Утро десятой годовщины нашей свадьбы началось с аромата свежесваренного кофе и тихого шороха шелка. Я потянулась в постели, не открывая глаз, и улыбнулась.
Сегодняшний день должен был стать особенным. Десять лет. Целая вечность и одно мгновение, прожитые с Артуром, моим мужем, моей опорой, моей любовью.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы из тяжелого бархата, уже рисовали золотые узоры на персидском ковре. Я знала, что Артур уже давно на ногах – его деловые встречи часто начинались ни свет ни заря. Но сегодня… сегодня он обещал быть дома пораньше.
Я села, откинув невесомое одеяло. На прикроватном столике уже стояла чашка дымящегося капучино – моя маленькая слабость, о которой Артур никогда не забывал. Рядом – крошечная вазочка с одной алой розой, символ нашей неугасающей страсти, как он любил говорить. Эта традиция началась еще в наш медовый месяц и продолжалась все эти годы.
«Какая же я счастливая», – подумала я, вдыхая горьковато-сладкий аромат кофе. В груди привычно разливалось тепло. Артур умел делать мою жизнь похожей на сказку.
Наш дом – полная чаша, его карьера неуклонно шла вверх, а я… я была его музой, его тихой гаванью, хранительницей нашего семейного очага.
Я сознательно отодвинула на второй план собственные амбиции, когда-то мечтала о своей картинной галерее, но счастье Артура, его успех стали для меня важнее.
И я ни разу об этом не пожалела. Его улыбка, его гордый взгляд, когда он представлял меня своим партнерам, были для меня высшей наградой.
Сегодня вечером нас ждал грандиозный прием в нашем загородном доме. Список гостей впечатлял – весь цвет делового мира, политики, даже несколько медийных лиц. Я лично контролировала каждую деталь: от цветочных композиций до рассадки гостей. Все должно было быть безупречно. Как и всегда.
Я приготовила для Артура особенный подарок – винтажные часы известной швейцарской марки, которые он давно хотел. Они ждали своего часа, спрятанные в моем гардеробе.
А еще – я написала ему письмо. Глупо, наверное, после десяти лет брака писать письма, но мне хотелось выразить все то, что переполняло мое сердце. Все те слова любви и благодарности, которые иногда терялись в суете будней.
Накинув шелковый халат, я прошла в ванную. Из зеркала на меня смотрела женщина, которой, пожалуй, грех было жаловаться на жизнь. Ухоженная, стройная, с блеском в глазах. Да, годы шли, но Артур всегда говорил, что я для него самая красивая. И я ему верила.
– Милана Андреевна, доброе утро, – пропела наша домработница Вера, когда я спустилась в столовую. – Завтрак готов. Артур Дмитриевич просил передать, что задержится буквально на час. Важная встреча, но он мысленно уже с вами.
Я улыбнулась. «Мысленно уже со мной». Это так в его духе.
– Спасибо, Верочка. Что у нас сегодня по плану? Флористы приехали?
– Да, уже заканчивают оформление террасы. Кейтеринг будет к двум. Все под контролем, не волнуйтесь.
Я кивнула, но легкое беспокойство все же закралось в душу. Задержусь на час… Обычно Артур был пунктуален до минуты, особенно если дело касалось наших личных дат.
Время до его возвращения тянулось предательски медленно. Я еще раз обошла дом, проверила сервировку, дала последние указания Вере. Все было идеально. Слишком идеально. Какое-то необъяснимое предчувствие, похожее на укол тонкой иглы, мешало мне полностью насладиться этим утром. Я списала это на обычное волнение перед большим торжеством.
Наконец, ровно через час и пятнадцать минут, в холле послышался звук открывающейся двери. Я поспешила навстречу, готовая броситься ему на шею, осыпать поцелуями и поздравлениями.
Артур стоял на пороге. Идеальный костюм, как всегда с иголочки, в руках портфель. Но что-то было не так. Он выглядел… уставшим? Нет, скорее, напряженным. И холодным.
– Артур, дорогой! – я шагнула к нему, но остановилась на полпути. Его взгляд, обычно теплый и любящий, сегодня был каким-то отстраненным, скользящим мимо меня.
– Здравствуй, Милана, – его голос прозвучал ровно, без привычных интонаций. Он даже не улыбнулся.
– С годовщиной нас, любимый! – я попыталась сохранить праздничный тон, хотя сердце тревожно сжалось.
Он кивнул, проходя мимо меня в кабинет.
– Да. С годовщиной. Извини, мне нужно сделать пару звонков.
Пару звонков? Сейчас? В день нашей годовщины, когда он только что вернулся домой?
– Артур, что-то случилось? – я заглянула в кабинет. Он стоял у окна спиной ко мне, плечи напряжены.
Он медленно обернулся. На его лице я не увидела ни радости, ни нежности, которые всегда светились в его глазах, когда он смотрел на меня. Только странную, незнакомую мне пустоту.
– Всё в порядке, Милана. Но у меня срочные дела, мне не до тебя.
Несмотря на ледяной укол, который я ощутила от утреннего разговора с Артуром, я постаралась взять себя в руки. Сегодня наш вечер. Наш праздник. И никакие мимолетные дурные предчувствия не должны его испортить.
Я надела изумрудное шелковое платье, которое так нравилось мужу, сделала безупречную укладку и макияж, скрывающий легкую бледность и темные круги под глазами от почти бессонной ночи.
Когда я спустилась в холл, дом уже гудел от голосов. Гости начали съезжаться.
Первыми, как всегда, прибыли самые близкие друзья – или те, кого я таковыми считала. Я с улыбкой принимала поздравления, цветы и комплименты, стараясь казаться беззаботной и счастливой хозяйкой вечера.
Артур стоял рядом, такой же элегантный и отстраненный, как и утром. Он обменивался рукопожатиями, дежурно улыбался, но его глаза оставались холодными.
Я чувствовала это напряжение между нами, эту невидимую стену, выросшую за какие-то несколько часов.
– Милана, дорогая, ты сегодня просто сияешь! – проворковала Лика, жена одного из партнеров Артура, оглядывая меня с ног до головы оценивающим взглядом. – Десять лет брака, а ты все так же свежа, как в день свадьбы. В чем твой секрет?
Я выдавила из себя ответную любезность, хотя ее слова прозвучали скорее как укол. Секрет? Любовь, доверие, забота… То, что, как мне казалось, было основой нашего с Артуром союза.
Музыка становилась громче, смех – оживленнее. Официанты разносили шампанское. Я старалась быть везде, уделять внимание каждому гостю, но взгляд мой то и дело возвращался к мужу.
Он о чем-то оживленно беседовал с сенатором Громовым, и на мгновение мне показалось, что вот он, мой Артур – уверенный, обаятельный, душа компании. Но потом он поймал мой взгляд, и его лицо снова стало непроницаемым.
Когда большинство гостей уже собралось, Артур поднял бокал.
– Дорогие друзья! – его голос прозвучал над гулом голосов, и все стихло. – Сегодня у нас с Миланой особенный день. Десять лет… это серьезный срок. За эти годы было многое, – он сделал паузу, и мне показалось, что в его голосе проскользнули какие-то странные нотки. – Мы прошли через многое. И я хочу поднять этот бокал за… изменения. За то, что жизнь не стоит на месте, и иногда нужно иметь смелость, чтобы принять эти изменения.
Я замерла. «За изменения»? Что он имеет в виду? Это был такой странный, такой двусмысленный тост для годовщины свадьбы. Гости недоуменно переглянулись, но тут же зааплодировали, поднимая бокалы. Я растерянно улыбнулась, пытаясь понять, что скрывается за его словами.
И тут я увидела её.
Она вошла в зал так, словно была его полноправной хозяйкой.
Молодая, невероятно эффектная брюнетка в облегающем алом платье, которое не оставляло простора для воображения. Высокие каблуки, яркий макияж, вызывающая улыбка. Она двигалась с грацией хищницы, притягивая к себе все взгляды. Артур, заметив ее, тут же направился к ней, оставив меня одну посреди зала.
– А это кто еще такая? – прошептала мне на ухо Лика, не скрывая любопытства.
Я только пожала плечами, чувствуя, как тревога с новой силой сдавливает грудь.
Артур подвел незнакомку к небольшой группе гостей, среди которых был и сенатор.
– Позвольте представить, – его голос звучал непривычно громко и даже с какой-то гордостью. – Это Кристина Волкова. Мой новый… очень перспективный деловой партнер. Талантливый дизайнер, чьи идеи, я уверен, скоро взорвут рынок.
Кристина одарила всех ослепительной улыбкой, но ее взгляд, холодный и оценивающий, задержался на мне на долю секунды дольше, чем на остальных. В нем читался вызов.
«Деловой партнер?» Я никогда о ней не слышала. Артур всегда делился со мной своими планами, обсуждал новые проекты. Почему он ничего не сказал об этой Кристине?
Вечер перестал быть томным. Напряжение буквально висело в воздухе. Я видела, как гости перешептываются, бросая косые взгляды то на меня, то на Артура с его «перспективным партнером». Они почти не отходили друг от друга, и Артур смотрел на нее так, как давно уже не смотрел на меня – с нескрываемым восхищением, с огнем в глазах.
Я пыталась сохранить лицо, улыбалась, поддерживала светскую беседу, но внутри все сжималось от дурного предчувствия. Это было уже не просто беспокойство. Это был страх.
В какой-то момент, когда я проходила мимо них, Кристина, картинно рассмеявшись какой-то шутке Артура, сделала резкое движение рукой. Бокал в ее руке качнулся, и ледяное шампанское хлынуло прямо на мое изумрудное платье, оставляя темное, расплывающееся пятно.
– Ой, простите! – воскликнула она с преувеличенным сожалением и самодовольной улыбкой. – Какая неловкость! Кажется, я испортила ваше чудесное платье. Впрочем, – она окинула меня с ног до головы язвительным взглядом, и продолжила ещё громче, чтобы её услышали все, кто стоял рядом, – этому цвету и фасону давно пора на покой. И не только им.
Мои щеки мгновенно вспыхнули. Артур что-то неловко пробормотал, пытаясь замять ситуацию, но его взгляд был прикован к Кристине, и в нем читалось откровенное обожание. Он даже не попытался меня защитить.
В этот момент я поняла: это не случайность. Это не неловкость. Это объявление войны. И я, кажется, уже знала, кто в этой войне проиграет.
Дорогие мои читатели!
В этот раз я планирую больше иллюстраций к своему роману, в основном буду добавлять прямо в саму главу. Исключение – визуалы героев романа. И давайте сразу начнем знакомство с ними 😊
Воронцова Милана Андреевна, 30 лет. Счастливая жена (была), 10 лет в браке. По образованию – искусствовед, мечтала писать картины, но выбрала мужа и семейную жизнь.

А теперь визуалы тех, кого мы с вами будет громко ненавидеть 😅
Волкова Кристина, любовница мужа Миланы, 25 лет, дизайнер

не приятная особа, правда?
Ну и предатель, изменщик, главный мудак моего романа., а по совместительству муж главной героини – Воронцов Артур Дмитриевич, 35 лет, крупный бизнесмен
Дорогие мои, я буду вам очень признательна, если вы поставите "мне нравится" на книгу и добавите в библиотеку. А ещё можно подписаться на меня, мне будет очень приятно 😊
Спасибо вам большое заранее 💖
Кровь отхлынула от моего лица, а затем снова ударила в виски с такой силой, что на мгновение я оглохла.
Унижение.
Публичное, жестокое, рассчитанное до мелочей.
Мое изумрудное платье, символ нашей любви, теперь было испорчено, как и моя жизнь. Язвительные слова Кристины эхом отдавались в ушах, смешиваясь с волной ледяного шепота, прокатившейся по залу, и молчаливым одобрением Артура.
Он стоял там, мой муж, мужчина, которому я посвятила десять лет своей жизни, и даже не пытался меня защитить. Его взгляд, полный животного, неприкрытого обожания, был направлен на эту… эту хищницу в алом.
В этот момент пелена окончательно спала с моих глаз. Это был не просто флирт, не мимолетное увлечение. Это было предательство, разыгранное как спектакль для жадной до зрелищ публики.
Я чувствовала, как десятки глаз буравят меня, кто с жалостью, кто с откровенным злорадством. Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться. Но что-то внутри, какой-то остаток гордости, заставляло меня выпрямить спину.
– Ничего страшного, – мой голос прозвучал на удивление ровно, хотя внутри все дрожало. – С кем не бывает. Пожалуй, мне действительно стоит переодеться.
Я развернулась и медленно, стараясь не показывать, как подкашиваются ноги, пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Каждый шаг отдавался болью в висках. Я слышала за спиной приглушенный смех Кристины и неловкое покашливание Артура.
Мозг отчаянно отказывался верить в происходящее, подсовывая тысячи нелепых оправданий: он устал, у него стресс, это какая-то глупая, жестокая шутка. Но сердце уже знало правду.
Поднявшись в нашу спальню – нашу ли теперь? – я закрыла за собой дверь и только тогда позволила себе опереться о стену. Дыхание вырывалось из груди прерывистыми, судорожными вздохами. Слезы обжигали глаза, но я не плакала. Пока нет.
Я посмотрела на себя в зеркало. Испорченное платье, растрепанные волосы, бледное лицо с лихорадочным блеском в глазах. Это была не я. Это была какая-то чужая, раздавленная женщина.
И тут в дверь постучали. Резко, требовательно.
– Милана, открой! – голос Артура.
Я не ответила.
– Милана, нам нужно поговорить! – настойчивее.
Я молча смотрела на дверь, чувствуя, как во мне поднимается волна ледяной ярости. Поговорить? Сейчас? После того, как он позволил этой девице так унизить меня?
Дверь распахнулась. Артур вошел, даже не дождавшись моего разрешения. Его лицо было напряженным, но в глазах не было и тени раскаяния.
– Что это был за цирк? – спросил он, скрестив руки на груди.
– Цирк? – я хрипло рассмеялась. – Это ты называешь цирком, Артур? То, что твоя… пассия устроила внизу?
– Не нужно драматизировать. Кристина немного вспыльчива, но она не хотела ничего плохого.
– Не хотела? – я шагнула к нему. – Она публично меня оскорбила, Артур! А ты стоял и молчал!
– Милана, пойми… – он попытался взять меня за руку, но я отдернула ее, как от огня.
– Нет, Артур! Это ты пойми! Что происходит? Кто эта женщина? И что значил твой тост про «изменения»?
Он вздохнул, провел рукой по волосам. Этот жест, когда-то казавшийся мне таким милым, теперь вызывал только отвращение.
– Я хотел поговорить с тобой об этом позже. Спокойно. Но раз уж так вышло… Милана, я ухожу.
Земля ушла у меня из-под ног. Я схватилась за туалетный столик, чтобы не упасть. Воздух застыл в легких.
– Что… что ты сказал?
– Я ухожу к Кристине, – повторил он, глядя мне прямо в глаза. Безжалостно. – Я люблю ее. И я подаю на развод.
Каждое его слово было как удар молота. Любит ее. Развод. Десять лет. Все коту под хвост.
– Но… как же… наша годовщина… – пролепетала я, чувствуя, как губы перестают меня слушаться.
– Это просто дата, Милана. Наши отношения давно изжили себя. Ты сама это чувствовала. Мы стали чужими. Ты стала предсказуемой, удобной. Как красивое кресло. А Кристина – она огонь.
Чужими? Я чувствовала? Это была ложь! Я любила его! Я дышала им!
– А как же все, что было между нами? – мой голос дрожал. – Как же наши планы? Наш дом?
– Дом останется мне, – отрезал он. – Как и большая часть активов. Я позаботился об этом. Все было переоформлено на трастовый фонд еще несколько лет назад. Юридически, у тебя почти ничего нет. Ты, конечно, не останешься на улице, я выплачу тебе определенную компенсацию. Но не рассчитывай на многое.
Компенсация. Он говорил о нашей любви, о нашей жизни, как о какой-то сделке.
– Ты… ты все это спланировал? – догадалась я, и холодный ужас сковал мое сердце. – Этот вечер… это унижение… это все было частью твоего плана?
Он не ответил. Только отвел взгляд. Но этого было достаточно.
В этот момент в комнату без стука вошла Кристина. Она с победной улыбкой окинула меня взглядом и подошла к Артуру, властно положив ему руку на плечо.
– Ну что, дорогой, ты все ей объяснил? Мы можем идти? А то гости, наверное, уже заждались «главного объявления».
Артур кивнул, и на его лице снова появилось то самое обожающее выражение, когда он смотрел на нее.
– Да, любимая. Пойдем.
Они развернулись и пошли к двери, оставив меня одну посреди комнаты, посреди руин моей жизни. Я слышала, как они спускаются по лестнице, как Артур снова берет слово, его голос звучит громко и уверенно.
А потом… потом раздался звук выстрелившей пробки от шампанского и громкие, восторженные аплодисменты. Они праздновали. Праздновали свою победу.
Сколько я так простояла, не знаю. Может быть, несколько минут, а может, целую вечность.
Когда я пришла в себя, в доме стояла оглушающая, неестественная тишина.
Гости разъехались. Музыка стихла. Праздник закончился, так и не начавшись для меня. Звук захлопнувшейся за ними двери все еще отдавался в ушах, как выстрел, оборвавший мою жизнь.
Я медленно опустилась на край кровати, той самой, где еще утром проснулась самой счастливой женщиной на свете. Тело было ватным, голова гудела от непролитых слез и оглушительного предательства.
В ушах все еще звучали его слова, каждое из которых было гвоздем, вбитым в крышку гроба моего счастья:
«Я люблю ее. Я подаю на развод. Дом останется мне».
Это не могло быть правдой. Это был какой-то страшный, нелепый сон. Сейчас я закрою глаза, досчитаю до десяти, и Артур войдет в комнату, обнимет меня, скажет, что все это лишь ночной кошмар, жестокая шутка.
Но это был не сон.
Я обвела взглядом нашу спальню. Все здесь напоминало о нем, о нас.
Вот его любимое кресло, где он читал по вечерам, а я сидела у его ног, положив голову ему на колени.
Вот наши совместные фотографии на стене – мы улыбаемся, счастливые, на фоне моря, гор, каких-то европейских улочек.
Ложь.
Все это было ложью. Каждый запечатленный миг, каждое прикосновение, каждая улыбка.
Я подошла к туалетному столику и взяла в руки рамку с нашей свадебной фотографией. Мы такие молодые, такие влюбленные. Или это только я была влюблена? А он?
Что чувствовал он тогда, говоря мне «да»? И когда все изменилось? Когда он начал эту двойную жизнь? Месяц назад? Год? Или, может, он никогда и не любил меня?
Вопросы роились в моей голове, как ядовитые пчелы, но ответов не было. Была только тупая, ноющая боль в груди, которая становилась все сильнее, мешая дышать.
Я вспомнила Кристину. Ее вызывающую красоту, ее победную улыбку. Она получила то, что хотела. Она разрушила мою жизнь, растоптала мое счастье. И Артур ей в этом помог.
Он не просто ушел. Он наслаждался моим унижением, он смаковал его.
Телефон на тумбочке завибрировал, пронзительно и неуместно в этой мертвой тишине. Я посмотрела на экран. Лика.
Наверное, хотела выразить «сочувствие» или выведать пикантные подробности, чтобы было что обсудить завтра с подругами за чашкой кофе.
Я сбросила вызов. Потом еще один. И еще. Я не хотела ни с кем говорить. Я не хотела никого видеть.
Я бродила по дому, как привидение. Гостиная, где еще несколько часов назад звучал смех, теперь была пуста и холодна. На столах остались недопитые бокалы, разбросанные салфетки. Следы чужого веселья на пепелище моей любви.
Я поднялась в его кабинет. Здесь все было как всегда – идеальный порядок, дорогие безделушки, запах его парфюма, который теперь казался удушающим. Я открыла ящик его стола. Документы, контракты, счета… Ничего необычного.
А потом мой взгляд упал на небольшую бархатную коробочку, задвинутую в самый угол. Я достала ее. Руки дрожали так, что я едва смогла ее открыть. Внутри, на атласной подушечке, лежало кольцо. Изысканное, с огромным бриллиантом чистой воды. Явно не для меня. Мое обручальное кольцо, которое я сейчас сжимала на пальце, было скромным, но таким дорогим моему сердцу.
Это кольцо предназначалось ей. Кристине. Наверное, он собирался сделать ей предложение. Может быть, даже сегодня, после того, как избавится от меня.
Значит, это не было спонтанным решением. Он готовил это. Долго. Тщательно. Пока я выбирала цветы для нашего праздника, он выбирал кольцо для другой.
Меня затрясло. Я швырнула коробочку на пол. Кольцо выкатилось и блеснуло в полумраке.
Ночь тянулась бесконечно. Я не сомкнула глаз. Перед глазами снова и снова прокручивались события этого ужасного вечера. Его холодный взгляд, ее торжествующая улыбка, его безжалостные слова.
Я пыталась понять, за что. Что я сделала не так? Почему он так жестоко поступил со мной?
Я отдала ему всю себя, всю свою любовь, всю свою жизнь. Я отказалась от своих мечт ради его карьеры. Я была его тенью, его опорой, его тихой гаванью. А он просто взял и выбросил это, как ненужную вещь.
Под утро я почувствовала страшную усталость. Не физическую, а душевную. Как будто из меня вынули душу, оставив только пустую, звенящую оболочку.
Когда первые лучи солнца коснулись моего лица, я приняла решение. Боль еще не ушла, но ее постепенно начала заменять холодная, звенящая пустота. А еще – ярость. Тихая, ледяная ярость, которая придала мне сил.
Я не буду плакать. Я не буду умолять его вернуться. Я не покажу ему своей слабости. Он этого не заслуживает.
Я встала, подошла к зеркалу. Из него на меня смотрела женщина с опухшими от бессонницы глазами, но с твердым, решительным взглядом, которого я у себя никогда раньше не видела.
И тут в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно. Я догадывалась, кто это.
Я открыла дверь. На пороге стоял мужчина в строгом костюме, с папкой в руках. Его лицо не выражало никаких эмоций.
– Милана Андреевна Воронцова? – спросил он официальным тоном.
Я молча кивнула.
– Я юрист Артура Дмитриевича. Мне поручено передать вам эти документы. – Он протянул мне пухлый конверт. – Здесь официальное уведомление о начале бракоразводного процесса и требование освободить этот дом в течение трех дней. Также уведомляю вас, что все совместные счета заморожены до решения суда.
Он говорил, а я смотрела на него и не чувствовала ничего. Только холод. Он предусмотрел все. Он не просто ушел. Он стирал меня из своей жизни. Быстро. Эффективно. Безжалостно.
Три дня. Всего три дня, чтобы убраться из дома, который я считала своим и из жизни, которую я строила десять лет.
– Но… это же наш общий дом, – пролепетала я, хотя понимала, что это бесполезно. – Я имею на него права.
Юрист холодно усмехнулся.
– Артур Дмитриевич позаботился об этом заранее, Милана Андреевна. Дом был приобретен им до брака и оформлен на его имя. Как и большинство других активов. По крайней мере по документам именно так. Боюсь, ваши претензии будут минимальны.
До брака? Это была еще одна ложь. Мы покупали этот дом вместе, выбирали каждую деталь, радовались каждому гвоздику. Он говорил, что это наше общее гнездо.
– А счета? Почему они заморожены? У меня там личные сбережения!
– Все счета, открытые в период брака, считаются совместно нажитым имуществом и подлежат разделу через суд, – отчеканил юрист. – До вынесения решения суда доступ к ним будет ограничен. Артур Дмитриевич проявил великодушие и оставил вам возможность снять небольшую сумму на неотложные нужды. Реквизиты временного счета указаны в документах.
Великодушие. Какое издевательство! Он лишил меня всего, а теперь это называется великодушием.
Юрист откланялся и ушел, оставив меня одну с этим страшным конвертом. Я прошла на кухню, налила себе воды дрожащими руками. Нужно было что-то делать. Нужно было думать.
Первым делом я позвонила своему адвокату, Игорю Захарову, старому другу нашей семьи. Он всегда помогал нам с юридическими вопросами.
– Игорь, привет, это Милана, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Мне срочно нужна твоя помощь. Артур… он подал на развод.
На другом конце провода повисла тишина.
– Миланочка, здравствуй, – наконец сказал он, и в его голосе слышалось сочувствие. – Я… я слышал. Мне очень жаль.
– Он дал мне три дня, чтобы я съехала из дома, и заморозил все счета, – выпалила я. – Это законно? Что мне делать?
Игорь снова помолчал.
– Милана, тут такое дело… Артур Дмитриевич связался со мной еще неделю назад. Он… он нанял меня для ведения этого дела.
По спине пробежали мурашки.
– Что? Ты… ты будешь его адвокатом? Против меня?
– Милана, пойми, это бизнес. Я не мог отказаться. Он предложил очень выгодные условия. И потом, я же не знал, что все так обернется…
Я не стала его дослушивать. Я просто нажала отбой. Предательство. Еще одно. Человек, которому я доверяла, которому платила годами, теперь будет работать против меня.
Я обзвонила еще нескольких адвокатов, чьи контакты нашла в интернете. Но как только они слышали имя Артура Воронцова, их энтузиазм сразу угасал. Некоторые прямо говорили, что не хотят связываться с таким влиятельным человеком, другие ссылались на занятость. Я поняла, что Артур и здесь все продумал. Он перекрыл мне все пути.
Я вскрыла конверт. Официальные бумаги, юридические термины, от которых становилось дурно. И маленькая записка, написанная от руки почерком Артура:
«Милана, не усложняй. Подпиши все бумаги, и мы разойдемся мирно. Ты получишь свою компенсацию, и на этом все. Не вынуждай меня идти на крайние меры. Ты знаешь, я могу».
Угроза. Завуалированная, но вполне реальная. Он знал, что я раздавлена, что у меня нет ни сил, ни средств для борьбы.
Я нашла реквизиты временного счета. Поехала в банк. Очередь, равнодушные лица клерков. Когда я назвала свою фамилию, девушка за стойкой посмотрела на меня с нескрываемым любопытством. Видимо, слухи о нашем «скандальном разводе» уже дошли и сюда.
Сумма, которую «великодушный» Артур оставил мне, была смехотворной. Ее едва хватило бы на пару недель скромной жизни.
Я вышла из банка с этой жалкой пачкой денег в кармане. Это все, что у меня осталось от десяти лет брака. Моя прошлая жизнь стоила ровно столько, сколько сейчас помещалось в моей дрожащей ладони.
***
Артур
Я сидел в своем кабинете в офисе «Воронцов-Девелопмент» и просматривал утреннюю прессу. На первых полосах – мой «триумфальный выход» с Кристиной. Журналисты захлебывались от восторга, описывая ее красоту и мой «смелый шаг». Все шло по плану.
Кристина вошла без стука, как всегда эффектная и уверенная в себе. Она плюхнулась в кресло напротив и закинула ногу на ногу.
– Ну что, дорогой, как там наша мышка? Уже пищит в своей норке?
Я поморщился. Мне не нравился ее тон, когда она говорила о Милане. Да, я поступил с Миланой жестко, но она сама виновата. Она стала скучной, предсказуемой. Она перестала меня вдохновлять. А Кристина… Кристина была как глоток свежего воздуха. Огонь, страсть, амбиции. То, что мне было нужно.
– Юрист уже передал ей документы, – ответил я. – Надеюсь, у нее хватит ума не устраивать скандалов.
– О, не сомневайся, – усмехнулась Кристина. – Куда она денется? Без твоих денег она никто. Пустышка. Ты же сам говорил.
Я промолчал. Да, я так говорил. Но где-то в глубине души шевельнулось неприятное чувство. Милана не заслуживала такого. Но пути назад уже не было. Я сделал свой выбор.
– Главное, чтобы она подписала все бумаги по-хорошему, – сказал я. – У меня нет времени на судебные тяжбы. Скоро у нас презентация нового проекта, и я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Как моя официальная… спутница.
Кристина хищно улыбнулась.
– Не волнуйся, любимый. Я всегда буду рядом. И мы получим все, что захотим.
Она подошла ко мне, обвила шею руками и поцеловала. Ее поцелуи были требовательными, обжигающими. Но почему-то сегодня они не приносили того удовлетворения, как раньше. Я отогнал от себя эти мысли. Все идет по плану. Я на вершине мира. А Милана… Милана – это прошлое.
Три дня пролетели как один кошмарный, бесконечный сон.
Я почти не спала, почти не ела. Еда казалась безвкусной, а сон не приносил забвения, лишь рваные, тревожные видения.
Я механически, как робот, собирала вещи. Вернее, то немногое, что я еще могла назвать своим. Дом, еще недавно бывший моей крепостью, превратился в чужое, враждебное пространство. Каждый угол, каждая вещь кричали о предательстве.
Я складывала в чемоданы платья, которые он любил, книги, которые мы читали вместе, безделушки, привезенные из наших путешествий. Каждый предмет, каждая мелочь вызывали новую волну мучительных воспоминаний и невыносимой боли.
Вот шелковый шарф, который он подарил мне в Париже… я с отвращением отбросила его в сторону.
Вот рамка с нашей фотографией, где мы смеемся на пляже… я швырнула ее на пол, и стекло разлетелось на тысячи осколков, как и моя жизнь.
В первый же день, в приступе какой-то безумной, последней надежды, я проверила сейф.
Он был пуст.
Артур выгреб всё. Не только пачки денег, которые мы хранили на непредвиденные расходы. Он забрал мои драгоценности: серьги, которые отец, когда-то давно, подарил мне на день рождение, бабушкино кольцо, даже тонкую золотую цепочку с кулоном, которую я наивно откладывала для нашей будущей дочери.
Он не оставил мне ничего.
Я помню, как в каком-то безумном порыве бросилась к телефону, позвонила ему. Кричала, рыдала, требовала объяснений. А он… он смеялся. Холодным, циничным смехом.
– А что ты хотела, дорогая? – его голос сочился ядом. – Компенсацию за моральный ущерб? Ты и так слишком много от меня получила. Десять лет жила как королева. Хватит. Считай это платой за хорошую жизнь.
Я сидела на полу посреди этого огромного, пустого дома, и слезы градом катились по моим щекам. Слезы обиды, гнева, бессилия. Он растоптал меня. Уничтожил. Превратил в ничто.
Куда идти, я не знала. Родителей у меня давно не было.
Я попыталась позвонить Лике, женщине, которую считала своей лучшей подругой. Она долго не брала трубку, а потом ответила холодным, отстраненным голосом.
– Милана? Ох, дорогая, я сейчас так занята, просто ужас. Давай я тебе перезвоню, хорошо?
Она не перезвонила. Как и остальные. Те, кого я считала подругами, либо злорадствовали, либо боялись гнева Артура.
Я осталась одна. Абсолютно одна.
И тогда я вспомнила о старой няне, Алевтине Петровне, которая воспитывала меня после смерти родителей. Она жила в маленькой, скромной квартирке на самой окраине города.
Я не виделась с ней несколько лет, с тех пор как вышла замуж за Артура и окунулась в эту блестящую, но такую фальшивую светскую жизнь. Но я знала, что она – единственный человек на всем белом свете, который никогда меня не предаст, который всегда будет мне рад.
С тяжелым, почти каменным сердцем я набрала ее старый, давно забытый номер.
– Алло, – послышался в трубке знакомый, немного дребезжащий, но такой родной голос.
– Алевтина Петровна, это Милана, – сказала я, и слезы, которые я так долго, так мучительно сдерживала, сами собой хлынули из глаз.
– Милочка! Деточка моя! Сколько лет, сколько зим! Как ты? Что случилось? Голос у тебя такой… такой несчастный…
Я не выдержала и разрыдалась, захлебываясь слезами и словами, рассказывая ей все, что произошло. Всю ту грязь, всю ту боль, все то унижение, через которое мне пришлось пройти.
Она слушала молча, не перебивая, только тяжело, сочувственно вздыхала.
– Ах, ты ж господи боже мой, – сказала она наконец, когда я, немного успокоившись, закончила свой сбивчивый, полный отчаяния рассказ. – Вот ведь ирод какой, этот твой Артурка! Нехристь! Не плачь, деточка моя. Не плачь, родная. Приезжай ко мне. Места у меня, конечно, мало, тесновато будет. Но для тебя, кровиночка моя, всегда найдется уголок. И хлебушком поделюсь, и теплом согрею.
Ее простые, искренние слова были как бальзам на мою израненную, кровоточащую душу. Впервые за эти страшные, бесконечные дни я почувствовала хоть какую-то поддержку, хоть какой-то проблеск надежды.
В последний день я вызвала такси. Два небольших чемодана – вот и всё мое богатство.
Когда я, с трудом сдерживая рыдания, выходила из дома, который еще вчера был моим, я нос к носу столкнулась с Кристиной. Она как раз подъехала на своем шикарном, сверкающем спортивном автомобиле, из которого оглушительно гремела какая-то вульгарная музыка.
Она окинула меня с ног до головы презрительным взглядом.
– Уже съезжаешь, дорогуша? – протянула она с издевкой, и ее идеально накрашенные губы скривились в злорадной усмешке. – Правильно. Нечего тебе здесь больше делать. Теперь это мой дом. И мой мужчина.
Я ничего не ответила. Просто прошла мимо неё, высоко, почти вызывающе подняв голову. Я не доставлю ей такого удовольствия – видеть мои слёзы, моё унижение. Пусть подавится своим счастьем, построенным на руинах моего счастья.
Квартирка Алевтины Петровны была крошечной, но уютной. Пахло пирогами и старыми книгами. Няня встретила меня объятиями, накормила, уложила спать.
Впервые за эти дни я уснула почти сразу, как только моя голова коснулась подушки.
Новая жизнь началась. Жизнь, в которой не было места роскоши, дорогим ресторанам и светским раутам. Впереди только серые будни, страх перед будущим и отчаянные попытки найти хоть какую-то работу.
Новая жизнь, как я ее назвала, оказалась ежедневной борьбой за выживание. Каждое утро я заставляла себя вставать со старого скрипучего дивана Алевтины Петровны, натягивала на лицо подобие улыбки и отправлялась на поиски работы. Любой работы.

(Алевтина Петровна, 65 лет. Няня и бывший опекун Миланы)
Я была уже почти готова мыть полы, раздавать листовки, сидеть на телефоне – всё, что угодно, лишь бы не быть обузой для няни, лишь бы иметь хоть какие-то деньги на кусок хлеба.
Но город, еще недавно такой приветливый и полный возможностей, теперь, казалось, отвернулся от меня. Десятки, если не сотни, собеседований заканчивались одним и тем же – вежливым, но твердым отказом.
Мое образование искусствоведа, когда-то предмет моей гордости, теперь вызывало лишь недоуменные взгляды. Опыт «хранительницы домашнего очага» и «идеальной жены»? На это кадровики лишь криво усмехались.
– Простите, Милана Андреевна, – цедила очередная наманикюренная девица из отдела кадров, брезгливо разглядывая мои порядком облупившиеся ногти, денег на маникюр у меня не было, – но у вас совершенно нет необходимого опыта. И потом, ваша фамилия… Воронцова… Вы ведь понимаете, это может создать нам определенные… неудобства.
Конечно, я понимала. Артур позаботился об этом. Он не просто выбросил меня из своей жизни – он постарался сделать так, чтобы я не смогла подняться, чтобы я захлебнулась в нищете и отчаянии. Его месть была изощренной и безжалостной. Я не понимала только одного: за что?
Деньги, которые он мне оставил, таяли на глазах. Я экономила на всем: на еде, на транспорте, на самых элементарных вещах. Алевтина Петровна, видя мои мучения, пыталась меня поддержать, делилась своей скромной пенсией, но я не могла, просто не имела права этим пользоваться.
Каждый раз, когда она ставила передо мной тарелку горячего супа или чашку чая, у меня к горлу подкатывал ком, и слезы сами собой наворачивались на глаза.
В моей всё еще лежала бархатная коробочка с часами. Теми самыми, что я с такой любовью выбирала Артуру на нашу несостоявшуюся годовщину. Дорогие, швейцарские, с гравировкой «А+М = ∞».
Бесконечность. Какая злая ирония. Наша «бесконечность» лопнула, как мыльный пузырь, оставив после себя лишь горечь и пустоту.
В очередной из дней, когда денег не осталось совсем, даже на хлеб, я приняла решение. Тяжелое, унизительное, но, как мне казалось, единственно возможное. Я должна была сдать часы в ломбард.
– Милочка, ты что, с ума сошла? – всплеснула руками Алевтина Петровна, когда я поделилась с ней своим планом. – Это же память! Да и кто тебе за них много даст? Обдерут как липку!
– А что мне делать, няня? – мой голос дрожал. – У меня больше ничего нет. А жить как-то надо. Да и какая это память то уже? Память о предательстве?
Ломбард оказался грязной, полуподвальной конторой с тусклой, мигающей лампочкой под потолком и тяжелым, неприятным запахом сырости.
За забранным толстой решеткой окошком сидел пожилой, неопрятного вида мужчина с маленькими, цепкими, как у хорька, глазками. Он долго, с каким-то сальным любопытством вертел часы в своих грязных руках, цокал языком и качал головой.
– Ну что, барышня, – сказал он наконец, его голос был скрипучим и неприятным. – Вещица, конечно, интересная. Брендовая. Но… вид у нее, прямо скажем, не товарный. Испортила ты свои часики гравировочкой то. И потом, кто сейчас такие дорогие побрякушки покупает? Время нынче тяжелое, не до жиру.
Он назвал сумму. Смехотворную. Грабительскую. В десятки раз меньше той, что я за них когда-то заплатила, откладывая из тех денег, что Артур иногда давал мне на «шоппинг». Но у меня не было выбора. У меня совсем не осталось денег.
– Я… я согласна, – прошептала я, чувствуя, как краска стыда и унижения заливает мое лицо.
Он отсчитал мятые, засаленные купюры и небрежно бросил их на затертый деревянный прилавок. Я быстро, почти судорожно сгребла эти грязные деньги, стараясь не смотреть ему в глаза, и выскочила на улицу.
В тот же день, после очередного унизительного отказа на собеседовании, я бесцельно брела по мокрым, неуютным улицам. Холодный, пронизывающий до костей осенний дождь хлестал по лицу, смешиваясь со слезами, которые я уже не пыталась скрыть.
Голод сводил желудок, а в кармане сиротливо шуршали последние, выданные в ломбарде, деньги. Я остановилась у витрины шикарного, сверкающего огнями ресторана, где когда-то, в другой, такой далекой и такой нереальной жизни, мы так часто ужинали с Артуром.
За огромными, идеально чистыми, запотевшими от тепла стеклами сидели счастливые, беззаботные, холеные люди. Они смеялись, пили дорогое вино, наслаждались изысканной едой и своей сытой, благополучной жизнью.
А я стояла здесь, на улице, под ледяным, безжалостным дождем, как побитая, бездомная собака, и чувствовала, как по моим щекам текут горячие, горькие, соленые слезы.
В глазах потемнело от слабости, от голода, от невыносимого, всепоглощающего отчаяния. Я прислонилась к холодной, мокрой, обшарпанной стене какого-то дома, чтобы не упасть. И тут мой взгляд, мутный от слез и безысходности, случайно зацепился за нелепое, намокшее, почти разваливающееся объявление, приклеенное скотчем к ржавому, покосившемуся фонарному столбу.
Неровные, расплывшиеся от дождя буквы, отпечатанные на дешевой, серой бумаге: «Требуется помощник в офис. Без опыта. Высокая зарплата». И номер телефона.
Это был какой-то абсурд. Насмешка судьбы. Явно какая-то очередная афера или ловушка для таких отчаявшихся, доведенных до ручки, потерявших всякую надежду дур, как я. Но мне было уже все равно. Терять было уже нечего. Кроме остатков гордости, которую и так уже втоптали в грязь.
__________________________________________
Холодный, промозглый рассвет едва пробивался сквозь кухонное окно в квартирке Алевтины Петровны. Я сидела за столом, сжимая в озябших пальцах клочок серой бумаги – то самое нелепое объявление.
Я не спала всю ночь, лишь проваливалась в короткую, липкую дрему, полную кошмаров, где Артур и Кристина смеялись мне в лицо, а я тонула в ледяной, вязкой воде, отчаянно пытаясь позвать на помощь, но из горла не вырывалось ни звука.
«Требуется помощник в офис. Без опыта. Высокая зарплата».
Кто в здравом уме предложит высокую зарплату человеку без опыта? Это объявление кричало об обмане.
Скорее всего, очередная ловушка, способ нажиться на чужом горе. В лучшем случае – унизительная работа, в худшем – что-то, о чем даже думать было страшно.
Я снова и снова перечитывала эти три предложения, и они казались мне то насмешкой, то единственной спасительной соломинкой.
Но что мне оставалось?
Денег, вырученных в ломбарде за часы, надолго не хватит.
Алевтина Петровна, моя спасительница, делилась последним, но я видела, как тяжело ей это дается, как она сама во всем себе отказывает, чтобы накормить меня.
Я не могла, не имела права сидеть у неё на шее ещё дольше. Этот кусок хлеба, который она протягивала мне, обжигал горло чувством вины.
Рука сама потянулась к старому дисковому телефону, стоявшему на тумбочке в коридоре. Пальцы дрожали так, что я с трудом набрала номер, указанный на бумажке.
Длинные, мучительные гудки.
Я уже хотела положить трубку, решив, что это знак, что не стоит даже пытаться, как на том конце провода раздался резкий, грубый, прокуренный женский голос:
– Алло!
– Здравствуйте, я… я по объявлению, – пролепетала я, чувствуя, как пересохло во рту. – Насчет работы помощником в офис.
– Фамилия, имя, отчество? Возраст? – без предисловий выпалила женщина.
Я назвала себя, стараясь, чтобы голос не дрожал. На том конце провода на мгновение повисла тишина, показавшаяся мне вечностью.
– Воронцова, значит, – протянула женщина с какой-то странной интонацией, в которой мне почудилась насмешка. – Ну что ж, Воронцова. Подъезжайте сегодня к двум. Адрес записывайте. И не опаздывать.
Она продиктовала адрес – какой-то промышленный район на другом конце города, о котором я раньше и не слышала. Затем, не попрощавшись, бросила трубку.
Я стояла посреди коридора, оглушенная. Меня пригласили. Несмотря на фамилию. Или… именно из-за нее? Сердце тревожно сжалось. Это был шанс, крошечный, призрачный, но шанс. И я должна была за него уцепиться, чего бы это ни стоило.
Алевтина Петровна, услышав, что я с кем-то говорила и теперь собираюсь, вышла из своей комнаты. Её лицо выражало беспокойство.
– Милочка, ты куда-то собралась? – с тревогой спросила она.
Я рассказала ей про звонок и приглашение. Няня нахмурилась, ее морщинки стали глубже.
– Ох, деточка, не нравится мне все это. Адрес какой-то подозрительный. И этот разговор по телефону, что ты рассказала... что-то тут не так. Аферисты, бандиты, кто их знает! Смотри, не вляпайся во что-нибудь. Может, не стоит ехать?
– А что мне делать, Алевтина Петровна? – с горечью ответила я, обнимая ее. – Это мой единственный шанс. Я не могу больше сидеть у вас на шее. Хуже уже не будет.
Хуже не будет. Как же я ошибалась.
Дорога до указанного места заняла почти два часа. Старый, дребезжащий автобус, набитый хмурыми, уставшими людьми.. Я смотрела в грязное окно на проплывающие мимо серые дома, и перед глазами всплывали картины из прошлого: я сижу в мягком кожаном салоне «Мерседеса» Артура, а за окном сияют огнями витрины бутиков.
Контраст был настолько жестоким, что к горлу снова подкатил ком.
Потом еще минут двадцать пешком по разбитой дороге, мимо унылых заборов с колючей проволокой и заброшенных зданий с выбитыми окнами. Дождь, начавшийся с утра, превратился в мелкую, противную изморось.
Мое элегантное кашемировое пальто, купленное еще в прошлой, беззаботной жизни, когда я гналась за модой, а не за практичностью, теперь промокло насквозь и казалось ужасно тяжелым. Ветер трепал волосы, швыряя в лицо ледяные капли.
Как же глупо было не думать о таких мелочах раньше, когда единственной заботой было подобрать туфли в тон сумочке, а плохая погода звучала лишь как повод остаться дома и смотреть фильмы в объятиях Артура.
Наконец, я нашла нужный дом – обшарпанное двухэтажное здание из серого кирпича, с решетками на окнах первого этажа. Вывески не было. Только ржавая табличка с номером дома, наполовину скрытая разросшимся диким виноградом.
Я нерешительно потянула на себя тяжелую, скрипучую дверь. Внутри пахло сыростью, табачным дымом и какой-то застарелой грязью. Длинный, тускло освещенный коридор с облезлыми стенами. Единственная лампочка под потолком тускло мерцала, отбрасывая длинные, пляшущие тени. Из-за одной из дверей доносились приглушенные голоса, грубый мужской смех и звон стекла.
Навстречу мне, вальяжно покачиваясь, вышел крупный мужчина неопределенного возраста, в растянутом свитере и спортивных штанах. Его маленькие, заплывшие глазки недружелюбно меня оглядели с ног до головы, задержавшись на моем промокшем пальто и дорогих, но уже испачканных сапогах.
– Ты к кому, красавица? – спросил он, неприятно ухмыляясь, обнажая желтоватые зубы.
– Я… я на собеседование. К двум часам. Мне звонила женщина…
– А-а, Воронцова, что ли? – он снова ухмыльнулся, и от этой ухмылки у меня по спине пробежал холодок. Он знал мою фамилию. Значит, меня здесь ждали. – Ну, проходи, ждет тебя начальство. Кабинет номер пять, в конце коридора.
Я прошла мимо него, стараясь не дышать, чтобы не вдыхать кислый запах перегара, исходивший от него.
Кабинет номер пять оказался небольшой, прокуренной комнатой с одним столом, заваленным бумагами, и двумя стульями с облезлой дерматиновой обивкой.
За столом сидела та самая женщина с грубым голосом. Полная, с короткой стрижкой из пережженных волос цвета соломы и ярко накрашенными губами, которые расползлись за контур. Она смерила меня долгим, оценивающим взглядом с ног до головы, от которого мне захотелось съежиться.
– Садись, – кивнула она на стул. – Значит, помощником хочешь? А что умеешь, Воронцова? Кроме как кривляться да по салонам шляться?
Щеки вспыхнули от унижения. Ее слова были как пощечина.
– Я… у меня высшее образование искусствоведа, – пробормотала я. – Я могу работать с документами, компьютером…
– Искусствовед? – женщина громко, гортанно расхохоталась. – Ой, не могу! Нам тут искусствоведы нужны, как собаке пятая нога. Работа у нас, деточка, специфическая. Не для белоручек. С людьми общаться надо, иногда с очень непростыми. Стрессоустойчивость нужна. А ты, я смотрю, чуть что – в слезы.
Она достала из ящика стола какие-то бумаги, швырнув их на стол.
– Вот, значит, так. Испытательный срок – месяц. По зарплате – решим, смотря сколько накосячишь. Рабочий день ненормированный. Иногда и ночью придется поработать. Обязанности… ну, скажем так, будешь девочкой на побегушках. Кофе принеси, бумаги отксерокопируй, полы помой, если уборщица не выйдет. А если особо отличишься, – она снова окинула меня сальным взглядом, который заставил содрогнуться, – может, и что поинтереснее для тебя найдется. У нас тут мужчины солидные бывают, скучают иногда…
Меня затрясло от омерзения. Эта работа, это место… это было даже хуже, чем я могла себе представить. Это было дно. Новое, еще более глубокое и грязное дно. Я поняла, что это не просто работа. Это была ловушка. Еще одно унижение, подстроенное Артуром.
– Я… я подумаю, – выдавила я, поднимаясь на ватных ногах.
– Думай, думай, – хмыкнула женщина, закуривая тонкую, вонючую сигарету. – Только недолго. Таких, как ты, за воротами очередь стоит. Желающих на «высокую зарплату без опыта».
Я выскочила из этого гадюшника, как ошпаренная. Слезы душили меня, смешиваясь с дождем. Унижение было настолько сильным, что, казалось, я никогда не смогу от него отмыться.
Обратная дорога показалась еще длиннее и мучительнее. В автобусе я села у окна и смотрела на свое отражение в темном, мокром стекле. Бледное, измученное лицо, испуганные глаза. Я не узнавала себя.
Куда делась та сияющая, уверенная в себе женщина, которой я была всего несколько недель назад? Артур не просто отнял у меня дом и деньги. Он отнял у меня меня саму.
Когда я, совершенно разбитая, вернулась к Алевтине Петровне, сил не было даже говорить. Няня все поняла без слов. Молча обняла меня, усадила за стол, налила горячего чая с травами.
– Не плачь, деточка, – тихо сказала она, гладя меня по волосам. – Не стоят они твоих слез. Найдется и для тебя хорошая работа. Вот увидишь.
Но я уже ни во что не верила. Казалось, весь мир ополчился против меня. Артур не просто выбросил меня из жизни – он позаботился, чтобы я не смогла подняться, чтобы меня везде встречали только презрение и насмешки.
Но я всё так же не понимала за что? Я же была хорошей женой..
Вечером, когда я уже лежала на своем скрипучем диване, пытаясь забыться тяжелым сном, в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно. Алевтина Петровна пошла открывать. Через минуту она вернулась, бледная, с большим плотным конвертом в руках.
– Милочка, это… это тебе, – дрожащим голосом сказала она. – От курьера. Сказал, срочно и под роспись.
Я взяла конверт. Дорогой, из плотной бумаги, с гербом какой-то юридической фирмы. Сердце перестало биться. Я знала, что ничего хорошего там быть не может.
Дрожащими руками я вскрыла его.
Внутри, на официальном бланке, было напечатано несколько строк. Это было уведомление о том, что Артур Дмитриевич Воронцов подал иск о защите чести и достоинства, обвиняя меня в распространении клеветнических сведений, порочащих его деловую репутацию.
И требование публичных извинений с компенсацией морального вреда в размере, от которого у меня потемнело в глазах.
Сумма была астрономической.
Такой, что мне не хватило бы и десяти жизней, чтобы ее выплатить. К иску прилагались копии каких-то статей из желтой прессы, где якобы я, «брошенная и мстительная жена», давала интервью, рассказывая о его «бесчисленных изменах», «финансовых махинациях» и «жестоком обращении».
Но я ведь не давала никаких интервью! Откуда это? Что вообще происходит?
Это был удар под дых. Что за чудовищная ложь и кому это нужно? Он не просто защищался. Он нападал. Он создавал себе образ жертвы, а из меня делал лживую, мстительную стерву.
Я сидела на диване, держа в руках эту бумагу, и чувствовала, как меня накрывает ледяная волна отчаяния. Сил больше не было. Совсем. Казалось, это конец.
АРТУР
Кабинет в моем пентхаусе был залит холодным светом угасающего дня. Я стоял у панорамного окна, глядя на раскинувшийся внизу город – мой город, город, который я покорил. В руке привычно лежал бокал с дорогим виски. Лед тихонько звенел, ударяясь о хрустальные стенки.
Все сделано правильно. Жестко, да. Но правильно. Милана… она стала балластом. Тихой, скучной тенью, которая больше не соответствовала моему уровню, моим амбициям. Я перерос ее, как старый, вышедший из моды костюм.
А Кристина… Кристина была другой. Огонь, страсть, вызов. Она была отражением моего успеха, моего нового «я». Она была как наркотик – однажды попробовав, я уже не мог без нее. Каждый ее жест, каждое слово было обещанием такого разврата, от которого мой член мгновенно наливался кровью. Она знала, как завести меня, сука, и пользовалась этим без зазрения совести, но мне это нравилось.
Я сделал глоток. Легкое чувство дискомфорта, которое шевельнулось было где-то глубоко внутри при воспоминании о том, как я поступил с Миланой, я быстро подавил. Это была необходимо.
Дверь кабинета тихо открылась и вошла Кристина. Как всегда, безупречна. В облегающем шелковом платье тёмно-синего цвета, которое подчеркивало каждый изгиб ее точеного тела. Сука, как же она была хороша. Аромат ее духов, тонкий и дразнящий, мгновенно заполнил комнату, сводя меня с ума.
Она скользнула ко мне, обвила руками за шею, ее губы нашли мои. Поцелуй был требовательным, обещающим, и я почувствовал, как по телу пробегает знакомая дрожь предвкушения, как твердеет мой член, упираясь в ее бедро.
— О чем задумался, мой лев? — промурлыкала она, отстранившись и заглядывая мне в глаза. В ее взгляде плескались восхищение, какая-то хищная нежность и откровенное желание, которое всегда заводило меня с полуоборота, заставляя забыть обо всем, кроме нее.
— Так, мелочи, — я постарался улыбнуться небрежно, хотя ее близость уже туманила мысли, а тело требовало своего. — Закрывал старые гештальты.
— Ты был великолепен, дорогой, — она провела пальцем по моей щеке, ее прикосновение было легким, но вызвало волну жара, спустившуюся вниз по позвоночнику. – Решительно. Именно таким я тебя и люблю. Никаких соплей, никаких сантиментов. Эта твоя… бывшая… она получила то, что заслужила. Десять лет сидела на твоей шее, не принося никакой пользы.
Я кивнул, наслаждаясь ее похвалой и тем, как ее тело прижималось ко мне, ее грудь терлась о мою рубашку. Да, я был решителен. И я хотел ее. Прямо сейчас, здесь, на этом столе, грубо и властно.
— Но, знаешь, Артур, — Кристина отошла к бару, налила себе немного вина, ее движения были полны кошачьей грации, каждый шаг, каждое покачивание бедер притягивали взгляд, заставляя мой член снова ныть от желания.
Она взяла со столика планшет, и неожиданно ее лицо вдруг изобразило смесь удивления и негодования.
— Я тут просматривала новости… И вот, полюбуйся! Кажется, твоя «тихая мышка» не такая уж и тихая. И пытается укусить тебя.
Я усмехнулся.
— Милана? Укусить? Не смеши меня. Она сломлена. У нее нет ни денег, ни связей. Что она может сделать? Поплачет у своей старой няньки и успокоится. Я и так ей перекрыл весь кислород.
Она подошла ко мне, протягивая планшет. Легкий запах ее кожи смешивался с ароматом вина, и я с трудом сосредоточился на экране, потому что все мои мысли были заняты тем, как сорвать с нее это чертово платье.
На планшете была открыта статья из какого-то дешевого интернет-издания с кричащим заголовком: «Брошенная жена миллионера Воронцова раскрывает тайны скандального развода!» Ниже – мутное фото Миланы, сделанное, видимо, папарацци, и текст, полный «инсайдерской информации» о моих «бесчисленных изменах», «жестокости» и «невероятной жадности». Якобы со слов «источников, близких к семье», которые, конечно же, сочувствовали «несчастной жертве».
Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.
— Что это за дрянь? — прорычал я, выхватывая у нее планшет. Быстро пробежал глазами по тексту. Ложь, передергивание фактов, откровенная клевета!
— И это еще не все, дорогой, — Кристина с мрачным видом провела пальцем по экрану, открывая другую ссылку, потом третью. Похожие статейки, как грибы после дождя, вылезли на нескольких подобных ресурсах. Везде Милана выставлялась невинной страдалицей, а я – чудовищем. —Похоже, она решила не сидеть сложа руки. Начала информационную войну. Пытается выставить себя жертвой, чтобы потом отсудить у тебя побольше. Классический ход. И я тебя прежупреждала: такие, как она, с их показной кротостью, самые мстительные. Она найдет какого-нибудь сочувствующего адвокатишку, начнет рыться в твоих делах, подаст в суд на раздел имущества. Попытается оттяпать половину того, что ты заработал своим потом и кровью, пока она выбирала цветочки для ваз.
Ее слова неприятно кольнули. Адвокатишка… раздел имущества… Теперь, на фоне этих статей, ее возможные действия приобретали совершенно иной, угрожающий оттенок. Милана всегда была такой пассивной, такой зависимой. Но этот поток грязи… Неужели она способна на такое? Или кто-то умело направляет ее?
— Она не могла… — начал я, но Кристина перебила:
— Артур, не будь наивным! — ее голос стал жестким, но даже в этой жесткости слышались нотки, которые будоражили мой член, заставляя его пульсировать от нетерпения. — Ты отобрал у нее все. Думаешь, она смирится? Она будет рыдать на публику, собирать сочувствующих, нанимать новых адвокатов, чтобы разорвать тебя на части! Эти статейки – только начало. Они формируют общественное мнение. Это прямой удар по твоей репутации. Нашей репутации! А нам сейчас это совершенно не нужно, правда? Перед таким важным проектом…
Она была права. Репутация – это все. Особенно сейчас, когда мы с Кристиной готовили к запуску новый, грандиозный проект. Любой скандал мог стать помехой. А эти публикации… они были отвратительны.
— И что ты предлагаешь? — спросил я, чувствуя, как внутри зарождается холодная ярость. Ярость на Милану, на ее коварство. И одновременно – острое, почти болезненное желание обладать женщиной перед собой, которая так умело играет на моих чувствах и амбициях, разжигая во мне зверя.
Бумага дрожала в моих руках, превращаясь в размытое пятно из букв и безжалостных слов. Иск. Артур подал на меня в суд.
То есть ему было мало того, что он вышвырнул меня из своей жизни, предал меня, лишил всего? Он, для чего-то, решил ещё и втоптать меня в грязь окончательно, публично, с наслаждением наблюдая, как я буду корчиться под тяжестью его лжи. За что мне это всё?
«Распространение клеветнических сведений… порочащих деловую репутацию…»
К иску прилагались копии тех самых статей из желтой прессы, где утверждалось, будто это я сама давала интервью, поливая его грязью, рассказывая о его подлости. Но я ведь молчала! Я забилась в свою норку, как испуганный зверек, боясь даже дышать в его сторону, а он…
Он сам создал эту «клевету», чтобы потом обвинить в ней меня?
В голове не укладывалось. Это было слишком чудовищно, слишком запредельно даже для того нового Артура, которого я узнала.
Зачем? Зачем ему это нужно? Мало ему было моего унижения, моих слез, моей разрушенной жизни? Он хотел еще и денег? Компенсации за моральный вред, который якобы причинила ему я – обобранная, выброшенная на улицу, лишенная всего женщина?
Воздуха не хватало. Я задыхалась от бессилия и захлестывающей волны ужаса. Это была ловушка, идеально спланированная и безжалостно приведенная в исполнение. Он не оставил мне ни единого шанса.
– Милочка, что там? Что случилось? – Алевтина Петровна, встревоженная моим состоянием, подошла и осторожно коснулась моего плеча.
Я молча протянула ей бумаги. Она надела очки, ее губы беззвучно шевелились, пробегая по строчкам. По мере чтения ее лицо бледнело, а в глазах, обычно таких добрых и участливых, вспыхивал гнев.
– Ах, он же… Ирод! – выдохнула она, откладывая листы. – Да как же так можно? Это же неправда! Ты ведь слова дурного о нем никому не сказала!
– Неправда, – эхом повторила я, чувствуя, как по щекам снова катятся слезы. – Но кто мне поверит, Алевтина Петровна? У него деньги, связи, лучшие адвокаты. А у меня… у меня ничего нет теперь.
Няня обняла меня, прижала к себе, как маленькую.
– Не плачь, деточка. Не плачь. Что-нибудь придумаем. Должен же быть какой-то выход. Есть же на свете справедливость!
Но ее слова звучали неубедительно даже для нее самой. Мы обе понимали, что против Артура я – ничто. Он мог раздавить меня одним щелчком пальцев, и, похоже, именно это и собирался сделать.
Весь следующий день я провела как в тумане. Пыталась думать, найти хоть какую-то зацепку, хоть какой-то лучик надежды, но мысли путались, вязли в болоте отчаяния. Адвокат? После предательства Игоря Захарова я боялась обращаться к кому-либо. Да и на какие деньги? Те крохи, что остались от продажи часов, едва покрывали самые насущные нужды. Я даже крем не могла купить себе новый.
Я снова и снова перечитывала текст иска, пытаясь понять, как защититься от этой лавины лжи. Но каждое слово, каждая юридическая формулировка были как стальные прутья клетки, которая неумолимо сжималась вокруг меня. Артур предусмотрел все. Он не просто хотел выиграть суд – он хотел насладиться процессом, наблюдая, как я буду биться в этой клетке, теряя последние силы.
Вечером, не в силах больше находиться в четырех стенах, я вышла на улицу. Город шумел, жил своей обычной жизнью, равнодушный к моей трагедии. Я брела бесцельно, не разбирая дороги, пока ноги сами не привели меня к набережной. Река несла свои темные воды, и в какой-то момент мне отчаянно захотелось слиться с этой водой, исчезнуть, раствориться, чтобы прекратить эту муку.
Я села на холодную гранитную плиту, обхватив колени руками. Ветер трепал волосы, холод пробирал до костей, но я его почти не чувствовала. Внутри все оледенело.
«Он победил, – стучало в висках. – Он окончательно меня уничтожил».
Я вспомнила лицо Артура в вечер нашей годовщины – холодное, отстраненное, чужое. Вспомнила торжествующую улыбку Кристины. Они праздновали свою победу, а я… я была всего лишь досадной помехой, которую нужно было убрать с их пути. И они это сделали. Изощренно, жестоко, не оставив мне даже права на собственное имя, на собственную правду.
Когда он успел так измениться? Когда тот Артур, которого я любила, которого, как мне казалось, я знала, превратился в этого безжалостного монстра?
В памяти всплыло лицо его отца, Дмитрия Сергеевича, – властного, жесткого человека, который держал в ежовых рукавицах и свой бизнес, и семью. Почти год назад его не стало.
Артур тяжело переживал его смерть, но тогда мне казалось, что это сплотило нас еще больше. Я была рядом, поддерживала его, как могла. Неужели уход отца так повлиял на него, освободив какие-то темные стороны его натуры, которые я раньше не замечала?
Или это Кристина так искусно им манипулировала, превратив моего мужа в свое послушное орудие?
И что теперь дальше? Суд, позор, огромный долг, который я никогда не смогу выплатить. Нищета, забвение. Именно этого он, видимо, и добивался.
Я подняла голову и посмотрела на темное, беззвездное небо. Не было ни проблеска, ни надежды. Только густая, всепоглощающая тьма. И я была в самом ее центре, одна, загнанная в угол, без сил бороться дальше.
Что делать?
Сменить фамилию, уехать в другой город, затеряться, начать все с нуля под чужим именем, где никто не знает обо мне?
Но разве Артур не найдет меня и там, если захочет? Его руки слишком длинные, а его ненависть, как оказалось, безгранична.
Или… или плюнуть на все, собрать последние силы и действительно пойти к журналистам? Рассказать свою правду, какой бы горькой она ни была? Вступить в эту войну, которую он мне навязал, даже если шансов на победу нет?
Но что я могла противопоставить его мощи, его лживым адвокатам и купленным статьям? Это было бы самоубийством. И все же, мысль о том, чтобы сдаться без боя, вызывала тупую, ноющую боль где-то в глубине души.
Неужели это все, на что я способна – плакать и прятаться?
Я бесцельно брела по набережной. Ледяной ветер пронизывал до костей, но я почти не замечала этого. Внутри все будто выгорело. Этот иск от Артура, вся его чудовищная ложь, да еще и требование денег – это был предел, точка невозврата.
Я перебрала уже тысячу вариантов в голове: сменить фамилию, уехать из города, затеряться где-нибудь, чтобы никто не нашел?.. Или пойти к этим журналюгам и рассказать свою правду? Хотя да, они же меня первую и смешают с грязью, еще и посмеются.
Каждая мысль отдавалась болью, вонзаясь как новый гвоздь в крышку гроба. Тупик, самый настоящий.
Я остановилась у самой воды. Река была темной и холодной. А что, если это и есть выход? Один шаг – и все закончится: и эта жгучая боль, и унижения, и липкий, всепоглощающий страх…
И тут, словно из ниоткуда, рядом затормозил огромный черный внедорожник с наглухо тонированными стеклами. Я даже не успела толком испугаться, как задняя дверь резко распахнулась, и из машины вышли двое. Мужчины крепкого телосложения, в строгих темных костюмах, с неприятными лицами. Один из них тут же мертвой хваткой вцепился мне в локоть – так, что в глазах потемнело.
– Милана Андреевна Воронцова? – сипло спросил один из них. – Пройдемте с нами.
Я попыталась вырваться, но его рука держала меня словно в тисках. Второй уже открыл для меня дверь, и меня, не особенно церемонясь, втолкнули на заднее сиденье. Двери с глухим стуком захлопнулись. Машина плавно тронулась с места.
– Куда вы меня везете?! – закричала я, пытаясь обернуться и разглядеть хоть что-то через темное стекло. – Что вам нужно?! Отпустите меня! Вы не имеете права!
Сердце бешено колотилось в груди, готовое выпрыгнуть. Но мои крики и вопросы разбивались о каменное молчание мужчин по обе стороны. Они даже не посмотрели в мою сторону, их лица ничего не выражали. Я сразу поняла, что сопротивление бесполезно, и обессиленно откинулась на сиденье, чувствуя, как по щекам текут слезы отчаяния и страха.
Кто эти люди? Что им нужно? Опять Артур? Новая порция унижений? Или что-то еще страшнее?
Машина долго неслась по городу, затем выехала на загородное шоссе. Мелькающие огни сменились темнотой, лишь изредка освещаемой фарами встречных машин. Вскоре мы свернули на неприметную дорогу, и я поняла, что мы углубляемся в лес. Вокруг только стена деревьев.
Наконец, показался высокий глухой забор, за которым виднелись очертания какого-то огромного строения. Машина проехала через массивные автоматические ворота, оказавшись на идеально ухоженной, но пустынной территории.
Мы остановились перед внушительным современным зданием из стекла и темного камня. Это был не просто дом, а настоящая цитадель, скрытая от посторонних глаз, излучающая холод и неприступность.
Меня вывели из машины. Я попыталась упереться, но меня крепко держали.
– Что это за место? – вырвалось у меня, голос дрожал. – Куда вы меня притащили? Я требую объяснений!
Но ответом мне снова было молчание и твердый толчок в спину. Меня провели через огромный, почти пустынный холл. Мраморный пол блестел под ногами, потолки терялись где-то в высоте, дорогая дизайнерская мебель – все здесь говорило о больших деньгах и неограниченной власти. Мы поднялись на лифте, который двигался так плавно и бесшумно, что казалось, мы не едем, а парим. Короткий коридор, и один из моих молчаливых провожатых открыл тяжелую дверь из темного дерева. Меня слегка подтолкнули вперед.
Я оказалась в просторном кабинете, размером, пожалуй, с мою бывшую гостиную, если не больше. Одна стена целиком состояла из панорамного окна. Приглушенный свет, идеальный порядок. И тишина… напряженная, почти звенящая в ушах.
За массивным столом из темного дерева, спиной к окну, сидел мужчина. Я видела лишь его темный силуэт, но даже так от него исходила аура такой силы и властности, что я застыла на пороге.
Он медленно повернулся в своем огромном кожаном кресле. Свет от настольной лампы упал ему на лицо. Черты лица резкие, волевые, словно высеченные из камня. Его темные глаза смотрели на меня в упор – холодно, изучающе, без малейшего намека на улыбку. Короткая стрижка, темные волосы, едва тронутые серебром на висках, легкая щетина. Дорогой костюм сидел безупречно, черная рубашка, расстегнутая на две верхние пуговицы..
Он не был красив той глянцевой красотой, что печатают в журналах, но в нем чувствовалась порода, что-то такое, что одновременно и пугало, и необъяснимо притягивало. Это была сама Власть, воплощенная в человеке. Он молча сверлил меня взглядом несколько долгих, мучительных секунд. Рядом с ним я ощущала себя ничтожно малой, какой-то букашкой.
– Верните меня обратно! – выпалила я, едва переведя дух, страх смешивался с подступающим гневом. – Кто вы такой и что все это значит?!
Наконец он заговорил. Голос низкий, с легкой хрипотцой, бархатный, но со стальными нотками внутри. Голос человека, привыкшего отдавать приказы, а не просить.
– Милана Андреевна Воронцова, – он произнес мое имя так, будто пробовал его на вкус. – Благодарю, что согласились уделить мне время. Хотя, способ, которым вас пригласили, возможно, был не самым.. кхм.. вежливым. Меня зовут Демьян Алексеевич Волков.
Дорогие мои, разрешите вам представить нового персонажа моего романа –
Демьян Алексеевич Волков
Пока человек-загадка, крайне властный, опасный мужчина. И судя по всему Артур где-то перебежал ему дорожку и скоро очень сильно пожалеет об этом.

Я стояла в этом огромном кабинете и пыталась осмыслить то, что сейчас происходит. Меня похитили и силой привезли в это неизвестное место, к этому пугающему человеку. Что вообще творится?
Голова шла кругом от вопросов, на которые не было ответов, а от взгляда этого мужчины по спине бежал неприятный холодок.
– Согласились уделить время? – слова вырвались сами собой, голос дрожал от смеси возмущения и подступающей истерики. – Да ваши люди меня скрутили на улице и силой сюда приволокли! Какое, к черту, приглашение?! Вы хоть понимаете, что вы творите?!
На его губах скользнула едва уловимая, почти презрительная усмешка, но глаза остались такими же холодными и непроницаемыми, лишенными всякого тепла.
– Иногда, Милана Андреевна, чтобы донести до человека жизненно важную информацию, приходится прибегать к методам, далеким от светских любезностей. Особенно, когда этот человек балансирует на самом краю пропасти и готов совершить фатальную ошибку.
Его властный жест в сторону кресла из темной кожи напротив стола был скорее приказом, чем предложением.
– Сядьте. Разговор будет долгим. И, смею вас уверить, от его исхода зависит ваше будущее.
Ноги были ватными, почти не слушались, но я заставила себя сделать несколько шагов и опуститься на краешек предложенного кресла. Оно было невероятно мягким, но я чувствовала себя крайне неуютно, готовая в любую секунду вскочить и бежать без оглядки.
– Кто вы такой, господин Волков? – спросила я, отчаянно пытаясь придать голосу твердость, которой не было и в помине. Сердце сильно колотилось. – И откуда, черт возьми, вам известно обо мне… и о моих проблемах?
– О вас, Милана Андреевна, в последнее время говорят многие, – он чуть склонил голову, и в его голосе послышалась неприкрытая ирония. – Ваш бывший супруг, Артур Дмитриевич, не поскупился на усилия, чтобы ваше имя стало синонимом.. в общем не так важно. А что касается ваших проблем… будем считать, что у меня достаточно разветвленная сеть надежных источников, чтобы быть в курсе многого, что происходит в этом городе. Особенно, когда это касается таких заметных фигур, как господин Воронцов.
Он сделал короткую паузу, его тяжелый, пронзительный взгляд был направлен прямо на меня. Я молчала, лихорадочно пытаясь понять, кто же он такой и чего ему от меня нужно. Этот человек был опасен, это чувствовалось очень остро.
– Мне известно, что Артур Воронцов подал на вас иск, – продолжил Демьян, его голос звучал ровно, почти монотонно, словно он говорил о чем-то обыденном, а не о моей личной катастрофе. – Иск, который, если вы немедленно ничего не предпримете, оставит вас не только без гроша в кармане, но и с несмываемым клеймом лгуньи и клеветницы на всю оставшуюся жизнь. Он намерен вас уничтожить. Полностью и без остатка. И, поверьте мне на слово, он это сделает. У него для этого есть все необходимые ресурсы – деньги, связи, и, что самое главное, полное отсутствие каких-либо моральных принципов.
Каждое его слово было как новый удар. Он озвучивал мои самые страшные кошмары, но слышать это от совершенно постороннего человека, да еще и в такой безапелляционной, почти равнодушной манере, было вдвойне мучительно. Слезы снова подступили к глазам, но я яростно их смахнула. Не сейчас. Не перед ним.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает волна сильного отчаяния. – Чтобы насладиться моим унижением? Окончательно меня добить?
– Совсем наоборот, Милана Андреевна, – в его темных глазах на мгновение вспыхнул какой-то странный, хищный огонек, от которого мне стало еще страшнее. – Я, признаться, не особо вникал, чем именно вы так насолили своему благоверному, да это и не важно. Важно то, что он перешел дорогу мне. Поэтому я здесь для того, чтобы предложить вам то, от чего вы, находясь в вашем отчаянном положении, вряд ли сможете отказаться. Я предлагаю вам помощь.
Помощь? От него? Это звучало как насмешка, как еще одно изощренное издевательство. В груди все сжалось от недоверия и страха.
– Какую еще помощь? И почему… почему именно вы? Что вам от меня нужно? Я вас не знаю!
Демьян Волков откинулся в своем массивном кресле, его пальцы медленно сцепились в замок на столешнице. Он смотрел на меня так, будто читал мои мысли.
– Скажем так, у меня есть свои давние и очень веские причины… не испытывать ни малейшей симпатии к вашему бывшему мужу. И я был бы не прочь увидеть, как с его самоуверенной физиономии наконец сползет эта наглая, самодовольная ухмылка. А вы, Милана Андреевна, как нельзя лучше подходите на роль того инструмента, который поможет мне этого добиться. И себе заодно жизнь исправите, разумеется, если у вас хватит ума и смелости.
Я смотрела на него, пытаясь зацепиться хоть за что-то в его холодных, расчетливых словах. Месть? Какие-то старые деловые разборки? И я – всего лишь разменная монета, пешка в его сложной, непонятной игре? От этой мысли стало совсем дурно.
– Я не понимаю… Я ничего не понимаю! – вырвалось у меня почти с отчаянием.
– Все вы прекрасно понимаете, Милана Андреевна, – его голос стал жестче, не оставляя места для сомнений. – Вы хотите вернуть себе доброе имя? Хотите, чтобы Артур Воронцов ответил за всю ту боль и унижения, что он вам причинил? Хотите перестать быть беззащитной жертвой, которую каждый может пнуть, и снова почувствовать твердую почву под ногами? Я могу вам все это дать.
– Но… какой ценой? – этот вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я успела подумать. Я не была настолько наивна, чтобы поверить в бескорыстное благородство со стороны такого человека, как он. За все в этой жизни приходится платить.
Он усмехнулся, и в этой усмешке было что-то пугающее, почти зловещее.
– Цена, Милана Андреевна, разумеется, есть. Всегда есть. В вашем случае, это будет… ваше полное и безоговорочное содействие. Ваша абсолютная лояльность. И готовность идти до конца, какими бы ни были мои методы. А они, смею вас уверить, могут сильно отличаться от той беззаботной жизни, к которой вы привыкли.
Как я вышла из этого ужасного кабинета, как оказалась снова в машине с молчаливыми охранниками, я помнила смутно. Кажется, один из них просто открыл дверь, давая понять, что аудиенция окончена, и я, как во сне, поплелась за ним.
Всю дорогу я сидела, вцепившись в холодную кожу сиденья, и смотрела на проносящиеся мимо огни, которые сливались в одно размытое пятно.
В руке я мертвой хваткой сжимала тонкую черную карточку.
Демьян Алексеевич Волков. И номер телефона. Ничего больше.
А в голове, как молот, стучали его слова:
«Вы либо выплываете со мной, либо тонете в одиночку… Мое терпение не безгранично».
Они не повезли меня обратно на набережную, где подобрали, а молча высадили у подъезда Алевтины Петровны. Видимо, этот Демьян Волков знал обо мне действительно все.
Откуда? Этот вопрос сейчас казался второстепенным по сравнению с тем выбором, который он передо мной поставил.
Алевтина Петровна встретила меня на пороге, ее лицо было полно тревоги.
– Милочка! Деточка, что случилось? Кто это был? Тебя не обидели?
Я молча прошла в комнату и рухнула на старый диван, чувствуя, как меня накрывает волна запоздалого шока. Только сейчас я в полной мере осознала весь ужас произошедшего: похищение, этот пугающий человек, его невероятное, дьявольское предложение.
– Меня… меня отвезли к одному человеку, – с трудом выдавила я, голос все еще дрожал. – Его зовут Демьян Волков. Он… он предложил мне помощь. Против Артура.
Я рассказала няне все, не упуская ни одной детали: о его осведомленности, о предложенной сделке, о его условиях – полная лояльность и готовность идти до конца, его методами.
Алевтина Петровна слушала молча, и по мере моего рассказа ее лицо становилось все бледнее, а в глазах застыл ужас.
– Господи Иисусе, – прошептала она, когда я закончила, и перекрестилась. – Милана, деточка, это же… это же опасно! Кто он такой, этот Волков? Что ему на самом деле нужно? Ну какие еще счеты с Артуром этим? Это бандиты, Милочка, настоящие бандиты, только в дорогих костюмах! А если ты окажешься между двух огней? Если он просто использует тебя, а потом…
Ее страхи были и моими страхами. Этот Демьян Волков не вызывал ни капли доверия. От него веяло такой силой и опасностью, что становилось жутко. Его холодные глаза, его властный голос, его почти дьявольская усмешка…
Он был похож на хищника, предлагающего спасение маленькой, испуганной мышке, но с явным намерением потом эту мышку съесть.
– Я знаю, няня, я все понимаю, – тихо ответила я, глядя на черную карточку в своей руке. – Но что мне делать? Артур меня уничтожит. Этот иск… я никогда не смогу от него отмыться, никогда не смогу выплатить эту компенсацию. Он все продумал. А этот Волков… он единственный, кто предложил хоть какой-то выход. Пусть даже такой… страшный.
Всю ночь я не сомкнула глаз. Я лежала на скрипучем диване, глядя в потолок, и снова и снова прокручивала в голове его слова. Передо мной стояло его лицо – жесткое, волевое, безжалостное.
«Вы либо выплываете со мной, либо тонете в одиночку».
Он был прав. Абсолютно прав. В одиночку я утону, и очень быстро. Артур позаботится об этом. Он не просто вышвырнул меня, он методично стирал меня из жизни, как ненужную запись в блокноте.
Весь мир отвернулся от меня. И только этот страшный, опасный человек протянул мне руку. Пусть даже эта рука была в стальной перчатке, и намерения его были далеки от благородства.
«Мои методы могут вам не понравиться… Пути назад уже не будет».
Я взвешивала его слова снова и снова. Готова ли я пойти на это?
Готова ли я довериться человеку, который сам похож на дьявола, чтобы победить другого дьявола, но уже знакомого, того, кто растоптал мою жизнь? Стать его пешкой? Его оружием? Превратиться в такую же холодную, расчетливую интриганку, как те, кого я всегда презирала?
Страх сковывал ледяными объятиями. Но где-то глубоко внутри, под слоем отчаяния и ужаса, зарождалось что-то еще.
Злость. Холодная, яростная злость на Артура, на Кристину, на всех, кто так легко вытер об меня ноги.
Я вспомнила его смех по телефону, торжествующее лицо Кристины, когда она входила в мою спальню.
И еще… упрямое, отчаянное желание выжить. Не просто выжить, а доказать им всем, что я не сломлена. Что я еще могу бороться.
Утром, едва забрезжил рассвет, я приняла решение. Дрожащей рукой я взяла телефон. Медленно набрала номер, написанный на черной карточке. Каждый удар сердца отдавался в висках. Пальцы несколько раз соскальзывали с экрана.
«Будь что будет, – подумала я, зажмурившись. – Хуже уже некуда».
Я нажала кнопку вызова.
Длинные, мучительные гудки.
Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем на том конце провода раздался его спокойный, чуть насмешливый голос: –
Я слушаю, Милана Андреевна. Неужели вы так быстро приняли решение? Я впечатлен.
– Я слушаю, Милана Андреевна. Неужели вы так быстро приняли решение? Я впечатлен.
Его спокойный, чуть насмешливый голос на том конце провода прозвучал так, будто он говорил о чем-то совершенно обыденном и незначительном, а не о моей готовности прыгнуть в бездну. У меня перехватило дыхание от негодования.
Впечатлен он! Я тут, значит, балансирую на краю пропасти, решаю, как бы не свалиться окончательно, а он «впечатлен» моей оперативностью. Наверное, думает, я тут от восторга так быстро согласилась.
– Я… я согласна, – выдавила я, стараясь, чтобы голос не дрожал, хотя внутри все тряслось от переполняющих меня эмоций. – Я принимаю ваше предложение, господин Волков.
– Прекрасно, – его тон не изменился ни на йоту. Ни удивления, ни удовлетворения. Только ледяное спокойствие. – Разумный выбор, Милана Андреевна. Хотя, признаться, я ожидал от вас большей склонности к саморазрушению. Машина будет у вашего подъезда через час. Будьте готовы. И никаких лишних вещей. Возьмите только то, что действительно необходимо. Все остальное вам предоставят.
– Машина? Куда… куда мы поедем? – растерянно спросила я.
– Туда, где вас никто не найдет. И где вы сможете спокойно подготовиться к тому, что вас ждет. Вопросы есть?
Вопросов была тысяча. Целый рой. Но я понимала, что задавать их бессмысленно. Он не из тех, кто будет что-то объяснять или успокаивать.
– Нет, – тихо ответила я.
– Вот и отлично. Через час. Не опаздывайте.
Короткие гудки. Он повесил трубку, не попрощавшись.
Я опустила телефон, руки безвольно повисли вдоль тела. Все. Жребий брошен. Я сделала свой выбор, и пути назад, как он и предупреждал, уже не было.
Алевтина Петровна, услышав обрывки разговора, смотрела на меня с ужасом и состраданием.
– Милочка, ты… ты уверена? Это же так опасно! Что это за человек?
Я подошла к ней, взяла ее сухие, теплые руки в свои, холодные как лед.
– Няня, милая, я не знаю, кто он. Но я знаю, что если я ничего не сделаю, Артур меня просто уничтожит. А этот Волков… он мой единственный шанс. Пусть даже призрачный. Не волнуйтесь за меня, пожалуйста. Я должна попробовать. Я должна бороться.
Она ничего не ответила, только крепче сжала мои пальцы, и по ее морщинистым щекам покатились слезы.
Следующий час пролетел как одно мгновение. Я быстро собрала небольшую сумку: немного одежды, документы, туалетные принадлежности. Оглядела крошечную комнатку, ставшую мне временным убежищем. Прощай, бедная, но тихая гавань. Что ждет меня впереди?
Ровно через час под окнами бесшумно остановился тот же черный внедорожник, что и вчера. Только на этот раз из него вышел один водитель в строгом костюме. Он молча открыл передо мной заднюю дверь. Никаких грубых охранников, никакой силы. Но от этого не становилось менее жутко. Я чувствовала себя так, будто добровольно иду в пасть к хищнику.
Я крепко обняла Алевтину Петровну на прощание.
– Я буду звонить, нянечка, обязательно буду, – прошептала я, едва сдерживая слезы.
– Береги себя, деточка, – всхлипнула она. – Храни тебя Господь.
Машина плавно тронулась с места. Дорога показалась мне не такой долгой, как вчера, возможно, потому что я была слишком погружена в свои мысли, или же от страха время просто ускорилось. Вскоре знакомые городские пейзажи сменились высокими заборами элитного загородного поселка. Тот же шлагбаум, та же строгая охрана. Но на этот раз мы свернули не к тому внушительному зданию, где вчера я впервые увидела Волкова.
Машина остановилась у ворот элегантного двухэтажного особняка, окруженного ухоженным садом. Дом был меньше вчерашнего «офиса», но не менее роскошным и, как мне показалось, совершенно безжизненным.
Водитель открыл мне дверь, помог выйти, подхватил мою сумку.
– Прошу, Милана Андреевна. Господин Волков распорядился разместить вас здесь.
В доме меня встретила молчаливая женщина средних лет в строгой униформе, видимо, экономка. Она провела меня на второй этаж, в просторную, светлую спальню с огромной кроватью и выходом на балкон. Все было обставлено с безупречным, но холодным вкусом. Слишком идеально, слишком бездушно. Как номер в очень дорогом отеле, где никто не живет по-настоящему.
– Если вам что-нибудь понадобится, нажмите эту кнопку, – экономка указала на небольшой пульт у кровати. – Обед будет подан в два. Господин Волков приедет вечером. Он оставил для вас это.
Она положила на туалетный столик запечатанный конверт и небольшую бархатную коробочку, после чего бесшумно удалилась.
Я осталась одна посреди этой холодной роскоши. Подошла к окну. За ним простирался идеально подстриженный газон, дальше – высокий забор, полностью скрывающий дом от внешнего мира. Золотая клетка. Моя новая реальность.
Дрожащими руками я открыла конверт. В нем лежал один лист бумаги. Краткие, четкие инструкции, написанные от руки:
«Милана Андреевна,
Располагайтесь и отдыхайте. Вам понадобятся силы.Ваш личный телефон временно будет работать только на прием одного номера – моего. Для экстренных случаев в доме есть стационарный аппарат. Любые попытки связаться с кем-либо еще будут мне известны. Не советую проверять.На туалетном столике вы найдете официальное приглашение на благотворительный вечер, который состоится послезавтра. Вы пойдете туда. Со мной. Это не обсуждается.К моему приезду сегодня вечером вы должны быть готовы морально. Разговор будет непростым, и я ожидаю от вас полной концентрации.Сердце пропустило удар. Благотворительный вечер… Я, в моем положении, на светском рауте? И я пойду туда. С ним. С Волковым. В качестве его спутницы. Зачем ему это? Какую игру он затеял?
Я подошла к туалетному столику, на котором лежало тисненое золотом приглашение. На два лица: «Господин Демьян Волков и его спутница».
Мое имя там не значилось. Я была просто «спутницей». И тут мой взгляд остановился на бархатной коробочке. Руки сами потянулись к ней. Внутри, на атласной подушечке, лежал не браслет и не колье.