувства все-таки были, и…

– Хорошо, будем считать: ты его дочь. Понимаю, почему пыталась забыть эту возможность. Про Кайла знала?

– Кайл… Сейчас понимаю: возможно, и видела его пару раз. Но это - так давно, и он…

– Изменился?

– Ну… да.

– С возрастом все меняются.

– Это точно. Дело в другом. Я тогда еще соображала по дупости.

– Дурности. Или тупости Крис. Одно из двух.

– Шмупости, Нэл! Девочек - было много. Парней - не меньше. Этот кобель Джорджи имел все, что движется! По-твоему всех упомнить должна?!

– Обо мне ругаетесь?

Кайл присел рядом с нами на краю плота, несущегося вниз по течению. Обветренное и загорелое лицо с глубокими морщинами, свидетельствующими о пережитых невзгодах. Густые черные волосы, отросшие до плеч, обрамляют волевое лицо с пронзительными карими глазами.

Только сейчас дошло - одет он довольно подготовлено и знатно для “простого выживальщика”. На первый взгляд - классический бомж постапока, но в этом лоскутном одеяле из обрывков и найденных предметов - нечто большее. Кайл не переодевался в удобную, предложенную ему одежду Бахчисарая. Так и оставался в своем. Лишь стирал вручную, чтобы не пахло. Грубая кожаная куртка, судя по шевронам изначально принадлежавшая солдату, прекрасно защитит от суровых условий, а штаны, сшитые из мешковины, обеспечат практичность и мобильность. На ногах - крепкие кожаные сапоги со стертыми подошвами.

– Или мне послышалось мое имя?

– Не послышалось. Обсуждаем, брат ли и сестра вы с Крис.

– Возможно…

– Во, гляди, Кристин! Точно братец, так же отвечает!

– Ну и ладно… Кайл, почему ничего нам не сказал?

– А должен был? Никто не спрашивал.

– Отец не задавал вопросов? Антон?

– Нет. Привели тогда, до колик довели, в соляную посадили. Никаких лишних вопросов не задавали…

– Давай без лишних слов.

А вот и Хиро подскочил. Значит все мои вопросы к этим тремя решатся еще до того, как окончательно пересечем окрестности Бахчисарая, мимо которых сейчас и петляет река Кача.

Оливковые и виноградные плантации, орошаемые ботами… Вот их вижу впервые. От любопытного взгляда защищены не хилым таким забором. Обрабатывают, собирают, увозят куда-то в люки у железных стен. Забавно. Жил почти двадцать лет здесь, а об этом месте и не догадывался. И о многих других.

Горные ландшафты с отвесными скалами и известняковыми образованиями, принимающие причудливые формы, вырезанные веками эрозии. Нетронутые густые леса из высоких дубов, стройных буков и раскидистых грабов сплетаются своими ветвями, образуя зеленый полог над головой. В прохладной тени деревьев поют птицы, создавая мелодичный аккомпанемент нашему сплаву.