Шах королю, мат моему сердцу

Глава 1 «Золотая клетка»

Бет Колдуэлл сидела за шахматной доской, ее поза была безупречна - прямой позвоночник аристократки, изящные запястья, сложенные на столе, подбородок слегка приподнят. Лучи закатного солнца, пробивавшиеся сквозь высокие окна турнирного зала, играли в ее волосах, превращая золотистые пряди в жидкое солнце. Она напоминала старинную фарфоровую статуэтку - настолько совершенную, что казалось нереальной.

–Сдаюсь.

Ее соперник опрокинул короля, и Бет автоматически улыбнулась - той самой отработанной до автоматизма улыбкой, которая показывала ровно восемь верхних зубов и делала глаза чуть уже, создавая иллюзию тепла. Никто не видел, как ее ногти впивались в ладони под столом, оставляя красные полумесяцы на бледной коже.

Она встала, и шелковое платье цвета слоновой кости мягко обволокло ее фигуру, подчеркивая тонкую талию и плавные изгибы бедер. Бет носила эти наряды как доспехи - специально сшитые на заказ, безупречно сидящие, создающие образ неприступной королевы. Ее движения были отточены годами тренировок - ни одного лишнего жеста, ничего, что могло бы выдать волнение.

«Не трогать руками. Хрупкое»

Когда вспышки фотокамер ослепили ее, Бет не моргнула. Она научилась этому - задерживать дыхание и не моргать, чтобы не испортить кадр. Ее голубые глаза, холодные как альпийские озера, смотрели сквозь толпу, не задерживаясь ни на ком.

-Мисс Колдуэлл, взгляд сюда! - крикнул фотограф. Она повернула голову ровно на сорок пять градусов - оптимальный угол для ее скул. Еще одна вспышка. Еще одна идеальная фотография для коллекции.

В гардеробе, пока никто не видел, она наконец расслабила плечи. Зеркало напротив показало другую Бет - усталую, с тенью под глазами, которую не мог скрыть даже самый искусный консилер. Она провела пальцами по лицу, ощущая подушечками легкую шероховатость кожи - последствие бессонных ночей за анализом партий.

–Ты должна быть совершенной, - голос отца звучал у нее в голове. –Они не простят тебе ни одной ошибки. Ни в шахматах, ни во внешности.

Бет достала из клатча пудреницу и легкими движениями замаскировала следы усталости. Ее руки не дрожали - она не позволяла им дрожать. Каждое движение было выверено, как шахматная комбинация.

Зал пресс-конференции гудел, как растревоженный улей. Бет вошла через боковую дверь - её появление вызвало мгновенную тишину, за которой последовал шквал щелчков затворов. Она шла к президиуму медленно, чувствуя, как сотни глаз скользят по её фигуре, словно пальцы по шахматной доске.

Фотовспышки ослепляли, создавая временные пятна в глазах. Бет села за длинный стол, покрытый синим сукном, и сложила руки перед собой - левая ладонь поверх правой, как учил отец. Её ногти были покрыты прозрачным лаком, почти невидимым под софитами.

–Мисс Колдуэлл, ваш сегодняшний матч... - начал репортёр из «Chess Today», но его перебила рыжая женщина из модного журнала.

–Какое платье вы выбрали для сегодняшней победы? - выкрикнула она, сверкая зубами, отбеленными до неестественного блеска.

–Это Chanel, осень-зима 2018, - автоматически ответила она, чувствуя, как губы сами складываются в улыбку. –«Отец ненавидел, когда я говорила о моде».

–Ваш стиль игры называют холодным и расчетливым, - начал журналист. –Но ваша внешность...

Бет улыбнулась той самой улыбкой, от которой у интервьюеров перехватывало дыхание.

–Шахматы - это не конкурс красоты, - сказала она мягким голосом, который журналисты описывали как «бархатный удар ниже пояса».

Справа поднялась рука. Бет узнала Гарри О'Коннора - его борода всегда была чуть неопрятна, а рубашки - слегка помяты. Единственный, кто не смотрел на неё как на экспонат в витрине.

–Ваш сегодняшний 37-й ход - это отсылка к партии Фишера 1972 года? - спросил он.

Бет почувствовала, как напряжённые плечи слегка расслабились.

–Да, но с модификацией, - её голос вдруг оживился. –Фишер...

–Какой у вас уход за кожей? - перебила блондинка из глянца. –Вы так сияете после пятичасового матча!

В зале раздался смешок. Бет почувствовала, как тепло разливается по щекам. Она машинально подняла руку к лицу - этот жест тут же вызвал новую волну вспышек.

–«Не показывай, что тебя задели» - пронеслось в голове.

–Вода и восьмичасовой сон, - ответила она, хотя последний раз спала восемь часов подряд ещё в колледже.

–Правда ли, что ваш отец запрещал вам краситься перед турнирами?" - выпалила молодая журналистка с блокнотом.

Бет ощутила, как в висках застучало. Её пальцы незаметно сжали край стола.

–Мой отец учил меня, что главное - это игра, - сказала она, выдерживая паузу. –А не то, как ты выглядишь за доской.

–Но ведь ваша внешность привлекает новых поклонников в шахматы! - воскликнула рыжая. –Вы же сознательно создаёте этот образ - неприступной шахматной королевы?

Бет медленно провела языком по передним зубам - старая привычка проверять, не размазалась ли помада.

–Образы создают в театре, - ответила она, чувствуя, как голос становится холоднее. –Я просто играю в шахматы. Иногда выигрываю.

В зале засмеялись. Все, кроме Гарри - он смотрел на неё слишком внимательно, будто видел не только безупречный макияж, но и тени под ним.

–Ваш последний ход сегодня - это был... - начал он.

–Какой тушью вы пользуетесь? - перебила блондинка. –Ресницы выглядят потрясающе!

Бет почувствовала, как что-то внутри неё надрывается. Она встала - плавно, как учили, чтобы не опрокинуть микрофон.

–Спасибо за вопросы, - сказала она тем тоном, которым объявляла мат. –Партия окончена".

Когда она вышла в коридор, её руки дрожали. Бет судорожно сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. –«Никто никогда не видит игры. Только упаковку».

За спиной раздались шаги. Она обернулась - Гарри.

–Простите за них, - он протянул стакан воды. –Сегодня особенно достали?

Бет взяла стакан, стараясь, чтобы их пальцы не соприкоснулись.

Глава 2 «Игра нервов»

Бет Колдуэлл проснулась за два часа до будильника, её сердце бешено колотилось, будто пыталось вырваться из грудной клетки. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к стуку собственной крови в висках, пока глаза не привыкли к полумраку гостиничного номера. За окном Нью-Йорк только начинал просыпаться — где-то вдалеке гудели первые грузовики, доносясь сквозь двойные стекла приглушенным рокотом.

Она провела ладонью по лицу, ощущая под пальцами влажную кожу. Ночная потливость — очередной "подарок" от её нервной системы перед важными матчами. Особенно перед такими.

Сегодня она играла против Дэнни Кроуфорда.

Имя вспыхнуло в сознании, словно предупреждение. Бет резко села на кровати, сбросив шелковистое одеяло. Прохладный воздух кондиционера обжег кожу мурашками. Она потянулась за стаканом воды на тумбочке — её пальцы дрожали, когда она подносила его к губам.

–Это просто очередной матч, — прошептала она в темноту, но голос звучал фальшиво даже в её собственных ушах.

В ванной комнате Бет включила свет и на мгновение ослепла от яркости. Зеркало отразило её лицо — бледное, с тёмными тенями под глазами, с едва заметной вертикальной морщинкой между бровей, которая появлялась только в моменты сильного напряжения. Она провела пальцами по этой морщинке, вспомнив, как отец в детстве говорил:

–Хмуришься — проиграешь. Шахматы любят холодный расчёт, а не эмоции.

Вода в душе была почти обжигающе горячей, но Бет стояла под струями неподвижно, позволяя им смыть с неё остатки сна и тревоги. Пар заполнял пространство, окутывая её плотным туманом. В этом белом коконе она наконец позволила себе то, что никогда не допустила бы наяву — закрыла глаза и представила его лицо.

Дэнни Кроуфорд. Тот самый "шахматный бунтарь", о котором в последние месяцы не говорил только ленивый. Его фотографии в журналах — всегда с небрежной ухмылкой, с растрёпанными тёмными волосами, с зелёными глазами, в которых светилось что-то дерзкое, почти вызывающее. Он играл не так, как все. Неправильно. Нарушая все каноны и при этом выигрывая.

Бет резко выключила воду. Капли продолжали стекать по её спине, оставляя холодные следы.

–Почему он меня так бесит? — спросила она у своего отражения в запотевшем зеркале.

Ответ пришёл мгновенно — потому что он смеялся. Над шахматами. Над её миром. Над тем, что она выстраивала годами кропотливой работы.

Одевалась она медленно, с почти ритуальной тщательностью. Каждый предмет одежды проходил строгий отбор — тёмно-синий костюм от Armani (строгий, но подчёркивающий линию талии), белая шёлковая блузка (не просвечивает под софитами), жемчужные серёжки (подарок матери, который она носила на все важные матчи). Никаких духов — только едва уловимый аромат нейтрального дезодоранта. Ничто не должно отвлекать.

Перед выходом Бет остановилась у переносной шахматной доски, которую всегда брала с собой. Её пальцы автоматически расставили фигуры — белые на её стороне, чёрные на противоположной. Она разыграла несколько вариантов сицилианской защиты, которую ожидала от Кроуфорда, но мысли упорно возвращались к его последнему интервью:

–«Шахматы — это не священная корова. Иногда нужно просто пнуть её и посмотреть, что произойдёт.»

–Наглый выскочка, — прошептала она, но в глубине души знала — это не просто бравада. За его небрежностью скрывался острый, нестандартный ум.

Когда лифт спустился в холл, Бет на мгновение замерла в дверях. Обычно перед матчами её встречали пара репортёров, максимум — десяток фанатов. Сегодня же холл кишел людьми. Фотографы, журналисты с камерами, зрители — все они обернулись, когда она появилась, и в воздухе повисло то самое напряжённое ожидание, которое обычно предшествует боксёрским поединкам.

–Мисс Колдуэлл! Как вы оцениваете свои шансы против Кроуфорда? — крикнул кто-то из толпы.

Бет не ответила. Она прошла сквозь толпу с высоко поднятой головой, чувствуя, как сотни глаз сканируют каждый её шаг. Её каблуки чётко стучали по мраморному полу, отмеряя ритм, который знала только она.

На улице её ждал чёрный лимузин. Бет скользнула внутрь, с облегчением погружаясь в прохладную темноту салона. Дорога до шахматного клуба заняла ровно семнадцать минут — она отсчитывала каждую секунду, глядя в окно на мелькающие улицы Манхэттена.

Когда машина остановилась, Бет закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

–Ты чемпионка, — напомнила она себе. –Ты не имеешь права бояться.

Но когда она вышла из машины, её ладони были влажными.

Турнирный зал Бостонского шахматного клуба сегодня напоминал театр перед премьерой. Все места были заняты, в проходах стояли люди. Бет шла по центральному проходу, чувствуя, как волна шёпота катится перед ней: ––--–Смотрите, это Колдуэлл!"

–"Она сегодня играет против Кроуфорда!"

–"Думаете, он её победит?"

Она поднялась на сцену, где стоял единственный шахматный стол, освещённый яркими софитами. Её стул был пуст. Напротив... Напротив тоже никого не было.

Судья посмотрел на часы. До начала матча оставалось пять минут. В зале начался тревожный гул. Бет села, положив руки на колени — левую поверх правой, как всегда. Её ногти впивались в ладони.

–Он делает это специально, — поняла она. Это была психологическая атака, попытка вывести её из равновесия ещё до первого хода.

Ровно в назначенное время судья поднял руку, собираясь объявить техническую победу. И в этот момент...

Дверь в дальнем конце зала с грохотом распахнулась.

Дэнни Кроуфорд ворвался в зал, как ураган. Его тёмные волосы были растрёпаны, рубашка — небрежно заправлена в брюки, на одной щеке красовался след от подушки. В одной руке он держал бумажный стаканчик кофе, в другой — потрёпанную книгу по шахматным дебютам, которую явно читал по дороге.

–Простите за опоздание! — его голос звонко разнёсся по залу. — Будильник подвёл.

Зал взорвался смехом. Бет почувствовала, как по её щекам разливается жар. Он... он смеялся. Смеялся над всем этим — над строгими правилами, над церемониями, над... ней.

Глава 3 «Гамбит Ленина»

Я проснулся в предрассветных сумерках, когда город еще спал, а первые лучи солнца только начинали золотить верхушки небоскребов. Во рту стоял привкус вчерашнего виски, а в голове - навязчивый образ ее лица. Бет Колдуэлл. «Золотая королева». Женщина, которая два года не знала поражений.

В номере царил творческий беспорядок - на столе лежали разбросанные шахматные фигуры, потрепанная тетрадь с заметками о гамбите Ленина, три пустых стаканчика из-под кофе. Я встал, ощущая холод паркета под босыми ногами, и подошел к окну. Сегодня все изменится.

Душ я принял ледяной, стоя под струями, пока кожа не покраснела, а пальцы не свело от холода. Вода смыла остатки сна, но не смогла смыть образ ее голубых глаз - таких холодных и таких... живых. Я представлял, как сегодня они расширятся от удивления, как на ее идеально гладком лбу появится морщинка недоумения.

Оделся я нарочито небрежно - черные джинсы, белая рубашка с расстегнутыми на два пуговицы воротником, пиджак, который давно просился в химчистку. Никаких галстуков, никаких начищенных туфель. Пусть ненавидят, но запомнят.

Кофе я пил стоя у окна, наблюдая, как город просыпается. В голове уже разыгрывались варианты сегодняшней партии. Я знал ее стиль - точный, выверенный, безупречный. Она считала каждую пешку, каждый темп. Но у нее была слабость - она ненавидела хаос. А я собирался устроить самый настоящий хаос.

Я намеренно опоздал ровно на пять минут. Когда распахнул дверь зала, все обернулись. Бет уже сидела за доской - прямая как струна, руки сложены перед собой, взгляд устремлен в пустоту. Она даже дышала как-то слишком правильно, слишком... безупречно.

–Простите за опоздание, - сказал я, плюхаясь в кресло напротив. –Будильник подвел.

Она даже не моргнула. Просто кивнула судье - холодный, расчетливый жест. Я специально пролил каплю кофе на стол - ничего, ни малейшей реакции. Черт, она была хороша.

Партия началась предсказуемо - ее королевский пешечный дебют, моя сицилианская защита. Первые десять ходов прошли в тишине, прерываемой только щелчками шахматных часов. Она играла методично, точно - настоящая шахматная машина. Я видел, как ее глаза бегают по доске, просчитывая варианты. Но она не видела главного.

На пятнадцатом ходу я взял свою ладью. Фигура была тяжелой в руке, теплой от того, как я сжимал ее все эти минуты. Я поднял глаза и встретился с ее взглядом.

–Ты уверена, что хочешь этого? - спросил я беззвучно, одними губами.

Она не дрогнула. Я поставил ладью на f3 - жертва. В зале пронесся шепот. Бет замерла.

Тишина длилась вечность. Я видел, как ее пальцы слегка дрожат. Как ее глаза, впервые за партию, не смотрят на доску, а ищут подвох. Она не понимала. Она никогда не жертвовала фигуру просто потому, что это... красиво.

Она потянулась за ферзем, остановилась. Сделала ход, который от нее ждали. Я ответил мгновенно. Еще три хода - и мат.

Когда я объявил мат, зал взорвался аплодисментами. Бет сидела неподвижно, глядя на доску. Ее губы были плотно сжаты, но я видел - ее руки дрожали.

Я наклонился вперед, чтобы никто кроме нее не услышал:

–Иногда нужно проиграть, чтобы понять, как выигрывать.

Она подняла на меня глаза - и впервые за всю партию я увидел в них не холодный расчет, а что-то другое. Что-то живое. Удивление. Ярость. Интерес.

После партии я не ушел. Стоял в стороне, наблюдая, как она медленно собирает фигуры, ее пальцы бережно касаются каждой, будто извиняясь за поражение. Когда она подняла голову и увидела меня, я просто кивнул и улыбнулся - не торжествующе, а... с пониманием.

Она замерла на мгновение, затем резко развернулась и направилась к выходу. Но в дверях остановилась, обернулась. Наши взгляды встретились через весь зал. И в этот момент я понял - это только начало. Настоящая игра только начинается.

Глава 4 «Запрещенный ход»

Доска плыла перед глазами.

Я не могла отвести взгляд от черной ладьи, стоящей на f3. Она выглядела там так неестественно, так... неправильно. Как пятно на безупречном холсте.

–«Это невозможно. Он не мог...»

Мои пальцы сжали ферзя так сильно, что фаланги побелели. В голове молнией проносились варианты, комбинации, но все они вели к одному — этот ход не имел смысла. Ни тактического, ни стратегического. Это была чистая, бессмысленная жертва.

И именно поэтому я не видела ее.

— Ваш ход, мисс Колдуэлл, — напомнил судья.

Зал замер. Я подняла глаза и встретилась с взглядом Кроуфорда. Его зеленые глаза светились торжеством. Не просто удовлетворением от хорошего хода — восторгом. Как у ребенка, который подложил лягушку в учительский стол.

–«Он наслаждается этим».

Я сделала единственный логичный ход — взяла ладью.

И тогда начался кошмар.

Три хода спустя.

— Мат, — произнес Кроуфорд тихо, ставя своего черного короля на e2.

В зале взорвался гул. Я продолжала смотреть на доску, не веря.

–Этого не может быть. Это...

И вдруг меня осенило.

–Ты жульничаешь!

Мой голос прозвучал резко, как удар хлыста. Гул в зале стих.

Кроуфорд медленно поднял брови:

— Серьезно? После того, как ты сама взяла мою ладью?

— Это гамбит Ленина! — я вскочила, опрокидывая стул. — Он запрещен в турнирах FIDE с 1998 года!

Судья поспешно подошел:

— Мисс Колдуэлл, пожалуйста, успокойтесь...

— Проверьте его! — я ткнула пальцем в Кроуфорда. — Он должен был объявить о нестандартном дебюте перед партией!

Кроуфорд откинулся на спинку стула, скрестив руки:

— Я просто пожертвовал ладью. Никаких специальных правил не нарушал.

Его спокойствие бесило меня еще больше.

— Вы знали! — мои ноздри раздувались. — Вы знали, что я не распознаю этот гамбит, потому что его не изучают!

В зале начался ропот. Судьи совещались, перелистывая правила. Кроуфорд тем временем поднял мою опрокинутую фигуру короля и аккуратно поставил ее передо мной.

— Не сердись, золотая, — прошептал он так, чтобы слышала только я. — Ты только что получила самый ценный урок в своей карьере.

— Какой?! — я чуть не задохнулась от ярости.

Он улыбнулся, и в его глазах вспыхнуло что-то почти... нежное.

— Что даже у совершенства есть изъяны.

После матча.

Судьи не нашли нарушений. "Нестандартная жертва" — вот их вердикт.

Я стояла в пустом зале, глядя на оставшуюся доску. Мои пальцы дрожали, когда я брала черную ладью — ту самую, что все разрушила.

За моей спиной раздались шаги.

— Оставь, — сказала я, не оборачиваясь. — Ты добился чего хотел.

Но Кроуфорд не ушел. Он подошел вплотную, его дыхание коснулось моей шеи, когда он наклонился и прошептал:

— Я добился только начала.

Потом он положил что-то на доску и вышел. Это была его визитка. На обратной стороне — надпись:

«Научи меня играть правильно. Я научу тебя играть красиво.»

И номер телефона.

Я сжала карточку в кулаке... но не выбросила.