Шаг из могилы

Глава 1.

«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует,
не превозносится, не гордится.
Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла.
Не радуется неправде, а радуется истине.
Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает»

Апостол Павел. Первое послание к Коринфянам, 13:4-8.

В лаборатории работали кондиционеры, и, когда Женя вышла на улицу, её окатило с головы до ног пыльным удушливым воздухом. Солнце било прямо в глаза, гладило голые плечи обжигающими ладонями-лучами, оставляло на лице разгорячённые поцелуи – Женя знала, что сегодня вечером найдёт на носу и щеках ещё с десяток новых веснушек.

Марина и Кира, покинувшие гостеприимные стены лаборатории фитотоксикологии вместе с Женей, окружили её с двух сторон с заговорщицкими улыбками.

- Ну что, - начала Марина нарочито торжественным голосом, - с первым отпуском тебя! Чем думаешь заняться?

- Проставляться-то будешь? – Подхватила Кира. – Если не станешь, тебя Пал Саныч загрызёт!

- Всю кровь высосет, - поддакнула Марина, - так что ты сразу подумай, как отмечать твоё возвращение будем. Ты не смотри, что завлаб строгий – он к бутылке первый побежит!

- А это обязательно? – Сдержанно спросила Женя, поправляя непослушные кудри, упавшие ей на лицо.

- А то! – Серьёзно кивнула Кира. – Традиция – новенький после первого отпуска всегда стол накрывает. Я тебе сразу скажу, - она склонилась к Жениному уху, - шоколад не бери – Ириночка Викторовна разворчится. Как начнёт лекцию о его вреде и о своих бесчисленных болячках – до вечера не отпустит. И шампанское лучше не приноси – от него Пал Санычу голову сносит, только не в ту сторону.

- Ага, - мрачно сказала Марина и махнула головой, отгоняя надоедливых мошек, - ещё зануднее становится.

Женя почувствовала зарождающуюся в висках головную боль и недовольно сморщила лоб. Она просто хотела сходить в отпуск, отдохнуть, развеяться – теперь же придётся что-то придумывать, организовывать, заново планировать траты… А не поддержишь традицию – могут обидеться.

- Ну, так как развлекаться планируешь? – Нетерпеливо переспросила Марина.

Женя вздохнула – коллега была из той породы людей, которой непременно нужно знать всё про всех. Она бы не удивилась, если бы Марина рассказала ей, в какой пижаме Женя спит и какие комедии пересматривает каждый новый год – впрочем, знаниями своими с остальными она делилась довольно редко, а потому была сплетницей безобидной.

- Как все, - негромко ответила Женя, - выставки, музеи, парки аттракционов…

- Оторвись! – Легонько стукнула её по плечу Кира. – Уж кто-кто, а ты, пчёлка наша, этого достойна!

Женя недовольно хмыкнула. Прозвище, прилипшее к ней ещё в раннем детстве, она не любила – но бороться с ним было так же бесполезно, как с пыреем на даче. Впрочем, могло быть и хуже – в первом классе мальчишка, сидевший с ней за одной партой, увидел её бесчисленные веснушки на лице и руках и торжественно переименовал из Пчелёнковой в Тараканову. Ну ничего – скоро, может быть, её фамилия поменяется…

За невысоким жестяным забором, окружавшим здание института, мелькнула темноволосая растрёпанная макушка. Губы сами собой растянулись в улыбке, и Женя не заметила, как прибавила шаг…

- Парню привет! – Крикнула ей вслед Кира.

За калиткой её и впрямь ждали – знакомое тепло разлилось в её груди, когда она увидела чуть прищуренные в коварной улыбке серые глаза, сильные жилистые руки с бесчисленными плетёными браслетиками и очередную чёрную мемную футболку. « У каждого в жизни свой путь – мой за пивом!», - гласила надпись под волчьей мордой.

Боже, как же она соскучилась! Целых восемь часов без его ироничных комментариев, без его кошачьей усмешки, без ощущения мягких волос под пальцами…

Женя закинула руки Илье на шею, притянув его ближе, прижавшись к горячему знакомому до последней родинки телу – и тут же глуповато взвизгнула, когда её ступни оторвались от асфальта.

Она поболтала в воздухе ногами, ожидая, что её вот-вот опустят обратно, но Илья только сильнее обхватил её под мышками и помотал из стороны в сторону. За пять лет, что они встречались, она никак не могла привыкнуть к его любви таскать её, как котёнка.

- Эй, вечные молодожёны! – Донёсся до них Кирин насмешливый голос. – За неделю-то кровать не разломайте!

- А мы на матрасе спим! – Крикнул ей в ответ Илья, и Женя услышала весёлый девичий смех.

Она уже было набрала воздуха в грудь, чтобы ответить – ей не нравились подобные шутки – но тут её кроссовки снова оказались на твёрдой поверхности, а к губам прижались тёплые губы Ильи, и все мысли мгновенно улетучились. От него пахло сосновыми иголками и миртом – её любимое, умиротворяющее сочетание…

- Как ты это делаешь? – Буркнула она, когда Илья наконец сделал шаг назад.

- Что? – Переспросил он, забавно склонив голову набок. – Выгляжу, как мужчина твоей мечты?

- Так хорошо пахнешь в эту жару. – Женя уверенно зашагала к пешеходному переходу. – Мне кажется, я уже вся вспотела.

- Я же тебе рассказывал, что у меня бабка – ведьма, - ухмыльнулся Илья, обогнав её, - мне по наследству передался её дар…

- Угу, - хмыкнула Женя, - а сказочников у тебя в семье не было?

- Нет, - выкатил грудь колесом Илья, - я первый и единственный.

Город от института отделял небольшой пролесок. Зимой Женя предпочитала ездить от дома до работы на автобусе, но в тёплые дни возможность прогуляться между высоких сосен с золотистой шершавой корой и разлапистых тёмно-зелёных елей была настоящим благословением. За время, которое требовалось ей для того, чтобы дойти до города, она успевала отдохнуть – от людей, от работы, от вечной суеты – и настроить мысли на безмятежный лад.

Землю устилал мягкий ковёр из опавших хвоинок. Если бы они зашли вглубь, туда, где протекал небольшой ручей, то могли бы замёрзнуть и в разгар июльской жары – здесь же, у кромки леса, было просто не так душно. Невдалеке мелькнул рыжий беличий хвост, засвистела какая-то птица… Женя невольно вспомнила своего бывшего одногруппника, который по одному звуку мог определить род и вид птицы – её же страстью всегда были растения.

Глава 2.

В церкви было душно и людно. Вездесущий запах ладана оседал на волосах, покрытых платком, на длинной голубой юбке, которую она купила специально для поездки на море – в прошлом году они с Ильёй целых пять дней жили у шумного золотого пляжа – проникал в ноздри и раздражал и без того сухие красные глаза. У её ног негромко поскуливал и вертел головой Пельмень. Его не хотели пускать, но она упёрлась – «Без него не пойду!» - и молодой батюшка с тяжёлыми кругами под глазами посмотрел на них и махнул рукой – пускай, мол, заходит, только ведёт себя пристойно.

- В конце-концов, - умиротворяюще уговаривал он бабушку-работницу, сурово скрестившую руки на груди, - если мы Ваську пускаем в храм, то почему нельзя с хозяином попрощаться… Э… Как его зовут, Евгения?

- Пельмень. – Ответила она безжизненным равнодушным голосом.

- Пельменю. – Повторил батюшка и присел на корточки перед псом. – Хороший мальчик, да? Будешь себя примерно вести? Хозяйку слушаться будешь?

Пельмень довольно тявкнул и протянул священнику пушистую лапу.

Она рассеянно покрутила кольцо на безымянном пальце. Его – чёрное, с необычной шероховатой поверхностью и маленьким лунным камнем – принесли ей через день после того проклятого вечера соседские дети, печально потупившие глаза в пол. Оно выпало из рук Ильи, когда красный спорткар сбил его, и оказалось у самого выезда со двора, на углу дома. Илья, неисправимый романтик, хотел сделать ей в тот вечер предложение – а кольцо, чтобы она не нашла, хранил у друга. Знал, что она в приступе воскресной уборки способна залезть в самые дальние закрома квартиры… Друг в тот день задержался на работе, и кольцо смог завезти только вечером.

«А если бы не задержался, - подумала Женя, ощущая эту мысль как заусенец, за который потяни – сдерёшь всю кожу, - ничего бы не случилось»…

Мать Ильи, пожилая благообразная женщина в длинной чёрной юбке и чёрном же платке, закрывающем голову целиком – в нём она выглядела совсем как монахиня – сновала из угла в угол церкви, делая всем замечания и не уставая твердить о грешном образе жизни сына.

- А я говорила, - нахмурив поседевшие густые брови, втолковывала она всем, кто только соглашался её слушать, - что этим всё и закончится! Бог – он же всё видит, ничего не спускает… Сколько раз просила его – сходи в церковь, исповедуйся, причастись – ни в какую, так и умер нераскаявшимся. Это всё влияние его отца, проклятого язычника, бес меня дёрнул в молодости выскочить за него замуж!

Боль сочилась из неё, как гной из застаревшей раны.

На неё, грешную любовницу сына, притащившую в церковь собаку, Любава Ильинична даже не смотрела.

Её младшая дочь, сестра Ильи, робко замерла у самых дверей, будто в любой момент готова была сбежать. Она, не отрываясь, глядела на расписанный алтарь, и ни с кем не говорила – даже от матери, подошедшей к ней с очередным нравоучением, торопливо сбежала. С Женей она поздоровалась лёгким кивком головы и перестала её замечать – впрочем, она была за это даже благодарна. Слова с трудом вырывались из её рта, порой она и вовсе начинала нести что-то бессвязное, чем страшно пугала окружавших её людей. С ума она, к счастью, не сошла – просто ей было трудно сосредоточиться хоть на чём-то, кроме Ильи.

- Со святыми упокой… - Поплыло по церкви громкое пение, и Женя поморщилась.

Смуглая рука легонько приобняла её за плечи.

- Вот, - сказала Николь, насильно впихнув ей в руку стакан с водой, - пей. На тебя смотреть страшно – еле стоишь. Иди ко мне, малыш, - шёпотом позвала она, забирая у Жени поводок, - иди к тёте Нике. Ну, расскажи мне, как у тебя дела?

Пельмень звучно чихнул, вызвав неодобрительное покачивание головой у матери Ильи и её подруг.

Женя послушно отпила. Вода оказалась ледяной – такой, что заныли зубы – но ей, изнемогавшей от невыносимой духоты церкви, она была в самый раз.

Ника огляделась.

- А где старшая сестра? – Спросила она, кивнув головой на девушку в дверях храма.

- Не успела приехать, - заставила себя ответить Женя. Как и её родители – впрочем, в этом не было их вины. Позвонить матери и сообщить о том, что Илью сбила машина, она сумела только через два дня – ей казалось, что их незнание тонкой ниточкой связывает её с погибшим почти-женихом. Для них он был по-прежнему жив, по-прежнему смеялся и тискал Пельменя, ел, пил, спал, дышал и целовал их дочь – она долго не осмеливалась разрушить этот мыльный пузырь их хрупкой веры.

Пальцы Ники сильно сжались на её плече.

- Хочешь, - торопливо заговорила она, - я сегодня останусь с тобой? Или приходи ко мне вместе с Пельменем – в квартире места много, не потесните…

Женя медленно помотала головой. Люди изматывали её – ей хотелось заползти в самую глубокую нору и отболеть, вырыдать своё горе.

- Ты знаешь, - сказала она, осторожно прикоснувшись к запястью подруги, - что я ничего с собой не сделаю. – Поймав на себе взволнованный взгляд Ники, она продолжила. – Хочешь, буду писать тебе каждые полчаса? Звонить… - Она немного помолчала и продолжила. – Мне надо побыть с собой, Ник. Так будет лучше.

- Хорошо, - покорно склонила голову та, - но завтра я приду.

Это, пожалуй, было хорошо – с охватившей её апатией и бессилием Женя не знала, как будет справляться с Пельменем. В своё время она начиталась в интернете историй о питомцах, которые угасали после смерти одного из хозяев – и теперь к незарастающей дыре в душе, оставшейся на месте, которое раньше занимал Илья, прибавился страх – вдруг она будет плохо заботиться о Пельмене, и он умрёт вслед за ним? Вдруг за своим горем она не заметит, что собаке стало плохо?.. Она положила руку на мягкий лоб и рассеянно погладила.

- Даже не плачет. – Послышался сзади сдавленный шёпот кумушек-соседок. – Права была Любава, эта фифа с ним только ради квартиры и крутила…

Никино лицо исказилось в суровом оскале. Она было рванула к сплетницам, но Женя придержала её за локоть и покачала головой. Вот уж чего-чего, а скандалов на похоронах Ильи она не хотела.

Глава 3.

Когда Ника открыла дверь, от холода у Жени зуб на зуб не попадал. На улицу уже опустилась промозглая ночь, а она выскочила за дверь в лёгкой пижаме, даже не заметив этого.

Увидев, как Женя трясётся от холода, Николь немедленно втянула её в квартиру - и через пару мгновений Женя обнаружила себя на кухне завёрнутой в плед. На столе перед ней стоял стакан, на четверть заполненный янтарным коньяком, источавшим сладкий шоколадный запах. Пельмень взгромоздился Жене на колени, придавив её всей своей немаленькой тушкой, и на разные голоса жаловался Нике на то, что произошло недавно в их квартире.

- Да? А ты им что? - Спросила Ника, подперев рукой щёку.

- У-у-у!

- Прямо так и сказал? - Ахнула та. - Да вы дерзкий молодой человек!

Пельмень согласно тявкнул и завозился, вызвав у Жени возмущённый вскрик.

- Ну что, отогрелась? - Ника пристально вгляделась ей в глаза. - Может, расскажешь, что произошло?

Даже дома подруга выглядела идеально. Никаких растянутых футболок и дырявых штанов - только изысканные домашние костюмы в трендовых цветах. Волосы были собраны серебристой заколкой, и ни одна тёмно-русая прядь не смела выбиться из причёски и упасть на лицо. Она не позволяла себе горбиться и класть локти на стол, даже сидя на собственной кухне - и рядом с ней Женя порой чувствовала себя неандерталкой, прокравшейся в замок наследной герцогини.

Она вздохнула. Кажется, мозг, в попытке её отвлечь, начал размышлять о всякой ерунде - лишь бы не вспоминать лицо Ильи в отражении.

- Кажется, мы с Пельменем где-то ударились головой, - сказала она наигранно-весело, - и у нас появились коллективные глюки.

Ника молча подвинула к ней изящный стакан с коньяком. Женя отпила и закашлялась - она терпеть не могла крепкий алкоголь, но подруга всегда считала его лучшим средством от простуды.

Переведя дух, Женя прижала к себе Пельменя, зарывшись лицом в густую белую шерсть. Она никогда не считала себя трусихой, всегда говорила всё прямо, не врала и не изворачивалась - но отчего-то признаться в том, что произошло десять минут назад, было выше её сил.

- Мне показалось… - Начала она и на миг замолчала. - Я просто смотрелась в зеркало. Как думаешь, долго мне придётся приводить волосы в порядок?

Ника терпеливо ждала.

- Я смотрела туда, - продолжила Женя, - и увидела что-то в коридоре. Обернулась - ничего. Потом снова смотрю - а там Илюха стоит. В костюме этом дурацком, в котором его хоронили - не как живой, а будто… - Она замялась. - Как будто только из могилы вылез. Взгляд у него был такой… Страшный. Мёртвый. И рубашка эта - просила же, давайте футболку на него наденем - так ведь нет…

Точёные тёмные брови Ники сошлись над переносицей. Прохладной мягкой рукой она накрыла руку Жени, лежащую на пухлом боку Пельменя.

- Что было дальше? - Спросила она серьёзно.

- Прибежал Пельмень, - Женя сделала ещё один глоток, поморщилась и отодвинула стакан от себя подальше, - начал рычать и лаять на то, что было… Там. Потом Илья пропал. - Она развела руками, стараясь не уронить Пельменя. - Всё.

Никино лицо приняло сострадательное выражение. Орехово-зелёные глаза смотрели, казалось, в самую Женину душу - туда, где разверзлась чёрная бездна.

- Это… Нормально, Жень. - Сказала она терпеливым, ласковым голосом. - Ты скорбишь. Многие люди тебе расскажут, как им мерещились умершие родственники… Да даже я, - она невесело ухмыльнулась, - после смерти Пряника частенько видела его сидящим в его любимом кресле. Вот так войдёшь в комнату, и кажется, что он там - а потом мозг понимает, что там его быть никак не может, ты вглядываешься - и правда, пусто. Ты просто привыкла, что Илья дома, и у тебя смешались воспоминания с увиденным на похоронах…

- Пряник… - Задумчиво проговорила Женя и вдруг уронила лицо в ладони и разрыдалась. Она сама от себя не ожидала - просто вдруг вспомнила любимого мейн-куна подруги, его пушистую шерсть, смешные кисточки на ушах и то, как они хоронили его прошлой весной. Слёзы лились будто бы сами собой, перемежаясь с тихими всхлипами - как-то Пряник жил у них, когда Нике срочно пришлось уехать к отцу. Илюха был от него в восторге - с рук не спускал, тщательно следил, как кот ест и пьёт, включал ему на ночь специальные кошачьи ролики. Он и Пельменя назвал так с умыслом - вот, мол, будут у нас парные животные, Пельмень и Пряник, в честь нашей дружбы на веки вечные… И вот теперь ни Пряника, ни Ильи.

Она вцепилась в шерсть Пельменя, когда тот в панике принялся вылизывать её лицо, отчаянно гавкая и растерянно глядя в сторону Ники - сделай, мол, хоть что-нибудь, из хозяйки течёт солёная вода!

- Хотя бы ты не оставляй меня, - прошептала она, икая от слёз, - я не хочу потерять ещё и тебя…

Узкие ладони осторожно легли ей на спину, и Ника вовлекла её в объятия, закрыв их с Пельменем от всего мира, позволив им спрятаться в теплоте человеческого тела, мягкости белого костюма с розовыми цветами, свежем запахе вишни. Женя уткнулась лицом Нике в живот, позволяя слезам наконец-то выйти наружу.

- Всю майку тебе испорчу, - пробубнила она, прерываясь на громкие всхлипы.

- Ради бога, - хмыкнула Ника, осторожно проводя рукой по её волосам, - нашла, о чём переживать. Я тебе этих маек могу хоть десять штук принести - будешь рыдать по очереди в каждую.

Эти слова должны были её немного развеселить, но рыдания с новой силой подступили к горлу. Илья тоже всегда старался поднять ей настроение, даже в самые тяжёлые, мрачные дни… Отчаянье захлестнуло её с головой, и она закричала во весь голос, перепугав несчастного Пельменя, который вскочил с коленей. Вопль смолк, осев липкой смолой где-то в горле, и Женя с силой вцепилась ногтями в лицо. Это было жутко, противно, это было безнадёжно - знать, что Илья умер. Когда они ссорились, всегда была возможность помириться, когда вынуждены были разъехаться по разным городам, звонили друг другу, писали и в конце-концов встречались, когда Любава Ильинична заявила, что она не позволит им встречаться, Женя переживала всего десять минут - то время, которое ушло у Ильи для того, чтобы собрать вещи и вернуться к ней, выставленной за дверь. Она всегда знала, что он где-то есть, с его бесчисленными браслетами, идеями для песен, роящимися в голове, и длинными музыкальными пальцами - а сейчас он лежит под земной толщей, и им не встретиться уже никогда. Ни-ког-да.

Глава 4.

“Я чуть не умер, но потом не умер”.

Мельница. Кащей.

Место для кладбища было выбрано неудачно - оно располагалось в низине, где по весне и осени всегда скапливалась вода. Говорили, что в один год попасть к Пасхе на могилы к своим родным и вовсе было невозможно - вода стояла почти по колено, а там, где не было луж, путь перекрывала непролазная грязь.

К счастью, сейчас ничто не мешало Жене пройти к месту, где нашёл последний приют Илья - солнце стояло высоко, и за прошедшую неделю на землю не упало ни капли воды.

Раньше у неё не было повода приходить сюда часто - она бывала на кладбище только с Ильёй, когда тот ходил навестить отца и бабушку.

Теперь же и её родной человек покоился в этой земле.

Сторож у ворот с неодобрением покосился на Пельменя, но не сказал им ни слова - к счастью, пёс решил вести себя прилично и не выкидывать своих обычных фокусов. Но как только они оказались за чугунной оградой, он принялся носиться, как ополоумевший. Ещё бы - незнакомое, новое место! Венки, с которыми можно играть! А земли-то сколько, мама дорогая, рой - не хочу!

Пару раз Женя строго прикрикнула на безобразника, но пса было уже не остановить - на одной из могил он заметил конфеты.

“Теперь ясно, от кого ставят оградки”, - обречённо подумала Женя и титаническим усилием оттащила Пельменя от могилы какого-то бедолаги. Пёс обиженно заскулил, но её обиженной собачьей мордой было не разжалобить. Они постояли пару минут, пытаясь дать Пельменю привыкнуть и справиться со своими эмоциями - а после, сделав собаке строгое внушение, Женя неторопливо побрела дальше.

Над кладбищем нависала густая тень, отбрасываемая многочисленными дубами, клëнами, берёзами и липами. За это Женя была очень благодарна - тяжеловато сосредоточиться хоть на скорби, хоть на уборке, когда затылок тебе напекает палящее солнце.

То, что у Ильи уже были посетители, она заметила издалека. Прибавила шаг, узнав мужские силуэты со спины - Кирилл и Дима, его друзья и “братья по разуму”, как Илья частенько их называл.

Кирилл был в группе гитаристом, а Дима сел за барабаны после того, как прежней властительнице стойки, Ане, пришлось вернуться в родной город. На него Илья поначалу жаловался - мол, в ритм не попадает, музыку не чувствует, ходит вечно смурной, недовольный, а когда Женя предлагала заменить барабанщика, только отшучивался - стерпится, слюбится. Стерпелось - Дима влился в коллектив и со временем раскрылся так, что к одному из концертов ему доверили подготовить сольный номер.

Сейчас, заслышав еë шаги (или громкое сопение Пельменя), он поднялся с колен, отряхнув джинсы от земли. Кирилл обернулся и вяло махнул ей рукой - глаза у обоих покраснели, но остались сухими.

Когда она приблизилась, Пельмень заметался, не понимая, что делать. Остаться с хозяйкой? Броситься к этим людям, знакомым, но странно-суровым? Взобраться на странный земляной холмик и вдоволь в нём поваляться? Женя одернула его, усадила - Пельмень уставился на неё влюблёнными глазами, вывалив язык. Она вынула из поясной сумки собачье печенье и протянула псу - молодец, заслужил.

- Привет, - негромко сказал Кирилл, оперевшись на серебристую оградку.

- Привет, - машинально ответила Женя, - спасибо, что вступился за меня тогда, в церкви.

Кирилл досадливо махнул рукой.

- У вас все соседки такие мегеры? - Спросил он. - Я думал, они на тебя накинутся прямо там…

- Нет, - с печальным смешком ответила Женя, - мы давным-давно, когда только переехали, разделили всех бабушек на светлую и тёмную сторону. Со светлой стороной мы рецептами обменивались, в гости ходили, я им помогала с палисадником - а для тёмной стороны вся молодёжь проститутки и наркоманы, нас они стороной не обошли.

Кирилл невесело хмыкнул.

- Узнаю Илюху, - протянул он, - вполне в его стиле… Кто у вас был Дартом Вейдером?

- Нина Гавриловна, - Женя протянула Пельменю ещё одну печеньку, - она еле ходит, но всех в доме зашугала.

- Ты была в полиции? - Перебил её вдруг Дима.

- Нет, - вздохнула Женя, - они меня на месте опросили. Приехали сразу… - Она проглотила вставший в горле комок. - Сразу после скорой. Обещали вызвать…

- Не вызовут, - злобно фыркнул Дима, - мы были у них сегодня. - Они с Кириллом переглянулись. - Не собирается никто заводить дело. Гниды, что сбили его, - поросятки очень богатых свиней. Откупятся. Интересно, сколько Илюхина жизнь стоила?

На невысоком серебристом кресте висела фотография Ильи. Её сделали на его прошлом дне рождении - лицо у него было серьёзным, но глаза смотрели лукаво, волосы отросли до плеч и слегка завивались на кончиках, и - на керамике этого не было видно, но Женя помнила - на щеках у него красовались нарисованные веснушки. В тот день они устроили ему сюрприз-квест, который занял почти восемь часов - Женя была адмиральшей Английского флота, ещё один друг Ильи, Азамат, стал её верным помощником. Илье, гордому пирату, нужно было отыскать и похитить королевские сокровища, а друзьями, помогающими ему на столь сложном пути, оказались Кирилл-попугай и Стёпа, который играл пиратскую карту… Через полчаса после того, как была сделана эта фотография, на Илье уже красовались повязка на один глаз и пиратская треуголка, а в руках он держал пластиковую саблю из детского мира, размахивая ей направо и налево…

- Эй! - Раздражённо прикрикнул на ней Дима. - Ты слышишь меня, нет? Эти малолетние идиоты, которые убили Илью, продолжат разгуливать на свободе!

- Перестань с ней так разговаривать! - Рявкнул на него Кирилл. - Это ты тут зациклился на желании отомстить - Илюху этим не вернёшь!

- Я хотя бы что-то делаю! - Гаркнул в ответ тот, набычившись. - Вам всем плевать на то, что они могут сбить ещё целую кучу людей!

Пельмень разразился оглушительным лаем, припадая на передние лапы. Он не выносил криков - даже когда они с Ильёй слишком громко, по его мнению, слушали музыку, начинал скулить и лаять, а когда в их доме появилась Алиса, стал пытаться её опрокинуть.

Глава 5.

Небо медленно наливалось рассветным золотом. Очертания домов, деревьев и скамей проступали из сизеватой дымки, становясь всё чётче - глаза медленно привыкали к свету и, хотя фонари ещё не погасли, порой приходилось жмуриться от падающих на лицо лучей - первого, второго, третьего…

Голова гудела, точно в ней поселился рой пчёл. Воспоминания мешались в неясную кашу, заставляя его порой замирать и прислушиваться к тому, что творилось внутри.

Глубоко в душе плескалась злость. Бурлила, точно убегающий суп на плите - чего-то он хотел, очень сильно хотел - но не получил, и это его грызло.

Губы пекло. В животе болезненно скручивался узел - он был голоден. А как назло, на улице не было никого - ни людей, ни даже собак или кошек, чтобы хоть немного успокоить это чувство, с недавних пор поселившееся у него под кожей…

Неподалёку, в подреберье, жил страх. Он раскидывал холодные щупальца по всему его телу, тихо шептал на ухо - беги. Если не успеешь… Он не знал, что случится, если он не успеет - но вряд ли что-то хорошее, верно?

Он уже стоял у самых последних домов города, крепостной стеной отделявших его от перелеска, когда услышал неторопливое, ровное биение. Тук-тук, тук-тук… Он медленно облизал пересохшие губы. Так билось - теперь он это знал - живое, горячее сердце. Качало по телу алую кровь, каждая капля которой была бесценна - она успокаивала его, утоляла голод, давала силу рукам и ногам. Не сдержавшись, он свернул во двор, стараясь найти того, чьë сердце манило.

Двор полукругом огораживали от остального мира каменные стены домов. Утренняя прохлада оставила после себя след из росы на траве и цветах в палисаднике - и на маленькой рыже-белой кошке, которая пробиралась по клумбам, брезгливо отряхивая лапы от капель воды. Так вот кого он услышал…

Кошка обернулась, словно почуяв опасность, и он спрятался за угол дома. Та настороженно фыркнула и неторопливо направилась к приоткрытому окошку, ведущему в подвал. Его вдруг захватила страшная ненависть к этому маленькому комку шерсти - если она сейчас ускользнет, то проклятый голод, подтачивающий его внутренности, не покинет тела!

Он уже собирался опрометью броситься к кошке и схватить её за шкирку, но в воздухе вдруг раздался резкий противный звук, и подъездная дверь приоткрылась. Не веря своему счастью, он наблюдал за тем, как из тёмных недр дома на улицу медленно выбирается молоденькая девушка - он и подумать не мог, что кому-то придёт в голову гулять в такую рань!

Выйдя из подъезда, девушка на миг замерла, широко зевнула и зябко закуталась в большой розовый кардиган. Её короткие рыжие волосы растрепались - большая заколка, которая должна была мешать им спадать на лицо, явно не справлялась со своей работой. Она была невысокой и полненькой, а её румяное, недовольное спросонья лицо усыпали мелкие светлые веснушки.

“Прямо как у Жени”, - подумал он, и эта мысль только раззадорила его жажду. Что ж, кажется, сегодня ему не придётся возвращаться голодным…

“Куда возвращаться? - Раздражённо спросил он сам себя. - Что я вообще сейчас делаю?”.

Но ноги уже несли его вперёд, а тело само собой держалось в тенях, будто он проделывал это уже без малого сотню раз.

Девушка не спешила уходить - она недовольно оглядывалась по сторонам, словно стараясь понять, зачем вообще выбралась из тёплой кровати в такую рань.

Он сделал шаг, за ним ещё один, уже представляя, как горячая алая кровь потечёт по его губам - как вдруг что-то с силой ударило его в грудь. Недовольно рыкнув, он попытался пройти сквозь выросшую перед ним невидимую преграду, но она исчезла - и ей на смену пришла адская боль, вывернувшая наизнанку все его внутренности. Казалось, будто кишки поддевают железным крючком, тем, что он видел в деревни у бабушки, переплетают, запутывают их, как котёнок - клубок ниток…

Когда он очнулся, то был уже за пределами двора. Руки его были чисты, губы - сухи, а живот, который наконец отпустила боль, сводило от голода.

- Что это было? - Спросил он вслух и услышал в ответ лишь щебет какой-то птицы.

Солнце медленно показывалось из-за горизонта. С этой кошкой и странной девушкой он совсем позабыл о том, что его время на исходе… А почему, кстати, его время на исходе?

“Потому, что если я сейчас промедлю, то обязательно умру, - убеждённо ответил он себе, - скорее, назад!”.

Старое кладбище призывно покачивало ветвями рябин и берёз.

*

Весь день Женя не могла найти себе места. На прогулке с Пельменем она была рассеяна - благо, из-за жуткой жары пёс сам не захотел бегать и играть - дома то и дело брала в руки телефон и тут же откладывала его. Она то принималась гуглить признаки шизофрении, то читала всевозможные статьи об оживших мертвецах, по полчаса медитировала над перепиской с Николь, так и не решившись ей ни о чем рассказать, листала рабочий чат, где как всегда была куча поручений и замечаний, и чат-без-зануд, куда беспрестанно сыпались мемы. Даже уход за любимыми цветами не принёс ей ни удовольствия, ни успокоения.

Илья действительно выбрался из могилы и пришёл к ним в гости, или ей пора было брать у подруги номер психиатра? Болящее плечо, тревожно озирающийся по сторонам Пельмень и Раиса Генриховна, которая за чаем робко сказала, что будто бы слышала из-за Жениной двери мужской голос, намекали, что прошлой ночью всё было по-настоящему.

Если же Илья и в самом деле был здесь, в их квартире, то… Это не был он. Он был груб и жесток, он хотел сделать ей больно, он хотел… хотел… Она неожиданно всхлипнула, и тут же испуганно зажала себе рот руками. Если он стал … господи, даже произносить это вслух было странно - если он стал вампиром, значило ли это, что ему нужно было пить кровь? Что ему нужно было… убивать? Илья, её Илья, жалел пауков и ласково гладил гусениц, она никак не могла его представить хладнокровно впивающимся кому-то в шею. С другой стороны - железная рука на её плече… Ощущение мокрого языка на шее…